18

Лондон, 1851 год

От такого приятного сна не хотелось просыпаться. Меня окутывала соблазнительная дрема, зовущая обратно в свои мягкие объятия. И все же я знала, что должна открыть глаза, ведь под ненавязчиво убаюкивающей темнотой скрывалась волна тревоги. Что-то такое, что необходимо сделать. Человек, который во мне нуждался. Мои веки оставались сомкнутыми, но под ними развернулась сверкающая фантасмагория. Передо мной кружились лица, мешанина из цветов, одеяний и тел. Я знала этих людей? Они настоящие или же просто призраки, порожденные смятенным разумом?

Кто-то позвал меня по имени. Спокойный, настойчивый голос.

– Элизабет? Элизабет, вы меня слышите?

Мою руку обхватили теплые ладони.

Я наконец открыла глаза. Эразмус смотрел с беспокойством, однако, как только я начала просыпаться, он вновь повеселел. Я попыталась заговорить, и он тут же зашикал и поднес к моим губам стакан воды. Я жадно отпила, вдруг ощутив сильнейшую жажду.

– По чуть-чуть, – предупредил Эразмус. – После такого огромного прыжка лучше какое-то время пить маленькими глотками.

Он отставил стакан, продолжая держать мою ладонь в левой руке. Прикосновение меня успокаивало. Нет, не только… Осознание меня смутило; я поспешно высвободилась и кое-как села на обитой красным бархатом кушетке.

– Где мы?

– Дома. То есть, у меня дома. Мы в Лондоне.

Эразмус обвел комнату широким жестом. О, что это была за комната! Высокий полоток, как в домах начала Викторианской эпохи. Сквозь два вытянутых, обрамленных парчовыми шторами окна струились яркие лучи солнца. Несмотря на немалые размеры, помещение не казалось чересчур огромным, ведь каждый его дюйм был чем-то занят. Я увидела еще пару бархатных кушеток с подушечками и клетчатыми пледами, несколько потертых кожаных кресел, расставленных с оглядкой на падающий свет, между окнами – широкий стол со стопками бумаг, чернильницами, промокашками и прочими письменными принадлежностями, а также придвинутым стулом. На дощатом полу лежал старый, но по-прежнему красивый персидский ковер, а с потолка свисали два внушительных латунных фонаря. А самым поразительным в этой комнате было количество и разнообразие книг. Здесь хранилась самая настоящая библиотека. Уставленные полки занимали три стены. Маленькие столики ломились от веса кожаных фолиантов. Всю комнату пронизывал особенный запах книг, бумаги, кожи, даже самих слов.

В голове начинало проясняться.

– Какой сейчас год? – спросила я.

– Тысяча восемьсот пятьдесят первый. Лето. По всей видимости, очень жаркое.

– Но это верный год? В смысле, мы прибыли в то время, где сейчас Теган?

Я потерла виски, силясь развеять окутывающий мысли туман. Расклеиваться некогда. Гидеона в таком состоянии не одолеть.

– Наверняка. Мне удалось их отследить. Гидеон шагнул сквозь время, однако я не могу сказать, насколько успешно.

– О чем вы?

– Они шагнули, презрев необходимые меры предосторожности. Теган не желала перемещаться и не была предупреждена. – Эразмус пристально посмотрел на меня. – Элизабет, я рассказывал, какие здесь кроются риски. В первый раз им хотя бы помогал опытный времяход. Теперь Гидеон сунулся в то, чего не понимает. Он вполне мог переоценить собственные способности.

– Вы думаете, Теган не выжила? – Голос остался ровным, но сердце бешено колотилось.

– Не стану скрывать от вас правду. Я сразу же отследил Гидеона. Перепрыгивая через столетия, он действовал не как чародей, поэтому переместиться тайком ему не удалось. Он оставил следы, как и любой времяход.

– И вы точно знаете, что они прибыли сюда, в этот день?

– Да, но не могу сказать точно, где Гидеон прячет Теган. Лондон, даже в этом столетии, большой и многолюдный город. Более того, сразу после перемещения Гидеон наверняка, по своему обыкновению, наложил чары и скрылся. Он уже сбросил личину времяхода и вновь стал чернокнижником, вернув всю свою власть. Не сомневаюсь, что он заранее знал, куда отправится и что будет делать. И еще… – Эразмус умолк.

– Продолжайте.

– Некоторое время столетия пересекали два человека, а в конце, когда Гидеон еще был различим… он был один. – Завидев мое отчаяние, Эразмус продолжил: – Может, это и не имеет значения. В конце концов, именно Гидеон сделал шаг, поэтому он и оставил куда более сильный след. Как только Гидеон прибыл, пока к нему не вернулись силы, я тут же его заметил. Одного.

– Что же тогда с Теган? То есть она все еще в Бэткоме, в том времени? Или застряла в жутком лимбе? Как нам узнать? Мы должны ее найти.

– И найдем. Повторю – это, возможно, не имеет значения. Кого Гидеон скрыл бы первым делом, себя или Теган? Подумайте, Элизабет. Она теперь сильная, полноправная ведьма. Гидеон должен подчинить ее и надежно спрятать. Скорее всего, я просто не сумел ее засечь.

Я заставила себя поверить в слова Эразмуса. Что мне еще оставалось? Память постепенно восстанавливала ход событий, и сердце вновь заныло от воспоминания об Уильяме. Мой бедный добрый Уильям… Хоть бы его жертва не оказалась напрасной. Я тряхнула головой, желая избавиться от этих мыслей, но она только пошла кругом.

Я опустила ноги на пол.

– Поберегите себя…

– Я вас умоляю, – отмахнулась я от Эразмуса. – Я же не больна. Просто хочу немного пройтись, окончательно проснуться.

Завидев его беспокойство, я постаралась продолжить самым бодрым голосом, на который была способна:

– Какая прекрасная комната, Эразмус. А вы, как погляжу, заядлый читатель.

Он кивнул.

– Признаюсь, это всего лишь малая часть моей коллекции. В доме куда больше книг, чем я сумею прочитать за всю жизнь.

– То есть здесь ваш дом? Это место? И время?

– Насколько вообще возможно, да. – Эразмус взял меня за руку. – Пойдемте, хочу вам кое-что показать.

Мы вышли на площадку второго этажа – вверх и вниз уходила крутая лестница – и направились к противоположной комнате.

– Наверное, так вы лучше поймете, чем я здесь занимаюсь.

Помещение было похоже на гостиную, где я очнулась, только без всяких удобств. Я оказалась в мастерской с верстаками, ящиками, инструментами. Пахло смесью скипидара, олифы, чернил, клея, какой-то краски. Шагнув к рабочему столу, я коснулась обрезков кожи и лишь тогда заметила, что и здесь тоже книги. Фолианты в отменных переплетах с золотым тиснением на простой коже, тоненькие сборники стихов, увесистые медицинские энциклопедии. Однако, в отличии от предыдущей комнаты, здесь они не просто хранились – здесь их создавали.

– Какая тонкая работа. Вы сами их делаете? – спросила я, взяв в руки затейливо обработанный темно-синий переплет с красно-золотыми буквами.

Эразмус тут же засиял от гордости, хоть и попытался это скрыть.

– Красиво вышло, правда? Да, я делаю их сам. Когда не прыгаю туда-сюда из одного столетия в другое. Здесь я Эразмус Балморал, мастер переплетного дела. И это, можно сказать, мой дом и мое время.

– У меня когда-то была подобная книга, – пробормотала я, – впрочем, не такая красивая. Но дорогая мне.

– Ваш гримуар? – спросил Эразмус и, заметив мое удивление, добавил: – Я все-таки кое-что знаю о ведьмах.

– Моя Книга Теней.

– А где она теперь?

– Я отдала ее Теган, – ответила я и закусила нижнюю губу, силясь сдержать чувства.

Словно ощутив мою боль, Эразмус не стал расспрашивать дальше, а накрыл мою руку с книгой ладонью.

– Однажды у вас появится новая, – пообещал он.

Из открытого окна доносился уличный шум. Стук копыт, скрип колес повозки. Призывы торговца купить свежий товар. Смех девушки.

Меня вдруг охватила слабость, и я тяжело оперлась о стол. Эразмус поддержал меня за талию.

– Вы еще не полностью оправились, – мягко произнес он. – Вам необходимо поесть и отдохнуть…

– Но…

– Поесть и отдохнуть, – повторил Эразмус. – А потом мы вновь примемся за поиски.

Я не ответила – на меня вдруг накатила невероятная усталость. Если бы не руки Эразмуса, я бы попросту сползла на пол. Времяход усадил меня на стул, а затем дернул шнурок колокольчика у камина.

– Мы ее найдем, Элизабет, обещаю.

Я хотела верить словам Эразмуса и ему самому, но в тот момент могла думать лишь о собственном обещании Теган. Я сказала, что больше ее не оставлю. Я клялась, что всегда буду рядом. Мы воссоединились, – и я опять позволила Гидеону ее украсть. Что же сейчас творится в голове у Теган? Как в ней еще может теплиться надежда, что я сумею ее спасти и мы навсегда избавимся от Гидеона?

Со стороны лестницы донеслись шаги. Затем дверь распахнулась, и в комнату чуть ли не вбежала пожилая женщина в кружевном платье с кринолином, а за ней – плотный запыхавшийся джентльмен с усами, от которых его лицо казалось еще шире.

– Мистер Балморал, сэр! – вскричала женщина, с трудом пробираясь по комнате из-за объемных юбок. – Вы дома, а тут все вверх дном! Неужели никогда не случится такое, что вы предупредите нас заранее и не застанете нас врасплох?

Эразмус шагнул к ней навстречу.

– Миссис Тиммс, – взял он ее за руку, – клянусь, за время моего отсутствия вы только помолодели.

Женщина смущенно отмахнулась вышитым платочком. Она явно обожала кружева – на шляпке их было столько, что ее голова напоминала цветок, из подрагивающих лепестков которого выглядывало лицо. Честное, отметила я, и доброе.

Женщина окинула меня сияющим взглядом.

– Что я вижу! – воскликнула она. – У вас гостья. О, дорогая, как же вы здесь, среди такого беспорядка… – Миссис Тиммс обвела мастерскую рукой.

Я поднялась.

– Элизабет хотела взглянуть на мои книги, – пояснил Эразмус.

– Здравомыслящая женщина! – вставил джентльмен, который так упирался ногами в пол, а руками – в бока, словно ожидал нападения или же пытался выстоять против шквала эмоций своей спутницы.

– Мистер Тиммс! – с укором обратилась к нему жена. – Я бы попросила не делать столь смелых предположений о даме, которую нам еще даже не представили.

– Простите. Мистер и миссис Тиммс, позвольте вам представить…

– Элизабет Хоксмит, – перебила я, протягивая миссис Тиммс руку.

Эразмус назвал бы меня миссис Кармайкл, но в этом времени меня никто не знал, и, пусть я радовалась возможности хоть ненадолго одолжить фамилию Арчи, мне казалось, что лучше вернуться к собственному имени. Миссис Тиммс стиснула мою ладонь, а потом махнула мужу, чтобы он тоже меня поприветствовал.

– Счастливы с вами познакомиться, мэм, – произнес мистер Тиммс и поцеловал мою руку, щекоча кожу усами.

– Привели гостью сюда, не предложив чашечку отменного китайского чаю… Мистер Балморал, о чем вы только думали?

– Я уже сказал, книги…

– Книги, книги, книги! – Миссис Тиммс недовольно цокнула языком. – Нельзя жить одними книгами, сэр, как бы вам ни хотелось убедить нас в обратном.

– Мистер и миссис Тиммс владеют небольшой гостиницей, что примыкает к моему дому, – пояснил Эразмус. – Мне невероятно повезло, ведь миссис Тиммс стала моей домоправительницей, а мистер Тиммс занимается моими счетами. Они великолепно справляются со всеми делами, пока я… отсутствую.

– Причем с удовольствием, – заверила меня миссис Тиммс. – Однако куда большее удовольствие мы испытываем, когда мистер Балморал вновь осчастливливает нас своим присутствием. Так, а теперь, моя дорогая миссис Хоксмит, давайте мы спасем вас из этого пыльного места и раздобудем на кухне напитков. Расскажите, чего вы желаете, и мы сделаем все возможное. Верно, мистер Тиммс?

