Эви и Джерихо поедали поздний обед в помпезной столовой Беннингтона. Джерихо болтал без умолку, а Эви была полностью поглощена своими невеселыми мыслями. Подперев подбородок рукой, она уставилась невидящим взглядом в чашку с кофе и, как на автомате, помешивала его ложкой.

– И тогда я выстрелил одному из них в спину, – выдал Джерихо, проверяя, как она слушает.

– Интересно! – пробормотала Эви, не поднимая на него глаз.

– Потом я отрезал его голову и с тех пор храню ее под кроватью.

– Ну логично, – согласилась она.

– Эви. Эви!

Она посмотрела на него и грустно улыбнулась:

– Что?

– Ты ведь не слушаешь.

– Нет, я о-че-де-лен-но тебя слушаю, Джерихо!

– И что я только что сказал?

Эви посмотрела на него пустыми глазами.

– Что бы ты ни говорил, это точно было очень умно и по делу.

– Я сказал, что застрелил человека и отрезал ему голову.

– Значит, он этого заслуживал. Прости меня, Джерихо. Не могу выкинуть из головы мысль о том, что этот Джон Гоббс имеет отношение к нашим преступлениям.

– Но почему?

Эви не могла рассказать ему про песню, а без нее все остальное казалось совершенно бессмысленным.

– А тебе не кажется подозрительным то, что пятьдесят лет назад произошли похожие убийства и их так и не раскрыли?

– Интересно, но прошло слишком много времени. Если ты хочешь узнать о них больше, можем еще раз сходить в библиотеку…

Эви взвыла, как от зубной боли.

– Прошу тебя, не заставляй меня проходить через это еще раз. Я буду хорошей девочкой, обещаю.

Джерихо не смог сдержать улыбку.

– Библиотека – твой друг, Эви.

– Может быть, твой друг, но меня она точно отвергает.

– Просто нужно знать, как ею правильно пользоваться. – Джерихо откашлялся, поигрывая вилкой. – Я как-нибудь тебе покажу.

Эви вдруг выпрямилась и засияла.

– Джерихо! – радостно воскликнула она.

Джерихо улыбнулся в ответ.

– Это совсем не трудно. Мы даже можем сходить…

– Я знаю одного человечка, который выяснит все, что нужно!

– Кого? – спросил Джерихо, стараясь скрыть разочарование.

– Кое-кто должен мне кое-что.

Эви побежала в телефонный узел Беннингтона, зашла в кабинку и плотно прикрыла за собой дверь.

– Алгонкин – четыре, пять, семь, два, пожалуйста, – сказала она в трубку и подождала, пока телефонистка соединит ее.

– Ти-эс Вудхауз, «Дэйли Ньюс».

– Привет, Вудхауз, это Эви О’Нил. Звоню по поводу услуги, которую ты мне обещал. Можешь раскопать что-нибудь по нераскрытым убийствам на Манхэттене, которые произошли в 1875 году?

Она услышала, как репортер на другом конце провода прыснул со смеху.

– У тебя что, экзамен по истории, Царица Савская?

– Просто сообщи мне, если найдешь что-нибудь. Это для меня очень важно. О, мистер Вудхауз – это строго между нами, понятно?

– Как скажешь, Царица.

Чувствуя себя настоящей интриганкой, Эви вышла из телефонной будки и направилась в столовую. Когда она проходила мимо лифта, открылась дверь и показалась напуганная мисс Лилиан.

– О Боже. Я поехала вниз, вместо того чтобы подняться наверх.

Она с трудом удерживала огромный пакет с покупками. Эви решила помочь ей донести продукты до квартиры.

– Проходите, проходите, милочка, – сказала мисс Лилиан. – Как приятно, когда приходят гости. Я поставлю чайник.

– Прошу вас, не утруждайте себя! – сказала Эви, но старушка уже скрылась на кухне. Эви услышала шорох спичек и гул газовой плитки. Ей не хотелось участвовать в ненужном разговоре. Уклониться от подобного было главной проблемой в общении со старыми людьми. Эви чуть не споткнулась о пятнистую кошку, которая возмущенно мяукнула и убралась с дороги. Вторая кошка, точнее, кот, черный с желтыми глазами, опасливо смотрел на нее из-под стола. Его едва было видно в полумраке. Войдя в комнату, мисс Лилиан включила свет.

– Какой у вас очаровательный дом, – сказала Эви, надеясь, что ее гримаса ужаса сойдет за улыбку. Вокруг творился кошмарный беспорядок, везде были раскиданы книги и бумаги, все уставлено безделушками – затейливыми часами, показывающими разное время, бронзовыми канделябрами с прогоревшими свечами, картинами с конными пилигримами на холме, растениями в горшках. Наверху красовались бюст Томаса Джефферсона, увядшие цветы в вазе, где вода превратилась в тонкую пленку, и небольшой раскрашенный ферротип маленьких Лилиан и Аделаиды в крахмальных передниках.

Если бы существовала награда за отсутствие вкуса, Прокторши бы легко выиграли ее.

– Вот ваш чай, милочка. Присядьте, прошу вас, – сказала мисс Лилиан и указала ей на старое кресло возле органа.

