Эви, Уилл и Джерихо вернулись в музей гораздо позже, чем рассчитывали. Дядя Уилл, встав на специальную передвижную лестницу, принялся искать что-то на книжных полках, водя пальцем по старым корешкам. Некоторые из книг он передавал Джерихо.

– Посмотрим, сможешь ли ты отыскать здесь Библию. Одна точно должна быть в зале, где выставлены коллекции.

Эви не очень-то хотелось идти туда, особенно ночью.

– А Джерихо не может это сделать? Он лучше ориентируется в музее, чем я.

– Джерихо сейчас помогает мне, к тому же, насколько я знаю, у тебя есть ноги и ты способна самостоятельно передвигаться. Ты сама захотела поехать сегодня с нами, так ведь?

– Да, но…

– Тогда приноси хоть какую-нибудь пользу.

Эви быстрым шагом миновала одну за другой комнаты музея, на ходу включая все возможные светильники. Ей было плевать, если счет за свет окажется неподъемным: сейчас главным было, чтобы ее путь стал светел, как Бродвей. Замерев на пороге зала с коллекциями, Эви положилась только на свои глаза: ей ужасно не хотелось заходить внутрь, в окружение этих жутких вещей. Когда стало ясно, что этого не избежать, Эви включила старый граммофон, чтобы тот разогнал ее страхи. Это оказалась нечеткая, шуршащая запись рэгтайма на пианино. Веселая мелодия приободрила Эви, и она приступила к своим поискам. В самом углу, у камина, она споткнулась обо что-то, спрятанное под персидским ковром. Приподняв угол ковра, Эви обнаружила в полу маленький люк с металлическим кольцом – подземное убежище? В любом случае люк выглядел слишком тяжелым, чтобы она могла открыть его в одиночку, к тому же к нему не притрагивались долгие годы. Эви прикрыла ковром свою находку. На боковом столике Эви увидела Библию, служившую подставкой для папоротника в глиняном горшке.

– И мама еще говорит, что я безбожница.

Музыка тем временем прекратилась. Несколько секунд длилось шуршащее молчание записи, и потом заговорил какой-то человек.

– «Я мог видеть призраки мертвых, сколько себя помню, – протянул он. – В большинстве своем они, конечно, ищут покоя и мира. Но не все. Не в общем плане. В нашем мире существует зло, оно жило в сердцах людей и продолжает жить…»

Эви рывком сняла иглу с пластинки и выбежала из комнаты, не выключив света.

– Ты где так долго пропадала? – спросил Уилл, когда Эви, запыхавшись, вбежала в комнату. Они с Джерихо собрали стопку книг, которую теперь пытались запихать в дипломат Уилла.

– Ходила пешком в Иерусалим, за Библией. Я подумала, вдруг ты захочешь оригинал, – парировала Эви. – А ты знал, что там есть люк в полу?

– Да, – спокойно ответил Уилл.

– И куда же он ведет? – раздраженно спросила Эви.

– Там лестница, спускающаяся в подпол, и туннель. Здесь находилась остановка подземной железной дороги. Соджорнер Трут лично прятала здесь бывших рабов, – пояснил Уилл. Он взял Библию и положил ее в дипломат. – Теперь это пристанище для крыс и гор пыли. Пойдем?

Эви с Джерихо ждали на просторном каменном крыльце, пока дядя Уилл запрет музей. Фонари уже зажглись, окутав Центральный парк мистическим светом. Уголком глаза она заметила что-то постороннее, что привлекло ее внимание, и повернулась.

– Что там? – спросил Джерихо. Он посмотрел в ту же сторону.

– Мне показалось, что за нами кто-то следит, – сказала Эви, пристально вглядываясь в полумрак. Теперь в той стороне действительно никого не было. – Наверное, глаза меня подвели.

– У нас был очень длинный и тяжелый день, – мягко сказал Джерихо. – Так что нет ничего удивительного в том, если тебе что-то покажется.

