Тильда

Паб «Красный лев» находится в самом центре деревни Ллангорс. Это крепкая, солидная постройка с выбеленными известью стенами, выкрашенными черной краской оконными рамами и дверями и тремя дымящимися трубами. Тильда может легко представить, как усталые путники или желающие промочить горло фермеры сбивали с сапог грязь и, наклонившись, входили в низкую парадную дверь сто, двести и даже триста лет назад. Единственные уступки современности – бесплатный Wi-Fi и просторная парковка, хотя здесь по-прежнему есть и коновязь, поскольку в пабе любят останавливаться на обед те, кто занимается местным конным туризмом.

Дилан находит в зале несколько свободных столиков. Потолок здесь низкий, с выступающими черными балками перекрытия, под ним в камине весело пылает огонь, бросая отблески на окружающие латунные приспособления: кочерги, щипцы и совки, а также многочисленные, тоже сделанные из латуни украшения. Люди снимают теплую одежду и подходят к барной стойке, чтобы сделать заказ, либо садятся на обитые гобеленовой тканью стулья или на длинную деревянную скамью с высокой спинкой, занимающую все пространство у стены от камина до небольшого окна. Над стойкой висят две доски, на которых мелом написано сегодняшнее меню, обещая сытные, приготовленные по-домашнему варианты обедов. Тильда глазами пожирает список блюд. В зале слышится тихий гул дружески переговаривающихся голосов; местные жители стоят, прислонясь к барной стойке, наслаждаясь послеобеденной пинтой пива, а приезжие уплетают за обе щеки обед, утоляя голод после того, как все утро развлекались на морозе.

Все здесь кажется таким нормальным, приветливым и безопасным, что, читая меню, Тильда чувствует, как подступают непрошеные слезы.

Не будь дурой, Тильда Фордуэлз. Ты проводишь слишком много времени в одиночестве и ешь слишком много всякой дряни, если сама мысль о приличной еде из паба может заставить тебя распустить нюни.

Внезапно электрическое освещение становится тусклым и начинает мигать.

О нет! Только не здесь! Только не сейчас!

Освещение еще раз мигает, потом гаснет. Посетители паба издают дружный стон. Барменша щелкает переключателями, но, похоже, они не работают. Кто-то спускается в подвал, чтобы проверить щиток. Тильда подавляет желание повернуться и убежать. Она знает – должна что-то сделать. Должна хотя бы попытаться. Она закрывает глаза и старается дышать ровно и глубоко.

Сосредоточься. Успокой сознание. Ты можешь это сделать. Ты можешь.

Пока люди вокруг говорят что-то о бутербродах, о том, чтобы подбросить в камин побольше дров и найти свечи, Тильда стоит неподвижно, отделившись ото всех. И заставляет себя представить электрическую искру.

Давай же, давай! Работай, черт тебя возьми. Работай!

Слышится шипение, огни снова мигают, вспыхивают и продолжают гореть.

Ура!

Посетители разражаются аплодисментами и одобрительными криками. Тильда тоже хлопает в ладоши и восклицает, улыбаясь при мысли, что никто из этих людей даже не представляет, как она рада, что эти электрические светильники вновь горят.

– Что будешь пить?

Рядом стоит Дилан. Он приветливо улыбается, показывая белоснежные зубы, и в его блестящих глазах горит озорной огонек. Дайвер потирает руки и кивком показывает Тильде несколько находящихся над стойкой бара кранов.

– Майк настоящий специалист по элю и пиву. Его «Горный козел», пожалуй, немного крепковат, но тебе может понравиться «Блаженство туриста». Или «Овечий шампунь», он здесь весьма популярен.

– Похоже, ты и сам неплохой специалист по здешним напиткам.

– О, я делаю все, что в моих силах, чтобы поддержать местных пивоваров.

– Но мне, прежде чем выпить, надо срочно поесть, иначе я просто свалюсь. Пожалуй, попробую пудинг с почками и мясом.

– С жареной картошкой? – уточняет барменша, забивая заказ в кассу.

