Занудный дождь монотонно барабанил по закрытым киоскам и выключенным аттракционам у прогулочной дорожки на Кони-Айленде. Мэри Уайт Блодгетт вынырнула из своего морфийного дурмана с громко стучащим сердцем и тяжелой мыслью о том, что мир, кажется, слишком быстро вертится вокруг своей оси. Она принялась звать дочь, но потом вспомнила, что Элеанор ушла в казино.

Боль пронзила руку Мэри. Как же ей хотелось вколоть еще морфия! Но сейчас ей придется провести часы в ожидании, пока ее никчемная, неблагодарная дочь вернется, и отвлечься на что-нибудь. Закрыв глаза, она принялась вспоминать то время, когда она была великой женщиной.

До того как выйти замуж, она была первой красавицей балов, и поклонников у нее было гораздо больше, чем приличествовало девушке такого скромного положения. Но она остановила свой выбор на Итане Уайте. Он был старше ее, властный, взыскательный, совсем не романтичный, но с деловой жилкой, которая точно могла обеспечить безбедное существование семьи. Об их свадьбе написали во всех газетах города Покипси. Итан зарабатывал деньги на нефтяных спекуляциях. В каком-то пыльном городишке в Техасе нашли черное золото, и денежки потекли рекой в карманы четы Уайтов. Появились икра и шикарный дом на севере города, собственная ложа в опере – Мэри на самом деле не любила слушать ее, но приходила туда щеголять своими роскошными мехами и украшениями, чтобы насладиться ролью блистательной леди, миссис Уайт.

Потом она узнала про эту девку в Лаббоке, Техас. Лучше было Итану не высовываться и вести себя поделикатнее, но ей хотелось завести семью. И в Итане вдруг взыграли романтические нотки благородного рыцарства. Он решил оставить Мэри ради этой деревенщины, ославив ее на всю жизнь. Она больше не смогла бы выходить в свет и смотреть свысока на мелких людишек, завидующих ее блеску. Они стали бы говорить о ней с жалостью. А жалость Мэри Уайт не могла вынести. Она дралась с Итаном, умоляла его передумать – больше Мэри ни разу в своей жизни никого не умоляла – и даже сейчас, лежа в сырой, пропахшей морфием постели, она надменно поджала губы, – но он остался непоколебим. Он хотел первым делом пойти к адвокату и подписать все бумаги. Ей обещалось хорошее содержание в случае, если она станет хранить молчание.

Мэри не собиралась становиться объектом сплетен.

По вечерам Итан регулярно выпивал рюмку хереса, чтобы расслабиться. Мэри попросила горничную принести ему напиток, как и всегда, но к нему добавила немного мышьяка, который купили для мышей, расплодившихся в подполе. Потом она сидела в темной спальне в своем кресле-качалке с книгой поэзии Джона Донна, а муж извивался в судорогах на постели, пытаясь дотянуться до нее одной рукой, а она только спокойно перелистывала страницы. В двадцать четыре года Мэри Уайт стала очень богатой вдовой. Она упаковала траурную вуаль вместе во всеми ценными вещами, что у нее были, и переехала в номер отеля «Плаза» на Манхэттене.

Тихое поскрипывание отвлекло Мэри от воспоминаний. Она вся обратилась в слух и лежала, напряженно вглядываясь в полумрак, пока не убедилась в том, что это просто ветер и дождь хлестали по стенам хижины.

В такую же ненастную ночь она впервые повстречала своего Джонни. Это произошло спустя полгода после того, как она ходила на лекцию великой теософистки мадам Блаватской в Куперовском Союзе. Мэри была очарована таинственной русской леди, ее идеями о вечном человечестве, союзе с божествами и царстве духов. Она добилась приватной беседы с великой женщиной, обещав спонсорство в обмен на эзотерическое знание.

– Вы встретите человека, который откроет перед вами дверь в иной мир, – сообщила ей мадам Блаватская, и на следующий же день на улице случился страшный ливень, а она оказалась без своего экипажа. Импозантный мужчина с гипнотизирующими синими глазами предложил ее подвезти. Его звали Джон Гоббс, и он разделял ее интерес ко всему мистическому. По его признанию, он являлся наследником святого народа, называемого Братией, любимцев Бога, и был избран ими для осуществления великой миссии на земле. Он показал ей чудеса, которым не было объяснения, и разделил с ней знание, равного которому не было в природе. Он обратил ее в свою веру и обещал сверкающий путь в бесконечность, где она станет его Солнечной Девой.

Их окутывало ореолом предопределенности и великого предназначения. Они будто поднялись выше всех существовавших правил. Они жили в высшем измерении и для высшей цели. До начала ее путешествий в мир духов Мэри изредка посещали сомнения о том, что она сделала с Итаном. Но Джон помог ей понять, что во всех ее поступках заключена божественная справедливость и божий промысел: если бы она не наказала Итана за жестокосердие и измену и не унаследовала его денег, она бы не смогла помочь Джону выполнить его святую миссию. Поэтому ее убийство мужа выступало благом.

