5
Бэтком, 1647 год
Я вдруг поняла, что уже не сплю, но при этом не совсем проснулась. Я была в полном смятении. Тело не слушалось, я даже не могла открыть глаза. И в то же время я ощущала себя отдохнувшей и умиротворенной. Более того, спокойствие перекрывало собой все остальные чувства. На самом деле я не хотела просыпаться, хоть и знала, что происходит нечто странное. Знала, что должна бороться против столь соблазнительной летаргии. Я различала звуки, слабые и отрывистые, но знакомые. Тонкие высокие трели маленьких птичек. Громкое карканье невпопад. Над головой – шуршание листвы, словно ее тревожит ласковый ветерок. Любопытное поскрипывание вдали, ровное, ритмичное, будто движется что-то тяжелое; я никогда не слышала такого. Я глубоко вздохнула и уловила аромат боярышника и согретой солнцем травы, запах пыльцы и сухой земли, благоухание летнего луга.
Постепенно я обретала власть над собственным телом. К конечностям возвращалась чувствительность, и я вновь ощутила свой вес и силу, а также то, что теперь не сижу, а лежу. Я шевельнула руками. Под ладонями был мягкий дерн.
Наконец я открыла глаза. Зрение подтвердило, что я и в самом деле оказалась на прекрасном сенокосном лугу, усыпанном цветущей овсяницей и злаковыми травами, под теплыми солнечными лучами. Я потрясла головой, заставляя себя найти объяснение необъяснимому. Небо было ярко-голубым, безоблачным. По обе стороны пастбища возвышался старый лес. Я сумела приподнять голову, но по-прежнему оставалась слишком слабой и сонной, чтобы сесть, не говоря уже о том, чтобы встать. Одно было ясно: это не сон.
Земля подо мной слегка подрагивала. Шаги. Тяжелые. Приближается мужчина. Я изо всех сил старалась пошевелиться, найти укрытие. Гидеон?.. Теперь он идет и за мной?.. А я слишком слаба и беззащитна. Человек приблизился, высокий и широкоплечий, но перед глазами все поплыло, и я не смогла разглядеть его лицо. Я попыталась заговорить, однако с губ не сорвалось ни звука. Мужчина источал сильнейшую магию. Он наклонился и поднял меня с земли. Я прижалась лицом к грубой ткани рубашки, ощущая запах хлеба, и так поразилась, что рухнула в головокружительную темноту и вновь потеряла сознание.
Второй раз я очнулась совершенно иначе. Меня безжалостно выдернул из сонного состояния грохот. Все вокруг содрогалось, даже кровать, на которой я лежала. Я резко пришла в себя, хватая воздух, и стала озираться, пытаясь понять, где же я и что издает такие чудовищные звуки.
Я оказалась в скудно обставленной комнате с низким потолком и закрытыми ставнями окнами. Сквозь щели проникал солнечный свет. Сама комната, на удивление, была шестиугольной, а потолок у́же пола. Я свесила ноги с деревенской постели. Как только ступни коснулись голой доски, им передалась мощная дрожь, пронзившая все тело. Словно дом желал оторваться от фундамента и унестись прочь. В центре комнаты стояла странная колонна, проходящая сквозь пол и потолок. Сбитая с толку, я подошла к окну и распахнула ставни. Снаружи тут же пронеслась огромная доска. От неожиданности я отшатнулась и упала. Только поднявшись на ноги, я наконец все поняла: я внутри мельницы. Мимо окна опять прошло крыло, затем еще одно. А громыхает, по всей видимости, жернов; эхо его тяжелого хода отзывалось по всему зданию. Я плотнее завязала шаль на талии и поправила платок на голове. Из переднего кармана вдруг выглянул Алоизиус. Я бережно засунула его обратно, а затем с опаской ступила на пыльную лестницу в дальнем конце комнаты.
Чем ниже я спускалась, тем сильнее становился шум. Под спальней я обнаружила кладовую с запасом зерна и муки. На подоконнике загорали два толстых полосатых кота. Около еды, естественно, будут виться мыши, а где мыши – там и те, кто их ест. Я запустила руку в карман, чтобы Алоизиус не вздумал отправиться на разведку.
На первом этаже располагался внутренний механизм мельницы. Здесь и лежал огромный плоский камень, пригвожденный внушительным металлическим стержнем, что пронзал всю постройку. Множество шестерен и колесиков цеплялись друг за друга и медленно вращали камень, а приводил это все в движение легкий ветерок, крутивший четыре широких крыла. По скату пшеница попадала к жадному камню, и он перемалывал зерна в муку. В воздухе витала светлая пыль, пахнущая завтраками, пикниками и теплой уютной кухней. И все же, несмотря на столь приятную обстановку, я была взвинчена. Кто перенес меня в незнакомое место и время? Неужели времяход так быстро услышал призыв и решил действовать без моего сознательного участия? Или за мной вернулся Гидеон? Очень важно оставаться настороже. Мое ведьмовское чутье посылало по телу мурашки, предупреждая об опасности, о сильном магическом присутствии, и все же я не ощущала соизмеримую с мощью Гидеона угрозу.
Дверь наружу была открыта, и через нее доносился стук колес тачки. Я нырнула в тень, стараясь спрятаться. Через считаные секунды в мельницу вошел мужчина с нагруженной мешками тачкой. Он остановился и, вытащив длинный нож, высыпал зерно в потертый деревянный приемник. Я подобралась чуть ближе, чтобы рассмотреть его лицо. Фигурой он походил на Гидеона, хотя для паники этого было недостаточно. Я ведь узнала бы человека, что является моим врагом уже на протяжении столетий?.. Впрочем, этот колдун всегда умело скрывал собственную личность.
Мужчина принялся за другое занятие: забрасывал свеженаполненные мешки на деревянные полки. Он кряхтел от усилий, а его движения казались неловкими, словно такой труд был ему непривычен. Взваливая на плечо особенно набитый мешок, он пошатнулся, и грубая ткань выскользнула из вдруг ослабевшей хватки. Мужчина вскрикнул и, запнувшись, перевернул на себя всю муку. Зрелище, как он оттряхивал одежду, вполголоса ругаясь, и вытирал лицо, оказалось настолько забавным, что я невольно охнула. Мужчина поднял голову.
Собравшись с духом, я шагнула на свет, что падал из открытой двери. Конечно, это не Гидеон. Дело было не столько во внешности, которую легко изменить при помощи магии, сколько в ауре, во внутренней энергии. От этого человека не исходило зла, и он не мешал мне его «читать». Я испытала огромнейшее облегчение, правда, смешанное со злостью, как часто бывает, когда надумываешь себе опасность, а потом понимаешь, насколько глупо было бояться.
– Ага! – воскликнул мельник. – Проснулись.
– Очевидно.
– В добром здравии?
– Да, спасибо.
Он уставился на меня, словно изучал редкое существо. Мне стало неуютно.
– Не хочу отрывать вас от работы… – произнесла я.
– Неужели? – Мужчина рассмеялся, продолжая тщетно отряхивать рубашку. – Работа подождет. Гостья, знамо, важнее нескольких мешков муки.
– Люди, которые на них рассчитывают, чтобы не голодать зимой, могут не согласиться.
– Действительно, могут, – кивнул он с притворной серьезностью.
Меня дразнили, нахально и беспечно. А я не знала, ни где я, ни кто меня сюда принес, поэтому была в заведомо проигрышном положении.
– Сделайте милость, скажите, где найти вашего хозяина, – произнесла я. – И я больше вас не побеспокою.
Тут он вообще разулыбался, как идиот!
– Простите, в данный момент он не принимает гостей, – ответил мельник спустя мгновение. – Однако, заверяю, он выйдет к вам, как только сумеет. Быть может, вам удобнее подождать наверху?
– Я бы скорее хотела прогуляться. Прошу, передайте хозяину, что он найдет меня снаружи.
С этими словами я повернулась к открытой двери, но тут же замерла – мимо со свистом пронеслась тень. Конечно, это огромное крыло скрыло за собой свет. Я ждала. Изнутри было сложно сказать, как низко они доставали.
– Не бойтесь, госпожа! – воскликнул мельник. В его голосе по-прежнему звучал смех. – Выходите, ничего с вами не случится.
Я коротко кивнула, не желая выдавать страх, и двинулась вперед с куда большей уверенностью, чем ощущала на самом деле. Стоял теплый солнечный день, воздух казался восхитительно свежим. Я подняла голову, прикрывая глаза от солнца. Надо мной воздымалась мельница, и она была куда выше, чем я думала изначально. Над комнатой, где я очнулась, судя по окнам, располагалось еще два этажа. Нижняя часть постройки была возведена из красного кирпича, а верхняя – из дерева. Вместо обычной крыши наверху красовалось нечто вроде колпака, к которому и крепились огромные крылья. Их было четыре – по двадцать футов в длину и шесть в ширину. Они вращались не спеша и тихо, разве что временами поскрипывали и мягко шуршали, разрезая воздух.
Мельница стояла на вершине холма, среди полей, и к ней подходила широкая, разбитая колесами повозок дорога. Внизу виднелся лес. Пейзаж выглядел знакомым. Может, это и есть окрестности Бэтком-холла, наверняка и не скажешь. Это мог быть любой сельский уголок Англии. А что насчет даты?.. Какова вероятность, что я попала именно в то время, где сейчас живет Теган? Да и вообще, представляла ли я, куда мне надо попасть? Я располагала лишь крупицами информации. Солдаты-парламентарии были привычным зрелищем больше десяти лет. Если я перенеслась позже нужного, то у меня совсем мало шансов спасти Теган. А если слишком рано, то их нет вообще. От мысли, что́ ей придется вынести в плену у Гидеона, у меня заныло сердце. Я напомнила себе, что Теган – храбрая и находчивая женщина, искусная ведьма. И она знает, что я за ней приду, что я никогда не перестану ее искать. Если только она выдержит, устоит перед Гидеоном, что бы он ни задумал.
Едва я задумалась, сколько мне еще ждать местного хозяина, как раздавшийся сзади голос чуть не заставил меня подпрыгнуть.
– Вижу, вы наслаждаетесь пейзажем. Признаю, он достаточно очарователен – в деревенском смысле.
Обернувшись, я увидела перед собой… мельника. Он смыл с лица муку, хотя нечесаные волосы длиной до плеч по-прежнему оставались ею припорошены, и переоделся в темный твидовый камзол с повязанным вокруг шеи алым платком. Мельник оказался младше, чем я решила сперва. У него были светло-серые глаза с морщинками, которые появлялись, когда он улыбался. А это случалось часто.
Мельник отвесил быстрый поклон и протянул мне руку.
– Эразмус Балморал. Крайне рад с вами познакомиться. Впрочем, мы, конечно, уже встречались, пусть и без церемоний. Прошу прощения за отчасти фривольный разговор чуть ранее. Пожалуй, это не лучший способ завязывать знакомство, вот так перепрыгивая через устои, но что поделать. Хождение сквозь время – неточная наука. По правде сказать, оно сродни искусству. В связи с этим, надеюсь, мы закроем глаза на некую неловкость.
– Так времяход – это вы?!
– Каюсь, грешен. Очевидно, переход на вас никак не сказался? Некоторые жалуются на звон в ушах, дурноту. Может, головные боли?
– Все в порядке, спасибо. Надо признаться, не ожидала…
Я представляла времяходов совершенно иначе. Они ученые люди, невероятно умные и преданные своему делу, обучению которому отдали долгие годы. А стоящий передо мной человек был неотесанным, неряшливым и растрепанным, а вдобавок занимался физическим трудом.
– …мельника? Согласен. – Он усмехнулся, махнув рукой в сторону мельницы. – Впрочем, она же замечательная, верно? Да, жилые помещения пока достаточно простоваты, но, думаю, я все вполне приемлемо обустроил. Почему бы нам не пройти внутрь? Я приготовлю легкий завтрак. Вы наверняка голодны, вы же несколько столетий не ели!
Он громко расхохотался над собственной шуткой и предложил мне взять его под руку, а затем быстрым шагом повел обратно к мельнице. В комнате, где я очнулась, Эразмус, явно склонный к активным действиям, торопливо распахнул все ставни, и я разглядела в дальнем конце помещения простенькую печку, таз с водой и кувшин, полки и кухонную утварь. Я присела за небольшой столик, наблюдая, как Эразмус достал из буфета хлеб и сыр, а затем поставил их передо мной. Потом он принес банку маринованных огурцов и кусок масла.
– Прошу, угощайтесь, – произнес он, сняв с самой высокой полки глиняный кувшин с элем и протерев рукавом две такие же чашки. – Сыр самый обычный, а вот хлеб, как по мне, восхитителен. Испек его вчера. Одно из преимуществ моего нового ремесла – у мельника всегда хватает муки. К счастью, пекарь из меня куда лучше, чем мельник. Давайте уже, уплетайте, я не позволю гостю умереть с голоду.
Эразмус сел напротив и принялся нарезать хлеб немалыми кусками тем же ножом с костяной рукоятью, которым вспарывал мешки. Даже в подобном деле он двигался с опасной скоростью. Лезвие поблескивало в лучах летнего солнца. С хлебной корочки слетала мука.
– Я слегка в замешательстве, – подала я голос.
– Не сомневаюсь. Множество вопросов. Задавайте любые!
– Я ожидала некого общения прежде… прежде, чем мы отправимся.
– Я услышал ваш зов, громкий и ясный. Очень хороший, очень… – Эразмус на мгновение замер, глядя на высокий потолок, подбирая слово, – …напористый, – наконец закончил он, продолжая накладывать еду на свою деревянную тарелку.
– Но как вы узнали… в какое время мне надо? Я предоставила лишь самые скудные детали.
– Английская гражданская война, – проговорил он, жуя. – Бэтком-холл, – ткнул он ножом за левое плечо, где, очевидно, располагался особняк. – Для начала неплохо.
– Насколько я помню, наша страна погрязла в битвах на пятнадцать лет. А я сообщила только о лете и униформе. Если вы и доставили меня в нужное место, то что насчет времени? Возможно, мы оказались здесь за годы до даты, в которой скрывается Гидеон.
– Возможно, – согласился Эразмус и запил хлеб с сыром большим глотком эля, – но вряд ли.
Его расслабленность начинала раздражать.
– Мистер Балморал…
– О, умоляю вас, зовите меня Эразмус!
– …думаю, вы не в полной мере осознаете серьезность моего положения.
– Разве?
– Я здесь не для удовлетворения личных причуд. Решение вернуться назад во времени далось мне нелегко. Я понимаю, что это рискованно. Я отправилась сюда потому, что должна, ведь дорогой мне человек, который зависит от моей помощи, находится в страшной опасности. Я должна найти Теган, а для этого мне важно прибыть в точное время. Жизнь Теган зависит от того, смогу ли я найти ее раньше, чем… В общем, нельзя терять ни минуты. У меня нет ни терпения, ни желания быть приличным гостем, наслаждаться видом или просто сидеть тут, пока жестокий, злой человек удерживает в плену невинную девушку.
Дожевав, Эразмус промокнул губы испачканным в муке платком, затем бросил его на тарелку и откинулся назад.
– Сударыня, поверьте мне, никто не связывается с заведомо рискованным хождением во времени без веских причин. И если отбросить в сторону личные желания обратившейся за услугой особы, ни один времяход не согласится эту услугу оказать для, как вы выразились, удовлетворения личных причуд. Вы, конечно, ведьма могущественная и многоуважаемая, причем почти бессмертная, но позвольте мне заметить, что я тоже знаток своего дела. Я никогда – никогда! – не хожу вслепую. Я всякий раз знаю точное место и время, с кем и для какой цели перемещаюсь. Вы сообщили, за кем мы гонимся, и сия информация позволила мне найти их во временном потоке.
– Гидеон искусно скрывает место своего пребывания, – возразила я, качая головой. – Я его не вижу. Я не смогла узреть его даже с помощью Богини и моих сестер-ведьм. Если бы не лесные фейри, я не раздобыла бы и тех обрывков, которые узнала. Как же вы можете быть уверены, что выследили его? Неужели ваши силы предвидения оказались действеннее моих?
– Вероятнее всего, они не действеннее. Однако у меня есть иной путь. Как вы говорите, этот чернокнижник мастерски заметает следы. Он использует сложные, крепкие заклинания. И все же, несмотря на бессмертие, он не обладает способностью по собственному желанию перемещаться из одной эпохи в другую. Нет, сей навык для него недосягаем. Чернокнижник не родился с этим даром и в жизни его не получит. Такого навсегда исключили бы из наших рядов. А значит, для путешествия ему пришлось обратиться за помощью к подобному мне.
– К другому времяходу? Разве он согласился бы?
– Возможно, у него не было выбора. Немногие осмелятся силой вынудить человека из моего общества работать на себя, однако, боюсь, Гидеон Мастерс входит в число этих немногих. Какие бы методы… убеждения он ни использовал, похоже, ему удалось найти времяхода, который не смог ему отказать. – Эразмус дождался, пока я переварю его слова, и продолжил: – Я не мог выследить вашего чернокнижника, зато след другого времяхода я вижу столь же четко, как отпечатки ботинок на снегу.
– То есть мы оказались здесь в нужное время? – Как только он кивнул, я накинулась на него с расспросами: – И вы нашли его, этого времяхода? Что-нибудь у него узнали? Может, он сумеет пролить свет на то, где Гидеон прячет Теган, рассказать что-то важное.
– Увы, если он и знал, то унес все с собой в могилу.
Я была потрясена, однако услышанное меня не удивило.
– Мне очень жаль, – произнесла я, заметив тень скорби на обычно жизнерадостном лице Эразмуса. – Безжалостность Гидеона не знает границ. Поэтому надо как можно скорее начать поиски. Мы ведь можем полагать, что они с Теган где-то неподалеку?
– Да. – Эразмус помолчал. – Вы уверены, что справитесь с противником, когда мы до него доберемся?
Откровенный вопрос застал меня врасплох. Справедливо. Я часто спрашивала себя об этом сама.
– Придется, – ответила я. – Теган больше никто не поможет. Она в опасности из-за меня, так что именно я и должна ее спасти.
– Ваши чувства похвальны, но могут привести к гибели нас обоих, судя по постигшей моего собрата участи.
– Я не думала подвергать вас опасности. Ну, помимо самого перемещения.
– Что же мне еще здесь делать, как не следить, чтобы ваше путешествие окончилось успешно? Конечно, я буду вам помогать всем, чем смогу. Однако я должен узнать больше о нашем враге. Что вы можете рассказать о нем из того, что нам пригодится?
Трудная задача – четко и ясно охарактеризовать такого, как Гидеон Мастерс.
– Он упрямый, безжалостный и не желающий ценить других, если они ему не важны. Способен с поразительной легкостью шагнуть от одержимости любовью к кровожадной ненависти.
– Вы говорите так, словно однажды сами были объектом его… страстей.
– Да. Он до сих пор меня ненавидит; потому и использует Теган – мстит. Даже спустя столько лет.
– Весьма радикальные меры. В смысле, для отвергнутого любовника, союзника или кем он там был. Простите, я не имею в виду, что вы не в силах разжечь подобную… страсть, а только, что… ну, если он настолько умен и искусен в магии, как вы говорите, столь затяжная ярость вряд ли говорит о разбитом сердце и ущемленной гордости.
– Я могу рассказать лишь то, что он творил в прошлом. Я не знаю, стремится ли он к чему-то другому. Если у него новая цель, мне придется ее выяснить.
Эразмус пожал плечами и усмехнулся.
– Значит, пока он ее не раскроет, мы будем считать его отвергнутым любовником, затаившим злобу на долгие столетия. Он в ярости, ведь его на пять лет лишили свободы, и намерен отплатить вам за все якобы нанесенные ему вами обиды…
– …и готовый убить любого на своем пути к цели, – добавила я.
– Вероятнее всего, – согласился Эразмус. – Ранее вы назвали его чернокнижником. Он любит менять имена?
– Он и в самом деле часто использовал вариации своего имени…
Я умолкла, заметив движение. Запахи свежего хлеба и вкусного сыра выманили Алоизиуса из укрытия, и он пробежал по столу. Хозяин дома с ошеломляющей скоростью замахнулся и метнул нож. Я не успела даже вскрикнуть, но невольно выпустила магический импульс, который достиг мышонка за мгновение до лезвия. Нож с грохотом рухнул на пол. Я даже не произнесла заклинание, я не действовала осознанно. Когда кто-то дорогой был в опасности, ведьмовское чутье реагировало раньше разума.
– Господи! – воскликнул Эразмус.
– Это Алоизиус. Он сопровождает меня в поисках, – объяснила я, отламывая кусочек сыра для совершенно невозмутимого мышонка.
– Не знаю, что меня больше удивляет, – произнес Эразмус и поднял нож. – Ваши впечатляющие навыки или грызун в спутниках.
– Он принадлежит Теган. И может помочь. – Заметив вскинутые брови собеседника, я продолжила: – Он не простой мышонок.
Эразмус расхохотался.
– Боюсь, кошачье семейство не оценит его особенности.
– Мы будем обходить хищников, – заверила я. – И попросили бы вас не использовать его для упражнений в меткости.
– Прости… Алоизиус, да? – Эразмус отвесил мышонку торжественный поклон. – Я редко мечу ножи в гостей. Больше не повторится, слово. Очень рад тебя здесь приветствовать.
Он налил в чашки еще эля.
– А теперь к делу. Я должен рассказать вам об определенных правилах, связанных с хождением во времени.
– Как я и ожидала.
– Во-первых, ни с кем не обсуждайте то, как вы здесь оказались. Наша работа хранится в тайне. Вас, скорее всего, сочтут сумасшедшей, а учитывая, какой на дворе год…
– Если мне действительно поверят, то наверняка обвинят в ведовстве. Поверьте, именно этого обвинения я за свою долгую жизнь научилась мастерски избегать.
Эразмус задумчиво посмотрел на меня.
– Да, – кивнул он. – Думаю, так и есть. Хорошо. Во-вторых, и это связано с первым пунктом, времяход ни при каких условиях не должен делиться сведениями о будущем. О ходе истории, нововведениях, открытиях или знаниях в любом проявлении. То есть нельзя никому рассказывать о том, что случится потом.
– Естественно.
– И третье. Вам необходимо подобрать имя и положение в обществе согласно времени, в которое вы переместились. В данном случае мы должны быть особенно осторожны. Как понимаю, вы родились и провели юность в этих местах. Возможно, вас узнают.
– Так как я сбежала из местной тюрьмы, где ждала приговора как ведьма, я определенно не хочу никому напоминать ни о себе, ни о том, почему я исчезла.
– Вам нужно новое имя. Меня здесь не знают; собственно, я представился кузеном мельника, которого я замещаю.
– Позволено ли мне поинтересоваться, что с ним стало?
– Не переживайте. Я не разделяю взгляды на мораль с вашим достаточно прямолинейным господином Мастерсом. К мельнику наведался мой живущий в эту эпоху собрат и заплатил ему за временное отсутствие и неизменное молчание.
– Вы должны как-то убедиться в верности людей, которых плохо знаете.
– Наша сохранность только доказывает убеждение, что у каждого человека есть своя цена, госпожа… хм, как же вас называть?
– Кармайкл. Госпожа Кармайкл.
Даже спустя столько лет в груди что-то сжалось. Так сильно я любила лишь однажды. И носила бы с радостью фамилию дорогого Арчи. Сейчас я смогу отдать ему должное. Мы встретились посреди другой войны. По истерзанной битвами стране шагала смерть. Арчи вел своих людей в атаку, а я ухаживала за ранеными. Мы обрели друг друга, и на кратчайшее мгновение я позволила себе полюбить. Цену за любовь и счастье заплатила, как всегда, не я. А назначил ее Гидеон.
– Отлично! – вернул меня из воспоминаний Эразмус. – Вы моя овдовевшая сестра, приехали навестить. Должен предупредить вас – будьте настороже. Сколько вам было лет, когда вы сбежали, и в каком году?
– Шестнадцать. В тысяча шестьсот двадцать восьмом.
– На девятнадцать лет раньше. То есть, при обычном раскладе, вам было бы… дайте подумать… тридцать пять. – Эразмус снова уставился на меня, что-то высчитывая, а потом кивнул и пожал плечами. – Звучит правдоподобно.
– Вы чересчур галантны.
– Прошу прощения, я не пытался вам польстить. Я имею в виду, что если вас вдруг узнают, то соответствующий необходимому возрасту вид вызовет меньше подозрений. А если бы вы были невероятно молоды или излишне стары, это само по себе показалось бы странным. В общем, лучше поменьше общайтесь с населением.
– Как же мне тогда искать Теган? Я должна говорить с людьми, расспрашивать, вдруг они ее видели.
– Вы вряд ли сумеете ей помочь из тюремной камеры. Или… откуда похуже. Будьте осторожны, мэм. Это все, чего я прошу.
6
Дождавшись заката, я вышла к лесу на дальнем краю луга. Я собиралась произнести заклинание и попытаться засечь Теган, а для этого необходимы темнота и спокойное место. Древний Бэткомский лес, пропитанный неземной энергией, усилит любые мои чары. Шагнув в прохладные объятия усеянных листвой дубов и буков, я ощутила массу противоречивых чувств. От магии леса по коже пробежали мурашки. Меня затянул бурный поток ярких воспоминаний. Гидеон, насилующий одинокую девушку-цыганку. Дом Гидеона в сердце леса, где он впервые учил меня магии, где я поддалась его темным чарам. И побег. От него, от желающей затравить меня толпы, от судьбы, которой я отказывалась следовать. Я должна была защитить себя от прошлых чувств, что зазывали меня подобно песням сирен. Вот она я, здесь и сейчас, и мне пришлось сосредоточить все внимание на этом моменте. Однако в голове раз за разом возникали образы из юности, вспышки мыслей, поступков, любви, горя, боли. Я будто наяву видела маленькую Маргарет, мою милую умершую сестренку, мелькнувшую между деревьями. Различала в тенях величавую фигуру самого Гидеона. Запахи леса – древесные грибы, глинистая почва, лишайники, черемша, отцветающие колокольчики, мхи и папоротники – смешивались в пьянящий аромат былых времен. Разум стремился выстроить хоть какой-нибудь порядок. Я ощущала, что Гидеон все ближе, но не могла понять – это мои воспоминания или он действительно рядом? Я словно попала в силки, скованная высоченными стволами деревьев, низко висящими ветками, зарослями кустарника и лозы. Если Гидеон сейчас явится, я ничего не смогу сделать, я не готова. Мне хотелось бежать, вырваться из этого плена на открытый луг… но я страстно желала послать Теган зов. Если Гидеон близко, действительно близко, значит, и она тоже. Да, слишком опасно, слишком многое на кону. Если я неудачно раскрою свои карты, Гидеон, по меньшей мере, узнает о моем присутствии. А в худшем случае… Ну, с моей стороны было бы и правда глупо вот так предстать перед ним без должной защиты. Я развернулась и уверенно зашагала по ковру из листвы, пытаясь найти в себе храбрость и не сбежать, как испуганное дитя. Час моей встречи с Гидеоном настанет, но не сейчас и не здесь.
Той ночью меня слишком терзало беспокойство, и я не могла заснуть. Поэтому я сидела на краю постели и слушала ночные звуки, что проникали в открытое окно. Эразмус ночевал этажом выше. В мельнице их оказалось пять. На первом располагался огромный жернов, на втором хранилось зерно (мешки туда попадали через специально оборудованный черный ход), на третьем находились основные жилые помещения, на четвертом – кладовая и запасная спальня, а на самом верху – механизм, который позволял крыше вращаться, чтобы крылья ловили ветер, и металлическое устройство, которое переносило воздушную энергию в самый низ, к огромному перемалывающему зерно камню. Когда процесс останавливался, вся мельница будто вздыхала и пожимала плечами, благодарная за возможность отдохнуть. После солнечного дня в жилой комнате было по-прежнему жарко и пыльно. Я выглянула из окна, чтобы меня тоже коснулся мягкий ветерок, поигрывающий луговой травой. Алоизиус взобрался на подоконник. Мы оба настороженно оглядывались в поисках местных котов, но те, должно быть, решили для разнообразия поохотиться снаружи. Миниатюрное создание принялось чистить усики. Я устала, однако по телу бродило странное беспокойное ощущение, а сердце самым вызывающим образом екало и пропускало удары. Я подозревала, что дело в запоздалых последствиях перемещения во времени, и пришла к выводу, что если бы пострадала сильнее, то наверняка бы уже это заметила. Нужно привыкнуть. Привыкнуть к новому времени. По правде говоря, я опасалась дать сознанию ускользнуть в сон. Гидеон был близко во всех отношениях – географически, хронологически, магически. Я до сих пор не знала, зачем он перенес Теган сюда, но подобный выбор времени и места явно намекал на то, что я по-прежнему оставалась его навязчивой идеей. Зачем же еще ему отправлять Теган в дом моего детства, туда, где мы с ним впервые увидели друг друга, где наши судьбы столь безвозвратно сплелись?
– Не спится, госпожа Кармайкл? – донесся сзади голос Эразмуса.
Для человека без ведьмовского дара он отлично умел оказываться рядом совершенно незаметно. Наверное, потому, что двигался с поистине необыкновенной скоростью. Несомненно, результат его способности подчинять время собственной воле.
– Типичная реакция на хождение, – поведал мне Эразмус, приблизившись к окну. Он уперся ладонью в верхнюю часть рамы и, наклонившись, глубоко вдохнул. – Клянусь, у меня легкие уже наполовину забиты то ли мукой, то ли зерновой пылью, то ли луговой пыльцой.
– Вы явно не прирожденный мельник.
– Я человек городской. Вся эта… пустота, – он махнул рукой на пейзаж внизу, – кажется мне достаточно красивой, но чего-то не хватает.
– Вы совершенно неправы. Даже в такой час поля и леса кишат жизнью.
