Тильда

На третий день после Рождества Тильда, дрожа и чувствуя, как сосет под ложечкой, стоит на остановке в Ллангорсе и ждет автобуса, чтобы съездить в Брекон. Она думала о том, чтобы попросить Дилана отвезти ее или обратиться за помощью к профессору. Ей даже приходило в голову пойти к Лукасу в надежде, что он сможет ее выручить. Но в конце концов она решила, что должна поехать в одиночку. По многим причинам, в том числе и потому, что ей нужно доказать самой себе, что она может преодолеть страх перед ездой на машине.

Больше не нужно, чтобы меня держали за руку. Просто короткая поездка на автобусе, медленная и безопасная, и там, скорее всего, будет еще множество людей. Я должна стать независимой. Я могу это сделать. Ведь выдержала же я поездку на «Лендровере».

Однако когда автобус подходит к остановке, вместе с Тильдой в него заходят только два пассажира – уставшие от каникул и нахождения в одном месте подростки, которым, несомненно, не терпится на несколько часов оставить деревню с ее сонной жизнью. Тильда покупает билет и садится на одно из передних мест, поближе к водителю, мысленно ругая себя за то, что так нервничает, но замечая, что беспокоится меньше, чем ожидала. Возможно, это оттого, что автобус движется медленно и размеренно. А может быть, оттого, что, не считая появления призрака, поездка с Диланом в Брекон прошла неплохо. И все же Тильда знает – дело в другом. В ней произошла еще одна перемена. Затухание. Ослабление. Мучительное воспоминание о гибели Мэта уходит в прошлое. Ее скорбь потеряла остроту. От этого Тильде на мгновение становится грустно, как будто она теряет последнее, что у нее осталось от мужа, но грусть проходит. Так и должно быть. Уже пора.

Медленно проплывающий мимо окна сельский пейзаж по-прежнему заснежен, но он уже утратил свое праздничное очарование. Чувствуется, что толстый слой снега на полях и холмах стремительно съеживается и скукоживается вместо того, чтобы тихонько таять. В результате по краям грунтовых и асфальтовых дорог лежит серая грязь. Ветви деревьев почти сбросили снежные рукава.

Вторая причина, по которой Тильда решила поехать одна, – это цель, с которой она направляется в город. Смотритель музея был весьма удивлен, когда она позвонила ему ровно в девять утра, и заметил, что в это время года в музей приходит очень мало посетителей и желающих получить справки. Тильде пришлось постараться, чтобы уговорить дать ей разрешение поработать в архиве. Большинство сотрудников в отпусках, объяснил он, к тому же, поскольку сейчас мертвый сезон, многие экспонаты находятся на реставрации или проходят очистку. Тильда изложила ему свою просьбу, рассказав о том, что она художник-гончар, использующий в своем искусстве древние кельтские мотивы, что скоро будет выставка, на которой она собирается представить свои работы, и поэтому ей срочно нужно поискать в архивах упоминания об искусственном острове на озере Ллангорс, относящиеся к самым ранним временам его существования. В конце концов ее искренний интерес к предмету исследований и горячее желание раскопать забытые факты нашли отклик в душе профессионального архивиста, и он согласился помочь.

Я сказала, что приеду одна. Уверена, если бы я сказала профессору Уильямсу, что собираюсь сделать, он захотел бы отправиться со мной, а я не могу так рисковать, ведь, увидев двух посетителей, хранитель музея может и передумать допускать меня в архивы.

Она чувствует себя виноватой из-за того, что не посвятила Уильямса и Дилана в свои планы, ведь они оба проявили такое понимание, так ее поддержали. Но в этом-то все и дело; это и есть третья причина ее желания отправиться в музейные архивы одной. Ведь если браслет (или гривна, как она теперь должна называть это украшение) вызывает у нее такую ошеломительную реакцию, что, если в коллекции музея найдется еще один простой с виду предмет, который войдет с ней в контакт таким же образом? Тогда она должна будет позволить этому контакту состояться и отреагировать на него. И главное, она должна суметь не потерять контроль над ситуацией. Тильда уверена: если будет одна, это получится у нее лучше.

