Ничего не происходило, пока мы не прошли окраину Пояса Астероидов. Я следил за мыслями экипажа и знал, что Гэлери никому не говорил обо мне. Кто станет рассказывать людям, что от парня на соседней койке исходит желтое свечение, и что он не человек? Влезешь в смирительную рубашку — только и всего. Тем более, когда речь идет о вещах, которые чувствуешь, но не видишь — вроде электричества.
Когда мы попали в опасную зону внутри Пояса, из предосторожности были установлены вахты у выходных люков на пассажирских палубах, и я был назначен на одну из них. Я стал подниматься на свое место.
Как раз на вершине трапа я почувствовал первую слабую реакцию на коже, и моя аура заблестела и стала пульсировать.
Я подошел к люку два и сел.
Я еще не бывал на пассажирской палубе… «Королева Юпитера» была старым торговым кораблем, переделанным для перевозок в глубоком космосе. На нем был большой груз продуктов, семян, одежды, фермерского оборудования и около пятисот семей, переселявшихся в юпитерианские колонии.
Я вспомнил, как впервые увидел Юпитер. Тогда еще ни один человек Земли не видел его. Это было очень давно.
Теперь палуба была загромождена. Мужчины, женщины, дети, прислуга, тюки, узлы и всякое такое. Марсиане, венерианцы, земляне — все сгрудились, поднимая страшный шум. Из-за жары и скученности стоял тяжелый запах.
Мою кожу пощипывало. Аура стала ярче.
Я увидел девушку. Девушку по имени Вирджи с густыми рыжими волосами, ее манерой двигаться. Она и ее муж нянчились с крепким зеленоглазым марсианским младенцем, в то время как его мать пыталась уснуть, и у них была одна и та же мысль:
«Может быть, у нас когда-нибудь будет свой».
Я подумал, что Мисси тоже так же смотрела бы на нашего малыша, если бы он у нас был.
Моя аура пульсировала и пылала.
Я наблюдал, как сверкали маленькие миры, еще очень далекие от корабля, всех размеров — от камешков до обитаемых планетоидов — блестящих с освещаемой солнцем стороны и черных, точно космос, с теневой. А люди столпились у экранов, и я увидел старика, стоявшего почти рядом со мной.
Штамп космоса стоял на всей его фигуре, его лице, в его взгляде голодной собаки, когда он смотрел на Пояс Астероидов. Старик космолетчик, который немало сделал в свое время и обо всем этом помнил.
Затем появилась Вирджи с младенцем на руках; Брэд был с ней. Она стояла спиной ко мне.
— Просто чудо, — тихо сказала она. — Ох, Брэд, ты только посмотри!
— Чудо, и смертельное, — сам себе сказал старый космолетчик, огляделся вокруг и улыбнулся Вирджи. — Это ваше первое путешествие?
— Да, первое для нас обоих. Может, мы чересчур таращим глаза на все, но это так необычно. — Она беспомощно развела руками.
— Я понимаю. Для этого нет слов. — Космолетчик вновь повернулся к экрану. Его лицо и голос ничего не выражали, но я читал его мысли:
«И я, бывало, оставлял корабельный груз в первом поселении… пятьдесят лет назад. Нас было десять человек. Остался только я один».
— До появления дефлекторов Рассона Пояс был опасен, — сказал Брэд.
— Пояс получил только три дефлектора, — тихо сказал старик.
Вирджи подняла рыжую голову:
— Значит…
Старик не слышал ее. Его мысли были далеко:
«Шесть лучших людей космоса, а потом… семнадцать лет назад — мой сын!» — Он сказал это чуть слышно, почти про себя, ни к кому не обращаясь.
Женщина, стоявшая рядом с ним, повернула голову. Я увидел ужас в ее глазах и окаменелость губ.
— Вуаль? — прошептала она. — Вы ее имеете в виду?
Старик попытался заставить ее замолчать, но вмешалась Вирджи:
— Что такое Вуаль? Я слышала о ней, но очень уж неопределенно.
Марсианский бэби занялся серебряной цепочкой, висевшей на шее Вирджи. Мне эта цепочка показалась знакомой. Вероятно, она была на Вирджи в нашу первую встречу. Моя аура пылала жарким золотым светом.
Женщина отошла, и ее слова прозвучали как эхо, когда она ответила:
— Никто не знает. Ее нельзя найти, выследить или вообще определить. Мой брат, космолетчик, видел ее однажды с далекого расстояния; она появляется неизвестно откуда и поглощает корабли. Потом свет ее тускнеет, а корабль исчезает! Мой брат видел ее здесь, возле Пояса.