– Именно то, что они «кишат», меня и беспокоит. Вы видите мирное открытое пространство, а я – лишь отсутствие. Где люди? Где признаки нашей великой цивилизации? Может, библиотека? Вот там неплохо бы разместился учебный институт. И знающий свое дело портной. – Эразмус улыбнулся, глядя на собственную потрепанную одежду, и похлопал по грубой ткани рубашки. В воздух взвилось облачко пыли. – Проще говоря, я скучаю по Лондону.
– Там ваш дом?
– Я так считаю, хотя, конечно, я выбрал путь, не совместимый с понятием «дом». Там я вырос. Там обучался и, в конце концов, стал тем, кто я сесть. – Теперь Эразмус улыбнулся уже мне. – Заглядываю туда по возможности.
Я вдруг осознала, что в наших долгих, необычных жизнях мы оба разделяем некую безродность. Я была вынуждена переезжать с каждой сменой поколений, чтобы не привлекать внимание к своему долголетию. У меня тоже не было места, которое я назвала бы домом. Даже коттедж «Ива», теперь ставший для меня важным, придется через какое-то время покинуть и искать новое пристанище.
– Вы же здесь родились, верно? – продолжил Эразмус. – Конечно, окрестные места вызывают у вас иные чувства.
– Возвращение сюда действительно всколыхнуло многие воспоминания, – кивнула я. – Приятные и не очень. В сельской местности, неважно где, мне и правда легче дышится. Разве вас хоть самую малость не соблазняют покой и тишина?
– Может, здесь и тихо, но уж никак не спокойно. Больше не спокойно. Увы, знакомый вам Бэтком сильно изменился.
– На него так повлияла война?
– Да. Жуткое дело, когда англичанин идет против англичанина. По разные стороны оказались деревни, даже семьи. А те, кто не потерял близких людей в сражениях, похоронили их из-за голода. Из-за бедности. Солдат необходимо кормить, и они заберут все, что найдут на своем пути. Если все мужчины ушли воевать, то кому возделывать землю?
– А без урожая…
– Люди голодают. – Эразмус стал серьезен. – Не хочу вас расстраивать, госпожа Кармайкл, и знаю, что у вас крайне безотлагательные дела, но все же должен настоятельно просить вас об осторожности. Здешние люди уже долгое время страдают и не видят этому конца. Они голодны, измождены. И многие жаждут найти, на ком бы выместить боль и горе.
– Помню, чума вызывала похожие настроения.
– Не позвольте себе второй раз пасть жертвой их отчаяния, – произнес Эразмус, прежде чем поклониться и оставить меня наедине с мыслями.
Рано утром я подготовилась к походу в город. Я рассуждала так: если Гидеон считает, что я его найду, то вполне может ждать именно там. А если нет, я по крайней мере осторожно расспрошу людей, вдруг кто видел, что в городе недавно появились мужчина с девушкой.
Эразмус принес мне одежду, выбранную с куда большей заботой, чем я предполагала. Хорошее, но неброское синее платье из шерсти, с накрахмаленными белыми манжетами и воротником, подчеркивало мой статус вдовы торговца. Чепец, к счастью, с широкой окантовкой помогал хотя бы частично скрыть лицо. Перед выходом я съела немного хлеба и выпила теплого молока. Алоизиус настойчиво желал меня сопровождать, однако я беспокоилась, что так просто нести его будет небезопасно. Я покопалась в буфетах и обнаружила небольшую сумку с откидным верхом, которую и повязала на пояс. Мышонку понравилось подобное средство передвижения.
Была ясная погода, и день обещал стать жарким. Я быстро шагала, пытаясь избавиться от нервного комка в желудке и звона в голове. У меня не было четкого плана, кроме как разыскать Гидеона и Теган. А что мне еще оставалось? Придется действовать по обстоятельствам, ведь я даже не знала, как и где чернокнижник ее прячет. И подозревая, что он попытается заманить меня в некую ловушку, я готова была рискнуть.
Через полторы мили пути по высушенной дороге между мельницей и Бэткомом мое беспокойство начало стихать. Как же хорошо действовать, а не сидеть на месте и ломать голову! Я ожидала, что городок изменился, но заметила всего несколько новых домой, а главная и прилегающие к ней улочки были мне мучительно знакомы. Широкая дорога, проходящая через центр, оказалась не так уж загружена. Наверняка это признак тяжелых времен. И все же на улицах были люди. Они занимались своими делами – заходили в торговые лавки и выходили из них, вели за руки детей, несли корзины, однако мало кто не спеша прогуливался. Товаров на витринах и полках было немного – затяжная война порождала нехватку. Бэтком по-прежнему представлял собой смесь простолюдинов и высокородных жителей. Тянулись домики с низкими крышами, по паре комнат на каждом из двух этажей. Дальше – три дома торговцев, состязавшихся в великолепии и замысловатости построек, с дубовыми каркасами, красиво раскрашенной лепниной. На парадных дверях были изящно вырезаны символы ремесла – тут виноградная гроздь, там стамеска камнетеса. Более богатые горожане хвастались витражным окнами с цветными ставнями. Трактир, где Гидеон впервые продемонстрировал мне свою магию, по-прежнему процветал. Я содрогнулась, минуя здание суда, где и мою мать, и меня обвиняли в ведовстве. Сразу живо вспомнились расположенная внизу тюрьма и затхлая камера, где я со слезами прощалась с матерью. И где я сама, спустя всего несколько недель, использовала магию – магию Гидеона – для побега.
Рядом прошла пожилая пара. Мужчина показался мне знакомым. Желая разглядеть каждый уголок города, я задрала подбородок и невольно открыла лицо. Мужчина замедлил шаг, и я на мгновение испугалась, что он меня узнал. Я быстро опустила голову и поспешила прочь, теперь уже не забывая прятаться от прохожих. Я еще с час побродила по улицам Бэткома, стараясь увидеть как можно больше, но не попадаться на глаза другим. Внутри росло разочарование – я начинала понимать, что ничего не достигну, если не стану расспрашивать людей. Действовать придется осторожно и с умом, выбирать только тех, кто слишком юн или кого я точно раньше не встречала. Эразмус прав, город стал другим. Но изменились не постройки, а атмосфера. Оживленный и процветающий город теперь выглядел запущенным, убогим, в воздухе витала напряженность. На улицах несло чем-то кислым, и отнюдь не только от сточных труб и канав. Так пахла бедность – горький запах разбитых надежд и мечтаний, едкая вонь страха, смрад болезней. Пусть и не чума, хвала небесам, но здесь встречались все прочие недуги и хвори, вызванные затяжным голодом, горем, недостатком ухода, незажившими ранами и вечной тревогой из-за неопределенного будущего.
Мое внимание вдруг перешло от общего к частному. На место женщины, которая жила среди этих людей и заботилась о них, пока они так жестоко не обернулись против нее, пришла ведьма, ощутившая страшную опасность. Гидеон. Я окинула взглядом всю улицу… Чисто. И все же я его чувствовала. Он близко! Если бы я только могла тайком за ним проследить… Наблюдал ли он за мной в тот момент?..
Я шагнула к витрине галантерейщика, изображая интерес к скудным товарам, и сощурилась в попытке разглядеть улицу в отражении. С грохотом проехала пустая повозка. Пульс участился, ладони взмокли от пота. Гидеон здесь! Мимо пробежали двое мальчишек. За ними следовала усталая мать, безуспешно стараясь увещевать сыновей. А затем я увидела высокого тощего человека, одетого в черное с ног до головы. Его лицо скрывал край шляпы, но я не сомневалась, что это Гидеон. С ним были две женщины. Одна, отстающая от него на шаг, носила длинные волнистые волосы распущенными. Ее походка была мне незнакома. Вторая шла по другую руку от Гидеона, поэтому я не сумела ее рассмотреть. Я оцепенела. Заметил ли меня Гидеон?.. Если я выступлю против него сейчас, посреди улицы, он, скорее всего, меня не тронет, однако и не приведет к месту своего обитания. Я должна его найти. Если Теган идет с ним, то они вернутся в их новый дом. А если нет, то вполне может быть пленницей все там же.
Я вдруг поняла, что затаила дыхание. Тем временем Гидеон добрался до пустой скобяной лавки на углу и свернул к узкой аллее. Я быстро двинулась следом.
– Бесс? Бесс Хоксмит, ты ли это? – взвизгнул женский голос, и я замерла, так и не сделав шаг.
7
Спрятав лицо, я мельком глянула на подошедшую строгую женщину средних лет. Она была дорого одета, пусть и в мрачных тонах, а ее манера держаться указывала на некое положение в обществе. Я хотела понять, кто она такая, но не осмеливалась смотреть открыто.
– Госпожа, – тихо ответила я, – вы меня с кем-то путаете.
– Не думаю, – настаивала женщина. – Как ты здесь оказалась?
– Заверяю вас, я не та, за кого вы меня принимаете.
– Я и сама прекрасно вижу. Муж! – позвала она супруга, который только что вышел из лавки. – Иди, скажи, что я права. Смотри, кого я нашла. Разве не странно?
Ее муж близоруко прищурился на меня сквозь толстые стекла очков, не понимая, кого должен узнать. А его жена становилась все громче и даже привлекла к спору одного-двух прохожих.
– Меня зовут госпожа Кармайкл, – убеждала я. – Недавно овдовела, сейчас гощу у брата на мельнице…
– Вот уж нет! Твои черты мне слишком знакомы. Я верю собственным глазам. Ты – дочь Энн Хоксмит, Бесс.
– Говорю же вам, я Кармайкл!
Ситуация держала меня в напряжении, и я не сразу заметила, как рядом остановилась изящная двуколка. Сидящий в ней человек высунулся в окно и уверенно заговорил, явно привыкший к своей власти.
– Вдова Кармайкл, – обратился он ко мне, – искренне прошу вашего прощения, что опоздал.
Распахнув дверь, он выбрался наружу и отвесил поклон. Я наконец осмелилась поднять лицо и вдруг поняла, что смотрю в теплые карие глаза Уильяма Гулда. Он превратился из юнца в зрелого мужчину – стал крепче и плотнее, чем я помнила, в волосах виднелась седина, – но оставался все тем же Уильямом. «Бессин Уильям», как дразнила меня малышка Маргарет. Может, когда-то его и можно было так назвать, но в итоге место Гулда в обществе оказалось для меня недосягаемым. Думаю, мы всегда это понимали в глубине души. А теперь он, как всегда находчивый, приехал в идеальный для моего спасения момент.
– О, – тут же сообразила я, – ничего страшного, сэр. Время пролетело незаметно.
– Идемте, – протянул он мне руку, – не будем и дальше задерживать повара. Она давно готовится к вашему визиту.
С этими словами Уильям помог мне сесть в двуколку, а затем захлопнул дверь. Кучер щелкнул поводьями, понукая откормленную гнедую лошадку. Ни один из нас не заговаривал, пока мы не отъехали на приличное расстояние.
– Бесс! Вот уж не ожидал тебя тут встретить, – произнес Уильям тихонько, чтобы кучер ничего не услышал. – Не ожидал, но очень рад.
Он так и не выпустил мою руку, а теперь и вовсе сжал ее крепче. Я улыбнулась.
– Я тоже рада снова тебя увидеть, Уильям, – сказала я искренне, хотя и не знала, как объяснить ему свое возвращение. Он многого не знал и многого никогда не сможет понять. Даже не будучи связана обещанием Эразмусу, я не заговорила бы о том, как прожила сотни лет. Если Уильям и верил бы, что я настоящая ведьма, то никогда не признался бы в этом ни себе, ни другим. На дворе стояли времена, когда магии боялись всем сердцем. Оставалось лишь напустить туману.
– Думал, я умерла?
Уильям покачал головой.
– Поговаривали такое, но я не верил. Когда ты ускользнула из тюрьмы, когда ты сбежала отсюда, люди что только не предполагали. Мол, погибла, разбилась о камни, спрыгнув с утеса. Или утонула. Другие клялись, что видели, как ты выплыла. А еще… – Он замолчал.
– Что, Уильям?
– Говорили, что ты взлетела. Взмыла вверх, словно рожденная носиться по воздуху птица. – Он смотрел мне в глаза, но не искал в них ответ, словно не желал знать наверняка.
– Я ничего не помню о той ночи, – сказала я. – Может, упала, или выплыла, или ударилась головой о камень. Мне повезло. Но я не умерла, это точно.
Уильям сверкнул улыбкой, и я снова увидела в нем того мальчишку, с которым выросла. Мальчишку, которого любила.
– Да, ты определенно жива, Бесс Хоксмит, и я искренне рад! А теперь посидим дома, расскажешь мне все, что с тобой случилось за эти годы.
Мы свернули с узкой улицы на длинную дорогу к Бэтком-холлу. Я выглянула в окно. Великолепный особняк по-прежнему впечатлял размерами, ярко-красным кирпичом, множеством окон и дымоходов, окруженный зеленеющими лужайками и деревьями. Впереди красовались взращенные с любовью клумбы. Интересно, как меня примет семья Уильяма, слуги? Кто из них меня узнает? Как же неловко будет отвечать на их вопросы…
– Такой чудесный день, – поспешно произнесла я. – Давай не будем терять его в четырех стенах. Я бы лучше прогулялась по твоим замечательным садам. Вспоминаю их с теплотой.
– С удовольствием. Кинс! – Уильям постучал в потолок двуколки. – Будьте добры, остановите.
Мы шагнули на мягкую землю, и я глянула на кучера. На моей памяти Кинс долгие годы служил конюхом отцу Уильяма. До сих пор жив, удивительно, не говоря уже о том, что еще и продолжает работать. Выражение его грубоватого лица слегка изменилось – он меня узнал. Алоизиус завозился в сумке, словно почуяв, как меня изучают. Однако Кинс молча отвернулся и цокнул языком, вновь понукая лошадь. Двуколка последовала дальше, к дому, Уильям подал мне руку, и мы прошли сквозь увитые розами ворота.
Издалека сад казался прежним, однако вблизи стало ясно, что все заросло сорняками, изгородь неровная, а фигурным деревьям никто не придает нужную форму.
Уильям вздохнул.
– На цветы больше нет времени, Бесс. – Он махнул рукой на кое-как посаженные белые розы. – Все, что здесь сейчас есть, выживает само по себе. Мы тратим все силы на растущую позади дома репу, бобы и прочие овощи.
– Никогда не думала, что ты займешься грядками!
– Я тоже. Но теперь приходится. Мы должны делать все, что можем, дабы облегчить ужасные страдания, которые нам принесла война.
– А как же твоя жена, как она терпит садовника в мужьях? – По отразившейся на лице Уильяма боли я поняла, что сказанула лишнего. – Ох, прости!
– Ты же не знала, откуда тебе… Она умерла два года назад. От оспы. Такая безжалостная болезнь, забрала многих.
– А твой отец? И Гамильтон? – Я мысленно дала себе пинка за то, что не расспросила про его семью раньше.
– Бесс, мой отец был уже стар, когда ты… когда ты еще жила здесь. Он умер до войны. Думаю, ему повезло. Гамильтон… ну, он не смог спокойно смотреть, как угрожают королю. Он с самого начала сражался на стороне роялистов и, увы, погиб, исполняя долг.
– Бедный мой Уильям.
– Мне пришлось куда лучше, чем многим. У нас с Ноэллой не было детей, нам не пришлось лицезреть их страдания. И у меня до сих пор есть дом, по крайней мере, на данный момент. Однако хватит обо мне. Бесс, что привело тебя обратно в Бэтком?
– Я кое-кого ищу.
– Будь осторожна, настали опасные времена.
– А когда они были иными?
– Никому нет доверия. Война… натравила людей друг на друга, настроила брата против брата. Убеждения меняются с каждым новым приливом.
– Полагаю, у людей есть куда более важные дела, чем я.
– Не рассчитывай. Люди ищут, на ком выместить гнев за свои беды. Многие потеряли любимых и близких. Кто-то утратил средства существования. Кто-то умер от нехватки хлеба. Они не знают, что их ждет дальше. Сейчас город поддерживает короля, но скоро это изменится. Здесь больше никто не желает сражаться. Когда сюда войдет Кромвель, никто не выступит против.
– Что же станет с тобой, Уильям?
Он помолчал, касаясь цветущей розы и глядя, как лепестки опадают на землю.
– Я откажусь от поместья и положения. Другие уже так поступили, и им было разрешено остаться.
Я прижала ладонь к его руке.
– Мне грустно видеть тебя таким, слышать о твоих страданиях. Жаль, что мы не встретились в более счастливое время. Потерять все…
Уильям глянул на дом, ставший приютом многих поколений его семьи.
– Знаешь, любопытно, что мне уже все равно, где жить. У меня нет наследника. Я сам по себе. По правде говоря, я разделяю принципы Кромвеля, хотя сам он мне отвратителен. Он жесток и беспощаден ко всем, кто ему противостоит. Впрочем, война есть война, верно? – Уильям слабо улыбнулся. Теперь мне казалось, что он ужасно постарел. Лицо его прорезали скорбные морщины. – Ты так и не рассказала о себе. Где ты была все эти годы? Как мир встретил упрямую Бесс, которая не хотела принадлежать ни одному мужчине?
– По-прежнему желаешь сделать меня своей любовницей, Уильям? Ты правда думаешь, что так мы обрели бы счастье?
Он тихо рассмеялся.
– Господь свидетель, я бы страшно сожалел о том дне, когда сковал бы тебя подобным образом. Нет, Бесс, ты создана лишь для свободы. Женщина, которой от рождения суждено жить иначе.
– Как хорошо ты меня знаешь.
– Тогда почему бы тебя не рассказать, кого ты здесь ищешь? Кто заставил тебя рискнуть и отправиться туда, где люди осудили тебя как ведьму и могут вновь поднять крик?
Я вздохнула, зная, что ответ поразит Уильяма в самое сердце.
– Гидеон.
Уильям ахнул, и его доброе лицо исказила смесь гнева и ревности.
– Мастерс! Гнусный злодей! Разве не он чуть не погубил тебя? Я думал, ты навсегда с ним покончила, Бесс.
– Не пойми меня превратно, Уильям. Я ищу его лишь потому, что он забрал близкого мне человека. Девушку. Она в страшной опасности.
– Ха! Естественно, если она у него в лапах! Но зачем Гидеону везти ее сюда? Он исчез в ту же ночь, что и ты. Его здесь ничего не ждет, кроме дурной репутации.
– Пока не знаю. Но он тут, он где-то рядом. Я точно видела его сегодня утром в городе, но не смогла проследить дальше. А потом… потом меня узнали. Если бы вдруг не подвернулся ты… Искать кого-то тайком очень трудно.
У дома вдруг показался человек, который шел в нашу сторону. Я прикрыла глаза ладонью, щурясь на солнечном свету. По резвой походке я поняла, что он молод.
– А! – Уильям широко улыбнулся. – Вот и Ричард. Без сомнений, вышел посмотреть на таинственную гостью.
– Ты же не скажешь… – поспешно произнесла я.
– Ричард! – позвал он паренька. – Познакомься с моей давней подругой. Госпожа Кармайкл прибыла навестить брата на мельнице.
Мальчик поклонился, причем весьма изящно, как будто специально оттачивал это движение.
– Добрый день, госпожа Кармайкл. Всегда рад встретить друзей сэра Уильяма.
Лицо самого Уильяма светилось гордостью.
– Ричард – мой верный слуга и главный помощник. Без него я бы не справился, верно, Ричард?
Мальчик улыбнулся, краснея от похвалы.
– Мэри-Энн послала меня спросить, повезло ли вам в поисках сахара.
– Увы, нет. – Уильям повернулся ко мне: – Домоправительница надеялась побаловать меня марципаном. Завтра день моего рождения. – Уильям похлопал Ричарда по плечу. – Придется отправить тебя обратно с плохими новостями. Поистине мужская обязанность – предстать перед Мэри-Энн со словами, которые она не желает слышать. Ну-ка, поспеши.
Мальчик удалился.
– Семья Ричарда арендовала у нас землю. Трех его братьев и отца унесла война. В прошлом году и мать уступила болезни. Я забрал его к себе, и мы… ну, мы уживаемся.
– Я всегда видела в тебе хорошего человека.
– Война раскрывает наши истинные лица. – Уильям на мгновение сжал мою руку. – Я помогу тебе, Бесс. Расспрошу людей, мне проще. Опиши эту девушку. Я сделаю все, что в моих силах.
Затем я ушла, неохотно согласившись принять его помощь и больше не подвергать себя ненужному риску. Я не хотела доставлять Уильяму лишних хлопот, но и не могла обещать, что перестану искать Гидеона в одиночку. Нельзя сидеть в стороне и ждать, пока кто-то другой отыщет Теган, на кону стояло слишком многое. Я доверяла Уильяму, однако знала, что с Гидеоном ему не совладать, и боялась за него. Он предложил услуги Кинса, но я объяснила, что лучше доберусь домой пешком, ведь долгая прогулка поможет мне привести мысли в порядок. Конечно, Уильям понимал, что история об Эразмусе – ложь. Он знал моего единственного брата, который давно умер. То, что Уильям не стал давить на меня ради более правдоподобной версии, вызывало во мне еще большую симпатию. Наконец здесь появился кто-то, кому можно доверять.
Я вытащила Алоизиуса из его «повозки» и позволила провести остаток пути у меня на плече. Прогулка действительно помогла мне обдумать свое ужасающе медленное продвижение в поисках. День подходил к концу, а Теган по-прежнему оставалась вне досягаемости. Мельком увидеть Гидеона и заручиться поддержкой Уильяма недостаточно. Надо действовать!
У мельницы было странно тихо. В безветренную погоду крылья не двигались. Утренняя теплота за день превратилась в давящую жару, и в тяжелом воздухе витало предчувствие грозы. Единственными звуками, что доносились из открытой двери этой необычной мельницы, были приглушенные ругательства. Я замерла на пороге, наблюдая, как Эразмус пытается отсоединить железный рычаг и освободить застрявшее ведро. Заметив меня, он бросил тщетные труды и вытер влажный лоб перепачканной в муке тыльной стороной ладони, весь взмокший, обеспокоенный и слегка чудаковатый на вид.
– А, вы вернулись! А я уже начал переживать.
– Не стоило.
– Вас не было несколько часов.
– Я отправилась в Бэтком. Справедливо решила, что начать поиски лучше именно там.
– Вас заметили? Думаете, могли узнали?
Я не собиралась делиться с Эразмусом сценой у галантерейной лавки. Он сразу бы меня отчитал за то, что я открыла лицо, за риск получить уйму вопросов, которые я оставлю без ответа, и массу проблем. Поэтому я хотела рассказать только об Уильяме, умолчав о случившемся ранее. Однако столь прямолинейный вопрос застал меня врасплох, и я выдала себя выражением лица.
– Да ради всего святого, будьте же вы осторожнее! – раздраженно воскликнул Эразмус.
– Не надо считать меня совсем глупой. – Я нахмурилась. – Я приняла все возможные меры. И, к счастью, мне помог друг.
– Человек из вашего прошлого?
– Уильям Гулд – хозяин Бэтком-холла. Того самого места, что явилось мне в видении, которое и привело меня сюда. Он влиятельный человек, с положением в обществе. Он сможет расспросить людей вместе меня.
– И что же вы поведали этому другу о своем новом статусе вдовы Кармайкл? Должно быть, он сильно удивился, узнав о вашем брате, которого никогда не встречал.
– Уильям желает мне только добра. Он не стал расспрашивать, как я здесь оказалась, только выслушал, зачем мне все это.
Эразмус с раздражением бросил гаечный ключ в открытый ящик с инструментами, и по мельнице разнеслось гулкое эхо. Алоизиус, спрыгнув с моей руки, шмыгнул под отсек с зерном.
– Очевидно, его влияние в городе не сумело спасти вас от смертного приговора? – Сквозь сдержанный тон Эразмуса прорывались гневные нотки. – Или его положение так значительно повысилось, что теперь он в состоянии вам помочь?
– Он сделает все, что в его силах. Я ему доверяю.
– Будьте крайне осторожны в выборе тех, кто достоин доверия, мэм. Одно опрометчивое решение – и нас обоих вздернут за чародейство.
– Не бойтесь, никто и не подумает, что вы на самом деле не простой мельник, – заметила я, кивнув на его взъерошенный вид.
– На минуточку, именно моя работа в качестве мельника, пусть и никудышная, позволяет нам здесь жить.
– Тогда оставлю вас с ней наедине, сэр!
Я развернулась и вышла обратно на солнцепек.
– Куда же вы направляетесь, госпожа? – крикнул мне вслед Эразмус.
– Домой, – отозвалась я, шагая прочь. – Я иду домой.
Я вдруг ощутила жгучее желание вновь увидеть место, где провела счастливое детство. Где стала по-женски зрелой и училась у матери целительскому искусству. Где познала радость быть частью любящей семьи. Где последний раз ощущала такую привязанность.
8
Теган
Открыв глаза, я увидела, что на меня смотрят два лица. Причем одинаковых. Я попыталась встать и поняла, что лежу на низкой софе в окружении отделанных перьями подушек, а конечности плохо слушаются. Как будто я проснулась от глубокого и очень странного сна. В голове был туман.
– Где я? – Язык заплетался, голос звучал хрипло.
Девушки уложили меня обратно.
– Тише-тише, – произнесла одна. – Не беспокойся.
– Тебе надо отдохнуть, – вторила ей другая. – Ты устала после долгого пути.
О каком таком пути она говорит?.. Я силилась вспомнить, что произошло, почему я лежу в этой странной и старомодной комнате с чужими людьми. Я надевала сапоги в коридоре коттеджа «Ива», потом услышала шум в гостиной и пошла проверить… Потом пустота. Ничего. Вот я там, а через мгновение очутилась в совершенно незнакомом месте. И я никак не могла найти связь.
– Как… – снова попыталась заговорить, – как я сюда попала?
– Насчет этого не переживай, – сказала первая близняшка.
Да, они наверняка близнецы. Или у меня серьезные проблемы с головой, потому что девицы были точными копиями друг друга, вплоть до темных волос. А еще эти двое явно вырядились для какой-то самодеятельности – на них были длинные кружевные платья с затянутой талией и высоким воротником. Я оглядела комнату. На широких досках пола – турецкий ковер. Антикварная мебель из темного дерева, оловянные тарелки и кружки на каминной полке. Повсюду свечи. Огромный камин не горел, но в помещении было тепло. Что за ерунда, я же только что стряхивала с сапог снег. А теперь за окном… лето.
Я села, отмахиваясь от девушек, которые попытались меня остановить. Голова закружилась, как от тяжкого похмелья. Вот только я накануне не пила.
– Просто скажите, где я и как сюда попала.
Я надеялась, что у меня вышло говорить уверенно, но, судя по лицам девиц, мне это не удалось. Первая близняшка ласково погладила меня по руке. Когда ее кожа соприкоснулась с моей, меня охватил страх. Начавшее пробуждаться ведьмовское чутье указывало, что эта парочка, может, и милая на вид, но внутри они гнилые.
– Бедняжка, – вздохнула вторая. – Ты такая бледная.
– И растерянная. У нее растерянный вид, правда, сестра? – спросила первая.
Они болтали откровенно девчачьим шепотом, который действовал мне на нервы.
– Кто вы такие? – спросила я, надеясь отвлечь их. В конце концов, какая девушка не любит рассказать о себе? – Как вас зовут?
– Лукреция, – улыбнулась первая.
– Флоренция, – ответила вторая.
Они одновременно присели в реверансе.
– А я – Теган. Впрочем, думаю, вы и так это знаете.
– О да, – согласилась Лукреция, – мы знаем о тебе все.
– Да-да, – кивнула ее сестра. – Ты наш особенный гость…
– …и мы должны изо всех сил о тебе заботиться.
– Хочешь чего-нибудь попить?..
– …или, может, перекусить?
– Тебе жарко? Очень душный день, правда? Давай я приготовлю тебе лимонаду. Я делаю отличный лимонад.
– О да, – подтвердила Лукреция. – Особенный лимонад. От него тебе станет лучше.
– Спокойнее.
– Радостней.
Они так противно покачивались, разговаривая, что напоминали комедийный дуэт. Очень странный комедийный дуэт. Нет уж, мне точно нельзя пить то, что они наготовят. Пустота постепенно начинала заполняться. В коттедже была Элизабет; где она теперь? Мы ходили в магазин… Что же там шумело в гостиной? Господи, Гидеон!.. На меня вдруг нахлынули воспоминания. Я увидела его в комнате точно таким же, как и пять лет назад. Непроницаемое лицо, легкая улыбочка, как будто он надо мной насмехался. Что бы он ни сделал, все произошло настолько быстро, что вряд ли я успела ему хоть как-то помешать. Если это он принес меня сюда, надо спасаться.
Близнецы наблюдали за мной, как змеи. Я не собиралась дожидаться Гидеона, поэтому встала и обошла девиц.
– Мне пора, – заявила я на пути к двери. – Дела сами себя не сделают, сами понимаете.
Близняшки с оскорбленным видом потрусили за мной.
– Ой, тебе никуда нельзя!
– Нет-нет, нельзя уходить!
– Он этого не хочет.
– Нет, – покачала головой испуганная Флоренция, – совсем-совсем.
Сестры бросились вперед и преградили мне путь. От движений их распущенные волосы взметнулись, словно живые. Лукреция взяла меня за правую руку, а Флоренция – за левую. Они развернули меня, пытаясь увести обратно к постели, и тихо шептали мне на ухо, как сладко я буду спать после лимонада. Я была уже готова стряхнуть их с себя и рвануть к двери, как вдруг она распахнулась, и в комнату страшно и неотвратимо шагнул Гидеон.
Не знаю, о чем я тогда думала. Вряд ли я действовала сознательно, в голове до сих пор стоял туман. Иначе я бы осталась спокойна и выждала, пока не смогу подкопить немного магии, доверилась бы своим силам. Но я была одурманена и до сих пор зла, поэтому просто-напросто бросилась к нему.
