— Скажите мне, леди Исобель, что это за рыбы? Флавиан считает, что это зеркальный карп, но мне кажется, что плавники у зеркальных карпов не такие, — заявил Октавио.

Исобель остановилась у каменного бассейна, где двое гостей восхищались разноцветными рыбами. Практически во всех садах в Икарии имелись пруды с карпами. Золотые встречались чаще всего, иногда попадая на стол гурманов. Остальные же, разных оттенков красного, белого и редкого зеленого, использовались в декоративных целях.

Флёрделис содержала обычный пруд в огороженном стенами дворике, однако и здесь умудрилась сделать его уникальным.

— Ты прав, это не карпы, а специально выращенные крылатые дартеры, обитающие на коралловых рифах. Один из моих капитанов привез их в подарок, и с тех пор они процветают.

— А их трудно содержать? Я бы хотел себе таких же, — сказал Флавиан.

— Совсем не трудно. Слуга следит, чтобы морская вода всегда была свежей, и кормит каждые два дня живыми мелкими рыбками, купленными на рынке.

— Вы сама щедрость, — ответил придворный. А потом шепотом, чтобы привлечь внимание собеседницы, спросил: — Он уже здесь?

Седдонийка покачала головой.

— Надеюсь, вы меня простите, но мне нужно уделить внимание другим гостям.

— Конечно, — ответил юноша, даже не потрудившись скрыть разочарование.

И как только дама Аканта могла пригласить этого тупицу на встречу для избранных? Флавиан был самым молодым из собравшихся, и у него начисто отсутствовал талант маскировки. К счастью, богатые родители обеспечили ему сладкую жизнь, поэтому мальчику не приходилось забивать голову такими вещами, как пропитание и работа в качестве актера или торговца.

Тепло весеннего солнца заполнило сад, а легкий бриз, обычно поднимавшийся каждый день, каким-то непостижимым образом притих. Исобель приказала возвести балдахин над мозаичным патио, чтобы защитить гостей от солнца, но сейчас все предпочли прогулки по дорожкам. Молодая ящерка метнулась через тропинку перед девушкой. Флёрделис расстроилась: снова ее сады оккупировали назойливые вредители. Хотя некоторые наверняка воспримут их присутствие как хорошее предзнаменование.

По всем показателям вечеринка походила на обычное развлечение в стиле седдонийки — дюжина гостей собралась, чтобы выпить охлажденного вина, обсудить последние новинки в литературе и поговорить о политике. В патио полукругом установили кушетки и столы, где выложили деликатесы. Сырая рыба, маринованная в уксусе, жареные шарики из теста с карамелью, нарезанные кусочками фрукты, уложенные в мозаику — шедевры ее повара. Пока яства оставались нетронутыми — гости предпочли сначала прогуляться и поболтать.

Подобная нервозность была вполне объяснима, если принять во внимание личности присутствующих. В дальнем углу у розового куста дама Аканта беседовала с Септимусом-старшим, а судья Ренато наблюдал за ними. Септимус-младший знал, что отец замешан в заговоре. В тени фруктовых деревьев прогуливались Флавиан, наследник герцогского титула, и Бенедикт, умудрившийся стать вторым по значимости начальником городского патруля, несмотря на. недворянское происхождение, и оживленно спорили. Октавио, богатый торговец с большим стремлением к дворянскому титулу, внимательно слушал Сальвадора, бывшего министра казначейства императора, советы которого до сих пор принимались во внимание.

Подобное собрание наверняка посчитали бы подозрительным, проводись оно поздно ночью, за закрытыми дверями. Поэтому леди Исобель предложила провести встречу при дневном свете, в кажущейся открытости сада, где высокие стены не давали близко подобраться к гостям и подслушать разговоры.

День был теплый, но по позвоночнику Флёрделис пробежала дрожь в предчувствии опасности. В этот раз масок, за которыми можно спрятаться, не было. И присутствующие пришли открыто, как настойчиво попросила дама Аканта.

Аристократка держала имена приглашенных в тайне, но седдонийка осторожно сравнивала каждого гостя с незнакомцами в маске, встреченными в винном погребе. По крайней мере двое из них отсутствовали. Если Нерисса и внедрила к ним шпиона, он находился здесь, не скрываясь, гулял среди гостей, запоминая каждое имя для доклада.

