На следующий день все газеты пестрели заголовками об убийстве Дэйзи Гудвин. «ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН! УБИЙСТВО В «ФОЛЛИЗ»! ШОУ КИЛЛЕРА КНИГИ ОТКРОВЕНИЙ!»
Эви как раз читала статью с первого разворота «Дэйли Ньюс», когда вбежал Сэм, размахивающий бумажкой весьма официального вида.
– У меня новости! – Он быстро взбежал по спиральной лестнице на второй этаж библиотеки, где среди книжных шкафов стояла Эви, и довольно прищурился, как кот на сметану.
– Ладно. Я тебе подыграю. Почему ты такой довольный?
– Я нашел налоговые декларации на дом Ноулсов. – Он свесился с перил второго этажа, забрался на лестницу на колесах и оттолкнулся от бортика, принявшись качаться на ней, как на качелях.
– Когда ты стал разбираться в методах расследования?
– Я просто решил положиться на свое природное обаяние, – кокетливо признался Сэм. – Ты ни за что не догадалась бы, насколько полезной и услужливой может оказаться сотрудница государственного архива.
Эви спустилась вниз, преодолевая по две ступеньки каждым шагом, и подошла к Сэму, который продолжал объезжать непокорную лестницу.
– Ну и? Тебе удалось найти что-нибудь интересное?
Сэм еще раз толкнул лестницу.
– Не то слово! Последние тридцать лет налоги оплачиваются некоей миссис Элеанор Джоан Амброзио. – Он выдержал драматическую паузу.
Эви закатила глаза.
– И что?
– Это имя мне ничего не говорило. Поэтому я решил копать дальше. Амброзио – это фамилия мужа. А Блодгетт – старая фамилия. Ничего не припоминаешь?
– Нет! – Эви попыталась ухватиться за лестницу, но Сэм толкнулся снова, и она поймала воздух. Ему очень нравилось играть с ней в кошки-мышки, это точно.
– Мэри Уайт вышла замуж за парня по фамилии Блодгетт! А Элеанор – это их дочь.
Эви шагала следом за лестницей.
– Получается, ее дочь продолжает платить налоги за дом Ноулсов? Но зачем?
– Я подумал точно так же. Видишь, у нас даже мысли одинаковые.
– Ты не мог бы спуститься вниз наконец? У меня уже от тебя голова кружится.
– Ах, куколка! Какие прекрасные слова.
– Сэм, я тебя последний раз предупреждаю. Ты рискуешь стать новой жертвой.
Сэм плюхнулся в кресло, закинул ноги на письменный столик, а руки – за голову, так что его локти смешно торчали по бокам от головы, как крылья.
– Было просто гениально с моей стороны выследить их по налоговым декларациям. Не устаю себя хвалить.
– Когда тебе надоест восхищаться самим собой, может, сделаешь одолжение – объяснишь, в чем дело?
– Мне это показалось очень подозрительным. Если дочь унаследовала старый дом, почему она оставила его себе? Ведь можно было продать его и выручить немало денег, а она сохранила эту развалину. – Он снова замолчал.
– Ты собираешься всю ночь держать меня в напряжении?
Сэм явно обрадовался.
– Всю ночь?
– Давай выкладывай уже.
Сэм откинулся назад и принялся качаться на стуле.
– Я продолжил копать и нашел интересную запись. Агентство недвижимости «Милтон и сыновья» предлагало купить дом. Они были готовы заплатить немалые деньги, чтобы построить на этом месте дорогие апартаменты. Но предложение было отклонено законной владелицей: миссис Мэри Уайт Блодгетт.
Он забросил в рот виноградинку и с триумфом посмотрел на Эви.
– Нашей Мэри Уайт? Возлюбленной Джона Гоббса?
– Именно.
Сердце Эви забилось сильнее.
– Как давно было отклонено предложение?
– Три месяца назад.
– Мэри Уайт еще жива? – Эви вытаращила глаза от удивления.
– Да, жива. Прозябает в каких-то трущобах на Кони-Айленде и тем не менее не продает старую развалину на холме.
– И зачем только ей это нужно?
– Вот и узнаем.
* * *
Мэри Уайт Блодгетт жила на Серф-авеню, в одно-этажной лачуге, продуваемой всеми ветрами и пропахшей морской солью, с видом на американские горки «Молния». Дверь открыла ее дочь, Элеанор, одетая в старое домашнее платье, с волосами, собранными шпильками-невидимками.
– Миссис Амброзио? – спросил Уилл.
– Кому какое дело?
– Как поживаете? Я Уильям Фицджеральд, из музея. Помните, мы говорили по телефону?
В глазах женщины что-то мелькнуло.
– Ах да! Действительно, говорили. Моя матушка очень стара и серьезно больна. Прошу вас, не нервируйте ее.
– Конечно, – согласился Уилл, сняв шляпу.
Миссис Амброзио проводила их через гостиную, захламленную пустыми коробками из-под шоколадного ассорти «Уитмена» и бутылочками из-под «Радитора», не добравшимися до мусорки. В комнате пахло выветрившимся пивом и солью.
– Сегодня у горничной выходной, – сказала хозяйка, и было непонятно – черный юмор ли это или попытка оправдаться, а может быть, и то и другое. – Подождите минутку на кухне.