Однако близнецы меня удержали. Я охнула от боли, когда они стиснули мои запястья. Я обернулась, чтобы освободиться, и поняла, что́ на самом деле обвило мне руки. Девицы больше не касались меня нежными белыми пальчиками; мои кисти оказались в плену их густых темных волос, что извивались, сжимая меня подобно щупальцам инопланетного существа. Сами близнецы были совершенно спокойны, словно это не стоило им никаких усилий. А я поняла, что крепко влипла. Как ни старалась, я не могла вырваться из этих тисков. Вдобавок волосы были не только крепки, но и ядовиты. Их гнусная отрава просочилась в поры кожи, и я тут же ощутила слабость, сонливость. Я пыталась сопротивляться, достичь глубин разума, найти внутри себя магию… И вдруг вспыхнула искра. Я стала сильнее.
– Держи ее! – скомандовал Гидеон.
Я пустила в ход собственную магию, которая и помогла мне выстоять против того, что проникало в меня из локонов сестер. Я поднималась все выше и выше, натягивая их волосы. Девицы вскрикнули, но так и не ослабили хватку; напротив, пряди обвили мою талию, лодыжки, даже шею. Начиная задыхаться, я отчаянно призывала все свои силы. На кончиках моих пальцев вспыхнуло черное пламя Священного Солнца, и я вцепилась ими в сжимающуюся вокруг шеи петлю. Завоняло палеными волосами, и одна из близняшек взвизгнула. Локон ослаб и отвалился. Я вновь свободно вдохнула. Я была готова вырваться из оставшихся скользких пут, как вдруг на меня хлынул тяжелый поток черной магии. Гидеон. И я рухнула вниз так быстро, что из легких вышибло воздух. Я лежала на полу, ощущая, как мои силы угасают. Надо мной нависла тень.
– Доброе утро, Теган, – произнес Гидеон.
Веки вдруг словно налились свинцом. Я чувствовала, как Гидеон плетет заклинание, даже продолжая говорить и смотреть на меня с безучастным выражением лица. Какая темная, подавляющая магия!.. Он намерен меня убить?.. Я пыталась понять, что происходит, но мысли все быстрее затягивало в туман заклинания. Словно он целиком подавил мою волю и магию, связал их удушающей силой злых чар. Мне вдруг привиделся коттедж «Ива», Элизабет, уродливая и жуткая. Я цеплялась за правдивые образы, однако заклинание оказалось страшнее, чем все, на что в моем представлении был способен Гидеон. И оно поглощало меня с невероятной скоростью.
– Рад видеть, что близняшки так хорошо о тебе заботятся. – Слова Гидеона звучали словно издалека и отражались эхом. – Добро пожаловать, Теган. Добро пожаловать в новый дом.
Голос исказился настолько, что я перестала его понимать, различая лишь набат собственного сердца, и погрузилась в темное небытие.
Я покинула мельницу так быстро, что совсем забыла про Алоизиуса. Сперва меня охватило беспокойство – вдруг он станет добычей местных котов? – однако затем я подумала, что, учитывая его почтенный возраст, он куда искуснее избегает хищников, чем прочие грызуны. Я поспешно пересекла луг и прошла вдоль леса. Мне не терпелось избавиться от злости, которую вызвала реакция Эразмуса, и я страстно жаждала снова увидеть свой дом. Эразмус не имел права осуждать мои действия. Да, я перед ним в долгу, раз уж он перенес меня сюда, и я нуждалась в нем хотя бы ради возможности жить на мельнице. И в то же время он мне не хозяин. Я вправе делать все, что считаю необходимым и полезным для спасения Теган. Кто будет мне при этом помогать и куда я буду ходить… ну, здесь решение принимаю я, а не он. Пусть занимается своей дорогой мельницей.
Небо потемнело, угрожая неизбежным летним ливнем. От быстрой ходьбы колотилось сердце, и я никак не могла надышаться – настолько влажным и тяжелым был воздух. Росло напряжение – птички стихали, а крошечные полевые зверьки прятались в норах. Среди сгущающихся туч тускло поблескивало солнце. Я ускорила шаг, надеясь успеть к домику до дождя, обогнула холм… и открывшееся мне зрелище выбило из легких остатки воздуха. От дома остались руины! Соломенная крыша упала, стены развалились на куски. Двор и амбар выглядели не лучше. О, что за печальная картина! Спотыкаясь, я побрела к остаткам своего дома и воспоминаний. Что я ожидала здесь найти? Сама не знаю. Может, здесь счастливо жила новая семья… вряд ли, конечно, ведь идет война. Или же трудолюбивый фермер завел тут прибыльное хозяйство, рогатый скот или свиней. Но нет. Замерев там, где должна была находиться дверь, я сразу поняла – дом подожгли намеренно, много лет назад. Когда? И кто мог так расточительно и бессердечно поступить?
Стоило мне мысленно задать себе этот вопрос, как я чуть не расхохоталась над собственной наивностью. Гидеон. Конечно, кто же еще. Когда я решила бежать не к нему, а прочь, когда я отвергла и помощь Гидеона, и его самого, отвернулась от темной магии, в которую он намеревался меня погрузить… что еще он мог сделать? Он наверняка рвал и метал, искал способ причинить мне боль, разрушить то, что мне дорого. Что может быть лучше – начать с уничтожения моего любимого дома.
Я охнула от страшной мысли. Могилы!..
Зарокотал гром, громкий и близкий. Я добралась к клочку земли за садом, где похоронила семью, под его отзвуки. Удар, который я испытала при виде самого дома, был ничто по сравнению с тем, что я испытала теперь. Вместо поросших травой холмиков со сгнившими деревянными надгробиями и даже широких плоских камней, которые местные жители водрузили на могилу матери, в земле зияли дыры. Вспышка молнии осветила все ярко-белым, являя мне весь ужас оскверненных могил. От них ничего не осталось. Тела дорогих мне людей вырвали из земли. Куда их перенесли? Зачем? Порочность Гидеона не знала границ.
Наконец хлынул ливень. С беспокойных небес лилась вода, стекая по моему лицу и смешиваясь с горькими слезами. Влажная земля испускала характерный для жаркого лета запах, вонь навоза и сгнивших растений. Потоки дождя яростно шумели, заглушая все звуки, однако я могла поклясться, что расслышала знакомый голос. Молодой человек раз за разом повторял мое имя.
Бесс! Бесс!
Мой брат! Я рывком обернулась, ища его в потоке падающей с неба воды.
– Томас? – крикнула я. – Томас?!
Конечно, его нигде не было. Они умерли, их отняли у меня во всех возможных смыслах. И все же я разглядела фигуру, что приближалась ко мне сквозь безжалостный ливень. Потянувшись в сторону этой фигуры, я вдруг расслышала детский плач… всхлипы маленькой девочки, точно! Я вновь вгляделась в почти невидимый за водой сад, но ничего не различала в искаженных тенях, хоть и находилась в родном и любимом месте. Гроза и шум в моей собственной голове, ужас и отчаяние от открывшейся картины… все будто намеренно мешало мне ясно думать, сбивало с толку. Что я видела? Что слышала?.. Девочка продолжала плакать.
– Маргарет? Милая Маргарет, это ты? Где ты?
Около первой темной фигуры возникла вторая. Они медленно двигались ко мне, но так и не становились ближе. Я протянула руки к брату и сестре, отчаянно желая дотянуться, утешить их, как вдруг ощутила, что утопаю, и глянула вниз. Проливной дождь в считаные мгновения превратил высушенную почву в зыбучую грязь. Я хотела вырваться из ее плена, однако на ботинки налипло слишком много земли. Чем больше я старалась, тем сильнее проваливалась. Небо расколола очередная вспышка молнии. Томас и Маргарет звали меня к себе. Вскоре я увязла уже по колено. Я попыталась вытянуть свои ноги из ловушки, но грязь так затягивала, что я начала соскальзывать в сторону. К зияющей могиле.
Это не просто ливень. В нем замешана магия. Я уперлась руками в землю, выбрасывая из головы жалкие крики о помощи. Нельзя реагировать, надо мыслить шире. Я вслушалась в звуки таких родных и разбивающих мне сердце голосов, стремясь разобрать слова заклятия, дьявольский шепот, их призвавший. Однако сосредоточиться на том, чего я не видела и не слышала, не получалось, ведь я барахталась в грязи и уже почти достигла самого края могилы. Я уставилась в чернеющую дыру, которую считала пустой, и вдруг разглядела в ней одетое в лохмотья, грязное и разлагающееся тело… моего любимого отца! Чушь, этого не может быть. Останки отца давно превратились в прах и кости, это не его тело, оно только недавно похоронено. И все-таки я с ужасом заметила, как оно шевельнулось. Отец открыл незрячие глаза и сел, беззвучно зазывая меня к себе в могилу.
– Нет! Это все неправда! – крикнула я, цепляясь за неестественно скользкую землю.
Я зажмурилась, раз уж не могла толком ничего видеть, а то, что представало перед глазами, было иллюзией и обманом, и начала напев, взывая к Богине о силе и защите. Голоса и крики стали громче, а ливень хлынул так яростно, что заливал мне рот, пока я произносила священные слова. Я не умолкла и не открыла глаз, даже соскальзывая в могилу. Я пустила в ход собственную магию и наконец сумела немного выбраться. Силы, нужные, чтобы разрушить чары Гидеона, быстро покидали меня, но я знала – мне нельзя упасть в могилу, которая быстро наполнялась водой. Неужели именно это Гидеон замыслил с самого начала? Заманить меня сюда, а потом утопить, воспользовавшись моей памятью о семье, с каждой секундой упиваясь своей победой, осознанием, что он меня прикончил и я оставила Теган на его несуществующую милость?
– Нет! – снова крикнула я, цепляясь за сползающую землю.
И наконец хотя бы наполовину выбралась. У края могилы меня ждали три фигуры. Я подняла взгляд, выплевывая воду и грязь… и увидела Маргарет, но не счастливую и розовощекую, какой я ее любила вспоминать, а бледную как смерть и печальную, со слезами от слез на грязном впалом лице. А Томас, мой дорогой храбрый брат, явился мне на пике своей тщетной борьбы с чумой – с одутловатой и покрытой бубонами кожей, опухшими и красными глазами, один из которых был закрыт и чем-то сочился. Рядом с братом и сестрой я увидела мать, что пожертвовала собой ради моего спасения. Она стояла, как всегда, тихо и прямо, разве что ее голова висела под странным углом – веревка палача сломала ей шею. И тут я испустила долгий и пронзительный крик боли от того, что потеряла, что мы все пережили, а потом и от ярости, что Гидеон посмел резвиться и осквернять моих родных.
Я удвоила усилия и вытащила себя из могилы, пусть пока и не осмеливалась встать на ноги. Земля стала топью, не способной выдержать мой вес. Я закрыла глаза, чтобы не видеть призраков. На сложное заклинание не было времени, но я могла выплеснуть энергию, которая, наверное – только наверное! – сумеет освободить меня из скользкой ловушки и дать мне спастись от этой жуткой фантасмагории. Я сосредоточилась на своей ненависти к Гидеону. На всех бедах, всей боли, что он причинил мне и моим близким. Я глубоко вдохнула, втягивая мощь грозы. Пусть мне поможет сила стихии. Пусть она обратится против него! И с очередной яркой вспышкой молнии я бросилась вверх. Сквозь меня прошел небесный огонь. Тело вырвалось из болота, прямо сквозь призрачные силуэты родных, и меня остановила груда камней, что раньше были стеной амбара. Я попыталась встать, но по-прежнему не могла нормально вздохнуть. Беспомощная, я заметила, как из мрака вынырнула еще одна тень, более высокая и сильная, чем те бесплотные духи. Тень приближалась, тяжело шлепая по воде. Вскрикнув, я принялась протирать глаза от грязи, чтобы увидеть, кто же это, одновременно пытаясь встать, как-то защититься. Я уже поднялась на колени, как вдруг чьи-то крепкие руки ухватили меня за плечи.
– Пусти! – крикнула я. – Оставь меня в покое!
Я ударила наугад.
– Не бойтесь. Я пришел вам помочь.
– Нет! Не трогай!
– Госпожа Кармайкл, я не причиню вам вреда. Элизабет!
Я замерла и присмотрелась к державшему меня человеку.
– Эразмус?..
– Давайте-ка поставим вас на ноги, – произнес он и, наклонившись, поднял меня.
Сверху все так же лились потоки дождя. Мы оба вымокли до нитки. Одежда и волосы липли к коже, а я вдобавок была с ног до головы покрыта грязью и навозом.
– Ох! – всхлипнула я. – Исчезли.
– Кто? Кто исчез? Я нашел вас в одиночестве.
– Я думала… что увидела семью… что они пришли… – Я покачала головой. – Не важно. Вы правы. Я была одна.
– По-моему, вас здесь больше ничего не держит, – мягко сказал Эразмус. – Я знаю, что здесь было и что для вас значит это место, но все случилось очень давно. А здесь остались лишь призраки.
– Вот тут вы не правы. – Я глянула на расплывчатые тени. – Здесь что-то есть. Какое-то зло.
Я вдруг услышала еще один звук. Сперва далекий, он совсем скоро стал громче. Я ни с чем не могла спутать этот голос. Теган!
Элизабет! Элизабет, где ты? Ты мне нужна.
– Теган!
– Что там? – Эразмус, так и не выпустивший мою руку, развернул меня к себе. – Вы еще что-то… кого-то видите?
– Я слышу Теган.
Элизабет, прошу! Почему ты никак меня не найдешь? Почему не поможешь?
– Вы не слышите? – спросила я. Эразмус по-прежнему недоумевал. – Теган зовет меня. Она где-то здесь, спрятана в этом жутком месте.
Я высвободилась из хватки и вбежала в развалины дома. Эразмус меня догнал.
– Здесь никого нет. Вам надо уйти.
– Я ей нужна. Она зовет.
– Я ничего не слышу. – Эразмус снова взял меня за плечи. – Элизабет, здесь ни души. Вас одурманили. И нарочно изводят.
– Но…
– Если она действительно здесь, то почему я ее не слышу? – Эразмус подождал, пока я переварю эту мысль. – Вам надо уходить, – повторил он. – Здесь небезопасно.
Да, Эразмус прав, признала я с тяжестью на сердце. Гидеон слишком хорошо знает, чем меня ранить, и это очередной обман, очередная жестокая насмешка.
Дождь постепенно ослабевал, уже не подкрепленный незримой магией. Гроза окончилась. Оставаться на руинах дома было бесполезно. Гидеон присвоил это место себе. Он сидел в засаде, ожидая, пока я попаду в расставленные ловушки. И я больше сюда не вернусь. Изможденная, я позволила Эразмусу увести меня через луга к теплой и надежной мельнице.
9
К закату тучи ушли, дождь полностью прекратился. После томительной жары, державшейся несколько дней, наступил прохладный вечер. Эразмус уговорил меня съесть немного похлебки. Мы молча ужинали, и я была благодарна, что он не стремится разузнать, что же со мной случилось у дома. Наверняка в своей необыкновенной жизни Эразмус видел немало странного и необъяснимого, да и магия была частью его сущности. Я наконец очутилась в обществе еще одного человека, который шел не таким путем, как все прочие. Время для него, как и для меня, имело значение, доступное лишь малому количеству людей. Я очень давно не встречала родственных душ. Я была признательна, что Эразмус отнесся ко мне с пониманием. Мне не пришлось выслушивать его рассуждения, видела ли я призраков своей умершей семьи или же Гидеон призвал на их место злых духов. Я в безопасности – и этого достаточно. Убедившись, что я пришла в себя, Эразмус оставил меня наедине с мыслями. Однако перед этим пообещал, что с самого утра мы вместе займемся поисками Теган.
Несмотря на усталость, я была слишком взбудоражена и вышла прогуляться вокруг мельницы. Она высилась, подобно дремлющему великану, тихая и спокойная, но крепкая, способная подчинить сам ветер. За день кирпичные стены нагрелись под жаркими лучами солнца, а потом намокли под дождем. Ночная тишь пропиталась летними ароматами. Я глубоко вздохнула. Нельзя позволить событиям сегодняшнего дня сбить меня с пути. Я всегда знала, что Гидеон не отдаст Теган просто так. Надо устоять перед любыми ужасами, что он мне явит, надо оставаться сильной.
Я вдруг похолодела, по коже пробежали мурашки. Ведьмовское чутье подсказывало, что это не просто резкая смена температуры воздуха. Я со страхом поняла – Гидеон рядом. Совсем близко. Я замерла, вглядываясь в темноту и выжидая. Тьма вдалеке словно сгустилась еще сильнее, стала плотной, живой. Из глубоких теней неспешной плавной походкой вышел человек.
– Здравствуй, Элизабет, – сладким, как патока, голосом поздоровался Гидеон и коротко поклонился, приподняв с головы черную широкополую шляпу. Затем он оглядел меня с едва заметной улыбкой, словно мой вид его забавлял.
Я изо всех сил сохраняла на лице непроницаемую маску. Даже после всего случившегося, после всего, что натворил Гидеон, при встрече с ним меня охватывала тревожная смесь чувств. Самым сильным из них была ненависть, подкрепленная страхом, однако глубоко внутри я не могла отрицать, что Гидеон по-прежнему вызывал во мне ощущения и совсем иного рода. Может, дело было в близости к Бэткомскому лесу и времени, когда он впервые учил меня магии, но в голове пронеслось яркое, пусть и короткое, воспоминание, как он держал меня в своем доме, окутывал своим влиянием, заставлял ощутить истинную силу магии. И его собственную безграничную власть.
– Как интересно, – произнесла я. – Ты вынудил меня немало потрудиться, гоняться за тобой по бесконечному лабиринту времен, а теперь просто вышел и стоишь тут передо мной. До сих пор любишь игры, Гидеон? Или как ты сейчас себя называешь?
– Увы, в здешних местах к моему имени не питают уважения, – ответил он. – Поэтому я предстал перед людом Бэткома как Ноа Гримстидс. Не очень изящно, признаю, но сойдет.
– А что с лицом делаешь? В городе наверняка есть те, кто ему не обрадуется.
Гидеон пожал плечами:
– Такая мелочь – простенькое заклинание для маскировки. Конечно, слишком хрупкое, чтобы провести тебя, дорогая Бесс.
– Ты знал, что я отправлюсь в погоню, как только ты покинул Летние земли. Зачем надо было втягивать Теган?
– На то есть причины. Помимо того, что ты любишь называть «играми».
– Твой враг – я, а не она.
– Припоминаю, что пять лет назад в Бэткомском лесу были вы обе. Теган тоже помогла поймать меня в плен. Ты отвела ей небольшую, но важную роль.
– Поэтому ты решил ее наказать? Ты и правда в обиде на девочку, которую обманул, которую использовал, лишь бы подобраться ко мне?..
– Бесс, ты себе льстишь. Далеко не все вертится вокруг тебя.
– Тогда зачем? Зачем тебе Теган? Что тебе надо от девочки?
– Она уже не девочка, или ты не заметила? Она женщина и, самое главное, ведьма. Можешь ею гордиться. Юное дарование добилось превосходных успехов, несмотря на твое отсутствие.
– У меня не было выбора.
– О, Бесс, выбор есть у всех. Мы просто лжем себе, что его нет.
– Ты не имеешь права навязывать свой «выбор» другим. Захватил Теган в плен, унес ее сюда… Чего ты добиваешься?
Гидеон, которого я не могла называть иным именем, шагнул вперед. Чутье вопило, что я должна бежать или хотя бы отодвинуться. Гидеон стоял настолько близко, что я ощутила запах его горячего тела, почти слизывала с губ его соль. Он посмотрел на мои волосы, а затем нежно коснулся белоснежной пряди.
– Тебе к лицу… Ты помнишь тот миг, Бесс? Тогда у тебя был выбор. Ты могла кротко отправиться на виселицу, как твоя бедная матушка. Уверен, достойная смерть. Но ты решила воспользоваться знаниями, которые тебе дал я. Ты воззвала ко мне. Интересно, что ты ощутила в первый раз, в тот миг, когда ты поняла, каково это – отдаться телом и душой сильнейшей в мире магии? Наверняка ты часто, очень часто об этом думаешь.
Я не ответила, и Гидеон с почти грустным вздохом уронил руку.
– Мы с тобой, как пара, могли стать поистине великолепны. Если бы не твои бессмысленные представления о добре и зле. Думаю, виновата мать. Она была хорошей ведьмой, не спорю, но слишком уж благочестивой, почти фанатичной. Это и привело ее к гибели. И чуть не прикончило тебя.
– Я не захотела идти твоим путем.
– Ты струсила и бежала. Люди обычно боятся разъяренных толп и лая собак, да.
– Я сбежала от тебя!
Гидеон покачал головой, медленно разворачиваясь и уходя прочь.
– Не думаю, Бесс, – отозвался он из темноты. – Той ночью ты сбежала от самой себя. Все это время я пытаюсь помочь тебе вернуться на истинный путь. Разве ты не понимаешь?
И он исчез.
Я шагнула вперед.
– Погоди! Скажи, чего ты от меня хочешь! Отпусти Теган, и мы с тобой договоримся. Где ты ее держишь?
Увы, Гидеон растворился во тьме, исчез столь быстро и тихо, словно и сам был призраком.
Наутро я разработала план. К сожалению, я так и не приблизилась к разгадке намерений Гидеона, но хотя бы узнала, каким именем он сейчас пользуется.
Узнав о ночных событиях, Эразмус, понятное дело, был потрясен и пожурил меня, что я не позвала на помощь. Он хотел как лучше, однако не понимал, с кем мы имеем дело. Гидеон пришел говорить со мной, а любого другого счел бы помехой и легко избавился бы от нежелательной компании. Я объяснила, что мне снова надо в город, на рынок, пусть из-за войны и не такой оживленный, как раньше. Проще затеряться среди большего количества людей и суеты, чем на полупустой улице. Эразмус согласился меня сопровождать и, по возможности, расспрашивать прохожих.
После ливня дороги утопали в лужах и грязи, сбитой колесами повозок и копытами животных. Да уж, дела действительно шли печально по сравнению с радостными деньками моего детства. На продажу выставили совсем мало скота – несколько худосочных коров, горстку свиней, либо совсем молодых, либо тощих, за которых не попросишь приличную цену, и корзины с облезлыми курами. Последним было суждено оказаться в горшках и котелках, ведь яиц можно и не дождаться. Заметно не хватало мужчин – знакомая мне ситуация, типичная для военного времени. Как только мальчик достигал тринадцати или четырнадцати лет, он уходил сражаться бок о бок со старшими братьями или отцом, и в семье оставалось меньше рук для работы с плугом, ухода за скотом, сбора скудного урожая. Женщинам и детям, больным и пожилым приходилось самим справляться с бедами, которые всегда сопутствовали подобным смутам – в города приходили мародеры, разбойники, дезертиры и, по правде сказать, даже сами армии. Ведь солдаты не могут ни выступать маршем, ни воевать без еды и заберут все, что попадется им на глаза, часто оставляя семьи голодать.
Куда ни глянь, я везде находила следы бедности и невзгод. У дороги сидели двое детишек в рванье, с грязными худыми личиками и недоверчивыми глазами. Младшая плакала – даже не заливаясь, а просто всхлипывая. Та, что постарше, подняла с земли влажный камешек и, протерев его рукавом, протянула сестре. Малышка сунула его в рот и принялась посасывать – старая уловка, чтобы обмануть живот. Однако голод настойчив, его не удастся надолго отвлечь такими хитростями. Я вытащила из сумки печенье. Бродяжки поколебались лишь мгновение – и тут же выхватили предложенную еду. Еще трое детей заинтересованно шагнули в нашу сторону, а девочки, испугавшись за драгоценное печенье, быстро шмыгнули в толпу на главной улице. Эразмус взял меня за руку.
– Нам не стоит привлекать к себе внимание, – напомнил он.
Я окинула взглядом прохожих. Присутствия Гидеона не ощущалось. Люди смотрели на меня с любопытством. Как же мне искать и оставаться незаметной? Невозможная задача!
Эразмус подвел меня к прилавку с овощами.
– Жди здесь, – шепнул он и вскинул руку, не позволяя возразить. – Сестра, – произнес он достаточно громко для навостривших уши зевак, – я должен отлучиться по делу. Займись кухней, женщина.
Такой сцены оказалось достаточно, чтобы нас приняли за самую обычную семью – просто краткая перепалка между родственниками в тяжелые времена. Я склонила голову, якобы изучая овощи, а сама краем глаза наблюдала из-под чепца, как мой «брат» приближается к дверям трактира. Эразмус, конечно, прав. Ему легче задавать людям вопросы, особенно тем, кто наслаждается гостеприимством подобного заведения.
Торговец, почти беззубый пожилой мужчина с носом картошкой, сощурился.
– Возьму немного моркови, – произнесла я. – И лука.
Старик молча протянул руку. Нынешние времена лишили людей доверия и любезности. Я вложила в его грубую ладонь несколько мелких монет. Старик ждал. Я добавила еще. Закряхтев, он бросил плату в карман и протянул мне покупки. Я сунула их в сумку, надеясь, что Алоизиус что-нибудь оставит в неприкосновенности. Затем прошлась мимо остальных прилавков, делая вид, что интересуюсь товаром, хотя на самом деле желала лишь хватать прохожих за грудки и вытряхивать из них любые крупицы сведений. На меня явно посматривали, и некоторые лица казались знакомыми. Как скоро зазвучит шепоток? Я отлично знала, чем все закончится. Тихие хитрые голоса превратятся в громкие вопли. Что, если Эразмус и Уильям правы и измученный бедами люд Бэткома жаждет выместить на ком-нибудь гнев? Раньше в жертву охотно приносили ведьм, что мешает поступить так и сейчас? Чем глубже я уходила в толпу, тем сильнее убеждалась, что люди действительно меня обсуждают, глазеют, тычут пальцами. Сердце заколотилось. Я прекрасно знала, как быстро разъяренная толпа может обернуться против единственного человека. Однако тут я с немалым облегчением заметила спешащего ко мне Эразмуса.
– Пойдем, сестра, – произнес он и продолжил уже тише: – Судя по всему, господин Мастерс или, вернее, господин Гримстидс и не пытается скрыть место своего пребывания. Я с легкостью выяснил: он арендует скромный дом негоцианта совсем недалеко отсюда. И живет там с юной племянницей.
Рассказывая, Эразмус уводил меня дальше по главной улице, пока мы наконец не свернули в узкую аллею.
– А вдруг это ловушка? – спросил он.
Я пожала плечами:
– Почти наверняка. Раз Гидеон не скрывает свое пристанище, значит, ждет, что я туда заявлюсь. Но я не могу медлить. Теган меня звала.
– Ха! Очередной морок.
– Может. А может, и нет. В любом случае, я должна идти. Другого пути нет.
Меня поразило, что Эразмус, несмотря на наше краткое знакомство, искренне обо мне заботится. Наверное, считает себя за меня ответственным. Он – мой времяход, он перенес меня сюда. Но как далеко простирается эта забота?..
Пройдя еще немного, мы остановились у внушительного обшитого деревом дома. Типичное для этого времени строение. Нижняя часть из дорогого кирпича, подчеркивающего богатство и статус хозяина. А второй и третий этажи – из темных бревен, на фоне которых резко выделялась изящная белая лепнина. Витражные окна слегка выдавались вперед, словно нависая над улицей. На крыше виднелись тонкие дымоходы – последнее новшество, что свидетельствовало не только о зажиточности хозяина дома, но и о его любви к моде. И он оставил свой построенный явно несколько лет назад особняк – война согнала с места и столь успешного человека.
Я подошла к широкой входной двери и взялась за вычурный железный молоточек. Стук по лакированному дереву гулко разнесся по коридору внутри дома. Вскоре дверь распахнулась. Если бы я заранее задумалась о привратнике, то представила бы, наверное, мужественного домоправителя или крепкого слугу. Однако я с удивлением увидела пару как две капли воды похожих девушек. Они были очень худыми и носили длинные темные волосы распущенными, без шпилек и чепцов. Скорее всего, именно этих девиц я и заметила вчера с Гидеоном. Они казались достаточно красивыми, однако было в них нечто странное. Даже нездоровое, неспокойное. Одновременные жесты и движения у близнецов – нередкое зрелище, но эти двое уж совсем перегибали палку.
– Мы ищем господина Ноа Гримстидса, – произнесла я. – Нам сказали, что в настоящее время он проживает именно здесь.
– Может, да, а может, нет, – нараспев ответили близняшки. Несмотря на приятные голосочки, их тон был не теплее декабрьского рассвета.
– Господина Гримстидса и его… племянницу, – продолжила я, невольно запнувшись. – Мы не ошиблись, они здесь обитают?
– А кто их спрашивает? – требовательно отозвалась одна из сестер. Затем они шагнули вперед, закрывая собой проход, чтобы никто не проскользнул в дом без приглашения, и демонстративно скрестили руки на груди.
Мое терпение подходило к концу. Не позволю каким-то упрямым соплячкам преграждать мне путь! Я открыла было рот, собираясь возразить, но Эразмус вдруг придвинулся ближе.
– Ваша осторожность похвальна, сударыни, – проговорил он с улыбкой. – Времена нынче тревожные. Уверен, хозяин дома восхитится таким усердием.
Близняшка слева, которая, если присмотреться, была чуть ниже и тоньше другой, медленно оглядела Эразмуса с ног до головы. Потом сестры стрельнули глазами друг на друга и захихикали.
– Ну, сэр, – сказала та, что повыше, – он о нас хорошего мнения, а мы – о нем. Когда мы остаемся следить за его домом и делами, мы относимся к заданию очень серьезно.
– О чем и говорит ваш отказ беседовать с незнакомцами. И действительно, с чего бы? Позвольте представиться – Эразмус Балморал, мельник, к вашим услугам, мэм, – произнес он с нарочитым поклоном, от чего я чуть не засмеялась. – А это моя сестра, вдова Кармайкл, на днях прибыла погостить. Они с господином Гримстидсом – давние знакомые. Уверен, он будет рад ее обществу.
Девицы с любопытством покосились на меня, но тут же повернулись к Эразмусу. Он льстил каждым словом и жестом, чем доставлял им огромное удовольствие.