Поездка занимает всего двадцать минут, но Тильда все равно чувствует облегчение, когда автобус останавливается в одном из заездных карманов, находящихся рядом с главной стоянкой. Выходя, она обнаруживает, что ладони вспотели, а костяшки пальцев побелели от того, что она сжимала во время поездки кулаки. Короткий путь до музея, который замерзающая Тильда проделывает пешком, немного успокаивает ее. Улицы пустынны, разве что иногда попадаются владельцы собак, прогуливающие своих питомцев, или осоловелый отпускник, несущий из круглосуточного супермаркета продукты, чтобы пополнить запасы, оскудевшие за праздничные дни. Тильда едва замечает любопытные взгляды, которые иногда кидают на нее редкие прохожие. Ее волосы в основном спрятаны под теплой шапкой, а пальто и шарф хорошо скрывают остальное. Только те, кто проходит по тротуару совсем близко, могут рассмотреть странную бледность ее кожи и поразительную прозрачность глаз. Как и ожидала, в музее она оказывается единственной посетительницей. Сидящий за стойкой администратора смотритель музея мистер Рейнолдс поднимает глаза, видит Тильду, чуть заметно реагирует на ее внешность, но тут же спохватывается и растягивает губы в хорошо отработанной улыбке.

– Доброе утро, – говорит он мелодичным молодым голосом, хотя видно, что по возрасту он уже близок к пенсии. Он высок, угловат, и по его худому лицу видно, что он всю жизнь посвятил внимательному чтению архивных документов. – Вы миссис Фордуэлз?

– Пожалуйста, зовите меня Тильда.

Она протягивает ему руку, он коротко пожимает ее и тут же пускается в смущенный монолог, как при первом знакомстве с нею делают многие люди, чтобы скрыть смутное беспокойство, которое вызывает у них ее внешность.

– Как я уже говорил вам по телефону, у нас редко бывают посетители в первые дни после Рождества. Я сегодня открыл музей только потому, что у меня есть неотложные дела, а раз я все равно здесь, то можно открыть музей и для публики. А теперь я могу попросить вас заплатить три с половиной фунта за входной билет?

– Конечно. – Она неловко отсчитывает деньги озябшими пальцами. – С вашей стороны очень любезно пустить меня в архив. Я вам очень благодарна.

– Мы затем и поставлены, чтобы оказывать людям посильную помощь, и, боже мой, если бы мы не помогли местному художнику по керамике черпать вдохновение в нашем наследии, то можно было бы сказать, что мы плохо выполняем свою работу, вы согласны? Вы сказали, что интересуетесь историей озера Ллангорс?

– Да, и тамошним искусственным островом. Мне бы очень хотелось узнать побольше о тех людях, которые жили там незадолго до того, как он был атакован войском Мерсии.

– О, Этельфледа нанесла по нему жестокий удар. Вы знали, что после этого на острове никто не селился?

– Насколько я понимаю, все постройки на нем были уничтожены, сожжены до основания, верно?

– Их можно было бы отстроить заново. Ведь сам-то остров не пострадал. Да вы наверняка видели его. Думаю, все дело в воспоминаниях о произошедшей там резне. Столько убитых. Так что потом ни у кого уже не возникло желания снова его заселить. Сейчас я на пять минут закрою щеколду на входной двери, чтобы проводить вас вниз. – Он запирает дверь, достает внушительную связку ключей и планшет с зажимом для бумаги с несколькими листками и ручкой. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Смотритель быстро идет впереди сквозь основную экспозицию. Тильде приходится почти бежать, чтобы поспеть за ним. Проходя мимо экспонатов, они все больше погружаются в историю: вот позади остался викторианский школьный класс, потом собрание сельскохозяйственных орудий, затем предметы, повествующие о жизни пастухов, пасших овец в горах, и гуртовщиков, перегонявших скот. Время как будто сжимается, и, наконец, они спускаются в подвал.

– Обычно, – объясняет мистер Рейнолдс, – артефакты и предметы экспозиции, относящейся к истории озера времен раннего Средневековья, выставляются в голубом зале на втором этаже, но сейчас там идет косметический ремонт. На это время мы перенесли все экспонаты в хранилище и пользуемся случаем, чтобы быстро привести некоторые из них в порядок.

