Бобби Фишер был не-осужденным преступником на свободе, над головой которого висел дамоклов меч приговора на десять лет тюрьмы. После девяти лет отсутствия у правительства явного интереса его преследовать, он перестал ощущать себя беглецом, скрывающимся от правосудия. Он мог посетить почти любую страну, был мультимиллионером, рядом с ним находилась любящая его женщина, и хотя за ним не было страны, современный «Летучий Голландец», незримо бороздящий моря, Бобби чувствовал себя в относительной безопасности. Но когда он узнал, что дорогие ему вещи пошли с молотка, всё пошло наперекосяк; он потерял не только старые письма и бланки, но и часть самого себя.
Он взаправду терял себя, его хватка слабела.
Это заговор, считал он, и правительство США действует заодно с евреями. Он хотел, чтобы мир узнал о его сокрушительных потерях. Именно тогда начались его радиопередачи. Большинство транслировала маленькая радиостанция в Багио, и если бы это происходило десятью годами раньше, он, вероятно, продолжал бы жить ставшей уже привычной жизнью, поскольку на волну этой станции настраивались немногие. Но в 2001 году Интернет уже вошел в жизнь планеты, его злобные тирады разнеслись по всему миру, и сказанное им заставило правительство США вновь обратить на него свое пристальное внимание.
Многие газеты опубликовали редакционные статьи, осуждающие высказывания Бобби относительно 11 сентября; Шахматная Федерация США предприняла шаги по исключению его из своих рядов; шахматисты, и в том числе некоторые из его ближайших друзей, простивших торговлю ненавистью в Югославии, теперь испытывали возмущение. Множество писем поступило в Белый дом и министерство Юстиции с требованием его ареста; многие утверждали, что сделать это нужно было давно. Бюрократический маховик завертелся, медленно набирая ход, и хотя министерство Юстиции решение приняло, требовалось время, чтобы определить, где и когда можно арестовать Фишера.
Бобби хватало ума, чтобы понять — чем чаще он выступал но радио, называя США «дерьмовой криминальной страной», требуя нового Холокоста для евреев и распевая «смерть президенту», тем выше шансы на арест. Но ничего не происходило, и он стал чувствовать себя неуязвимым, продолжая свободно путешествовать. Поскольку его ни разу не задержали в аэропорту и на таможне, и не задали ни единого вопроса, он перестал себя сдерживать, изливая в эфир накопившуюся злобу.
Но все-таки в отношении правительства США Бобби проявлял известную сдержанность. В его паспорте (который он продлил на десять лет в 1997 году) уже не хватало места на тех страницах, где ставят печати при въезде или выезде из страны. С 1997 по 2000 год, живя в Венгрии, он побывал во многих европейских странах, а с 2000 по 2003 год пятнадцать раз летал из Токио в Манилу и обратно. В какой-то момент на таможне ему сказали, что в паспорте нужны дополнительные страницы. Удобнее всего было отправиться в американское посольство в Токио или Маниле, но он решил осуществить эту операцию в Швейцарии, где хранились его деньги, и он мог получить к ним «физический» доступ (если его не арестуют, конечно). Он также рассматривал возможность остаться в Швейцарии навсегда, поэтому ему нужен был только предлог, чтобы посетить эту прекрасную страну.
Бобби прибыл в Берн в конце октября 2003 года, поселился в скромном отеле и на следующий день отправился в посольство на Сулженекштрассе. Хотя он не знал бернского диалекта, его немецкий был достаточно хорош, чтобы всё понимать, и, раз он направлялся в американское посольство, все его сотрудники должны говорить по-английски. Ему сказали, что паспорт его будет разъят на части, и в него вставят новые страницы. Процедура должна занять примерно десять дней. Бобби дал адрес отеля, номер сотового телефона и попросил позвонить ему, как только паспорт будет готов.
Вернувшись в отель, он моментально расплатился и освободил номер. Через короткое время он на поезде отправился в Цюрих, расположенный в часе езды, и поселился в дорогом отеле под вымышленным именем. Все его поступки в шпионском стиле имели целью скрыть свое местонахождение на случай, если посольство в Берне будет проинформировано Вашингтоном, что на его имя выписан ордер на арест и его паспорт надлежит конфисковать. Правда, в посольстве остался номер его сотового телефона, но он не оставил в бернском отеле сведений о том, куда направляется. Если власти доберутся до него и в Цюрихе, он, вероятно, сумеет скрыться до их прихода. После недели ожидания он позвонил в посольство и узнал, что всё в порядке: паспорт готов, его можно получить.
