Неудачливых убийц оттащили к костру, чтобы внимательно осмотреть. В воздухе витал запах крови и вспоротых внутренностей.

Дидрик принялся обыскивать тела покойников — не самое приятное занятие. У них не оказалось ни гербов, ни знаков, ни даже монет, чтобы определить, из какой части страны они приехали. Девлин осмотрел их оружие, которое оказалось столь же неприметным. На закаленных стальных мечах не было ни клейма рода, ни символа отряда. Такие мечи часто использовались офицерами королевской армии и теми из знати, кто считал себя дуэлянтами.

— Ничего не понимаю, — с отвращением проговорил Дидрик, осмотрев последнего мертвеца, и поднялся на ноги, тщательно вытирая руки о тряпку. — Их вещи могли бы рассказать нам куда больше, если отыскать место, где они оставили коней.

Девлин тоже заметил на убийцах добротные сапоги для верховой езды. Должно быть, обнаружив лагерь Избранного, наемники проехали дальше по дороге и спрятали лошадей, а потом подкрались обратно через лес, надеясь застать спящих путников врасплох. Вероятно, именно они шуршали в зарослях еще во время дежурства Стивена и беспокоили скакунов. Девлин понимал, что выжили он и его друзья благодаря простому везению. Он проявил невероятную глупость и непредусмотрительность. Для начала не стоило выбирать место для лагеря настолько близко к дороге, чтобы каждый проезжий мог видеть свет их костра. И хотя путники караулили по очереди, воин не верил, что они находятся в опасности. Он был убежден, что враги предпочитают живого Избранного, отправившегося в дурацкий поход, мертвому мученику. В конце концов, если Девлина убьют, им придется иметь дело с новым Избранным.

Он был настолько уверен в этом, что не проявил простейшей осторожности, которая уже не раз выручала его из беды. Метательные ножи, которые могли изменить ход битвы в самом начале, лежали в седельных сумках. Хуже того, отправившись осматривать лошадей, Девлин оставил топор у костра. Напади убийцы чуть раньше, и он не успел бы его схватить и сражался бы с ними обыкновенным кинжалом.

После окончания боя воин почистил оружие и пристегнул метательные ножи. Впервые со времени ранения он взял и нож для правой руки, пристроив ножны таким образом, чтобы они не задели шрам. Этой рукой он владел не слишком хорошо и вполне мог промахнуться, но, рассудил Девлин, даже неточный бросок может отвлечь противника.

— Сейчас слишком темно. Обыщем лес с утра пораньше, — подал голос Стивен, сидевший на поваленной палатке. Кровь на его тунике была вражеская, и тем не менее, падая, он сильно ударился ребрами, и Девлин велел ему отдыхать.

— Нет, — возразил воин. — Пока мы теряем время, обшаривая леса, нас могут отыскать другие убийцы. Лучше всего поторопиться. Мы продолжим путешествие и будем настороже.

— В движущуюся мишень труднее попасть, — согласился Дидрик.

В последующие дни они бдительно дежурили по ночам, но не заметили, что за ними кто-то следует. Чем дальше путники уезжали от Кингсхольма, тем меньше становились городки и тем реже встречались. Эйнфор был крохотным пятнышком на карте, последним городом, через который им предстояло проехать до реки Кенвай, откуда простиралось то, что некогда было равнинной частью Дункейра.

Девлин поморщился. Джорскианцы называли эти земли Зеймундсланд, однако он даже мысленно не мог оказать такую честь кровавому палачу Инниса. Вместо этого воин следовал обычаю своего народа и именовал их Украденные Земли, поскольку захватчики присвоили себе плодородную равнину, превратив честных кейрийских фермеров в беженцев в собственной стране. За пятьдесят лет Украденные Земли перестали чем-либо отличаться от других провинций Джорска — их обрабатывали потомки захватчиков, получившие земельные наделы. И только в горах сохранились кейрийские поселения.

На пересечение провинции понадобится немало дней. Десять, если погода останется ясной. Следом еще три дня подъема, в холмы до города Килбарана. А потом Девлину придется встретиться со своим народом и услышать родной язык впервые за два прошедших года.