Он останавливается перед манекеном, одетым в средневековое платье из грубой шерсти и плащ с капюшоном.

– Бедной старой Мэйр не повредила бы обработка средством от моли. Не думаю, что настоящим обитателям острова моль досаждала так, как она досаждает нам!

– В самом деле?

Он качает головой.

– В те времена было холоднее, чем сейчас, а тогдашние жилища продувались сквозняками и страдали от сырости. Ну, вот мы и пришли.

Смотритель включает свет, и взору Тильды открываются большие щиты, на которых художники изобразили, как, по их мнению, выглядели жилища, стоявшие на искусственном острове в десятом веке. Здесь же стоят еще три манекена, одетые примерно так же, как Мэйр, застывшие в обескураживающе реалистичных позах, как будто они терпеливо ждут, когда их приведут в порядок и снова выставят на основной экспозиции музея. В дальнем конце зала хранятся помещенные в коробки и снабженные этикетками части коллекции и стоят несколько витрин с фрагментами керамики, украшений и оружия.

– Думаю, это может представлять для вас особый интерес, – говорит Рейнолдс, убирая кипу листков бумаги со стекла одной из витрин. – Здесь выставлены некоторые особенно красивые образцы кельтских плетеных узоров. И потрясающий фрагмент шитой золотом материи, найденный на острове.

Тильда старается слушать его, делая вид, что ей интересно, но она не может оторвать взгляд от главного экспоната, который стоит справа у стены подвального зала.

– А, я вижу, вам понравилась наша лодка, – в голосе мистера Рейнолдса звучит нескрываемая гордость. – Она так замечательно сохранилась. Дерево, из которого она сделана, затвердело до блеска от стольких веков пребывания в воде.

– Это невероятно. Неужели ей и впрямь более тысячи лет?

– Согласно углеродному анализу, да, а в таких вещах наука редко совершает ошибки. Думаю, мы можем с уверенностью сказать, что наша Мэйр могла ловить в озере рыбу как раз на подобной лодке. – Он смотрит на часы, потом протягивает планшет с бумагой Тильде. – Будьте добры, распишитесь вот здесь. Мы стараемся свести бумажный документооборот к минимуму, но нам все же нужно, чтобы те, кто работает в музее и архиве, заполняли кое-какие бланки и ставили подписи, без этого никуда. Вот здесь и здесь. Просто напишите свое имя и подпишитесь под адресом, который вы продиктовали мне по телефону. Если наша лодка вдруг пропадет, мы знаем, куда и к кому обращаться, вы со мной согласны?

Он весело смеется над своей шуткой и торопливо уходит обратно наверх, чтобы поскорее отпереть дверь музея на тот случай, если появится еще какой-нибудь посетитель.

– Подниметесь, когда закончите работу, – кричит он, обернувшись к Тильде, и закрывает за собой противопожарную дверь в подвал.

После его ухода Тильда снимает пальто и вешает на спинку ближайшего стула, потом подходит к узкой долбленой лодке. От долгого пребывания в воде дерево приобрело насыщенный коричневый цвет, и Тильде кажется, что оно скорее светится, чем блестит. Рисунок волокон древесины хорошо виден, он мягок и текуч. Похоже, это та самая лодка, которую она видела на озере. Та, в которой она впервые увидела Сирен. Ее длина составляет что-то около десяти футов, а ширины хватает как раз для того, чтобы в ней мог сидеть человек. Находящаяся рядом с лодкой табличка с пояснениями гласит: в лодке могли поместиться три человека, и она очень низко сидела в воде. Тильда уже слышит хорошо знакомый ей далекий звон. Гривна лежит в кармане, но она не решается ее достать из страха повредить экспонаты. Она осторожно касается кончиками пальцев гладкого края лодки. Он теплый на ощупь и кажется твердым, как камень. Корпус вибрирует, словно камертон при ударе, и гудение дерева отдается эхом тех древних времен, когда на лодке плавали по озеру. Тильде кажется, будто она слышит плеск разрезаемой воды. У нее начинает кружиться голова, и она быстро отходит от древней долбленки.