– Именно так, мэм, именно так, – согласился тот и шагнул в сторону, позволяя своей жене утянуть меня к двери.

Возмутиться мне удалось лишь уже на пороге.

– Миссис Тиммс, вы слишком ко мне добры, и я благодарю вас за беспокойство, однако меня ждут крайне важные дела. И я должна заняться ими немедленно.

– Элизабет… – покачал головой Эразмус.

– Простите, Эразмус, я не могу сидеть сложа руки. Я отправляюсь на поиски.

И, не обращая внимания ни на вздохи и уговоры его домоправительницы, ни на возражения самого Эразмуса, я поспешила выйти из комнаты.

Однако миссис Тиммс меня догнала и настоятельно попросила позволить ей хотя бы подобрать мне одежду. Я согласилась, ведь я по-прежнему была в наряде семнадцатого века, и миссис Тиммс быстро принесла мне подходящее платье. Я морщилась, когда она затягивала корсет, молча проклиная моду на столь тесные вещи. А вот возиться с волосами я не позволила. Плевать на внешний вид. Я могла думать лишь о Теган.

Вот так я и отправилась бродить по улицам. С тех пор, как я последний раз была в Лондоне, прошло очень много лет, и больше сотни – как я там жила. Столько всего изменилось – вместо рычания моторов раздавались цокот копыт и дребезжание колес, – однако в городе по-прежнему бурлила жизнь. Словно его сердце будет и дальше продолжать лихорадочно биться, пока где-то рядом приходят и уходят моды и новшества. Быстрый шаг, необходимость пробираться по многолюдным улицам и попытки вспомнить дорогу помогли мне включить мозги. Первым делом я заглянула в больницу «Фицрой». Она располагалась совсем недалеко от дома Эразмуса в районе Примроуз-хилл. По пути я ловила себя на том, как выискиваю в толпах Теган или Гидеона, хотя знала, что вряд ли он станет прогуливаться с ней посреди бела дня. Я только надеялась, что Гидеон вдруг захочет вновь побывать в связанных со мной местах. В конце концов, он выбрал Бэтком, почему бы тогда не посетить и другие?

Больница лишь недавно открылась – до того, как я начну там работать, пройдет еще больше тридцати лет. Тогда меня звали Элайза Хоксмит. Какие же опасные были времена! Я так долго и упорно стремилась добиться своего положения и любила работать в «Фицрое»!.. Гидеон отнял у меня и это.

Я поспешила подняться по ступенькам крыльца. Медсестры в накрахмаленной форме, с безукоризненно белыми передниками и чепчиками, молча трудились. Я оглядела вестибюль, не зная, что ожидаю там найти.

Под ложечкой засосало – я вдруг увидела знакомое лицо. Мужчине было не больше тридцати, он еще не обзавелся морщинами и пылал жизненной силой, свойственной молодым людям. Мы познакомимся с доктором – а позже профессором – Гиммелом лишь через двадцать пять лет. Этот прекрасный хирург многому меня научит, а затем поплатится за наше знакомство жизнью. Гиммел прошел мимо, не зная, что его судьба сплетена с уставившейся на него странной незнакомкой.

– Уайтчепел, – пробормотала я, покидая больницу.

Там я когда-то жила, там Гидеон однажды попытался меня убить. Могло ли место, сыгравшее столь важную роль в нашей истории, вновь его притянуть? Или я гналась за призрачными надеждами? Наверное, Эразмус прав, и моя затея бесплодна, однако я должна попытаться.

За неимением денег на омнибус мне пришлось добираться пешком. Шагая по людным улицам – от Фицровии, через Хай-Холборн и, наконец, до Уайтчепела, – я всматривалась в лица прохожих. Я заглядывала в переулки, витрины магазинов, в проезжающие повозки, продолжая и продолжая искать. День стоял жаркий, и наспех заколотые волосы все норовили вырваться из своего плена. Должно быть, меня принимали за дикарку – растрепанная, без головного убора, напряженно пялюсь на всех… Однако я упрямо шла дальше, не обращая внимания на полные любопытства взгляды.

Улицы стали более узкими и грязными – я добралась к местам, которые столько лет пробыли моим домом. Аккуратные дома, элегантные дамы и состоятельные джентльмены лучших районов остались позади. Здесь уже встречались уличные торговцы всех мастей. Здесь дети попрошайничали, а изможденные женщины в яркой одежде сверкали недопустимо оголенными лодыжками, привлекая клиентов. На каждом углу готовили еду на жаровнях – воздух, пропитанный запахами жареных каштанов и печеной картошки, в какой-то мере спасал от вони сточных ям. Я узнала швейную мастерскую на той улице, где когда-то жила. Здания вообще казались странно знакомыми, хотя пока не стали такими, какими были при мне. Осознание, что я не на своем месте, вернее, дело не в месте, а во времени, еще сильнее путало мои и без того смятенные мысли. Меня охватила тревога. Может, это все последствия перехода между столетиями, а также усталость от такого количества ходьбы на голодный желудок? От вида пирогов на прилавке у меня потекли слюнки, а вот желудок сжался отнюдь не от голода. Я невольно оглянулась через плечо, снедаемая чувством, что за мной следят. Пришлось напомнить себе, что одинокой женщине здесь небезопасно. Я на всякий случай шагнула ближе к центру дороги. Уж лучше уворачиваться от медленно ползущих повозок, чем вдруг очнуться где-то в переулке.

Солнце постепенно садилось, и фонарщик один за другим зажигал газовые фонари, но их было слишком мало и расположены они были очень далеко друг от друга. Дневной Лондон со всеми своими видами и звуками постепенно ускользал, уступая место мрачному, наполненному туманом ночному брату. Появлялось все больше продажных женщин в откровенных одеяниях. В питейных заведениях гуляли все громче, и посетители временами высыпали наружу покурить или подраться. Лавочники прятали товар. Уличные торговцы устало тащили свои тележки домой. Мужчины в низко надвинутых шляпах беспокойно поглядывали по сторонам. В одном из пабов кто-то колотил по клавишам пианино и громко пел. И даже среди всей этой шумной ночной жизни чувство, что меня тайком преследуют, только усиливалось. Теперь я понимала, как глупо было с моей стороны отправиться в подобные места вечером в одиночку. Я свернула в переулок, затем в другой, пытаясь оторваться от преследователя, однако все равно мельком увидела его сзади. Гидеон?.. Неужели охотница опять стала дичью?.. Под корсетом болезненно колотилось сердце. Я заметила брошенную телегу в небольшом открытом дворике и поспешно за нее нырнула. Прячась там, я не сводила глаз с улицы, по которой только что шла. Я заставила себя успокоиться, отогнала тревожные мысли, чтобы не мешать ведьмовскому чутью уловить чужое магическое присутствие. Другую ведьму или ведьмака… Я что-то различила…

– Элизабет…

На мое плечо опустилась рука, и я вскрикнула. А затем, развернувшись, с изумлением увидела Эразмуса.

– Вы меня до смерти напугали!

– Простите…

Стряхнув его руку, я вышла из укрытия и принялась мерить дворик шагами.

– О чем вы только думали? – требовательно спросила я дрогнувшим от одновременно облегчения и гнева голосом. – Могли бы и предупредить.

– А если бы это был не я? – Эразмус ступил в неровный круг света фонаря у входа в дворик. – Одинокой женщине здесь опасно, не говоря уже о том, в каком положении находитесь лично вы.

– Я более чем способна о себе позаботиться.

– Как правило, да, но я вижу, насколько вы подавлены из-за Теган. Вы не способны мыслить ясно.

– Вы настолько хорошо меня знаете, что теперь уже мои мысли читаете?

Эразмус вздохнул и виновато поднял руки.

– Простите, погорячился.

– Я вам не глупая истеричка, за которой необходимо следить.

– Конечно. Вы сильная и разумная женщина. Именно поэтому я уверен, сейчас вы уже поняли, что таким образом Теган не найти. Прошу, Элизабет, давайте вернемся домой.

Эразмус протянул руку и взглянул на меня так, как не смотрят на тех, кто всего лишь вверен заботам. В его глазах светилось искреннее беспокойство. Тепло. И этот взгляд сказал мне больше, чем просто слова.

Я молча кивнула и взяла протянутую руку. Мы вместе выбрались из сплетения улочек, а когда вышли к Холборну, Эразмус остановил экипаж.

19

Теган

Очнувшись, я увидела только тьму, настолько черную и давящую, что мне пришлось успокоить себя глубокими, медленными вдохами. Я закрыла глаза. За ними прячется темнота иного рода – твоя собственная, над которой властвуешь ты сам. А вот открыть глаза и увидеть лишь удушающий мрак вокруг… с этим справиться сложнее. Я не шевелилась, ожидая, когда окончательно приду в себя. Я почти не различала звуков, лишь приглушенный гул. Может, колеса?.. Сквозь то, на чем я сидела, временами проходила дрожь. Голосов не было. Еще что-то, очень тихое… слово стук капель воды о камни. Пахло сыростью, застарелой плесенью и воском – скорее всего, свечным. Свечи! Я снова открыла глаза. Они вроде привыкли к темноте, но мне это помогло мало. Я увидела лишь едва заметное свечение впереди, в виде прямоугольника. Дверь. Крепкая. Ладно, по крайней мере, отсюда есть выход. Я ощупала пространство вокруг себя и поняла, что я на постели – вот грубые одеяла, подушка. Я потянулась к краю кровати. Ага, вот и тумбочка, а на ней – свеча. И спички! Я зажгла одну дрожащими руками и поднесла к фитилю.

Комната без окон. Похоже, все выстроено из очень старого кирпича. Воздух проникал лишь через две отдушины, высоко расположенные в дальней стене. Я обнаружила стойку для умывальных принадлежностей с кувшином воды и миской, ночной горшок под узкой кроватью, стул, стол с парой книг и сложенной одеждой, корзинку с несколькими фруктами и немного хлеба с сыром. И все.

Что же произошло? Я снова мучилась от ощущения, что у меня самое тяжелое в мире похмелье, однако накануне я не выпивала. На мне по-прежнему белое хлопковое платье с нижними юбками – то, во что я была одета, когда Элизабет спасла меня от плена в доме Гидеона и близняшек. Я помнила лес. И Элизабет. И Гидеона. А потом… В памяти царил туман, кажется, я куда-то упала.

Мы снова прошли сквозь время, не иначе. Это явно не Бэткомский лес. Я взяла со стола платье. Ничего особенного, коричневый с кремовым клетчатый хлопок. Наверное, такое носила бы служанка в выходной день, если он у нее случался. Однако платье было сделано из многих ярдов ткани, с нижними юбками и пышными у плеч рукавами. Похоже, девятнадцатый век. Скудная мебель, спички, книги – все это явно не принадлежало временам гражданской войны. Куда же Гидеон меня затащил? И что случилось с Элизабет? Удалось ли ей спастись? Я помнила стук копыт, за ней мчались всадники. Там был кто-то еще. Да, я видела его лицо. Друг Элизабет, Уильям. Она говорила, что его повесят, если поймают. И… ох! Что же случилось с Алоизиусом? Я проверила карман – мышонка там не оказалось – и принялась осторожно ощупывать постель.

– Алоизиус? Где ты, маленький?

Я не могла вынести мысли, что он остался в другом времени. А затем краем глаза уловила, как в тени что-то едва заметно шевельнулось. Я опустила дрожащие ноги на пол, слезая с кровати, и присела на корточки.

– Алоизиус, это ты?

Из-под умывальной стойки медленно выбрался мой старичок. Я тут же подхватила его и заплакала от радости. Слезы брызнули на мягкую белую шерстку, слегка смывая с нее грязь. Глупо, но его присутствие меня невероятно утешило. Я раздобыла кусочек ткани и принялась обтирать мышонка водой, пока он не стал чище. Он словно вывалялся в угольной пыли, но я была уверена, что мы не в шахте.

Потом мы с Алоизиусом поели хлеба и сыра.