– Это его дом, сэр, однако в настоящий момент господина нет, – с улыбкой произнесла та, что повыше.
– Ах, жаль. – Эразмус покачал головой. – К счастью, мы совершенно никуда не спешим и подождем его возвращения.
– Ой, мы не можем… – начала вторая близняшка.
Эразмус мягко отмахнулся, быстро сообразив, которая из сестер была ведущей, а которая – ведомой, какая упрямей, а какую легче убедить.
– Да бросьте, мэм, такие искренние и осторожные люди, как вы… двое, – слегка запнулся он, и я поняла почему. Близняшек было сложно считать отдельными личностями. – Не могут же столь здравомыслящие люди отказать тем, с кем их господин жаждет встречи. Особенно когда мы с удовольствием подождем. – Заметив, что уверенность девиц пошатнулась, Эразмус продолжил: – Будет очень и очень жаль, если он узнает, что вдова Кармайкл покинула Бэтком, так и не сумев навестить его вновь… Верно?
Эразмус умолк, позволяя девицам задуматься о последствиях. Близняшки переглянулись, затем бодро покивали, сперва друг другу, а потом и Эразмусу. Взвизгнув от радости, они схватили его за руки, почти отпихнув меня в сторону, и втянули в дом. Я заскрипела зубами и отправилась следом. Девицы шустро провели Эразмуса по широкому коридору к приятной комнате с высоким резным камином и выходящим на городскую улицу окном.
– Можете вот тут подождать, – сообщили девицы нам обоим, хотя, конечно, все внимание их было обращено на Эразмуса, а любые взгляды в мою сторону говорили о том, как они жалеют, что я мешаю их развлечению.
– Вы сама доброта, – восхитился Эразмус с такой искренностью, что меня на миг охватило волнение – вдруг он и правда поддался их чарам?
– Мы не знаем, как долго господин Гримстидс планирует отсутствовать, – произнесла одна.
– Может, и вовсе не скоро придет, – подхватила вторая.
– Ничего страшного. – Эразмус одарил их обеих наилюбезнейшей улыбкой.
– А мисс Гримстидс? – выпалила я, за что заработала от него строгий взгляд.
– Ей нездоровится, – ответила мне та, что повыше.
– Простуда не позволяет ей покинуть собственные покои, – добавила сестра.
– Мне очень жаль, – проговорила я, чувствуя, как сердце норовит выпрыгнуть из груди от мысли, что Теган так близко.
– Все погода, – вставил Эразмус. – Гроза нередко приносит с собой заболевания, не находите? – спросил он и продолжил, не дожидаясь реакции: – Как же, я и сам страдаю болью в горле, сколько времени уже никак от нее не избавлюсь.
Наши бдительные собеседницы захихикали.
– Но это же легче легкого.
– Разве? Молю, расскажите как, буду вам крайне благодарен.
И тут девицы загалдели наперебой, страстно желая похвастать своими талантами. Стоило им наклонить головы, как волосы упали вперед, от чего у меня появилось странное ощущение, будто они живут своей жизнью. Я отмахнулась от тревожной мысли, но стала приглядываться к девицам еще внимательнее.
– Все, что надо – это пить молоко…
– …подогретое кочергой из камина…
– …коровье, запомните, козье никак не подходит…
– …в которое надо добавить ложечку клеверного меда, чуточку рома и еще ложечку молотого черного перца…
– Только не слишком много!
– И сказать верные слова, – вдруг шепнула та, что пониже.
– Да, конечно, – согласилась другая. – Верные слова в верном порядке.
– …или ничего не сработает.
– …как полагается размешать и как полагается произнести.
Сестры оживленно описывали простенькое лекарство, усиленное каким-то заклинанием. Мне стало интересно, вдруг они не просто служанки, которым поручено следить за Теган, а воспитанницы, юные ведьмы, осваивающие опасную магию Гидеона. Тревожно даже не то, что они могли быть перспективными ведьмами, а то, что магические силы, возможно, попадут в руки людей, которые явно не дружат с головой.
Девицы покачивались, продолжая болтать о лекарстве, и их речь все больше начинала напоминать монотонный напев. Они обе имели привычку встряхивать роскошными волосами или же накручивать их на палец, а иногда даже невольно приглаживали пряди, не себе, а друг другу. И все-таки мне казалось, будто в их волосах пульсирует сверхъестественная жизнь.
Эразмус убедительно изображал впечатленный вид.
– В самом деле! Ах, если бы мне выпить такого лекарства сейчас!.. – воскликнул он, наигранно хватаясь за горло.
Старшая близняшка глянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
– Я могла бы вам его приготовить, сэр.
– О, боюсь вас утруждать…
– Или я! – настойчиво вклинилась вторая девица, от беспокойства стискивая ткань юбок.
Теперь близняшки переглянулись уже не заговорщицки, а с соперничеством.
– Мне не составит никакого труда, – заверила первая. – Сейчас же отправлюсь на кухню и приготовлю, пока вы ждете.
– В таком случае, – широко улыбнулся Эразмус, шагнув вперед и взяв ее за руку, – хотя бы позвольте мне вам помочь.
Девица снова захихикала и покорно последовала с ним к двери, а затем бросила через плечо сестре:
– А ты лучше побудь-ка здесь с госпожой Кармайкл.
И они с Эразмусом ушли. Меньшая близняшка хмурилась, застыв от ярости.
– Я с удовольствием подожду в одиночестве, – заверила я ее. – Здесь очень красиво. Не беспокойтесь из-за меня, прошу.
– Вам не следует оставаться одной, – категорично заявила девица, раздраженно приглаживая длинные локоны.
Я устроилась возле окна и чинно сложила руки на коленях.
– Не переживайте. Я тихонько посижу, посмотрю, что творится на улице. – Заметив сомнения девицы, я добавила: – Конечно, если вы уверены, что должны остаться… Мой брат немало наслаждается обществом умных женщин, что ж… Уверена, он неплохо проведет время с вашей сестрой.
Больше подстрекать не понадобилось. Из коридора донеслись ее поспешные шаги. Услышав, как хлопнула дверь кухни, я быстро оставила комнату и шмыгнула к лестнице. Не важно, насколько осторожно я двигалась, каждая ступенька все равно поскрипывала. Наконец я оказалась у череды комнат на верхнем этаже. Где же Теган?.. Если эти жуткие близняшки за ней ухаживают, значит, она не заперта на чердаке. Скорее всего, ей выделили достаточно неплохие покои. Коварный засов сдвинулся с оглушительным лязгом.
Я толкнула тяжелую дверь.
Закрытые ставни и шторы не пропускали внутрь яркие лучи солнца. В центре комнаты стояла великолепная кровать с балдахином, а под вышитым одеялом лежала неподвижная фигурка. Я приблизилась на цыпочках и едва не вскрикнула, узнав Теган. Она спала, но все же выглядела страшно измученной, напряженной, с желтоватой кожей и темными кругами под глазами. Она казалась такой хрупкой, юной, беззащитной.
– Теган! – шепнула я. – Моя дорогая…
Я осторожно присела на край постели и коснулась ее руки. Она застонала, завозившись во сне.
– Теган, – повторила я чуть громче. – Просыпайся. Это я, Элизабет.
Она медленно открыла глаза и нахмурилась, явно пытаясь сообразить, что происходит.
– Кто?..
– Теган, это я. Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
– Элизабет! – вскрикнула она с таким потрясением, что я испугалась – вдруг она нас выдаст.
– Бояться больше нечего.
Теган замотала головой, отчаянно стараясь отодвинуться подальше.
– Нет! Нет! Уходи! Прочь!
– Тш-ш, ты просто испугана. Неудивительно.
Я попыталась ее успокоить, но стоило мне протянуть руку, как Теган в ужасе шарахнулась в сторону. И этот ужас вызвала я! Я совершенно ничего не понимала.
– Разве ты меня не узнаешь? Разве не знаешь, кто я?
– Элизабет! Он говорил, что ты явишься! – теперь уже кричала Теган.
Сейчас ее услышат на кухне, и сюда примчатся близняшки.
– Успокойся. Бояться нечего. Я заберу тебя домой.
Но она спрыгнула с кровати и попыталась удрать к двери, а когда я схватила ее за руку, завизжала. Снизу донеслись голоса и торопливые шаги.
– Убирайся! – кричала Теган, выдираясь из моей хватки. – Он вернется, вот увидишь, он меня не бросит! Он вернется и защитит меня от тебя!
И тут я все поняла. Теган не опоили и не держали под безобидным заклинанием, что сделало бы ее сонной и покорной. Дело обстояло куда хуже. Гидеон навел на нее столь мощные и сложные чары, что теперь Теган считала своим врагом меня, а его – спасителем. Как крепко эта магия держала ее в плену!
– Теган…
Закончить я не успела – дверь распахнулась, и на пороге возникли близнецы.
– Что здесь происходит? – вопросила одна.
– Вам сюда нельзя! – пронзительно воскликнула вторая с искаженным от ярости лицом.
Девицы бросились к Теган и обвили ее руками, одновременно защищая и удерживая. Теган спокойно это вынесла, явно привыкшая к их странному обществу.
В тот же самый миг Алоизиус, твердо намеренный вернуться к хозяйке, выбрался из моей сумки и спрыгнул на пол. Затем мышонок прошмыгнул по темным доскам пола и скрылся под кроватью.
В комнату вошел Эразмус. Я хотела было заговорить, но он предупреждающе коснулся моей руки.
– Пойдем, сестра.
– Она не понимает!..
– Вы должны покинуть этот дом, оба! – резко бросила близняшка, что повыше.
– Немедленно! – поддержала вторая.
Я повернулась к Эразмусу в смятении и отчаянии:
– Мы не можем оставить ее здесь. Не можем!
– Мы должны. Пока что. Пойдем.
И с этими словами Эразмус просто-напросто вытащил меня из комнаты. Я лишь мельком успела заметить, как Теган съежилась на постели – крошечная фигурка, дрожащая от страха. Близняшки разом стали еще более жуткими, неестественно искаженными и скользкими, словно куницы, готовые броситься на добычу и вонзить в нее свои крошечные, но острые зубы.
Испуганный вид Теган привел меня в отчаяние, ведь именно я ее так перепугала! Я находила лишь одно объяснение: Гидеон ее околдовал. Он наложил мощное заклинание, чтобы она бежала не ко мне, а прочь от меня. Неудивительно, что он совершенно не боялся, что я ее найду! Гидеон даже хотел, чтобы я увидела, как он теперь над ней властвует. Теган привязана к нему узами, которые нелегко разорвать. Да уж, такое заклинание куда крепче любой тюрьмы!
10
Как только мы вернулись на мельницу, Эразмус принес пива и предложил мне выпить, но я была слишком подавлена. Он сел за стол, а я мерила комнату шагами, ругая себя за то, что позволила Теган попасть в такое опасное положение.
– Хуже и быть не может, – произнесла я, качая головой.
– Элизабет, вы преувеличиваете. По крайней мере, девочка жива.
– Разве вы не видели ее состояние? Она околдована! Ясное дело, заклинание Гидеона причиняет ей страшный вред. Не может не причинять. Чтобы настолько опутать и сбить ее с толку, нужны сильнейшие, беспощадные чары. Она слабеет с каждым днем.
– По крайней мере, мы знаем, где она.
– И это только сильнее меня мучит! О, Гидеон рассчитывал, что я ее найду и, когда увижу, что он натворил…
– Наверняка есть способ развеять его чары.
– Бесспорно. Любое заклинание можно обратить вспять. Но как скоро мы сумеем откопать тот магический ключ, что ее освободит? Ведь она, не стоит даже сомневаться, в самом настоящем плену, как будто ее заковали в кандалы и цепи в самом глубоком подземелье.
– Тем не менее она находится в самом обычном доме и без охраны, если не считать близнецов. Признаю, в этих девчонках таится некая сила, но их можно одолеть. Дом не защищен. Мы вполне сумеем увести Теган оттуда, разорвать хотя бы физическую связь с ее пленителем.
– Это не освободит ее от чар.
– Зато даст нам шанс понять, как это сделать, не опасаясь, что Гидеон унесет ее куда-нибудь еще.
Я задумалась. Во всяком случае, присутствие Теган меня утешит. И, конечно, если она окажется рядом, мне будет проще разрушить чары. От мысли, что Гидеон заставил ее бояться меня, разрывалось сердце.
– Будет непросто. Вы видели, в какой ужас Теган приходит от одного моего вида. Она не захочет покинуть дом.
Эразмус осушил кружку с пивом и кивнул.
– Вы правы. Придется увести ее силой.
– И доставить сюда? Что помешает ей при первой возможности сбежать к Гидеону?
– Думаю, мы не откажемся от помощи?
До меня не сразу дошло, затем я сообразила.
– Уильям!
– Он предложил вам подсобить, верно? Он поможет вывезти Теган из дома, допустим, в закрытой повозке, и предоставит безопасное место. Полагаю, стены Бэтком-холла достаточно прочны и способны удержать молодую женщину.
– Да, пожалуй… – Внутри меня вспыхнул яркий огонек надежды. – Вы правы, Уильям поможет. По крайней мере, там не будет Гидеона, и я смогу остаться с ней, попытаться снять заклинание…
– Значит, решено. – Эразмус поднялся. – Возьмем повозку.
– Нет, благодарю вас, Эразмус, лучше я сперва поговорю с Уильямом сама. – Заметив его удивление, я попыталась объяснить: – Уильям не знает, что я странствовала по земле больше трех сотен лет. Он не знает, кто вы такой. Он знает лишь, что я сбежала из этих мест, когда меня обвинили в колдовстве, и что Гидеон каким-то образом мне помог. А теперь я вновь здесь, с историей, которую Уильям явно не может принять за чистую монету, и прошу его о помощи в борьбе с темной, страшной магией. Ведьм до сих пор вешают – а иногда и тех, кто их защищает. Позвольте мне поговорить с ним наедине.
Эразмус кивнул, немного подумав.
– Хорошо, но я настаиваю на том, чтобы помочь вам увезти Теган из того дома. Гидеон запросто может оказаться там и…
– Предпринимать что-либо без твердой уверенности, что его там нет, бесполезно. Мы добьемся успеха, лишь действуя у него за спиной.
– Кажется, нам нужен отвлекающий маневр, – вскинул брови Эразмус.
– Да, – нехотя согласилась я, подозревая, какой план у него созрел. – А что еще может удержать внимание Гидеона, как не беседа со мной?
– Именно. Как только убедитесь, что Уильям с нами, отправьте Гидеону весточку. Мол, желаете с ним обсудить, что ему надо в обмен на свободу Теган. Он не устоит перед соблазном увидеть, как вы будете его умолять.
– Очень верно подмечено.
– А потом сообщите мне, когда с ним увидитесь. Я встречусь с Уильямом и теми, кому он доверит нашу миссию, в тот же час.
Я подхватила шаль и направилась к лестнице, но вдруг замерла на первой ступеньке.
– Вы ведь понимаете, что попытка обхитрить Гидеона, мягко говоря, небезопасна, – обратилась я к Эразмусу. – Зачем вам ввязываться?
– Я ваш времяход. Я перенес вас сюда. Моя главная цель, Элизабет, вернуть вас в ваше время в целости и сохранности. И я осознаю, что вы не бросите девочку, которую прибыли спасти. Позвольте мне помочь.
– Благодарю, – ответила я слегка дрогнувшим голосом. – Я…
Эразмус вскинул ладонь, чувствуя себя неуютно перед лицом возможного проявления чувств, и выставил свою привычную защиту – непринужденно улыбнулся.
– Прошу, приберегите благодарности до той поры, когда я действительно сделаю хоть что-нибудь полезное. Люблю честно зарабатывать женское восхищение.
Я добралась к Бэтком-холлу пешком, обогнув лес. Я едва не бежала и, когда впереди показались знакомые дымоходы, уже успела раскраснеться и запыхаться. Кратчайший путь привел меня не к парадному входу, а к конюшням позади дома. Я как раз проходила мимо небольших хлевов, возведенных из того же красного кирпича, что и сам Бэтком-холл, как передо мной вдруг вырос человек. Он появился так внезапно, что я едва в него не врезалась. Знакомый мне конюх и кучер Уильяма, Кинс, окинул меня пристальным взглядом.
– Я вас напугал, госпожа? – поинтересовался он голосом, сиплым от долгих десятилетий, проведенных среди конюшенной пыли.
Кинс утратил былую осанку и скрючился, но не только от возраста и постоянной тяжелой работы на свежем воздухе. От меня не скрылся поразивший его суставы и кости артрит, и я страшно пожалела, что не располагаю ни временем, ни необходимым средствами для приготовления целебного отвара.
– Добрый день, Кинс. Прошу прощения, что вот так пронеслась по вашему дворику. Мне нужно кое-что обсудить с его светлостью.
– Да, догадываюсь, – загадочно отозвался конюх.
Я ожидала, что он даст мне пройти, однако он не сдвинулся с места, о чем-то размышляя. Затем он поскреб покрытый седой щетиной подбородок и заявил:
– Идите-ка сюда. Есть кое-что, что вам пригодится.
Не дожидаясь ответа, он вновь скрылся за дверью конюшни. Я не очень-то хотела отвлекаться от цели, но заметила во взгляде Кинса на меня нечто такое, что повело меня следом. Похоже, он меня узнал. Он понимал, кто я такая, и все же не стал меня обличать, поднимать крик, что я ведьма, не стремился никому раскрыть мою истинную личность. В его присутствии ведьмовское чутье посылало по моей коже волны мурашек. В старике крылась некая добрая сила. Видят небеса, если я хочу выстоять против Гидеона, без друзей не обойтись.
По сравнению с залитым ярким солнцем двором, в конюшне царил полумрак. Мне пришлось подождать, пока не привыкнут глаза. Затем я рассмотрела длинный ряд стойл, отделенных друг от друга деревянными перегородками со вставками из кованого железа. Перед ними тянулась кормушка с сеном. Лошади обнаружились лишь в трех стойлах. Первая – самая обычная верховая, затем неплохая упряжная и, наконец, простая гнедая трудяга, какие, по идее, встречаются на фермах. Очередное подтверждение, что настали непростые времена, думала я, вспоминая чистокровных скакунов, которых когда-то держала семья Уильяма.
Несмотря на искривленные ноги, Кинс передвигался на удивление живо. Он уже дошел до последнего стойла и поманил меня к широкой двери. Она вела в амуничник, где хранились уздечки, седла и упряжь. Я вдохнула смесь из запахов чистой кожи, жира для смазывания и воска. Сбруя висела достаточно высоко, чтобы отвадить мышей и крыс, но все еще на том уровне, где снять ее можно было без особого труда. Пусть война и разрушила жизни многих людей, здесь, очевидно, по-прежнему придерживались определенного порядка.
Кинс распахнул большой деревянный сундук, где лежали тщательно скрученные бинты для хвостов и сложенные попоны. Порывшись под слоями шерсти и джута, конюх извлек небольшой хлопковый мешочек, стянутый шнурком, и выпрямился, хрустнув пораженными артритом суставами. Затем немного поколебался, но все же сунул этот мешочек мне в руки.
– Вот. Берите, – грубовато буркнул он.
Узловатая рука Кинса на мгновение коснулась моей, и я вдруг ощутила странный импульс, будто меня слегка ударило током. Все-таки в этом человеке таилась некая магия. Может, поэтому он меня и не выдал. Я развязала шнурок и высыпала содержимое мешочка в ладонь. В нее приземлилось нечто теплое, размером с камешек, но легче и не такое твердое. Я перевернула предмет, внимательно рассматривая, и ощутила, как он стал горячее. Откуда там брался жар, непонятно, однако вскоре мне пришлось перекладывать его из одной руки в другую, чтобы не обжечься.
Кинс хмыкнул.
– Жжется! Конечно, вам будет. Не всем, а вам – да. Не надо бояться, госпожа. Ничего он вам не сделает. А может, и подсобит.
Теперь речь Кинса стала напоминать то, как разговаривали в моей семье, по крайней мере, не в обществе вышестоящих господ или когда не надо было соблюдать приличия. В лицо вдруг ударил порыв ветра, поиграл волосами, вытягивая пряди из-под хлопкового чепца. Я огляделась – двери были закрыты, да и в амуничнике все казалось нетронутым.
Кинс посмеивался.
– Никогда не видали жеребячий хлеб, госпожа? Таким, как вы, положено знать.
Точно! Теперь я поняла, что держу в руке нечто крайне редкое и ценное. Оно мне никогда не встречалось, хотя я о нем слышала. Мать рассказывала о сильном лекарстве, даже, по правде говоря, о магии, что содержалась в этих простых и тусклых комочках. Жеребячий хлеб, или, как их называют по-научному, гиппоманы – это гладкие, округлые образования на внешней части плаценты, в которой зреет жеребенок. Ученые и ветеринары будут утверждать, что это не более чем скопление жидкостей и химических элементов. А вот мудрецы, сведущие в лошадях и в ведовстве, поведают кое-что иное. Невзрачные на вид комочки – это крошечные кладези мощной магической энергии. Их сила такова, что в некоторых странах за них платят золотом. Многие шаманы и заклинатели считают их важнейшей частью своего арсенала. А самое главное – гиппоманы нельзя использовать в дурных целях, ведь их единственное назначение – защита. Защита от болезней. От магии. От зла.
– Кинс, я не могу взять у вас такое сокровище.
Конюх только отмахнулся.
– Вам нужнее, госпожа Хоксмит. Может статься, однажды вернете.
Я невольно вздрогнула, когда он назвал меня настоящим именем, и потеряла дар речи. Не дав мне опомниться и распросить, кто он такой, Кинс развернулся и исчез в полумраке конюшни. Я вернула гиппоман в мешочек и, плотно его стянув, привязала к нижней юбке. Такое никак нельзя потерять. Мне оказали честь, и я была глубоко благодарна за защиту, которой меня могла окутать эта вещица.
11
Я пересекла двор, и на пороге дома тут же показался Уильям.
– Заметил тебя из окна. Не ожидал, что ты придешь со стороны конюшен.
– Думал, я забыла короткий путь?
В холле мы обнаружили Ричарда, слугу Уильяма. Я вновь поразилась его печальному виду. Однако мальчику можно было простить вечно угрюмое выражение лица – Уильям рассказал мне о его семье, так что неудивительно. Мальчик радушно меня поприветствовал и отвесил отработанный поклон.
– Послать на кухню за напитками, сэр Уильям? – спросил Ричард.
– Прошу, не беспокойтесь из-за меня.
– Как пожелаешь, – произнес Уильям. – Давай посидим в маленькой столовой. В последнее время она стала моим убежищем. Ричард, если будешь нужен, я позову.
Уильям провел меня в уютную комнату слева от парадной гостиной, где обычно принимали посетителей.
Вспомнился мой последний визит в этот дом. Тогда я умоляла Уильяма спасти мою мать. Он принял меня в куда более формальной остановке, и мне пришлось обращаться к нему в присутствии его невесты. Наверное, он помог бы, если бы понимал, что это в его силах… Увы. Уильям не осмелился выступить против властей. Он сумел лишь дать мне денег, которыми я подкупила тюремщика, чтобы провести с моей дорогой матушкой несколько драгоценных минут.
Несомненно, Уильям тоже отлично помнил эту сцену. Он предложил мне присесть на стул с высокой спинкой у незажженного камина.
– Я почти не использую большую часть дома. Мне не нужны огромные комнаты, во всяком случае, не в таком количестве. Я ведь здесь один. По правде сказать, даже не знаю, зачем здесь остаюсь. Хотя нужно ведь где-то жить…
– Отказаться от родового гнезда тяжело.
– Меня держат живые люди, Бесс, а не призраки. Слуги с семьями – Кинс, садовник Пиктон, моя домоправительница Мэри-Энн, кухарка Тилли. И, конечно, Ричард. Если я уйду, если запру Бэтком-холл на замок и уеду, что с ними будет? Где они станут жить? Я несу за них ответственность. – Уильям помолчал, пробежав рукой по светло-каштановым волосам, а потом добавил: – Кроме того, я буду по ним скучать. Теперь моя семья – это они.
– Тебе нравится этот мальчик, да?
– Так очевидно? – неожиданно хрипло спросил Уильям. – Когда я его нашел и привел сюда – почти два года назад, – Ричард умирал с голоду. Он слегка невоспитанный и задиристый. Злость помогла Ричарду выжить, и он зол до сих пор. Однако быстро учится и стал для меня… утешением.
– Я рада. За вас обоих. Вы потеряли так много…
Уильям вгляделся мне в лицо.
– Ты так и не вышла замуж, Бесс? У тебя нет своих детей? Прости, любопытство сильнее манер…
Я покачала головой.
– Мы давние друзья, понятное дело, тебе интересно. Ты прав, я так и не вышла замуж, но девочка, ради которой я вернулась… ну, она стала для меня как дочь.
– Тогда понятно, почему ты пошла на такой риск. Страшный риск, Бесс.
– Однако он себя оправдал. Я ее нашла. Теган держат в городе, в доме негоцианта, неподалеку от главной улицы.
– Отличные новости! – Уильям вскочил на ноги. – Тут же ее и заберем. Прикажу Кинсу готовить повозку.
– Не все так просто.
– Боишься, что это мерзкое чудовище Мастерс тебе помешает? Не стоит о нем беспокоиться, Бесс. С ним разберется магистрат, при необходимости я все устрою.
– И что ты скажешь доброму магистрату? Что спустя столько лет в город вернулась сбежавшая от петли осужденная ведьма и теперь просит помочь ей увести племянницу уважаемого негоцианта из его собственного дома?
– Племянницу?.. Ты не упоминала… и Гидеона Мастерса уж никак нельзя назвать уважаемым! Ничего не понимаю.
– И не поймешь, пока я не объясню. Уильям, прошу, сядь. Я должна тебе очень многое рассказать, и большая часть этого покажется тебе бредом сумасшедшей.
И я поведала Уильяму, медленно и осторожно, прерываясь на его вопросы, ровно столько, сколько ему было необходимо знать, и ни капли больше. Я говорила о том, как Гидеон обучил меня магии, как эти силы помогли мне освободиться из тюрьмы и сбежать. Как я бросила Гидеона и, отвергнув его, на всю жизнь заработала опаснейшего врага. Правда, я умолчала, какой длинной эта жизнь оказалась. Достаточно ему знать, что я ведьма, не стоит дальше испытывать ни его разум, ни его привязанность ко мне.
Выслушав мою историю, Уильям некоторое время молчал. Дело шло к закату. Солнце постепенно опускалось, свет стал мягче. Уильям сидел спиной к высоким окнам, поэтому мне было сложно разглядеть выражение его лица. Я могла только гадать, настолько трудно ему осмыслить услышанное. Разумеется, ему страшно осознавать, что я самая настоящая ведьма. Узреть худший кошмар того времени, когда сам Уильям знал колдовство лишь как злую, богопротивную и опасную силу. Во что она превращала меня, его друга? Во что превратится он, Уильям, если поможет мне? Его руки, лежавшие на коленях, подрагивали. Уильям уставился на них, словно не желал поднимать глаз.
– Когда ты обратилась ко мне за помощью, Бесс… Когда ты попросила меня сделать хоть что-нибудь, дабы освободить твою мать, я не смог… нет, я бездействовал. Я сказал, что не способен предложить ничего дельного. Помню, как говорил, что ничем не могу помочь. С тех пор я много размышлял. Ведь если бы я все же тебе помог… если бы как-то повлиял, то вы обе, ты и твоя мать, могли бы спастись. Правда заключается в том, Бесс, что меня переполнял страх. Я боялся, что если люди увидят, как я выступаю в поддержку твоей матери, защищаю осужденную ведьму… Я боялся за семью, за невесту, за самого себя.
Только сейчас Уильям взглянул мне в лицо, и я увидела в его глазах слезы.
– Не знаю, что сильнее терзало меня все эти годы – собственная трусость или то, что я тебя потерял.
– Уильям, не вини себя. Ты был прав, ты ничем не мог спасти мою мать.
– Я мог попытаться! Мог сделать больше, а не просто переложить ответственность и вину на плечи отца. Мог выступить против несправедливости, против казни доброй женщины, любящей матери, заботливой целительницы, которая многих поставила на ноги… но я бездействовал и буду жалеть об этом до последнего вздоха.
– Ты ведь понимаешь, что ее не оговорили? Она действительно была ведьмой, Уильям. Как и я.
– Пусть передо мной и сидит ведьма. Это женщина, которую я любил всю жизнь, и я не вижу в ней ни зла, ни порока. – Уильям набрал воздуха в легкие и выпрямился. – Рассчитывай на мою верность и поддержку, Бесс. Что от меня нужно?
Я вкратце рассказала ему наш с Эразмусом план. Я отправлю Гидеону весточку и договорюсь о встрече на закате на Бэткомском мысе. Напишу, что хочу узнать, на каких условиях Гидеон согласится освободить Теган. А пока он будет вдали от дома, Уильям и Эразмус отправятся в город и увезут Теган в безопасный Бэтком-холл.
– Она откажется идти с вами по доброй воле, – предупредила я. – Кроме того, за ней приглядывают две девушки. Ее просто так не отдадут.
– Возьмем с собой Кинса. И Ричарда. Думаю, с двумя девицами четверо мужчин справятся.
– Мне больно от одной мысли, какой ужас испытает Теган. Она не поймет, что вы действуете ей на благо. Сварю для нее снадобье, что-нибудь успокаивающее. Дадите ей выпить, и всем станет легче. – Я поднялась на ноги. – Но сперва я должна написать письмо.
– Ричард доставит его в город.
– Пожалуйста, отправь повариху в сад за лавандой и ромашкой. Мне придется слегка повозиться на кухне.
Уильям отвел меня к письменному столу и снабдил пером, чернилами и бумагой.
– Пойду к Кинсу, прикажу подать закрытую повозку к семи часам. По пути захватим Эразмуса. – Уильям поколебался. – Я знаю, что он тебе не брат, Бесс. Конечно, не мое дело…
– Он мой друг, не более. Еще один человек, который согласился мне помочь.
