Джосан вернулся в дом, убедившись, что подготовка к встрече идет полным ходом. Монах ушел в свою комнату, с легкой улыбкой прислушиваясь, как Майлз и Фаррис ссорятся из-за того, кто станет охранять принца. Брат разрешил спор, отправив сержанта выполнять мелкие поручения.

Когда пришло время обеда, слуги принесли поднос с едой в комнату. Аппетита не было, но Джосан заставил себя поесть, зная, что силы ему еще понадобятся. Фаррис, находившийся на посту, отказался от обеда, и Джосан подумал, ел ли часовой хоть что-нибудь с того момента, как появился в доме судьи. Вряд ли он придерживался поста, а может, перекусил, когда периодически выходил из резиденции. Каждый раз, возвращаясь после обхода, он громко объявлял, что все тихо. Значит, люди Нериссы были на месте и готовились к нападению.

Когда приблизился закат, монах вызвал слугу Ренато и приказал принести из гардероба шелковую мантию. Судья хорошо выдрессировал челядь, поэтому лакей не выказал удивления, когда доставал из хлопкового чехла темно-лиловый плащ с вышитыми золотом ящерицами, знаком дома Константина. Джосан взглянул на Фарриса, чье лицо покраснело от ярости.

Само существование мантии говорило о предательстве Ренато. Глупый риск и ради чего? Ярды шелка и золотой нити не сделают из человека императора. Если люди готовы рисковать жизнями ради него, то они станут служить вне зависимости от того, носит он шелка либо лохмотья.

Майлз заметил в нем человека под слоями грязи и одеждой бродяги, узнал его и служил преданно, хотя принц ничего не мог предложить взамен, кроме опасности и трудностей. Но сержант — исключение из правила, а приглашенные сегодня сторонники ожидают увидеть символ.

После того как лакей вышел из комнаты, Фаррис позволил отвращению проявиться.

— Даже не вздумай нарушить клятву, данную Нериссе. Я без всяких колебаний убью тебя при первом намеке на предательство.

— Понимаю.

Угроза возымела действие в первые разы, когда он ее услышал, но после десятка повторов Фаррис больше не страшил его. Джосан перешел из состояния страха в оцепенение. Единственное, чего он желал, чтобы ночь закончилась, а он смог встретиться с судьбой лицом к лицу.

Ученый прислушался к себе в поисках принца, но почувствовал только слабые отголоски собственных чувств. Судя по всему, именно ему придется доводить план Люция до конца.

Наконец пришел Ренато. Гости прибыли.

— Все собрались? — поинтересовался Джосан.

— Нет леди Исобель. А Сальвадор прислал слугу, который предупредил, что хозяин болен, — сказал судья. — Ваш человек, Майлз, также не вернулся.

Монах нахмурился, будто удивившись последней новости. Воспользовавшись случаем, когда Фаррис патрулировал окрестности, он дал сержанту последние указания, чтобы гарантировать его пребывание в отдаленном от арестов месте. Солдат возмущался, но Джосан, не колеблясь, отправил товарища подальше от опасности.

Он не мог защитить Майлза, но по крайней мере обеспечил тому шанс на побег. Какой бы долг ни лежал между ними, монах выплатил его сполна.

— Болезнь Сальвадора — выдумка, прикрытие трусости, — заявил Джосан, возвращаясь к роли члена императорской семьи. — А леди Исобель — не одна из нас. Все, больше ждать не будем.

Накинув плащ с ящерицами, он вышел из комнаты, за ним последовали Ренато и Фаррис. Когда дошли до основания лестницы, охранник поклонился и встал у парадной двери.

Джосан почувствовал горечь во рту, когда осознал, что через мгновение эта дверь откроется, и люди императрицы ворвутся внутрь, чтобы арестовать их всех. В драме осталось последнее действие.

Из гостиной вынесли мебель, расставив только стулья, чтобы разместить три дюжины гостей, которых пригласил Ренато. В начале комнаты стояло массивное кресло, принесенное из кабинета судьи и теперь украшенное пурпурной подушкой.

Джосан едва не удержался от смешка, завидев этого монстра. Неужели Ренато считает его таким глупцом, что решил ублажить подобными атрибутами власти? Либо же судья пытался подобным образом закрепить собственное влияние над будущим императором? Если так и есть, это неудачный выбор, хотя, как подозревал монах, принцу Люцию шестилетней давности такие знаки внимания очень бы понравились.

Когда Джосан вошел в комнату, все заговорщики выстроились в две линии лицом к претенденту на трон в порядке превосходства. Один за одним они преклоняли колени, выражая почтение потомку Константина.

— Милорд, принц, — шептали одни, в то время как другие обращались к нему «ваше величество», будто он уже взошел на трон.