– Что бы нас ни ждало впереди, дружок, надо подкрепиться, верно?

В комнате стало очень холодно, и я надела платье. По крайней мере, ряд пуговиц был спереди, так что мне удалось застегнуть его до самого верха. В голове наконец прояснилось. Наступил час обратиться к магии. Я не знала, откуда взялась такая слабость – то ли это последствия перехода, то ли Гидеон наложил на меня очередное заклятие. Так или иначе, если я намерена выбраться из своей маленькой и грязной тюрьмы, мне надо использовать очень крутую магию.

Я встала посреди комнаты и абстрагировалась от всего вокруг. Там, в общем-то, почти ничего и не было. Я сосредоточилась на собственном теле, прислушиваясь к сердцебиению, к пульсированию крови в венах, к тихому шелесту медленного дыхания. Я ощутила, как приходит в движение сама моя сущность, тот уголок души, что хранит в себе магию. Воссоединиться с этим местом – истинное наслаждение. Светлая магия чиста, сильна и прекрасна, и для меня всегда будет самым поразительным, что она живет во мне. Я попыталась позвать сестер-ведьм, дотянуться до них, надеясь на чудо – вдруг я смогу отыскать Элизабет. Однако меня не удивило, что ответа не пришло. Ни одного. Как будто я транслировала свое сообщение на совершенно неверной частоте. Или мой сигнал кто-то блокировал. То же самое случилось, когда я попробовала размяться на каком-нибудь заклинании. Я захотела поднять со стола книгу, но сумела лишь едва заметно ее шевельнуть. Затем я попробовала сильнее разжечь пламя свечи. Оно немного потанцевало, и все. Нет, наверняка я не просто торможу из-за перехода. Гидеон наложил на меня чары, причем сильные. Как он сумел? Ведь со всеми умениями, мастерством и опытом, которого я набралась, я явно сильнее. Как же Гидеон смог полностью подавить мою магию? Я что, правда настолько жалкая? Наверное, я заслужила, что меня заперли и вот так ткнули носом в мою бесполезность. Неужели все мое обучение и путешествия были всего лишь затянувшимся академотпуском?

Минуту самобичевания резко прервали шаги. Мое чутье по-прежнему реагировало на приближение человека, пропитанного магией до самых костей. Алоизиус зарылся в карман юбки. Щелкнул замок, и дверь распахнулась.

– Доброе утро, Теган, – произнес Гидеон с подобием приветливой улыбки.

– Разве? Здесь сложно понять, – ответила я.

– Необходимые меры, – пожал плечами Гидеон и, заперев дверь снова, спрятал ключ в карман жилета. Поверх него Гидеон был одет в элегантный длиннополый сюртук. Он снял с головы шляпу-котелок и небрежно уронил на стол. Если переход как-то и повлиял на Гидеона, то виду он не подавал. – Прошу прощения за возможные… неудобства. Заверяю, снаружи светит солнце.

– Рада слышать. Хотя предпочла бы увидеть своими глазами.

– Ты не пробудешь здесь долго.

Гидеон шагнул ближе. Мне тут же захотелось отодвинуться, но я сдержалась. Я не в состоянии сражаться, и, как бы мне ни хотелось заорать и выместить на Гидеоне злость, я не доставлю ему удовольствия видеть меня в расстроенных чувствах. Если я намереваюсь убраться из этой камеры, куда он меня так ловко засадил, и рассеять его чары, надо сделать это таким способом, какой Гидеон не предусмотрел. Он почему-то выбрал далеко не такое сильное заклятие, как в Бэткоме. Я до сих пор относительно ясно соображала. У меня работали мозги, и я должна пустить их в ход.

– Слушай, я понятия не имею, чего ты хочешь. Знаю только, что хочешь ты этого просто невероятно, раз так напрягаешься. Таскаешь меня туда-сюда во времени, прячешь. Почему бы тебе наконец не признаться мне, зачем ты все это затеял? Мы же все-таки однажды были близки.

Актриса из меня никудышная, но на этот раз ставки были слишком высоки. Могла ли я действительно убедить Гидеона, что раз уж он когда-то меня покорил, я снова попадусь на его удочку? Стоило попытаться. Элизабет всегда говорила, что слабость Гидеона заключается в его высокомерии.

– Ах, Теган, насколько бы было проще, если бы мы с тобой работали вместе, – произнес он и скользнул взглядом в вырез моего платья. – Наряд тебе идет.

– В самом деле? – Я старалась говорить ровно.

– Видеть тебя в женственном одеянии – редкое удовольствие.

Гидеон мягко коснулся моей шеи пальцами, лаская кожу. У меня тут же сжался желудок. Я знала, на что способен этот человек. Что скрывается под привлекательной внешностью. Я никогда не забуду истину, которую Элизабет показала мне в зачарованном пруду за домом. Может, Гидеон и похож на красавца-героя, но он чудовище, он насквозь гнилой, до самого черного сердца. Как я ни сдерживалась, по коже все равно пробежали мурашки. Гидеон улыбнулся, опуская руку ниже, и зашептал, обжигая мое ухо дыханием:

– Ты очень особенная, Теган. Элизабет даже не представляет, насколько. И ты тоже не представляешь. Мне повезло заполучить, скажем так, могущественного друга. Кое-кого, кто пролил мне свет на магию, что в тебе живет. У Элизабет такого преимущества не было. Если бы ей показали то, что и мне, она бы стала гордиться тобой, тем, кем ты стала. Интересно, она хоть немного ревнует? Повод у нее есть. Ты, в конце концов, молода и выросла красавицей. Такой милой ведьмочкой.

Гидеон обхватил меня руками за талию и притянул к себе. В кармане завозился Алоизиус. Я заставляла себя не сопротивляться, не выдавать отвращение. Я молча позволила Гидеону обнимать меня, утыкаться носом в шею. Перед зажмуренными глазами на мгновение возник его истинный демонический облик.

– Притворяешь, ведьмочка моя? – поинтересовался Гидеон. – Кого ты пытаешься обмануть? – произнес он, мягко целуя мою шею.

Мысли о Гидеоне вызывали у меня омерзение, ведьмовское чутье трепетало от ужаса от его прикосновений, но тело отзывалось иначе. Как Гидеон мог так на меня влиять?

– Ты стараешься убедить меня, что до сих пор испытываешь ко мне чувства, или же себя, что все-таки не испытываешь? – дразнил он, спускаясь поцелуями ниже.

И я не выдержала.

– Нет! – крикнула я, отпихивая его изо всех сил, и попятилась, пока не уперлась спиной в сырую кирпичную стену. Я принялась тереть кожу, словно могла так избавиться от воспоминания, как меня касались его губы.

Гидеон расхохотался.

– Ей-богу, Теган, плохо стараешься.

Я бросилась на него в ярости. Да, глупо; то же самое было и в Бэткоме. Но Гидеон всегда толкал меня на безрассудные поступки. Я так и не сумела ему врезать – он развернулся и, даже не дотронувшись, отшвырнул меня. Я врезалась в стену и сползла вниз, задыхаясь от боли. Я была в шоке. Это слишком мощно, даже для него, а он словно и не приложил никаких усилий. Если Гидеон теперь способен творить такое без особого напряжения, то с тех пор, как он вернулся из Летних земель, он стал куда опаснее. Мысль заставила меня еще сильнее отчаяться. Сквозь боль пробилось ощущение, что приближается кто-то еще. С той стороны двери донеслись приглушенные шаги. Я почуяла магию, близкую и яростную. Может, Элизабет? Сумела ли она за нами проследовать?

Гидеон провернул ключ в замке и распахнул дверь. Я затаила дыхание, не смея надеяться. Однако в комнату вошла не Элизабет. В тусклом свете свечи возникло совсем другое, хотя и знакомое лицо. Вернее, два лица.

– На этот раз Лукреция и Флоренция позаботятся о тебе получше, – произнес Гидеон. – Они мне обещали, верно, девочки?

Близняшки закивали с такими тошнотворными жеманными улыбочками, в которых явно отражалась смесь страха, благоговения и преданности.

– Отправлюсь по делам, – сообщил мне Гидеон, а затем, вручив ключ Лукреции, взял со стола шляпу и вновь надел ее. – До скорого.

И он ушел, а я осталась сидеть на полу, обнимая ноющие ребра, наедине с ядовитыми сестричками и без малейшего представления о том, что же мне делать.

20

Миссис Тиммс решила, что должна лично вернуть мое доброе здравие. Она постоянно суетилась и мельтешила, возвращаясь с очередными подносами еды, пока я не начала сходить от этого всего с ума, хотя, конечно, понимала, что миссис Тиммс хочет как лучше. Когда я спросила Эразмуса, как же он объясняет свои странные исчезновения и долгое отсутствие, он улыбнулся и рассказал, что и мистер, и миссис Тиммс тоже времяходы! Мне было сложно сопоставить эту пожилую, слегка комичную пару с рискованным и полным приключений хождением во времени. Очевидно, они десятилетиями успешно занимались своим ремеслом, а затем наконец удалились от дел – завели себе небольшую гостиницу и стали поддерживать Эразмуса как в роли времяхода, так и в роли искусного мастера переплетного дела и коллекционера антикварных книг.

Я уже пыталась позвать Теган или почуять ее присутствие, но не ощутила ни следа и как могла отгоняла мрачные мысли. Все же мне удалось мельком уловить Гидеона. А каким бы Гидеон ни был, он явно не безалаберный и не безрассудный – наверняка сделал все возможное, чтобы Теган пережила переход.

С утра я взяла шляпку, которой меня снабдила миссис Тиммс, и спустилась из гостиной на первый этаж. Там находились две комнаты: кухня в задней части дома, с дверью в кухню миссис Тиммс, и магазин. Последний был скорее выставочным залом для прекрасных книг Эразмуса и некоторых его самых тонких и умелых работ. Они лежали в стеклянных шкафчиках и в полукруглом окне-витрине. В магазине располагалась высокая стойка с запертым денежным ящиком и учетным журналом для заказов. Продавца не было, однако стоило двери открыться, по всему дому разносился звон большого медного колокольчика. Он и выдал мое намерение выйти из дома. Со второго этажа тут же примчался Эразмус.

– Куда вы собрались?

– Подышать свежим воздухом.

– Шатаясь по улицам, вы ее не найдете. Мы вроде бы уже выяснили это вчера.

– Я не могу сидеть взаперти, как больная курица. Со мной все в полном порядке. Я должна хоть что-то сделать!

– Вы весь город исходить собираетесь? Сколько дней, недель, месяцев вам понадобится, чтобы пройти по каждому камешку брусчатки?

– Так у меня будет больше возможности найти этот след, что-нибудь почуять…

– Если вы каким-то чудом пойдете в верном направлении. – Эразмус шагнул ближе. – Элизабет, ваши знания о Гидеоне, о том, как он мыслит и что заставляет его удерживать Теган – вот что поможет нам их найти.

– Я устала ломать голову. Понятия не имею, зачем ему Теган, почему он притащил ее сюда. Раньше я думала, что понимаю, но теперь – нет.

– Гидеон наверняка ждет, что вы начнете его искать. Вы скрыли собственное присутствие? – Увидев мое выражение лица, Эразмус продолжил: – Нет, как я и думал.

– Может, это единственный путь – проявить себя, чтобы Гидеон сам ко мне вышел.

– Элизабет, вы подвергаете себя страшной опасности. Он уже пытался от вас избавиться и с радостью выдал людям Кромвеля, чтобы те вас повесили…

Не дав Эразмусу договорить, я развернулась и вышла за дверь.

– Вернусь до темноты.