Уильям кивнул, явно удовлетворенный ответом. А я мысленно вздохнула с облегчением, что он не стал расспрашивать дальше.
– Я с вами не поеду, – произнесла я, когда он направился к двери. – Я должна на самом деле встретиться с Гидеоном.
Уильям был поражен.
– Зачем? Когда он поймет, что тебя не будет, мы уже успеем спасти девочку…
– Ты недооцениваешь нашего врага. В самых кончиках его пальцев кроется столь сильная магия, что тебе и не снилась. Он почует меня. И поймет, что это ловушка или обман. Я не могу допустить, чтобы Гидеон решил не прийти.
– Если он заподозрит предательство, то зачем вообще явится?
– У него есть слабое место – его собственное высокомерие. Он ввяжется в игру, уверенный, что не проиграет.
– Это опасно, Бесс. Зачем ты избрала столь отдаленное место, куда не поспеет помощь?
– Гидеон должен оказаться достаточно далеко от дома. Не переживай, Уильям. Я как никто другой знаю береговую линию и утесы около своего прежнего жилища. И смогу уйти, когда захочу.
Я не стала добавлять, что обладаю недоступным Гидеону даром. Вряд ли Уильям сможет осознать и представить, как его детская любовь шагнет со скалы и взлетит вверх.
Закончив с письмом, я поспешила на кухню. Домоправительница Мэри-Энн, тощая как палка и с заостренными чертами лица, тоже служила семье Уильяма всю жизнь и считала кухню своими владениями, поэтому мне не хотелось вызывать у нее недовольство. Мэри-Энн приветствовала меня с должной любезностью – господин приказал ей оказывать мне любую помощь, – но иметь с ней дело было нелегко. Как и Кинс, она скорее всего меня узнала. И в отличие от него ни капли не одобряла магию. Заподозрив, что я готовлю отнюдь не простую смесь для успокоения, Мэри-Энн наверняка утратила бы сдержанность и, несмотря на верность Уильяму, завопила бы «Ведьма!». Суд надо мной провели давно и быстро. Оставалось надеяться, что Мэри-Энн слишком смутно помнила подробности, учитывая ее преклонный возраст, и что сейчас ей необходимо сосредоточить все внимание на домашних обязанностях.
– Принеси госпоже Кармайкл горшок, – приказала она кухарке Тилли. – Нет, не этот! Позволишь гостье думать, что мы тут совсем обнищали? Вот, – она сняла с крючка над головой хорошую эмалированную кастрюлю, – такая сгодится.
Мэри-Энн протянула ее мне, самую малость промахнувшись мимо места, где я стояла, и я с облегчением поняла, что у нее ужасное зрение. Только теперь я смогла успокоиться и заняться делом.
Я нарезала лаванду и ромашку, как стебли, так и цветки, а потом тщательно растолкла в ступке. Снова работать старыми, простыми инструментами, с которыми меня учила обращаться мать, оказалось неожиданно приятно. Вскоре кухню заполнил пьянящий аромат лаванды и слегка кисловатый запах ромашки. Я бросила их в кастрюлю и залила чистой водой, а потом поставила на огонь и принялась медленно помешивать. Я живо ощущала, как за мной наблюдают, поэтому старалась шептать как можно тише, заряжая пахучую смесь магической силой.
– Цветы леса и сада, взращенные с любовью и окруженные заботой, отзовитесь на зов вам подобных. Ведунья нуждается в вашей усмиряющей силе и мягком волшебстве. Пусть ароматы лепестков и стеблей найдут должный путь. Умиротворите ту, что вдохнет ваши драгоценные испарения. Успокойте ее древними маслами. Погрузите в дрему, недолгую, но сладкую, наполненную счастливыми снами. К вам взывает ведунья. Вами повелевает ведунья. Трижды по ходу солнца, трижды против хода солнца, ведунья пробуждает вашу магию. Благослови. Благослови.
Воцарилась тишина. Женщины за мной спиной оцепенели. Я закрыла кастрюлю крышкой и сняла отвар с огня.
– У вас не будет небольшой бутылочки или баночки с плотной пробкой? – повернулась я, сияя улыбкой.
Только Мэри-Энн взялась за поиски, как нас встревожили странные звуки. Они доносились снаружи – вдалеке что-то рокотало. Шум нарастал, да так, что под ногами трясся пол. Мы поспешили к окну. У дальнего края дороги, где сходились несколько улиц, показались люди. Их становилось все больше. И тут мы поняли – это далеко не простая толпа. Это солдаты. Вернее – армия.
Кухарка расплакалась.
– Господи помоги! Кромвель! Нас всех порубят мечами!
– Тише, девчонка! – Домоправительница явно не терпела истерик на своей кухне. – Иди домой.
Девушка уставилась на нее широко распахнутыми глазами.
– Через двор и лес, в отцовский дом. Быстро!
Кухарка даже не стала снимать фартук.
Мэри-Энн протянула мне баночку. Я молча ее взяла и, наполнив ценным отваром, опустила в карман платья. Что бы там ни приближалось к Бэтком-холлу, Теган по-прежнему ждет нашей помощи.
В кухню широким шагом вошел Уильям.
– Люди Кромвеля! – сообщил он.
– Что нам делать, сэр? – Голос домоправительницы дрогнул. Должно быть, именно этого мига они все так долго страшились.
– Полагаю, ничего, – ответил Уильям, сжав ее руку. – Не переживайте. Надеюсь, нас не тронут.
– Они отберут дом? – Я понимала, что скорее не спрашиваю, а утверждаю.
– Да. И если я не стану сопротивляться, у них не будет причин для жестких мер. Мы уже достаточно отдали войне. Пусть генералы перемещают войска куда им угодно. А мы дождемся удобного случая и начнем новую жизнь вне этой страшной смуты.
Армия почти достигла дома. Наверное, их было около тысячи – часть пехотинцев, часть конных. Кто-то тянул пушку, далее следовали повозки с припасами. Теперь мы четко видели всадника с цветами парламентариев, а рядом с ним – группу солдат, чье снаряжение и мундиры говорили о высоких рангах.
– Выйду им навстречу. Оставайся тут. – Уильям на мгновение взял мою руку и неожиданно прижал ее к губам. – Я уберегу тебя, Бесс. Никому не говори о нашей дружбе. Сестра простого мельника в глазах людей Кромвеля окажется куда лучше сподвижницы семьи роялистов.
– Но, Уильям…
– Оставайся здесь. Если подвернется возможность – выскользни из дома и вернись к Эразмусу. Молю бога, чтобы вы сумели спасти Теган.
И Уильям развернулся к двери, не дожидаясь моих возражений.
Снаружи вдруг донесся крик. Мы выглянули в окно. По траве, прямо к группе офицеров, несся всадник с нацеленным мушкетом.
Уильям охнул.
– Ричард! Господи, нет!
Он выбежал из кухни, но уже раздались выстрелы, разъяренные вопли и проклятия. Началось безумие. Ричард сумел прострелить лишь знамя – лошадь с такой силой дернули за уздечку, что бедное животное рухнуло, а наездник покатился по пыльной земле. Задыхающегося от боли мальчишку вздернули на ноги, но мы даже на кухне расслышали его гневные слова:
– Смерть нечестивым убийцам Кромвеля! Боже, храни короля!
– Заткните этого пса! – скомандовал ближайший офицер.
Его подчиненный со всей силы ударил Ричарда по лицу, однако мальчишка продолжал бороться и проклинать врагов, сплевывая кровь.
В поле нашего зрения появился Уильям с поднятыми вверх руками.
– Прошу, сжальтесь над ним!
Три солдата тут же обнажили мечи и схватили его.
– Это мой слуга, – объяснил Уильям. – Он просто пытался меня защитить. Ричард, угомонись!
Даже сейчас я продолжаю гадать, что бы случилось, если бы юноша послушал своего господина. Насколько иначе сложились бы наши судьбы, если бы он усмирил гнев и скорбь, если бы он утих. Но внутри Ричарда годами бурлила ненависть и желание отомстить за семью, молодая кровь ударила в голову и лишила парня всякого самообладания. С неожиданной для солдат силой и скоростью Ричард вырвался из хватки и завладел мечом зазевавшегося слева мушкетера, а затем бросился на сидящего верхом полковника. Опытный воин спокойно обнажил собственное оружие. Уильям, понимая, что произойдет, вскрикнул и рванул вперед, но его слишком крепко держали, поэтому он просто рухнул на землю вместе с солдатами.
– Смерть предателям!
Это были последние слова Ричарда. Клинок полковника резким отточенным движением опустился. Ричард словно завис в воздухе на несколько мгновений с по-прежнему искаженным от ярости и решимости лицом. А потом его глаза закрылись, и Ричард осел на траву. Из смертельной раны, раскроившей его от горла до паха, хлынула кровь.
– Нет!!! – взревел Уильям.
Я больше не могла наблюдать в стороне и выбежала из кухни, не слушая мольбы Мэри-Энн. Уильяма вновь поставили на ноги. Кругом звучали приказы, но для бедного Уильяма, что в страдании глядел, как жадная земля впитывает последние капли крови Ричарда, все они превратились в бессмысленный шум.
Наконец Уильям пришел в себя.
– Он же был всего лишь мальчишкой! – в ярости крикнул Уильям старшему офицеру, который спокойно убирал меч в ножны. – Вот кто вы на самом деле? Убийцы детей?!
– Он выстрелил из мушкета и поднял клинок, – заметил полковник. – И умер за это.
– Но зачем?! Боялись, что он положит всю вашу проклятую армию? Вы уже и так отняли у него всех родных, чего еще вы от него хотели?
Полковнику надоело слушать вопли, и он, вздохнув, небрежно заговорил сам:
– Я полковник Тобиас Гилкрайст, командир Уэссекского полка парламентарских сил. Я намерен забрать этот дом для нужд нашего дела. В нем обитаете вы?
– Я сэр Уильям Гулд, и это мой дом.
– Вы можете быть сэром чего вам угодно, но дом больше не ваш. Отныне он принадлежит парламенту.
– С чьего разрешения?
– С разрешения войны, сэр. Король уже не властвует на этих землях. Я получил приказ забрать этот дом. Я могу отнять его силой, или вы сдадите его мне добровольно. Выбирайте.
Уильям глянул за спину полковника, на шеренги усталых и грязных солдат.
– Кажется, сегодня я не располагаю собственным войском и предпочту передать свой дом в ваши руки, полковник, если это удержит вас от дальнейших убийств детей. Скажите, как вы обращаетесь к Богу, если творите такое?
– Как раз совесть и любовь к Богу и ведут меня вперед, сэр! Теперь ясно, на чьей вы стороне. Вас заключат под стражу и при удобной возможности отправят в Оксфорд, где вы предстанете перед судом за измену родине.
– Полковник Гилкрайст, умоляю! – Теперь настал мой черед испытать ужас. – Сэр Уильям готов отдать вам дом добровольно, он сам говорил мне об этом буквально утром. Он не изменник.
– А вы кто такая, мэм?
– Вдова Кармайкл, – присела я в реверансе.
Я страшно хотела поддержать Уильяма, однако помнила, что он сказал ранее, и была с ним согласна. Мои слова потеряют всякую силу, если солдаты решат, что я поддерживаю короля.
– Я недавно переехала к брату, на мельницу. Он отправил меня сюда по делу, договориться об условиях с сэром Уильямом, который желает завтра отправить к нам ячмень и пшеницу для помола.
– Мельник, говорите? Хорошо. Нам нужна мука. Мои люди устали от репы и похлебки. Да, уверен, хлеб им придется по душе. Ваш брат перемелет зерно его светлости и доставит нам муку.
Уильям не смог смолчать.
– Все мои запасы, а их осталось совсем немного, нужны, чтобы кормить слуг! От нашего урожая зависит много жизней, люди будут голодать.
– Ваше счастье, что слуги вас больше не касаются. Их отошлют.
– Но…
– Думаете, они захотят отправиться вместе с вами в Оксфорд в цепях?
Плечи Уильяма поникли, и он умолк, обессиленный и охваченный отчаянием. Мне было тяжело видеть его столь разбитым и сломленным. Я лихорадочно соображала. Если Уильяма будут судить как противника парламентариев и сторонника короля, его наверняка повесят. И помешать этой несправедливой судьбе могу лишь я. Меня вновь охватила та беспомощность, которую я испытывала, когда к смерти приговорили мою мать. Я должна спасти Уильяма, а для этого необходимо держаться с ним рядом. В то же время меня терзала мысль, что Теган по-прежнему в руках Гидеона. Необходимо действовать осторожно – помочь Уильяму и не лишиться собственной свободы. Без Уильяма нам придется разрабатывать новый план спасения Теган, но любые замыслы обратятся в прах, если полковник вобьет себе в голову, что я сочувствую роялистам.
– Прощу прощения за вопрос, полковник, – заговорила я со спокойствием, которого не чувствовала, – но что вы намереваетесь делать с Бэтком-холлом?
– Здесь будут казармы и командный пункт для южных графств. Мы взяли Сомерсет, нам покорился Бристоль, а королевский племянник обратился в бегство. Моя задача – закрепиться в Дорсете, и Бэтком-холл станет стратегически важным местом.
– По правде говоря, думаю, вы не встретите особого сопротивления, – произнес Уильям.
– У роялистов наконец открылись глаза на тщетность сопротивления, – проворчал полковник. – Их верность тирану иссякает.
– Люди устали от войны и голодают. Они любят своего короля, но не видят смысла приносить себя в жертву вашим мушкетерам.
– Уведите его в дом, – приказал полковник трем солдатам, утомленный речами Уильяма, – и посадите под замок, в подвал. Чтобы я его больше не слышал.
– Полковник Гилкрайст, – шагнула я к нему. – Вижу, у вас раненые.
– Мои люди сражаются почти три месяца подряд.
– У меня есть некий опыт в перевязывании боевых ранений и в лечении заболеваний, что сопутствуют долгой солдатской службе. Я с радостью предложу вам свои услуги.
– И где же вы набрались подобного опыта?
Мне пришлось тщательно подбирать слова. Едва ли я могла рассказать о том, как последние три сотни лет оттачивала навыки целителя, медсестры и врача.
– Я была у Нейсби, – сообщила я, отыскав в памяти одну из самых кровавых и жестких битв текущей войны.
– В самом деле? – Безучастное лицо полковника оживилось. Все, кто сражался в той битве, вспоминали о ней с болью. – Тогда вы представляете страдания моих людей.
– Могу ли я предложить вам отвести часть дома – скажем, восточное крыло – под госпиталь для солдат? С вашего позволения, мне будет нужна пара подручных. С помощью домоправительницы, служанки и конюха сэра Уильяма у меня выйдет исцелить многих раненых, я в этом уверена.
Я надеялась, что таким образом смогу защитить их от незавидной судьбы оказаться голодными на улице.
Полковник окинул меня внимательным взглядом. По нему было видно, что он хочет сказать «да», – и в то же время он не мог просто так согласиться с предложением женщины. Мне пришлось напомнить себе, в каком веке я оказалась.
– Конечно, полковник, вам лучше известны нужды собственных людей и требования вашего долга, – проговорила я как можно более кротко.
Он привстал на стременах, изучая земли и дом.
– Разобьем лагерь здесь, – указал полковник на огороженный сад. – В основной части дома расположатся мои офицеры, за исключением комнат, о которых вы упомянули, мэм. Необходимую помощь мы вам предоставим. Капитан Андерсон, – обратился он к стоящему рядом солдату, – назначьте подручных. Повариху оставим, а остальным слугам придется уйти. У меня достаточно голодных ртов, и я не позволю сторонникам короля ухаживать за моими людьми. Я сделаю исключение лишь для вдовы Кармайкл. Жена, потерявшая мужа при Нейсби, не важно на какой стороне, знает цену неверности.
Я просто кивнула, не став поправлять его версию того, как я овдовела. Уильяма увели. Тело Ричарда унесли к конюшням. Я гадала, позволят ли нам похоронить паренька. И как же мне теперь помочь Теган?.. Столько вопросов оставалось без ответа. Доставил ли Ричард мое письмо Гидеону? Реквизировали ли солдаты и другие дома в городе, возможно, и нынешнее жилище Гидеона? Не решит ли он перевезти Теган, ведь теперь война дошла до самого Бэткома? Как долго Теган продержится под страшным действием ядовитых чар? Я думала и об Алоизиусе, отчаянно надеясь, что он добрался к хозяйке. Вдруг ему удастся разжечь в ней хоть крошечную искорку воспоминаний… Невозможность немедленно броситься к Теган меня изводила, но я должна была сперва устроить госпиталь, оставив за собой право приходить в этот дом и уходить из него. Только так я смогу хоть кому-нибудь помочь. Полковник, по крайней мере, увидел во мне полезную связь с местной мельницей, так что я скоро наверняка смогу переговорить с Эразмусом. И мы вдвоем придумаем новый план спасения Теган. Действовать придется быстро.
12
Остаток дня и добрую часть ночи я провела с капитаном и тремя рядовыми, которым поручили помочь мне с полевым госпиталем. Оказалось, что к полку был приставлен сведущий в медицине человек, – хотя никто не называл его врачом, – но его убило пушечным выстрелом, когда он ухаживал за ранеными. Его жена трудилась рядом и тоже погибла, так что солдатам оставалось лишь перевязывать друг друга. Чудо, что столько из них выжило.
В обеденном зале мы решили сделать проходную приемную для самых простых случаев. В главной гостиной – разместить тех, кому необходима постель. Меня поразило их количество. Из восьмисот человек, собравшихся на землях Бэтком-холла, почти треть нуждалась в лечении мелких травм или легких заболеваний, начиная от воспаленных мозолей и заканчивая лишаем; около сотни страдали от зубной боли; сорок три были ходячими ранеными, однако зачастую с нагноением и неумело вправленными переломами; а еще двадцать пять – лежачими, и они проходили через все муки ада, пока их таскали с места на место в повозках и телегах. Я быстро сообразила, что эта армия стояла на коленях, в переносном смысле и, в большинстве случаев, даже в прямом. Силы как роялистов, так и парламентариев ради пропитания грабили любые фермы и деревни на своем пути, и все же я повсюду видела признаки истощения – атрофия мышц, нездоровый цвет кожи, запавшие глаза. Невозможно представить, как они ухитрялись воевать.
– Госпожа Кармайкл, разве не нужно закрыть окна от сквозняков? – спросил капитан Андерсон.
Для Элизабет Хоксмит, жившей в двадцать первом веке, вопрос показался бы смехотворным. Однако в семнадцатом столетии люди боялись злых ветров и холодного воздуха, считая, что для больного человека нет ничего страшнее. В главной гостиной было некое преимущество – свет проникал через четыре огромных, от пола до потолка, окна, однако они не так просто открывались. Я настояла, чтобы их широко распахнули и зафиксировали – больным необходимо как можно больше кислорода.
– Не беспокойтесь, капитан, – сказала я ему. – Ночь стоит теплая, а у нас здесь столько душ собралось, и всем хочется дышать. Не будем же мы лишать их этой возможности. Лучше раздобудьте еще горячей воды и чистых бинтов.
– Еще?
Капитан никак не мог понять, почему я настаивала на такой чистоте, ведь он даже и не подозревал о бактериях или сепсисе. Откуда ему было знать? А передо мной стояла сложная задача – применять современные знания так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я понимала, что можно спасти человеку жизнь, если просто-напросто хорошо очистить рану и заменить перевязку стерильной. Однако, если привлечь к этому излишнее внимание, мои целительские способности поставят под сомнение. Последуют вопросы, и люди будут требовать ответов. А так как я не сумею объяснить свои действия доступно для нынешних времен, то есть большая опасность, что успешное лечение примут за чародейство, а меня – за ведьму, и я наверняка отправлюсь на виселицу вместе с Уильямом.
– Чистота и забота о ранах успокаивает людей, – произнесла я, чем заработала столь испепеляющий взгляд, что чуть не рассмеялась. Такой звук был бы неуместен, ведь мои подопечные испытывали немало мучений. Более того, семь самых тяжелых больных скончались еще до того, как я успела начать лечение. Еще один настолько сильно истекал кровью, что мои юбки насквозь ею пропитались, пока мы наконец не остановили ее поток. Рану на ноге неумело заштопали, вот она и раскрылась, пока солдата переносили. Ему повезло, что он пережил ночь. Раз за разом мне приходилось напоминать себе, что я буду делать все, что в моих силах, но не стану обманывать время. Нельзя. Если у меня чего-то нет, значит, придется обойтись. Все это напоминало то, как я работала на фронте во Фландрии, во время Первой мировой войны. Там тоже постоянно не хватало медикаментов, и люди невероятно мучились. В конце концов, я устала смотреть, как храбрые солдаты гибнут или терпят агонию, и начала помогать им заклинаниями. О, как чудесно ощущать поток магии, что перетекает из моих вен к раненым солдатам! Спасительный. Подпитывающий. Исцеляющий. Опасность заключалась в том, что магия могла привлечь Гидеона; впрочем, он и так узнал, где меня найти. Поэтому беспокоиться приходилось лишь о том, чтобы люди не заклеймили меня как ведьму.
В два часа ночи я расслышала за спиной тихие шаги. Повернувшись, я увидела Мэри-Энн.
– Госпожа Кармайкл, я для вас приберегла, – промолвила она, протягивая мне миску супа.
Мэри-Энн казалась изможденной, но я чувствовала, что на самом деле она сильная и решительная женщина. Насколько же ей было больно, когда в кухню вломились чужаки, когда они разграбили ее драгоценные запасы, когда ей самой пришлось служить вражеской армии, которая разоряла страну и убивала дорогих ей людей. И все же Мэри-Энн потрудилась вспомнить и обо мне.
– Вы очень добры. У меня две перевязки, а потом…
– Прошу прощения, если вы не будете есть, вам начнет нездоровиться. Думаю, сэр Уильям не допустил бы подобного. – Мэри-Энн сунула миску мне в руки.
– Спасибо, – тихо отозвалась я, буквально падая на ближайший стул. – Скажите, они позволили вам что-нибудь отнести сэру Уильяму?
Мэри-Энн покачала головой, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
– Мне разрешили передать ему еды, но не подать ее самой. Чудовища!.. – прошипела женщина. – Как они смели бросить его в подвал, словно злодея? Он хозяин этого дома.
– Уже нет, Мэри-Энн. Все изменилось. И мы должны подстроиться.
– Должны ли? – Она хмуро проследила взглядом за двумя пикинерами, покрытыми запекшейся грязью, которые несли куда-то кипы постельного белья. – Теперь нами будут править воры? – воскликнула Мэри-Энн им вслед.
– Они просто выполняют приказы.
– Да, именно так и говорили солдаты Пилата, – мрачно забормотала Мэри-Энн, оставляя меня одну. Интересно, что ждет такую, как она. Сможет ли она приспособиться к новому миру, который вокруг нее куют огнем и мечом? Кто теперь даст ей работу и кров?
Я с жадностью съела суп под бурчание собственного желудка. Домоправительница, конечно, права. Если я хочу кому-нибудь помочь, то должна сохранить силы. Лучше всего и дальше лечить раненых в надежде, что полковник скоро проникнется ко мне доверием и позволит выходить. Может, под предлогом встречи с братом, дабы он забрал зерно Уильяма на мельницу. Тогда я вернусь к дому Гидеона и проверю, там ли Теган. Гидеон мог увезти ее в другое место, раз уж в город вошла армия. Или они ускользнули еще до прихода солдат?.. Вряд ли, учитывая болезненное состояние Теган.
Той ночью я урвала несколько часов сна, а затем вновь взялась за работу. Пациентов было так много, что нас на всех не хватало. Я попросила еще помощников, однако капитан ответил, что подходящих или вообще свободных солдат уже нет. В конце концов, мне пришлось послать за Кинсом, чтобы он удержал раненого, из чьего плеча я извлекала засевшую там шрапнель. Я работала, опираясь на свой опыт целительницы, медсестры и врача. Профессор Гиммел, конечно, с неодобрением посмотрел бы на мои швы, зато, полагаю, одобрил бы мою импровизированную операционную и процедуры, к которым мне приходилось прибегать за неимением лучшего выбора. Всякий раз, улучив момент, я тайком использовала магию. Конечно, я не могла применять сложные заклинания, меня бы мигом раскрыли. Но я успокаивала частое сердцебиение, рваное дыхание, терзаемый лихорадкой разум, немного снимала боль и облегчала страдания.
Еще один день подошел к концу. Все сильнее переживая о Теган, я обратилась к полковнику Гилкрайсту с вопросом о мельнице. Увы, он уже отправил зерно повозкой, и мне не было нужды отлучаться. Я все равно спросила разрешения уйти, ведь брат наверняка обо мне беспокоится, однако полковник заверил, что его солдат расскажет мельнику, как его сестра в полной безопасности помогает парламентариям, а без меня им не обойтись. Видимо, я слишком хорошо работала и вжилась в роль.
К середине второй ночи силы начали меня покидать. Не важно, насколько прилежно я трудилась, пациентов было слишком много, причем чаще всего тяжелых. Я не успевала и дух перевести, не то что ненадолго сбежать. Наконец я улучила пять минут и вышла наружу, на свежий ночной воздух. Обогнув дом, я пошла в сад, где пролегала дальняя граница солдатского лагеря, и присела на низкую каменную скамью у стены, неподалеку от железной калитки огорода. Оттуда я прекрасно видела дом с зажженными во многих комнатах светильниками и свечами, но сама оставалась в тени. Даже в столь поздний час в Бэтком-холле кипела жизнь. Из офицерских казарм доносился пьяный смех, а от далеких костров – тихие звуки скрипки и пение. Должно быть, кто-то поймал кролика – я чуяла запах жареного мяса, смешанный с дымом ореховых дров. Я так вымоталась и так увлеклась наблюдением за сценами армейского досуга, что совершенно не заметила, как ко мне приблизился человек, пока он не шепнул мне на ухо:
– Элизабет!
– Ох!
Я вскочила на ноги, вглядываясь в темноту, и увидела у ограды Эразмуса.
– Вы меня перепугали! Как вы сюда пробрались? Здесь же повсюду солдаты.
Тут я вспомнила, как быстро и тихо он умел двигаться.
– На мельнице тоже. Но уже поздно, они отдыхают. – Даже в полумраке я различала его улыбку. – Кроме того, им совершенно неинтересно, где пропадает неуклюжий мельник, если в нужное время он покорно мелет зерно.
– Я никак не могла уйти, – кивнула я на дом. – Мы устроили небольшой госпиталь, и полковник хочет, чтобы его людей поставили на ноги.
– Я слышал, вы здесь жизни спасаете, Элизабет.
– Только как мне спасти Теган?
– Именно поэтому я и пришел. Я был у дома…
– Вы ее видели?
– Нет. Зато я видел, как люди полковника Гилкрайста увели Гидеона.
– Его арестовали?
– Пока нет. Новое имя и сомнительная личина явно не понравились нашему осмотрительному вояке. Гидеона отправили в ратушу на допрос, но его могут отпустить, так что времени у нас мало. Действовать надо сейчас.
Я оглянулась на Бэтком-холл. Никто не заметил, как я выскользнула наружу. Наверняка я сумею и уйти с Эразмусом, поэтому кивнула и позволила ему провести меня до оставленной неподалеку повозки. Забравшись в нее, мы невыносимо медленно двинулись в сторону Бэткома, и всю дорогу меня терзала единственная мысль – что, если Гидеона освободят, и мы опоздаем? Нам не помогут ни Уильям, ни Кинс, а весь отвар я израсходовала на раненых солдат. Увезти Теган будет непросто.
Стояла тихая ночь, в небе ярко светила луна, старая, но крепкая кобылка шла вперед уверенной рысью. Эразмус говорил шепотом, подавшись ко мне. От него пахло мукой и мешковиной, настолько по-домашнему, что мое сердце заныло от желания снова оказаться в коттедже «Ива».
– Теперь Теган в Бэтком-холл не отвезешь, – произнес Эразмус, – придется спрятать ее на мельнице.
– Нет, – покачала я головой. – Надо менять планы.
– Но меня там никто не тревожит. Солдатов интересует лишь то, как смолоть попавшее им в руки зерно, а потом забрать муку. Уверен, Теган можно будет держать где-нибудь наверху, особенно если вы сумеете приготовить еще отвара, чтобы она присмирела.
– У нас нет времени, неужели не понимаете? Если Гидеона освободят… а я подозреваю, что так и будет, ведь он ускользал от многих куда более смышленых людей, и не забывайте, он может использовать магию против допросчиков… Так вот, Гидеон не станет здесь задерживаться. Что бы он ни замышлял, в захваченном городе действовать затруднительно, поэтому он захочет убраться отсюда вместе с Теган. Он быстро поймет, где мы, и вернется за ней.
– Тогда мы будем готовы.
– Мельница – не крепость. Я стала полезной полковнику Гикрайсту, и он не позволит мне просто так бросить его людей. Если я не найду для Теган безопасного места, то у меня попросту не будет времени снять с нее чары Гидеона.
– Как долго это займет?
– Я не узнаю, пока не начну. Будет опасно. Гидеон наверняка ожидает, что я попытаюсь ее освободить. Например, от моих заклинаний начнет становиться только хуже, пока я не наткнусь на подходящее. Гидеон настолько силен, что я могу и вовсе не справиться, учитывая, как у нас мало времени… – Я повернулась к собеседнику: – Эразмус, а нельзя переместиться вместе с Теган? Вернуться с ней в ее время?
– В таком состоянии? Невозможно!
– Но наверняка…
– Вы не понимаете, о чем говорите! Перенести человека, который окутан столь могущественными узами… В лучшем случае, если нам феноменально повезет, я доставлю физическую оболочку, а ее разум по-прежнему останется порабощенным.
– А в худшем?
– Переход ее убьет. И если вы хоть каплю беспокоитесь о душе девочки, вам не захочется обречь ее на вечность в лимбе.
