Джерихо сидел в отдельном кабинете ресторана «Уолдорф-Астория» на Пятой авеню. По пути туда он заметил, что листья на деревьях по краям стали красно-золотыми. Осень напоминала Джерихо о ферме и сборе урожая. Из-за воспоминаний он всегда грустил и тонул в меланхолии, поэтому сейчас просто постарался сосредоточиться на происходящем и с удвоенным вниманием принялся наливать молоко в свою чашку чая. Спустя мгновение вышколенный лакей в белых перчатках открыл двери, и походкой благородного принца в комнату вплыл Джейк Марлоу.

– Не вставай, – великодушно сказал он, заняв свое место за столом. Джейка Марлоу считали красавцем. Газеты взахлеб обсуждали его внешность: загадочное выражение лица, волевой подбородок, идеальную фигуру – едва ли не больше, чем его гениальные изобретения или научные достижения. – Как твои дела, Джерихо?

– Нормально, сэр.

– Хорошо. Это очень хорошо. Ты выглядишь вполне здоровым.

– Да, сэр.

Марлоу кивнул на замусоленную книгу «Так говорил Заратустра», лежавшую на столе:

– И как, интересно?

– Помогает убивать время.

– Понимаю, при работе в музее, наверное, это актуально. Как поживает наш общий приятель Уилл?

– Хорошо, сэр.

– Прекрасно. У нас есть некоторые разногласия, но я им всегда восхищался. И я слегка встревожен его… навязчивыми идеями.

За его спиной неслышно материализовался молчаливый официант и налил кофе в чашку из тончайшего китайского фарфора.

– Я, пожалуй, буду салат «Уолдорф». А ты?

– Мне то же самое, пожалуйста.

Официант, кивнув, испарился.

– Как продвигается бизнес, сэр? – спросил Джерихо без тени интереса.

– Хорошо. По правде говоря, прекрасно. Сейчас мы приступили к одному из замечательнейших проектов «Марлоу Индастриз». А как в Калифорнии красиво – тебе бы там очень понравилось!

Джерихо закусил губу, стараясь не выпалить Марлоу прямо в лицо, что он ни малейшего представления не имеет о том, что ему нравится, а что – нет.

– Мое предложение остается в силе – если тебе надоело расставлять по полочкам книги про привидений и колдовство, приходи работать в компанию.

Джерихо сделал вид, что внимательно разглядывает ложечку на своем блюдце. Настоящее серебро, с гербом ресторана на ручке.

– У меня уже есть работа, сэр.

– Да. Работа есть. А я говорю о настоящей профессии. О шансе внести свою лепту в будущее, а не чахнуть в каком-то запыленном музее.

– Вы сами знаете, что мистер Фицджеральд – гений.

– Был когда-то, – поправил его Марлоу и сделал эффектную паузу. – Но Уилл так и не смог оправиться после Ротке. – Он сокрушенно покачал головой. – Такой талант теперь растрачивается на какие-то байки из склепа! И чего ради?

– Это тоже часть нашей истории.

– Мы – не страна прошлого, Джерихо. Мы – страна будущего. И я буду строить это будущее своими руками. – Марлоу весь подался вперед. Его лицо было очень серьезно, взгляд синих глаз, казалось, вот-вот пронзит собеседника насквозь. – Джерихо, а как ты себя чувствуешь?

– Сэр, я же сказал, что нормально.

Марлоу понизил голос:

– Никаких симптомов не было?

– Нет, никаких.

Марлоу с довольной улыбкой откинулся на стуле.

– Что ж. Это звучит многообещающе. Очень.

– Да, сэр. – Джерихо уставился на свое перевернутое отражение в чайной ложке.

Марлоу встал из-за стола и подошел к одному из огромных, до самого пола, окон.

– Ты только посмотри. Какой город! И все время растет и развивается. Это лучшая страна в мире, Джерихо. Место, где каждый может быть тем, кем хочет, кем всегда мечтал стать. Представь себе только, каким станет наш мир, если в других странах появятся те же демократические идеалы и свободы?

– Идеализм – это бегство от реальности. Утопии не существует.

Марлоу ухмыльнулся:

– Да ну? Я уже устал спорить. Это Ницше придумал? Ох уж эти немцы. Кстати, у нас есть фабрика в Германии. Германия – хороший пример, давай пока остановимся на ней. Они проиграли мировую войну, были раздавлены огромным денежным долгом. Кусок хлеба стоил три биллиона марок. Рейхсмарка фактически обесценилась – ее можно использовать вместо обоев, и то было больше толку. А «Марлоу Индастриз» поможет беднягам снова встать на ноги. Мы изменим весь мир. – Марлоу лучезарно улыбнулся – эту всепобеждающую улыбку воспевали все газеты. – Ты можешь вместе с нами изменить мир, Джерихо.