Исобель кружилась по резиденции, обмениваясь теплыми любезностями, однако взгляд ее был направлен на ворота в сад. Наконец ее терпение оказалось вознаграждено: калитка открылась, и у входа обозначилась чья-то фигура. Исобель стояла достаточно близко, чтобы отчетливо рассмотреть гостя. Приземистый, со светло-каштановыми волосами и здоровой кожей истинного икарийца.

Гость внимательно осмотрел сад, встретился взглядом с судьей Ренато, который незаметно для остальных подал ему знак. Крепыш отступил в сторону, и в ворота вошел второй человек в плаще с капюшоном. Такие обычно носят кающиеся или прокаженные. Когда двери за мужчиной закрылись, он сбросил капюшон и открыл присутствующим лицо.

— Боже мой! Это он... — пробормотала дама Аканта.

Исобель быстро прикрыла ротик, открывшийся от изумления. У пришедшего был вид не просто принца голубых кровей. Девушка могла поклясться, что перед ней настоящий потомок Константина.

Флёрделис быстро преодолела расстояние, отделявшее ее от новых гостей. Как его приветствовать? Седдонийка готовилась встретиться с претендентом на трон, осознающим, что он всего лишь инструмент в руках политиков, и не ожидающим соблюдения этикета. Однако сей мужчина может оскорбиться, если его не поприветствовать должным образом. С другой стороны, нельзя рисковать, ведь за ней наблюдают собственные слуги. Исобель не хотелось испытывать степень их преданности хозяйке.

Гость не оставил выбора: просто протянул руку как старый знакомый.

— Леди Исобель, я даже не подозревал, что вы наш друг. Знай я это, наша прошлая встреча прошла бы по-другому, — заговорил он.

Флёрделис сразу же вспомнила голос.

— Как мне к вам обращаться? Принц Люций? Или вы все еще монах Джосан?

— Сейчас имя Джосан сослужит нам лучшую службу.

Верно утверждение, что одежда делает человека. Одетый в лохмотья, с бритой головой и потупленным взором, он казался простым монахом, внебрачной ветвью голубой императорской крови. А теперь, когда волосы отросли до модной длины, а взгляд голубых глаз направлен прямо на Исобель, ошибки быть не может — он настоящий принц.

— Представьте меня гостям, — попросил гость. — Некоторых я знаю уже давно, но, вижу, появились и новые.

— Конечно.

Реакция гостей на прибывшего обнадеживала. Даже дама Аканта ожидала увидеть незаконнорожденного либо самозванца, но никак не объявившегося принца Люция, хоть шесть лет и сильно его изменили. Мягкая округлость лица ушла, а нетерпеливость и раздражительность сменились спокойствием и достоинством. Лицо носило отпечаток зрелости и целеустремленности. Осторожный обмен репликами с присутствующими совершенно не выдавал истинные чувства Люция. Он оставался спокойным, будто находился на обычной вечеринке, а не на встрече с заговорщиками.

После того как принц поприветствовал каждого, все гости прошли к кушеткам. Люций занял почетное место справа от Исобель. Повсюду сновали слуги, наполняя бокалы вином и раскладывая по тарелкам охлажденные закуски. Затем прислугу отпустили — это уже можно было считать традицией. Много месяцев ушло, чтобы создать определенный порядок. Именно поэтому сегодняшняя встреча казалась столь же обычной, как и остальные.

— Три ночи назад патруль слышал сплетни о том, что призрак принца Люция видели в старом городе, он якобы бегал по округе в поисках преданных последователей. Я посчитал, что это всего лишь пьяные фантазии выпивох, — сообщил Бенедикт.

— Я не отвечаю за грезы пьяниц, — ответил Люций.

— Однако вы заявляете, что вы — принц, не так ли? — настаивал Бенедикт.

— Так оно и есть.