Мы продолжили путь в напряженной тишине, пока Эразмус не заговорил вновь.
– Более того, мне придется оставить вас с Гидеоном одну. Хождение во времени – это вам не поездка на омнибусе. Я не могу назвать точный час или даже день, когда удастся за вами вернуться. Нет, этот путь нам закрыт, пока Теган в таком состоянии, пока Гидеон так близко. Надо увезти девушку из города и найти иное укрытие. Тихое место, где Гидеон не станет вас искать. Подумайте, где, и быстро.
Эразмус щелкнул вожжами и цокнул языком, подгоняя лошадь. Уже в городе мы нырнули в сплетение узких улочек, избегая главных. Копыта громко цокали по мостовой. Когда впереди завиднелся дом, мы выбрались из повозки, и Эразмус закрепил вожжи на ближайшей коновязи. Я коснулась его рукава.
– У меня не осталось отвара. Надо вывести ее быстро, пока никто не поднял тревогу.
Мы подошли к дому сзади. Эразмус перебрался через забор. Собак не было, никто не залаял, в окне не мелькнуло лицо. Эразмус сдвинул засов калитки. Мы вместе пересекли маленький дворик и обнаружили черный вход. Сквозь маленькое окошко в двери виднелся свет, однако в доме царила тишина. Мое ведьмовское чутье обострилось. Хотя Гидеон ушел, я слишком хорошо ощущала его магию.
Эразмус толкнул дверь – не заперто. В печи горел огонь, но на кухне не было ни души.
– Надо полагать, наших добрых хозяюшек нет дома.
– Разве они оставят Теган?
– Может, они отправились к Гидеону. Мне показалось, они не способны долго протянуть без хозяина. Вы не чувствуете этих странных девиц в пределах дома?
Я замерла.
– Здесь определенно есть магия, только не скажу точно чья. Часть осталась после Гидеона – след такого сильного присутствия так просто не исчезает. Часть, конечно, исходит от Теган.
Мы прислушались и, удостоверившись, что кругом тихо, осторожно прошли по дому. Я даже позволила себе поверить, что удача на нашей стороне. Мы поднялись по лестнице. С приближением к комнате Теган я все явственнее ощущала магию Гидеона. Теган лежала в постели, еще более бледная и тревожная. Стоило ей увидеть меня, как она вновь забилась в страхе, призывая Гидеона на помощь.
– Тише, Теган. Бояться нечего. Ты нездорова. Околдована. Ничего страшного, мы тебе поможем, но для этого нам надо покинуть этот дом.
Мелькнуло снежно-белое пятнышко – Алоизиус. Он выбежал из-под подушки и заметался между мной и Теган, беспокоясь за хозяйку. Вид мышонка действительно слегка ее успокоил.
– Смотри, Теган, Алоизиус тоже с нами. Видишь?
Она протянула к нему дрожащую ладонь и коснулась мягкой шерстки, отчего лицо девушки мельком озарилось. Узнала. Я ухватилась за эту возможность и подала знак Эразмусу, который тут же шагнул ближе и подхватил Теган на руки. Она попыталась сопротивляться, однако была слишком слаба и сбита с толку. Мышонок запрыгнул мне на плечо. Сердце бешено колотилось с каждым шагом по лестнице. Гидеон с минуты на минуту вернется, и встреча с ним станет гибелью для всех. Я не сумею защитить Теган и выстоять против его мощи в одиночку.
А как только мы добрались до гостиной, дверь резко распахнулась, и оттуда выскочили близняшки.
– Мы слышали, как вы вошли…
– …думали ее забрать, а? Зря вы явились!
– Он очень разозлится! – крикнула меньшая близняшка. – Это вы виноваты! Он разозлится не на нас, а на вас!
– Да! – Ее сестра подалась вперед, уставясь на меня сверкающими от страха и предвкушения глазами. – Мы вам не позволим ее увести. Ему это о-очень не понравится. Он будет в ярости, если мы вас отпустим.
Надзирательницы утратили облик миловидных девушек. Их лица исказились злостью и пороком, а сами они двигались подобно хищникам, что готовятся напасть на жертву. А волосы!.. Пряди, извиваясь, тянулись к нам, словно змеи на голове Медузы, и я даже на расстоянии чувствовала их яд.
– Вы не имеете права ее здесь удерживать.
Меньшая близняшка топнула ногой, уставившись на Эразмуса.
– Она вам не нужна! Она простая и совсем не красивая!
– Мы сейчас же уходим, – твердо произнес Эразмус, – и Теган здесь не оставим. Вам придется нас пропустить.
– Но я думала, мы вам понравились! – захныкала меньшая и скользнула ладонями по ткани лифа. – Я думала, вы вернетесь к нам, а не к ней!
– Что вам от нее надо? – шагнула к Эразмусу вторая. – И он точно такой же. Только о ней и болтает. Что в ней особенного?
– Если вы нас отпустите, – сказала им я, – то хозяин достанется только вам двоим, Теган уже не будет мешать, верно?
Девицы задумались, и на мгновение я решила, что такой расклад их устроит, однако страх перед Гидеоном победил.
– Нет! Ему не понравится. Он будет очень, очень зол! Вам нельзя с ней уйти!
И близняшки принялись хором читать заговор. Намеревались ли они наложить на нас чары или вызвать Гидеона – не знаю. Я мигом состряпала собственное заклинание, которое вызвало кружащие вокруг нас грозные лица. Безобидный трюк, даже обычная забава, но мне показалось, именно такое девиц и испугает. Я не ошиблась. Близняшки заверещали от ужаса, отмахиваясь от проносящихся мимо призрачных лиц. Чтобы уж наверняка избавиться от преследования, я призвала с чердака летучих мышей и услышала, как они захлопали крыльями, хватая девиц за волосы крошечными клыками.
Мы решили не терять такую возможность. Эразмус рванул вперед, мимо близняшек. Теган по-прежнему тихо постанывала, пока мы бежали по коридору и, минуя кухню, добирались до дворика. Казалось, дорога к повозке заняла целую вечность. Я боялась, что в любой момент девицы ринутся в погоню или поднимут тревогу. Или что сюда явится сам Гидеон, ускорив процесс своего освобождения.
Несмотря на теплую ночь, Теган начала дрожать, и я пожалела, что мы не подумали взять для нее одеяло. Эразмус уложил девушку в задней части открытой повозки, и я села рядом, укрыв Теган пустыми мешками и крепко прижав к себе. Силы оставили ее, и она обмякла. Эразмус уже отвязывал вожжи, как вдруг к нему с криками ринулись, подобно двум банши с развевающимися волосами и горящими жаждой убийства глазами, наши преследовательницы.
На заклинание не было времени. Дьявольские девицы накинулись на Эразмуса и заколотили по нему крошечными кулачками, пуская в ход длинные ногти. А пряди волос обвились вокруг своей жертвы, подобно стеблям кошмарного растения. Лошадь в страхе отпрянула, натягивая привязанные вожжи, – вот-вот лопнут. Если животное сорвется и понесет, я не смогу ничего сделать со своего места. Я вызвала небольшой вихрь в попытке освободить Эразмуса от этих омерзительных прядей. Ничего не вышло.
Эразмус вдруг снял с пояса нож. Я охнула. Каким бы тяжелым ни было наше положение, я не могла поверить, что он хочет убить близняшек. Да, они мешали нам сбежать, они служили Гидеону и, несомненно, были опасны, но я верила, что хозяин их поработил. Всецело ли они виновны в своих поступках? По правде сказать, они действовали равно как из верности Гидеону, так и из страха перед ним.
Эразмус сорвал вьющиеся путы с левой руки и стряхнул с себя меньшую близняшку, которая с криком упала на мостовую. Затем он схватил ту, что повыше. В ночном воздухе взметнулось лезвие. Раздался жуткий вопль. Эразмус выпустил пошатнувшуюся девчонку и, быстро схватив вожжи, прыгнул в повозку. И только тогда я увидела, что он сделал. Девица схватилась за затылок и вновь завизжала, а ее сестра подняла драгоценные пряди своей близняшки с камней.
– Мои волосы! – верещала девица. – Смотри, что он натворил, смотри!
Парочка была в таком ужасе, что мы сумели улучить момент и сбежать. Эразмус послал старую кобылку в самую быструю рысь, на которую та была способна, и вскоре мы покинули город и устремились вперед по темной дороге.
– Куда мы ее отвезем, Элизабет? – спросил Эразмус. – Если не придумаете прямо сейчас, то придется на мельницу.
– Нет, поворачивайте к лесу, как можно дальше от Бэтком-холла.
– К лесу?
– Повозка пройдет большую часть пути, если он не зарос с тех пор, как я последний раз там была.
– Сейчас, конечно, лето, но не можем же мы прятаться среди деревьев. Нам нужен дом или что-то подобное.
– Делайте, как говорю. Я знаю место.
13
И я в самом деле знала. Я надежно похоронила воспоминание о домике в лесу, о домике Гидеона, и надеялась больше никогда к нему не возвращаться. В само́й деревянной постройке не было ничего особенного. Значение имело то, что там случилось. Что там произошло со мной. Именно там Гидеон обучил меня магии, открыл мне глубины своего мастерства, пробудил мои собственные силы.
Дорога заняла почти час, и я начала переживать, что не успею освободить Теган до рассвета. В лес мы въехали с огромным облегчением – ведь на дорогах нас могли увидеть солдаты, – однако листва скрывала лунный свет, и лошадь стала запинаться. Иногда Эразмусу и вовсе приходилось слезать с повозки и вести животное вперед сквозь заросли и низко свисающие ветви.
Наконец деревьев стало меньше – мы достигли поляны, где раньше жил и добывал древесный уголь Гидеон. На земле до сих пор виднелись круглые выжженные отметины, следы от угольных куч. Лес брал свое, но медленно – плющ и кустарники расползались быстрее деревьев. Дом совсем не изменился, словно его никто не трогал с тех самых пор, как исчез Гидеон. Может, все так и было. В конце концов, местные верили, что здесь творилось колдовство. Удивительно, что никто не додумался сжечь это место дотла. Впрочем, вполне вероятно, что никто просто не осмелился. Легче держаться подальше от самого темного края чащи и поскорее о нем забыть.
Эразмус остановил усталую лошадь. Я спрыгнула на землю, оставив беспокойно спящую Теган среди мешковины. Как же здесь веяло мощной, древней магией! Пусть дом и заброшен, в нем по-прежнему чувствуется эхо окружавших его когда-то сил. Меня вдруг охватил страх; пришлось подавить в себе желание развернуться и сбежать. Эразмус заметил мою реакцию.
– Что это за место?
– Бывший дом Гидеона, – ответила я охрипшим от напряжения голосом.
– Что?! Ради всего святого, зачем вы нас сюда привели?
– По множеству причин. – Я шагнула к двери дома. – Во-первых, Гидеон будет искать меня здесь в последнюю очередь. Таким образом мы выиграем немного времени. Во-вторых, мы достаточно далеко от Бэтком-холла, солдат и местных жителей – нас не потревожат, ибо в такое место никто без крайней нужны не отправится.
– Охотно верю. Здесь жутко, Элизабет. Нечисто.
– А вот и третья причина. Вы ощущаете остатки магии Гидеона. Они давным-давно спят, но по-прежнему здесь хранятся. Ждут пробуждения.
– Именно это вы и собираетесь сделать? Пробудить таящиеся злые силы?
– Если я хочу освободить Теган, мне понадобится вся магия, какую я только сумею отыскать.
– Но не… не это! – Эразмус обвел поляну рукой. – Здесь кроется лишь недоброе, Элизабет.
– Магия есть магия. А темная она или светлая – зависит от того, как ее использовать. Если завладеть такой силой, обуздать ее…
– Если! Это магия Гидеона. Она наверняка может сработать лишь против вас, в его пользу.
– Вы приписываете верность источнику силы. Магия сама по себе не обладает подобными качествами. Вы же времяход и должны это понимать.
– Я понимаю добро и зло, магию и заклинания, которые используют для исцеления и помощи или во вред.
– Именно, их «используют», как вы сами выразились. И я намереваюсь сделать это с благой целью. А теперь, если мы хотим успеть хоть что-то до появления Гидеона, нам пора начать приготовления.
Эразмус покачал головой, но я знала, что он мне все равно доверяет.
– Что от меня требуется?
Я сдвинула заржавевший засов и толкнула деревянную дверь. Та даже не заскрипела, а вздохнула, распахнувшись в глубь темного дома.
– Пожалуйста, занесите Теган сюда.
Я больше не осмеливалась терять время и, глубоко вдохнув пропитанный лесными запахами воздух, шагнула внутрь. Глаза не сразу привыкли, однако вскоре я поняла, что вполне могу рассмотреть комнату в свете луны. Скромное жилище казалось нетронутым с того самого момента, как я была там в последний раз. У стены – печь, вся в пыли и паутине, под закопченным и увитым плющом окном – скамья и глубокая миска для воды. На столе посреди комнаты до сих пор стояли деревянные тарелки и огарок свечи. Я повернулась вправо. Там по-прежнему стояла большая кованая кровать, и я неожиданно для самой себя испытала странный порыв. Я многие годы успешно гнала прочь воспоминания о том времени, когда жаждала ласки Гидеона. Я зашла настолько далеко, что была готова прямо здесь ему отдаться. По собственной воле. Сейчас от мысли о нем по коже пробегали мурашки, но тогда… Дело было в чарах? Он околдовал и меня? Мне хотелось так думать, однако в глубине души я понимала: это неправда. А истина заключалась в том, что меня тянуло к Гидеону со страшной силой. Он сам от меня отвернулся. Думаю, он выжидал, предпочитая сделать меня своей лишь когда я сделаю последний шаг и стану ведьмой. Правда, когда тот час настал, я увидела его истинную суть и предпочла уйти.
Я потрясла головой, избавляясь от этих мыслей. Пора браться за работу. Алоизиус спрыгнул с моего плеча и отправился на разведку. Я сняла с постели пыльные одеяла и, выйдя наружу, хорошенько встряхнула их. Эразмус занес Теган в дом и, по моей указке, усадил ее на стул у камина. Теган до сих пор дрожала. Я накинула на нее одеяло и попросила Эразмуса развести огонь в камине и зажечь свечи. Эразмус добавил к ним и лампу, которую захватил с мельницы. Когда очаг разгорелся, в доме стало чуточку уютнее. Я отправила Эразмуса к каменной ограде снаружи, за водой из бегущего там ручья. Времяход вернулся с наполненной до краев миской. К счастью, жаркое лето не иссушило источник.
Я опустилась на пол рядом с Теган и обхватила ее ладони. Какое облегчение – она не отпрянула… Потом я сообразила, почему. Теган была в полудреме и едва ли осознавала, что происходит и кто я такая.
– Теган, милая, ты должна сопротивляться зову тьмы. Твое место здесь, с нами. Слушай мой голос. Просто слушай мой голос.
Я поймала мышонка и усадила его к ней на колени. Теган машинально взяла Алоизиуса в руки, принялась поглаживать.
– Вот так, хорошо. Друзья с тобой. Ты скоро поправишься.
Я надеялась, что говорю уверенно, и мысленно проклинала Гидеона за то, что он довел Теган до подобной страшной беспомощности. В голову вдруг пришла мысль: а ведь он использовал столь тяжелое заклинание там, где это было необязательно. Да, он хотел обернуть Теган против меня и не позволить сбежать, но мог добиться подобного и более простыми чарами. Однако Гидеон словно желал лишить ее способности мыслить, осознавать, что происходит вокруг. Зачем? Ведь Гидеон любит работать на публику. Я скорее ожидала, что он получит удовольствие от попыток Теган расспросить его, бросить ему вызов. Может, это понравилось бы ему даже больше, чем мольбы.
Эразмус подошел ближе.
– Я могу еще чем-то помочь?
– Нас ни в коем случае нельзя беспокоить, когда я начну снимать заклятие. Любая помеха в этот момент может навредить Теган.
Эразмус кивнул, его обычно жизнерадостное лицо было серьезным и мрачным.
– Я буду стоять на страже снаружи. Не важно, что вы услышите – не отвлекайтесь. Я никого не впущу.
– Вы хороший человек, – произнесла я ему вслед, когда он направился к двери. – Теган повезло, что вы ей помогаете. И мне.
Эразмус замер, словно хотел что-то ответить, затем передумал и вышел.
Я принялась за дело. Моя задача стала бы куда легче в коттедже «Ива», где хранится мой гримуар, запас трав и весь ведьмовской арсенал. Мне страшно не хватало собственных вещей, чаши, алтаря в саду – всего, что придало бы мне силы и помогло воззвать к более глубокой и разнообразной магии. Однако ситуация, в которой мы оказались, не оставляла мне выбора.
Я оттащила стол к стене, а потом уговорила Теган на секундочку встать и подвинула хлипкий деревянный стул так, чтобы теперь она сидела в центре комнаты. Я подцепила кочергой кусочек обгоревшего дерева и, обхватив его подолом юбки, очертила круг. Потом сделала еще один круг внутри первого – на этот раз воском горящей свечи, остатки которой оставила на полу. Затем я принесла миску с родниковой водой и, оторвав полоску ткани от нижней юбки, принялась мягко омывать лицо и руки Теган. Она почти не реагировала – признак того, насколько сильно ее околдовали. В коттедже «Ива» я бы обратилась к природной магии источника. Избавление от скопившейся за день грязи символизировало снятие налипшей паутины магии. Касаясь горячей и сухой кожи влажной тканью, я бормотала ведьмовскую молитву. Слова, наделенные острой, яростной силой, обжигали язык.
Стоило мне произнести последние фразы, как донесся шум. Я услышала не звуки ночного леса, не чьи-то шаги, а нечто сверхъестественное. Перед моими глазами невольно возникла жуткая сцена, которую я узрела, когда впервые здесь оказалась. Как Гидеон использовал черную магию, как плясал с демонами, обратившись в омерзительное чудовище. Я моргнула, избавляясь от видения, и упрямо решила пропускать мимо ушей нарастающие рычание и бормотание за спиной. Явно перепуганный Алоизиус шмыгнул под одежду Теган, найдя в себе храбрость не бросить хозяйку.
Теган захныкала, открыв глаза и уставившись в темный угол комнаты.
– Тш-ш. – Я взяла ее за руку. – Слушай мой голос. Не обращай внимания на их глупую болтовню. Это просто иллюзии, они хотят тебя запутать.
Я подняла свечу.
– Видишь, как жарко горит пламя? У тебя внутри сияет такой же яркий и живой огонь, Теган, и он поможет нам изгнать черную магию Гидеона.
Я вернула свечу на место и встала. Гомон бесов, призванных держать Теган в плену чар, становился все громче, но я не поддалась и вскинула руки.
– Богиня дня, матушка-луна, сестры-звезды, вызволите эту девушку из плена. Вырвите ее из когтей того, кто желает ей зла. Она ему не принадлежит. Она ведьма. Дайте ей свободу!
Я закрыла глаза, сосредоточив все силы на Теган и невидимых чарах, ее сковавших. Под веками билось черно-зеленое видение, оно убиралось прочь и вновь грохотало где-то рядом, не принимая форму, но рыча и повизгивая, корчась и пульсируя. Словно мне явилась сама сущность заклинания, источая едкую удушающую вонь. Я закашлялась, еле сдерживая рвоту. Теган вдруг вскрикнула, и я увидела, как она парит над стулом, будто ее подняли вверх незримые руки. Хотя ее страх причинял мне боль, я понимала, что к ней возвращается сознание. Заклинание слабело!
Я продолжила читать заговор и взывать к Богине о помощи. Из носа и рта Теган пошел зеленый дым, тело стали бить конвульсии. Я бросилась вперед и крепко прижала ее к себе.
– Не сдавайся, Теган! Сдаваться нельзя!
Теперь мы парили уже вдвоем. Теган раздирали противоборствующие силы. Заклинание Гидеона стремилось вернуть над ней власть, а мое – освободить, и несчастная девушка очутилась в самом сердце этой битвы. За пределами круга верещали и лаяли бесы, неспособные преодолеть преграду. Наконец мы достигли низкого потолка, и я на мгновение испугалась, что нас попросту раздавит. Если я умолкну, мы перестанем подниматься, но я в то же мгновение утрачу весь тот малый прогресс, и Теган упадет во власть чар. Нужно было как-то удержать ее в реальности, вырвать из того места, где она находилась. Боль от вжимающей нас в потолок силы не помогала. Я как можно громче звала Теган по имени, но не могла до нее достучаться… Как вдруг из укрытия, явно боясь быть раздавленным, выбрался мышонок, не успел зацепиться и упал.
Время словно замедлилось. До пола было, наверное, восемь футов – разве крошечное существо переживет такое падение?.. Алоизиус душераздирающе пискнул, ударившись о безжалостные каменные плиты. И Теган услышала. Она повернулась, по-настоящему открыв глаза, которые мгновенно обрели зрение. И, охнув, вырвалась на свободу – и от меня, и от заклинания. Я рухнула на пол. Теган ловко опустилась и тут же подхватила маленькое безжизненное тельце, прижала его к груди, а затем яростно стала озираться, словно впервые увидев бесов и снующие в полумраке тени. Она разъяренно втянула в себя воздух – так сильно, что в ее сторону склонились огоньки свеч, а потом испустила вопль. Уже не от боли и страха, как раньше. Сейчас она дала волю гневу и грозной мощи. Это был рев ведьмы, чистая магия и древняя сила, от которой бесы покатились по полу и удрали в щели. Крик отразился от стен и закружил по небольшой комнатке, настолько яростный и громкий, что мне пришлось прижать к ушам ладони.
Наконец, все прекратилось. В комнате вновь воцарилась тишина – полное, неестественное отсутствие звуков, какое иногда следует за выбросом магической силы. Словно на него ушел весь воздух, и теперь нечему перенести ни звон серебряного колокольчика, ни даже детский шепот, пока все вновь не вернется на круги своя.
Теган медленно повернулась. Ее лицо стало другим, исполнившись магии – глаза сверкали, кожа сияла, а волосы словно развевались на штормовом ветру. Я даже на миг испуганно подумала, что Теган по-прежнему во власти чар Гидеона. Она неспешно расправила плечи, затем открыла ладонь и взглянула на лежащее в ней белое тельце. Теган поднесла его к губам и осторожно подула, слегка ероша шерсть дыханием. Губы шевельнулись – она произнесла неслышное заклинание. Мышонок чихнул и, зевнув, открыл красные глазки.
– Теган? – тихо позвала я, не уверенная, как теперь она ко мне отнесется. – С тобой все хорошо?
Она окинула меня задумчивым взглядом, как будто пыталась понять и как себя чувствует, и как ко мне отнестись.
– Элизабет?
– Да. Я же говорила, что приду. Ты знала, что я не брошу тебя с ним, верно? Он тебя околдовал. Ты перенесла…
– Я была в темном доме, – вдруг произнесла она, и воспоминание отразилось на ее лице вспышкой боли. – Мне там не нравилось. Я не могла выбраться. – Теган покачала головой. – Нет! Он меня не отпустит. Он сказал, что никогда меня не отпустит!
– Теган… – шагнула я к ней, однако крики снаружи заставили меня замереть.
Донесся голос человека, который вызвал у бедной Теган приступ паники.
– Он за мной пришел! – вскрикнула она и, даже не попытавшись спрятаться, выскочила наружу раньше, чем я успела ее поймать.
14
Занимался рассвет, и я прекрасно видела стоящих лицом к лицу Гидеона и Эразмуса. Они были почти одинакового роста и сложения, однако в них ощущалась совершенно отличная друг от друга сила. От Эразмуса исходила неуемная энергия, порывистость тела и духа, и в то же время стойкость, благородная непоколебимость. А от Гидеона – опаснейшая магия, беспокойный дух и грозная, едва сдерживаемая ярость.
Завидев его, Теган остановилась, не понимая, куда бежать – к Гидеону или прочь. По всей видимости, я сумела снять лишь часть заклинания, и теперь, когда Гидеон вновь оказался рядом, он мог подавить ее силу воли.
– Теган, оставайся здесь, со мной, – твердо произнесла я.
Теперь она уже больше походила на себя, лучше воспринимала реальность, чем когда мы увезли ее из городского дома, но ее все еще тяготили чары Гидеона.
– Сопротивляйся. Соберись с силами. Вспомни, чему научилась, используй собственную магию!
Гидеон расхохотался.
– Бесс Хоксмит, ты когда-нибудь поймешь, где проходит грань? Нельзя забрать у меня то, что принадлежит мне.
– Теган тебе не принадлежит! Она свободна.
– Ты же видишь, что это неправда. Посмотри на нее. Бедняжка мучается. Бесс, ну почему тебе всегда надо лезть не в свое дело? Разве ты не можешь хоть раз оставить все как есть?
Я потянулась к руке Теган, однако не успела ее коснуться – по телу прокатилась раздирающая боль. Гидеон так быстро метнул в меня заклинание, что я даже не заметила, как он собрал для него силы. Я рухнула на землю, потеряв равновесие, и в тот же миг вспомнила о подарке Кинса. Я выхватила из кармана гиппоман и крепко прижала к сердцу, безмолвно взмолившись о защите.
Жар заклинания сразу отступил. Боль не исчезла, но хотя бы стала терпимой.
Эразмус бросился вперед. Не знаю, чего чернокнижник ожидал от времяхода, уж точно не столь стремительной физической атаки. Они покатились по земле. В тусклых лучах рассветного солнца блеснул нож. Однако, даже несмотря на невероятную скорость, Эразмусу было не сравниться с противником. Выругавшись, Гидеон отшвырнул его от себя, призвав на помощь темную энергию, что всегда была в его распоряжении. Эразмус пролетел не меньше двадцати ярдов и рухнул, врезавшись в крепкие древесные пни, скрытые переплетением плюща и веток колючих кустов.
Теган решилась – и рванула прочь. Она была по-прежнему слаба от заклинания, поэтому хватала ртом воздух и спотыкалась, медленно и мучительно пробираясь сквозь лес, но, по крайней мере, она бежала не к Гидеону, а от него.
Момент нельзя было упустить. Я поднялась и призвала на помощь собственную магию. По крайней мере, я дам Теган время на побег. Зачерпнув земли, я закружила ее вихрем. Он постепенно набрал силу и скорость, сперва утянув мелкие ветки и камни, а затем и более крупные, пока я наконец не направила его стремительное движение к Гидеону. Чернокнижник отбил атаку, однако все равно попал под край завихрения и потерял равновесие. Я, задыхаясь от усилий, с ужасом увидела, как он отряхнулся и шагнул ко мне.
Ни он, ни я не заметили, как в воздухе мелькнул нож, но оба услышали свист и тошнотворный звук, с которым лезвие вошло в плоть Гидеона. Он вскрикнул от боли и злости, схватившись за предплечье, где прорезавший ткань камзола клинок глубоко засел в мышце.
Эразмус вновь стоял на ногах.
– Элизабет, отправляйтесь за Теган! – прокричал он. – Быстро!
Мне не хотелось оставлять его наедине с Гидеоном. Может, чернокнижник и ранен, но он все равно куда сильнее Эразмуса. Однако я понимала, что должна догнать Теган, пока она не сбежала бог весть куда и пока Гидеон не бросился в погоню. Я сунула мешочек с гиппоманом обратно в карман и, подхватив юбки, помчалась за Теган. Солнце уже взошло, поэтому я разбирала дорогу даже в сумраке леса. И еще – я замечала притоптанную траву, сломанные прутики и следы на земле, которые оставила Теган, с трудом пробираясь вперед. Наконец я мельком увидела и ее саму – она выбралась из-за деревьев на открытый луг. Я ускорила шаг, проклиная тяжелые юбки и собственный возраст. Тяжело угнаться за юной девушкой. Если бы она не была истощена чарами, я бы и близко к ней не подобралась.
– Теган! Теган, стой, прошу! – крикнула я.
Только я ступила на дорогу, проходившую вдоль поля, как меня чуть не сбила несущаяся галопом лошадь. Всадник так резко натянул поводья, что животное взвилось на дыбы, и я машинально обхватила голову руками. К счастью, копыта меня не задели. Я подняла взгляд, задыхаясь и от бега, и от потрясения.
– Кинс? Что вы здесь делаете? Вы меня чуть не сбили!
– Простите, госпожа. – Кинс с трудом удерживал взмокшую лошадь. – На мельнице я вас не нашел, решил, что вы к старому дому пошли, но по пути заметил у леса колдуна. Несся как можно скорее, а потом увидел девчонку и понял, что вы где-то рядом.
– А как вы узнали про господина Гримстидса, то есть Мастерса?
– Нет времени, госпожа. Я пришел из-за сэра Уильяма.
– Что случилось?
– Его забрали из подвала. Пришло письмо. Подтвердили приговор – измена. Поезжайте со мной в Бэтком-холл.
– Что? Я не могу бросить Теган… я должна…
– Его повесят, госпожа.
– В смысле, Уильяма забирают в Оксфорд? В тюрьму и на суд?
– Суда не будет. Приговор вынесен. Его повесят сегодня, этим самым утром, в шесть часов. У нас остались минуты.
– Нет!
– Помогите ему, госпожа. Его больше никто не спасет, – настаивал Кинс, протягивая мне руку.
Мысли путались, а сердце едва ли не разрывалось от жестокости всего происходящего. Если я не догоню Теган, мы можем ее потерять. Или хуже, Гидеон доберется до нее первым, ведь я не знала, сумеет ли Эразмус его остановить. Но если я сейчас же не отправлюсь к Уильяму, он погибнет. И он, решила я, нуждается во мне больше. Мысленно умоляя Богиню хранить Теган и придать сил Эразмусу, я взялась за протянутую руку и, запрыгнув в седло, устроилась у Кинса за спиной. Я даже толком не успела отдышаться, как он развернул дернувшую головой лошадь и мы понеслись галопом в сторону Бэтком-холла.