— Она может быть как здесь, так и в любом другом месте, — резко возразил старик. — Она берет корабли и в глубоком космосе, и на земной орбите. Так что нет причин бояться.
Аура горела вокруг меня, как облако золотистого света.
Зеленоглазый марсианчик внезапно выдернул цепочку и возликовал, поднял ее кверху. То, что висело на ней и раньше было спрятано под платьем Вирджи, теперь медленно кружилось, притягивая мой взгляд.
Видимо, я издал какой-то звук, потому что Вирджи обернулась и увидела меня. Не знаю, что она подумала. Я долгое время не соображал ничего, только чувствовал холод, точно мертвый черный космос каким-то образом прошел сквозь экран и коснулся меня.
Блестящая вещь крутилась на серебряной цепочке, и марсианчик следил за ней. И я тоже.
Затем настала тьма, и я стоял в ней, неподвижный и холодный!
Голос Вирджи пробился сквозь мрак, спокойный, обыкновенный, словно ничего не случилось.
— Я вспомнила на кого вы похожи, мистер Гаут. Боюсь, что я была невежлива в тот день на Марсе, но меня ошеломило сходство. Смотрите…
В мою темную ледяную оболочку вошел белый предмет: крепкая белая рука с покрасневшими от работы суставами держала что-то в ладони. Что-то, что горело чистым, страшным собственным светом. Голос все так же спокойно продолжал:
— Это медальон, мистер Гаут. Старинный. Ему больше трехсот лет. Он принадлежал моей далекой прабабке, и семья хранила его с тех пор. Это, в сущности, любовная история. Прабабка вышла замуж за молодого космолетчика. В те времена космические полеты были еще внове и довольно опасными, и этот молодой космолетчик любил полеты так же, как любил свою жену. Его звали Стивен Вэнс. Здесь его портрет. Поэтому я и подумала, что где-то видела вас, вот и спросила о вашем имени. Сходство потрясающее.
— Да, — согласился я.
— А эта девушка — его жена и, конечно, первоначальная владелица медальона. Муж звал ее Мисси. Это имя выгравировано на обороте медальона. И вот ему представилась возможность сделать первый перелет с Марса на Юпитер, и Мисси знала, что какая-то часть его умрет, если он не полетит, и она отпустила его. Он даже не знал, что на свет должен появиться ребенок, которого оба очень хотели: она ему не сказала, потому что тогда он отказался бы от полета.
Стивен заказал два медальона, совершенно одинаковых. Он сказал ей, что медальоны будут связью между ними, которую ничто не нарушит. Что бы ни случилось, он вернется к ней. Он улетел на Юпитер и не вернулся. Его корабль так и не нашли.
Но Мисси носила медальон и молилась. А умирая, она отдала его своей дочери. Это стало семейной традицией. Поэтому теперь он у меня.
Голос ее стал тягучим, сонным, со слабой ноткой удивления. Рука с медальоном опустилась. Вокруг меня наступило великое спокойствие, великий мир.
Я закрыл лицо руками. Я старался что-то сказать, сказать те слова, которые я говорил много-много лет назад. Но слова не приходили. Их не бывает, когда попадаешь туда.
Я опустил руки и снова смог видеть. Я не тронул медальона на своей шее. Я чувствовал его на своей груди, как опаляющий холод космоса.
Вирджи лежала у моих ног. Она все еще держала ребенка на сгибе руки. Его круглое коричневое лицо было повернуто к ней. Брэд лежал рядом с ними, обхватив их рукой.
Медальон лежал на округлости груди Вирджи, открытый изображением вверх, медленно поднимаясь и опускаясь в такт ее дыханию.
Они не страдали. Не забывайте этого. Они не страдали. Они спали и видели счастливые сны. Пожалуйста, помните это! Никто из них не страдал и не мучился.
Я один стоял на этом молчаливом корабле. На экранах не было ни звезд, ни маленьких миров Пояса. Была лишь Вуаль света, плотно обернувшая корабль, мягкая сетка из зеленых, пурпурных, золотых и синих витков, прикрепленных ярко-алыми нитями к блестящей основе, не имеющей никакого цвета.
Как всегда, электрическое освещение потускнело. Люди спали на широкой палубе. Я слышал их медленное, спокойное дыхание. А моя аура горела, как золотое облако, и мое тело в ней пульсировало жизнью.
Я посмотрел вниз на медальон, на лицо Мисси. Если бы ты сказала мне! О, Мисси, если бы ты мне сказала, я мог бы спастись. Рыжие волосы Вирджи тяжело лежали на белой шее. Дымчато-серые глаза, полузакрытые, спящие. Волосы Мисси. Глаза Мисси.