Эви держала руки при себе. Ей вообще неприятно было там находиться, не то что сидеть. На грязном столе бутылка с наклейкой «МОРФИЙ» стояла в опасной близости с еще одной, надписанной «КРЫСИНЫЙ ЯД». Использованный шприц валялся на окровавленном бинте.
Миссис Амброзио скрылась за занавеской. Через пару минут оттуда раздался ее громкий, пронзительный голос:
– Мам! Тут люди пришли к тебе по поводу мистера Гоббса.
Она вернулась в кухню и поспешно убрала склянки в ящик.
– Иногда у нас появляются крысы, – объяснила она. – Как я уже говорила, мама очень больна. У вас есть пятнадцать минут. Потом ей нужно будет отдохнуть.
Спальня Мэри Уайт за занавесью была похожа на склеп. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Старуха в кружевном чепце и нечистой ночной рубашке персикового цвета сидела в кровати, опираясь на подушки. Синие вены под иссохшей, как пергамент, кожей бугрились, как горные цепи на старинной карте.
– Вы хотели узнать о моем Джоне, – с трудом произнесла она, делая перерывы для сбивчивого дыхания.
– Да, миссис Блодгетт. Большое вам спасибо, – Дядя Уилл сел на единственный стул, вынудив Эви примоститься на край кровати. От старой женщины шел сильный запах мази «Ментолатум» и чего-то еще, до одури сладкого, как от вянущих полевых цветов. Из-за этого запаха Эви хотелось стрелой вылететь из дома и бежать что есть сил к пляжу, на яркий солнечный свет.
– Вы знали моего Джона? – улыбнулась Мэри Уайт, продемонстрировав свои серо-коричневые зубы.
– Нет, к сожалению, нет, – ответил Уилл.
– Такой милый человек. Он каждую неделю дарил мне гвоздики. Иногда белые, иногда красные. А по особым случаям – розовые.
Эви поежилась. Насколько им было известно, Джон Гоббс мог быть кем угодно, но только не милым человеком. Он убил и расчленил множество людей. Терроризировал Иду Ноулс. И если они не ошибались, его дух вернулся с того света, чтобы завершить страшный ритуал и вызвать Армагеддон.
– Да. Ну что ж. Не могли бы вы рассказать нам о том, во что Джон верил? – начал дядя Уилл. – О культе Братии и…
– Это не был культ! – с кашлем воскликнула старуха. Эви помогла ей отпить воды из заляпанного стакана. – Окружающие пытались подать его как сатанинский. Но он таким не являлся. Это было прекрасно. Мы были искателями, строившими царство истинного духа на этой земле. Джефферсон, Вашингтон, Франклин – просвещенные люди, основатели нашей великой нации – они знали секреты древних. Те, о которых даже не подозревали масоны в своих шикарных храмах. Мы хотели освободить умы людей, разбить оковы. Прежний, знакомый нам мир ожидала гибель, и на его месте должен был родиться новый. В этом и было наше предназначение – перерождение. И Джон, как никто, знал об этом.
– А что с жильцом, который пропал без вести? И молоденькой служанкой? – не унимался Уилл.
– Ложь, – ощерилась Мэри. – Жилец сбежал, не уплатив ренты. А девчонка оказалась нахалкой. Она уехала к сестре и даже не потрудилась попрощаться с нами.
– А Ида Ноулс?
– Ида? – Рука старухи испуганно взлетела ко рту, глаза забегали. – Кто вы такие? Что вам нужно? – Она начала повышать голос. – Я не говорила, что готова вас принять!
Эви порывисто схватила старуху за холодные руки, больше похожие на лягушечьи лапки.
– Я понимаю все, что вы сказали о мистере Гоббсе. Все эти синие чулки считают нас, флэпперов, заблудшими овцами. Но мы только пытаемся жить на полную катушку. – Она быстро оглянулась на Уилла в поисках одобрения. Тот едва заметно кивнул. – Будь мистер Гоббс сейчас с нами, его бы считали человеком передовых взглядов.
Миссис Уайт довольно заулыбалась и коснулась своей влажной ладонью щеки Эви. Два передних зуба старухи почти полностью раскрошились.
– Ты бы ему понравилась. Джон вообще любил хорошеньких девочек.
Эви усилием воли заглушила вопль ужаса, грозящий вырваться из ее горла.
– Если вы не против, мы бы очень хотели знать, почему вы не продаете дом Ноулсов? Я уверена, что вы могли бы выручить за него немало денег.
– Я никогда бы так не поступила.
– Конечно же, нет. – Эви с жаром закивала. – Мне просто было интересно почему.
– Чтобы у Джона остался дом, в который можно вернуться. Он сказал мне, что это очень важно. «Не продавай дом, Мэри, иначе я не смогу к тебе вернуться», – говаривал он.
У Эви по спине пробежали мурашки.
– Но как?
Мэри Уайт откинулась на замусоленные сатиновые подушки и посмотрела на окна, где через жалюзи пробивались лучи света.
– Джонни не рассказывал мне всего. Только он мог понять гениальный план Всемогущего. Даже его тело было освящено, знаете ли. Прямо как произведение искусства: Венера Боттичелли, Давид Микеланджело. Знаки повсюду. Он носил их, как свою вторую кожу.
– Зачем?
– Это все было частью плана, видите ли. Он мог вернуться. Мог переродиться. Воскрешение. И как только он переродится, он принесет с собой Армагеддон. Мир будет очищен огнем, он станет править им, как бог, а мы будем подле него. – Она засмеялась наивным смехом школьницы, совершенно не подходившим ее увядшему лицу. – Он звал меня своей Солнечной Девой. А он сам был принцем. Смотрите. – Мэри с трудом открыла ящик прикроватной тумбочки и достала маленькую черную коробочку. – Откройте его.