Ученого тошнило от этого фарса, но он заставил себя улыбаться. Наконец он дошел до импровизированного трона и уселся на него. Только после этого конспираторы поднялись и разошлись по местам.

Джосан окинул комнату взглядом. Все, кого он встречал в доме дамы Аканты, собрались в комнате, за исключением леди Исобель и Сальвадора-старшего. Заметил монах и новые лица. Это доказывало, что план собрать всех в одном месте — очень удачная идея.

Он подождал мгновение, удивляясь, почему Фаррис и его люди до сих пор не ворвались в комнату, чтобы арестовать всех. Чего они ждут?

— Я вызвал сегодня вас, чтобы вы услышали мою волю, и чтобы я выяснил, кто действительно предан мне, — начал он, стараясь выиграть время. — Флавиан заплатил за преступления жизнью. Я думал, что его судьба заставит вас сделать паузу, но, кажется, ненависть к Нериссе и жадность перевесили способность ясно мыслить.

Ренато нахмурился, а остальные нервно засмеялись.

— Годы ссылки изменили меня, — продолжил монах. — Я узнал много вещей, включая понимание, что значит стоить чьего-то уважения. У принца должно быть больше качеств, чем родство с императорами. Он обязан иметь смелость и честь, если хочет вести за собой людей.

При этих словах многие закивали. Взгляд дамы Аканты остановился на нем с намеренно восхищенным вниманием, но Джосан знал, что это всего лишь маска. Ей и многим другим все равно, что скажет Люций, он — игрушка в их руках, которой пока не наигрались.

Эти люди называют себя патриотами, но на самом деле они фанатики и лживые оппортунисты, которых не интересует народ Икарии. В данный момент Джосан ненавидел их всех.

Он услышал шум, раздался крик. Сидящие у двери повернули головы к выходу, прислушиваясь.

— Я нашел собственную честь. Жаль, что вы не можете сказать того же о себе.

Как только ученый закончил речь, дверь распахнулась, и на пороге появился управляющий:

— Хозяин, нас предали, — прохрипел он, прежде чем упасть на колени. Даже со своего места Джосан видел, как кровь хлестала из живота, который несчастный прикрывал рукой.

Послышались громкие возгласы, заговорщики повскакали с мест. Слишком поздно. Фаррис перешагнул через тело слуги, держа перед собой окровавленный меч. Позади стоял отряд солдат, которые быстро рассредоточились по комнате.

— Ты предал нас! — воскликнул Бенедикт, выхватил кинжал и бросился к принцу.

Джосан сидел в кресле, не двигаясь и не предпринимая попыток защититься. Но Бенедикту не удалось приблизиться, кто-то сзади подрезал его.

Жаль. Быстрая смерть пришлась бы как нельзя кстати.

Монах наблюдал, как стражники арестовывают конспираторов, заламывая им руки за спину, чтобы никто не принял яд. Двое успели выхватить шпаги, но их быстро разоружили.

Наконец все закончилось. Фаррис приблизился к креслу, где восседал Джосан, и поклонился ему.

— Императрица Нерисса благодарит за столь щедрый дар, — заявил он достаточно громко, чтобы все пленники услышали.

— Для меня честь служить правительнице, — громко ответил монах.

Последняя сцена предназначалась для того, чтобы задушить последние ростки преданности, которые заговорщики еще могли испытывать по отношению к Люцию. Ненависть к нему развяжет языки и, возможно, заставит бунтовщиков более тесно сотрудничать с палачами Нериссы.

Фаррис стоял за спиной Джосана, пока солдаты выводили конспираторов. В конце концов в комнате остались Фаррис, монах и двое стражников.

— Принц Люций, пора. Вам нужна помощь? — спросил телохранитель.

Джосан встал, довольный, что ноги не дрожат. Он невозмутимо стоял, пока Фаррис стягивал с него чертову мантию, оставив ежиться в тунике. Ему связали руки и накинули на плечи плащ, на голову натянули капюшон, чтобы скрыть черты лица. Телохранители подхватили его под локти и повели к карете, ожидавшей у крыльца. Они помогли ему взобраться внутрь, поскольку с завязанными руками неудобно подниматься по ступеням. Наконец Люция усадили между стражниками, а Фаррис устроился напротив.

С вывернутыми кистями Джосану пришлось ютиться на краешке сиденья, неудобно наклонившись вперед, но такое положение по крайней мере позволяло держать голову опущенной. Не было никакого желания встречаться с глазами Фарриса, Джосан боялся того, что мог прочитать в его взгляде. Жаль, что ужас заставил сердце биться так стремительно и леденить внутренности. Но он не станет стыдиться себя и этого тела.

