Тильда

Тильда лежит в кровати и, не в силах заснуть, слушает вой ветра, который набирал силу всю ночь. В коттедже стало заметно холоднее, и пришлось искать дополнительные одеяла. Есть что-то особенно приятное и уютное в том, чтобы в стылой комнате лежать в теплой постели под тяжелыми одеялами. Дни стали короче – теперь она все чаще работает в студии при неровном свете свечей и фонарей «летучая мышь». Тильда больше не пыталась включить в доме электричество или вызвать Боба, чтобы он починил щиток, потому что в глубине души знает – это бесполезно. И знает, что причиной тому – она. Каким-то образом скачки напряжения, вызывающие перегрузку и отключение системы электропитания, порождаются ею самой. Точно так же она заставила остановиться часы профессора. И вывела из строя мотор на лодке дайвера.

Правда, в последнем случае я сделала это намеренно. Жаль, я не могу ничего починить, а только сломать.

Из угла комнаты доносится тихий шум – Чертополошка царапает подстилку, пытаясь устроиться поудобнее. Тильда всеми силами старалась убедить собаку не подниматься в спальню на второй этаж, говоря, что в кухне у дровяной печи ей будет теплее, но Чертополошку сильно расстроило расставание с хозяйкой. Пришлось пожертвовать лишнее пуховое одеяло, чтобы собака могла спать на полу у изножья кровати. Из окна видно, что ветер унес прочь последнее облако. В комнату льется свет полной луны. Тильда давно перестала задвигать занавески. Она все больше привыкает пользоваться тем количеством дневного света, который оставила ей природа, и следовать ритму коротких зимних дней. Шокированная, она замечает: в серебристом свете луны ее дыхание образует редкие облачка.

Если станет еще холоднее, нам с тобой придется спать на первом этаже.

Тильда смотрит на собаку. Даже в царящем в комнате сумраке видно, что бедная зайчатница дрожит от холода.

– Давай, девочка. Иди сюда, худышка, – говорит наконец Тильда, хлопая по кровати рядом с собой.

С удивительной легкостью, не нуждаясь в дальнейших уговорах, Чертополошка, виляя хвостом, запрыгивает на кровать.

– Что ж, похоже, ты совсем поправилась, да? Хочешь побегать со мной завтра утром?

Тильда ерошит шерсть собаки. Чертополошка укладывается рядом, согревая своим теплом и спасая от сквозняков. Псина зарывается в постель поглубже и смотрит на хозяйку с обожанием и доверием, которые трогают ту до глубины души. Поскольку раньше Тильда никогда не жила в доме с собакой, ее часто удивляют простые радости, которые дарит человеку этот симбиоз. Бархатная мягкость пушистых настороженных ушей Чертополошки, ее молчаливое, но внимательное присутствие в студии – все это небольшие, но реальные утехи.

Наконец они засыпают тревожным сном. Тильду беспокоит пронзительный вой ветра, к тому же она не привыкла делить постель с собакой. Всякий раз, когда Тильда двигается, пусть даже чуть-чуть, Чертополошка тоже меняет положение и опять прижимается к ее телу. Тильда вспоминает, как крепко спал Мэт, почти не шевелясь всю ночь. Она вдруг замечает: мысли о нем больше не вызывают физической муки. Привычного укола боли, который до этого момента она чувствовала всякий раз, думая о муже, теперь нет. Осознание этого порождает у нее неоднозначные чувства. Конечно, она испытывает облегчение, но также и странное чувство вины, как будто, не испытывая боли, позволяет Мэту стать менее важным.

Но почему именно теперь? Теперь, со всеми этими странностями, которые творятся вокруг… Разве сегодня он не нужен мне больше, чем когда-либо прежде?

Но Тильде слишком хочется спать, чтобы во всем этом разбираться. Когда она не позволила завести лодочный мотор, когда отважилась использовать непонятную силу, которая вдруг пришла к ней из ниоткуда, Тильда сначала ненадолго испугалась, но потом, к своему изумлению, ощутила пьянящее чувство веселья. И чувство собственной мощи.

Почувствовала ли я себя счастливой? Да, еще бы! Счастливой. Здесь. Вот так.