На черном вельвете лежало толстое золотое кольцо, поблекшее от времени.
– Красивое, – сказала Эви.
– Оно принадлежало ему, – таинственным шепотом сообщила старуха. – Я подарила его. Я звала его «муж мой», хотя мы не были обвенчаны. Он носил его до самого конца, мой Джонни.
У Эви буквально зачесались руки – так хотелось взять кольцо и прочесть его. Ведь оно принадлежало самому Джону Гоббсу.
– Положите его на место, пожалуйста, – попросила Мэри.
Эви неохотно закрыла коробочку.
– Ой, миссис Блодгетт, вам, наверное, очень неудобно! Доктор Фицджеральд? Не могли бы вы усадить ее поудобнее?
Дядя слегка смутился, но принялся неуклюже помогать старухе пересесть, а она упиралась. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Эви сунула кольцо в карман, а коробочку положила в ящик и закрыла его.
– Вот. Так ведь гораздо лучше?
– Да, спасибо, – согласилась Мэри с таким видом, словно ей самой пришла в голову эта идея. Она продолжила свой рассказ. – Но он должен был подготовить мир к Армагеддону. Очистить его от греха. Принять все на себя, как Спаситель. Поглотить весь грех этого мира. – У нее на глазах выступили слезы. – Они убили его. Моего Джонни. Он был такой красивый, но они убили его. Филистимляне! Фарисеи. – Она снова стала задыхаться, и Эви подала ей стакан воды. – Он не причинил вреда ни одной живой душе! Людей к нему так и тянуло, особенно женщин. – Улыбнувшись, она похлопала Эви по плечу. Даже мысль о том, чтобы прикоснуться к Джону Гоббсу, казалась Эви отвратительной до тошноты. – Мне больно. Где Элеанор с моим лекарством? Глупая девчонка, всегда опаздывает.
– Да, конечно, – успокоила ее Эви. – Она сейчас принесет вам лекарство. Но мне всегда было любопытно – не упоминал ли мистер Гоббс о ритуале для привязывания духа или об отправлении его в другой мир после того, как вся работа закончена?
Мэри Уайт нахмурилась:
– Нет. Вы не позовете дочь с моим лекарством?
– Конечно же, позову! А мистер Гоббс носил особый талисман, не так ли?
– Да, – ответила Мэри Уайт, ее голос ослабел от боли. – Всегда.
– И где сейчас этот талисман?
– Талисман? – Она растерянно посмотрела на Эви, и та всерьез испугалась, что они не успеют узнать необходимую информацию.
– Он отдал его вам? – предположила Эви. – Может быть, в качестве подарка любимой?
– Я же сказала, он всегда носил его при себе, – отрезала старуха. – Он был на нем и в момент смерти. С ним его и похоронили. Элеанор! Мое лекарство! – воскликнула миссис Уайт.
– Его похоронили в братской могиле для нищих. Ее давно уж и нет, – тихо шепнул Уилл Эви на ухо.
– Нет, нет! Никаких братских могил для моего Джонни! – вдруг поправила его старуха. Почему-то ее слух оказался гораздо лучше памяти.
– Прошу прощения. Мы думали…
– Мы заплатили охране, чтобы они отдали нам тело. И в соответствии с пожеланиями Джонни мы похоронили его дома.
– В Бруклине или у Ноулсов?
– Нет, – раздраженно ответила старуха. – В его настоящем доме.
– Где он находится? – спросила Эви.
– Как же, в Бретрине, милая. На старом холме, рядом со всеми посвященными.
Кажется, время остановилось. Эви будто издалека услышала собственный голос.
– Мистер Гоббс был из Бретрина?
– Да, конечно.
– Но ведь после пожара в Бретрине не осталось выживших, – изумилась Эви.
– Остался только один. Милая, ты не передашь мне вон ту шляпную коробку?
Эви сняла с комода коробку и передала ее старухе. Оказалось, что в коробке было двойное дно. Мэри достала молитвослов в кожаном переплете, а затем пожелтевшую, сложенную вчетверо бумажку, которую передала Эви.
Это была запись в приходской книге Бретрина, датированная 6 июня 1842 года: Йоханан Хоббесон Олгуди, сын пастора Джона Джозефа Олгуди и Рут Олгуди (умершей от родов).
– Какую жертву они сделали ради него, избранного!
Дочь Мэри Уайт отдернула занавеску и показалась на пороге со шприцом в одной руке и гибкой трубкой в другой.
– Я ждала, – взвилась на нее Мэри Уайт. – Ты хочешь, чтобы я страдала, не так ли? Моя жизнь раньше была такой хорошей…
– Да-да, я помню. Когда ты жила в особняке на холме. Я знаю. Если ты бы не платила огромные налоги за эту развалину, нам бы не пришлось жить в этой вонючей дыре. Ты когда-нибудь об этом думала?
Мэри Уайт слегка застонала, когда дочь вставила иглу в ее покрытый синяками сгиб локтя и расправила трубку. Уже через мгновение глаза старухи заблестели от морфия.
– Он возвращается, вы знаете? – У нее начал заплетаться язык. – Он сказал, что вернется за мной, и я жду. Я сохранила все для него. Он сказал, что вернется, и я это знаю. – У нее закатились глаза. – Такой прекрасный человек.