– Спасибо, – поблагодарила Эви, придумывая уважительную причину, чтобы улизнуть: внезапно заболевший дядя, пожар в Беннингтоне, неконтролируемый приступ гангрены.

– Мы с Адди жили в Беннингтоне практически с самого начала, переехали сюда весной 1875 года. В апреле. – Она нахмурилась. – Или, может быть, в мае.

– Весной 1875 года? – Эви призадумалась. – Мисс Лилиан, а вы не помните историю человека по имени Джон Гоббс, которого повесили за убийство в 1876 году?

Мисс Лилиан поджала губы.

– Не могу ответить утвердительно.

– Его обвинили в убийстве мисс Иды Ноулс.

– О да, Ида Ноулс! Помню-помню. Сбежала с каким-то жиголо, говорили они. А потом… да, теперь помню! А тот страшный человек…

– Джон Гоббс.

– Да, его обвинили в этом. Плохой, плохой человек. Расхититель могил. Шарлатан.

– Вы не помните каких-нибудь деталей дела или что-нибудь о нем? Вообще ничего? – Эви аккуратно отпила чай. У него был очень странный вкус.

– Нет, боюсь, что нет, милочка. Я – уже старая женщина. А вот и Адди.

Мисс Аделаида в платье времен президентства Тедди Рузвельта вошла в комнату, держа на руках черного кота с желтыми глазами.

– Я обнаружила, что Хоторн пытается съесть мои бегонии, маленький дьяволеныш, – сказала она, мусоля мяукающего кота.

– Мисс О’Нил только что спрашивала меня о деле Иды Ноулс. Ты ведь его помнишь, дорогая? И еще о том страшном человеке, которого повесили. Но я, к сожалению, почти ничего не помню. Хоторн, иди покушай. – Она положила немного салата из курятины в миску у своих ног, и кот спрыгнул с рук Аделаиды.

– Они повесили его в ночь кометы, – отсутствующим голосом сказала Адди.

– Соломоновой кометы? – уточнила Эви.

– Да, именно. Он сказал им так сделать. Это была его последняя просьба.

– Джон Гоббс попросил, чтобы его повесили в ночь появления Соломоновой кометы? – спросила Эви еще раз. Она хотела быть уверена в том, что не ослышалась. Эта деталь показалась ей очень важной, хотя она сама не знала почему. – А зачем ему это нужно, я не понимаю?

– Кометы – сильные предзнаменования, – прошамкала мисс Лилиан. – Древние считали, что они появляются в те моменты, когда грань между нашим и потусторонним миром стирается.

– Я все равно не понимаю.

– Если ты хочешь открыть дверь в край духов, нет более удачного времени, чтобы обеспечить свое возвращение.

– Но, мисс Проктор, это ведь невозможно, – аккуратно возразила Эви.

– Ах, этот невозможный мир, – ответила мисс Лилиан, загадочно улыбаясь. – Пейте чай, милочка.

Эви осушила чашку и выплюнула несколько кусочков заварки.

– Какой милый талисман, – заметила мисс Адди, не сводя взгляда с подвески Эви.

– А, это подарок от моего брата, – ответила Эви. Ей не хотелось развивать эту тему. Если она расскажет, что Джеймса убили на войне, они начнут сочувствовать или перечислять всех своих умерших родственников, и она застрянет здесь еще на сутки. Ей нужно было удрать любой ценой.

Мисс Адди коснулась подвески и тут же побледнела.

– Какой страшный выбор нужно будет сделать.

– Что вы имеете в виду? – удивилась Эви.

– Адди может видеть бессмертные души, – ответила мисс Лилиан. – Адди, дорогая, твой чай остынет, а нам еще предстоит много работы. – Мисс Лилиан стремительно поднялась с места. – Боюсь, что нам придется распрощаться, мисс О’Нил. Большое спасибо, что навестили нас.

– Страшный выбор. – Мисс Адди смотрела на Эви с такой жалостью, что ей стало не по себе.

Оказавшись в коридоре, где беспрерывно мигали лампочки – неужели их так сложно поменять? – Эви подумала о странной последней просьбе Гоббса. Он что, рассчитывал вернуться после смерти? Это выглядит просто смешно и вполне соответствует амплуа сумасшедшего маньяка, каким он казался. Через две недели над Нью-Йорком повиснет та самая комета.

Поджидая громыхающий лифт, Эви почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она не могла понять почему. Ей ужасно захотелось поговорить с Мэйбел, рассказать о странной квартире сумасшедших Прокторш. Но они с Мэйбел до сих пор не помирились. Они еще никогда не были в размолвке так долго, и Эви колебалась между жутким раздражением и тоской по подруге. Когда раскрылась дверь лифта, Эви сначала хотела нажать кнопку этажа Мэйбел, но в последний момент нажала первый этаж.

Тем временем в квартире Прокторш все шло своим чередом. Хоторн терся о ногу мисс Аделаиды, а ее сестра болтала какую-то чушь о повседневных делах. Мисс Аделаида заглянула в чашку Эви, где на дне осталась заварка, и нахмурилась.