Не распыляйся. Помни, что ты должна искать.

Как ни соблазнительно провести отведенное время, входя в контакт с лодкой, в распоряжении Тильды есть только несколько часов, и стоящие на полках книги и папки говорят ей, что придется попотеть. Она начинает изучать названия на корешках, ища что-нибудь, содержащее данные о разграблении острова и о тех пленниках, которых захватили воины королевы Этельфледы.

Кто же выжил? Была ли среди них Сирен? Был ли у нее ребенок? И если был, то смогло ли дитя, девочка или мальчик, спастись? Или ребенок тоже погиб?

Тильда предполагает, что принц, для которого и были воздвигнуты искусственный остров и стоявший на нем дворец, по-видимому, погиб в бою. Во всяком случае, каких-либо упоминаний о том, что он пережил разгром острова, нет. Известно лишь, что его жена, принцесса, оказалась среди пленников.

Но кто еще? Кто еще?

Тильда снимает с одной из полок коробку для архивного хранения документов, надпись на которой гласит, что содержащиеся в ней копии документов и сопровождающие их переводы на современный английский язык относятся к истории озера 900–920 годов. Пододвинув стул к кажущейся наиболее крепкой витрине для экспонатов, Тильда раскладывает пыльные бумаги и папки на стекле и начинает читать переводы, ища какие-либо упоминания о жителях острова и его окрестностей, о пленниках, захваченных войском Этельфледы и – если повезет – о прорицательницах и ведьмах. Стрелки часов с простым циферблатом, висящие на дальней стене, отсчитывают час. Затем второй. Тильда продолжает искать, стараясь складывать документы в коробку в том же порядке, в каком они лежали, делая заметки в тетради, когда попадаются упоминания о деталях, которые кажутся ей относящимися к делу. Но она так и не находит ничего нового помимо тех сведений, которые откопал для нее профессор Уильямс. Стул вскоре начинает казаться ей страшно неудобным, и Тильда начинает жалеть, что взяла с собой только бутылку воды. Она то и дела натыкается на ссылки на «Англо-саксонские хроники». Известно, сколько людей было пленено и куда их отправили, но на этом след обрывается. Она вздыхает и потягивается, пытаясь размять ноющую спину.

Ничего. Ни одной подсказки. Ни единой.

Тильда снова поворачивается к лодке – та прекрасна в своей простоте, а тысячелетний возраст придает ей внушительный вид. Тильда не может устоять перед соблазном дотронуться до нее еще раз.

– Неужели ты принадлежала Сирен? – спрашивает она вслух, и ее голос кажется на удивление громким в тишине подвала. Внезапно ее охватывает желание залезть в лодку. Она боится, что мистер Рейнолдс поймает ее на столь вольном обращении с таким бесценным экспонатом, но ей сразу становится ясно – она должна это сделать. Тильда снимает обувь и осторожно залезает в неглубокую узкую выдолбленную полость, надеясь, что стойки, на которых установлена лодка, достаточно прочны, чтобы выдержать ее вес. Раздается настораживающий скрип, но когда Тильда садится неподвижно, лодка перестает качаться. Когда долбленка возобновляет пение, глаза Тильды затуманиваются, и у нее вновь начинает кружиться голова.

Совсем как с гривной. Может быть, надеть ее? Посмею ли я?

А что, если совместное действие гривны и лодки окажется слишком сокрушительным? Эта мысль, казалось, должна ужаснуть ее, но нет. Тильде вдруг становится ясно, что нужно делать. Она точно знает, как получить ответы на свои вопросы. Медленно вдохнув и выдохнув, она вынимает гривну из кармана и надевает на предплечье. Тильда продолжает сидеть с открытыми глазами, напрягая все силы, чтобы противостоять ощущению, будто неведомая сила вращает ее и шатает из стороны в сторону, и неясным звукам, которые обрушиваются на нее. Она чувствует ужасную сухость во рту. На лбу выступает испарина. Лампы в подвале начинают мигать, потом их искусственный свет сменяется белым сиянием, таким ярким, что Тильда вздрагивает. Пальцы начинает покалывать, и это ощущение быстро усиливается, доставляя неудобство.