Ее нисколько не напрягает жизнь без электричества, хотя она знает: родители придут в ужас. И еще надо приобрести неэлектрическую обжиговую печь. Невероятность и фантастичность происходящего беспокоят Тильду куда меньше, чем можно было бы ожидать. Что действительно ее тревожит, заставляет вздрагивать от любого внезапного шума и вызывает учащенное сердцебиение – это то необъяснимое, что она порой видит боковым зрением. Согреваясь под теплыми одеялами, чувствуя, что рядом лежит Чертополошка, слушая, как завывает ветер в трубах, она заставляет себя мысленно перечислить все то, что она видела и чему не находит объяснения.

Кошмары наяву, в которых она с ужасающей ясностью, в деталях видит гибель Мэта.

Тильда формулирует эту мысль спокойно и признает: несмотря на то что эти воспоминания сделались более яркими, когда она только переехала в коттедж, теперь они уже не так ее мучают. Собственно говоря, она уже и не помнит, когда это происходило в последний раз.

Люди в лодке.

Они казались такими реальными. Даже сейчас, хотя двое мужчин, которые гребли, сидя спинами к ней, помнятся смутно, она ясно видит ту поразительно красивую женщину, которая глядела прямо на нее и наверняка ее тоже заметила.

Но кем она была? Она казалась молодой и в то же время какой-то древней. Может быть, это был призрак? Значит ли это, что на озере обитают привидения?

Когда Тильда мысленно произносит последнее слово, в ее памяти всплывает чудовищное лицо, которое совсем недавно заполнило собой все поле ее зрения. Лицо, отличное от прекрасных и безмятежных черт той женщины. Такое близкое, такое пугающее, такое злобное. Если бы Тильду когда-нибудь попросили вообразить, как может выглядеть страшный призрак, она представила бы его именно так. Она поворачивает на подушке голову, инстинктивно пытаясь отвести глаза от образа, который возник в памяти, но понимает: он не исчезнет. И вместо того чтобы зажмуриться, она смотрит на спящую собаку, гладя ее серую шерсть.

Ты тоже видишь их, девочка? Тоже видишь этих призраков? Или же их вижу только я?

Тильда пытается мыслить логически. Люди живут на озере уже много веков. И вполне естественно, что по нему бродят неприкаянные души. Она всегда чутко реагировала на зловещую атмосферу, царившую в некоторых местах. Подростком ее легко было напугать, но раньше она никогда не считала себя человеком, которому являются привидения. Но, переехав в Тай Гвин, она стала реагировать на такую атмосферу еще более чутко, чем прежде. Теперь она видит то, чего не может рационально объяснить. Здесь все другое. Правда, год, который она провела в доме родителей, пытаясь оправиться после смерти Мэта, был заполнен такими яркими видениями момента гибели мужа, что иногда ей казалось: от горя она потеряла рассудок. Но пока она жила в Сомерсете, ее присутствие там не вызывало перебоев с электричеством. И не приводило к поломкам других машин. И там она ни разу не видела привидений. И никогда во время бодрствования не сталкивалась с людьми, которые казались настоящими, хотя она точно знала: на самом деле они нереальны. Одно очевидно – все изменилось, когда она переехала в коттедж. Необъяснимое начало преследовать ее только после того, как она поселилась рядом с озером. Стало быть, призраки, если это и в самом деле они, происходят именно из этих мест.

Потому что даже призраки наверняка берут начало в чем-то реальном.

За окном не страшащийся привидений черный дрозд объявляет о начале нового дня. Тильда садится на кровати, преисполненная решимости отыскать скрывающееся за странными событиями рациональное зерно. И найти, наконец, объяснения. Она уверена – ответы на вопросы, которые она не смогла пока ясно сформулировать, связаны с озером, его историей и населявшими его берега людьми. И удача или что-то похожее не нее уже свела ее с человеком, который поможет раскрыть тайны прошлого.

– Пошли. – Тильда толкает локтем Чертополошку. – Слабое свечение на горизонте и есть то, что в этих краях считается восходом. Это наилучшее время для пробежки – если ты согласна отправиться со мной, поторопись.