– Наверное, ты прав, – согласилась Эви, но у нее сохранилось непреодолимое ощущение, что это был не кто иной, как Сэм Лойд. Ей даже показалось, что он стоял, опираясь боком на дерево, в той самой самоуверенной позе, которая ее так раздражала. Но Джерихо был прав – там пусто, только фонарный столб и темный парк.

* * *

Сэм прятался за огромным зазубренным булыжником до тех пор, пока они не ушли. Она его заметила! Всего на секунду, но этого было более чем достаточно. Что в этой девчонке заставляет его полностью растерять все свои уличные фишки? Он пришел в музей, надеясь уболтать Эви, чтобы она по-хорошему отдала его куртку. Но тут Сэм заметил детектива и решил вернуться попозже – когда в музее уже никого не будет, – чтобы украсть куртку и еще пару вещиц, которые ему могут пригодиться.

Сэм дожидался подходящего момента в сутолоке и суматохе Таймс-сквер. Он присмотрел себе жертву – морячка, неуверенно топчущегося на углу Бродвея и Сорок пятой. На улицах было не протолкнуться – люди спешили домой с работы. Большинство щипачей считали это время самым удачным – все слишком погружены в свои мысли, внимание рассеяно. Но у Сэма был особый талант: загадочная возможность ходить у людей под носом абсолютно незамеченным. Он не был невидимкой, скорее, ему удавалось перенаправлять мысли людей так, что они просто не видели его в упор. Ему стоило только подумать «ты меня не видишь», и человек будто его слушался. Кроме того, Сэм был очень юрким и стремительным, проворным, как кот. В эти моменты он не слышал ничего, кроме собственного ровного дыхания, и спокойно доставал кошельки из карманов, подбирал сумочки со столов в ресторане, стягивал хлеб прямо с прилавка. Он не знал, почему это работает и как, но никогда не сомневался в своем даре. Благодаря ему Сэму удавалось выжить уже два года.

Он помнил первый случай, когда его дар обнаружился, с такой четкостью, будто это случилось только вчера. Сэм был еще мальчиком – десяти, может быть, одиннадцати лет, – и его недавно оставила мама. Его отец держал при себе часы, принадлежавшие еще прадеду, и Сэму было строго-настрого запрещено их трогать. Конечно же, именно поэтому часы стали такими привлекательными – запретный плод сладок. Как-то раз Сэм стянул их из ящика письменного стола и, бережно завернув сокровище во внутренний карман теплого пальто, отнес в школу: показать остальным мальчишкам в надежде, что они оценят и перестанут дразнить его за акцент, нелепую одежду и маленький рост. Но вместо этого они принялись высмеивать его.

– Что это за дешевая побрякушка? – сказал предводитель мальчишеской шайки и разбил их об асфальт.

Сэм боялся возвратиться домой и посмотреть в глаза отцу. Сидя на диване в гостиной, он от всего сердца пожелал найти место, в котором можно было бы надежно спрятаться. Когда папа вернулся домой, Сэм места себе не находил от страха. Он снова почувствовал себя малышом, который играючи закрывает глаза ладонями и думает, что его никто не видит. Сэм слышал папины шаги, как папа зовет его по имени.

«Ты меня не видишь», – подумал Сэм. «Не видишь меня, не видишь», – повторял он, как заклинание. И затем случилось непостижимое: отец посмотрел прямо ему в глаза и пошел дальше, подзывая его к себе, словно его сын оказался призраком.

Сэм не знал, как это можно объяснить. Но он хорошо помнил странные слова, которые как-то раз произнесла мама. Они сидели в ванной, и мама протирала спиртом ссадины, которые Сэм получил от школьных задир, гнавшихся за ним до самого дома.

– Не волнуйся, любимый, – по-русски сказала она. – Ты наделен даром, которого нет ни у одного из них.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Сэм и поморщился, когда ватный тампон коснулся его расцарапанного подбородка.

– Со временем поймешь сам.

И действительно, он все понял. Вот только одно оставалось неясным: это ли мама имела в виду и откуда она могла знать заранее.