– Обязательно! – Тильда чувствует, как начинают течь слюнки при мысли о приличной еде. – И полпинты смеси простого пива с имбирным, пока я буду ждать.

– Слабовато, – подковыривает Дилан и заказывает пинту знаменитого эля «Черная овца».

Когда Тильда садится на длинную скамью со спинкой, возле камина, Дилан усаживается рядом, а Лукас – на стул напротив. Чертополошка растягивается на полу перед огнем: она уже не так насторожена, как прежде. В зале царит приятное тепло – Тильда снимает шапку, шарф и пальто. Теперь она чувствует, что на нее устремлена по меньшей мере дюжина взглядов. Ее необычные волосы и лицо более не скрыты зимней одеждой, а глаза не прячутся за солнечными очками. Она чувствует, что Дилан изо всех сил старается не замечать, что она – альбинос, меж тем как Лукас рассматривает ее словно редкий экземпляр, который он, будь такая возможность, снабдил бы надписью и поместил в музей. Ей становится смешно оттого, что сейчас альбинизм заботит ее меньше, чем давно не мытые волосы.

Лучше выглядеть странной, чем грязной. Это в тебе говорит тщеславие, глупая ты женщина.

– Профессор Уильямс говорит, что вы художник-гончар и что вас интересует кельтское искусство. Это верно? – интересуется Лукас.

– Да, я пользуюсь его мотивами для создания собственных узоров. Кроме того, хочу больше узнать об истории здешних мест. Просто я человек новый. И мне хочется… ну разобраться.

Тильда осознает, что объяснения звучат невнятно потому, что она не задает вопросов, которые вертятся на языке.

Привидения и убийства. Не очень-то подходящая тема для обсуждения за обедом.

Дилан отпивает пару глотков эля и наклоняется к Тильде.

– Знаете, во всей округе самый большой специалист по истории здешних мест – мой дядя. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь задал вопрос, на который он не смог ответить.

– Да, конечно, – кивает Тильда, осторожно потягивая смесь обычного и имбирного пива. – И он уже очень мне помог. Просто… ну, в общем, мне бы хотелось больше узнать о раскопках.

Она поворачивается к Дилану так быстро, что успевает заметить – он только что пялился на ее волосы. Он встречается с ней взглядом и тут же отводит глаза, бормоча извинение в свою кружку с элем. Стандартная реакция смущения. Но затем снова устремляет взгляд на Тильду; лицо его при этом кажется серьезным. Он вздыхает, похоже, желая что-то сказать, но в последний момент передумывает. Проходит несколько мгновений, когда он чувствует мимолетную неловкость оттого, что его поймали на запретном действии, и его защитная маска спадает. Его насмешливой улыбки как не бывало. Исчезли также и привычка ничего не воспринимать всерьез, и вечный нарочитый оптимизм. Такое поведение Дилана нравится Тильде больше. По привычке она продолжает говорить с ним, чтобы сгладить неловкость, но на самом деле в этом уже нет необходимости. Он извинился, и его извинения были молча приняты. Она понимает, что в его интересе нет нездорового любопытства. Он искренен и неподделен.

– Мне бы хотелось больше узнать об этой могиле.

Тильда снова поворачивается к Лукасу, который пропустил то, что произошло между нею и Диланом, поскольку был занят отправлением смс-сообщения.

– Как думаете, кого вы нашли?

Отвечая, Лукас не сводит с нее взгляда, но не смотрит в глаза, а рассматривает каждую ее черту, каждую особенность лица, как будто мысленно беря ее на заметку.

– Если учесть все найденные нами подсказки, было бы легко поспешить с выводами… Но дело в том, что, приняв участие во многих раскопках, я понял: в действительности правда редко бывает очевидной, чаще все обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. Человеческая жизнь сложна, и иногда люди… лезут из кожи вон, чтобы что-то скрыть. Или, по крайней мере, сделать так, чтобы это было труднее отыскать.

– Возможно, мертвые просто не хотят, чтобы мы откапывали их секреты, – говорит Дилан, стирая с губ пену от эля.