В доме отчетливо заскрипели половицы, но Мэри не обратила никакого внимания – она полностью растворилась в мечтах. Она вспомнила, как Джон показал ей старинную книгу с одиннадцатью жертвоприношениями и объяснил, что он должен был сделать – для чего его избрали. Поначалу, надо признать, у нее были сомнения и даже страх. Но тогда он целовал ее, сначала нежно, потом неистово, одерживал над ней верх, овладевая ею, как ей нравилось, как было необходимо, и она полностью принадлежала ему. Он стал для нее золотым богом. А она, Мэри Уайт, была его священной супругой. Зверь должен был восстать. Мир – сгореть в пламени ада. И из пепла должно было возродиться новое общество. Они бы стали править им, как король и королева. Она, ничтожная Мэри Уайт, станет королевой. А потом Джон увидел, что его заберут и казнят, так же, как Христа две тысячи лет назад. Она последовала его указаниям и подкупила охрану и водителя, которые вывезли тело темной ночью из Нью-Йорка. Они похоронили его на холме за руинами старого поселения, и она сдержала обещание – не продавала дом Ноулсов никому и платила за него огромные налоги, из-за чего теперь была вынуждена жить в нищете. Джон почему-то особенно настаивал на этом пункте, а когда она спрашивала почему, он ничего не объяснял. Это был единственный секрет, которым он не захотел с ней делиться.

Скрип раздался совсем близко.

– Кто это? Кто здесь? – Мэри подтянула одеяло к самой шее. – Я старая женщина! Чего вам нужно?

Она снова услышала этот звук. Это были не дождь и не ветер, бушевавшие снаружи дома, а шаги, шаги внутри, в соседней комнате. Ах, почему она сегодня решила разрешить Элеанор уйти?

Шаги остановились прямо перед занавеской, отделявшей ее от остального дома. У Мэри застучала кровь в ушах.

– Кто? Кто? – скрипела она, как старая сова.

Занавеска медленно отодвинулась, и полумрак расселся от мягкого золотистого света. Мэри Уайт вскрикнула от восхищения.

– Я знала, что ты придешь!

В изножье кровати стоял Джон Гоббс. На нем не было рубашки, и по золоту кожи змеились черные символы. Почему он не бросается к ней в объятия? Неужели она стала такой страшной и гадкой, что отталкивает его? Но ведь ее внешний вид, ее тело – это всего лишь оболочка, они породнились душами. Скоро он сделает ее своей королевой, своей Солнечной Девой! Ведь он вернулся к ней, как и обещал.

– Я сохранила веру, как и обещала. И сохранила дом.

Он ничего не ответил. Стояла тишина, прерываемая только стуком дождя и завыванием ветра. За окном спальни сверкнула молния, подсветив его лицо. Глаза. Что-то было не так с его глазами.

– Джонни? Джонни, любимый… – У нее в глазах стояли слезы. – Прошло столько лет. Дай мне наглядеться на тебя…

Он все равно молчал. Мэри начала злиться. Разве она не выполняла свою часть клятвы все эти годы?

– Узрите, как Зверь обрел плоть, и когда он заговорил, то были языки пламени, и небеса содрогнулись от его гласа…

Мэри Уайт радостно ахнула. Его голос! Спустя все эти годы он остался таким же звучным и величественным.

– Да, да, любимый. Говори со мной, своей покорной рабой.

– Я хочу, чтобы ты написала для меня записку, Мэри.

– Конечно, милый. Что угодно.

Словно по волшебству, под ее рукой появился лист бумаги. Рядом лежала ручка. Он сказал ей, что нужно написать, и велел спрятать записку в кармане, чтобы ее потом нашли.

– Нашли? Я не понимаю, Джонни.

– И при оплакивании вдовы все языки замерли, и небеса разверзлись от ее криков…

Нет. Все пошло неправильно. Не десятое жертвоприношение. Он говорил ей об одиннадцатом: свадьбе Зверя и девы, одетой в солнце. Она была его Солнечной Девой! Они должны быть вместе, и она станет бессмертной, как и он. Они…

– И свершилось десятое жертвоприношение.

– Джон, послушай. Джон!

– Узри новую плоть мою и изумись.

Вся любовь в ее сердце обратилась в страх. И в коротких вспышках молнии она смогла разглядеть его истинное обличье: показалось крыло, когтистая лапа. Кончики клыков, острых, как бритва. И глаза, горящие, бездонные глаза, которые должны служить зеркалом души – но души не было в этих пламенных водоворотах. Заглянув в них, Мэри увидела, как раскрытую книгу, всю свою никчемную жизнь, основанную на наивной вере в то, что она – все они смогут превозмочь вселенский порядок, смогут бежать от смерти. Вот это и было главным обманом, проделкой истинного Змия в райском саду: и будешь есть прах во все дни жизни твоей.

– Узри меня.

Мэри Уайт посмотрела на него, изумившись, и не смогла отвести от него взгляда, и не в силах была перевести дыхание в пересохшем горле. Ее вопль стих еще до того, как сорвался с губ.

А на берегу ветер собирал песок в небольшие пирамидки и раскидывал их снова, как капризный ребенок в песочнице, унося мелкие крупинки дальше и дальше вдоль моря. Бродячие фокусники собирали свои карты и игральные кости. Собака гавкала, и ее вознаграждали обрезками хот-догов. Бородатая леди грустно вздыхала, сидя у окна, – ее любовник опять задерживался. Земной шар крутился и поворачивался, как мяч, запущенный какой-то непостижимой рукой. По ночному небу пронеслась тонкая накидка из серых облаков, луна укрылась за ними и горестно спрятала свое лицо.