– Никто не осилит такую ношу, – горько ответил юноша.

– Ну ладно тебе! Неужели все так плохо, как ты пытаешься изобразить? – Марлоу снова сел за стол. – Посмотри на себя, Джерихо. Ты же настоящее чудо. Воплощение великой надежды.

– Я не одна из ваших дурацких игрушек! – прорычал Джерихо и ударил кулаком по столу. Кофейное блюдце разлетелось вдребезги.

– Осторожно, – спокойно сказал Марлоу.

– Я… извините. – Джерихо начал собирать осколки, но по знаку Марлоу появился невозмутимый официант и моментально смел все осколки специальной метелочкой.

– Ты должен быть очень осторожен, – повторил Марлоу.

Джерихо кивнул. Под столом он несколько раз сжал и разжал кулаки. Когда почувствовал, что успокоился, он аккуратно сложил свою салфетку и поднялся из-за стола.

– Сэр, большое спасибо за чай. Мне пора возвращаться в музей.

– Прекрати. Мы можем сделать вид, что ничего не было.

– Мне… мне нужно работать, – тихо сказал Джерихо. Он стоял и молча ждал.

– Но ты не съел ни крошки.

– Мне пора возвращаться.

– Конечно, – великодушно сказал Марлоу после некоторой паузы. Он встал из-за стола и прошел в другую сторону кабинета, где стояли его дипломат и зонтик. Из дипломата он достал небольшой коричневый кожаный футлярчик. – Уверен, что все в порядке?

– Да, сэр.

Марлоу вручил ему футлярчик. Джерихо старался не смотреть ему в глаза и стоял, потупившись.

– Спасибо, – выдавил он. Джерихо люто ненавидел всю эту показуху. Что ему приходилось раз в году соблюдать этот унизительный ритуал. Изображать, что благодарен за то, что ему сделал Марлоу. За то, что он с ним сделал.

Марлоу по-приятельски положил руку ему на плечо.

– Я правда очень рад, что у тебя все хорошо, Джерихо.

– Да, сэр. – Он высвободился и ушел, оставив Марлоу стоять одного.

Оказавшись в коридоре, Джерихо сжал правую руку в кулак, потом разжал и пошевелил пальцами, еще и еще. Они двигались безупречно. Он распечатал футлярчик. Внутри находилась полупрозрачная склянка таблеток с подписью «Витаминный тоник Марлоу». Рядом в серебряной кассете покоились десять ампул с ярко-голубой мерцающей жидкостью.

На мгновение Джерихо представил себе, как бросает пресловутый футлярчик в ближайшую мусорку и уходит прочь. Вместо этого он положил серебряную кассету во внутренний карман пиджака, а таблетки – в карман куртки. Сжав под мышкой свой неизменный томик «Заратустры», Джерихо вышел в холодный осенний день.

* * *

У Мэйбел не было времени восторгаться осенними красками. Когда она стремительной походкой шла в сторону толпы, собравшейся на Юнион-сквер, она знала, что следует быть настороже – детективы Пинкертона, переодетые рабочими, могут сорвать мирную демонстрацию и предоставить полиции повод начать аресты. Иногда дело могло обернуться очень плохо. Дождь прекратился, и на трибуну вышла мать Мэйбел, неизменно вдохновлявшая демонстрантов пламенными речами и своей яркой красотой. Урожденная Вирджиния Ньювел, она была прямой наследницей знаменитого клана Ньювелов, одной из старейших нью-йоркских семей. Но в двадцать лет она отказалась от всего, чтобы бежать с отцом Мэйбел, Дэниэлом Роузом, скандальным еврейским журналистом и социалистом. Семья лишила ее всего наследства вплоть до последнего цента. Но ньювеловский шик остался. Ее прозвали «Бунтаркой светских альманахов», и отчасти она прославилась именно своим скандальным бегством, а не общественной работой. Вот почему они смогли переехать в Беннингтон: никто не мог отказать девушке из семьи Ньювелов, даже отвергнутой.

Мэйбел очень тяжело жилось в маминой тени. О ней никто в газетах не писал. И будто чтобы было еще досаднее, Мэйбел выросла похожей на отца: круглое лицо, крупный нос, темно-карие глаза и каштановые кудри. «Ты, наверное, в папу», – мог ляпнуть кто-нибудь, и вслед за этим следовала смущенная пауза. Но когда мама улыбалась и сжимала ее в объятиях, приговаривая: «Дорогая моя отважная девочка!», – сердце Мэйбел таяло. И когда ее мама добивалась очередного справедливого разрешения какого-либо дела, Мэйбел держалась рядом, изображая из себя ответственную дочку, словно пыталась показать, какой нужной она может быть. Ответственных и нужных людей все любят, разве не так?