В Берне Бобби вновь охватили сомнения: а вдруг — ловушка, и при входе в посольство его арестуют? Он рискнул и вошел в здание с самым беззаботным видом. Voila! Женщина-клерк подала ему паспорт, и он заметил ей, как хорошо выглядит документ с аккуратно вшитыми двадцатью четырьмя новыми страницами. Не забывая о том, что его старый паспорт действителен до 2007 года, он улетел «домой» в Токио.
Но прошло шесть недель и Министерство Юстиции прислало ему письмо, отменяющее паспорт по той причине, что на него «выписан чрезвычайный федеральный ордер на арест по уголовной статье». В нем не упоминался матч Спасский-Фишер 1992 года, но давалась ссылка на Кодекс США, согласно которому Фишер обвинялся: Международный чрезвычайный Экономический акт, пункт 50, разделы 1701, 1702 и 1705, подписанный президентом Дж. Бушем.
Но с аннулированием паспорта возникли проблемы. Фишер так никогда и не получил извещения и поэтому не мог опротестовать ордер, на что имел право по закону. Минюст заявил, что письмо было послано в бернский отель (его адрес Бобби дал в посольстве), и оно вернулось к ним без адреса, по которому следует пересылать корреспонденцию. Оно было датировано 11 декабря 2003 года, и когда копия, полученная по факсу, была изучена, на ней не оказалось адреса для Фишера, что вызывало сомнения в том, что посольство посылало письмо в Берн. По закону Бобби имел шестьдесят дней на слушания и еще шестьдесят на апелляцию, если решение будет не в его интересах. Такое слушание только определяет, является ли он объектом ордера на арест, и были ли соответствующие процессуальные действия в стадии их осуществления на момент, когда он обратился за продлением паспорта в 1997 году. Закон говорил, что паспорт «не может выдаваться просителю, являющемуся объектом федерального ордера на арест или вызванному в суд по любому делу, связанному с уголовным преступлением». Одно из двух произошло в Берне в 1997 году: либо Госдеп допустил канцелярскую ошибку, выдавая ему возобновленный паспорт, или Фишер не указал в своем прошении, что является разыскиваемым лицом по уголовному делу. Если он лгал намеренно, то становился виновным и в мошенничестве, и это обвинение могло быть добавлено к обвинению в нарушении санкций и уклонению от уплаты налогов.
Если бы он получил извещение, его прошение — если бы он его подал — вероятно, не было бы удовлетворено, но это могло ему дать время для выезда в другую страну, или он мог скрыться, например, где-нибудь в Швейцарии, в Альпах, чтобы избежать ареста.
Не зная, что арест становится реальностью, и уверовав в то, что его паспорт вполне законен, 13 июля 2004 года он прибыл в токийский аэропорт «Нарита», чтобы сесть на самолет, улетающий в Манилу.
Его арестовали и заковали в наручники.
Первое, что захотел сделать Бобби, попав за решетку, — получить разрешение на звонок, возможно, юристу, чтобы он помог ему выйти под залог. Но власти не дали такого разрешения. Люди, нарушающие японские законы, хотя бы и по незнанию, могут быть арестованы, помещены в тюрьму и высланы из страны. Их также могут удерживать в заключении по самому незначительному обвинению без права внести залог многие месяцы, и далее на время расследования и осуществления требуемых по закону процедур. Заявление Бобби, что он является гражданином США и имеет право на звонок, просто проигнорировали.
Спустя 24 часа официальный представитель иммиграционной службы аэропорта позвонил Миёко и проинформировал ее о случившемся. Она немедленно связалась с юристом, а сама отправилась в «арестный дом» аэропорта повидаться с Бобби, но когда добралась до места, часы свиданий уже закончились. Она увиделась с ним на следующий день, им дали тридцать минут. «Он чувствовал себя очень неважно, и я не знала, какими словами можно его утешить», — сообщила она журналистам.
Фишера содержали в Центре предварительного заключения аэропорта «Нарита» для нелегальных иммигрантов почти месяц по обвинению в том, что он пытался вылететь по недействительному паспорту, но фоном ему было более серьезное обвинение от 1992 года, когда он нарушил американское эмбарго и участвовал в матче против Спасского в бывшей Югославии. Не исключено, что спусковым крючком для правительства США, пробудившим былые обиды, послужили его выступления по радио. Министерство Юстиции не скрывало своего желания добиться депортации Бобби в США, дабы подвергнуть суду за его прегрешения, возможно, выступив в паре с министерством финансов, которое не собиралось прощать уклонение от уплаты налогов. Миёко полагала, что американские власти могли легко арестовать Бобби и раньше, но решились на это только после того, как он «начал неожиданно нападать на Америку и этим сильно рассердил правительство».
