Тильда отступает назад и позволяет себе несколько мгновений полюбоваться результатами своего труда, заполняющими полки в студии. Последние месяцы были на редкость продуктивны. После драматических событий конца минувшего года она с удовольствием вновь погрузилась в работу. По правде сказать, Тильда не может вспомнить, когда еще так много творила. Теперь ее вдохновляет контакт с озером и всем, что за ним стоит. В глубине души она чувствует: блестящие на солнце горшки и причудливые керамические статуэтки – это истинные произведения искусства.
Стук в стеклянную дверь заставляет ее повернуться. За дверью стоит Дилан с двумя кружками чая в руках.
– Оставь на минутку свои труды и выйди. Этот вид так великолепен, что нельзя его пропустить.
Тильда счищает с рук и клетчатой рабочей рубашки остатки порошков глазури, и частички еще не рожденных красок начинают кружиться в льющихся в студию лучах послеполуденного солнца. Выйдя в сад, она вдыхает аромат цветущей яблони. Дерево пережило еще одну суровую зиму и теперь одето бело-розовыми цветами. Дилан вручает Тильде кружку с горячим напитком.
– Ты прав. Вид великолепен. Просто великолепен.
Весна преобразила долину. Озеро сверкает и переливается под солнцем. Стаи мелких птичек вернулись с юга, чтобы строить гнезда на его болотистых берегах. Деловито собирают тростник и водоплавающие птицы покрупнее. На зеленых лугах пасутся белые овцы и белоснежные ягнята, резвящиеся и прыгающие на траве. Неделя выдалась теплой, но в воздухе еще разлита прохлада, придающая ему пьянящую чистоту и свежесть.
Дилан обнимает Тильду за плечи.
– Похоже, скоро похолодает. Наверное, вечером надо будет растопить камин.
Тильда улыбается, глядя на него. Их первая близость случилась у того самого камина, на овчинном коврике, куда Дилан наверняка уговорит ее лечь снова. Тильда знает, что именно там он чувствует себя ближе всего к ней.
– А по-моему, будет по-прежнему тепло. Теперь с каждым днем становится все теплее. Так что нет нужды зря жечь дрова, – поддразнивает она.
Ее внимание привлекает какое-то движение. На лугу под окружающей сад каменной стеной появляется крупный бурый заяц. Тильда ахает и инстинктивно закрывает рот рукой. Она так давно его не видела и сейчас удивлена охватившей ее радости. Заяц щиплет свежую траву, растущую у тропинки. Прежде чем ее кто-то успевает остановить, Чертополошка перепрыгивает через низкую стену и несется на луг, прямо к нему.
Дилан кричит:
– Нет, Чертополошка, нет!
Но Тильда успокаивающим жестом кладет ладонь ему на руку.
– Все в порядке. Она его не тронет.
Они смотрят, как собака обегает зайца, потом припадает к земле перед ним, прижав уши и виляя хвостом, приглашая к игре. Заяц несколько секунд внимательно глядит на охотничью собаку, потом подается вперед, и они обнюхивают друг друга. А затем начинают бегать. Они носятся по лугу туда-сюда, вдоль живой изгороди, вдоль тропинки. Заяц проворнее собаки и чаще всего бежит впереди, но иногда делает такой быстрый зигзаг, что Чертополошка оказывается впереди – кажется, будто заяц гонится за ней.
Игра заканчивается, так же быстро, как началась. Заяц поворачивается и смотрит вверх, на художницу. Тильда смотрит в его бездонные, древние, все понимающие глаза и чувствует острый укол тоски и глубокую любовь.
Привет, Сирен. Мне тебя не хватало.
Заяц сидит еще мгновение, затем поворачивается, вскачь несется к живой изгороди и пропадает из виду. Чертополошка возвращается и, тяжело дыша, укладывается у ног хозяйки.
– Глупая собака, – говорит она, гладя собачьи уши.
Рана на боку Чертополошки давно зажила и заросла серой шерстью. И так же в прошлое медленно ушли все ужасные события, случившиеся после Рождества. Сломанные пальцы Тильды срослись. Короткий шрам на щеке от пореза Дилан считает мужественным. В коттедже теперь все спокойно. Для всех начинается новая жизнь. Тильда держит гривну в надежном месте и часто достает ее оттуда, чтобы полюбоваться, повспоминать. Иногда она позволяет себе надеть ее, чтобы вновь ощутить волшебство, которое гривна в ней будит, но делает это, только когда в коттедже больше никого нет. И каждый раз, когда Тильда надевает украшение, она чувствует себя все спокойнее с этим даром озера, словно он был для нее предназначен. И именно здесь ей предначертано жить. Каждый день, бегая вокруг озера, она говорит «доброе утро» и «спасибо», обращаясь к Аванк, хотя мать озера больше не показывается, укрываясь в глубине таинственных вод. Но Тильда знает: она там и чувствует ее присутствие. И этого ей довольно.
Она улыбается Дилану и касается шрама на его щеке.
– Пойдем. Мне страшно хочется есть.
Дилан широко улыбается, берет ее под руку, и они идут по дорожке к дому.
– Я разожгу камин в гостиной.
– А я посижу перед ним.
– Я приготовлю что-нибудь поесть.
– А мы с Чертополошкой это съедим.
– Справедливое разделение труда, – соглашается Дилан, когда они входят в коттедж.
Тильда оборачивается и вглядывается в лежащий на склоне луг, но зайца нигде не видно. Она чувствует острое сожаление: быть может, никогда не увидит его вновь, но тут же ей является видение, ясное и четкое, – Чертополошка и заяц весело играют на берегу озера, и лужайка вокруг них кажется голубой от колокольчиков.