Единственным человеком, без трепета относившимся к ее знаменитой матери, была Эви. Кроме того, она совершенно уморительным образом ее передразнивала: «Мэйбел, дорогу-у-уша, как ты можешь жаловаться, что не ужинала, если народные массы и вдоха сделать нормально не могут?», «Мэйбел, дорогу-у-уша, какое платье было бы к лицу спасительнице бедняков из Ист-Сайда?». И хотя Мэйбел изредка испытывала желание одернуть Эви и заступиться за мать, она признавалась самой себе, что именно поэтому подруга ей и нравится. Что бы ни было, Эви всегда оставалась на ее стороне.

– Ты – вот настоящая звезда семьи Роуз, – повторяла Эви. – Настанет день, и все узнают твое имя.

Мэйбел только оставалось надеяться, что своим энтузиазмом Эви сможет заразить Джерихо.

Джерихо. Она думала о нем непозволительно часто. Ох уж все эти романтические бредни! Она всегда была такой здравомыслящей, но как только дело дошло до этого парня – вся серьезность слетела как мишура, и она уже готова была поверить в любые девичьи сказки. Джерихо был таким милым, серьезным и трудолюбивым – не то что уличные ковбои вроде Сэма Лойда. Весь этот флирт и напускная любезность для наивных девочек, готовых попасться на любую наживку. Нет. Чувства Джерихо дорогого стоили. Это был настоящий вызов. Если ты можешь влюбить в себя такого парня, как Джерихо, разве это не доказывает, какая ты замечательная девушка?

Раздумывая об этом, Мэйбел шла по Юнион-сквер, раздавая прохожим экземпляры газеты «Пролетариат». Она помахала ребятам, воздвигающим помост для организации «Индустриальные рабочие мира», но те ее проигнорировали, и она уныло поплелась дальше, чувствуя себя потерянной в огромной толпе. Если она провалится сквозь землю, хоть кто-нибудь заметит ее отсутствие?

– Кто ваши лидеры? – взывала с помоста мать Мэйбел.

– Мы сами себе лидеры! – взревела толпа.

Мэйбел почувствовала, что кто-то тронул ее за руку. Оглянувшись, она увидела молодую женщину с ребенком на руках в сопровождении пожилой дамы.

Молодая женщина обратилась к ней на ломаном английском:

– Вы – дочь великой миссис Роуз?

Вообще-то у меня есть имя. Мэйбел. Мэйбел Роуз.

– Да, – раздраженно ответила она.

– Пожалуйста, нам нужна ваша помощь. Они забрали мою сестру прямо с фабрики.

– Кто?

Женщина перебросилась со своей спутницей парой фраз на итальянском и повернулась к Мэйбел.

– Люди, – ответила она.

– Какие люди? Полиция?

Женщина оглянулась по сторонам, чтобы убедиться в том, что их никто не подслушивает, и потом тихо прошептала:

– Люди, которые двигались, как тени.

Мэйбел не поняла, что странная женщина хотела этим сказать. Возможно, дело было в каком-нибудь языковом нюансе, который ей не удалось точно перевести.

– Зачем кому-то похищать вашу сестру? Она организовала что-то на фабрике?

Женщина снова повернулась к своей спутнице.

– Она… profeta. – Женщина задумалась, стараясь правильно подобрать слова. – Сестра может разговаривать с… мертвыми. Она сказала, что они идут.

Мэйбел обескураженно нахмурилась:

– Кто – они?

Трели полицейских свистков раздались сквозь шум толпы. Кто-то закричал. О землю ударилась граната со слезоточивым газом, и парк окутал туман, неприятно жгущий горло и глаза. Мэйбел услышала, как мама призывает всех к спокойствию по микрофону, но его вскоре отключили. Началась давка, людей поглотила паника. Демонстранты с воплями разбегались в разные стороны, а полиция валила на землю некоторых рабочих и скручивала им руки. Кто-то сильно пихнул Мэйбел, и она выронила газеты на землю, где их тут же растоптали в клочья. Мэйбел не видела родителей через дымовую завесу и кричащих людей. Кашляя, не зная, куда бежать, она с трудом продиралась сквозь толпу, затем бросилась вперед и столкнулась лицом к лицу с полицейским.