Как пантера, запертая в клетке, Бобби мерил камеру большими шагами из конца в конец, беспрестанно жалуясь на все, — на еду и температуру, на неуважение со стороны захвативших его, и часто, до крика, повышая на тюремщиков голос. Он не был идеальным заключенным; он принадлежал к тому типу людей, которые не могли оставаться в камере бесконечно, не нанеся вред себе или окружающим. Он пытался вступить в драку с охранниками, и в итоге его перевели в Центр предварительного заключения для иммигрантов в Ушику, расположенный в сорока милях к северо-востоку от Токио. Центр имел все атрибуты современной надежной тюрьмы, и заключенные помещались в камеры на относительно долгие сроки. Фишер утверждал, что в свои 61 год он был самым старым среди заключенных и потому заслуживал больше уважения. Но его почтенный возраст и шахматные регалии мало интересовали охранников. Однажды, когда он заявил им, что на завтрак ему подали яйца вкрутую, а не всмятку, и что ему нужно дополнительное яйцо, дело кончилось стычкой. Его поместили в одиночную камеру на несколько дней и запретили не только свидания, но и выход из камеры. В другой раз он нарочно наступил на очки охранника, который вызывал у него антипатию, и его снова поместили в «одиночку».
Миёко посещала его по несколько раз в неделю — два часа в одну сторону из Токио — и приносила ему газеты и немного денег, чтобы он мог купить себе поесть что-нибудь помимо тюремного (обычно, он покупал natto, представляющее собой ферментированные соевые бобы) у надзирателей. Несколько людей сразу попытались помочь Бобби освободиться, прежде всего, Масако Судзуки, блестящая молодая юристка, ставшая его главным советником и самым решительным защитником, и Джон Боснич, 43-летний канадский журналист, босниец по национальности, который находился в Токио. Они создали комитет, названный «Свободу Бобби Фишеру», и в сотрудничестве с другими энтузиастами пытались вызволить Бобби из заключения. Судзуки готовила материалы для опротестования незаконного, по его мнению, ареста. Фишер употреблял слово «киднэппинг».
Неизвестно, сколько платил Фишер за свою защиту, но вероятно, сумма была не столь велика, так как Судзуки получала pro bono советы и помощь от тех, кто сочувствовал Бобби. Его бедственное положение стало причиной такого отношения. И хотя Боснич не являлся юристом, он, похоже, знал все тонкости японской законодательной системы и проявлял одновременно агрессию и вежливость, что вызывало симпатию со стороны законодателей и официальных лиц, с которыми он имел дело. В итоге ему присвоили статус amicus curiae (независимый эксперт в суде) в деле Фишера, и в его рамках он принимал участие во всех юридических процедурах. Одна из главнейших его целей состояла в недопущении депортации Фишера в США. Бобби считал, что если его отправят в США и он предстанет перед судом, то обвинительный приговор неизбежен. Но это еще не самое худшее. Он верил, что ненависть правительства так сильна, что его убьют в заключении. Один из способов не допустить депортации, по его мысли, или хотя бы ее отложить на некоторое время, заключался в отказе от гражданства. Тогда США не будут иметь таких широких юридических прав над ним. Он хотел остаться в Японии.
Отказ от гражданства США требовал трех вещей: 1) появление перед американским консулом или дипломатическим офицером, 2) отказ необходимо осуществлять в другой стране (обычно, в посольстве США или консульстве), 3) отказ должен быть подписан лично в присутствии официального представителя США.