Джосан снова подумал о быстрой смерти. Монах выполнил часть своей сделки, но Нерисса обещала ему правосудие, а не сострадание. Нужно еще заплатить за восстание шестилетней давности, за всех тех, кто погиб при ошибочной попытке возвести Люция на трон.

Принц посчитал это честной сделкой, шансом наказать тех, кто ввел его в заблуждение и воспользовался им ради собственных жестоких интриг. Он поплатился за глупость и тщеславие, но, поторговавшись с Нериссой, смог обеспечить правосудие для тех, кто убил леди Зению и других ни в чем не повинных людей.

Однако Джосан не совершил ничего плохого. Он такая же жертва обстоятельств, как и все остальные. Как жизнь Люция переплелась с мятежниками, так и монаха предали все, кому он доверял. Они сделали из него соучастника чудовищного преступления, пытаясь уничтожить душу одного человека, чтобы освободить место для другого.

Монаха не в чем обвинить. Он прожил на шесть лет больше, чем ему отводилось судьбой, в чужом теле, пока его собственное гнило в безымянной могиле. Если бы не тот наемник, ученый мог пробыть остаток жизни на маяке, даже не осознавая, что тело, в котором он находится, не его.

Наверное, это было бы неплохо. Или лучше знать правду? Когда-то Джосан, не задумываясь, сказал бы, что всегда лучше придерживаться истины, несмотря ни на что, однако сейчас он не был так уверен в этом.

Ученый не мог не думать, что произошло с духом Лю-ция, находившемся в состоянии покоя все эти годы. Неужели Другой очнулся только тогда, когда смертельная угроза заставила его действовать? Либо же он оказался заложником бесконечного сна, кошмара, которого нельзя избежать.

Две души, связанные вместе и разделяющие одну судьбу. Что бы ни происходило, происходило с обоими. При этих словах Джосан почувствовал, как Другой зашевелился где-то в глубине.

— Не один, — услышал он шепот.

Монах подождал, готовый передать тело под контроль принца, но Люций более никак не проявлялся. Тем не менее даже легкая тень дружеского присутствия навевала успокоение.

Джосан горько улыбнулся. Интересно, как отреагировала бы Нерисса, объясни он, что в его теле живут две разные души. Хотя, если бы она и поверила, вряд ли это повлияло бы на их судьбу. Люция приговорили бы к смерти за предательство, а монаха — за преступление против человеческой и божественной природы. Очень удобно: один взмах меча, а нет двоих.

Ученый по-прежнему улыбался, когда Фаррис схватил его за подбородок и резко поднял голову вверх. Последнее, что Джосан увидел, был взгляд Фарриса, а потом на пленника надели мешок.

Дыхание участилось, когда вокруг шеи обвязали тесемки, но вскоре давление ослабло. Несколькими мгновениями позже карета остановилась.

Джосана, с завязанными глазами и руками, вытащили из повозки. Его провели по тротуару, вверх по лестнице, затем по длинному коридору. На минуту они остановились, и охранник толкнул пленника вперед. Ученый не почувствовал ничего под левой ногой, и только чья-то рука удержала его от падения.

— Он нужен ей живым! — рявкнул Фаррис. — Гвидо, иди первым, покажи ему дорогу.

Пока Джосан спускался по лестнице, он чувствовал твердую хватку мужчины сзади. Другой шел впереди, по-видимому, чтобы не дать ему упасть. Узник уже давно потерял счет шагам, а они все шли и шли.

— Вот последняя, — заявил охранник впереди. Монах услышал, как в замке повернулся ключ, потом заскрипели петли, когда начали открывать железную дверь. Они сделали еще несколько шагов, потом еще одна задержка, теперь открылась вторая дверь.

Его втолкнули внутрь и развернули. Кисти, занемевшие от веревок, загорелись от боли, как только тюремщики их развязали, и кровь снова побежала по жилам. Руки безвольно висели вдоль тела, а потом Джосана пихнули к стене и каждое запястье заковали в кандалы.

И только потом сняли мешок с головы.

— В этом нет нужды. Я выполнил свое обещание и не собираюсь убегать.

Фаррис даже не потрудился ответить. Он только подергал каждую руку, убедившись, что браслеты надежно удерживают пленника, а потом вышел из камеры, забрав охранников и фонарь. У узника была всего минута, чтобы осмотреть место своего заточения, прежде чем погрузиться в полную темноту.

Несмотря на плащ, камни холодили спину. Плечи болели из-за неудобной позы, но пошевелить руками Джосан мог. Клетушка пахла сырой землей и другими менее полезными для здоровья ароматами. Где-то недалеко послышался мужской крик, потом еще один.