Хозяйка быстрым взглядом окинула присутствующих, чтобы уловить настроение. Ренато выглядел триумфатором, кем, по сути, и являлся, поскольку именно к нему обратился потомок Константина. Лицо дамы Аканты оставалось спокойным, однако глаза горели фанатичным огнем. Она наверняка будет настаивать на решительных действиях. Бенедикт, несмотря на заявление Люция, явно сомневался. Что касается Сальвадора, то, возможно, старческое зрение его подвело, потому что лицо, покрытое морщинами, при виде королевского наследника выражало лишь неудовольствие. Остальные заговорщики выглядели настороженно, колеблясь между надеждой, которую принесло возвращение принца, и личными сомнениями.

— Если вы действительно Люций, то почему нам стоит вас слушать? После того как вы сбежали, чтобы сохранить собственную шкуру, оставив сторонников умирать на виселице и на кострах? — потребовал объяснений Сальвадор, чей громкий голос заставил соседей с обеих сторон зашикать на него в предостережении.

— Это не был мой выбор. Люди, назвавшиеся моими друзьями, тайно похитили меня и вывезли из города в отдаленное место. К тому времени как я пришел в себя, было слишком поздно возвращаться. Я больше ничего не мог поделать.

— Тогда почему вы вернулись сейчас? — спросила леди Исобель.

— Я не мог забыть прошлого, — пожал плечами Люций. — И, судя по всему, мои преданные друзья тоже его не забыли. Я приехал в Каристос, чтобы лично проследить, не наступило ли время сбросить Нериссу с престола.

Он лгал. И седдонийка знала это наверняка. Точно так же она всегда могла распознать, когда купец пытался выдать испорченные товары за свежие. Не простое любопытство привело Люция в столицу после стольких лет. Кто-то или что-то заставило его вернуться, подсказав, что все снова готово к восстанию.

Интересно, неужели ее прибытие на остров стало причиной появления принца в Каристосе? А тайная поддержка Федерации явилась стимулом к действию после стольких лет сна. Исобель прекрасно понимала, что именно ее мешки с золотом оплачивали кажущиеся спонтанными мятежи. Все бунты нацеливались на предприятия, которыми владели новоприбывшие, и подстрекали карманников и мелких жуликов пропускать светлоголовых жителей и обчищать всех с темными волосами и фарфоровой кожей.

Пока подобные дела не принесли ничего, кроме пристального внимания со стороны патрулей. Они стали присматриваться к местным икарийцам и наказывать их за провинности еще жестче. За этим следил лично Бенедикт. Со временем такое обращение вызовет всеобщее недовольство и заставит уроженцев Икарии восстать против хозяев. Довольно рискованное предприятие. Исобель сомневалась, что подобные методы принесут Нериссе что-то большее, нежели просто неудобство. Но возвращение принца могло изменить все кардинально.

Если это действительно принц, в чем Сальвадор сильно сомневался. Его недовольный шепот становился все громче по мере того, как Люций лично спрашивал каждого за столом, что они могут привнести к восстанию и где, по их мнению, находятся слабые места Нериссы. Лицо претендента на престол ничего не выражало, пока он внимательно выслушивал каждого присутствующего. Потрясающее представление. Даже дама Аканта, всегда нелестно отзывавшаяся о принце в прошлом, теперь с одобрением кивала, услышав каждую реплику, а Флавиан — тот просто вибрировал от волнения.

Сальвадор хмурился, и мрачное выражение его лица заметно контрастировало с энтузиазмом гостей. Возможно, чувствуя сопротивление, Люций оставил старика напоследок, и когда пришел его черед, слова Сальвадора прозвучали вызывающе:

— Мне нечего вам сказать и уж тем более предложить. Не вижу доказательств, что вы представляете собой больше, чем симпатичное лицо. Незаконнорожденный сын шлюхи, чье сходство с Люцием заставило комнатных собачек в лице присутствующих томиться в ожидании очередных убийств. Будь вы настоящим принцем, я не стал доверять вам ни на долю. Наши лучшие и самые преданные люди погибли шесть лет назад из-за его жалкой шкуры, и ни одно объяснение не сможет их вернуть.

Сальвадор начал вставать, однако претендент оказался быстрее.