Бобби послал в посольство США в Токио просьбу прислать сотрудника-дипломата в Центр, чтобы этот сотрудник принял его отказ от гражданства. Никто не пришел. Он также написал письмо государственному секретарю Колину Пауэллу, в котором просил помочь ему с отказом от гражданства. Ответа не последовало. Наконец, Бобби написал еще одно письмо в посольство США в Токио, в котором настаивал, чтобы к нему прислали кого-нибудь, и, на случай неисполнения требования, он прикрепил к письму заявление с отказом от гражданства. Если Бобби и испытывал какие-либо тревоги касательно бесповоротного перерезания пуповины, связующей его с США, в письменном заявлении это никак не отразилось. Он должен выйти из заключения, и потому хотел хирургически отсечь себя — быстро и точно — от своей страны, понимая, что это уже прощание навсегда, возврата не будет. Вот текст:
Я — Роберт Джеймс Фишер. Я являюсь гражданином США. Я родился 9 марта 1943 года в Чикаго, Иллинойс, С.Ш.А. Номер моего американского паспорта есть или был Z7792702. Он выдан посольством США в Берне, Швейцария. Дата выдачи: 24 января 1997 года, действителен по 23 января 2007 года. Я, Роберт Джеймс Фишер, желаю безвозвратно и навсегда отказаться от американского гражданства и всех прав и привилегий, связанных с гражданством США.
Отказ Бобби Фишера от гражданства США так никогда и не был принят. Он остался их гражданином. А тем временем Судзуки и Боснич подали прошение от имени Бобби на придание ему статуса политического беженца из США и получение вида на жительство в Японии. Их аргументация состояла в том, что когда он играл матч в Югославии, то нарушил санкции исключительно по политическим мотивам, и теперь его хотели наказать именно за это. Прошение было отклонено. Команда Бобби также обратилась в суд с просьбой отменить ордер на депортацию — требование США, поддержанное японским иммиграционным бюро. На это прошение также последовал отказ. Бобби находился в заключении уже более месяца и постепенно им овладевало отчаяние. Получив, всё же, право на свободные телефонные звонки, Бобби вместе с командой начал нащупывать контакты с представителями разных стран, пытаясь выяснить, не могли бы они предложить ему убежище:
Германия — идея Бобби опиралась на тот факт, что его отец Герхард Фишер был немцем, и, ссылаясь на закон о гражданстве по крови, Бобби мог испрашивать немецкое гражданство. Проблема состояла в том, что Бобби отрицал Холокост, а это считается в Германии преступлением. Если бы страна предоставила ему убежище, то ввиду его предыдущих высказываний, его должны были бы арестовать сразу по въезде в страну.
Куба — Поскольку Кастро был ярым анти-американцем, и Фишер лично знал премьера, он полагал, что Куба может его принять. Nada (ничего — исп.).
Северная Корея — Возможно, самая анти-американская страна в мире. Проблема заключалась в том, что Миёко считала ее и самой худшей страной в мире, и не хотела не только жить в ней, но даже и посещать.
Ливия — Муаммар Каддафи пытался помириться с США и не собирался искать новых конфликтных точек.
Иран — По иранским понятиям, Фишер был евреем, и потому им неинтересен.
Венесуэла — Никаких объяснений отказа.
Швейцария — Хотя страна и была политически нейтральной, антисемитские взгляды Бобби для нее были неприемлемыми.
Черногория — Связь Фишера с Васильевичем, скрывшимся с деньгами многих граждан, не добавляло им энтузиазма.
Филиппины — Хотя Бобби обожало местное шахматное сообщество и у него установились здесь связи, он был недоволен изгнанием (но его мнению, «незаконным») президента Джозефа Эстрада. Он также ощущал рост коррупции и преступности в Маниле и даже Багио, и хотя ему нравилось там жить, он не был уверен в своем желании искать убежище в этой стране.
Исландия — Да, Исландия! Участием в матче 1972 года Фишер сделал для известности страны более, чем кто-либо еще. Как герой, который прибыл на остров и совершил великие подвиги, он становился частью исландских саг. Исландцев также знали за их силу, честность и упрямство. Они, как единый народ, могли не только предложить убежище, но и обеспечить его, и вызволить Бобби из заключения.
Саэми Палссона, бывшего телохранителя Фишера, «выследили» в его зимнем доме на севере Испании. «Саэми, это Бобби. Мне нужна твоя помощь. Я в японской тюрьме и хочу получить убежище в Исландии. Можешь мне помочь?»
Бывший полицейский и плотник, в молодости завоевавший славу непревзойденного «рок-танцора» и восхищавший зрителей исполнением «твиста», Саэми был готов сделать всё для своего друга. Его также отличало и внутреннее чувство само-паблисити. Хотя он и не видел Бобби 32 года, но сразу позвонил некоторым из политических и деловых «шишек», и кое-кому из шахматного сообщества, кто, по его мысли, мог бы помочь Бобби. А сам он уже совсем скоро полетит на Восток.