– Попалась! – объявил он.

В панике Мэйбел кинулась вдоль Пятнадцатой улицы в сторону Ирвинг-плейс, вслед ей надрывался полицейский свисток. Ее теперь преследовали по меньшей мере пять полицейских. Она вбежала в раскрытые ворота Грамерси, но чьи-то сильные руки втащили ее в боковую дверь небольшого ресторанчика. Мэйбел завизжала от неожиданности, но кто-то прикрыл ей рот ладонью.

– Вы бежали не туда, мисс. Там все кишит копами, – раздался мужской голос над ее ухом, и она притихла. Спустя мгновение мимо пробежала кучка полицейских с дубинками наперевес. Из своего укрытия она молча наблюдала, как они поозирались по сторонам и разочарованно двинулись назад, в сторону Юнион-сквер.

– Спасибо, – сказала Мэйбел. Только теперь она смогла нормально разглядеть своего спасителя. Он оказался молодым парнем, ненамного старше ее по возрасту.

Он поманил ее за собой.

– Вы ведь дочь Вирджинии Роуз?

Мэйбел с горечью осознала, что это проклятие будет преследовать ее вечно.

– Меня зовут Мэйбел, – сказала она с таким видом, будто бросала ему вызов.

– Мэйбел Роуз. Я запомню. – Он крепко пожал ей руку. – Что ж, Мэйбел Роуз. Желаю вам спокойно вернуться домой.

Где-то неподалеку раздался звук взрыва.

– Ну же, идите, – сказал ее загадочный спаситель и легким бегом пустился вдоль по улице, поднялся по пожарной лестнице и исчез на крыше.

* * *

Вернувшись в Беннингтон, Мэйбел поднялась на лифте на шестой этаж. Две люстры полностью перегорели еще в незапамятные времена, и коридор окутывал полумрак, поэтому здесь Мэйбел всегда становилось не по себе. Услышав шепот в дальнем конце коридора, она примерзла к месту. Что, если полиция все же ее выследила?

Вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения Мэйбел прокралась вперед. У окна стояла мисс Адди в ночной рубашке. Ее седые волосы свисали беспорядочными прядями. Держа в руках мешочек с солью, она насыпала ее ровной линией по подоконнику. Из прорехи в мешочке часть соли просыпалась на ковер.

– Мисс Адди? Что вы делаете?

– Я не должна позволить им проникнуть внутрь. – Мисс Адди даже не посмотрела в ее сторону.

– Кому – им?

– Мы на пороге ужасных событий. Вокруг творятся дьявольские дела.

– Вы сейчас об убийствах говорите? – спросила Мэйбел.

– Началось. Я чувствую. Во сне я видела незнакомца в высоком цилиндре, в чудесном плаще. За ним летали вороны. Кто-то сделает страшный выбор. – Мисс Адди испуганно прикрыла рот рукой. Ее ладонь трепетала, как подстреленная птица. Она растерянно заозиралась по сторонам, будто вышла из оцепенения. – Где моя дверь? Я не могу ее найти.

– Мисс Аделаида, мы на шестом этаже. А нужно вам на десятый. Давайте я вас отведу.

Отобрав у старушки мешочек с солью, Мэйбел провела ее в лифт и надежно прикрыла дверцу.

– Когда невинных людей обвиняли в колдовстве и на виселицах болтались трупы, незнакомец был там. Когда индейцы чокто шагали дорогой слез, незнакомец был там.

Мэйбел считала этажи, всей душой желая разогнать лифт.

– Говорят, что он явился Линкольну накануне гражданской войны. Будто чья-то зловещая рука вырвала сердце нации, и реки наполнились кровью, и земля покрылась неизлечимыми ранами. – Мисс Адди вдруг повернулась к Мэйбел и посмотрела на нее долгим взглядом. – Просто ужасно, какие злодеяния люди могут совершать друг другу.

Мэйбел отпрянула в сторону, пропуская мисс Аделаиду вперед, на выход. Она понимала, что по-хорошему стоило бы довести старушку до двери в квартиру, но нервы уже не выдерживали.

– В конце коридора налево, мисс Аделаида.

– Да, спасибо, – спокойно ответила та, забрала у нее соль и шагнула в темный коридор. – Знаешь, мы никогда не будем в полной безопасности. Никогда.

Мэйбел закрыла дверцу, и лифт начал медленно опускаться вниз.

– Какие же злодеяния люди могут совершать, – повторила мисс Адди.

Из опускающегося лифта Мэйбел видела, как босые ноги мисс Адди двинулись вдоль по коридору, а соляной след стелился за ней по ковру, как морская пена.