Ну все, я готова. Покажи мне. Покажи мне ребенка Сирен. Покажи мне, что случилось.

Тильда закрывает глаза.

И начинается мощная атака на ее органы чувств – она видит неясные лица, деформированные фигуры животных, слышит жуткие звуки и искаженные слова. Мелькает ужасное лицо ведьмы из раскопа, и Тильда чуть было не открывает глаза, но этот образ тут же исчезает. Тильда заставляет себя держать глаза плотно закрытыми – только так она может увидеть то, что ей нужно. Она силится разобрать что-то определенное в фантасмагории неясных пульсирующих образов, атакующих ее мысленный взор.

– Где ты? – шепчет она. – Где ты?

И хаос прекращается так же неожиданно, как и начался. Образы уходят, краски тускнеют и пропадают, остается только колеблющийся мягкий голубой свет. И в это освещенное пространство входит женская фигура. Она высока и стройна, в ее косы вплетены витые кожаные жгуты. Ее глаза подведены сурьмой, на коже видны татуировки.

– Сирен!

Сирен идет в сторону Тильды, ее пронзительные глаза сияют, приковывая к себе завороженный взгляд художницы, требуя, чтобы та продолжала смотреть. У Тильды перехватывает дыхание, когда она видит, что Сирен держит за руку маленькую девочку. Малышка спокойно идет рядом с матерью, ее серебристые волосы распущены, на губах играет счастливая улыбка. На мгновение мать и дочь останавливаются, потом картинка начинает колебаться и вибрировать, и в нее врывается громкий топот лошадиных копыт. Сирен отпускает руку девочки и хватается за живот. В ужасе Тильда смотрит, как ее руки заливает кровь, текущая неудержимым потоком, и Сирен, шатаясь, отступает назад, ее образ тускнеет, размывается и исчезает в темнеющей синеве. Девочка, оставшись одна, продолжает пристально смотреть на Тильду. Все звуки вдруг стихают. Видение становится четким и неподвижным. Одно блаженное мгновение Тильда смотрит в глаза дочери Сирен, чувствует свою связь с нею, и это чувство так сладостно, что на глаза ее наворачиваются слезы.

А потом все прекращается. Тильда открывает глаза, вытирает слезы рукавом и моргает, стараясь приспособиться к обычному освещению музейного подвала. Видение было таким четким, таким ярким и таким оглушительным, что она удивляется, почему на шум не прибежал мистер Рейнолдс.

Но он не мог ничего слышать. Разумеется, не мог. Это могла слышать только я. Я видела их. Видела их обеих.

По возвращении в коттедж Тильда чувствует себя совершенно обессиленной. Она звонит Дилану, чтобы отложить его приезд, ссылаясь на то, что слегка простудилась, потом долго стоит под душем в попытке избавиться от ощущения непреодолимого страха, которое видение оставило в ее душе. Она охвачена противоречивыми чувствами, мысли ее путаются. Ей бы следовало радоваться тому, что она увидела ребенка, маленькую дочку Сирен, но ее радость омрачена жестоким убийством предка. Тильда возвращается в студию и пытается начать работать, но у нее ничего не получается. Она снова и снова проигрывает в сознании увиденную сцену. Теперь она точно знает: у Сирен была маленькая дочь. И, судя по видению, девочка не погибла вместе с матерью.

Но значит ли это, что она уцелела после набега на остров? Или нет? Я по-прежнему этого точно не знаю.

Позже она выводит Чертополошку погулять. Она намеренно обходит озеро стороной: если ее увидит Дилан, получится неловко, к тому же сейчас Тильде хочется быть подальше от всего того, что стоит за озером. Ей хочется отдохнуть от напряжения, которое оно с собой несет. Они с собакой взбираются на вершину холма, следуя по дорожке, протоптанной в мокром снегу стадом овец. Они поднимаются почти час, прежде чем отдохнуть на осыпавшейся каменной стене на вершине. Вид, открывающийся на долину, великолепен, несмотря на то, что снег тает с каждой минутой. С такой высоты озеро кажется намного меньше, что позволяет Тильде взглянуть на происходящее со стороны. Отсюда могила в раскопе почти не видна, как будто ее никто никогда не находил и не раскапывал. Или как будто ее вообще никогда не существовало. Тильде жаль, что могила все-таки существует: в глубине души она знает – ей еще придется столкнуться с существом, которое там лежит. Оно не оставит ее в покое. Придется с ним побороться

Но не сегодня. Не сейчас.