Он не думал, что когда-либо отправится сюда. Даже в мечтах, когда воину рисовалась жизнь, свободная от жребия Избранного, он не представлял возвращения на родину. Да и как можно это сделать? Ему там нет места. Человек, лишенный семьи и ремесла, не существует. Он окажется чужаком в собственной стране. Хуже, чем чужаком, потому что джорскианских торговцев часто принимают радушно, как гостей. А человек, извергнутый изрода, не встретит слова привета, только холодное молчание и пустые взгляды, скользящие мимо, словно люди не желают признавать его существование.

В Джорске было проще притворяться, что он по-прежнему человек. Там Девлин нашел себе место и тех, кого мог звать друзьями. В Кингсхольме ничто не напоминало о потерянном. Но стоит пересечь границу Дункейра, и воина обступят призраки прошлого, напоминания о том, частью чего он некогда был и никогда не станет впредь.

До Эйнфора они добрались к полудню и остановились, чтобы сменить коней на крепких пони, которые куда лучше справятся с горными дорогами. Девлин участвовал в покупке лошадок, однако подковывать их отправил Дидрика. Ему совсем не хотелось заходить в кузницу.

Впрочем, может быть, это была ошибка, потому что он остался наедине со своими мыслями, которые с каждым днем путешествия в сторону родины становились все мрачнее.

Девлин поднес к губам кубок терпкого красного вина и осушил его. Потом поставил сосуд точно в центр стола и откинулся на спинку стула. Что он за человек, просто тряпка, раз прячется в гостинице и не может заставить себя встретиться с мастером, занимающимся его прежним ремеслом. Впрочем, это путешествие откроет немало старых ран и необязательно сыпать на них соль. И без того будет непросто встретиться с Меркеем, когда они доберутся до Килбарана.

Стивен отправился пополнять запас провизии, оставив Девлина в одиночестве, в лучшей комнате лучшей гостиницы города. Конечно, в Кингсхольме ее не удостоили бы и второго взгляда, но место оказалось довольно чистым, вино можно было пить, а прислуга не беспокоила Избранного, что и требовалось. Путешествовать с друзьями гораздо легче, и все же у Девлина почти не было времени побыть наедине с собой. А ему следовало подготовиться к неизбежному. И подумать. Потому что в глубине сознания таились сомнения. Голос, который делался все громче с каждой лигой, исчезающей под копытами коня. Голос, который говорил ему, будто он что-то позабыл, не предусмотрел, и из-за этого все они в опасности.

Раздался стук.

— Входите, — велел Девлин.

Дверь распахнулась и на пороге показалась хозяйка гостиницы Дженсин.

— Лорд Девлин, простите за беспокойство, но в общей зале собрались люди, просящие уделить им время.

Девлин вздохнул. Он ожидал чего-то похожего. Везде, где его узнавали, находились люди, жаждущие увидеть Избранного. Иногда им просто хотелось встретиться с ним, чтобы рассказывать позже, что они видели живую легенду. Другие просили о милостях, будто он мог их оказывать. Правда, обычно требовалось больше нескольких часов, чтобы набраться мужества потревожить его, и в большинстве случаев путники успевали благополучно уехать.

— У меня нет времени на пустую болтовню. Пусть убираются.

Дженсин покачала головой, и двойной подбородок даже заколыхался от возмущения.

— Я бы не стала беспокоить благородного гостя из-за просто любопытных. Эти люди хотят обратиться к Избранному, чтобы помочь решить их спор.

Напоминать, что он не знатный человек, смысла не было. Спасибо, что трактирщица перестала ему кланяться.

— Неужели у вас некому вершить правосудие?

Дженсин непонимающе посмотрела на него, и он попробовал повторить вопрос:

— Почему бы не послать за судьей? Должен же проживать хотя бы один неподалеку, даже если своего у вас нет?

— Они были у судьи и даже к лорду отправлялись в поисках правды. А ссора все продолжается и продолжается, стороны от сердитых слов переходят к ударам. Боюсь, не дошло бы вскорости и до смертоубийства. Иначе бы я не стала вас беспокоить.

Девлин удивился, почему они надеются, что он сможет разрешить их проблемы, если с этим не справился судья и лорд. Он же не законник, а всего лишь кузнец, ставший поневоле воином. У него нет ни мудрости, чтобы делить ее с людьми, ни времени и терпения распутывать их спор. Ему хотелось отказаться, но чувство долга не позволило. Избранный вправе вершить и высшее, и низшее правосудие. Это часть его обязанностей, нравится ему это или нет. И раз он все равно ничего не делает, то и отговориться другими неотложными делами не может.

— Веди меня к ним, — проговорил Девлин, поднимаясь на ноги. — И я сделаю, что в моих силах.