Ветер прекратился, сменившись легким морозцем. Тильда надевает самую теплую беговую толстовку с начесом и обматывает шею шарфом, защищающим от ледяного воздуха. Затем застегивает на Чертополошке розовый ошейник с поводком, и они не спеша выбегают из коттеджа. Собака, похоже, вполне поправилась и полна желания побегать. Вскоре они легко мчатся по земле, покрытой инеем. Когда встает солнце, зимний пейзаж начинает сверкать тысячами ледяных искр – и озеро, и окружающие его поля становятся красивыми, как картинка. Тильда выбирает кратчайший путь, время от времени посматривая на четвероногую спутницу и ища в ее беге малейшие признаки усталости или хромоты. Но собака бежит рядом в одном ритме с хозяйкой, не забегая вперед и не натягивая поводка. Когда они подбегают к скрадку для наблюдения за птицами, Тильда видит выходящую из него фигуру и сразу же узнает в ней профессора Уильямса. Она приветственно машет и останавливается, чтобы подождать его, стоя на тропинке. Профессор машет в ответ. Бинокль висит у него на шее. Несмотря на свой почтенный возраст, профессор движется быстро, и с каждым широким уверенным шагом его палка твердо вгрызается в грунт.

– Доброе утро, – окликает его Тильда. – Вы сегодня рано.

– Зимний рассвет – прекрасное время для наблюдения за пернатыми. Перелетные водоплавающие птицы улетели или, наоборот, прилетели и устроились на новом месте. Но робкие новички все равно предпочитают просыпаться пораньше и искать корм, чтобы избежать встречи со своими более шумливыми и смелыми соседями. – Он показывает на собаку. – Я вижу, у вас появилась новая подружка.

– Ее зовут Чертополошка. Она… долго болела. Это ее первая пробежка.

Профессор Уильямс дотрагивается до края полей твидовой шляпы.

– Счастлив с тобой познакомиться, – обращается он к собаке, которая в ответ вежливо виляет хвостом.

– Я рада, что встретила вас, – пользуясь удобным моментом, говорит Тильда. – Мне хотелось бы расспросить вас об озере. О его истории. Может быть, уделите мне время?

– Моя дорогая девочка, ну конечно. Ничто бы не доставило мне большего удовольствия. Выпьем чаю? У меня как раз все приготовлено для розжига камина. На его фоне ваша зайчатница будет выглядеть просто великолепно.

– Моя кто?

– Ваша собака – помесь шотландской овчарки и борзой. Ведь это охотничья собака, не так ли? Предназначенная для охоты на зайцев?

– Ну, по идее, да. Но у нее не очень-то получалось.

– Возможно, это и к лучшему. Здесь и без того осталось мало зайцев. Но выглядит она как зайчатница.

– Думаю, на самом деле ей нравится лежать перед огнем в камине, как тем собакам, что изображены на картинах старых мастеров. Ну вы знаете, дорогие ковры, оленья голова на стене и борзые, устроившиеся там, где теплее всего.

– В такой холодный день и после пробежки? Я не могу ее за это винить.

Благодаря успокоительному воздействию общества такого здравомыслящего человека, как профессор, Тильда почти забывает о его напольных часах и вспоминает о них, стоя в коридоре дома Старой Школы. Увидев, что они снова идут, она торопливо проходит в гостиную, надеясь: если она будет сидеть там, часы не сломаются. Профессор Уильямс чиркает длинной спичкой, поджигает аккуратно скрученную бумагу, лежащую рядом со щепками и углем, и камин загорается. Оставив Тильду рассматривать старинную карту озера, которая все так же расстелена на письменном столе, профессор удаляется на кухню, чтобы приготовить чай. Чертополошка, довольно вздохнув, растягивается на коврике перед камином. Тильда изучает выцветшую от времени искусно нарисованную карту озера и его окрестностей, всматриваясь в подробности ландшафта. На штампе картографа стоит год – 1908, что объясняет отсутствие на карте многих знакомых зданий, особенно на северном берегу, который облюбовали туристы, но в основных чертах общая картина с тех пор мало изменилась. Тильда сразу же, как и в первый раз, находит на карте церковь Святого Канога, неподалеку от нее – дом Старой Школы и немного поодаль – дом приходского священника; все они находятся на безопасном расстоянии от берега озера. Искусственный остров отмечен как необитаемый. Дальше, на противоположной стороне, изображена деревня Ллангорс – еще одна церковь, два постоялых двора, лежащая в низине ферма и россыпь домов. Тильда внимательно изучает карту, не зная, что надеется найти.

Нормальная карта обычной местности. Пожалуй, слишком современная, чтобы найти на ней белые пятна, которые на старинных глобусах и картах обозначались надписью «Далее драконы» или рисунками тех же драконов или других мифических существ.

Профессор быстро возвращается с чаем и угощением: ему явно не терпится поговорить на любимую тему.