Когда Мэри Уайт растворилась в наркотическом бреду, Уилл с Эви распрощались с хозяйкой и ушли. Они спешили домой, лавируя среди прогуливающихся на солнышке семейств.
– Ну конечно же! – воскликнул Уилл. Он встал как вкопанный перед красочным плакатом, рекламирующим дикаря с Борнео. Рядом с палаткой мужчина в ярко-красном цирковом смокинге и цилиндре приглашал гостей зайти внутрь. «Войдите и посмотрите на дикаря – полумонстра, получеловека!» Прямо за их спинами вагонетки американских горок медленно поднимались на самый верх с мерным «щелк-щелк-щелк», перед тем как унестись с обрыва вниз и в мертвую петлю. Седоки завопили одновременно от ужаса и от удовольствия. Это был последний день работы горок перед закрытием сезона до следующего лета.
– Ну конечно же, – еще раз сказал он, словно убеждая самого себя. – Все сходится.
– Прекрасно. Теперь ты не мог бы мне объяснить, в чем дело?
– Йоханан – это еврейский вариант имени Джон. Джон Хоббесон Олгуди. Или Джон Гоббс, – сказал Уилл. – Страшный Джон Гоббс был сыном пастора Олгуди – и избранным. Тот самый Зверь из пророчества. Он вернулся, чтобы завершить работу отца и устроить Армагеддон на этой земле.
Они пошли дальше, и Уилл говорил так же быстро, как делал шаги:
– Мэри сказала, что он должен поглотить весь грех этого мира. Забрать себе все грехи. Вот почему он забирает у жертв части тел в соответствии с книгой: он их поедает. Это древняя магия: идея о том, что с поглощенной плотью твоих врагов тебе передается часть их силы. И они уже не смогут тебя победить! Два, пожалуйста – и с соусом! – Он остановился перед ларьком с хот-догами. Выудив из кармана две монеты, он передал их мальчику за прилавком, в обмен получив два хот-дога. Один из них он протянул Эви, и та посмотрела на него в ужасе.
– Ой. – Она скривилась, глядя на еду. – Правда, дядя…
Уилл проглотил свой за два укуса, продолжая говорить.
– В случае Джона они помогают ему переродиться. Дают ему силу.
Эви осторожно откусила от своего хот-дога. Он оказался, как ни странно, вкусным, и она поняла, что даже разговоры о каннибализме теперь не в состоянии перебить ей аппетит.
– Если талисман – это его связь с реальным миром и его защита, тогда мы должны ее уничтожить. Таким образом, мы уничтожим его связь с этим миром. Это верно?
– Звучит вполне обоснованно.
– Но Мэри сказала, что его похоронили с ним.
– Да. – Уилл призадумался. – Работенка предстоит грязная.
Эви перестала жевать.
– Ты же не можешь говорить об этом всерьез. – Она посмотрела на него удивленными глазами. – Помада святого Людовика! Ты серьезно.
Уилл смял обертку своего хот-дога и бросил ее в мусорку.
– Поедем на север, в Бретрин. И нам понадобится лопата.
* * *
Джерихо вернулся в Беннингтон из государственного архива, куда он ездил по просьбе Уилла. Он даже не стал снимать свое пальто.
– Нашел! Все документы.
Он вручил их Уиллу и угрюмо кивнул Сэму, который сидел за обеденным столом с Эви.
– Сэм. А ты припозднился.
– Просто не бросаю Эви в одиночестве. – Он триумфально улыбнулся, глядя на Джерихо.
Уилл принялся зачитывать документы вслух:
– Йоханан Хоббесон Олгуди попал в приют Новой Звезды, где его официально зарегистрировали 10 октября 1851 года. Директор оставлял на его счет лишь короткие записи, но они характеризуют Йоханана Олгуди как тихого, но злобного и заносчивого мальчика, склонного к жестокости, к тому же писающего в кровать. Когда его привели к директору для острастки, он сказал только: «Я Змий-искуситель, избранный Господом Богом». Остальные дети остерегались его. Он звал себя Зверем. После двух неудачных попыток Йоханану удалось бежать летом 1857 года. Больше никаких сведений нет.
– Теперь мы знаем, что это он. Но остается непонятным, как его остановить, – сказал Джерихо, наконец сняв пальто и повесив его на крючок. – Ведь последняя страница Книги Братии с заклинанием для уничтожения Зверя была вырвана. Ты сказал, что мы должны обезвредить фанатика его же оружием. Но как мы сможем разыскать нужную информацию? Комета прилетит через два дня.
– Я хочу вам всем кое-что показать. – Эви развернула салфетку, в которой лежало кольцо Джона Гоббса.
– Это то, что я думаю? – спросил Уилл. Когда она кивнула, он нахмурился. – Это уже похоже на вредную привычку, Евангелина.
– Уилл, если я смогу его увидеть и понять, мы сможем на шаг опередить его.
– Ты считаешь это удачной идеей, куколка? Ведь этот парень – настоящий убийца, – заметил Сэм.
– И призрак, – добавил Джерихо.
– Какой смысл в обладании такой силой, если ее нельзя использовать?
– Я восхищен твоей смелостью, но уже сомневаюсь, в здравом ли ты уме, – подколол Сэм.
Уилл наклонился к Эви.