Она сидит и любуется великолепным пейзажем, пока ее согревают многочисленные шерстяные одежки, затем возвращается в коттедж, чтобы подбросить дров в печь и камин и приготовить что-нибудь поесть.

Приходит ночь, но, несмотря на усталость, разум Тильды работает слишком напряженно, чтобы позволить ей погрузиться в сон. За час до рассвета она оставляет бесплодные попытки заснуть и встает. Чертополошка поднимает голову и виляет хвостом.

– Не вставай, девочка. Еще слишком рано. Я пойду заварю чай.

Но собака не желает оставаться в спальне одна и вслед за хозяйкой сбегает по лестнице на кухню. Тильда ставит чайник и, помешав кочергой угли в печи, подкидывает в нее еще дров. Поленья начинают тлеть, давая больше дыма, чем жара, потом огонь разгорается. Глядя на игру оранжевых языков пламени на фоне серой золы, Тильда думает, что же делать дальше. Она ушла из музея опечаленная, но полная надежды. Теперь она знает точно – у Сирен был ребенок, но его след не удастся отыскать, копаясь в тамошних архивах.

Но где еще можно поискать? Я пыталась читать перевод хроник мерсийского двора, но о пленниках там нет ни слова. Куча сведений о делах королевы Этельфледы, но о людях, захваченных во время набега ее войска на остров и его окрестности, никаких упоминаний нет.

Через открытую заслонку печи вылетает уголек. Тильда ищет его на полу перед печкой, но не находит. Где же он? Она уверена, что уголек упал где-то возле ее ног, но все равно его не видит. Учуяв запах паленой шерсти, она подходит к подушке Чертополошки и с удивлением обнаруживает, что уголек медленно прожигает дыру в ткани. Она поднимает подушку и швыряет его обратно в огонь. Как далеко он отлетел от печки! Тильда трет ткань подушки большим пальцем. В ней образовалась маленькая дырочка с обугленными краями, но ущерб невелик. Внезапно Тильду осеняет.

Ну, конечно! Я искала не в том месте! Те, кто писал о дворе королевы Этельфледы, ничего не говорят о пленниках, потому что их там просто не было.

Она вглядывается в окутывающую кухню мглу. Ноутбук по-прежнему стоит на столе, где она оставила его много недель назад.

Я давно не пыталась его включить. Будет ли он работать? Конечно, будет. Мне и нужно-то не больше часа. Проще простого.

Прежде чем передумать, Тильда хватает ноутбук, открывает и нажимает на кнопку. После паузы раздается тихое жужжание, и компьютер включается. Тильда осторожно отходит обратно к печке, кипятит воду, тихонько заваривает чай, как будто любое резкое движение с ее стороны может заставить компьютер отключиться. К тому времени, когда она наливает в чай молоко, экран уже показывает выбранные ею обои – фотографию солнца, заходящего за Бреконские горы.

А теперь мне нужен Wi-Fi. Значит, надо опять включить электропитание.

Тильда выходит в коридор и останавливается возле щитка. Она привыкла жить без электричества, и переключатель по-прежнему стоит в положении «выключено», в котором она оставила его много недель назад. Она закусывает губу, приказывая себе успокоиться. И сосредоточиться. Затаив дыхание, Тильда берется за рычаг и опускает его. Огни включаются. Давно забытый холодильник вновь начинает гудеть. Рядом с телефонной розеткой загорается огонек роутера. Но тут же раздается громкий хлопок, и все снова погружается во тьму.

Черт!

Тильда стоит в темном коридоре, подавляя желание громко завопить.