Лукас бросает на него жесткий взгляд.

– Некоторым людям становится не по себе, когда мы разрываем могилы, даже если делаем это из благих побуждений. Если ты из их числа, то почему согласился нырять для нас?

Дилан пожимает плечами.

– У каждого человека своя цена, кажется, так гласит поговорка?

Но Тильду его слова не убеждают.

Лукас подается вперед, облокачивается на отполированный временем деревянный стол и сосредоточенно смотрит на Тильду. Ему явно хочется поделиться своими теориями, касающимися недавней находки.

– На этом этапе мы точно знаем, что в этой могиле лежат два человека. И оба они были похоронены одновременно.

– Члены одной семьи?

– Возможно, но… в общем, есть кое-что опровергающее это предположение. Видите ли, скелеты лежат не бок о бок, а один на другом. И только у нижнего есть гроб. Что необычно. Как и то, что рядом с верхним скелетом нет никакого погребального инвентаря. – Лукас выразительно жестикулирует, ему не нужны вопросы, он готов объяснить все и так. – Учитывая время, когда по нашим прикидкам была вырыта могила, это странно. Погребальный инвентарь – предметы, которые люди хоронят вместе с покойным, полагая, что они понадобятся ему в загробной жизни. Оружие, серебряная посуда, драгоценности – то, что говорит о его статусе, символы богатства или общественного положения.

– А в вашей могиле… – Тильда тут же поправляет себя. – Извините, в могиле, которую вы нашли… подобных вещей совсем нет?

– Возможно, в гробу и есть, мы пока не знаем. Но рядом с телом, которое лежит ближе к поверхности, вещей нет.

– Возможно, они были очень бедны. Может быть, у них просто не было пожитков, которые можно взять в загробный мир.

– Это хотя и возможно, но маловероятно. У большинства людей хоть что-то да нашлось бы. А если ничего не было, то родичи или община все-таки снабдили бы их самым необходимым. Это странно – найти тело без какого бы то ни было погребального инвентаря. Разве что…

– О, вот и еда! – радостно произносит Дилан, и Тильда с Лукасом замечают, что наконец принесли обед.

Тильда разрывается между голодом, заставляющим ее поскорее уплести первую за долгое время порцию приличной еды, и желанием узнать, на что намекает Лукас. Быстро поблагодарив молоденького официанта, который краснеет, пойманный на том, что пялится на нее, она выбирает последнее.

– Разве что?..

– Разве что человек, скелет которого мы нашли, был казнен. Если его убийство было карой, приведением в исполнение приговора за какое-то преступление, то виновному или виновной не полагался никакой погребальный инвентарь. Это было частью наложенной кары. И важной частью, поскольку так казненного или казненную обрекали на трудности и лишения в загробной жизни.

– Я не хочу портить ничью малину, – перебивает Дилан, щедро посыпая солью жареную картошку. – Но может существовать и более простое объяснение.

– Что ты имеешь в виду? – В голосе Лукаса звучит явное раздражение.

– Весь погребальный инвентарь достался тому или той, кто лежит в гробу. А второго человека похоронили немного позже. У него или нее не осталось ничего, чем можно заплатить за гроб или приличное погребение, было только желание упокоиться рядом с любимой или любимым. Это сплошь и рядом происходит и теперь – людей хоронят в глубоких могилах, чтобы пережившего супруга или супругу могли потом захоронить там же.

Лукас смотрит на Дилана и начинает объяснять тоном утомленного родителя, обращающегося к докучливому ребенку:

– Во-первых, мы знаем, когда приблизительно была выкопана эта могила – между 850-м и 950 годами после Рождества Христова. В то время супругов хоронили бок о бок, сколько времени бы ни прошло между кончиной первого и уходом в мир иной второго. Хоронить штабелем – это практика, порожденная недостатком места на кладбищах. Например, к началу Викторианской эпохи на погостах, особенно в больших городах, уже невозможно было хоронить людей бок о бок. Но в сельской местности, да еще много сотен лет назад, когда население составляло ничтожную часть того, что мы имеем сегодня, такого понятия, как недостаток места, просто не существовало. Собственно говоря, – продолжает он, проглотив кусок картофельной запеканки с мясом, – было бы куда легче выкопать рядом две неглубокие могилы, чем одну глубокую. К тому же есть более веская причина полагать, что второй скелет принадлежит казненному человеку.