Моя. Часть моей плоти, часть моей кости, часть моей крови. Часть жизни, которая все еще билась и трепетала во мне.
Триста лет!
О, если бы я мог хотя бы молиться!
Я встал возле Вирджи на колени. Я протянул руку. Золотой свет вышел из плоти и закрыл ее лицо. Я убрал руку и медленно встал. Гораздо медленнее, чем падал умирающий Гэлери.
Сияние Вуали прошло через весь корабль. Через воздух, через каждый атом дерева и металла. Я двигался, сверкающий золотом, живой и молодой, в молчащем спящем мире.
Триста лет, и Мисси мертва, а ее медальон вернулся обратно.
Не так ли чувствовал себя Иуда, когда веревка оборвала его жизнь?
Но Иуда умер.
Я шел в тишине, завернутый в свое золотое облако, и биение моего сердца сотрясало меня, как удары кулака. Сильное сердце. Молодое, сильное сердце.
Корабль медленно отклонялся от своей дуги свободного падения на Юпитер. Вспомогательные механизмы для Пояса еще не были включены. Вуаль сомкнулась вокруг корпуса и легко потянула его.
Это и было приложение силы воли. Телепортация, энергия мозга и мысли, усиленная кристаллами и направляемая как по радиолучу. Высвобожденная энергия между силой мысли и силой гравитации дает свет, тот самый видимый свет, который космолетчики зовут Вуалью. Гипнотический сон-импульс посылается тем же путем через X-кристаллы на Астелларе.
Ширана говорила, что это очень просто… детская забава в ее пространственно-временной среде. Требуется только фокусная точка для наводки, ее особая вибрация, как факел в пустоте, так же, как аура вокруг плоти человека или нечеловека, который омылся в Облаке.
Коза Иуды ведет корабль на бойню.
Я шел в своем золотом свете. Едва уловимая энергия наслаждения пощипывала и грела мою кожу. Я шел домой.
И Мисси еще жива. Прошло триста лет, а она жива. Ее и моя кровь живут в девушке по имени Вирджи.
И я веду ее на Астеллар, в мир другого измерения, помимо своей воли.
Наверное это и остановило поток через мою кожу, разбудило меня спустя половину вечности. Моя аура побледнела до обычного состояния. Я услышал слабое звяканье металла о камень: «Королева Юпитера» совершила свою последнюю посадку. Я был дома.
Я сел на край своей койки. Не знаю, долго ли я сидел. Я опустил голову на сжатые кулаки, а затем раскрыл их; мой собственный медальон выскользнул. Мои ладони были в крови.
Я встал и пошел через тишину, через грубый, безличный электрический свет к люку и вышел наружу.
«Королева Юпитера» лежала в округлой каменной колыбели. За вершиной скалы скрылись двери, и последнее эхо воздушных насосов угасло под низкой крышей пещеры. Камень был прозрачный, бледно-зеленый, резной и полированный; от его красоты захватывало дух, сколько бы раз на него не смотрели.
Астеллар — маленький мир, вполовину меньше Весты. Со стороны он выглядел всего лишь черным шлаком, без каких-либо следов минералов, которые могли бы привлечь внимание отряда рудокопов. При желании можно было искривить свет вокруг него, так что его не обнаружит самый лучший телескоп, и та сила мысли, что создает Вуаль, может увести Астеллар, если понадобится.
Поскольку движение через Пояс растет довольно медленно, Астеллар мало передвигается. Не требуется.
Я прошел через пещеру в бледно-зеленом свете. Там был широкий трап, поднимающийся от пола, подобно взмаху ангельского крыла. Флейк ждал меня у трапа, вытянувшись в слабом золоте своей ауры.
— Привет, Стив, — сказал он и взглянул в сторону «Королевы Юпитера» своими странными серыми глазами. Черные волосы, потемневшая и загрубевшая в космосе кожа. Глаза, как бледные пятна лунного света, слабо блестящие, бездушные.
Я знал Флейка еще до того, как он стал одним из нас, и думал тогда, что он менее человек, чем астелларцы.
— Хороший рейс, Стив? — спросил он.
— Угу. — Я попытался пройти мимо, но он схватил меня за руку.
— Эй… что тебя гложет? — спросил он.
— Ничего. — Я оттолкнул его руку. Он улыбнулся и загородил мне дорогу. Крупный мужчина, вроде Гэлери, только много крепче, и мозг его мог встретиться с моим на равных.
— Не отвертишься, Стиви. Что-то… Эй! — Он резко дернул мой подбородок, его бледные глаза сузились. — Что это? Слезы?
Он с минуту смотрел на меня, разинув рот, а затем захохотал. Я ударил его.