– Эви, это уже не фокус на вечеринке. Кольцо принадлежало самому Зверю.
– Понимаю.
– Сделай это, узнай то, что нужно, и убирайся поскорее, – посоветовал Уилл. Эви кивнула. – Я хлопну три раза, чтобы помочь тебе выйти из воспоминаний. Если ты почувствуешь, что тебе что-то угрожает…
– Мне это совсем не нравится, – пробормотал Сэм. – А тебе, Фредерик?
– Скажешь кодовое слово. Только выбери какое.
– Как насчет «нет»? – спросил Сэм. – Или «стоп»?
– Джеймс, – сказала Эви. – Кодовым словом будет Джеймс.
Уилл кивнул:
– Хорошо.
– Эви, ты уверена, что хочешь сделать это? – спросил Джерихо.
– Очеделенно. – Эви изобразила на лице улыбку. У нее тряслись руки от ажиотажа и напряжения – с этим даже не мог сравниться лучший столик в самом модном клубе. – Положите его мне на ладонь, пожалуйста.
– Мне не нравится эта идея, – проворчал Сэм, но подчинился.
Эви сжала кольцо в ладони и положила другую руку сверху, будто запечатала. Ей понадобилась пара мгновений, чтобы войти в привычный ритм, и вскоре она уже проваливалась куда-то через завесу сознаний.
– Вижу город с грязными улочками, – сказала Эви сквозь транс. – Лошади и фургоны. Не могу… Все ускоряется…
– Сконцентрируйся и дыши, – проинструктировал ее Уилл.
Эви сделала три глубоких вдоха и изображение выровнялось.
– Стоит толпа, а перед ней – проповедник…
Высокий мужчина с пышной бородой, стоя на перевернутой корзине для фруктов, вел проповедь. Со всех сторон начали подтягиваться зеваки и высмеивать его. Их лица в какой-то момент показались Эви сатанинскими мордами. Но проповедник не обращал внимания, напротив, его голос набирал силу.
– Вы должны быть готовы к тому, что настанет день Страшного Суда, и Зверь осуществит божье возмездие над грешниками. И если вы принадлежите к числу посвященных, то будете прощены. Готовьте свои дома, наносите на них знаки, чтобы приблизить его святое присутствие, и освящайте плоть свою, чтобы стать свидетелями его величия! – гремел он. Рядом стоял мальчик лет девяти-десяти, с бледным лицом и ледяными синими глазами. Он поднял вверх книгу в кожаном переплете.
– Вот слово Господне! Евангелие Божьей Братии!
Кто-то швырнул в него помидор. Он разлетелся в пюре на его лице и красными ошметками пополз вниз, запачкав костюм. Все засмеялись. Проповедник, не обращая на это внимания, вытер лицо чистым платком, не прерывая своей яростной речи. Но мальчик посмотрел на шутника, бросившего помидор, таким взглядом, что тот прекратил смеяться.
– Эви? – окликнул ее Уилл.
– Да, я здесь, – ответила она. – Все меняется. Я вижу фургоны у реки. Холодно. Дыхание проповедника вырывается белыми облачками. Они молятся…
Преподобный Олгуди воздел руки к небу, стоя перед своей небольшой паствой.
– Вы все – избранные, посвященные, Божья Братия…
– Ангел Божий явился мне в виде вспышки света и повелел пойти иным путем, против греховного мира и выстроить царство Божие на этой земле… – повторила Эви. – Кровь Агнца течет в наших жилах, и в крови утопнут враги наши, и осуществится наше истинное предназначение на этой земле.
Связь воспоминаний снова разрушилась, и Эви летела глубже, в черную бездну. Она изо всех сил попыталась сконцентрироваться и увидела ноги мальчика, бегущего по опавшей листве, слышала его быстрое дыхание. Затем он лежал на речном берегу и смотрел в облака над головой. Эви на мгновение почувствовала его одиночество и смятение. Из-за деревьев вышел олень, принюхиваясь по ветру. Он поднял голову, и мальчик швырнул в него камень, засмеявшись. Животное взвилось и с треском ветвей скрылось в лесу.
– Эви, где ты?
– Кажется, внутри церкви, – медленно ответила она, и картинка перед ее глазами постепенно обрела четкость.
Мальчик с синими глазами, раздетый по пояс, сидел, привязанный к стулу. Его окружали посвященные. Он испуганно извивался, пытаясь освободиться от пут, и не сводил глаз с отца, который переворачивал клейма, раскалявшиеся в очаге. Всего их было двенадцать – пентаграмма и по клейму на каждое из жертвоприношений.
– Твоя плоть должна быть сильна. Господь не потерпит слабости в своих избранных. – сказал проповедник. Он достал раскаленное клеймо и подошел к мальчику, который принялся вопить.
– О Боже, – сказала Эви. Она не чувствовала, что по ее щекам текут слезы.
– Уилл, останови ее, – сказал Джерихо.
– Я поддерживаю Великана Фредерика, – вмешался Сэм.
Уилл сомневался.
– Еще чуть-чуть. Мы уже близко.
Сэм его не послушал.
– Эй, куколка? Пора выныривать на поверхность. Ты меня слышишь?
– Я же сказал, еще немного! – отрезал Уилл.
Подсознание Эви отпрянуло от боли и страха мальчика. На мгновение она дернулась назад, пытаясь отстраниться от бешено мелькающих картинок. Она приказала себе дышать и держать себя в руках, не убегать прочь. Вскоре поток воспоминаний выровнялся.