Подбадривая себя, чтобы не замерзнуть на вечернем холодке, Сэм внимательно следил за морячком и с тоской думал о своей куртке. Дело было даже не в том, что он лишился добротного шерстяного бушлата. Открытка, спрятанная во внутреннем кармане, – вот что имело настоящую ценность для него. Никому другому она не показалась бы такой примечательной – просто измятая картонка с рисунком: великолепные горы в снежных шапках, поросшие вековыми деревьями. Никаких марок, никаких штампов. На оборотной стороне было написано всего три слова по-русски. Открытка была единственной вещью, которую Сэм прихватил с собой из отцовского дома в Чикаго, когда бежал, пристав к странствующему цирку. Они направились на восток. В течение полугода он едва сводил концы с концами и боролся за жизнь. Но в те времена судьба легко могла измениться. Газеты пестрели заголовками, посвященными великим людям, которые «сделали себя сами»: Генри Форд, Джейк Марлоу… Сэм тоже планировал не зевать, если подвернется возможность поймать птицу счастья за хвост. И тогда он отыщет место, изображенное на открытке. Найдет ЕЕ.

Эви в компании дядюшки и унылого тевтонского гиганта, очевидно, убрались восвояси, поэтому Сэм достал свой швейцарский нож и с легкостью вскрыл замок. Этот профессор, похоже, обладал нетипичной для яйцеголовых умников легкомысленностью в том, что касается безопасности. Уличные огни пробивались через грязные окна здания, создавая слабое матовое освещение. Сэм подождал, пока глаза привыкнут к сумраку, и принялся шнырять по дому в поисках своей злополучной куртки. Всей этой аферы можно было бы избежать, не сглупи он на вокзале: ему почему-то приспичило не применять свой талант на Эви. Юноше хотелось, чтобы она его увидела, поговорила с ним. А когда настал ключевой момент, ему захотелось поцеловать ее едва ли не больше, чем спереть у нее деньги. Очень глупо с его стороны. Теперь приходится рыскать по музею Жутких Страшилок и впотьмах искать куртку.

Насколько же все было проще с моряком! Мужчина слегка замешкался на углу, решая, в какую сторону пойти, и в этот момент Сэм прочел несчастного простофилю, как открытую книгу. Когда моряк наконец решился пересечь улицу, Сэм пошел ему навстречу. «Ты меня не видишь», – подумал он, и все встречные принялись смотреть сквозь него пустыми взглядами. Сэм, грациозно лавируя в толпе, приблизился к своей жертве. Он с легкостью выудил кошелек из кармана моряка и улизнул незамеченным.

Да где же эта чертова куртка? Сэм решил рискнуть и включил настольную лампу. Свет выхватил толстую, в несколько сантиметров, стопку газетных вырезок. Он принялся быстро пролистывать их и с ухмылкой откладывать в сторону. Байки о призраках. Придумки неудачников, которые даже жить боятся. Или мечтают привлечь внимание к своей персоне. Подобный типаж был ему хорошо знаком. Но тут ухмылка Сэма поблекла: он увидел небольшую заметку из Канзаса о пятнадцатилетней девчонке, которая слегла с сонной болезнью. В бреду она снова и снова повторяла фразу, сбивавшую с толку членов семьи: «Проект Буффало».

Трясущимися руками Сэм положил вырезки на место. Если профессор Фицджеральд знает что-то об этом деле, Сэму следует держаться поближе. Возможно, завести приятельские отношения с его племянницей – эта идея Сэму очень нравилась. Если только взбалмошная девица не прикончит его в то же мгновение, как он заявится. Такая куколка вполне способна на подобные выходки – Сэм это чувствовал. Он довольно улыбнулся сам себе: сложные задачки – его конек. А это точно задачка не из простых. Ему только требовалось найти подход.

Он увидел добычу на стене в коллекционном зале.

«Церемониальный масонский кинжал тамплиеров в ножнах. Собственность Корнелиуса Т. Рэтбоуна. 1855 год».

«Оно того стоит», – подумал Сэм и засунул экспонат себе под рубашку. Еще до того, как выйти из музея, Сэм составил план, как все устроить. Завтра в это же время он вернет свою куртку и получит еще и награду в придачу.