Шагая по коридору вслед за Дженсин, он услышал раздраженные голоса, доносящиеся из общей залы. Казалось, там собралось полгорода, но, войдя внутрь, воин обнаружил лишь чуть более десятка человек.

Люди явно разделились на две группы. На одной стороне была высокая горделивая женщина, яростно смотрящая на человека напротив. Она раздраженно кричала, и слова трудно было разобрать, а мужчина отвечал ей почти что рычанием. За спиной этих двоих собрались друзья и родственники, которые размахивали руками и немало добавляли к общему шуму.

— Добрые люди, — окликнула их трактирщица. — Суннива. Клеменс.

Ссорящиеся не обратили на нее внимания. Девлин ударом ноги захлопнул за собой дверь.

Раздался общий вздох, и люди смолкли, повернувшись к нему.

— Если у вас нет на меня времени, я уйду, — сказал воин.

Женщина первая пришла в себя.

— Милорд Избранный, простите нашу грубость. Мы рады вашему появлению и жаждем мудрости. — Она изящно присела в реверансе.

— Интересно, ты по-прежнему назовешь его слова мудростью, когда он вынесет решение в мою пользу? — спросил мужчина и, обернувшись к Девлину, поклонился. — Милорд.

— Обсудим случившееся как воспитанные люди. — Толпа расступилась, и воин прошел вперед. Он взял стул и поставил его так, чтобы оказаться лицом к собравшимся. Потом сел и увидел, как люди разошлись на две стороны.

Спорящие остались стоять. Оба приблизились к середине жизни. Мужчина был ростом ниже многих других, а лысину компенсировала роскошная и тщательно расчесанная борода. Женщина была высокой и стройной, одевалась как все фермеры в простую рубаху и штаны, хотя ни у одного из фермеров не было настолько чистой одежды. Улыбаясь, она могла бы показаться хорошенькой, но сейчас из-за недовольного выражения лица вид имела не самый приятный.

— Кто может рассказать мне, что случилось? — спросил Девлин.

Это была ошибка.

— Мой лорд, эта женщина и ее семья сговорились, решив обдурить меня… — начал мужчина.

— Обдурить? Это ты настоящий вор. Ты и твой кузен судья… — заспорила женщина.

Один из поддерживающих "мужскую партию" возмутился.

— А кто пытался подкупить барона?

— Ты первый начал… — закричал еще кто-то.

— Тихо! — приказал Девлин. У него начала болеть голова. — Вы будете молчать, пока я не велю говорить, ясно?

Все присутствующие кивнули. Он поманил к себе трактирщицу, которая стояла у двери.

— Дженсин, ты знаешь, в чем состоит их ссора?

— Да, мой лорд.

— Ты родня кому-либо из них?

— Нет, мой лорд.

— Тогда расскажи все, что знаешь.

Дженсин вытерла руки о фартук и начала.

— Суннива, — указала она кивком в сторону женщины, — была замужем за Клеменсом почти двадцать лет. Прошлой зимой они согласились разойтись. Они поделили меж собой все имущество, но не смогли решить, что делать с землей. Клеменс утверждает, что земля его, потому что она принадлежала ему до брака. А Суннива хочет продать землю и разделить деньги.

Это показалось Избранному немного странным, хотя пока все было вроде бы ясным. И слишком простым, чтобы стать причиной такой яростной ссоры.

— А что сказал судья?

— Судья выступил на стороне Клеменса и заявил, что земля принадлежит ему.

— Судья его кузен. Конечно же, он выступил на его стороне, — вмешалась Суннива. — Я обратилась к барону Ростику, и он заявил, что права я.

— Если барон уже вынес суждение, то зачем вам я?

Клеменс яростно взглянул на свою бывшую жену.

— Барон не дал ей письменного свидетельства. Нельзя доказать, что именно он сказал или не сказал. Кроме того, ему явно не сообщили всю правду, и поэтому судья запретил продажу.

Жаль, что барон Ростик не счел нужным записать свой приговор. Это говорило о его беспечности или прямом обмане со стороны Суннивы. Самый простой способ решить проблему — отправить бывших мужа и жену к барону вдвоем, чтобы он рассудил их спор на месте.

— А урожай этого года сгнил в садах, потому что ты не позволила моим работникам собрать его, — заявил Клеменс.

— Этого не произошло бы, поведи ты себя честно и позволь продать землю, — ответила Суннива.