– Я в порядке, – сказала она ровным голосом. – Все нормально.
Мальчик сидел на речном берегу с Книгой Братии на коленях. Сердце Эви забилось быстрее, когда она попыталась заглянуть ему через плечо.
– Вырванная страница. Я вижу ее, – сказала она, и Уилл схватил ручку. – «В сосуд заключаю твой дух. Огню вверяю твой дух. Во тьму отправляю тебя, Зверь, и никогда впредь не возвращайся».
Маленький Джон Гоббс выдернул страницу из книги, разорвал ее на множество маленьких кусочков и пустил их по реке.
– Мы сделали это, Эви. Можешь остановиться, – сказал Уилл.
Эви еще никогда не погружалась в воспоминания так глубоко. Она с трудом слышала их приглушенные голоса, будто засыпала в своей постели, а в соседней комнате шел разговор. Ощущение затягивало ее, как наркотик, и ей не хотелось останавливаться.
– Я где-то совсем в другом месте, – мечтательно сказала она.
Она шла по дороге, усыпанной опавшей листвой, в сторону лагеря. Мужчины с торжественными лицами и женщины в простых одеждах выходили из скромных хижин и шли вместе с детьми к амбару, обшитому белыми крашеными досками и изрисованному теми же знаками, что оставлял на своих записках Джон Гоббс. Над дверью красовалась пентаграмма со змеей.
– Пентаграмма Зверя, – прошептала Эви.
– Эви, сейчас я хлопну в ладоши, – предупредил Уилл. Но когда он это сделал, Эви нырнула еще глубже. Теперь она была вне его досягаемости.
Словно в трансе, она последовала за остальными в церковь. Женщины сидели по одну сторону зала, с детьми у ног, а мужчины – по другую. Перед ними с суровым лицом стоял пастор Олгуди, рядом с ним – синеглазый мальчик.
– Время пришло. В городе я узнал, что местные власти выслали отряд в Бретрин, чтобы задержать всех нас. Прости их, Великий Отец, ибо не ведают, что творят. Да, пришло время избранному начать свое путешествие!
– Аллилуйя! – вскричала одна из женщин, подняв руки к потолку.
– Пришло время начать ритуал! Пришло время Зверю восстать и свершить суд над всеми грешниками!
– Аллилуйя! – подключились другие.
– Мы – посвященные. Мы должны быть сильны духом. Господь не потерпит слабости в своих избранных. – Пастор Олгуди открыл книгу и нашел нужную страницу. – И услышал я глас ангельский, грому подобный, и сказал он «Никто из посвященных не сможет войти в царство Божие, пока не очистит плоть свою маслом и пламенем небесным. Их жертва станет первой – приношение верующих, и Зверь заберет их книгу и искупается в дыму от их плоти и церкви. Да будет это первой жертвой, и пусть ритуал начнется». Аллилуйя!
Пастор Олгуди передал две канистры, и посвященные стали обливаться их содержимым. Эви почувствовала удушливую вонь керосина. Сердце испуганно заскакало у нее в груди. Пастор Олгуди надел на сына талисман-пентаграмму и положил руку ему на лоб.
– Возьми нашу плоть и сделай ее своей. Так сказал Господь. Иди. Делай то, что должен. Найди себе обиталище и освяти его. Готовьте свои жилища, сказал он. Не забывай воздавать нам должные почести.
Тихо и спокойно мальчик вышел из амбара и запер за собой двери. Внутри пастор Олгуди продолжал молиться, а его паства затянула заунывный гимн. Эви чувствовала запах паленого. Тонкие облачка черного дыма просачивались через щели обшивки. Языки пламени уже лизали крышу. Мальчик стоял на месте, молился и позволял дыму проникать в его легкие.
– Господь не потерпит слабости в своих избранных, – повторял он снова и снова.
Внутри начали плакать и кашлять дети. Женщины пытались продолжать петь. Пастор Олгуди задыхался от дыма, его проповедь перешла в страшный вопль. Эви хотелось убежать прочь, но она не могла. Она не могла разжать ладонь и выпустить кольцо и не могла вспомнить кодовое слово. Эви погрузилась слишком глубоко и понятия не имела, как оттуда можно было выбраться или позвать на помощь. Вопли стихли, раздавались только приглушенные стоны. Крыша просела и обвалилась. Дым окутал все: Эви закашлялась, она не могла дышать. В лесу послышались оклики – кто-то шел в гору со стороны города. Мальчик быстро открыл глаза. На секунду Эви показалось, что вокруг его зрачков танцует пламя. Маленький Гоббс поднялся и пошел к лесу, на звуки голосов. И вдруг он остановился и обернулся к Эви. От выражения его лица, полного спокойной жестокости, у Эви похолодело сердце. Он смотрел прямо на нее!
– Я тебя вижу, – сказал он, и это был не голос мальчика, а жуткий адский хор. – Я вижу тебя сейчас.
– Дж… Джеймс… – прошептала Эви, вдруг вспомнив кодовое слова. – Помогите. Джеймс.
Она пришла в себя от того, что Джерихо тряс ее, как куклу. Ладонь была сжата, но кольца в ней не было – его вынул Сэм.
– Эви! – кричал Джерихо. – Эви!
Она сделала жадный прерывистый вдох, будто поднявшись на поверхность воды с огромной глубины.
– О Боже, о Боже!