Хромой и медленный на земле, Кинс был по-прежнему сильным и умелым наездником и гнал лошадь вперед с впечатляющей скоростью. Я же лихорадочно соображала. Мне повезло, что Кинс с теплотой вспоминал мою мать, иначе не стал бы мне доверять. Именно доброта моей матери сейчас подарила мне шанс спасти Уильяма от петли. Но что же мне делать? Мы с Кинсом не сумеем красиво похитить его из-под носа у солдат, а полковник Гилкрайст не станет прислушиваться к моим просьбам. Я отчаянно искала способ уговорить полковника подождать, хотя бы позволить Уильяму предстать перед судом, однако на ум ничего не шло. Единственным выходом была магия, но мне же не выстоять против целого полка! Казалось, на спасение Уильяма нельзя и надеяться. Я одинокая женщина, без денег и связей, значит, у меня нет никакой власти. Что снова возвращало меня к мысли о магии. Уж с этой силой Гилкрайсту придется считаться. К тому времени, как впереди показался величественный дом, я придумала план.
Я попросила Кинса высадить меня там, где не увидят солдаты. Он и так страшно рисковал, когда брал лошадь сэра Уильяма, ведь теперь все его имущество и скот реквизировала армия, а конокрадов в эти жуткие времена вешали без церемоний. На благодарности не было времени, мы оба это понимали. Кинс спешился и увел лошадь, а я вбежала в Бэтком-холл через черный вход, стремглав пронеслась по комнатам и коридорам, а затем выскочила из парадной двери, будто всю ночь провела в стенах дома. От бега у меня разболелись ноги, а голова кружилась от голода и усталости, но нельзя было терять ни секунды.
Уильяма как раз вели к огромному кедру, растущему в саду. Через высокую ветку уже перекинули петлю, под ней стояла телега со старой серой кобылой. Связанного Уильяма конвоировали два солдата. Полковник Гилкрайст и капитан Андерсон восседали за принесенным из дома столом. Неподалеку стояли палач и откуда-то взявшийся священник. Последний зачитывал что-то из своей душеспасительной книги; я не различала ни слова за грохотанием сердца.
– Стойте! – крикнула я. – Прошу, умоляю, остановите эту несправедливость!
Я едва ли не рухнула к ногам полковника и тяжело привалилась к столу, отчаянно пытаясь восстановить и дыхание, и самообладание.
– Элизабет! – невольно воскликнул Уильям. Он дернулся в руках стражей, которые тут же остановились, не уверенные, стоит ли им продолжать, и ждущие приказа офицеров.
Капитан Андерсон встал. Оставшийся сидеть полковник окинул меня нетерпеливым взглядом.
– Вдова Кармайкл, вижу, вы не в духе.
– Прошу прощения, полковник. Я только услышала… И поспешила сюда, боясь опоздать. Сэр Уильям – не изменник.
Полковник помахал листом.
– У меня приказ, где сказано иначе. Судя по всему, семья сэра Уильяма давно выступает в поддержку короля и против нас. Под знаменами врага сражался его брат.
– И погиб за свои убеждения. Сэр Уильям их не разделяет. Он мирный человек.
– Почему же тогда его слуга бросился вперед с оружием, стоило ему меня увидеть?
– Он тоже потерял родных на войне, полковник. Это все скорбь.
– И почему бы сэру Уильяму не возжелать отомстить за собственного брата? Никто не может быть уверен, госпожа. Кроме того, все решено. – И Гилкрайст приказал солдатам продолжать.
– Прошу, я умоляю вас, не надо! – Я рухнула на колени. – Разве я не послужила вашему делу, полковник? Разве вы не можете пойти на лишь одну уступку? Я понимаю, у вас приказы, но как можно убить человека без справедливого суда… разве так вершатся дела в новом мире, которого мы все так ждали? Когда человека волокут к виселице из собственного дома и обвиняют на основании слухов, лишая возможности выступить в свою защиту, доказать свою невиновность?
Полковник вскинул брови.
– Вы говорите со страстью, не свойственной мимолетному знакомству, госпожа. Почему вас волнует судьба слуги короля? Если, конечно, сейчас не выяснится, что вы тоже ему верны.
– Нет, сэр, клянусь. Но я знаю сэра Уильяма всю жизнь и не могу стоять смирно, когда с ним так обращаются, не могу видеть, как он умрет безо всякого суда.
– Благородные чувства. Однако, подозреваю, здесь кроется нечто еще. Держу пари, вдовствовать нынче одиноко. Может, вы столь страстно желаете не справедливости, а этого мужчину, м-м?
Полковник Гилкрайст улыбнулся – ему нравилась мысль о запретной любовной связи и о том, что он лично раскрыл наш «секрет».
Я никогда не была склонна лить слезы. Однако знала, что женские слезы иногда куда убедительнее слов – и всхлипнула. Я черпала боль из собственной усталости, из страха за Теган, из беспокойства об Эразмусе, из ненависти к Гидеону, и по моим щекам покатились действительно искренние слезы.
– Умоляю, полковник! Я буду лечить ваших раненых. Если вы того пожелаете, я отправлюсь с вашим полком, когда настанет час выступать… Прошу, дайте этому человеку еще немного времени убедить судей в своей невиновности.
Я умолкла. Стражи тоже застыли в ожидании. Палач скрестил руки на груди. Священник покончил с чтением. Среди ветвей кедра, высоко над скорбным зрелищем, радостно защебетала зарянка.
Наконец полковник заговорил:
– Мне жаль, госпожа, но приказ есть приказ. Этот мужчина должен быть повешен. Вот и все. – Полковник вновь кивнул солдатам, и они подняли Уильяма на импровизированную виселицу.
Я встала и тихонько пробормотала нужные слова. Если бы их кто-то расслышал, то решил бы, что я молюсь.
Низкое солнце скрылось за облаком, повеяло прохладой. Зарянка умолкла. Я закрыла глаза и глубоко, очень глубоко вздохнула.
Полковник за моей спиной охнул, а затем и вскрикнул. Он вскочил на ноги, хватаясь за живот. Капитан Андерсон попытался его поддержать, но командующий офицер, корчась, рухнул на землю. Солдаты замешкались. Полковник уже вопил как резаный.
– Сэр! – позвал перепуганный капитан Андерсон. – Что с вами, сэр? В чем дело?
– Господи, нутро сейчас разорвется. Черт! Как же больно!
Лицо полковника действительно исказилось от мучений. Он лежал, поджав ноги к животу, и стонал все громче и чаще.
– Полковник, вы ранены? – Капитан никак не мог понять, почему тот испытывает такие страдания без видимых причин.
– Идиот! – воскликнул полковник сквозь зубы. – Это недуг. Черт, мне конец!
Он что-то забормотал, силясь меня разглядеть, хотя его глаза застилали слезы. Мужские слезы. Может, кого-то они бы и тронули, только не меня.
– Вдова Кармайкл! Помогите мне. Ради всего святого, помогите!
Я вновь опустилась на колени. Однако сейчас в отчаянии был уже полковник, а я обрела власть. Как быстро все меняется.
– Ах, полковник, – произнесла я, – кажется, вы действительно подхватили страшный недуг.
– Что там? – охнул он. – Откуда такая жуткая боль?
Я коснулась его влажного лба ладонью, заглянула в помутневшие глаза, а потом старательно изобразила, как прислушиваюсь к чему-то в его груди, гадая, что же об этом думают присутствующие. Наконец я выпрямилась с мрачным видом.
– Боюсь, в его животе образовался засор, – сообщила я зрителям. – Если ничего не сделать, кишки лопнут.
Полковник вновь застонал.
– Вероятнее всего, его тело ослабло за годы сражений, употребления плохой пищи и дешевого вина. Все это отрицательно сказалось, и теперь случилась беда…
Полковник сумел прокомментировать диагноз лишь очередным долгим криком.
– Госпожа, что нужно делать? Его можно спасти? – взволнованно зашептал мне на ухо капитан Андерсон.
Прежде чем ответить, я на мгновение «задумалась». Наверное, полковнику это мгновение показалось вечностью.
– Гниющую часть или засор необходимо удалить, причем срочно.
На лице капитана отразился ужас.
– Вы когда-нибудь выполняли подобное?
– И не раз, – ответила я.
– Успешно? – хотел знать капитан.
– Не раз, – произнесла я, глядя полковнику в глаза.
– Тогда займитесь им, женщина, ради всего святого! Делайте, что нужно, и быстро!
Капитан выкрикивал приказы, чтобы солдаты освободили место в доме, подготовили все необходимое и всячески мне помогали. Я же тихо стояла в центре этого водоворота и заговорила вновь, лишь когда полковника уложили на носилки:
– Мне жаль, полковник Гилкрайст, но я не могу вам помочь.
– Что?! – Он был страшно бледен и задыхался от боли. – Что вы такое говорите?!
– Мое место здесь. Рядом с сэром Уильямом.
– Черт побери, женщина, вы будете делать, как я прикажу. Капитан Андерсон, ведите ее!
Я вскинула руку, не позволяя капитану меня тронуть.
– Вы можете приволочь меня к своей постели, сэр, вы можете держать мушкет у моего виска или нож у горла, – если желаете, чтобы ваш живот резал врач, который вас ненавидит. – Я позволила ему переварить эту мысль и продолжила: – Намного лучше оказаться в руках человека, вам благодарного. Кого-то, кто верит, что вы честный и справедливый. Человека, который, возможно, в некотором роде у вас в долгу…
На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым дыханием измученного полковника. Он понимал, что им манипулируют, и это приводило его в ярость даже в столь отчаянном положении. Но хороший солдат знает, когда нападать, а когда вести переговоры. Он поднял слабую руку.
– Уведите его обратно. Займемся им потом.
– Его отправят в Оксфорд? – Я должна была убедиться. – И будут честно судить? Вы даете слово?
– Да, да! Ради всего святого, женщина, да. А теперь – в дом!
И мы все поспешили внутрь. Уильяма увели в подвал, а остальные направились в мою импровизированную процедурную. Высоко в ветвях кедра вновь запела зарянка.
15
Я знала, что дала Уильяму лишь небольшую передышку, но, по крайней мере сейчас палач ему уже не грозил. Теперь меня заботило лишь одно: как вылечить полковника Гилкрайста так, чтобы никому на ум даже не пришло слово «магия». Произнести заклинание и вызвать у него муки было несложно, пусть и шло вразрез с моими убеждениями. Я заметила, что несколько стоявших неподалеку солдат смотрели на меня с подозрением и даже страхом, поэтому в лечении мне приходилось быть крайне осторожной. Если полковник быстро исцелится, зачатки подозрений перерастут в обвинения в чародействе. В конце концов, как странно офицер заболел именно в тот момент. Будет несомненно плохо, если пациент скончается у меня руках, но я его вылечу без особых усилий… Прибегнуть к хирургии я все же не могла. Слишком рискованно. У нас не было ни анестезии, ни антибиотиков, ни стерильных условий для операции, ни способа возместить потерю крови, ни умелого врача мне в помощь. Нет, требовалось найти иной путь.
Облегчение, что я спасла Уильяма, затмевала тревога о Теган и Эразмусе. Они остались во власти Гидеона, которому я не могла помешать. Если бы я ушла, то обрекла бы Уильяма на петлю. Невозможный выбор – между ним и Теган… однако, по правде сказать, я ничего не решала. Мне бы не позволили уйти, пока я не вылечу полковника. Я убеждала себя, что чем быстрее закончу со своей задачей в Бэтком-холле, тем скорее смогу отыскать Теган. А до тех пор мне оставалось лишь молиться Богине, чтобы чары продолжали рассеиваться и Теган вновь вернула хотя бы часть собственной защитной магии. Приказав помощникам уложить полковника на постель в малой комнате и раздеть его, я настояла, что первым делом необходимо принять лекарство – вдруг удастся избавить больного от засора и без ножа. Больной, естественно, одобрил мое решение, и я поспешила на кухню.
Мэри-Энн всеми силами старалась поддерживать порядок. Теперь на кухне руководил армейский повар, носатый сержант по имени Пирс. Кругом царил хаос, а новоявленный глава и вовсе был изрядно пьян, несмотря на ранний час. Они с Мэри-Энн спорили о том, как поддерживать в печи огонь, носить воду, использовать запасы… да обо всем. Мне пришлось повысить голос, чтобы меня вообще заметили.
– Нужно приготовить лекарство для полковника, – объявила я.
Сержант Пирс закрыл печь спиной.
– Если полковнику что-то надо, это не ваше дело, им займусь я.
– Ваш командующий офицер опасно болен, даже близок к смерти. Я должна немедленно приготовить отвар. Вы посторонитесь или мне сообщить капитану Андерсону, что вы не позволяете оказать ему спасительную помощь?
Сержант заворчал и сдвинулся ровно настолько, чтобы я смогла взять кастрюлю и поставить ее на огонь. Я налила в нее воды из чайника.
– Мэри-Энн, пожалуйста, принесите немного ревеня и одуванчика. С корнями, если нетрудно. Еще мне понадобится мед, если он есть.
Домоправительница, конечно, понимала, что я говорю о сорняках, но не стала задавать вопросов и поспешила на поиски. Я тем временем поставила перед собой ступку с пестиком, доску и большой нож. И в процессе вдруг услышала в голове голос Теган! Такой сильный и неожиданный, что я выронила нож. Я подняла его, и мои руки дрожали, но не от страха, а от радости, ведь по голосу я поняла, что Теган стала собой, освободилась и восстановила силы. Чары рассеялись! Какое облегчение – я все же сумела спасти ее из отравленного плена, и теперь она меня не боится. Где бы Теган ни была, она снова в порядке.
Мне пришлось опять сосредоточиться на «лекарстве» – Мэри-Энн, суетясь, принесла необходимые ингредиенты. Я отобрала подходящие корешки, затем нарезала их и измельчила в ступке, прежде чем бросить в воду и оставить на минутку покипеть. Сержант Пирс пристально наблюдал за каждым моим шагом. К счастью, этот отвар в заклинаниях не нуждался, мне не удалось бы произнести ни слова. Чтобы избавить полковника от боли, надо было лишь отменить собственный заговор – а это я смогу тихонько сделать, пока пациент будет пить сильное слабительное, которое якобы и избавит его от «засора».
Я уже была готова вернуться в процедурную, когда в кухню вошел капитан Андерсон. Он принюхался к отвару, который я как раз переливала в небольшую мисочку.
– Что это? Я должен знать, чем вы намерены лечить полковника.
– Самое обычное средство, которое вполне может оказаться действенным, капитан. Несомненно, стоит его попробовать, если таким образом у нас выйдет избавить полковника от опасной и болезненной работы ножа.
– Да, наверное, – с сомнением отозвался капитан и глянул на сержанта. – Ты… ты видел, как она готовила. Полковнику можно это пить?
Сержант нарочито пожал плечами.
– Честно говоря, сэр, бабьи средства, что-то для испражнений. Можно с тем же успехом дать ему чеснока и стакан бренди.
Капитан разозлился.
– Я тебя не о знахарстве спрашивал! – рявкнул он. – Я должен убедиться, что там нет ничего… опасного.
– Вреда от отвара никакого, – нахмурился сержант, – а вот от нее – наоборот! – ткнул он в меня пальцем.
– С чего ты это взял? – поинтересовался капитан Андерсон. – Ты сам говоришь, что отвар безвреден, да и эта женщина спасает жизни наших людей.
– Ага, может, и спасает. Сдается, она недавно спасла и одного из своих.
Воцарилась напряженная тишина – капитан явно переваривал слова сержанта. Его размышления прервала Мэри-Энн.
– Я и сама использовала такое лекарство, сэр, – заверила она капитана. – Если быстро выпить, оно поможет, своими глазами видела.
Капитан, приняв решение, кивнул, и я поспешила за ним по коридору к постели пациента. Лицо полковника успело посереть от боли. Мне было жаль, что пришлось подвергнуть его таким мучениям, пусть он и сам навлек на себе эту судьбу. Что ж, постараюсь скорее избавить его от страданий.
Я отдала ему теплый отвар. Двое солдат помогли полковнику сесть. Я же в это время замерла, слегка наклонив голову, чтобы незаметно произнести заветные слова, которые обернут вспять наложенное заклятие. Боль не пройдет мгновенно, и это хорошо. Отвар быстро подействует, результат будет неприятным и унизительным, однако безвредным, зато, когда все закончится, боль исчезнет полностью, и полковник «исцелится».
Когда все убедились, что опасность ему больше не грозит, мне позволили вернуться к остальным раненым. Я прекрасно понимала, что подарила Уильяму лишь временную отсрочку, но сейчас я должна была его покинуть. Я услышала голос Теган – а значит, Гидеон, скорее всего, тоже. Нельзя позволить ему добраться к ней первым. Теган, возможно, еще не полностью восстановилась и не сумеет постоять за себя. В конце концов, Гидеону удалось выкрасть ее из коттеджа «Ива». Но теперь я буду рядом.
Я дождалась, пока за мной перестанут столь пристально наблюдать – приставленный к входу в госпиталь солдат потерял ко мне всякий интерес. Царящая и в доме, и в импровизированной палате суета позволила мне сбежать – и я тихонько выскользнула через открытое окно. Я не осмеливалась оглянуться – просто уверенно шла прочь от дома. Однако не успела я сделать и дюжины шагов, как сзади раздался голос капитана Андерсона.
– И не думайте нас покинуть, госпожа Кармайкл. Вы еще пригодитесь полковнику Гилкрайсту.
Он не стал говорить о том, что я верна их врагу. Что мне не доверяют, ведь я не поддерживаю их дело искренне – я выдала себя тем, как стремилась спасти Уильяма.
– Я лишь хотела подышать свежим воздухом, сэр.
– Дышите где-нибудь на виду, – отрезал капитан. – И не дальше сада, где, я уверен, воздух будет весьма подходящим.
Он подал знак солдату, и тот отвел меня обратно в дом. Я угодила в ловушку, как и запертый в подвале Уильям, и не нашла ничего лучше, как самой позвать Теган. Услышав ее голос, я поняла, что она свободна от чар, а значит, мне удастся до нее дотянуться. Через час после неудачного побега я заявила, что намерена собрать в саду трав для припарок. По крайней мере, за оградой меня никто не потревожит – приставленный ко мне солдат предпочел бродить у калитки, явно считая, что без его ведома я никуда не улизну. Я принялась срезать стебли розмарина и в какой-то момент закрыла глаза. Руки продолжали выполнять несложную механическую работу, а вот разум потянулся прочь. Я мысленно обыскивала лес, раз за разом повторяла имя Теган, взывала, чтобы она меня услышала и ответила.
Теган? Теган, где ты? Теган!
Я уже было отчаялась… как вдруг кое-что различила. Не четкое слово, а скорее шепоток. Или отголосок шепота. Однако его совершенно точно произнесла Теган! Только почему так слабо, так далеко? Мне оставалось лишь предполагать, что заклинание Гидеона оставило ее без сил. Сердце заныло от тоски, от невозможности оказаться рядом, обнять Теган и вернуть ей доброе здравие. Но шепоток становился все тише… и наконец совсем смолк. Я со вздохом открыла глаза.
И наткнулась взглядом на Гидеона.
Он стоял почти вплотную, наблюдая за мной, слушая. Он тоже уловил Теган? Гидеон не мог не ощутить нашу связь хоть в какой-то мере. Я мельком глянула в сторону. Солдатский лагерь располагался в другой части Бэтком-холла, а на сад выходили окна незанятых комнат. Как же это похоже на Гидеона – каким-то чудом ускользнуть от глаз целой армии! И все же странно, что он пошел на такой рискованный шаг. Если его уже допрашивали, значит, он по-прежнему под подозрением. Отчаянный ход – заявиться незваным гостем в штаб парламентарских сил.
– Как смело, Гидеон. Даже для тебя, – произнесла я, убирая розмарин в карман фартука.
– Я хотел лично убедиться, что ее здесь нет.
– Собираешься обыскать весь Бэтком-холл?
– Мне достаточно взглянуть в твои глаза. И сразу ясно – она не с тобой. Один взгляд и… Ну, весьма слабая попытка связаться с ней говорит мне о том, что ты явно знаешь не больше моего.
Он сдвинул черную шляпу еще ниже, скрывая глаза от солнца, причем сделал это левой рукой. Правая же неподвижно висела. Должно быть, нож нанес глубокую рану. Сумел ли Эразмус сбежать, или ему пришлось вынести всю ярость ответного удара Гидеона?
– Зачем тебе за ней охотиться? Если хочешь мне отомстить – вот же я, перед тобой.
– Я уже говорил, Бесс, далеко не все вертится вокруг тебя.
– Тогда почему именно Теган? Ты снова обрел свободу, зачем растрачивать ее на погоню за бедной девочкой? Ты волен отправиться куда угодно, творить, что тебе заблагорассудится. Почему ты не можешь начать жизнь где-нибудь еще и оставить нас в покое?
– Я давным-давно избрал свой путь. А тебя – своей спутницей, Бесс. Но ты отказалась принять собственную судьбу.
– Мне не суждено быть с тобой.
– Ты сама так решила и продолжаешь упорствовать уже столько лет. Хотя бы пойми, что в положении Теган отчасти виновна и ты, ведь она заняла твое место. Она станет той, кем отказалась быть ты. Вернее, уже стала, хотя ты никак этого не видишь.
– О чем ты?
Расспросить его дальше я не успела – кто-то из помощников позвал меня, вернее, госпожу Кармайкл, по имени. Я тут же обернулась. Меня ищут и в считаные минуты доберутся до сада. А если я закричу, то прибегут еще скорее. Может, так мне и удастся посадить Гидеона под замок?.. Однако я все же хотела узнать больше о его словах.
– Скажи, как она стала твоим… – вновь повернулась я к Гидеону и умолкла. Я говорила в пустоту.
Он исчез так же быстро, как и появился! Его новый дар привел меня в замешательство. Что, теперь Гидеон умеет быстро перемещаться, оставаясь невидимым? Как такое возможно? Я отлично знала его магические способности, однако это умение было из ряда вон. На земле даже не осталось следов.
– Госпожа Кармайкл! – Сквозь узкую калитку вбежал мой помощник, раскрасневшийся от бега. – Вы срочно нужны! – выдохнул он. – Там Джеймс Пейдж…
– Мушкетер с ранением в грудь?
Я рванула к дому вместе с помощником.
– Ему стало хуже, госпожа. Кровь все течет.
По пути я пыталась вспомнить, как несчастный солдат заработал свои травмы. Его прошило осколками пушечного ядра. Вдобавок он сломал три ребра и раздробил левое запястье. Раны кое-как подлатали прямо на поле боя, а в Бэтком солдат попал лишь спустя два полных мучения дня. Я занялась им одним из первых и помнила, как несколько часов извлекала из его тела обломки железа, камней и даже комья земли. Главной опасностью было заражение, но мы боролись с ним, тщательно промывая раны лавандой и лимоном и делая стерильные перевязки. Меня встревожило известие о том, что он стремительно теряет кровь, но я не была готова увидеть открывшуюся мне картину. Оказалось, молодой человек вскочил с постели и принялся метаться по служившей главной палатой комнате. Он бредил и бессвязно выкрикивал угрозы и проклятия, нападал на других пациентов и даже на дежурных, а потом пробежал по холлу и бросился наружу через окно. Причем, должно быть, с немалой силой, ведь он пробил не только стекло, но и деревянную раму с железной решеткой. Теперь несчастный лежал на мощеной дорожке, и его удерживали трое солдат. В многочисленных порезах поблескивали осколки стекла, а самые крупные из них повредили артерию на руке. Ближайший солдат, очевидно, не без боевого опыта, старался остановить поток крови, однако чем больше мушкетер отбивался, тем быстрее она покидала его тело.
– Пропустите!
Я бросилась на землю к раненому. Тот закричал, яростно дергаясь в наших руках.
– Не понимаю, госпожа, – проговорил дежурный, едва удерживая его ноги. – Он вскочил с постели, забегал как безумный, но у него не было лихорадки, он уже поправлялся. А теперь…
– Джеймс! – позвала его я, пытаясь достучаться, успокоить. – Джеймс, лежите смирно. Мы всего лишь хотим вам помочь.
– Пушки! – вскрикнул он, устремив взгляд мимо меня, на видимую лишь ему одному битву. – Я их слышу! Господи, пушки! Бежать! Спасайтесь, говорю вам, бегите!
– Тише, Джеймс, здесь нет никаких пушек. Вы в безопасности.
– Что с ним, госпожа, почему он стал таким?
– Костяная лихорадка, – ответила я, тяжело дыша в попытке зажать открытую рану. – Несите бренди, нить с иглой и свечу. Быстро!
Я вдруг заметила капитана Андерсона. Он неуверенно замер рядом со мной.
– Парень сошел с ума, – пробормотал он.
– У него раздроблено запястье, – стала объяснять я как можно доступнее. – Крошечные обломки кости попали в тело через кровоток…
– Через что? – растерялся капитан.
В суматохе я забылась и сболтнула несколько лишних медицинских терминов.
– Мозг воспалился из-за бактерий, в открытую рану попала инфекция. Помешательство и психотическое состояние вызваны… – я подняла взгляд и увидела изумленные лица окружающих, – …происходящими в теле процессами. Держите его! Где бренди?
– Послал за ним на кухню, – заверил меня дежурный.
В тот же самый момент из кухни выбежал запыхавшийся повар с флягой из тающих на глазах запасов Уильяма.
– Дайте ему выпить. Джеймс, глотайте. Мне нужно зашить вам руку…
Я надеялась влить в него хоть немного алкоголя. Да, это могло разжижить кровь, но, чтобы закрыть артерию до того, как он полностью истечет, корчащегося солдата было необходимо утихомирить. Однако мушкетера охватил слишком сильный ужас, дать ему бренди так и не удалось. Я понимала, что надо действовать быстро, иначе раненого уже будет не спасти. Я в который раз прокляла обстоятельства, не позволяющие мне применить современную медицину, облегчить страдания раненого и излечить его. Дыхание стало рваным – мушкетеру не хватало воздуха. Типичная реакция на потерю крови – кислород переставал поступать в тело, и пациент начинал задыхаться, – и знак, что смерть уже близка.
Джеймс вдруг схватил меня за рукав и подтянул меня ближе, почти вплотную.
– Разве вы их не слышите? Не слышите жуткий грохот? Говорю же вам, нас разорвет на куски, – хрипло воскликнул он.
А я, вглядевшись в его полные ужаса глаза, увидела умирающего от чумы Томаса. Мужчину, надеявшегося на спасение, на операционном столе в Фицрое. Храброго солдата, который умолял не дать ему захлебнуться собственной кровью. Я увидела всех, кто когда-либо смотрел на меня со страхом и болью и кричал: исцели! Я не могла отступить.
Взяв руку ближайшего дежурного, я заставила его крепко зажать рану Джеймса.
– Всем весом. Давите как можно сильнее, или он умрет. Не двигайтесь.
Затем я мягко обхватила лицо несчастного солдата алыми от крови ладонями, и оно вскоре окрасилось цветом его неизбежной смерти. Я наклонилась ближе, и наши глаза оказались напротив друг друга.
– Джеймс, – тихо позвала я. – Джеймс, смотрите на меня. Смотрите только на меня.
Он по-прежнему рвался из рук солдат, но перестал мотать головой, встретившись со мной взглядом. Я глубоко вдохнула, призывая на помощь неземные силы. Биение в моей груди, почти прижатой к телу мушкетера, замедлилось, вынуждая подстроиться под ритм и его сердце.
– Тише, Джеймс. Лежите смирно. Все будет хорошо. Вы в моих руках. Позвольте мне о вас позаботиться, и беды не случится, обещаю. Доверьтесь мне. Успокойтесь. Просто успокойтесь.
Почти коснувшись его губ, я тихонько выдохнула.
Тело мушкетера расслабилось. Он перестал отбиваться и теперь лежал покорно. Дыхание стало ровнее. Веки затрепетали.
Я села и сняла руку дежурного с раны, но кровь не хлынула, а всего лишь потекла тонкой струйкой. Я вытерла кожу подолом платья, потом забрала бренди из рук оторопелого повара и плеснула на саму рану. И молча принялась зашивать сперва артерию, а затем рассеченную плоть, ощущая на себе изумленные взгляды окружающих. Плевать. Я не позволю этому человеку погибнуть, когда в моей власти спасти ему жизнь. Сделав последний стежок, я слегка откинулась назад и вытерла лоб рукой, забыв, что тем самым оставлю на нем жуткий кровавый след. Я приложила ладонь к груди Джеймса, мягко позволяя его сердцу забиться в прежнем ритме, а затем ласково погладила по щеке.
– Просыпайтесь, Джеймс, – тихо позвала я. – Просыпайтесь.
Он открыл глаза – ошеломленный, но спокойный, – вздохнул, как будто вышел из глубокого сна, и одарил меня счастливейшей улыбкой.
Я подняла голову и, к своему отчаянию, увидела знакомые выражения лиц, от которых по коже пробежал холодок. Дежурные, солдаты, повар, даже капитан Андерсон – все смотрели на меня со смесью страха, изумления и отвращения.
– Что это за магия? – прошептал капитан.
Солдаты опасливо отступили, и я осталась стоять на коленях у окровавленного солдата одна, в кольце настороженных наблюдателей.
– Она остановила его сердце, а потом запустила его вновь! – воскликнул солдат.
– Я все видел, – согласился дежурный. – Она высосала из его тела дух и заполнила его своим!
– Колдовство! – крикнул повар, а потом принялся орать еще громче, тыча в меня дрожащей рукой: – Ведьма! Она ведьма! Среди нас дьявол! Ведьма! Ведьма! Ведьма!
16
Теган
Меня поглотил лес. Я бежала настолько слепо, совершенно не представляя, куда, что в какой-то момент пронеслась по полям, а затем вновь увидела окруживший меня лес. Может, там я чувствовала себя в большей безопасности, словно пряталась. Я ощущала чары Гидеона, их горечь во рту. И ласковое заклинание Элизабет, теплое, исполненное любовью, но недостаточно сильное, чтобы меня освободить. А под этим всем трепетали мои собственные силы, стремясь вырваться на волю, ожить. Однако мне предстояло пройти еще долгий путь. Я пробиралась сквозь чащу, неловко врезаясь в деревья, глупо, почти пьяно продираясь через колючие кустарники, и вскоре начала слабеть. В состоянии ли Гидеон до меня дотянуться? Откуда он черпал столько сил? Словно с тех пор, как Гидеона забрали в Летние земли, его мощь невероятно возросла. Элизабет говорила, что кто-то помог ему сбежать. Может, ему помогают до сих пор?