– Какой период интересует вас больше всего? – спрашивает он, опуская поднос на заставленный журнальный столик. – Эта карта прекрасно нарисована довольно известным картографом, но у меня есть и более старые издания. Но, может быть, вам больше подойдет книга?

Он берет с каминной полки очки в металлической оправе, надевает и начинает просматривать тома на ближайшей к нему книжной полке.

– У меня есть много книг, которые могут быть вам полезны. Сейчас… Вот «Озеро» Томаса Джонса. Написано, правда, скучно, зато текст заслуживает доверия. Разумеется, если вы ищете сведения об искусстве этих мест… возможно, для вашей работы…

Тильда невесело пожимает плечами.

– Честно говоря, не знаю, с чего начать. Думаю, мне хотелось бы узнать о людях, которые жили здесь давно.

– Насколько давно?

Она пытается припомнить людей в лодке, во что они были одеты, какие инструменты или оружие у них были при себе, но ее воспоминания туманны. Единственное, что она помнит ясно, – молодая женщина в капюшоне или шапке из шкуры какого-то животного, кожаных ремнях на ногах, с кожаными же плетенками в волосах… и с татуировками. Да, у нее были тату!

– Скажите, вам известно, жили ли здесь когда-нибудь люди, у которых были татуировки?

– Хм, по-моему, мне еще никогда не задавали этот вопрос! – Он тихо смеется. – Думаю, в наших краях и сейчас есть несколько молодых людей, украшенных подобным образом, но…

– Те татуировки, которые интересуют меня, были не цветные, а просто черные. И изображали не конкретные предметы, а узоры. Что-то похожее на переплетение ветвей или виноградных лоз.

– Похоже на кельтские узоры. В таком случае, – Профессор протискивается за диван, к еще одной полке, – вам стоило бы взглянуть на «Кельтскую Британию» Бартлетта. Он несколько многословен, но зато хорошо осведомлен. И в книге есть много иллюстраций.

Он снимает с полки толстый том, сдувает с него несуществующую пыль и приносит Тильде.

– Думаю, такой художнице, как вы, они будут полезны.

– Спасибо, – благодарит Тильда, листая страницы и просматривая рисунки. – Да, именно такие. Точно такие.

Она еще секунду листает книгу.

– А те люди, у которых были подобные татуировки, – когда они здесь жили?

– Трудно сказать точно. Видите ли, кельтские узоры вроде этих использовались на протяжении многих веков. Чтобы сказать конкретнее, мне понадобится больше информации…

– У них была лодка, маленькая, но все же достаточно вместительная для трех человек.

– Простите, у кого была лодка?

Тильда понимает: дала профессору ровно столько информации, чтобы он счел ее высказывание загадочным и непонятным. Она хочет сказать больше, объяснить, но как это сделать? Как она может признаться этому здравомыслящему человеку, что пытается узнать, кто были те призраки, которые ей померещились?

– Я хочу сказать, – пытается объясниться она, – мне думается, у них была лодка. – Но слова кажутся ей неубедительными, и она добавляет: – Я как-то видела картинку, на которой были изображены двое мужчин и женщина, сидящие в лодке, и в них чувствовалось что-то кельтское. Женщина была… удивительной. Она походила на воина или на кого-то могущественного, но на ней не было дорогих одежд. Она казалась такой… земной. И у нее были татуировки.

Профессор молчит, ожидая дальнейших объяснений.

Тильда пожимает плечами.

– Я думала использовать подобные узоры в работе. Мне просто хотелось понять контекст. – Она вновь поворачивается к карте. – Много веков назад здесь наверняка были другие постройки? Не похожие на современные.

– Если вы говорите о кельтах, то да. Но сейчас от них ничего не осталось. Глинобитные мазанки плохи тем, что для историков от них мало что остается. Нам известно: люди жили вокруг озера еще до прихода римлян и, естественно, много веков после того, как те ушли. Наши земли – хорошее место для основания поселения. Здесь жили и крестьяне, и монахи, и даже особы королевской крови – людей притягивало это место. Кажется, во время вашего первого визита я упомянул принца Бринаха. Он не пожалел труда своих людей, чтобы построить искусственный остров как раз потому, что понимал, какое великолепное место для жизни – это озеро.

– Сейчас на острове осталось только несколько деревьев. Неужели когда-то там действительно стоял дворец?