Пока Палссон готовился к вояжу в Японию, группа упрямых исландцев встретилась в Рейкьявике, чтобы обсудить, как можно обеспечить убежище Фишеру. Был образован комитет, названный по инициалам Бобби — «RJF». Уже после кто-то предложил иную расшифровку акронима: «Права (Rights), Справедливость (Justice), Свобода (Freedom)».
Хотя остальной мир, включая его страну, поносил Бобби за его возмутительные позицию и высказывания, исландцы его жалели. Они сокрушались по поводу его речей, но полагали, что он имеет право выражать свои мысли. Исландцы также чувствовали и моральные обязательства. Фишер проявил уважение к стране, согласившись играть в Рейкьявике матч в 1972 году, а теперь попал в беду. Не помочь ему, считали они, будет бо́льшим моральным оскорблением и актом неблагодарности, чем его вербальные нападения, хотя и замешанные на злобе и ненависти.
Все члены комитета — видные члены исландского общества и пылкие почитатели шахмат: Гудмундур Тораринссон, бывший член парламента и главный организатор матча 1972 года; Магнус Скулассон, психиатр; Гардар Сверриссон, политолог; Хельги Олафссон, гроссмейстер; и Эйнар Эйнарссон, банкир. Группа собиралась в течение пяти месяцев на формальные встречи, вела активную переписку и ее члены обменивались телефонными звонками в процессе лоббирования в исландском правительстве дела Фишера. Поначалу они добивались его рассмотрения. В середине этого процесса они вошли в контакт с посольствами США и Японии в Рейкьявике, чтобы выразить свой протест относительно заключения в тюрьму Бобби Фишера. В письме к Фумико Сайга, послу Японии в Исландии, RJF-комитет, в частности, заявлял:
Мы чувствуем себя обязанными выразить наше глубочайшее разочарование и печаль в связи с гротескным нарушением японскими властями его [Фишера] прав и международного закона… Мы протестуем в максимально жестких терминах против ваших мер, принимаемых по этому делу, и просим немедленно освободить м-ра Роберта Дж. Фишера.
Палссон начал посещать Бобби в тюрьме, а также встретился с некоторыми из японских официальных лиц, чтобы выяснить, что можно сделать. Наличие представителя от Исландии, хотя Саэми не был официальным лицом, помогало Бобби представить дело таким образом, что страна считает возможным предоставить ему убежище. Проблема заключалась в том, что сам он действовал против своих интересов.
Бобби продолжал делать заявления, на этот раз прямо из места своего заключения давая многочисленные интервью по платному телефону, и они немедленно уходили в мировую сеть. Большинство из его филлипик было направлено против евреев («абсолютные свиньи») с небольшим смягчением инвектив, нацеленных против США. Хотя всё еще злые («в стране нет культуры, вкуса, ее окружающая среда насквозь отравлена»), его антиамериканские выпады стали более сдержанными — хотя вряд ли достаточно для того, чтобы выиграть ему очки у Министерства Юстиции.
Затем Фишер заявил, что собирается жениться на своей давней подруге Миёко Ватаи. «Я стану пожертвованной пешкой, — заявила она прессе. — Но в шахматах есть такое понятие, как превращение пешки, которая может стать королевой. Бобби-сан — мой король, и я стану его королевой». Вскоре пара поженилась в частной церемонии, проведенной в тюрьме. Джон Боснич выступил в качестве свидетеля. Но была ли законной эта свадебная церемония? Более чем год спустя, когда Миёко спросили, «связана ли она узами» с Бобби, Миёко ответила: «Лучше я промолчу, — и добавила: — Предпочитаю не обсуждать личные дела». Немедленно пресса начала муссировать тему, что заявленная свадьба — просто хитрость, имевшая целью помочь Бобби выйти из тюрьмы и остаться в Японии, но Судзуки не согласилась: «Это была уже свадьба де-факто, — заявила она. — И это законная свадьба. Я никогда в жизни не видела такой страсти и преданности». Миёко выразилась просто и ясно: «Мы были удовлетворены нашей жизнью до того, как его арестовали. Свадьба по закону могла помочь ему избежать депортации и получить постоянную визу для проживания в Японии».
Фишер по совету RJF-комитета написал письмо министру иностранных дел Исландии Дэвиду Оддссону и попросил вид на жительство, который был ему прислан немедленно. Впрочем, японский суд во внимание его не принял. Если бы какая-нибудь страна предложила Фишеру гражданство, указывалось в ответе, они могли рассмотреть вопрос о его депортации в эту страну. Тем временем окружной суд Токио остановил исполнение ордера на депортацию на том основании, что нарушение паспортного режима не является достаточным для нее поводом. Тяжба относительно депортации могла продлиться целый год. После нескольких месяцев, проведенных Бобби за решеткой, становилось понятно, что долго он не сможет выдерживать такое эмоциональное напряжение.