— Стоп, — сказал Девлин. Он, наверное, ослышался. — Вы не собрали урожай этого года? Позволили ему сгнить?

Клеменс кивнул.

— Я нанял бы работников, но семья Суннивы не дала бы работать тем, кто пришел собирать урожай.

— Это мои деревья! — заявила Суннива. — Моя семья дала мне саженцы, и именно я посадила их на земле, которую ты считал бесполезной. Без меня там оставался бы пустырь.

— Это была моя земля, — возразил Клеменс. — И двадцать лет труда сделали сады тем, что они есть теперь.

— Я скорее сожгу их на корню, чем позволю попасть в твои руки.

— Сразу видно, какая ты мегера!

— Довольно! — Интересно, как эти люди прожили в браке двадцать лет, если теперь так яростно ссорятся? Девлин не мог понять, как можно столь опуститься. Подумать только, из-за мелочных ссор позволить здоровым плодам сгнить на деревьях, вместо того чтобы как-нибудь сговориться! Это больше, чем просто глупость. Это смертный грех.

Впрочем, наказывать людей за глупость не в его власти.

— А что скажут ваши родители? Вы не подписывали брачный контракт?

На ноги поднялся пожилой мужчина.

— Я Иульф, отец Клеменса. Соглашение было подписано. Там сказано, что если брак распадется, а детей не будет, земля останется в моей семье.

— Я же не прошу всю землю, а только сады, где стоимость моих деревьев в десять — нет, двадцать раз больше земли, на которой они растут, — заспорила Суннива. — Вы же видите, что я права, мой лорд.

— А ты, Клеменс, что полагаешь справедливым?

— Земля моя. Что до садов, мой дом находится среди них. Одно нельзя продать без другого. Суннива ушла от меня, значит, сама выбрала свою судьбу. Она получила приличную сумму за годы нашей совместной жизни, куда большую, чем принесла в приданом. Она не будет голодать.

— И это все? Никто не требует возместить моральный ущерб? Никто больше не требует правосудия? — спросил Девлин.

— Все остальное мы утрясли. Остается только это.

Воин усилием воли сохранил невозмутимое выражение лица, не показывая своего замешательства. Не годится демонстрировать этим людям, что он ничего не понимает в их ссоре и в том, как разрешить ее. Будь он в Дункейре, ответ был бы ясен, но в этих местах, как ему было прекрасно известно, подобные вопросы решались по-другому.

— Я подумаю над вашим делом и сообщу о моем решении вечером, после позднего ужина, — заявил Девлин.

Ему надо не просто вынести свое суждение. Надо еще, чтобы эти люди согласились с решением и повиновались ему.

— Вот и вся история, — закончил Девлин. Он дождался ужина, чтобы рассказать своим спутникам о произошедшем днем. — Лично мне хочется отправить женщину на виселицу за то, что дала сгнить хорошим фруктам. Да и мужчине светила бы тюрьма за то, что не хватило здравого смысла пойти на компромисс.

— Я так понимаю, ты не сказал им об этом, — проговорил Стивен, отодвигая тарелку и покачиваясь на задних ножках стула.

— Нет, я пообещал вынести решение сегодня вечером.

Дидрик подцепил вилкой еще один кусок утки с блюда, потом начал разрезать его на мелкие кусочки. Все трое воздали должное еде, наслаждаясь редкой возможностью ужинать не торопясь. Чем реже попадались города, тем чаще они не успевали добраться до гостиницы и проводили ночи, разбив лагерь в стороне от дороги, перекусывая тем, что можно быстренько сжевать при свете костра. Если на пути все же встречалась деревня, путники обычно добирались до нее затемно и довольствовались простой пищей. Здесь же друзья задержались на целый день, и повар, не теряя даром времени, приготовил целый пир в их честь. Стол был заставлен пустыми тарелками и мисками, вычищенными до блеска, и Дидрик старательно доедал то, что осталось.

Лейтенант прожевал очередной кусок и спросил:

— И что ты собираешься им сказать?

— Я хотел попросить вашего совета. Честно признаюсь, я плохо понимаю, как тут рассудить.

— А что тут надо понимать? Многие браки начинаются хорошо, а заканчиваются плохо. В моем репертуаре столько же песен о несчастной любви, сколько и любовных баллад, — вступил в разговор Стивен.