– Посмотрев на него, ни вы, ни я так бы его не назвали, но да, стоял. Это было величественное здание, построенное, чтобы производить впечатление на простых людей. Конструкция его была проста – глинобитная, с каркасом из бревен. Мы точно не знаем, из чего была сделана крыша, вероятно, из тростника. Внутри находился большой зал, где проходили собрания и встречи, а также относительно теплое и удобное жилище для принца и его семьи.

– Но там же наверняка было холодно? На воде вообще холодно жить. Разве там не было промозгло и ужасно, когда стоял туман или озеро сковывал лед?

– Существуют материальные свидетельства того, что жители разводили большой костер посреди зала и еще один – в конце. Это было до того, как появилась идея стенных каминов, из которых дым уходит по трубам. Так что обитателям дворца приходилось, спасаясь от холода, тепло одеваться. – Профессор улыбается. – Не забывайте, сколько тепла вырабатывают человеческие тела, когда их набивается много в одном месте. Кстати, люди жили и вокруг озера и собирались на острове, если на поселение нападали враги.

– А на него нападали?

– О да, и довольно часто. В те времена, которые мы называем темными веками, жизнь была полна опасностей и угроз. Все больше и больше земель захватывали викинги, да и правившие тогда в Британии короли и принцы постоянно вели войны друг с другом.

Тильда протягивает руку и дотрагивается до карты в том месте, где зеленое пятно на озере обозначает искусственный остров.

– Странно. Странно даже думать о том, чтобы жить на озере. Неужели они не боялись, что остров просто уйдет под воду? Ведь он должен был выдерживать вес домов, всех этих людей и лошадей…

– Полно, такие страхи не имели бы под собой никакого основания. Остров по-прежнему возвышается над водой, хотя прошла уже тысяча лет с тех пор, как там жили люди. Нет, главная опасность для тех, кто жил на озере и вокруг него, исходила не от природы, а от неспособности людей жить в мире со своими соседями. К сожалению, это непреложный факт.

Их разговор прерывает движение у камина. Чертополошка вскакивает и тихо рычит, когда в комнату входит еще один человек. Тильда сразу же узнает в нем дайвера, которого встретила на озере несколько дней назад. Он высок и строен, с непослушными черными кудрями и кожей цвета подогретого меда. Теперь, когда Тильда может как следует его разглядеть, поскольку на нем нет ни наголовника, ни маски ныряльщика, ее поражает необычный вид молодого человека. Его темная кожа в сочетании с яркими зелеными глазами говорят о смешанной крови, как и блестящие вьющиеся волосы, кажущиеся странными при угловатых европейских чертах его лица. Поймав себя на том, что она пялится на дайвера, и осознав иронию подобной ситуации, Тильда ощущает стыд из-за того, что она сделала с его лодкой.

– А, это ты, – широко улыбаясь, говорит профессор. – Входи, Дилан, входи.

– Войду, если ваша гостья обещает не кусать меня, – говорит он, кивком указывая на собаку.

Тильда выходит из-за письменного стола и, подойдя к Чертополошке, кладет руку ей на голову.

– Она вас не укусит. Она просто испугалась, ведь вы ее разбудили.

Профессор Уильямс смеется.

– Знаешь поговорку: не будите спящую собаку. Тильда, это мой племянник Дилан.

– Мы уже встречались, – улыбается Дилан. – Правда, тогда, насколько я помню, вы были… мокрее.

– Как ваша лодка? – спрашивает Тильда, стараясь смотреть ему в глаза.

Ей досадно оттого, что в его присутствии она чувствует себя неловко. Она все время думает о нисколько не идущем ей костюме для бега и разных, в пятнах грязи, носках, о волосах, смятых вязаной шапкой. Чертополошка перестала рычать, но по-прежнему не сводит с новоприбывшего пристального взгляда.

Мы обе из-за него нервничаем. Это нелепо. Нам нужно чаще выходить в свет.

– В чайнике есть чай, – предлагает профессор. – Тильда теперь живет в Тай Гвин. Оттуда открываются прекрасные виды. Мой племянник нечасто приезжает домой, и надо сказать, на этот раз он приехал не для того, чтобы повидать своего дядю.

– Теперь дядя Ильтид расскажет вам слезливую историю о том, что он меня почти не видит.

– Ну конечно, у тебя есть более интересные дела, чем проводить время со стариком.

– Я дайвер. По роду занятий приходится часто выезжать за границу.

– Но на этот раз работа привела его прямиком в мой дом.