Стоял яркий день, совершенно не подходящий моему настроению. Сквозь выстроившиеся вдоль широкой улицы подстриженные деревья падали лучи солнца. Здесь располагалась аристократическая часть Лондона с изящными, раскрашенным в пастельные тона георгианскими домиками по обе стороны дороги. Здешние магазины торговали лишь тем, что могли себе позволить горожане с определенным достатком – швейная мастерская, ателье, шляпный магазин и тот, где продаются только зеркала, аптека и пекарня. В других зданиях в основном обитали люди. Улица изгибалась, уводя к соблазнительно цветущей зелени, и я уже вскоре прошла сквозь железные ворота в поблескивающей черной ограде и шагнула на поросшую травой тропинку парка. Как хорошо было наконец подышать свежим воздухом, да и в этой части города он был достаточно чистым. Пусть тяжелые юбки викторианского платья и мешали, я все же поднялась на вершину холма Примроуз, откуда открывался великолепный вид на Лондон. Передо мной лежал весь город, и знакомые места, высветленные ярким солнцем, тут же бросались в глаза. Я быстро нашла среди плотно выстроенных домиков и более величественных построек собор Святого Павла, затем и новенькую крышу Вестминстерского дворца. И все это огибали темные воды старушки Темзы с точечками лодок, широких барж и грузовых судов, медленно входящих в порты. Я глубоко вздохнула, вновь обретая силы благодаря прекрасному виду и возможности побыть под открытым небом. Затем я на мгновение закрыла глаза и прислушалась, стараясь уловить что-нибудь от Теган. Тишина. Вместо этого я ощутила, что за мной следят. Я помнила, о чем предупреждал Эразмус, однако чужое присутствие не казалось зловредным. И, открыв глаза, я увидела перед собой девочку. Она жила среди нищеты и тягот. Бедняки обитали даже в столь процветающем районе. Однако, несмотря на поношенную одежду и отсутствие обуви, девочка была аккуратно причесана. Значит, не бродяжка. Лет восьми, может, постарше – скудное питание влияло на рост и правильное развитие. Девочка наблюдала, как я, зажмурившись, стою перед лучшим видом в Лондоне, и явно считала меня странной.

– Вы молитесь, миссис?

Я улыбнулась.

– Можно и так сказать.

– Я молюсь перед сном. Чтобы ночью меня хранили.

– Наверняка ты очень стараешься.

Девочка пожала плечами и потерла глаз. Присмотревшись, я заметила, что она мучается от инфекции, и если оставить как есть, начнутся проблемы со зрением. А мать девочки вряд ли обладала необходимыми средствами или знаниями.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Лотти.

– Послушай, Лотти, я могу помочь тебе с глазом. Живу я недалеко. Если пойдешь со мной, я дам тебе лекарство.

Лотти машинально попятилась, а я отругала себя за такую глупую и неосторожную прямоту. Конечно, девочка никуда не пойдет со странной женщиной, которую только что встретила в парке. К нам тут же подбежало еще с полдюжины детей. Один схватил Лотти за руку, другой выкрикнул ее имя, и все они ринулись вниз по холму, подпрыгивая и повизгивая, как стадо поросят. Лотти оглянулась на меня в последний раз, а затем дети шустро исчезли в переулке.

Встреча с девочкой лишь слегка отвлекла меня от размышлений, зато значительно повлияла на настроение. Я наконец смирилась с тем, что Эразмус прав. Сколько бы я ни бродила по улицам, найти Теган таким образом мне не удастся. Искать вслепую нельзя. Гидеон умен, и единственный способ его перехитрить – это вести себя еще умнее, хитрее и коварнее. Я отвернулась от сверкающего города и поспешила обратно.

Эразмус сидел в гостиной у окна и читал. Он был одет в домашний жакет из темно-красного бархата. Волосы, слегка тронутые серебристой сединой, неаккуратно падали на воротник. Завидев меня, Эразмус поднялся.

– Не ожидал вас так рано.

– Я должна извиниться. – Я сняла шляпку и положила ее на ближайшую стопку книг. – Не стоило отмахиваться от ваших советов. Вы, конечно же, правы. Надо понять, что Гидеон затеял, чего он хочет и зачем ему Теган, или нам ее никогда не найти.

– Ничто не приводит мысли в порядок лучше, чем вид с холма Примроуз, – заметил Эразмус, принимаясь расчищать стол и лихорадочно искать место, куда переставить книги и стопки бумаг.

Впрочем, занятие это ему быстро надоело, поэтому Эразмус просто-напросто смахнул все на пол.

– Пора за дело! – объявил он и развернул огромный лист бумаги, чьи концы пришлось придавить к столу чернильницей, пресс-папье и двумя томами Британской энциклопедии.

Эразмус потер ладони, потом взялся за огрызок карандаша и размашисто написал «Лондон 1851» вверху листа.

– Начнем с Теган, – произнес он и посмотрел на меня. – Расскажите мне об этой вашей девочке, Элизабет. Кто такая Теган?

Я встала рядом. Из окна на лист падал яркий, почти жизнеутверждающий солнечный свет.

– Когда мы только познакомились, она еще была ребенком. Заблудшей и всеми покинутой душой. Или, по крайней мере, просто плывущей по течению. Одинокой.

– И вы… увидели в ней что-то знакомое? Возможно, что-то общее с собой?

– Вы уже так хорошо меня изучили, Эразмус? – удивилась я.

Он широко улыбнулся.

– Вероятно, да. Но мы уходим от темы. Расскажите мне не о юной Теган, а о взрослой, к которой вы вернулись. Она изменилась?

– Очень сильно. Из нескладного подростка она стала молодой девушкой. В ее возрасте пять лет – это существенно. И, думаю, Теган обрела уверенность в себе.

Я умолкла, вспоминая наше недолгое время в коттедже «Ива», прежде чем мы начали прыгать туда-сюда сквозь века. Мы часами беседовали, стараясь заполнить пробелы и исцелить боль потерянных лет. А когда мы вместе использовали магию, я чувствовала, что рядом со мной человек, который действует со знанием и смелостью.

– Помню ощущение ее силы, – продолжила я. – В душе Теган всегда жила магия, врожденная, но спящая. А теперь все ее существо буквально запело. Теган рассказывала, как многие месяцы, даже годы путешествовала по миру и училась у самых талантливых и почитаемых ведьм.

– Прилежная и преданная делу ученица. Кажется, вы зажгли в ней особую искру.

– Если бы я только могла с ней остаться. Как бы я хотела сама увидеть ее расцвет!

– Возможно, если бы вы остались, его бы и не случилось. В конце концов, Теган не захотела бы так вас покинуть. Так что… – Эразмус делал короткие пометки. – Запишем следующее… Что мы имеем: целеустремленная последовательница, обучающаяся магии, исполненная силы девушка, которая серьезно относится к своему делу, посмотревшая мир, широко образованная воспитанница.

– Полагаю, ее уже нельзя называть воспитанницей. Она полноправная, уникальная зрелая ведьма.

Эразмус записал мои слова большими буквами и, подчеркнув их, выпрямился.

– Думаете, Гидеон знает, что попало в его руки? Понимает, как она изменилась?

Я кивнула.

– Наверняка.

– То есть, – медленно произнес Эразмус, – мы приходим к выводу, что теперь ему важна сама Теган. Раньше она была способом добраться до вас или же отомстить, но сейчас…

– Сейчас ему интересна именно она. Он хочет получить Теган.

– Похоже на то.

– Но он должен понимать, что она никогда не захочет быть с ним. Ни как любовница, ни как ведьма, ни в любой другой мыслимой ипостаси. Хотя Гидеон невероятно высокомерен, даже он знает, что Теган никогда не простит ему старый обман. И что ее отвращает его темная магия. Теган уже не впечатлительная девочка-подросток, которая почти не владеет собственными чувствами. Более того, судя по ее рассказам о путешествиях и обучении, по ее взглядам на магические силы и связанную с ними ответственность, она никогда не смирится с поведением Гидеона.

– Как вы говорите, он все это понимает. И у него была масса времени на размышления. На что же он надеется?

Я покачала головой.

– Не представляю.

Эразмус дотянулся до шнурка и позвонил в колокольчик.

– Надо подкрепиться. Пусть добрая миссис Тиммс принесет нам что-нибудь перекусить и выпить. Отдохнем, а потом продолжим делать записи, и вы, моя дорогая Элизабет, вспомните все, что Теган поведала вам о своем обучении.

– Все?

– Да. Я полагаю, вашего заклятого врага интересует то, что она узнала, произошедшая в ней перемена, может, некий дар. Как только мы это выясним, нам раскроются и намерения Гидеона.

Так мы и провели в гостиной большую часть дня – я копалась в памяти, а Эразмус делал пометки и задавал всевозможные вопросы, какие только приходили ему в голову. Я рассказала о времени, которое Теган провела на уэльском острове, как она следовала кельтским традициям. И о поездке в Америку. Я вспомнила те крохи, которыми Теган поделилась о путешествии по ледяным красотам Сибири. А еще – то, как она побывала на севере Сахары; впрочем, Теган не успела поведать мне, чему там научилась.

Когда мои знания о Теган иссякли, мы взялись за Гидеона. Я справедливо заключила, что раз уж ему действительно нужна именно Теган, то в Бэтком он вернулся для того, чтобы избавиться от меня. В конце концов, Гидеон понимал, что там я встречу дорогих мне людей, например, Уильяма, или же тех, кто меня узнает и захочет повесить как ведьму. Военное время Гидеон выбрал не только потому, что питался его темной силой, но и чтобы увеличить мои шансы погибнуть. Что же касается прибытия в Лондон… ну, Эразмус тоже больше любил городскую жизнь, вот и Гидеон, думала я, разделял подобные предпочтения.

– Но почему именно это время? – спросила я. – Почему этот год, этот день?

– А вот это, – произнес Эразмус, откидываясь на спинку стула, и надкусил мясной пирожок, – недостающий кусочек мозаики.

Я подошла к окну, уставшая от долгого мыслительного процесса и расстроенная отсутствием успехов. Сощурившись, ведь солнце по-прежнему светило ярко, хотя уже было почти четыре, я увидела толпу детишек, а среди них – Лотти. Она наблюдала за домом. Наверное, проследила за мной, когда я возвращалась.

– Я кое-кому нужна, – сказала я Эразмусу и поспешила вниз, с облегчением понимая, что могу заняться тем, в чем разбираюсь.

Снаружи царила приятная атмосфера расслабленности. Здесь не было людных улиц и галдежа рынков, которые свойственны центральной части большого города. Примроуз-хилл привлекал если и не безмятежной идиллией, то по крайне мере спокойствием. Однако эти живущие впроголодь дети напоминали, что цену богатства одних людей платят другие. Я пересекла улицу и улыбнулась Лотти. Она окинула меня осторожным взглядом, будто разрывалась между страхом и желанием получить помощь.

– Рада, что ты меня нашла. Глаз наверняка очень болит, да? Пойдем, подлечим его.

Я протянула руку. Лотти медлила. Она оглянулась на друзей, двое из которых попятились, а один рьяно закивал.

– Ладно, – сказала девочка, а затем, так и не взяв меня за руку, шмыгнула к двери дома.

Я провела девочку через магазин, если его можно так назвать, на кухню. Миссис Тиммс чаще всего готовила для Эразмуса у себя, и его собственная кухня была небольшой и чистой, даже, пожалуй, слегка необитаемой. Однако там имелось все необходимое, что весьма впечатлило Лотти. Девочка озиралась так, будто попала в сказочное место. Она обошла всю кухню, осторожно касаясь то безупречной столешницы, то блестящих медных горшков и кастрюль, и восхищенно разулыбалась при виде крана.

– У вас в доме вода, миссис?!

– Да. Можешь открыть кран, если хочешь.

Когда вода так резко хлынула в фарфоровую раковину, что брызги окатили саму Лотти, она радостно засмеялась, а потом повернула ко мне мокрое личико. Я выдвинула стул.

– Сядь сюда, чтобы я посмотрела на свету.

Девочка послушно устроилась, уже расслабившись и наслаждаясь вниманием. Инфекцию она явно подхватила давно. Такой тяжелый случай конъюнктивита не только причинял боль, но и мог закончиться слепотой.

– Как долго у тебя беда с глазом?

Лотти пожала плечами.

– Не знаю, миссис. Оно то есть, то нет.

– А матушка его промывает?

– О да. У меня даже есть особая тряпица, ее никто, кроме меня, не трогает. Мама хранит ее для моего глаза.

– Замечательно, – отозвалась я, содрогнувшись внутри от мысли, как микробов любовно возвращают глазу с каждым использованием драгоценной тряпицы.