Тильда торопливо подкрепляется жареной картошкой, ожидая, когда Лукас продолжит. Он снова замолчал, отчасти для того, чтобы поесть, но в основном, как ей кажется, для пущего драматического эффекта. И, возможно, чтобы досадить Дилану.

– Тело, находящееся ближе к поверхности, лежит не в супинированном положении, а ничком. – Археолог снова замолкает, явно ожидая, что кто-то из его собеседников спросит, что это значит, но в конце концов объясняет сам: – Человек был похоронен лицом вниз, а не вверх. Едва ли это можно назвать уважительным и достойным обращением с покойником. И, словно и этого было недостаточно, на его или ее спину был положен очень большой и тяжелый камень.

– Чтобы человек оставался на месте? – Дилан беззаботно смеется. – Едва ли это было необходимо, если он был уже мертв.

– Но совершенно необходимо, если он был еще жив, – замечает Лукас.

– Что? – Тильда поражена. – Вы хотите сказать, что человек, которого казнили, был не просто убит, а похоронен заживо?

Внезапно у нее пропадает аппетит.

Лукас пожимает плечами и продолжает уплетать обед за обе щеки.

– Поневоле начинаешь гадать, за какое преступление последовала подобная кара.

Над столом повисает глубокомысленное молчание, во время которого Тильда пытается разжечь угасший аппетит. Пудинг с почками и мясом восхитителен, и вскоре благодаря сытной еде, исходящему от камина теплу и небольшой дозе алкоголя тело и разум приходят в то почти блаженное состояние, которого Тильда не испытывала уже давно. Правда, мысль о столь жуткой казни, которая произошла так близко от ее дома, по-прежнему беспокоит. Быть может, призрак – душа той, которую археологи так стремятся вырыть из земли?

Это бы объяснило, почему моя гостья так взбешена.

– А вы сможете определить, кого именно нашли? – Тильда спрашивает Лукаса, доедающего запеканку.

Он качает головой.

– Это крайне маловероятно. Сохранилось очень мало письменных свидетельств об Уэльсе девятого-десятого веков, их значительная часть была написана некоторое время спустя – полагаться на эти свидетельства трудно. По крайней мере, в том случае, если вам нужны подробности. По правде говоря, мы не сможем назвать имя, звание и серийный номер. Но мы рассчитываем – а сегодня наша замечательная наука дает такие возможности – точно узнать, был ли покойник мужчиной или женщиной, в каком возрасте наступила смерть, назвать ее причину, определить, чем покойный питался, и, возможно, установить, какое место в обществе занимал.

– Вы совершенно уверены, что эти две смерти взаимосвязаны?

– Во всяком случае, существует прецедент. На юго-востоке Англии было найдено захоронение, в котором останки преступника также лежали сверху, и проведенные исследования указывают, что тело, лежавшее внизу, принадлежало жертве. Вполне возможно, что верхние останки и в нашем случае – останки убийцы, а тот, кто лежит в гробу, был им или ею убит. Но мы забегаем вперед, – размышляет Лукас, запивая запеканку минеральной водой. – Остается многое отыскать. И много того, что надо либо доказать, либо опровергнуть.

Похоже, археолог хочет добавить что-то еще, но в эту минуту сидящая за соседним столиком Молли отрывает взгляд от ноутбука и окликает его, чтобы что-то показать.

Чертополошка, наконец расслабившись, начинает проявлять интерес к еде. Она встает, лениво потягивается, подходит к столу и поднимает морду к его краю. Черный нос подрагивает. Тильда улыбается собаке.