– Нам давно пора было прекратить, Уилл! – прорычал Джерихо.
– Все в порядке, – автоматически ответил Уилл.
– Я видела его – видела Зверя! Ужасно, как ужасно! – Ее скрутило и чуть не вырвало. Голова страшно разболелась, и перед глазами все поплыло.
– Принесу воды, – сказал Сэм и скрылся на кухне.
Эви продолжала держаться за стол, даже сидя на месте. У нее мертвенно побледнело лицо, по лбу сочился холодный пот. Вся комната будто плясала вокруг.
– Он… он вдруг посмотрел на меня! Прямо на меня! И сказал: «Я тебя вижу!»
– Какого черта это означает? – спросил Сэм. Он пытался помочь Эви сделать пару глотков из стакана, но у нее ничего не получалось.
– Все в порядке, – повторил пораженный Уилл.
– Ничего не в порядке! Нельзя было этого делать! Как можно было поступить так с ней – она не подопытный кролик! – накинулся Джерихо на оцепеневшего Уилла. Взяв Эви на руки, он отнес ее в комнату и положил на кровать.
Эви еще никогда не было так плохо. Голова гудела набатом, желудок крутило, и она без сил лежала на мокрых от пота простынях в темной комнате. Каждый звук болезненным эхом отдавался в ее пустой и гулкой голове.
Она с трудом осознала, что ей снова снится кошмар про Джеймса, но он перемешался с образами, увиденными через кольцо, так что Эви не знала, что происходит на самом деле. Сначала она увидела, как Страшный Джон и Джеймс играют в шахматы прямо посреди поля боя, а песня на граммофоне крутится с удвоенной скоростью, так что не разобрать слов. В лесу меж деревьев бежал Генри и звал кого-то по имени Луис. На лесной опушке стояла женщина в ночной рубашке и противогазе. Увидев ее, женщина сняла противогаз, и Эви узнала мисс Адди.
– Какой страшный выбор, – сказала та, покачав головой, и небо осветилось первой зарницей взрывов, приближавшихся к ним смертельной волной.
Эви проснулась в половине девятого утра, мучимая невыносимой жаждой. Проковыляв на кухню за водой, она увидела, что в комнате дяди горит свет. Дверь была приоткрыта, но Эви тихонько по ней постучала.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Уилл.
– Уже лучше. – Эви опустилась в неудобное кресло, придуманное, видимо, с целью как можно скорее выпроводить посетителя. – Что вчера случилось?
– Ты установила с ним психическую связь. Ты могла его увидеть, но в итоге и он смог увидеть тебя. Вот в чем опасность твоего дара: ты становишься уязвимой для второй стороны. – Уилл задумчиво постучал пальцами по подбородку. – Ты слышала историю сестер Фокс из Гайдсвиля, Нью-Йорк?
– Это что, какой-то радиоквартет?
На лице Уилла мелькнула улыбка.
– В середине девятнадцатого века еще не было радио. Сестры Фокс жили в Гайдсвиле, в старом доме, по преданию, населенном привидениями. Младшие сестры, Мэгги и Кейт, объявили, что находятся в связи с миром духов. Они задавали вопросы, а дух по прозвищу мистер Сплитфут отвечал им с помощью стуков. – Уилл постучал по столу для наглядности. – Во времена расцвета спиритуализма они стали настоящей сенсацией.
– Вот что происходит с людьми, когда нет радио, – заметила Эви.
– Да. Тем не менее позже девушки передумали – ударились в религию и сознались, что их связь с миром духов была фальсификацией, что они производили эти стуки, щелкая костяшками пальцев ног. Для них начались тяжелые времена, они стали много пить. Поговаривали, что они напиваются, чтобы избавиться от своего дара.
Эви посмотрела на свой большой палец так, будто он мог прожечь дыру в ковре.
– А какой смысл во всей это истории?
– Спустя год Маргарет Фокс совершила новое признание, она опять передумала и заявила, что все происходило на самом деле. Я ей верю. Думаю, сестры просто были напуганы, поэтому прекратили свое занятие и официально объявили об этом, будто говоря неупокоенным духам: «Уходите, отныне мы для вас закрыты». Спустя много лет после смерти сестер в подвале их дома в Гайдсвиле нашли человеческий скелет.
Уилл пошуршал вырезками на своем столе. Эви поняла, что он разбирал их много часов подряд.
– Но почему все это происходит? – спросила она.
Уилл снова постучал пальцами по подбородку.
– Не знаю. Что-то притягивает таких, как Джон Гоббс и ему подобные. Какая-то энергия. Духи обычно скапливаются там, где присутствует сейсмическая активность, хаос, политическая нестабильность, религиозный раскол, война, изобретательство, индустриализация и инновации. Говорят, засвидетельствовано огромное количество паранормальных явлений во время Американской Революции, а также Гражданской войны. Вся эта страна рождалась во времена огромного энергетического напряжения. – Он задумчиво сложил пальцы. – Демократии присущ определенный дуализм – две противодействующие силы пытаются погасить друг друга. Культурные столкновения. Различные вероисповедания. Все вместе объединилось, и в результате образовалась наша страна. Для баланса требуется титаническое количество энергии, а, как я уже сказал, духи притягиваются туда, где есть энергия. – Он положил руки на стол.
– Мы сможем его остановить?
– Я думаю, что да. – Уилл слегка улыбнулся. – Утром мы поедем в Бретрин и эксгумируем тело, так что сможем забрать источник его силы на этой земле – талисман с пентаграммой.