— Это мне известно, — сказал Девлин. Не настолько же он невежествен. Развод был давно разрешен у обоих народов. И он прожил в Джорске достаточно долго, чтобы знать, что здесь мужчина может владеть домом и землей, хотя этот обычай казался ему по-прежнему странным. Кейрийцы были куда разумнее. Женщина — центр семьи, всех родственных связей. Женщины принадлежат земле, а земля принадлежит им. Только так можно быть уверенным в порядке и стабильности.

В его стране знать правила землями, мужчинами и женщинами. Мужчина может хозяйничать в лавке или мастерской, там, где он занимается своим ремеслом. А вот землей, особенно той драгоценной землей, которая может давать плоды или кормить скот, владеют женщины, потому что они созданы по подобию Богини-матери Tea. Стоит начать жить по-другому, и беспорядка не оберешься. Как и случилось здесь.

— Мне кажется, они оба виноваты, — проговорил Девлин. — Не вижу ни у одного из них преимущества.

Дай ему волю, он отобрал бы землю у обоих, а урожай и вырученные деньги распорядился бы поделить между бедняками. Хотя подобное решение вряд ли будет воспринято как справедливое. Он пробыл здесь всего лишь день, а этим людям жить с его приговором долгие годы.

— Что бы ты ни решил, все равно кто-то останется недоволен, — сказал Стивен. — Брось монетку и предоставь судить Богу Канжти.

Девлин нахмурился. Он не желал призывать Бога удачи, даже в таком пустяковом деле. Боги и без того слишком много вмешивались в его жизнь.

— Отправь их обоих к барону. Он ведает такими делами и должен сам принять решение, — предложил Дидрик. Он осмотрел стол и спросил с надеждой: — Как ты думаешь, у повара еще остались эти яблоки в меду?

Через некоторое время, после того как Дидрик съел еще одно блюдо яблок в меду, обеспечив себе тем самым плохое самочувствие на весь завтрашний путь, Девлин и его друзья вернулись в общую залу. Там их решения дожидались Суннива, Клеменс и их сторонники.

— Поклянетесь ли вы оба поступить в соответствии с моим решением?

— Если оно будет мудрым, то… — начала Суннива.

— Никаких "если", — перебил ее Девлин. Он встретился с ней взглядом и дал почувствовать мощь его воли. — Вы попросили моей помощи и теперь должны поклясться поступить по слову Избранного под страхом смерти. Вы готовы поклясться?

Суннива побледнела, но голос ее не дрогнул:

— Я клянусь принять ваше решение.

— Клеменс?

На лбу мужчины выступили капельки пота.

— Я тоже клянусь.

Девлин почувствовал некоторое удовлетворение, увидев, как обоим стало не по себе. Поссорившаяся пара хотела использовать Избранного в своих целях, да только они не учли, кого втянули в свои делишки. Он не просто сельский судья, а защитник королевства, поставленный Богами. Так верят эти люди. И нарушить данную ими клятву равносильно государственной измене.

Девлин редко пользовался своим положением и знал, что многие сочли бы, что он слишком суров. Но он не сочувствовал ни одному из двоих истцов, позволивших личным обидам застить глаза и позабывших о справедливости.

— И ваши семьи тоже клянутся? Я призываю всех присутствующих в свидетели клятвы. Вы связываете себя обещанием повиноваться моему решению и проследить, чтобы оно было выполнено в полной мере?

Свидетели переминались с ноги на ногу и смотрели куда угодно, лишь бы не на него. Впрочем, один за другим, они подтвердили свое согласие.

— Тогда вот мой приговор. Земля останется в руках Клеменса, — начал Девлин. Тот ухмыльнулся, а Суннива налилась яростью. Однако Избранный еще не закончил. — При этом следующие семь лет Суннива продолжит управлять садом и собирать урожай. Две трети урожая будут принадлежать ей, а треть пойдет Клеменсу как плата за пользование землей. По истечении семи лет этому соглашению придет конец, и сады отойдут Клеменсу.

Теперь мужчина казался недовольным, а Суннива явственно что-то подсчитывала.

— И последнее, — продолжил Девлин. — Если я еще раз услышу, что вы дали сгнить здоровым плодам на ветвях, я объявлю это соглашение расторгнутым, и вы оба передадите все свои земли и имущество королю. Понятно?

— Да, мой лорд, — хором сказали бывшие супруги.

— Отлично. Тогда ступайте и молитесь, чтобы никогда больше не попадаться мне на глаза.