– Я оставлю тебе мяса, обещаю, – говорит она, протягивая собаке кусочек жареной картошки, чтобы немного утолить ее голод.

Дилан смотрит на Чертополошку.

– Она выглядит лучше. Ты хорошо о ней заботилась, и она поправилась.

Тильда думает о еде из магазинчика-киоска, которую она скармливала собаке, и о нерегулярных часах ее сна и прогулок.

– Думаю, она поправилась сама. Хотя теперь я понимаю, почему предыдущие хозяева продали ее. Она никогда бы не поймала ни одного зайца.

– Но, судя по ее виду, именно для этого она и предназначена.

– Возможно, но когда на днях нам попался заяц, она побежала за ним, но потом принялась с ним играть. У нее не было ни малейшего намерения его поймать. И заяц тоже это знал.

– Да ну? – Дилан удивленно поднимает брови.

– Клянусь, заяц просто сидел и умывался. Он знал, что никакая опасность ему не грозит. Чертополошка даже не залаяла.

– И никогда не залает. Собаки-зайчатницы никогда не лают. Они охотятся молча. Вот почему они никуда не годятся как сторожа. И они не могут выследить дичь по запаху – им непременно надо ее увидеть. Хотя, возможно, твоя собака просто стесняется, потому что ей неловко носить подобный ошейник.

Хотя Тильде и неприятно с этим согласиться, она не может не признать, что розовый ошейник кажется на шее Чертополошки чем-то совершенно неуместным. Она наклоняется и расстегивает его.

– Думаю, он тебе не нужен, верно, девочка?

– Так намного лучше, – соглашается Дилан.

– Почему ты помогаешь им в раскопках, если тебе, в общем-то, не нравится их занятие? И не говори, что занимаешься этим из-за денег. Профессор сказал: ты путешествуешь по всему свету, занимаясь дайвингом для разных заказчиков. Не похоже, что тебе не хватает работы.

– По правде говоря, я сразу ухватился за это предложение, чтобы иметь предлог хотя бы ненадолго попасть домой. Я скучаю по здешним местам. Все время быть в разъездах – это не всегда так уж приятно. – Он улыбается, качая головой.

– Значит, тебя не смущает, что они разрыли могилу?

– Я просто не имею права высказывать неодобрение, ведь это примерно то же самое, чем значительную часть своего времени занимаюсь я. Пусть это и не настоящие могилы, а затонувшие суда, но при кораблекрушениях тоже погибают люди, и обломки – место их упокоения. Кстати, некоторые из них лежат на дне по много лет.

– Но не рассчитываешь же ты отыскать обломки корабля на дне этого озера?

Он смеется.

– Нет. Это скорее исследовательские погружения. Озеро уже изучили вдоль и поперек, но теперь, когда в такой близости от воды нашли что-то новое, возможно, стоит пошарить еще. Изменение уровня воды, особенно если случались разливы или засухи, может разворошить донный ил. И то, что раньше было скрыто, станет видимым. Но только едва-едва – на глубине вода довольно мутная.

– Я читала, что в этом озере живет доисторический ящер.

– Ты имеешь в виду Горси?

– Горси?

– Так его называют местные жители. Несси в озере Лох-Несс, Горси – в озере Ллангорс. Здесь все слышали рассказы о нашем глубоководном чудовище.

– А его… кто-нибудь видел?

– Некоторые утверждают, что видели, особенно после того, как до поздней ночи просидели в пабе. Кажется, в Интернете есть парочка не внушающих доверия фотографий. Если найду их, я тебе скажу.

Тильда заставляет себя вернуться к списку причин, которые вынудили ее выйти из дома. Несмотря на настойчивые уверения Лукаса, что пока о его открытии нельзя сказать ничего определенного, она чувствует: в этой находке есть что-то, что поможет найти ответы. Что-то, связывающее останки в могиле с ее пугающими видениями. Даже если эти ответы будут содержать слова «призрак» и «убийца» и жуткий вывод, что кого-то похоронили заживо. Какое-никакое, а это начало.