Если бы я была в коттедже «Ива» в двадцать первом веке, то использовала бы антибиотики, чтобы избавить девочку от инфекции за считаные дни. Если бы у меня был доступ к матушкиной фармакопее семнадцатого века, то я изготовила бы смесь очанки и ромашки, аккуратное промывание которой – всегда новой и чистой тряпицей! – вполне помогло бы вылечить глаз. В эпохе, где я сейчас оказалась, была возможность обратиться к доктору или сходить в аптеку, однако я переживала, что это, скорее всего, мой единственный шанс помочь Лотти. Она может и не вернуться сюда или не согласиться пойти к врачу. Поэтому наступила пора действовать. Я открыла газ и чиркнула спичкой, а потом поставила на огонь чайник.

– А что вы будете делать? – с тревогой спросила девочка.

– Вскипячу воду, потом остужу в миске, ведь больной глаз лучше всего промывать именно кипяченой водой. А пока она будет остывать, мы с тобой попьем чаю с отменным печеньем миссис Тиммс. Что скажешь?

Оказалось, Лотти та еще болтушка. Она рассказывала про семью – мать, которая берет на дом стирку, отца, работающего в дубильне в районе Чок-Фарм, и трех старших сестер. Лотти, на самом деле, было уже десять лет, и она единственная из семьи до сих пор посещала школу.

– Три утра в неделю, – гордо сообщила она. – А остальное время работаю в туннелях. Но сегодня слишком хороший день, чтобы сидеть под землей, поэтому мы сбежали и пошли в парк. Может, получим за это, старый мистер Антробус ужасный зануда. Папа говорит, что такой может в любой серебряной подкладке найти тучку. Я совсем не понимаю, о чем он, но это меня всегда смешит! – радостно разулыбалась Лотти, прикончив вторую печенюшку.

– А что за туннели, Лотти?

– От канала до железнодорожной станции. – Заметив мой удивленный взгляд, Лотти пояснила: – Мы помогаем загружать и разгружать повозки. По воде приходит уголь и другие штуки, а потом их перекладывают на повозки, и мы ведем пони по туннелям к самому Кингс-Кроссу, там его отправляют поездами, которые развозят эти штуки по всей стране. В большие дома, на фабрики, везде. А некоторые даже на побережье. Вы когда-нибудь были на побережье, миссис?

– Да. Там очень красиво.

– Ой, я тоже туда хочу!

– Надеюсь, однажды ты туда попадешь. А сейчас посиди-ка смирно, только немного запрокинь голову. Вот так, отлично.

Я осторожно промыла глаз Лотти прохладной подсоленной водой. По правде говоря, это всего лишь облегчило бы боль, но не избавило от инфекции. Нужно кое-что посильнее. Капелька магии. Я осторожно накрыла глаз Лотти ладонью и прошептала благословение, взывая к Богине земли и ее пестующим силам с мольбой очистить дитя от хвори. Воцарилась особая тишина. Замерла даже Лотти. Моя ладонь вдруг нагрелась, и я знала, что девочка ощутит жар, который не причинит ей ни боли, ни неприятных ощущений.

Через миг все закончилось. Я отставила миску в сторону.

– Вот и все, Лотти.

– Все, миссис?

– Скажи матушке, что сегодня промывать не надо.

Девочка просияла.

– Мне уже лучше, правда!

Проводив ее к двери, я проследила, как Лотти побежала к друзьям. Возможность так легко исцелить, напомнить себе, что в мире еще немало работы, что всегда будут те, кто нуждается в моей помощи, меня ободрила.

Только я собралась вернуться к Эразмусу, как вдруг невольно вскрикнула от изумления, заметив на другом конце улицы некую девушку. Она была одета совсем не так, как в прошлый раз, и стояла одна, что само по себе удивляло, однако я совершенно точно смотрела на гадкую близняшку из прислуги Гидеона. Она явно следила за магазином. Должно быть, ее послали за мной шпионить, а значит – Гидеон рядом, и он знает, что в Бэткоме я не погибла. Выходит, Гидеон настолько беспокоился, что отправил ко мне свою приспешницу – мысль странным образом радовала, однако меня тревожило, что мы потеряли возможный элемент неожиданности. Близняшка заметила, что я на нее уставилась, и тут же поспешила прочь. Я рванула за ней, расталкивая мешающих людей и вызывая в свой адрес ругательства и проклятия. Лишь бы не упустить девчонку! Однако она невероятно шустро перебирала ногами, а я еле бежала из-за тяжелых юбок. Расстояние между нами все увеличивалось, и я испугалась, что близняшка улизнет.

– Держи ее! – крикнула я, тыча в нее пальцем на бегу. – Держите девчонку!

Никто не обращал внимания, люди разве что убирались с моей дороги.

– Стой, воровка! Держи воровку!

А эта фраза вызвала разительную перемену. Теперь все жаждали мне помочь. Из дверей тут же вывалился пекарь, однако девица от него увернулась. Два молодых человека преградили ей путь, но она метнулась в сторону. Наконец пожилой чистильщик обуви сумел выставить ногу так, чтобы девица споткнулась и рухнула на мостовую. К тому времени, как я к ней добралась, два прохожих уже вздернули близняшку в вертикальное положение. Люди тяжко трудились, чтобы не умереть от голода, и бережно хранили спасающие их крохи. Таким образом, высшие слои общества презирали воров за факт кражи, а бедняки – потому, что воры брали то, что они сами себе не могли позволить. Девицу держали крепко.

– Я не воровка! – заявила она, едва не брызгая слюной от возмущения с искаженным от ярости лицом. Однако затем она сообразила, что такое поведение ей не поможет, и вмиг преобразилась, чуть ли не падая в обморок на одного из держащих ее мужчин. – Ах! – жалостливо всхлипнула она. – Я ничего такого не сделала, а эта женщина за мной погналась.

К толпе подошел пекарь.

– Если ты ничего не сделала, то зачем убегала?

– Тот, кому нечего скрывать, бежать не будет, – согласилась женщина в замысловатой шляпке.

– Я испугалась! Эта женщина помешанная. Бормотала странные слова, когда я прошла мимо, бессмысленные фразы. А когда она за мной погналась, я была в ужасе. Я же совсем одна…

– Если она воровка, – поинтересовался пекарь, – то что она украла?

Я лихорадочно соображала, что же у близняшки может быть ценного. Ни ожерелья, ни колец я не увидела, да и денег у нее могло не оказаться.

– Мою серебряную брошь, – сказала я. – С воротника. Девица ее стащила и рванула прочь.

– И где она теперь? – спросила женщина в шляпе.

– Нет у меня никакой броши, – заявила близняшка. – Ни в руках, ни в карманах, видите? – Она вывернула карманы платья, а затем продемонстрировала зрителям раскрытые ладони. – Я не заслужила такого бессердечного обвинения.

– Должно быть, девчонка выкинула брошь, – предположила я, зная, что несуществующий предмет никто не найдет, – когда поняла, что ее поймают. Ее следует отвести домой, к родителю или опекуну. Должен же кто-то за нее ответить.

Я надеялась, что произойдет чудо и окружающие со мной согласятся, а девчонке придется отвести меня к своему хозяину.

– Клянусь, я не виновата, – со слезами повторила близняшка, – а эта незнакомка пытается вас всех обмануть. Кто знает, что ей надо… что за человек станет бормотать чужеземные слова перед несчастной девушкой? Кто-нибудь здесь знает эту женщину?

Гидеон выбирал своих маленьких приспешниц мудро. Этой хватило ума догадаться, что здесь я чужая и мне будет сложно объяснить, как я здесь оказалась. Поведение небольшой толпы начало постепенно меняться. Мужчина уже скорее не держал близняшку, а поддерживал. Люди шагнули ближе к обличающей меня страдалице, которой уже кто-то протягивал платочек, чтобы она вытерла слезы. С каждым мгновением я все больше упускала контроль над ситуацией и призвала на помощь заклинание, чтобы ослабить и отвлечь девицу. Выражение ее лица тут же изменилось – она ощутила мои попытки и старалась им сопротивляться. Я усилила нажим до боли, от чего девица взвизгнула. Я надеялась заставить ее показать свою истинную природу. Если бы она начала рычать и плеваться, если она накинулась бы на меня со всей своей ядовитой силой… ну, мы бы увидели, как тогда на нее взглянули бы добрые жители Примроуз-хилла.

К несчастью, у девицы оказалось куда больше выдержки, чем я ожидала. И, возможно, даже на расстоянии, Гидеон еще как-то защищал. Так или иначе, ей удалось выстоять против моего заклинания.

– Отпустите девчонку, – сказал кто-то в толпе.

– Вы, мэм, должно быть, ошиблись, – добродушно, но твердо произнесла дама в большой шляпе. – Наверняка вы просто где-то обронили свою брошь, а заметили только сейчас.

– Переполох из-за ничего, – заключил пекарь, возвращаясь к себе.

Люди потихоньку разбредались. Близняшка же решила довести дело до конца.

– Прошу, – прижалась она к самому красивому из стоящих рядом мужчин, – соблаговолите проводить меня домой. Признаюсь, мне тревожно оставаться одной.

Тут она подчеркнуто уставилась в мою сторону. Молодой человек надулся от важности.

– Конечно, – согласился он, предлагая ей руку, словно они собирались прогуляться по парку. – Доброго дня вам, мэм, – бросил он мне и зашагал прочь со своей гнусной дамой.

В присутствии стольких людей, а также новоявленного кавалера, готового защитить ее от меня, следом отправиться я не могла. Но как же?.. Они уже поворачивали за угол, скрываясь из виду, и я все равно шагнула было вперед, когда мне на плечо опустилась рука.

– Не надо, Элизабет. – Эразмус покачал головой. – Пусть уходит.

– Нельзя!.. Она отведет нас к Теган.

– Вы не настолько глупы, чтобы в это верить. По крайней мере, мы теперь знаем, что Гидеон и его приспешники где-то недалеко. Довольствуйтесь этим.

– Но…

Завидев мое отчаяние, Эразмус заглянул мне в глаза.

– Это существо скорее лишится жизни, чем приведет вас к нему, ведь если она его предаст, он все равно ее убьет. Поверьте мне, Элизабет, так ничего не выйдет, – произнес Эразмус, а затем приобнял меня за талию и увел в дом.

21

Теган

Я ненавидела сидеть в этой темной и холодной комнатушке в одиночку, но с близнецами было еще хуже. Им тоже там не нравилось, и свое недовольство они вымещали на мне – доводили до бешенства, дразнили, а иногда и били. Самой мерзкой была Лукреция, а Флоренция ей во всем подражала. Я сомневалась, что младшая сестра станет так плохо со мной обращаться в одиночку, однако близняшки всегда приходили вместе. Пару раз они мучили меня своей мерзкой магией – оплели мне горло змеиными прядями своих волос и сдавили его, лишь бы посмотреть, как я страдаю. Я, конечно, пыталась с ними бороться, но положение мое было заведомо проигрышным. Хоть Гидеон и не наложил на меня столь тяжелые чары, как в Бэткоме, моя магия по-прежнему оставалась жутко подавленной. Грязная камера не добавляла мне радости. Темнота и пребывание под землей заставляли думать, что я погребена заживо. Что, если однажды близнецы не принесут мне еды и воды? Что, если Гидеон потеряет ко мне интерес или же до него доберутся все те, кто его ненавидит? И я останусь здесь гнить.

Было сложно понять, день сейчас или ночь, ведь в камеру не проникал солнечный свет. Единственной подсказкой, что началось утро, было возвращение близняшек с моим, по их словам, завтраком.

– Смотри, какое угощение мы тебе сегодня принесли, – заявила Лукреция, придя в четвертый раз.

Она поставила корзинку и развернула хлеб. Наконец-то он не был старым и черствым, а восхитительно пах, как будто его только что испекли.

– Ей-богу, – продолжила Лукреция, – я считаю, что тебя балуют. Вот, здесь и сыр, и немного эля. Это неправильно, что мы должны тут носиться ради тебя и сидеть взаперти, когда снаружи такой чудесный солнечный денек.