Так это камеры боли, о которых осмеливались говорить только шепотом. Еще мальчиком принц Люций исследовал замок в поисках этого запретного места, но стражники неизменно отправляли его прочь, как только он оказывался на их территории. Теперь его любопытство оказалось удовлетворено, хотя без этого знания Джосан мог спокойно продолжать жить дальше.

Монах был удивлен. Он ожидал, что Нерисса будет рада продемонстрировать нового пленника, чтобы показать, что ей нечего бояться. Но в данной ситуации только Фаррис и стражники, арестовывавшие его, знали, что он находится здесь.

Если только точно понять, где именно его заточили. Существовало два типа тайных камер. Во внешних узники дожидались казни, а во внутренних находились несчастные, которых прежде должны подвергнуть пыткам, прежде чем даровать смерть.

Судя по судорожным всхлипам и крикам, которые доносились до Джосана, он мог поклясться, что его привели во внутренние. Монах напряг слух, но идентифицировать голос мужчины не смог.

Интересно, какие еще секреты императрица рассчитывает от него, получить. Он и так передал в ее руки всех предателей. Неужели она подозревает, что принц кого-то защищает? Или хочет пытать его не ради информации, а в качестве наказания за преступления? Ритуальная смерть, предназначенная предателю, — явление ужаснейшее, включающее в себя семь стадий и длящееся несколько дней, в зависимости от мастерства палача. Но даже этого ей может показаться недостаточно, чтобы удовлетворить потребность в отмщении.

Ты оказался прав. Нериссу стоит остерегаться и бояться. Жаль, что я понял это слишком поздно.

На этот раз слова прозвучали так, будто Люций разговаривал с ним вслух, Джосан ответил ему в том же духе.

Как ты думаешь, что она с нами сделает? — спросил он.

Моя мать предпочла отравиться ядом, чем отправиться в эти комнаты, сказал принц. Она ничего не знала о моих планах, однако это ее не спасло.

Мне очень жаль, ответил Джосан, чувствуя отголоски печали Люция.

Я понимал, что погубил ее и не мог столкнуться с тем, что будет дальше, поэтому и убежал к брату Никосу, умоляя его дать мне убежище. Он предложил мне яду, но в его планы не входила моя смерть.

Клянусь, я не знал, что у него на уме. Внезапно монаху показалось очень важным, чтобы Люций это понял. Ученый никогда не желал судьбы принца.

Ты слишком честен, чтобы совершить подобное. Некоторое время узники молчали. Любой другой постарался бы покинуть Каристос вместо того, чтобы остаться здесь, пытаясь исправить все мои ошибки, — добавил потомок Константина.

Я поступил так, как любой порядочный человек. Думаю, ты сделал бы то же самое, будь у тебя шанс.

Ты мне льстишь, ответил Люций. Но я утратил вкус к красивой лжи.

Больше Джосан не стал говорить ничего, что могло бы показаться неискренним или снисходительным. Смешно, но, несмотря на то, что они делили одно тело, монах не знал, какими словами утешить принца. И он подозревал, что Люций столкнулся с той же дилеммой. Единственное утешение, которое они могли друг другу предложить, это факт собственного присутствия, и то в лучшем случае незначительного.

Когда дело дойдет до пыток, Джосан знал, что если сможет, то будет искать облегчения в забвении, и прекрасно поймет принца, если тот поступит так же. Нет причин страдать им обоим.

Если вдруг произойдет чудо, и Нерисса решит даровать нам свободу, то, как ты думаешь, у нас есть надежда? Шанс, что наши души можно разделить?

Вопрос показал, насколько Люций доверяет ему. Джосан имел все причины остаться в теле, которое украл, потому что оставить его значило умереть.

Нет никакого заклинания, насколько я знаю. Даже монах, совершивший магию души, не ожидал такого результата, ответил он.

Жаль, произнес Люций. Тогда, возможно, это к лучшему. Смерть для нас обоих, прежде чем мы сведем друг друга с ума окончательно.

Будь уверен, ты еще поблагодаришь Нериссу за доброту, сказал Джосан ив ответ услышал тихий смешок.

Голос принца затих, и монах остался наедине с собственными мыслями. Он очень хотел спать, но каждый раз, когда тело расслаблялось, цепи сковывали движения, и узник выходил из дремоты. Боль в мочевом пузыре росла, и он больше не мог ее игнорировать. Пришлось помочиться на пол, как это делало бесчисленное количество других заключенных до него. Преднамеренное унижение, которое должно напомнить ему, что в глазах тюремщиков он всего лишь животное. Джосан чувствовал стыд Люция, но со своей стороны ощущал только злобу. Что бы принц ни совершал в прошлом, он заслуживал лучшую долю, чем эта.