– А потом?
– Потом мы привезем его в музей и создадим магический защитный круг. С помощью заклинания мы запрем его дух в талисмане и уничтожим его прежде, чем Соломонова комета появится на небосклоне.
Уилл смотрел на нее по-новому, и Эви это чувствовала.
– Ты повела себя очень храбро, Евангелина.
– Я правда была храброй?
– Самой храброй. Наверное, семейная черта характера.
После похвалы Уилла Эви стало гораздо лучше. Желудок больше не болел, и в голове прояснилось. Ее взгляд случайно упал на фотографию таинственной женщины на столе Уилла – той самой, которую она видела в воспоминаниях всего неделю назад. Казалось, будто прошли годы.
– Кто она, дядя?
Уилл, будто забывшись, провел пальцем по фотографии.
– Ротке Вассерман. Когда-то она была моей невестой.
– Но почему ты на ней не женился? – удивилась Эви и тут же поняла, что совершила ошибку. Что, если она бросила его у самого алтаря, променяла на мужчину побогаче и посолиднее?
– Она умерла, – мягко сказал Уилл.
– Ой.
– Это было много лет назад, – сказал Уилл, словно это что-то объясняло. – И с тех пор мне не удается разобраться с перчатками. Постоянно теряю одну из пары.
Впервые за долгое время Эви не знала, что сказать. Она никогда не считала дядю человеком в полном понимании этого слова. Для нее он походил на ходячий учебник, который иногда повязывает галстук. Теперь же стало ясно, что он на самом деле человек, носящий в сердце глубокую рану по имени Ротке.
– Мне очень жаль, – тихо пробормотала она.
– Да. Ну что ж. Мы оба кого-то потеряли. – Уилл отвернул фотографию к стене.
Эви невольно потянулась рукой к своему талисману. С той самой поры, как она услышала от Уилла, что призраки существуют, она хотела задать ему вопрос. Только теперь она набралась храбрости.
– А все эти истории про медиумов, людей, которые общаются с духами… Неужели действительно можно связаться с кем-то на той стороне, если захочешь?
Уилл посмотрел на талисман, который Эви сжимала в руке.
– Лучше всего оставить мертвых в покое, – примирительно сказал он.
– Но что, если они сами не в покое? Что, если им нужна твоя помощь? Что, если они приходят в твои сны снова и снова? – Эви почувствовала, что слезы снова подкатывают к горлу. Скоро она станет девочкой-фонтаном, хотя ей этого очень не хотелось. – Что, если они пытаются пробиться к тебе и сообщить что-то, а ты не понимаешь, о чем речь?
– А что, если они просто пытаюсь тебе навредить? – спросил Уилл. – Ты никогда о таком не думала?
Нет. Она не думала. Но Джеймс? Джеймс ни за что не причинит ей зла. Или нет?
– Люди обычно думают, что самая опасная эмоция – ненависть. Но так же опасна может быть и любовь, – сказал Уилл. – Существует множество историй о духах, населяющих определенные места, а также являющихся людям, которые много значили для них при жизни. Таких историй даже больше, чем о неупокоенных душах, жаждущих возмездия.
– Дядя, если ты веришь в призраков и гоблинов…
– Я не верю в гоблинов.
– В существ с гоблинскими чертами. – Эви закатила глаза. – Так почему в таком случае тебе трудно поверить в Бога?
– А что за бог создал бы такой мир и позволил бы случаться подобному? – спросил он, посмотрев на нее долгим взглядом, прежде чем уткнуться в свои карманные часы. – Скоро начнется «Капитан Сумерки и его секретная бригада». Не хочешь послушать?
– С удовольствием.
Уилл включил радио. Раздалась зловещая музыка.
– Где бы ни затаилось зло, где бы ни сгустились тучи, там спешат на помощь Капитан Сумерки и его секретная бригада, готовые бороться с преступниками и спасать мирных граждан…
Расцвеченная тенями гостиная заполнилась звуковыми эффектами, музыкой и хорошо поставленными голосами актеров, обещающих разобраться с любой опасностью.
Но этого было недостаточно, чтобы заставить духов держаться подальше.
В окна тихо стучал дождь. Деревья в Центральном парке гнулись от ветра. На темных улицах раздалось посвистывание. Это Джон Гоббс шагал к музею Американского Фолькора, Суеверий и Оккультизма. Он легко вошел в старый особняк, под завязку набитый амулетами гри-гри, ведьминскими письменами и фотографиями призраков. Жалкие безделушки. Детские игры. Зонты, раскрываемые против тайфуна. Еще два дня, и все это потеряет смысл. Но сначала ему нужно выполнить свою работу. Насвистывая, Джон Гоббс прошел в библиотеку. Она утопала в ночной темноте, но он с легкостью мог различить стол. Теперь он отлично видел во мраке. Сначала он открыл ящик и положил в него небольшой подарок. Но и ему тоже кое-что понадобится. Это что-то подмигивало ему из-под стопки газетных вырезок. Это сгодится. Да, отлично подойдет. Он положил находку в карман и ушел из музея, напевая: «Страшный Джон, Страшный Джон, в белый фартук наряжен…»
Наверху, на втором этаже, в своей комнате проснулся Сэм. Ему показалось, что кто-то поет, но вокруг царила тишина. Он перевернулся на другой бок и провалился в сон.