Она смотрит на профессора. Он сидит рядом с Молли, и взгляды обоих прикованы к экрану ноутбука. Тильда собиралась попросить его о помощи, но ее остановил страх: она устроит короткое замыкание в то время, когда рядом находятся все, кого она здесь знает. Даже починив освещение в пабе, она не может быть уверена, что больше из-за нее ничего не сломается. И вместо того, чтобы обратиться к профессору, она поворачивается к Дилану.

– Ты не мог бы оказать мне любезность?

– Какую? Может быть, принести голову Горси?

– Ха-ха, – невесело смеется Тильда. – Нет, кое-что попроще. Мой… компьютер сломался, а мне нужно купить пару книг. Ты не мог бы заказать их в интернет-магазине? Вот, я написала названия. Мне необходимо построить обжиговую печь, работающую на дровах. То есть я хочу построить подобную печь. Я собираюсь испробовать новый метод обжига. И новые виды глазурей. Я написала имя и фамилию художника по керамике, который работает таким образом. Если забьешь в поиск его данные, сразу появятся имена других гончаров и авторов книг. Несколько лет назад мне довелось построить нечто подобное, когда я училась в художественном училище, но… в общем, мне может понадобиться дополнительная информация. Я собиралась попросить профессора…

– Буду счастлив помочь, – соглашается Дилан, беря листок бумаги.

– Спасибо. Только скажи, сколько они стоят, и я отдам тебе все наличными.

– Нет проблем. Но тебе надо починить компьютер. Должно быть, нелегко жить так высоко на холме без Интернета, особенно если не водишь машину.

– Да нет, я вожу. То есть я умею водить. Просто… в данный момент у меня нет машины.

Похоже, он ждет дальнейших объяснений, но поскольку Тильда не собирается ничего объяснять, повисшее между ними молчание становится немного неловким. Тильда начинает чувствовать себя все более и более усталой. Отсутствие регулярного сна, потрясение от пугающих видений, темп, в котором она работала в последнее время, – все это вместе взятое заставляет ее чувствовать себя как выжатый лимон. Кажется, запас ее сил на исходе. В довершение всех бед она отвыкла от человеческого общества и чувствует, что ей опять нужно уединение. Тильда встает и начинает одеваться.

– Ты нас покидаешь? – спрашивает Дилан. – Так скоро?

– Мне надо зайти в магазин. И успеть до отправления почты. Спасибо за выпивку и за то, что согласился добыть нужные книги.

– Как я уже сказал, буду счастлив помочь. – Он смотрит, как она вновь надевает шапку и солнечные очки. – Дай мне знать, если тебе захочется покататься по озеру. В любое время. Ведь у меня есть лодка.

Тут настает ее черед улыбаться.

– Та, у которой не запускается мотор?

– В ней есть и весла.

Она качает головой.

– Я предпочитаю передвигаться по суше, помнишь?

Пока Дилан не заговорил о чем-нибудь еще и не задержал ее, она машет ему, свистом подзывает Чертополошку и выходит из паба. Если не считать усталости, впервые за последние несколько недель она чувствует себя совершенно нормальной и похожей на человека. В деревенском магазине она покупает столько еды, сколько помещается в рюкзак, в том числе настоящий собачий корм, не забыв при этом закупить кучу супов и шоколадок. Тильда останавливается на почте, выбирает открытку и пишет несколько жизнерадостных строк родителям. Опуская открытку в почтовый ящик, она мысленно посылает с ней желание: пусть родители убедятся, что с ней все в порядке, и пусть получится уговорить их не приезжать. Как бы ни приятно было вновь увидеть отца, сейчас нужно столько всего сделать, справиться со столькими задачами, посмотреть в лицо стольким вызовам, что Тильде совершенно не хочется думать еще и о беспокойстве, которое непременно почувствуют отец и мать.

Свет зимнего солнца быстро меркнет, когда оно заходит за вершины Бреконских маяков. Тильда и Чертополошка медленно, но упорно идут по склону холма вверх, к коттеджу Тай Гвин.