У меня уже потекли слюнки, но я знала, что просто так мне ничего не достанется. Лукреция заставит меня ждать. Флоренция держалась тише обычного, и, когда она шагнула к свету лампы, я увидела на ее щеке ярко-лиловый кровоподтек, а под глазом – опухший синяк. Близняшка чем-то не угодила своему господину и хозяину. Интересно, чем. А еще интересно, насколько же хватит ее преданности Гидеону. Если начать лупить собаку, через некоторое время она в ответ тебя укусит.

– Скверно выглядит, – произнесла я. – В дверь не вписалась, да?

Флоренция не ответила.

– Следила бы за сестрой, – укорила я Лукрецию. – Могу поспорить, ты младшая, верно, Флоренция? Младших всегда во всем обвиняют.

Та посмотрела на меня все так же опасливо, однако в ее глазах мелькнул интерес. Старшая близняшка недовольно цокнула языком.

– Сама виновата, – заявила Лукреция. – Ее отправили кое-что сделать, а она не справилась. Даже влипла в неприятности. Лучше бы я сама пошла.

Флоренция прижала руку к щеке.

– Я очень старалась. Я же не знала, что случится.

– Тебя не должны были увидеть! За тобой могли проследить. И раскрыть нас. Вот тогда бы ты на самом деле влипла.

Я скрестила руки на груди.

– Похоже, тебе это все пришлось по душе, Лукреция. Ты всегда завидовала сестре? Что ж, понятно. У нее волосы длиннее, чем у тебя, и гуще. И, кажется, больше блестят.

Лукреция нахмурилась, затем нарочито медленно достала из корзины хлеб и сыр и уронила их на грязный пол.

– Ой, посмотри, что же я наделала, глупенькая.

Мне пришлось стиснуть кулаки и до боли вогнать ногти в кожу, чтобы не наброситься на эту девицу.

– Наверняка вам обеим тяжело, – ровным голосом проговорила я, – бороться друг с другом за внимание Гидеона. Как думаете, кто ему больше нравится?

Лукреция не устояла.

– Он никогда бы меня не ударил!

– Он бы так не разозлился на меня, если бы ты промолчала! – сорвалась на нее Флоренция.

– Гидеону надо было знать, насколько ты глупая. Ты могла привести ее к нам.

– Я бы такого не допустила. И я сделала, что он просил. Я нашла, где она живет. Вот зачем меня послали.

О ком они? Неужели об Элизабет? Сумела ли она и правда за нами последовать? И прибыть в нужное время и место…

– И за кем он на этот раз тебя послал? За кем-то из своих бывших подружек? У него их много.

– Они с Элизабет никогда не были любовниками! – выпалила Лукреция, а как только поняла, что натворила, заверещала от ярости и вовсе растоптала хлеб и сыр по полу. – Думаешь, ты такая умная? Чушь! Это ты здесь заперта, а мы приходим и уходим, когда нам хочется. Вспомни про это, когда помучаешься от голода и жажды до следующего раза, может, тогда поведешь себя с нами надлежащим образом! – Лукреция подхватила бутыль эля и вцепилась в запястье сестры. – Пойдем, Флоренция. Пусть она подумает о своих манерах.

Флоренция напоследок оглянулась. И даже в скудном свете я разглядела на ее лице вину или грусть. Или же просто жалость. Это была всего лишь крошечная искорка человечности, однако с ней можно поработать. Когда сестры ушли, я попыталась спасти хоть немного еды, впрочем, без питья мне есть не хотелось. Меня бы уже охватило отчаяние, но мысль об Элизабет, что она рядом и заметила близняшку, вселила в меня надежду. Если бы я только сумела до нее дотянуться… Я старалась изо всех сил. Так или иначе, моей магии преграждали путь. Мне самой преграждали путь.

По полу сновал Алоизиус, выискивая лучшие кусочки хлеба. Я машинально наблюдала, как мышонок грызет найденное. Меня вдруг осенило, и я тут же начала мысленно спорить сама с собой. Слишком опасно! Стоит рискнуть! Не сработает. Но вдруг получится?

Я опустилась на колени и протянула руку. Окончивший трапезу мышонок вскочил на борт, и я поднесла любимца поближе, чтобы заглянуть в блестящие глазки.

– Нам надо отсюда выбраться, мы оба это понимаем, – сказала я ему. – Дело в том, что я тут застряла, а вот ты, дружочек, можешь сбежать.

Я отнесла его в дальний угол комнаты. Вытянув руку и встав на цыпочки, я сумела усадить мышонка в узкую отдушину. Казалось, в стене просто не хватало кирпичей, однако за ними крылся путь на свежий воздух. На поверхность. Я послала Алоизиусу поцелуй и всю магическую защиту, которую мне удалось накопить.

– Найди Элизабет, – попросила я его. – Найди Элизабет и приведи ее ко мне.

Мышонок уставился на меня, словно раздумывал, как поступить. А потом принюхался, будто уловил запах деревьев и рек, травы и пищи, или чего вообще может жаждать волшебная мышь. И тихо шмыгнул прочь.

На меня навалилось страшное одиночество. Теперь я и правда осталась совсем одна. Вдруг я отправила своего верного друга с совершенно невозможным заданием? Сумеет ли он найти Элизабет? Я свернулась на постели под одеялом из грубой шерсти. Не важно, насколько снаружи солнечно, сырой воздух моей камеры проникал в самые кости. Тем не менее я скучала не по теплу солнца, а по его яркому свету, который заставляет щурить глаза, вспыхивает и сияет, отражаясь от всего вокруг.

Я зажмурилась, оживляя в памяти воспоминания об особом, теплом и солнечном месте. На самом деле у меня было всего одно такое, и мысли о нем неизменно согревали.

Когда Элизабет нагрянула в коттедж «Ива», я и сама туда только недавно вернулась. И, честно говоря, едва успела вновь обосноваться после всех своих странствий. Неудивительно, учитывая, сколько всего я увидела, где побывала и что испытала. К дому пришлось привыкать заново. Как будто я ступила на землю после долгого путешествия по морю. Так вот, есть местечко чуть севернее экватора, оазис в дальнем уголке Сахары, где я однажды сидела в тени глинобитной стены и гадала, сумею ли я когда-нибудь еще ощутить холод. Я уже три недели странствовала по пустыне с верблюжьим караваном и привыкла к самой страшной жаре. Теперь я одевалась практично, но странновато, а-ля берберка: свободная длинная рубашка, запахивающаяся юбка до лодыжек, широкополая шляпа, как у австралийского фермера, и туристические ботинки. Голова оставалась в относительной прохладе, солнце не слепило, тело дышало, и на мне не было мозолей. И самое главное – было не страшно наступить на скорпиона или змею. Сперва юбка казалась мне непривычной. Однако американская путешественница, с которой я разговорилась в аэропорту, отметила, что в пустыне нет кустарников или иного прикрытия. Благодаря ей я увидела разницу между тем, как сложно стянуть штаны по зову природы и как скромно можно присесть в просторной юбке. Совет пригодился с самого первого дня, особенно учитывая, что я была единственной женщиной среди дюжины мужчин, которые вели караван сквозь бескрайние пески. С собой у меня был только рюкзак, заполненный в основном водой.

Я быстро привыкла к такому ритму жизни: отдохнуть, поесть, снова в путь, разбить лагерь, поспать, собрать лагерь и опять в дорогу. Я так и не поняла, что влияло на цепочку наших действий. Иногда мы передвигались по ночам, а иногда днем. Мы могли пройти пару часов и остановиться – или же упорно шагали вперед, пока я едва не падала от изнеможения. Я пыталась выяснить, почему так происходит, но знала слишком мало слов на берберском, поэтому разобраться не удалось. Где-то начиналась песчаная буря, поэтому мы должны остановиться. Буря так и не разразилась. Верблюд заболел, поэтому надо отдохнуть. Правда, на мой взгляд, животное было в полном порядке и на следующий день спокойно продолжило путь. Или мы должны достичь колодца, где нас встретит важный человек. Вот только там никого не оказалось.

Плюсом такого странного продвижения по дюнам стало то, что мне пришлось научиться быстро подстраиваться. Я не могла рассчитывать на отдых или шанс пополнить запасы воды, или ожидать, что кочующие по пустыне люди будут со мной нянчиться. Я должна была стать самодостаточной. Большую часть времени я просто-напросто сосредотачивалась на линии горизонта, на очередной возможности попить или поспать. Иногда даже на очередном шаге. Однако случались и мгновения такой красоты и чудес, что невзгоды таяли на глазах, словно лед под солнцем пустыни. Например, размеры закатного солнца, огромного для живущего в Северном полушарии человека. Небо цвета индиго с таким количеством ярких звезд, что, завидев их впервые, я хохотала как безумная, настолько счастливой меня сделало это творение природы. Вкус только что испеченной на костре лепешки, которую мне вручил улыбчивый дедушка; он наверняка думал, что я существо с другой планеты, однако все равно делился со мной всем, что имел. Скорбная, но будоражащая музыка, которую кочевники играли в свободное время, гипнотическая, утонченная и древняя.

Наконец мы дошли до более каменистой местности, где встречались уже не огромные дюны, а низкие холмы из щебенистой породы, созданной из все того же золотистого песка. Через них нам и пришлось пробираться. Грубая почва под массивными мозолистыми ногами была верблюдам не по душе, поэтому двигались мы еще медленнее. А к середине утра остановились. Предводитель каравана, крепкий и жилистый человек, который носил туарегский тюрбан так, что оставались видны лишь глаза, соскользнул с верблюда и поманил меня к себе. Затем слегка стянул ткань и с гордостью кое-как произнес по-английски:

«Здесь. Здесь вот».

Я огляделась, но увидела только бескрайнюю пустоту. Я неделями искала человека, который знает путь к Благословенной Таклит, и меня пообещали доставить в то самое место, где она живет, однако здесь ничего не было. Ни оазиса, ни жилища. Ни-че-го.

«Здесь? Вы уверены?»

Мужчина важно кивнул.

«Здесь вот. Ты быть тут, она прийти».

И он потянул верблюда за поводья. Цепочка из животных, всадников и пеших людей вновь медленно двинулась вперед.

«Погодите! А как долго… то есть, а вдруг она не придет? Как она узнает, что я здесь?» – крикнула я вслед, безуспешно пытаясь сдержать панику.

«Она знать! – донеслось в ответ. – Она знать все».

Хорошо бы.

Я разыскала тенистую сторону огромного, размером с дом камня, проверила, нет ли рядом скорпионов, и уселась ждать, подстелив коврик. Пришлось изрядно напрячь силу воли, чтобы не рвануть вслед за караваном, когда последний верблюд наконец скрылся из виду. Что, если она не появится?.. До ближайшего подобия деревушки две недели пути, и два дня до колодца. Я осталась одна в Сахаре. Ради всего святого, о чем я только думала? Я не договаривалась о встрече с этой женщиной, только разузнала по слухам, кто она такая и где ее можно найти. Ключевое слово – можно.

День становился все жарче. Я глубоко вздохнула. Здесь не то место, где стоит расклеиваться. Я выпила треть запаса воды и съела несколько фиников, затем постаралась расслабиться. Пустыня перестала меня пугать уже через неделю странствий, и повода терять эту уверенность только потому, что я осталась одна, у меня не было. В конце концов, я привыкла к одиночеству. За столько лет.

И тут я услышала голос. Шепот, далекий и неразборчивый. Я попыталась понять, откуда он доносится, но звук отражался от камней. Я встала, затем стянула шляпу и огляделась, прикрывая глаза от солнца ладонью.

«Эй? Есть тут кто?» – позвала я и попробовала произнести берберское приветствие на особом туарегском диалекте тамашек. Ответа не последовало.

Я вскарабкалась по острым выступам на вершину камня, однако и оттуда никого не заметила. Здесь вообще не было места, где мог бы спрятаться человек. Впрочем, бестелесный голос почему-то не пугал, а, напротив, наполнял меня надеждой. Все-таки почему бы легендарной и почитаемой ведьме не уметь скрываться от чужих глаз? Почему бы ей не испытать незнакомку?