Чуть ли не каждый день его командой предлагались новые стратегии действий. Его убедили написать письмо в Альтинг, исландский парламент, и он составил прошение из пятисот слов, выдержки из которого приводятся ниже:
Ушику, Япония, 19 января, 2005Со всем уважением
Альтинг, парламент ИсландииБОББИ ФИШЕР
150, Рейкьявик
Исландия
Уважаемые члены Альтинга
Я, нижеподписавшийся Роберт Джеймс Фишер, искренне благодарю исландский народ за дружеские чувства, обращенные ко мне с тех пор, как много лет назад я впервые приехал в вашу страну для участия в матче на звание чемпиона мира по шахматам — и даже раньше…
Шесть месяцев назад меня насильно и незаконно поместили в японскую тюрьму на абсолютно ложном и нелепом основании, будто я въехал в Японию 15 апреля 2004 года и затем «покинул» или пытался покинуть Японию 13 июля 2004 года по недействительному паспорту. За истекшее время мое здоровье существенно ухудшилось, последние два месяца я страдаю от головокружений…
Когда в аэропорту «Нарита» иммиграционные власти, применяя грубую силу, меня против моей воли «арестовали»… мне нанесли серьезные телесные повреждения и чуть не убили. Кроме того, происходящее сильно отражается на моем здоровье, как физическом, так и психологическом, поскольку меня перевели в Ушику, расположенный всего в 66 километрах от дающей течь атомной станции Токаимура (японский Чернобыль!) в Токаи-сити. Совсем недавно, 14 октября, здесь случилась новая авария!..
Ни японские, ни американские власти, ни разу не обеспокоились дать мне объяснения этого вопиющего криминального акта [его ареста]. Очевидно, они до буквы следуют совету Дизраэли: «Никогда не извиняйтесь, никогда не объясняйте!»
В связи со сказанным выше, я обращаюсь с официальной просьбой в Альтинг о предоставлении мне исландского гражданства, чтобы я мог воспользоваться видом на жительство в Исландии, которое министр иностранных дел вашей страны, м-р Дэвид Оддссон, так любезно мне предоставил.
Во время тюремного заключения в Японии единственным отдохновением от скуки и душевных переживаний для Бобби были визиты его юристов и Миёко, а также телефонные разговоры. Ему позволяли выходить из камеры, чтобы он мог делать звонки за счет адресата, и тюремщики не ограничивали его во времени. Он говорил с Палссоном, и позднее имел долгие и на разные темы беседы с Гардаром Сверриссоном, исландским политологом из RJF-комитета. Эти звонки Гардару имели для Бобби важное значение, ибо разговоры выходили за рамки обсуждения только лишь аспектов, касающихся его ареста, в них затрагивались различные темы — политические, религиозные, философские. Бобби спросил Гардара, какую религию (если таковая была) он исповедывал, и когда узнал, что католическую, Бобби захотелось узнать больше об этой теологии, ее нюансы. Они стали приятелями на расстоянии, их связь продолжалась годы.
Бобби обсуждал в то же время католицизм и еще с одним человеком. Ричард Ваттуоне из Сан-Диего, Калифорния, был в числе юристов, помогавших ему в судебных делах. Он посетил Бобби в тюрьме и передал ему книгу «Апостол здравого смысла» о писателе Дж. К. Честертоне, в которой рассматривались различные вопросы религии и культуры. Бобби ознакомился с нею и несколько раз беседовал с Ваттуоне о религии. Честертон был обращен в католицизм.
Когда Миёко навещала его, ей часто приходилось ждать, если у Бобби находился другой посетитель — Судзуки или Боснич, — по правилам Центра допускалось общение одновременно только с одним гостем. Приемные часы также были ограничены. Фишеру требовалось пройти через шестнадцать запертых дверей, чтобы добраться до комнаты свиданий, и разговаривать приходилось через зеркальную стену, словно он находился не в Центре предварительного содержания иммигрантов, а в особо охраняемой тюрьме.