Где-то через час я выдохлась окончательно. Я нашла дерево с огромном дуплом и заползла внутрь. Запахи мха и папоротников, лишайника и влажной коры казались мне родными и успокаивали. Я закрыла глаза. Несколько дней находясь во власти безумия, я совершенно ничего не соображала. Теперь надо прийти в себя прежде, чем случится что-то еще. Прежде чем Гидеон вновь меня разыщет. Я должна стряхнуть его чары и защитить саму себя.
В кармане шевельнулся теплый комок, и наружу показалась мордочка моего потрепанного мышонка. Я погладила его грязную шерстку и вгляделась в красные глазки.
– Кажется, мы больше не в Канзасе, Алоизиус, – шепнула я ему.
Кое-что я знала наверняка. Первое – я по-прежнему недалеко от дома. Это совершенно точно Бэткомский лес, который растет всего в нескольких милях от коттеджа «Ива». Второе – я уже не в двадцать первом веке. Сквозь туман заклятия прорывались неосторожные фразы гнусных близняшек. Из них вышли отличные тюремщики, однако они забыли, что я все-таки не совсем потеряла связь с реальностью. Так вот, очевидно, мы попали в самый разгар гражданской войны. Элизабет меня нашла. Если бы не она, я до сих пор оставалась бы в том доме, в плену у Гидеона. А я бросила ее с ним. И это после всех слов, что я не собираюсь никуда бежать, что не собираюсь быть вечной жертвой преследования!.. А теперь прячусь в дупле дерева… Я задрожала, несмотря на теплый день. Тело реагировало на смятение внутри, на борьбу сверхъестественных сил. Мне было страшно холодно, даже зубы застучали, а ступни и кисти онемели.
– Это не настоящий холод, – сказала я себе. Алоизиус вновь зарылся в карман, словно хотел хоть чуточку меня согреть. – Не настоящий. Думай, что тебе тепло. Вспомни Балык Кыс. Балык Кыс!
Я закрыла глаза, повторяя древние слова словно мантру, и позволила мыслям ускользнуть в иное время, место и, как мне казалось, другой мир.
Чтобы добраться до самого дальнего уголка Сибири, у меня ушло три месяца. Зная, как там холодно, я оставила Алоизиуса дома и очень скучала по своему маленькому пушистику. Я отправилась в путь в поисках шамана, который рассказал бы мне, во что они верят и как работают с магией. Те места – одни из немногих во всем мире, где шаманство остается частью повседневной жизни. И все же найти желающего взять меня на краткосрочное обучение было нелегко. Люди относились к моему интересу с подозрением, и немудрено. Как я могла надеяться понять их учение за жалкие несколько месяцев? Как могла допустить, что усвою их мудрость, которую они приобретали всю жизнь и которая была частью их культуры и наследия? Никак. Но я готова была принять все, что мне могли предложить. Я разыскала шамана, который не говорил по-английски, зато позволил мне наблюдать и слушать. Просто быть рядом с ним уже само по себе оказалось важнейшим опытом, и шаман действительно открыл мне кое-что об их особой связи с потусторонним миром. И все-таки я надеялась на большее. Наконец, когда я уже была готова сдаться и вновь преодолеть весь страшный путь на запад, я нашла Ульви, дочь шаманского народа.
Ульви жила посреди крошечного захудалого городка. Ничего общего с романтикой отдаленных избушек или древних якутских поселений. Он был скорее похож на окраины заброшенных индустриальных городов Запада, с кучей панельных домов и зданий из бетона, натыканных повсюду без всякой системы и заботы об их виде. Однако Ульви горячо гордилась своим однокомнатным домиком. Ей нравилось, когда я приходила в гости. Она с радостью показывала мне не только свой тонкий фарфор, но и шаманские ожерелья. Не важно, где Ульви жила, она была сильнейшим человеком духовно и магически. Я жадно впитывала крупицы ее мудрости неделями, которые переросли в месяцы и легко могли стать даже годами.
Затем, одним невероятно солнечным ноябрьским утром, Ульви пригласила меня на озеро. Стоило мне забраться в ее внедорожник, как я сразу поняла, что нас ждет далеко не самая обычная рыбалка. Ульви была в полном шаманском одеянии, начиная от цветастого головного убора, алого плаща с яркой зеленой и синей тесьмой, ожерелий из костей, колокольчиков и перьев, свисавших до пояса, и заканчивая сапожками из замысловато расшитой оленьей кожи. Женщина, принадлежащая иному миру. Женщина, принадлежащая магии.
Мы выехали из города и сперва час тряслись по обледеневшим рытвинам, а затем и по заснеженным дорогам, пока не добрались до берега озера Куркип. Ульви попросила меня перенести дрова, свернутые коврики, шаманские посохи и прочие, по ее заверениям, нужные штуки. Сама она несла ветки. Она так и не упомянула, почему не взяла с собой удочки. Мы зашагали вперед по скрипящему снегу. Наконец Ульви нашла понравившееся ей место. Затем мы расстелили коврики. Пока Ульви устраивалась, я развела костер.
Дни на востоке Сибири, когда солнце не поднималось высоко и садилось рано, мороз держался на протяжении многих месяцев, любое разумное животное впадало в спячку, а умные крылатые птицы давным-давно улетели в теплые края, стали настоящим испытанием. Хотя выпадали и другие дни. Когда ледяной ветер, сдирающий с лица кожу, утихал, с неба не сыпался снег, норовивший или ослепить, или заморозить ресницы, когда воздух был чистым, а свет – таким ярким, что проникал в самую душу. И один такой день стоил сотни любых других.
Мы заварили в старом жестяном котелке черного чаю и потягивали его, глядя на озеро. Оно было три мили в ширину и двадцать пять в длину, а сколько в глубину – никто не знал. Его обрамлял густой темный лес, или, как его называли, тайга. Озеро уже много недель сковывал лед, и на нем виднелись крошечные фигуры рыбаков. Удивительно, как они сами не превратились в ледышки. В тот день Ульви мало говорила, что для нее было несвойственно. Казалось, она хотела, чтобы мы провели несколько часов в тишине. Я дважды возвращалась к лесу за дровами. Каждые двадцать минут мне приходилось бегать туда-сюда, чтобы не замерзнуть насмерть. А Ульви даже столь свирепый мороз был нипочем. Она в нем родилась, по ее словам. И только когда последний рыбак собрался и ушел домой, Ульви встала и, топнув ногой, запела. От поверхности озера отразился ее глубокий якутский голос, хранивший в себе тысячи лет и сотни поколений жизни и смерти в невероятной Сибири. От рождающихся в горле Ульви низких нот дрожал воздух. Она призывала своих предков дать нам силы, одарить нас своей магией. На второй песне к Ульви присоединилась и я своим тоненьким западным голоском. И мы запели вдвоем, Ульви – уверенно и громко, я – временами путая слова, но преданно и искренне.
Наконец, когда солнце стало постепенно скрываться за верхушками деревьев на другом краю озера, Ульви взяла ножовку и повела меня на лед. Мы подошли к оставшейся после рыбалки проруби размером с обеденную тарелку. Ульви указала на темную воду.
«Надо больше, – сказала она, протягивая мне ножовку. – Прорежь еще».
Я послушалась. Лед был почти в ярд толщиной, да и вода уже начинала вновь замерзать. Но, по крайней мере, работа помогла мне согреться. Изо рта вырывались клубы пара, обдавая все лицо, от чего на бровях едва ли не росли сосульки. Я старательно пилила лед, пока прорубь не стала в три раза больше. Ульви окинула ее оценивающим взглядом, потом кивнула.
«Да, – улыбнулась она. – Теперь ты туда влезешь».
«Чего?!»
«Ты должна опуститься в воду».
«Ульви, ты с ума сошла? Сейчас же минус тридцать. Вода меня убьет».
«Нет, не убьет. Сперва сними одежду».
«Прямо голяком, что ли?»
«В мокрой одежде в машину нельзя».
«То есть мне надо посреди зимы нырять в ледяное озеро, а ты беспокоишься об обивке своего джипа!»
Ульви только рассмеялась и нетерпеливо махнула, чтобы я уже занялась делом, словно в мире не было ничего проще и разумней.
«Но зачем? – спросила я. – Зачем тебе это надо?»
Хотя ее взгляд был спокоен, в ореховых глазах все же мелькнула грусть.
«Скоро тебе уезжать, – произнесла Ульви. – Ты пройдешь много миль, вернешься в свой дом на другом конце света и унесешь с собой все, что узнала. Все, чему я тебя научила. Но путь долог, а знание может стать тяжкой ношей. Нельзя нести ее на плечах. Ведь каждый раз, как ты споткнешься, ты будешь терять по кусочку. Знания нужно хранить глубоко внутри. – Она указала на воду. – Озеро подарит твоей душе память об этих местах, и ты ее никогда не потеряешь».
Я поколебалась, зная, что мне оказывают честь подобной заботой и тревогой о том, чтобы я сохранила все обретенные богатства. Я хотела порадовать Ульви. Я хотела принять дар озера, но искренне боялась погибнуть.
«Вода слишком холодная, – тихо сказала я. – Человек в ней не выживет».
«Человек – нет, ты права. Человек не выживет. И – да, ты войдешь в воду человеческой девушкой, но как только озеро тебя примет, ты выйдешь на поверхность уже как Балык Кыс».
Балык Кыс. Рыбья девушка. Ульви верила, что в меня войдут духи рыб и я, подобно им, смогу вынести холод воды. Что я вынырну уже другой.
«Тебе нечего бояться. Ты хорошая ученица. Теперь ты станешь шаманом».
«Ты тоже так делала, Ульви?»
Она усмехнулась.
«Как думаешь, где я была, когда ты постучала в мои двери, а никто не открыл?»
«Ты была здесь? Плавала, зимой?»
«Как я уже сказала, как только ты станешь Балык Кыс, озеро останется с тобой навсегда».
Тогда я поняла: надо не думать, а просто нырнуть. Я как можно скорее разделась, но я ведь была так укутана! Я помедлила, добравшись до нижнего белья, и Ульви нахмурилась.
«Ты когда-нибудь видела рыбу в тряпках?» – требовательно спросила она.
Затем Ульви вновь начала петь, и мне показалось, что к ней присоединились и другие голоса. Под звуки шаманского хора я и шагнула в чернильно-черную воду. Напев звенел в голове, даже когда сердце едва не выпрыгнуло из груди, и я еле сдержалась, чтобы не вдохнуть ледяную воду. Если бы я начала думать, то запаниковала бы, что низкая температура вызовет остановку сердца или судороги раньше, чем я успею выбраться. Однако я ни о чем не думала. Я просто ждала, что случится дальше, позволяя песне удерживать меня недалеко от поверхности. Я перестала тонуть, двигая руками и ногами ровно столько, чтобы оказаться под самым льдом, а затем открыла глаза. Сперва я ничего не разбирала, потом они привыкли, и я увидела, как надо мной слегка блестит лед, как преломляется в проруби солнечный свет. И тут мое тело охватило спокойствие и странная тяжесть. Я поняла, что дело скорее не в духовной сфере, а в физической – организм переохладился, и я вот-вот потеряю сознание.
Я рванула к поверхности. Она почему-то так и не стала ближе. Я гляделась в темноту, отчаянно желая, чтобы мои ноги вдруг обрели силу для толчка. И тут, прямо на моих глазах, ноги начали набухать и меняться, срастаясь в широкий и мощный рыбий хвост, а руки вжались в бока. Бледная кожа потемнела, покрылась блестящими чешуйками, и вокруг затанцевали сотни крошечных рыбок, поднимая и раскручивая меня в своей стае. И я ощутила, что мое преображение подошло к концу. Я теперь Балык Кыс! Навсегда!
Выбравшись из воды, я снова стала человеком, однако Ульви оказалась права. Я изменилась. Я чувствовала холод, но он больше не причинял мне вреда. Я стояла босиком, мокрая, однако ступни не примерзали ко льду. Пальцы не отморозились. Одеваясь, я даже не дрожала.
Ульви с улыбкой наблюдала. А потом зашагала к джипу, на ходу крикнув, чтобы я захватила наши вещи.
В Бэткомском лесу, в сыром древесном дупле, я вызвала в памяти озеро, холод, напомнила себе, что я Балык Кыс, и ощутила, как ледяные воды смывают с меня остатки чар Гидеона. Кожу закололо от забурливших внутри сил. Теперь надо найти Элизабет. Настал мой черед ей помочь, и я не подведу.
17
Мы заговорили, лишь когда за запертой дверью стихли шаги приволокших меня в подвал солдат.
– Бесс! Как ты здесь оказалась? Что произошло?
Уильям взял меня за руки и подвел к деревянному сундуку, служившему сиденьем. В высокое решетчатое окно падало немного дневного света, еще чуть-чуть проникало по краям слегка покосившейся двери. Коптила сальная свеча. Помимо этого холодный подвал был погружен в темноту. Раньше тут хранились бочки вина и эля, запасы фруктов, овощей, мяса, мешки муки, ламповое масло и свечи, а теперь стало пусто, если не считать нас.
– Похоже, ты сможешь хотя бы какое-то время насладиться моим обществом, – ответила я.
– Но ты для них незаменима! Как же они сюда тебя бросили?
Я устало улыбнулась.
– А в чем меня всегда обвиняют, Уильям?
Я решила все рассказать. Так было легче – поведать ему как можно более безразличным тоном историю, как я стремилась облегчить страдания человека, исцелить раненого, и как это желание заставило меня прибегнуть к своему необычному дару. После того как я спасла Джеймса Пейджа, меня обвинили в колдовстве. Даже само слово вызвало страшную панику. Громче всех меня обличал армейский повар – чуть ли не с пеной у рта орал и тыкал пальцем, заявляя, что именно он первым меня заподозрил, и упиваясь собственной проницательностью и важностью. Стоило присутствующим только предположить, что я ведьма, как и остальные начали вспоминать, как странно я лечила больных и раненых. Ирония заключалась в том, что по большей части они видели не магию, а науку. Хотя как они могли не принять мои действия за колдовство? Солдаты не смыслили ни в том, ни в другом, так что считали их в равной степени пугающими и богопротивными.
Уильям покачал головой.
– Наверняка же они понимают, что ты творила добро, спасала от боли, излечивала?..
– Понимают. И благодарны. Но в то же время боятся. Я одинокая женщина, без мужа и семьи, они меня не знают. А мои методы, уверенность в себе и властность порождают недоверие. Мои целительские умения всегда вызывали у людей любопытство и слегка благоговейный страх. Добавь к этому зависть с подлостью – и меня вздернут раньше, чем кто-то успеет сказать «ведьма»!
– Они не могут тебя повесить!
Я сжала его руку.
– Уильям, подобное положение мне знакомо. Злиться на несправедливость – не выход.
– Тогда где выход? – Уильям вскочил и принялся мерить подвал шагами. – Запертым тут я даже самому себе ничем не могу помочь.
Мое сердце исполнилось нежностью к старому другу. Он потерял все – семью, дом, положение, а вскоре, весьма вероятно, потеряет и жизнь. Смиренно ждать своей участи было бы странно с его стороны, так что он вполне имел право бушевать и возмущаться.
– Я так понимаю, завтра тебя отправят в Оксфорд. Думаю, меня тоже. Они явно хотят от меня избавиться. Полковник Гилкрайст – пуританин, он не даст ведьме надолго задержаться в его лагере. – Я тихо рассмеялась. – Кто знает, какие жуткие заклятия я наложу на его бедных, беззащитных солдат?
– Как ты еще можешь шутить, Бесс? Как можешь смеяться, когда с нами так обращаются, когда нас хотят лишить жизни те, кому мы не причинили никакого вреда?
– А ты бы хотел, чтобы я рыдала?
– Я бы хотел, чтобы ты осталась жива! – Уильям вытер лоб и тяжело опустился рядом. – Прости, Бесс. Я снова тебя подвел.
Я коснулась его плеча.
– Такие слова нам не помогут. Давай лучше вспомним счастливые времена. Например, как я на спор заставила тебя прокатиться на еще толком не объезженном жеребенке.
На губах Уильяма мелькнула тень улыбки.
– Он испугался и понес меня прочь. Кажется, ты посчитала это крайне забавным.
– До сих пор помню твое лицо! – рассмеялась я.
Как хорошо было ненадолго забыть об унылой реальности и насладиться такими незатейливыми общими воспоминаниями. Что бы ни ждало нас впереди, думала я, лучше мы встретим судьбу спокойно. Поэтому до самого вечера мы копались в памяти и выискивали самые яркие события легкомысленного детства.
Мы даже не заметили, как стало темно. И без того скудные лучи солнца исчезли, и единственным источником света служило золотистое пятно вокруг свечи, поэтому я скорее услышала, а не увидела, как что-то проскользнуло сквозь решетчатое окно между подвалом и садом, а затем легко приземлилось и, совершенно не пострадав от падения с такой высоты, засеменило по каменным плитам.
– Фу! – нахмурился Уильям. – Теперь здесь только крысам и место.
– Не крысам, – поправила я, осторожно шагнув на тихие шорохи. – Мышам.
– Крысы, мыши… какая разница?
Я наклонилась. Подол платья мазнул по полу.
– Огромная, – произнесла я и, выпрямившись, вытянула к свету руку, на которой, подергивая усиками, сидел белый как снег мышонок.
Уильям недоумевал.
– Странное существо. Лучше не трогай его, Бесс. Эти создания переносят грязь.
– Наш мышонок особенный, – отозвалась я, поглаживая мягкую шерстку. – Верно, Алоизиус?
Значит, Теган где-то рядом. Должно быть, она окончательно сбросила чары Гидеона, набралась сил и, услышав мой зов, отправила Алоизиуса – в знак, что помощь близко. Я повернулась к Уильяму, который силился понять, отчего я так сияю.
– У нас есть надежда, – сказала я, подбираясь к двери. – Давай, мы должны быть готовы.
– Готовы к чему?
– Тс-с. Прислушайся.
Я закрыла глаза, обращаясь к сильнейшему ведьмовскому чутью, и сразу уловила присутствие Теган. Сперва я не разбирала ничего – разве что как шумит вдалеке солдатский лагерь. Солнечный свет исчез – час уже достаточно поздний. Большинство разместившихся в доме офицеров в постели. Так как никто не ожидает, что нас будут освобождать, у подвала, скорее всего, дежурит лишь один солдат. Однако Теган придется сперва незаметно пересечь земли Бэтком-холла. Не попытаться ли мне открыть замок посредством магии?
Я поднялась по ведущим к двери каменным ступеням и обхватила ручку ладонями. Если у меня выйдет, то я заработаю немного драгоценного времени, но это слишком рискованно. Такой крупный железный механизм не придет в движение без громкого лязга. Страж, возможно, дремлет – и будить его никак нельзя. Нет, все, что мне оставалось – ждать и верить в силы Теган. По крайней мере, я могла отправить ей весточку – я раз за разом тихонько повторяла ее имя. Так она поймет, что ее гонец добрался до цели и мы готовы действовать.
Наконец донеслись звуки сверху.
– Уильям, где мы относительно комнат?
– Ровно под кладовой у кухни.
Подняв взгляд, я различила в потолке едва заметные лучики света.
– Потайной люк! – воскликнул Уильям. – Там же сдвигаются доски, чтобы спускать сюда бочонки и мешки!
Мы поспешили к нужному месту. Снова раздались шорохи, а затем доски действительно поднялись, и мы заморгали – в подвал хлынул яркий поток. Как только глаза привыкли, я увидела Теган с лампой в руке, сияющую на фоне тьмы, словно ангел. Да и само тело Теган излучало свет. Столь чистый, что он мог исходить лишь благодаря магии. Магии Теган.
Она приложила к губам палец, давая знак, что надо молчать, а затем спустила вниз лестницу. Мы быстро поднялись. Через открытую дверь кладовой виднелась задремавшая на стуле у печи Мэри-Энн.
– Я наслала на нее недолгий сон, – шепнула мне Теган, пока Алоизиус взбирался к ней на плечо. – Она проснется чудесно отдохнувшей. Как и двое солдат, что охраняли черный вход.
И тут я заметила храпевшего на столе армейского повара.
– А он?
– Просто пьяный, – улыбнулась Теган.
Я так радовалась, что она вновь стала собой, что так лучится магией! То, что я заметила в ней, когда только вернулась из Летних земель, сила, которую ощутила, когда сняла чары Гидеона, – теперь все стало на свои места. По крайней мере, в одном Гидеон был прав: Теган уже не та юная ведьмочка, какой была пять лет назад. Теперь она совсем другой человек.
Оставив лампу на кухне, мы втроем поспешно покинули дом, а затем под покровом тьмы пробрались мимо сада и лагеря. Когда мы оказались на достаточном расстоянии, Теган объяснила, что на краю леса нас ждет Эразмус. Им удалось раздобыть только двух лошадей, и за обеих стоило благодарить Кинса, который немало рисковал. Нам придется ехать по двое, наша цель – граница с Уэльсом. Там у Эразмуса есть друг, который нас приютит.
При виде верного времяхода меня охватила радость. Если он и пострадал в схватке с Гидеоном, то не сильно. Эразмус восседал на той самой лошади, на которой только вчера передо мной возник Кинс. Только вчера! Столько всего случилось, столько всего изменилось за единственный день. Поводья второй лошади, вороной и тощей, Эразмус держал в руке. Кинса же нигде не было видно. Впрочем, неудивительно – вороную он явно увел у армии; если бы его поймали, ему неминуемо грозила виселица.
– Вас кто-нибудь видел? Тревогу еще не подняли? – спросил Эразмус.
Теган покачала головой.
– Времени у нас все равно мало.
– Никто не станет проверять подвал до самого утра, – отозвался Уильям.
– Меня беспокоят не солдаты, – повернулась к нему Теган.
– Гидеон, – сообразила я. – Он наверняка ощутил, как ты использовала магию.
– Поспешим, – кивнул Эразмус.
Уильям тут же взмыл в седло, а затем протянул мне руку. Я, взявшись за нее, взобралась ему за спину. Лошадь Уильяма беспокойно переступила с места на место. И прежде чем Теган успела тоже сесть верхом, тьма позади нас начала сгущаться. Мы все невольно оглянулись и увидели, как из-за деревьев показался Гидеон. Он шел медленно, словно его совершенно ничего не тревожило и не было ни единой причины ускорить шаг. Гидеону вновь удалось незаметно переместиться и откуда-то узнать, где мы. Казалось, его невозможно опередить.
Я хотела было спешиться, но Теган подала знак, чтобы я остановилась. Она уверенно двинулась вперед и встала между нами и Гидеоном. Только сейчас, в скудном свете растущей луны, мы увидели, что он держит в руке пистолет. Теган замерла, спокойная и бесстрашная, и я вдруг услышала отзвук ее магии – будто вдалеке кто-то ударил по камертону. Теган вновь начала светиться, и я, к своему изумлению, увидела, что она слегка парит над травой. Гидеон не сводил с Теган взгляда, и неудивительно! В ней теперь сосредоточилась такая мощь, что ее ощутили все, даже совершенно несведущий в этих делах Уильям. Я крепко держалась за Эразмуса и почувствовала, как он резко втянул воздух, тоже пораженный силой Теган. Перед нами стояла уже не начинающая ведьма, и я наконец поняла, почему Гидеон ее так упрямо желает, почему так неумолимо за ней гонится. Нет, Теган – не способ добраться до меня, как я думала раньше, не пешка в игре злопамятного чернокнижника. Гидеон хотел сделать Теган своей, потому что она стала поразительной ведьмой.
– Пистолет? На тебя не похоже, Гидеон.
– Люблю находить пользу во всем, что попадается на пути.
– Уже не так уверен в своей магии?
Я чувствовала, как силы Теган продолжают расти. Окажись я на месте Гидеона, я бы, наверное, испугалась. Но у него, как всегда, хватало ума не рисковать собственной шкурой.
– Теган, ты достаточно хорошо меня знаешь, я никогда не сомневаюсь в своих способностях. Однако это не значит, что я стану недооценивать твои. Ты теперь прекрасно владеешь заклинаниями и стала достойным соперником.
– Льстец.
– Поверь, комплимент самый искренний.
– Такому змею, как ты, нет никакой веры. А искренности во всей твоей гнилой душе ни на грош.
– Плохого же ты обо мне мнения, Теган… Ладно, мы над этим поработаем. Но сперва я предпочел бы избежать очередного нападения ручного времяхода Бесс с его противными ножичками. Зачем мне с ним связываться, когда в моем распоряжении целая армия? – Едва договорив, Гидеон вскинул пистолет вверх и нажал на курок.
Он не целился в нас, поэтому мы даже не попытались как-то защититься, а попросту оцепенели, пытаясь понять, что сейчас произошло. Первым догадался Уильям.
– Люди Кромвеля! Солдаты услышали выстрел и скоро будут здесь.
Уильям, конечно, прав. Гидеон прекрасно понимал, что делает.
– Боюсь, им придется не по душе, что подозреваемый в измене человек и его ведьма пытаются сбежать от правосудия.
Затем события развернулись с такой скоростью, что я до сих пор не могу вспомнить ни их порядок, ни что в действительности произошло. Мы слушали уклончивые речи Гидеона, тревожно ожидая, что он вот-вот нападет на Теган. Как вдруг все – воздух, звуки, мысли – поглотила опаляющая вспышка света, а затем воцарились тишина и тьма. Лошади беспокойно всхрапнули. Эразмус сильнее натянул поводья. Уильям развернул свою лошадь, изумлено озираясь. Теган и Гидеон исчезли.
– Но… – Уильям покачал головой. – Что это было? Что этот дьявол натворил?
– Он шагнул сквозь время, – дрожащим от ярости голосом произнес Эразмус.
– Что? Нет! – Я не хотела верить своим ушам. – Это невозможно.
– По всей видимости, не для господина Гримстидса, вернее, Мастерса.
– Вы же сами говорили, что это невероятно опасно, если человек болен, или не в себе, или принужден…
– Так и есть.
– Тогда вы наверняка ошибаетесь!
– Элизабет, я собственными глазами видел! Ради всего святого, женщина, как я мог ошибиться?!
Времени на мучительные размышления у нас не было – со стороны Бэтком-холла донеслись крики и стук копыт.
– Они нас догонят! – Уильям заставил нервную лошадь шагнуть ближе и торопливо заговорил: – Бесс, спасайся. Пусть Эразмус отвезет тебя в безопасное место. Вы успеете.
– Нет, Уильям. Мы должны держаться вместе.
– Нет. Сейчас темно, а эти люди, подобно псам, будут гнаться лишь за тем зайцем, который у них перед носом. – Уильям умолк, и от его взгляда у меня едва не разорвалось сердце. – Я тебя больше не подведу, Бесс.
И, не дав мне ответить, он развернул лошадь.
– Уведите ее, Эразмус! – бросил Уильям через плечо. – Пусть она живет!
С этими словами он хлестнул лошадь поводьями, заставляя ринуться вперед, в темноту, и продолжил что-то кричать на ходу.
Уловка сработала. Показавшиеся на вершине холма всадники с факелами заметили Уильяма и бросились в погоню.
Эразмус выслал лошадь в кентер в противоположном направлении.
– Его нельзя бросать! – с болью воскликнула я.
– Мы должны спешить. Он долго не продержится, – ответил Эразмус.
– Его повесят! Он умрет!
– Тогда давайте не будем тратить драгоценное время, которое он оставил нам в дар.
По щекам покатились слезы. Я как можно крепче прижалась к Эразмусу, чтобы лошади было легче нести нас двоих. Сердце разрывалось от боли за Уильяма и беспокойства за Теган. Она вновь исчезла прямо на моих глазах! И даже ее собственная поразительная магия не сумела ей помочь. Гидеон сработал слишком быстро и непредсказуемо. Судя по словам Эразмуса, Теган в страшной опасности – ее перенесли сквозь время без подготовки и против воли. И если Теган жива, то куда Гидеон ее утащил? Сможем ли мы за ними последовать?
Мы все скакали прочь от леса, через луга и поля, мимо руин дома моей семьи, к самой южной точке уголка графства Дорсет, где я познала столько горя. Эразмус пустил лошадь шагом, а затем и вовсе остановил на вершине скалы. Он спрыгнул со спины усталого животного, затем помог спешиться и мне. Бока лошади тяжело вздымались, от тощего тела валил пар. Ночная темнота уже начинала отступать – занимался мягкий летний рассвет. Я отошла в сторону, не желая, чтобы Эразмус видел мое горе. Да, он поступил так, как приказал Уильям, но я все равно страстно жалела, что все не обернулось иначе.
Темная морская вода поблескивала в ожидании теплых лучей солнца. Когда-то давно я стояла на том же месте в отчаянии, когда мой мир рухнул, разбился на тысячи крошечных кусочков. Я потеряла все – но выжила. Продолжила свой путь, шагнула навстречу судьбе и стала ведьмой и целительницей, познала любовь, обрела Теган. И сейчас я не собиралась сдаваться. Путь есть, я его найду. Иначе жертва Уильяма окажется напрасной.
Подошел Эразмус. Он не стал меня касаться, искать слова утешения – и я была ему за это благодарна. Меня достаточно утешало, что он просто рядом. Эразмус глядел вдаль, на дремлющий океан, и ждал, пока я произнесу то, о чем думала.
– Вы сумеете? У вас получится их найти?
Он кивнул.
– И мы сможем за ними последовать?
– Да. Иначе времяход из меня был бы весьма неважный.
Я вздохнула, пропитывая саму душу теплыми лучами рассвета.
– Замечательно. Тогда начнем.