— Подождите, — сказал он, поднимаясь на ноги. Трапезничающим пришлось поднять головы вверх, чтобы увидеть происходящее. С ворчанием старик уселся на место. — Константин передал мне не только линию подбородка. Древняя кровь течет по моим венам, а в теле томится сила предков.

Люций вытянул правую руку ладонью вверх, закрыл на мгновение глаза и медленно зашевелил губами. Через некоторое время на ладони замерцало золотое пламя. Исобель сидела прямо, не шелохнувшись. Искорки поплясали несколько минут, но когда она попыталась до них дотронуться, все исчезло.

— Древняя магия, дар истинной крови, — заявил Септимус-старший.

— Всего лишь трюк, — возразил Сальвадор.

Прошло много веков с тех пор, когда представители бывшей королевской крови публично демонстрировали древнюю магию. Седдонийка сама считала ее сказками для детей, хитроумными трюками, рассчитанными на доверчивых простачков.

Видимо, мудрость — не единственное, чего достиг Люций за годы ссылки. Интересно, чему еще он сумел научиться? Исобель решила как можно скорее договориться о личной аудиенции. До недавнего времени Флёрделис считала, что восстание ожидает неминуемый провал, но сейчас, казалось, появилась надежда сбросить Нериссу с престола.

— Друзья, советую не обращать внимания на его слова и фокусы. Вы видели в базарные дни трюки и получше, — продолжал увещевать Сальвадор.

Принц Люций пригвоздил старика взглядом.

— Когда сегодня ночью молния ударит в крышу императорского дворца, вы вспомните свои слова со стыдом.

Наследник говорил с такой уверенностью, будто призыв молнии по команде был обычным делом. Исобель с трудом проглотила стоявший в горле ком. Интересно, он действительно одарен, либо безумен, либо и то, и другое?

— Только присутствующие здесь должны знать о моем возвращении. Подумайте о том, что мы сегодня обсудили, но не предпринимайте никаких действий, пока я не изложу собственный план. Вы должны дождаться моего решающего слова, понятно?

— Мы слышим тебя, — ответила дама Аканта, а остальные согласно закивали.

— Все будет так, как скажешь, — сказал Септимус. — Только не затягивай. Вот уже много лет твои союзники живут в отчаянии, они заслужили радость знания о том, что ты вернулся.

— Не волнуйтесь. Я понимаю, чем им обязан, — ответил Люций и улыбнулся.

Исобель его улыбка показалась фальшивой. Если Люций вполовину умен, как кажется, то должен понимать, что собравшиеся не сумеют долго держать язык за зубами. Каждый из них расскажет доверенному лицу или двум, взяв с них клятву молчания. А те расскажут другим, и так новость быстро распространится по городу.

Возможно, именно поэтому дама Аканта настаивала, чтобы молодой Флавиан остался во дворце отца герцога. Если даже остальные и промолчат, то сомнительно, что юнец сможет противостоять искушению. Поклонившись присутствующим, принц направился к воротам в саду в сопровождении какого-то человека, судя по нашивкам, сержанта. Наследник снова завернулся в мантию, позволявшую пройти по улице незамеченным, и пара исчезла за углом.

Следующим ушел Сальвадор. Его лаконичное прощание свидетельствовало о нежелании поддерживать новый мятеж.

Исобель с трудом сдерживала нетерпение, пока гости тихо перешептывались друг с другом, составляя планы на будущее. Постепенно все стали расходиться, и к заходу солнца в доме осталась только дама Аканта.

— Вижу твое волнение, но мы должны отпраздновать столь знаменательное событие. Наступит время, когда мы накажем Нериссу за ложь и трусость, — заявила аристократка. — Все эти годы она заставляла нас верить, что принц погиб в камере пыток, а теперь он вернулся, чтобы опровергнуть ее лживые слова.

— Мы еще не победили, — предостерегла седдонийка.

— То ли еще будет. Победа за нами, неужели ты ее не чувствуешь?

Дама Аканта казалась одурманенной, но не вином, а мечтами об уничтожении Нериссы. Императрице придется заплатить за все преступления, за то, что она оставила соотечественников в Анамуре на произвол судьбы. Глаза аристократки блестели, щеки пылали. Подобное возбуждение опасно. Так недолго и об осторожности забыть, которая помогала ей выжить все эти годы.