«Я ищу Благословенную Таклит», – громко и четко произнесла я.

Шепот стих.

Я скорее ощутила, чем услышала, как кто-то приближается, и развернулась. По каменистому хребту шла женщина с длинным посохом. Одета она была в традиционную для своего племени вышитую рубашку и запахивающуюся юбку, а также, что необычно для женщины, на ее голове сидел тюрбан, хотя лицо оставалось открытым. Ткань трепетала на горячем ветру. На ногах незнакомки я увидела добротные кожаные сандалии с золотой нитью, а вокруг лодыжки – цепочку маленьких колокольчиков, которые позвякивали с каждым уверенным шагом. Женщина шла прямиком ко мне и остановилась, лишь когда сумела ткнуть посохом в мое одеяние. Она усмехнулась, глядя на мою шляпу, затем пощупала волосы и даже приподняла мою губу, чтобы проверить зубы. Она оценивала меня, как животное, которое собиралась купить на рынке, а я терпеливо сносила такое нарушение моего личного пространства. Женщина обошла меня, пробегая пальцами по плечам и спине, а затем подняла мне ногу – осмотрела ботинки.

Наконец она встала передо мной и уставилась на меня гипнотическими зелеными глазами. Она была на несколько дюймов выше и выглядела весьма крепкой. Ее переполняла практически осязаемая магическая энергия, а опаляющее солнце будто и вовсе не тревожило. Я, напротив, изнывала от жары и усталости. Мокрая от пота, я никогда не казалась себе столь далекой от ведьмовства.

«Тощая, – заключила женщина. – И мелкая. Сила есть, но…»

Я вежливо поклонилась, как мне и советовали.

«Встретить вас – большая честь, Благословенная Таклит».

Традиционное приветствие включало в себя вопросы о ее здоровье, семье и о том, как продвигается работа. Однако у Таклит не было семьи, жила она уединенно, а сразу спрашивать ее о магии казалось мне неприличным.

«Ты ведьма», – сказала она, не спрашивая, а утверждая. Может, мой провожатый был прав. Может, она действительно «знает все».

«Склоняюсь перед вами», – произнесла я. Как мне объясняли, вежливости слишком много не бывает.

Таклит приняла комплимент, но возвращать его не собиралась.

«У тебя… травяное колдовство», – махнула она рукой.

«Меня обучали умениям ведуньи, если вы об этом».

«А еще хитрости, – продолжила Таклит, глядя не на меня, а куда-то вдаль. – Ты можешь перемещать вещи с места на место. И так далее».

«Могу, если мне надо, хотя я не назвала бы это хитростями…»

Таклит фыркнула – с таким звуком верблюд прочищает нос от песка.

«Хитрости для ловли дураков, как джинн, который лежит в засаде на одинокого путника».

Ее поведение начинало меня раздражать.

«Иногда я летаю», – поведала я, небрежно пожимая плечами.

Таклит сочла мой козырь не таким уж впечатляющим.

«Ха! Икар подлетел слишком близко к солнцу, и чем он кончил».

«Мне не нужны крылья из воска».

«Солнце плавит тебя даже сейчас», – заметила Таклит.

«Мне надо в тень. И больше воды, вот и все».

«Почему бы тебе их не наколдовать, если ты такая умная, тощая ведьмочка?»

«Вы всегда так обращаетесь с теми, кто к вам приходит, или дело только во мне?»

«Ты сама сюда прибыла».

«Ваша слава простирается далеко».

«А тебе сказали, что Благословенная Таклит – Величайшая ведьма из всех живущих?»

«Возможно. А еще мне, возможно, сказали, что вы раздражительная и злая хамка, которая любит мучить людей, когда способна им помочь».

Таклит аж взвизгнула от смеха, сотрясаясь всем телом, и хриплый звук отразился от камней, разносясь вдоль безбрежных песков.

«Зачем же умная ведьма прошла по Пустыням Мертвых, разыскивая Благословенную Таклит? Если твоя магия настолько хороша, зачем тебе моя помощь?»

«Я хочу учиться у самых лучших, одаренных и сильных».

«Почему же я должна делиться своими огромными знаниями с тобой?» – поинтересовалась Таклит, скривив губы.

«Я надеялась, что вы совершите щедрый поступок. Уважите свои знания и передадите их тому, кто отнесется к ним с благоговением. Но теперь я вас встретила и понимаю: следует надеяться лишь на то, что вы не устоите перед шансом покрасоваться».

Таклит вновь расхохоталась, оглушительно взвизгивая и размахивая посохом.

«Наверное, ты действительно иная. Да, Благословенная Таклит тебя научит, – наконец решила она, но предупредила: – Помни, ты сама этого хотела».

А потом она просто-напросто зашагала прочь, безо всякого приглашения или ободрения. Я поспешила следом, ведь я прошла такой путь не для того, чтобы надо мной сперва посмеялись, а потом бросили. Таклит перебирала ногами без малейших усилий, несмотря на неровную почву. Мне приходилось почти бежать, чтобы за ней угнаться, а она тем временем начала бросать мне условия и требования, даже не глядя в мою сторону и не дожидаясь реакции.

«Ты должна делать то, что тебе приказано. Никаких вопросов без разрешения. Никаких возражений. Блаженная Таклит не опустится до спора. Умная ведьма должна слушать и смотреть, пока ее уши не засорятся услышанным, а глаза не выгорят от увиденного. Она не должна хныкать, плакать, умолять. Она должна выполнить все, если хочет обучиться».

Таклит остановилась так резко, что я чуть на нее не налетела. По мне градом катился пот, и я сильно запыхалась. Лямки рюкзака натирали плечи. Страшно хотелось пить.

Таклит окинула меня взглядом.

«Согласна?»

Я кивнула, отплевываясь от песка.

«Только один вопрос, прежде чем мы начнем».

«Тебе запрещено задавать вопросы без разрешения Таклит», – напомнила она.

«Поэтому я надеюсь, вы позволите мне задать лишь один. Прежде, чем я соглашусь».

Я наконец подняла покрасневшие глаза, чтобы взглянуть в ее, чистые. Пусть я выгляжу как черт знает что, но я по-прежнему упрямое черт знает что.

Таклит коротко фыркнула.

«Позволяю. Один вопрос».

Я глубоко вздохнула.

«Почему вы так хорошо говорите по-английски?»

Она покачала головой.

«С чего ты взяла, что мы говорим по-английски?»

«Ну, я же сейчас на нем говорю и вас понимаю, так что…»

«Так что ничего. Благословенная Таклит, Величайшая ведьма среди живущих, не говорит по-английски. А теперь вперед. Умная ведьма разведет огонь, и мы посмотрим, достаточно ли она умна, чтобы приготовить лепешки».

22

Той ночью я никак не могла заснуть, поэтому вышла наружу, к ночной прохладе. Город спал, потому по дороге на вершину холма Примроуз ни на улицах, ни в парке мне почти никто не встретился. В столь поздний час большинство фонарей уже погасли в преддверии летнего рассвета. Воздух на холме был свежим, живительным, я вдыхала его полной грудью. Мимо пробежало лисье семейство. Мать и три пухленьких детеныша тихо перебирали лапами, возвращаясь с охоты домой, в тайную безопасную нору. Один лисенок подобрался ко мне и понюхал подол юбки, а я погладила его пушистую шерстку, благодарная за возможность прикоснуться к миру природы. Поднявшись, я увидела, что небо над городом уже начало светлеть, и закрыла глаза, не желая упускать остатки священной ночи, чтобы воззвать к сестрам-ведьмам.

Я начала с молитвы Богине и попросила ее о силе, а затем прошептала древние слова, обращаясь к тем, что следовали ведьмовскими путями. Не важно, какой веры и из какого клана. Лишь бы они почуяли, как одна из них нуждается в помощи. Вскоре я расслышала ответные голоса, сперва слабые, но затем они стали все громче и чище. По коже пробежали мурашки, как обычно случается во время такой связи. Из постепенно ускользающей темноты выступали фигуры, кружась вокруг, мелькали лица. Некоторые были мне знакомы, другие – нет, но их привлекла глубина моей мольбы и имя Гидеона. Теперь он пользовался дурной славой среди ведьм, не только за свои гнусные поступки на земле, но и за то, что ухитрился сбежать из заключения в Летних землях. Многие считали, что его необходимо изловить и наказать, и в голосах, что предлагали мне помощь, я слышала злость и даже немалый страх.

Однако никто не мог дать мне ответы. Несколько ведьм подтвердили, что ощущали Гидеона, но он все время перемещается, никогда не появляясь дважды в одном месте, и о Теган никто не слышал. Присутствие других ведьм меня утешало, пусть они могли находиться и за многие мили, но меня все сильнее охватывало граничащее с отчаянием разочарование, ведь они не сумеют мне помочь.

Над водой Темзы забрезжил рассвет, а значит, домой я вернусь ни с чем. Эразмус вновь усадит меня за наши заметки, к петелькам и стрелочкам, теперь покрывающим весь лист на столе, уверенный, что можно отследить связи, сделать выводы и что именно там скрываются все ответы. Ответы на одни и те же вопросы: где Гидеон держит Теган, что он от нее хочет и что намерен с ней сотворить.

Погода оставалась жаркой даже ранним утром, поэтому, когда я свернула на нужную улицу, я уже успела взмокнуть под всеми этими юбками и идиотским корсетом. О, как же я все эти годы страдала от веяний и прихотей моды! Какие же они все глупые, а объединяет их стремление превратить женщину в вещь и доставить ей как можно больше неудобств. Однако от гневных мыслей меня отвлекла открывшаяся мне картина. У дверей дома Эразмуса толпилась кучка детей, они пихали друг друга, стремясь поскорее переступить через порог. Подойдя ближе, я расслышала их возбужденные голоса и узнала парочку тех, кто был с Лотти. Все дети были в потрепанной одежде, лишь немногие – в обуви. Завидев меня, они изумленно распахнули глаза и отступили, чтобы дать мне пройти, но тут же обступили сзади и протянули грязные ручки. Дверь постоянно открывалась и закрывалась с бесконечным звоном колокольчика, чей звон смешивался шумом и гамом внутри дома.

В магазине царил хаос. Наверное, туда набилось с двадцать мальчишек и девчонок. Они толкались и гомонили, без устали доставая несчастного Эразмуса, который стоял за высоким прилавком, словно последний защитник поверженной крепости.

– Говорите по одному! Все вместе вы несете какую-то чушь… О, Элизабет, вы как раз вовремя! – Эразмус отмахнулся от двух мальчишек, которые явно намеревались залезть на прилавок.

– У вас прием гостей? – поинтересовалась я.

Несмотря на мрачное настроение, я не сдержала улыбки от вида нервного Эразмуса, тонувшего в море тараторящих детей.

– Нет. По крайней мере, я не планировал.

– Но что же они все здесь делают?

– Как я понимаю, они ищут вас.

– Меня?

– Кажется, вы чудесным образом исцелили… погодите, куда она делась… ах да, вот ту малышку в синем. – Эразмус указал на Лотти, чей глаз действительно полностью исцелился. – А остальные пришли продемонстрировать вам и свои самые разнообразные и отвратительные болячки.

В подтверждение его слов веснушчатая девочка с щербатой улыбкой сунула мне под нос пораженные экземой ручки. Лотти потянула меня за рукав.

– Мой глаз совсем в порядке, миссис, – кивнула она. – Мама говорит, что вы совершили чудо, да-да. Я рассказала остальным, вы можете им помочь? Пожалуйста, миссис.

– Пожалуйста, миссис! Пожалуйста! – загомонили дети.

На меня со всех сторон уставились чумазые личики. И одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: большинство этих детей страдают от нищеты и сопутствующих ей невзгод – плохое питание, голод, отсутствие гигиены и антисанитарные условия жизни. Рахит, цинга, гнилые зубы, задержка роста, всевозможные болезни кожи, паразиты, головные вши и блохи. Даже Эразмус уже начинал чесаться поверх жакета, разглядывая детей со смесью изумления и легкой паники.

– Выведи своих друзей наружу, – сказала я Лотти. – Пусть выстроятся в очередь и притихнут, чтобы не привлекать внимания. А когда мы будем готовы, я позову, и ты будешь впускать их по одному. Принимать я их буду на кухне.