– Меня наняли археологи, которые работают на другой стороне озера.

– О, – вмиг заинтересовавшись, восклицает Тильда. – Я их видела. Что именно они ищут?

– Ну Дилан ищет в озере Аванк еще с детства, – смеется профессор.

– Что, что он ищет? – переспрашивает Тильда.

– Это просто любимая шутка дяди Ильтида, – уверяет Дилан. – Археологи ищут здесь то же, что и везде: остатки построек, оружие, монеты, украшения.

– И кости, – вставляет профессор Уильямс.

– Кости? – Тильде хочется узнать об этом побольше.

Профессор протягивает гостям по чашке чая и начинает объяснять:

– Любой археолог сообщит вам, что ищет сокровища, которые расскажут о людях, умерших давным-давно. Мы, по простоте душевной, представляем себе груды золота или драгоценностей, но на самом деле ничто не говорит нам о том или ином народе больше, чем оставшиеся после него кости. Наука так далеко продвинулась… Когда я учился в Оксфорде, приходилось довольствоваться простыми измерениями. Теперь можно провести исследования, которые покажут, когда тот или иной человек жил и умер, определят его национальность, что он ел, какими болезнями страдал, какие паразиты его одолевали – и все это по какому-нибудь ничтожному фрагменту разбитого черепа или нескольким зубам в сломанной челюстной кости. Это в самом деле выдающееся достижение. Угощайтесь песочным печеньем.

В это мгновение старинные напольные часы в коридоре начинают отбивать время. Тильда напрягается, прислушиваясь.

Три, четыре, пять, шесть…

Бой прекращается. Тильда вспоминает: когда она вышла из коттеджа, было уже больше семи. Когда профессор замечает, что остановка часов ее удивляет, она не может придумать, что ответить. Ей кажется, что бы она ни сказала, слова выдадут тот цепенящий ужас, который владеет ею сейчас.

А что будет потом? Я должна уйти. Сейчас же.

– Мне пора, – торопится она и велит Чертополошке встать с коврика перед камином.

– Разве вы не будете пить чай? – удивляется Дилан.

– Уже поздно. Я только сейчас это поняла. Мне надо работать. Извините. Мне очень жаль.

– Мне тоже, – признается он как раз в ту минуту, когда в комнату из коридора возвращается его дядя.

– Это очень странно. Часы у меня уже двадцать лет или даже дольше, и они всегда шли бесперебойно. Однако за последние несколько недель… О, вы уже уходите?

– Мне надо в студию. Необходимо работать, наверстать время, которое я упустила из-за переезда, ну вы понимаете…

– Да, конечно. Может быть, возьмете почитать эти книги? – Профессор протягивает два тома, которые он выбрал, потом быстрым движением снимает с верхней полки еще один. – И, пожалуй, вот эту. – Он кивает своим мыслям. – Да, думаю, в ней вы, возможно, найдете кое-что интересное.

– Спасибо. Вы мне очень помогли.

Тильда поспешно проходит к парадной двери и так быстро, как только может, натягивает кроссовки и беговую толстовку с начесом. Чертополошке, похоже, тоже не терпится выйти на свежий воздух, и она начинает беспокойно вертеться, когда Тильда пытается прикрепить к ошейнику розовый поводок.

– Стой спокойно, глупая псина.

Дилан последовал за ними в коридор.

– Мне бы тоже не хотелось, чтобы на меня надевали такую штуку.

– В магазине был только этот цвет, – лжет Тильда.

– Такой собаке нужно много бегать. Думаю, ей вообще не нужен поводок, верно, девочка?

Он протягивает руку, медленно и осторожно, но Чертополошка отодвигается и опять начинает рычать, тихо, но угрожающе.

Тильда чувствует себя, как мать не умеющего вести себя ребенка, и невольно начинает объяснять:

– Прежние хозяева плохо с ней обращались. Думаю, она боится мужчин. Они сделали ей больно.

– Мне очень жаль это слышать. – Говоря это, Дилан смотрит не на Чертополошку, а на Тильду.

Выйдя из дома, Тильда замечает: небо прояснилось, и инстинктивно вздрагивает, когда в глаза ей ударяет солнечный свет. Когда она подходит к садовой калитке, до нее доносится голос Дилана:

– Если вам интересно, приходите к месту раскопок. Я проведу вас и покажу, что мы нашли.