— Гонка не выиграна, пока не пересечена финишная черта, а лавровый венок не водружен на голову победителю. Слишком рано делить шкуру неубитого медведя. Кто празднует победу раньше времени, рискует ее потерять, — предупредила Исобель, цитируя древнюю поговорку.

— Кто не рискует, тот не знает наслаждения, — парировала Аканта.

Исобель улыбнулась и промолчала, поскольку сказать было нечего, если она хотела придерживаться роли боевой подруги, поддерживающей восстание. Лучше оставаться начеку и не поддаваться всеобщему безумию.

Когда Джосан покинул сад, Майлз последовал за ним. Друзья шли молча, не проронив ни слова, пока не выбрались из южного района, где находилась резиденция Флёрделис. Они направлялись на север, к дому судьи Ренато. Последние лучи заходящего солнца окрашивали белые здания в удивительные цвета, однако у монаха не было настроения наслаждаться прекрасным видом. Оттенки розового казались ему дурным предзнаменованием, вестниками новой бойни.

Мысли в голове Джосана путались, пока обе части его «я» старались поделиться впечатлениями о том, что видели и слышали. Люция тронула преданность последователей, в то время как монах заметил только корысть и неосмотрительность. Создавалось впечатление, что они наблюдали одну и ту же сцену через разные линзы. У каждого искаженный образ, а истина где-то посередине.

В сомнениях Сальвадора Джосан узрел единственный голос разума в толпе, видевшей только то, что ей хотелось видеть, тем не менее принц был уязвлен. Именно Люций предложил призвать Древнюю магию, чтобы произвести впечатление на сторонников, и предсказал, что молния ударит в высокую башню императорского дворца. Если бы монах остался в одиночестве, то не смог бы сделать ни того ни другого.

Не то чтобы брат сомневался в силе Люция, наоборот, он чувствовал приближение неминуемой бури — кожу покалывало, в воздухе ощущался легкий вкус меди. Однако Джосану никогда бы не пришло в голову пользоваться подобными трюками, чтобы поразить союзников. В столь серьезных вопросах люди должны руководствоваться рассудком и логикой.

Что из того, что он умеет вызывать огонь на ладони? c8мператрица Нерисса способна одним движением руки собрать тысячу отрядов, которые не ослушаются ее приказов. А это только гарнизоны в черте города. Его сила ничто по сравнению с мощью правительницы.

Когда друзья вернулись в дом Ренато, Джосан закрылся в своих комнатах. Теперь у него был личный кабинет, с того самого момента как Майлз перестал претендовать на звание ровни. Сержант занимал соседнюю спальню, ближайшую к лестнице, и спал с открытой дверью, прислушиваясь к шорохам, которые могли бы представлять собой возможную угрозу принцу. Либо же просто, чтобы следить. Вдруг Люций решит совершить еще один побег? Монах не знал, как Ренато объяснял слугам присутствие двух мужчин, его это не волновало. Пока они предоставляли ему уединение и, обращаясь, называли «милорд», можно, не задумываясь, оставаться в резиденции.

По мере того как приближалась ночь, Джосан открыл створки и стал наблюдать, как стихает шторм. Гром гремел, а вспышки молнии озаряли небо, будто бы наступил день. Из окна дворец было не разглядеть. Джосан увидел на ночном небосклоне зазубренную стрелу молнии и понял, что она ударила в нужное место. Затем тучи разверзлись, и пошел сильный ливень, но монах продолжал стоять, не обращая внимания на то, что дождь насквозь промочил пышный наряд, и наслаждался горьким триумфом.

На следующее утро судья встретил их за завтраком новостью, что во дворец ночью ударила молния, как Джосан и предсказывал. Неизвестно, произвело ли подобное представление на Сальвадора, но Ренато испытал благоговейный страх. Принц голубых кровей, нуждающийся в помощи, чтобы взойти на трон — это одно дело, а вот человек, который умеет призывать молнии по желанию, явно отмечен знаком богов. И трапеза началась с почтения, полагающегося новому положению Люция.

