Стоя на опушке леса, Джеймс поманил ее к себе. Эви слышала собственное дыхание, пока шла за ним по заснеженному лесу. Приятно пахло хвоей, воздух был свеж и прозрачен, и, даже будучи во сне, Эви поняла, что все изменилось. Все было не так, как всегда. Она еще никогда не слышала своего дыхания, не могла чувствовать запахов. Эви провела рукой по стволу дерева, и шершавая кора слегка царапнула ей ладонь. Как и раньше, она прошла за Джеймсом на поляну с обреченными солдатами. Она посмотрела направо. Там туман слегка расходился, и можно было различить что-то похожее на зазубренную крышу и башенки. «Замок?» – подумала Эви.

Сержант потушил сигарету, и Эви захотелось крикнуть ему, предупредить, что нужно спасаться, бежать отсюда. Но она не могла: она была лишь наблюдателем в собственном сне. Когда разгорелась вспышка взрыва, ей показалось, что она была ярче и сильнее обычного. Эви вылезла из окопа и побежала по поляне кровавых тюльпанов. Джеймс уже ждал ее. Даже во сне она вся подобралась, ожидая, как он снимет противогаз и окажется изуродованным призраком.

Джеймс медленно поднес руку к своей маске и снял ее. Но в этот раз он остался, каким Эви его помнила – красавцем, ее золотым братцем, любимым сыном родителей. Он раскрыл рот, и Эви приготовилась к очередному ужасу.

Он улыбнулся.

– Привет, старушка! – Она не слышала этого голоса десять лет. – А они все-таки не должны были делать это.

Ахнув, Эви проснулась в холодном поту. У нее тряслись руки. Он заговорил с ней! Дышать. Ей нужен был воздух. Она вылезла в окно и поднялась по пожарной лестнице наверх. Ночной ветер своим дуновением осушил ее пот. Ей стало холодно – уже наступил ноябрь, лету пришел конец, – но она не могла найти в себе силы спуститься вниз и досмотреть этот странный сон. На краю Центрального парка какой-то пьянчужка зигзагами перемещался по дороге, плача и крича имя девушки. Время от времени он воздевал лицо к небу, словно надеясь на милость неведомого божества, а потом в отчаянии тряс головой.

Сзади кто-то пошевелился, и Эви подскочила от неожиданности. К ней подошел Джерихо, одетый в куртку поверх пижамы, с книгой в руках.

– Извини. Я не хотел тебя побеспокоить, – сказал он.

– Это невозможно – я и так обеспокоена до предела.

– Ты дрожишь.

– Все в порядке.

– Нет, еще нет. – Он снял куртку и укутал ее плечи.

– Но теперь ты сам замерзнешь.

– Я не очень это чувствую.

– Ой, – поняла Эви.

– Тебе опять снился сон?

Она кивнула.

– Все изменилось. Он заговорил со мной, Джерихо. Он посмотрел прямо мне в глаза и сказал: «А они все-таки не должны были делать это».

– Кто «они» и что сделать?

– Я не знаю. Но я не могу избавиться от чувства, что это больше, чем просто сон. Он пытается сообщить мне нечто очень важное.

– А может быть, ты просто по нему скучаешь. Мне до сих пор иногда снится семья.

– Может быть.

Джерихо взял ее за руку. От его прикосновения по ее телу будто пробежал ток, но она постаралась не обращать внимания.

– Я не думал… Я не осмеливался надеяться на то, что ты поймешь. Я боялся, что ты посчитаешь меня уродом.

– Мы все в той или иной степени уроды. Можем даже подрабатывать в парке аттракционов. Посмотрите на манхэттенских неудачников! Детям и беременным женщинам вход воспрещен. – Она горько засмеялась, вытирая рукой набежавшие слезы.

– Я думал, что совсем одинок. Что я отличаюсь от других. Но ты тоже не такая, как все. – Он смотрел на нее как-то по-другому. – Я уже очень давно хотел умереть. Я думал, что внутри уже все равно умер, что они убили меня, когда сделали машиной. Но теперь я не чувствую себя мертвым. – Он приблизился к ней и положил руку ей на спину. – Теперь я знаю, чего хочу.

– Чего? – шепнула Эви.

В его поцелуе не было ни капли сомнения или робости. Он коснулся ее губ со страстной настойчивостью. Эви почувствовала, будто проснулась и ожила.

Она оттолкнула его.

– Я не могу.

– Но почему? – Он нахмурился. – Это из-за того, что я – такой?

Она покачала головой:

– Из-за Мэйбел.

Джерихо посмотрел ей в глаза:

– Но мне не нужна Мэйбел. Мне нужна ты. Только скажи мне, что не хочешь, чтобы я тебя целовал, и я не стану.

Эви ничего не сказала. Тогда он притянул ее к себе и поцеловал снова. Эви ответила ему, счастливая от того, что ощущает прикосновение его губ, его пальцев к своим волосам, что может обнимать его. Ведь так и работает мироздание? Ты мечтаешь о чем-то, а жизнь ставит тебе подлую подножку. Мэйбел хотела Джерихо, Джерихо хотел Эви. А Эви сейчас больше всего на свете хотела забыть обо всем. Этой ночью поцелуи ничего не значили. Уже завтра ручку мироздания повернут в другую сторону, шестеренки защелкают и пойдут в ход. Она еще могла планировать и решать что-то завтра или послезавтра. Но это происходило сейчас, и сейчас ей было это нужно. Ей был нужен он. Эви уткнулась головой в широкую грудь Джерихо и позволила ему взять себя на руки. Он поцеловал ее в макушку, и они стали смотреть на восток, где поднималось солнце, забрызгивая здания прозрачной, как акварель, надеждой.

Но что-то надвигалось на них. А что, она не могла понять. Что-то страшное. И она очень боялась.

– Все нормально? – прошептал Джерихо, коснувшись губами ее шеи.

– Да. Все зашибись, – соврала она.

На улице внизу пьяница перестал звать свою девушку. Он упал на колени, уткнулся головой в брусчатку и, плача, принялся напевать.

– Что мы потеряли, что мы потеряли…

Где-то в одном из безликих зданий включили радио. Эл Джонсон затянул радостным голосом, затмевая безысходность пьяницы на улице.

– Я сижу на вершине мира, сижу и гляжу, просто гляжу…

Солнце поднялось над горизонтом. Свет больно жег ей глаза.

– Поцелуй меня, – попросила Эви.

Он заключил ее лицо в свои ладони и поцеловал так, что весь мир вокруг поблек.