Она останавливается, держа руку на щеколде, и заставляет себя вежливо улыбнуться.

– Спасибо. Это было бы просто чудесно.

Она отодвигает щеколду и торопливо уходит прочь.

Чудесно? Вряд ли это слово подходит к осмотру древних костей. Возьми себя в руки, девочка.

К тому времени, когда они подбегают к лугу, лежащему у подножия холма, на котором стоит коттедж, и Тильда, и Чертополошка тяжело дышат, выдыхая в морозный воздух облачка пара. Они переходят с бега на шаг, и Тильда думает, что, быть может, отощавшая собака устала от своей первой за долгое время быстрой пробежки. Она на секунду задумывается, прикусив нижнюю губу, потом мягко тянет поводок.

– Пошли, псинка. Мне сказали, тебе не нужен поводок. Ну а что об этом думаешь ты? Давай-ка его снимем, ладно?

С этими словами Тильда отстегивает поводок. Чертополошка тут же встряхивается и виляет хвостом.

Они продолжают свой путь, и Тильда решает: приятно гулять в компании послушно следующей за нею собаки. Но едва она успевает об этом подумать, как Чертополошка вскидывает голову, уши ее встают торчком. Тильда, проследив за взглядом собаки, видит то, что заставило животное насторожиться. Не далее чем в десяти-двенадцати шагах от них на дорожке сидит большой бурый заяц. Тильда никогда прежде не видела зайца вблизи, и ее поражает дикий, первобытный вид этого зверька. Это не какой-нибудь боязливый пушистый домашний кролик, а обитатель холмов, хитрый и мудрый. Он огромен, и его блестящие глаза не мигая смотрят на стоящую перед ним странную пару.

Какое чудное создание. Поистине чудное.

Тильда слишком поздно вспоминает, какой породы собака сопровождает ее сейчас. Животное больше не удерживает поводок. Миг – и Чертополошка, совершенно позабыв про усталость, бросается вперед, и все ее инстинкты властно велят: догоняй, догоняй, догоняй!

– Чертополошка, нельзя! Стой! – кричит Тильда, но ее призывы бесполезны.

Заяц поворачивается и вскачь уносится прочь; сильные задние лапы, отталкиваясь от мерзлой земли, несут его с ошеломительной скоростью. Но Чертополошка одержима одной мыслью – догнать, и вскоре расстояние между нею и ее добычей начинает сокращаться. Заяц то и дело увертывается от собаки, мчась зигзагами то вниз, то вверх по склону холма. Тильда бежит за ними, но ей мешают тяжелые книги. У нее почти нет надежды ни догнать собаку, ни заставить ее слушаться команд. Заяц сбегает с дорожки, заворачивает за угол, и мгновение спустя оба животных исчезают из виду. Чувствуя, как болят усталые мышцы, Тильда заставляет себя бежать следом, так быстро, как только может. Она добирается до поворота и сворачивает, заранее страшась того, что может увидеть, – как ее собака терзает беззащитного зайца, разрывая на части, и как его красивый мех заливает кровь. Но Тильда и представить не могла сцену, которая открывается перед ней. Заяц остановился и сидит, явно ни о чем не беспокоясь, меж тем как Чертополошка игриво скачет вокруг него, виляя хвостом и очевидно не имея ни малейшего намерения на него нападать. Тильда ошеломленно смотрит на это фантастическое зрелище: зайчатница – собака, которую веками приучали травить зайцев, – катается по редкой траве луга, прижав уши и протягивая лапы к своей потенциальной добыче с видом полного подчинения и дружелюбия, в то время как ее новый товарищ для игр сидит в нескольких сантиметрах от нее и маленькими передними лапками преспокойно умывает усы. Тильда стоит как вкопанная, и заяц, подпрыгивая, медленно направляется к ней. Он подбирается все ближе и ближе, пока не оказывается почти у ее ног: у Тильды возникает странное ощущение, что зверек ее изучает. Она думает протянуть руку и коснуться его, но внезапно заяц подскакивает, разворачивается в воздухе, приземляется задом к ней и, промчавшись вниз по склону, исчезает за живой изгородью у подножия холма. Чертополошка, тяжело дыша, подбегает к хозяйке и останавливается.

Тильда с изумлением смотрит на собаку, потом улыбается, качая головой.

– Ты очень, очень странная собака, тебе это известно? Пошли, вероятно, дома еще осталось что-то съестное, подходящее на завтрак.