Майлз стал чувствовать в присутствии Джосана еще большую неловкость. Трудно было свыкнуться с мыслью, что оборванный попрошайка, перелопачивавший навоз — наследник престола. Когда-то монах называл сержанта «хозяин». Теперь солдат обращался к бывшему помощнику «милорд» вместо того, чтобы перечислять кучу чертовых титулов. Джосан нуждался в нем, но не мог больше притворяться, что между ними сохранились дружеские отношения.

— Когда ты понял, кто я? — поинтересовался он. — С самого первого дня?

Сержант покачал головой, и, к собственному удивлению, Джосан почувствовал облегчение. Не хотелось связывать первое проявление доброты Майлза с осознанием, что лишь холодный расчет заставил его предложить дружбу.

Следующая фраза свела все его надежды к нулю.

— Поначалу, — продолжал сержант, — я подумал, что ты — незаконнорожденный, потомок Константина с голубой кровью, скрывающийся от преследований императрицы.

Как глупо. Именно лицо убедило сержанта предложить ему помощь. Если бы у Джосана оказались зеленые глаза и каштановые волосы, хозяин конюшни немедленно выставил бы его за ворота.

— Мне стало ясно, что ты боишься погони, но ты мне так и не доверился, — добавил солдат.

— Все изменилось, когда на меня напали, — вспомнил Джосан. Майлз вспыхнул, и монах почувствовал, как внутри стало нарастать подозрение. — Мне повезло, что ты пришел на помощь. Или это больше, чем удача? Сержант сделал глубокий вдох.

— Они не должны были причинить тебе зло, — наконец проговорил он.

Нападающие не ожидали, что монах станет сопротивляться. Но он, а может, Люций, начал отбиваться. Майлз взял убийства на себя, теме не менее где-то в глубине души принц знал правду.

— Ты был моим другом, но я поклялся помочь возрождению старой крови на престоле, — объяснил сержант. — Я считал, что даже ублюдок на троне лучше, чем сучка-императрица. А потом, когда мы проехали Скаллу, ты рассказал об отрывистых воспоминаниях, и стало понятно: ты настоящий принц, твое место — в Каристосе среди сторонников, которые помогут тебе возродить истинное «я».

Джосан подумал, что с точки зрения Майлза все очень логично. Он тогда постоянно интересовался, не хочет ли друг вернуть память. Даже сейчас сержант ни разу не спросил, действительно ли принц готов рисковать жизнью ради безнадежной попытки захватить трон. Люций — потомок королевской крови, и его желания не имеют значения. И Джосану не приносила утешения мысль, что Майлз ставит на кон собственную жизнь ради служения принцу.

Сержант спокойно встретился взглядом с монахом, готовый принять последствия лицом к лицу. Люций мог отдать Ренато приказ казнить сержанта, однако Джосан не видел смысла в мести.

— Будут еще какие-нибудь признания, пока я в благо-душном настроении и готов даровать прощение? — поинтересовался Джосан.

— Нет, мой принц, — покачал головой Майлз. — Мне больше не за что стыдиться.

— Что было, то прошло, кто старое помянет... Но если ты начнешь снова что-то скрывать от меня, то почувствуешь всю силу гнева. Понял?

— Да.

К счастью, у Джосана было слишком много дел, чтобы заострять внимание на предательстве и странных перипетиях судьбы, которые переплели их пути. Члены внутреннего круга, с которыми Джосан встретился у леди Исобель, теперь приходили к нему по одному либо по двое, чтобы обсудить план действия. Иногда они встречались у Ренато. Порой монах передвигался в закрытом паланкине, будто он — древний старик, чьи кости нельзя согреть самым горячим солнцем. Шпионы Нериссы сновали повсюду.

Сплетни о возвращении Люция заполонили город, и время от времени Бенедикт приводил на допросы светлоголовых незнакомцев.

Хотя маскировка принца часто включала наряд прокаженного, чтобы люди не подходили к нему слишком близко, трудно было придумать легенду, почему больной так часто посещает дом дворянина.