Три члена RJF-комитета — Эйнарссон, Тораринссон и Сверриссон — отправились в Японию за свой счет, чтобы увидеть на месте, не могут ли они как-то помочь освобождению Фишера. Но какие-бы доводы ни приводили они местным властям — например, что министр иностранных дел Исландии Дэвид Оддссон выписал паспорт иностранца Фишеру, аналог тому, что называют «грин-карта» в США — японские бюрократы, привыкшие буквально соблюдать правила, во внимание их не принимали. Они продолжали утверждать, что Бобби депортируют в США, как только формальности будут улажены.
Члены RJF-комитета уже хотели покинуть Японию, удрученные своей неудачей, когда последовал звонок от Судзуки с потенциально хорошими новостями. Член японского парламента хотел встретиться с комитетом, чтобы выяснить, не может ли он чем-нибудь помочь. Он изучил материалы и встал на сторону Бобби.
Встреча проводилась в секрете, поскольку парламентарий, окончивший Оксфорд и свободно говоривший на английском, попросил ее не афишировать, — лучше работать за кулисами, считал он. Выслушав все аргументы в пользу освобождения Бобби, и убедившись, что члены комитета не собираются отступать, он к ним присоединился. Каким-то образом ему удалось заинтересовать Мидзуко Фукусиму, главу японской социал-демократической партии. Цель заключалась в том, чтобы убедить Фукусиму написать петицию, поддерживающую право Бобби на депортацию в Исландию и быть принятой ею. Фукусима подверг критике Тиёко Ноно, министра иностранных дел Японии за арест и задержание Фишера, и попросил его пересмотреть решение. Хотя момент еще не был явно поворотным, но течение начало менять свое направление. Бобби стал замечать «накопление маленьких преимуществ» — концепция в шахматах, введенная Вильгельмом Стейницем, в нем начали обнаруживаться признаки оптимизма, хотя и не переходящего в ликование.
Члены комитета по возвращении в Исландию приложили все силы для того, чтобы вызвать интерес парламента к этому случаю, предупреждая, что если шаги не предпринять немедленно, то надежды Фишера на справедливый суд станут нулевыми, его депортируют в США, где он, вероятно, получит десять лет тюрьмы. Многие верили, и прежде всего, сам Фишер, что в тюрьме его убьют.
Шахматная федерация Исландии предприняла расчетливо-рискованный шаг, пытаясь придать силу аргументам в пользу освобождения Фишера. От ее имени было написано письмо с суровой критикой высказываний Бобби в надежде, что призывом к гуманистическим чувствам США удастся смягчить напряжение в Японии:
Исландская Шахматная Федерация, безусловно, знает о недопустимых антисемитских и антиамериканских высказываниях Бобби Фишера за последний год. Федерацию ужаснули эти высказывания, как любого цивилизованного человека, и она видит в них проявление дезорганизованной и опустошенной психики. В 1992 году в Югославии единственное преступление Бобби Фишера состояло в игре в шахматы после многих лет изоляции. Исландская Шахматная Федерация просит президента США извинить Бобби Фишера и не препятствовать его выходу на свободу.
Письмо отослали президенту Бушу, но ответа не последовало.
За двенадцать лет до этого, через несколько месяцев после выдвижения официального обвинения 1992 года, президентом США был избран Билл Клинтон. Дэвид Оддссон — тогдашний премьер-министр Исландии — посетил Белый Дом и лично обратился с просьбой к одному из главных помощников Клинтона о том, чтобы президент снял обвинения против Фишера. От Клинтона передали ответ, что он предпочитает не вмешиваться в это дело. «Необычное решение, — прокомментировал Оддссон. — Когда лидер одной страны обращается с личной просьбой по относительно небольшому делу (по сравнению с другими) к другому лидеру, то обычно ее удовлетворяют».
Если вернуться к времени санкций, то следует вспомнить, что Спасскому французское, а Лотару Шмиду немецкое правительства обвинений не предъявляли. Бобби Фишер оказался единственным в мире человеком, кому предъявили обвинение по биллю президента Буша.
Пытаясь предупредить «побег» Фишера в Исландию, различные агентства в США стали раскручивать атаку на Бобби, пытаясь надавить на Японию с тем, чтобы она депортировала Бобби в США. Большое Федеральное Жюри в Вашингтоне начало расследование, на поверку оказавшееся дымовой завесой, обвиняя Фишера в отмывании денег после матча со Спасским 1992 года. Ввиду отсутствия каких-либо свидетельств об отмывании денег, юристы Фишера твердо верили, что правительство пыталось оправдать санкции против него, обливая его грязью. Ничего из этого не вышло, никаких дополнительных обвинений не последовало.