Как можно быть такой никчемной? Почему я не могу контролировать эту штуку? Ведь в доме профессора электричество не выключалось. И потом, я же сумела остановить падающую мачту прожектора. Так что включить в доме электричество и подавно должно быть легким делом.

И тут до нее доходит. При ней нет гривны. Она торопливо возвращается в спальню и берет украшение с прикроватной тумбочки.

– Ну, Чертополошка, – говорит она, проходя мимо собаки по дороге обратно в коридор, – сейчас мы его включим.

Решительным шагом Тильда идет прямо к щитку, держа гривну в левой руке, и опускает переключатель еще раз. Электричество включается опять. Тильда кивает.

Вот и хорошо. Хорошо.

Садясь за компьютер, она начинает думать, как не терять контакт с гривной и одновременно печатать на клавиатуре. Она не хочет класть украшение на стол, чувствуя потребность в его прикосновении к телу, однако ей не хочется надевать гривну. В конце концов она решает печатать, держа ноутбук на коленях. Несколько минут спустя она находит множество сайтов, касающихся истории Британии начала десятого века.

Столько информации! Чтобы просмотреть ее всю, понадобится вечность.

Тяжело вздохнув, Тильда начинает читать, пролистывая переводы документов один за другим, все время натыкаясь на что-то не имеющее отношения к ее теме. Она читает и читает, чувствуя, как глаза начинают немного слезиться от ставшей уже непривычной яркости экрана. Проходит полчаса. Потом час. Тильда снова кипятит воду и заваривает себе еще одну чашку чая, радуясь, что электропитание работает стабильно, но чувствуя себя обескураженной огромностью поставленной задачи. Чем дальше, тем больше она узнает о жизни людей в Уэльсе в начале десятого века. О ее трудностях, об опасностях, которыми грозили частые в то время набеги, суровые зимы и эпидемии. Она читает о том, во что люди одевались, какую музыку сочиняли и во что верили. Тильда как раз находит файл, в котором повествуется о набеге мерсийцев на островной дворец принца Бринаха, когда свет снова начинает угрожающе мигать.

Нет, только не сейчас. Только не сейчас.

Она продолжает читать и вновь натыкается на отрывок из «Англо-саксонских хроник», который отыскал для нее профессор.

– Тридцать четыре пленника, не считая самой принцессы, – читает Тильда вслух, обращаясь к дремлющей Чертополошке. – Да, я знаю, но кто были эти пленники? И были ли среди них дети?

Она читает дальше, но больше никакой информации нет. Она зашла в тот же тупик, что и в музее. Ничего. Она откидывается на спинку стула, чувствуя, как начинает ныть спина. Пытаясь отыскать выход, Тильда представляет себе маленькую группу крестьян, которых оторвали от родных жилищ. Наверняка они имели жалкий вид – люди, которые потеряли все, что имели. У многих из них убили родных. Их жизни превратились в кошмар. Их увели из Уэльса в Мерсию. Но сколько же времени они могли провести при дворе мерсийской королевы?

Строго говоря, они были рабами. А рабов могли продать. Так куда же их могли отправить? Какие королевства, какие города торговали с Этельфледой? Где она могла получить хорошую цену за невольников? Мне просто надо найти тех, кто их купил.

Тильда изменяет направление поисков, забивая в поисковую строку слова «рабы», «кимры», «Этельфледа» и «торговля». Перед ней открывается еще один массив данных, на первый взгляд не имеющий отношения к делу. Ее внимание привлекает страничка, на которой говорится о происхождении королевы Мерсии. Выясняется, что она была дочерью короля Уэссекса Альфреда Великого, родилась на юге Англии, где и жила до того, как ее выдали замуж за продолжателя династии королей Мерсии.

А это значит, что у нее остались крепкие связи в Уэссексе. И родственники.

Тильда изменяет район поисков на королевство Уэссекс, в состав которого входили несколько древних графств и старинный город Винчестер, откуда и происходил Альфред Великий, и натыкается на эссе о родне и потомках этого знаменитого английского короля. Оказывается, у Этельфледы были родные и двоюродные братья и сестры, и все они жили в Уэссексе. Внимание Тильды привлекает небольшой небрежно оформленный сайт, созданный поклонниками Альфреда Великого, который включает в себя рассказ о находившемся под Винчестером поместье родственницы короля и дает представление о повседневной жизни знати того времени. Среди записей о рождениях, браках, войнах и погребениях Тильда находит перевод краткого описания визита гостей из Мерсии.