Сальвадор отказался от встреч с Люцием, заявив, что болен, однако остальные быстро присягнули ему на верность. Впрочем, когда дошло до дела, ничего путного предложить они не смогли. Принц поделил их на два лагеря. Фанатиков, которых возглавила дама Аканта, сгорающая от нетерпения поскорее увидеть Нериссу поверженной, а также воздать по полной новоприбывшим за все неприятности, не важно, настоящие или вымышленные. Эти готовы на все для достижения намеченной цели. Если принц призовет к мятежу, они последуют за ним без оглядки. Джосан подозревал, что несчастный мученик устроит их, равно как и император-триумфатор — главное, добиться своего.

Другой лагерь состоял из оппортунистов. Тех, кто находился в конфликте с Нериссой. Либо таких, как Бенедикт, которые понимали, что не смогут подняться выше, пока императрица сидит на троне. Прежде чем присоединиться к Люцию, эти люди тщательно просчитывали риск и потенциальные выгоды. Некоторые пытались даже торговаться, предлагая золото и бойцов взамен на почести и министерские портфели. И каждый раз Джосан обещал, что очень внимательно рассмотрит все просьбы. Что ж, эти люди, по крайней мере, не готовы к спонтанным действиям. Они будут выжидать до последнего, прежде чем рискнут покинуть свои убежища.

А до победы еще очень далеко, несмотря на энтузиазм Ренато и Аканты, слепую веру Майлза и золото Федерации, которое предоставляла леди Исобель.

В бедных кварталах, где проживали икарийцы, росла ненависть к Нериссе, подогреваемая ростом налогов и насилием со стороны патруля. Дать им харизматичного лидера и оружие, и они поднимут мятеж, как и шесть лет назад. Только на сей раз они спалят полгорода, прежде чем солдаты Нериссы их остановят.

Несмотря на все высокопарное краснобайство, конспираторам не хватало обученных солдат. Кое-какие разрозненные армейские подразделения могли бы перейти на сторону бунтовщиков, но весь старший офицерский состав твердо выступал за Нериссу. Аитор Великий в свое время провел в армии важные реформы, и преданность его дому была среди военных традиционной.

Бенедикт, как второй командир стражи, мог обеспечить повстанцев ценными сведениями секретного характера. Но если речь пойдет о переходе на сторону Люция, вряд ли кто последует за ним.

Поскольку мятежники не могли действовать в открытую, их выбором стал террор. Сегодня убьют купца, завтра — офицера. Целью убийств было запугать людей, заставить их чувствовать себя неуверенно в собственных домах. Беспроигрышный вариант. Пусть жестокий и трусливый, но на войне все способы хороши.

Дама Аканта предлагала ударить по императорской семье, возможно, даже убить саму Нериссу. Джосан считал такие разговоры глупыми и недальновидными. Правительницу слишком хорошо охраняют, поэтому подобная тактика вряд ли сработает. Даже если ее убьют, Люция никто не сделает императором. Армия присягнет на верность Нестору, старшему сыну императрицы, а потом начнется безжалостная охота на всех подозреваемых в соучастии.

С каждым днем монах все больше убеждался, что мятеж обречен на провал. К счастью, дух Люция соглашался с ним в оценке положения. Наследник по-прежнему довольствовался ролью советника, нашептывающего предложения и подсказывающего нужные слова, когда Джосан встречался с соратниками. Люций больше не пытался захватить контроль над телом. Вполне возможно, если бы все шло по-другому, и был шанс захватить трон, принц был бы не так сговорчив.

Убийства продолжались, и Джосан чувствовал вину за каждую смерть. Он понимал, что присутствие в городе принца всколыхнуло давно забытые страсти.

Джосан не видел способа остановить насилие. Если он оказался не в состоянии убедить Майлза, что не хочет становиться императором, то как повлиять на безликих повстанцев и заставить их сложить оружие, а уж тем более смириться с правлением Нериссы.

Так же как и Майлз, они не замечали разницы между титулом и человеком, однако Джосан смотрел дальше. Он впервые задумался о Нериссе: возможно, правительница тоже мечтает о жизни обычной женщины. Джосан прекрасно осознавал, что если пролить ее кровь, она окажется такой же красной, как и его, но никак не голубой.

Нужно найти способ остановить убийства, прежде чем дело дойдет то смертей в императорской семье. Ради всеобщего блага.