В это время Джеймс Гадсен, посол США в Исландии, также оказался вовлечен в это дело, предлагая Исландии отозвать свое предложение об убежище для Бобби. Дэвид Оддссон в роли министра иностранных дел пригласил Гадсена в свой офис и в категорической форме отказался это делать, добавив, что предполагаемое преступление Фишера, состоявшее в нарушении торговых санкций против Югославии, вне временных границ, которые устанавливает закон Исландии о сроках давности.
Вероятно, по причине политического давления, оказанного на него, министр юстиции Японии Тиёко Ноно после совещания кабинета сказал журналистам следующее. «Если он [Фишер] имеет исландское гражданство, то депортация его в Исландию выглядит законной. Иммиграционное Бюро должно подумать о наиболее подходящем для него месте депортации».
Но ситуация оставалась всё еще неопределенной и в 61-й день своего рождения, который он встретил в тюремной камере, Бобби пребывал в мрачном настроении. Он провел уже девять месяцев в тюрьме, и, по словам тех немногих, кто его посещал, находился в разобранном состоянии. Тораринссон говорил, что Фишер за тюремной решеткой напоминал ему Гамлета, и он процитировал следующие строки из пьесы Шекспира:
О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе(перевод Лозинского)
и считать себя царем бесконечного пространства,
если бы мне не снились дурные сны.
Члены RJF-комитета связались практически с каждым парламентарием с просьбой пролоббировать для Бобби гражданство: полноценное, постоянное гражданство, а не временный вид на жительство в Исландии. Затем они встретились с Генеральным Комитетом Альтинга. Был подготовлен билль с просьбой одобрить гражданство для Бобби Фишера, и 21 марта 2005 года была созвана Чрезвычайная Сессия Парламента. В течение двенадцати минут имели место три раунда дискуссии, на которых ставились вопросы в соответствии с критичностью этого дела. Ответы последовали сжатые и прямые: незаконное заключение в тюрьму Бобби является нарушением его прав; вся его вина в том, что он двигает деревянные фигурки по шахматной доске; он был другом Исландии, исторически с ней связан и теперь нуждается в ее помощи.
После изложения всех аргументов каждый член Альтинга был опрошен на предмет, согласен он или нет даровать гражданство Фишеру. «Já» сказали сорок членов, один за другим. «Foróast», — что значит — воздерживаюсь, произнесли двое. Никто не проголосовал «Nei».
Бобби впервые за многие месяцы улыбнулся, когда узнал, что исландский билль вступил в силу, и 23 марта 2005 года его освободили из заключения, посадили в лимузин, предоставленный посольством Исландии, вручили новый исландский паспорт, а затем рука об руку с Миёко они заторопились в аэропорт «Нарита».
Когда Бобби вышел из лимузина в аэропорту «Нарита», сцена напоминала тот момент из «Рассказа о двух городах», когда д-р Манетт освобождается из Бастилии, «возвращаясь к жизни» таким, каким он стал: седой, потрепанный, с неопрятной бородой и в старой одежде. Отличался Бобби от доброго диккенсовского доктора только голосом: у Манетта он был слабым, «ужасным и жалостливым»; голос Бобби был рокочущим, полным ярости и мести. «Это не что иное, как киднэппинг, ни больше и ни меньше!», — сообщил он дюжинам журналистов и фотографов, следовавшим за ним в терминал. «Буш и Коидзуми [американский и японский президенты] преступники. Они заслуживают веревки!», — сказал «плохой старый» Бобби, сразу показывая, что тюрьма не сбила его обличительный пыл. Но что-то в нем всё же изменилось. Когда уже 30-летняя Зита увидела его в новостях, она произнесла: «Дело не в бороде. Что-то есть беспокоящее в его глазах. Он безнадежно разрушенный человек».
В 2004 году в Японии Бобби поместили в тюрьму за путешествие с просроченным паспортом, и ему грозила экстрадиция в США. Исландские друзья сумели его освободить, но после десяти месяцев в тюрьме бородатый и изможденный Бобби выглядит сломленным человеком.
Когда самолет Бобби приземлился в аэропорту «Кефлавик», и он ступил на бетонную полосу, то не опустился на колени, чтобы поцеловать землю — во всяком случае, не в буквальном смысле. Метафорически же он поклонился земле викингов. Он находился в стране, хотевшей его видеть, и впервые за последние тринадцать лет Бобби почувствовал себя в безопасности. Первым делом он отправился в президентский номер в отеле «Лофтлейдир» и заказал один из раблезианских обедов со многими и многими тарелками skyr.