Вот оно!

В нем говорится о том, что королева подарила своей уэссекской кузине четырех рабов. В 918 году, менее чем через два года после набега на остров Ллин Сайфаддан и его окрестности, Этельфледа отправила четырех молодых рабов двоюродной сестре Эгберте в ее поместье между Винчестером и Лондоном. Тильда, щурясь, вглядывается в монитор, ее глаза болят, зрение немного туманится.

– Ага! «Один молодой мужчина с рыжей бородой; один мальчик, не достигший еще и пятнадцати лет, но сильный…»

Слышится шипение, и экран темнеет.

– Нет! – Тильда поднимает глаза и видит: хотя электричество еще работает, лампы то вспыхивают ярко, то тускнеют и начинают мигать. – Только не сейчас!

Она глубоко дышит, зная, что не должна позволять себе расстраиваться, должна оставаться спокойной, хоть ей и дается это с трудом.

Мне нужно непременно узнать, кто еще был в этом списке! Ради бога, хотя бы еще несколько секунд!

Чертополошка встает с подушки и, подойдя к Тильде, тыкается носом в ее ногу.

– Я не могу заставить его работать! Не могу заставить эту чертову штуку работать! – Она встает, скрипя зубами. – Ну ладно, если мне надо ее надеть…

Тильда берет гривну и быстро надевает тяжелое кольцо на запястье. Она ждет. Ничего не происходит. Все тихо.

Слишком тихо.

Это вдох перед истошным криком.

Комната наполняется ревом неистового ветра, звуком, пришедшим из ниоткуда, какофонией, от которой Тильда вынуждена заткнуть уши. Чертополошка ныряет под стол. Тильда чувствует, как в лицо ей дует яростный ветер, но видит, что на сей раз в кухне ничто не сдвигается с места. Не падает на пол и не разбивается ни одна чашка, с полки не слетает ни единая книга, не колышутся даже раздвинутые занавески. Но на нее что-то давит, свирепая сила бросает ее из стороны в сторону. Однако эта сила действует только на Тильду, едва не вышибая из нее дух. Пронзительный шум нарастает. А потом перед ее взором встают лица. Два, три, десять… десятки лиц мелькают перед ней – одни смеются, другие плачут, но все глядят на нее пристально, пытливо, вопрошающе. И звучат голоса, произносящие неразборчивые слова и фразы на незнакомых языках, требующие от нее чего-то. Тильда боится, что сойдет с ума. Комната вращается или это вращается она сама? Тошнота подступает к горлу, кружится голова. Не в силах справиться со всем этим, она хватается левой рукой за гривну, готовая сорвать ее с запястья. Вдруг среди множества лиц Тильда различает одно знакомое. Бледное, красивое, решительное и спокойное, глядящее на нее пристально и с пониманием.

Тильда подавляет страх и заставляет себя отпустить гривну. Опираясь на стол, она выпрямляется, используя силу своего крепкого тела, чтобы стоять неподвижно.

– Довольно! – кричит она в водоворот. – С меня довольно!

На мгновение ей кажется, что из кухни вдруг выкачали воздух. Затем вспыхивает яркий белый свет. А потом наступает тишина. И все возвращается на свои места. Только ноутбук с тихим писком оживает.

Тильда тяжело опускается на кухонный стул и начинает лихорадочно искать на экране перевод документа, который читала, боясь, что он каким-то образом потерялся.

– Нет! Вот он, вот! «… один мальчик, не достигший еще и пятнадцати лет, но сильный и с зелеными глазами; женщина за тридцать, но с крепкими зубами; и девочка не старше трех лет от роду с похожими на стекло волосами и прозрачными глазами…»

Тильда откидывается на спинку стула, губы ее растягиваются в улыбке, но глаза наполняются слезами.

– Наконец-то я нашла тебя, – тихо говорит она. – Нашла.