– На моей кухне? – засомневался Эразмус.

– Которая ржавеет без дела, – заметила я.

Тут в смежных дверях появились мистер и миссис Тиммс.

– Божечки! Что же здесь творится? – воскликнула домоправительница. – Откуда взялись эти дети? – Она удивленно оглядела мальчиков и девочек, которые неохотно выходили наружу под руководством Лотти.

– Гнусные оборванцы! – заявил мистер Тиммс.

Эразмус поднял руки, сдаваясь.

– Случилось вторжение, – произнес он серьезно, но все же с улыбкой.

Я поняла, что возмущался Эразмус скорее потому, что его застали врасплох, а не потому, что ему что-то не нравилось, ведь дети явно всегда радовали его глаз.

Увы, мистер Тиммс, судя по легкому отвращению на лице из-за столь близкого присутствия грязных ребятишек, его мнение не разделял.

– Уж это я вижу, мистер Балморал, – отозвался он.

– Я сделала Лотти лекарство для больного глаза, – пояснила я. – Кажется, она достаточно пылко рассказывала об этом другим, и теперь ее друзья тоже пришли ко мне за помощью. Я бы очень хотела их осмотреть.

– Здесь? – в ужасе переспросил мистер Тиммс. – Но… – возразил он. – Здесь же приличный дом, где место лишь торговому делу, изучению и древнему искусству. А не госпиталю для бездомных детей.

Миссис Тиммс цокнула языком и принялась теснить мужа к лестнице.

– Уверена, у большинства этих детишек есть дом, семьи и зачастую даже работа, – сказала она ему.

– А еще, мистер Тиммс, у всех них определенно есть болезни, от которых я могу их избавить, – произнесла я, когда он оказался у двери.

– Простите, миссис Хоксмит, но вы никак не исправите положение их дел.

Я поймала взгляд Эразмуса. Он ждал, что же я отвечу.

– Да, – признала я. – Однако я могу облегчить их страдания и избавить от паразитов.

Упоминания кишащих созданий, которые были сейчас столь близко, оказалось достаточно, чтобы мистер Тиммс поспешно выскочил из комнаты.

– Прошу прошения за неудобства, но… – повернулась я к Эразмусу и умолкла, заметив, что он беззвучно смеется.

– Миссис Тиммс! – позвал Эразмус. – Нам понадобится горячая вода, мыло, лимонад и печенье.

– Нам?..

– Да. Детвора нуждается в нашей помощи, и мы ее окажем. Вы с нами, миссис Тиммс?

– О, конечно! Какие же милые малыши! – просияла та, поерошив волосы стоящего рядом мальчишки.

– Соблюдайте осторожность! – крикнул мистер Тиммс с лестницы.

– Боюсь, он считает, что мы слишком быстро сдали позиции, – шепнула я его жене, и она возмущенно забормотала что-то про своего мужа, суетливо принимаясь за дело.

Мы быстро обустроили кухню для наших целей, и вскоре я уже обследовала детей, которые взбирались на специальный стул у окна, чтобы лучше падал свет. Миссис Тиммс обеспечивала всех лимонадом, а еще достала свой тайный запас леденцов и вручала каждому из детей перед уходом по конфетке. Я мельком задумалась, от какого ужаса содрогнулись бы люди современного мира, частью которого я совсем недавно была, при мысли, что беспризорные дети принимают у незнакомцев сладости, не говоря уже о том, как они лечатся не у врача, да еще и без разрешения родителей. Но мои пациенты жили не в современном мире. Здесь те, кто не обладал необходимыми средствами, не получали и помощи, а невежество населения в вопросах медицины только ухудшало ситуацию. Я выбрала пару самых способных – не говоря уже о более-менее приличном виде – мальчишек и то и дело отправляла их покупать запасы. Наконец-то я могла раздобыть все необходимые травы и древние средства недалеко от дома, на аптечных полках, и вскоре обзавелась самым важным набором: лавандовым маслом для обеззараживания, миндальным маслом и ромашкой для проблем с кожей; йодом и карболкой для более серьезных поражений. Еще одного мальчишку я отправила на рынок за свежей мятой и кормовыми бобами. Последнее вызвало у Эразмуса любопытство. Он, к моему удивлению, оказался весьма сносным медбратом и выполнял поручения так же шустро и бодро, как и все прочие. То, как он помогал с детьми, радовало мое сердце. Он справлялся с ними так естественно, пусть и слегка необычно, что дети тут же расслаблялись в его обществе. По правде говоря, из нас вышла отличная команда. И, ожидая, пока чайник в очередной раз закипит, чтобы приготовить мятную настойку с измельченным углем для борьбы с диареей, Эразмус спросил меня, какую же болезнь я собираюсь лечить бобами.

И Эразмус, и мой пациент – наивный мальчик семи лет с волосами цвета календулы – с изумлением наблюдали, как я очистила и отложила в сторону светло-зеленые бобы. Пифагор верил, что их ни в коем случае нельзя употреблять в пищу, и заявлял, что они и человеческая душа созданы из одной и той же материи, поэтому есть их – это все равно что предаваться каннибализму. Я подозревала, что Пифагор просто ненавидел их вкус, поэтому делал все возможное, лишь бы никогда не видеть их на столе. Однако меня интересовали не сами бобы, а мягкая масса внутри стручка. Внутренняя сторона кожуры содержит в себе действенное лекарство от бородавок. И, бережно втирая эту влажную массу в костяшки мальчика, я как наяву ощутила присутствие матери, ведь именно она научила меня этой и многим другим премудростям, которые должна знать любая хорошая ведьма-травница. Я отдала мальчику еще три закрытых стручка и сказала повторять лечение дважды в день на протяжении недели.

К там также пришел старший мальчишка со сломанным пальцем, но уже к концу дня, когда мои запасы для перевязок и прочего истощились. Я сняла с шеи хлопковый платок и разорвала его на лоскуты. А ведь именно этот платок я захватила с собой из коттеджа «Ива». Как давно все это случилось! В качестве лубка я использовала ветку для растопки и посоветовала мальчишке не трогать пальцы хотя бы неделю.

Остаток дня мы с Эразмусом и миссис Тиммс мыли головы, вытирали лица и руки, очищали и перевязывали ранки, а также назначали лекарства от дюжины различных болячек и хворей. Всякий раз, как мне это удавалось, я тайком призывала на помощь Богиню и произносила исцеляющую молитву или накладывала защитное заклинание, чтобы процесс заживления протекал быстрее. Когда же последний ребенок ушел, мы заперли двери и вернулись на кухню за долгожданной чашечкой чая.

Миссис Тиммс со вздохом упала на ближайший стул, который тут же заскрипел от подобного обращения.

– Ну, смею заявить, – произнесла она, доставая вышитый платочек, и промокнула блестящее лицо, – что такую подборку оборванцев и напастей еще надо поискать.

– Они встречаются повсюду, – отозвалась я, потирая поясницу, чтобы облегчить боль, и потягиваясь. – Везде и всегда.

– Верно, – согласился Эразмус. Он стоял, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. – Бедняки как-то ухитряются жить, стараются изо всех сил, а вот сильнее всего страдают дети. Бог знает, как ужасно мало им достается жалости, поэтому совершенно неудивительно, что они пришли к вам целой толпой. – Эразмус пристально посмотрел на меня. – Вы добрая женщина, Элизабет Хоксмит.

Я тихо рассмеялась, но все же невольно покраснела и от комплимента, и от внимательного взгляда.

– Я целительница, – наконец произнесла я. – Что же еще я могу сделать, как не попытаться исцелить?

Чуть позже, когда Эразмус вернулся в гостиную, чтобы продолжить свой поиск ответов на вопросы о Гидеоне и Теган, миссис Тиммс вдруг коснулась моей руки.

– Сегодня вы сделали для этих детишек нечто особенное, миссис Хоксмит. Теперь я понимаю, почему наш дорогой Эразмус привел вас в свой дом.

Эта фраза меня удивила. Я ни разу не слышала от миссис Тиммс таких теплых слов в отношении Эразмуса, хотя, конечно, знала, как она и ее муж его уважают. Более того, меня поразило ее мнение, что Эразмус решил привести меня к себе. Мы прибыли в нужное время и место, здесь располагается его дом, поэтому совершенно логично, что мы остановились именно здесь. Другого смысла я в этом поступке не видела.

– Разве он в ходе работы никого больше сюда не приводил? – спросила я.

– В свой дорогой дом, к драгоценным книгам? – Миссис Тиммс добродушно рассмеялась. – Боже правый, нет! Здесь всегда было его пристанище, его личный тихий уголок. – Она улыбнулась и отпила лимонада. – Он привел вас сюда потому, что захотел.

Больше она ничего не объяснила, да и расспросить ее мне не удалось – по лестнице загрохотали поспешные шаги Эразмуса, а затем в дверях возник и он сам, сияющий и взъерошенный.

– Кажется, я кое-что обнаружил, – сообщил он мне. – Пойдемте!

Я последовала за ним наверх и обнаружила в гостиной еще больший хаос. Повсюду лежали открытые книги, придавленные всем, что только попадалось Эразмусу под руку, а на этих книгах, полках, столах и даже на полу виднелись листочки бумаги с заметками или даже отдельными подчеркнутыми словами. Эразмус бродил туда-сюда, хватая то какой-нибудь том, то записку, и безостановочно что-то говорил, рассказывал мне идеи, даты, теории, обрывки мыслей, но так и не объяснил, что же он там обнаружил. В конце концов я не выдержала и подняла руки.

– Прошу, Эразмус, ради нас обоих, немного медленнее. – Я убрала со стула словари греческого и уселась. – А теперь расскажите, но как можно более сжато, что же полезного вы выяснили.

– Да, да, конечно же, вы правы. Я должен сказать прямо. Однако столько всего необходимо довести до конца, разобраться. Распутать и отмести столько домыслов, которые уводят прочь от цели, но затем позволяют вернуться к изначальной идее…

Заметив мои вскинутые брови, Эразмус умолк и прочистил горло, а затем задумался, как лучше действовать. Потом он расстелил передо мной на полу большую астрологическую карту.

– Возможно, мне удалось кое-что уловить. Я считаю, между самыми важными действиями Гидеона есть некая, пусть и слабая связь. Если взять даты, когда он сбежал из Летних земель, когда вернулся в Бэтком, и ту, в которую мы за ним последовали теперь… смотрите сюда, – Эразмус указал на точку, – и… сюда. Сперва я решил, что дело в фазах луны, но нет.

– Гидеон никогда не придерживался лунного календаря.

– Да, но он знает, его придерживаетесь вы, поэтому я посчитал, что это влияло. Увы, здесь провести четкую связь я не смог. Однако в поисках я все же наткнулся на факт, связанный с погодой…

– Погодой?

– Да. Где же он, где же он, где?..

Эразмус закопался в кипу бумаг и развернул свиток, по которому тут же пробежал глазами, а затем и пальцем.

– Да, вот оно. Лето, в которое Гидеон перенес Теган, было, несмотря на те солнечные деньки, что мы застали, самым влажным за многие годы. В местных записях утверждается, что много урожая погибло, и это привело к повсеместному голоду и лишениям.

– Учитывая, что тогда шла затяжная гражданская война, для многих семей то лето обернулось полным бедствием.

– А, и война, да, она тоже имеет значение, конечно.

– Гидеона действительно привлекает темная энергия военного времени. Он умеет ее использовать. Я видела это у Ипра в тысяча девятьсот семнадцатом. Но что так повлияло на выбор Гидеона? Как он переместился в нужный день, если дело в нем? Война длилась годами.

– Возможно, у него были более приземленные намерения. Он знал, что в Бэткоме до сих пор живут небезразличные вам люди.

– Уильям.

– Да, Уильям.

– Гидеон хорошо меня знает. И знает о том, что я однажды… симпатизировала Уильяму.

Я содрогнулась, вспомнив выражение его мягкого лица, когда он взглянул на меня в последний раз. Когда-то я его любила и думала, что он заботился обо мне лишь для того, чтобы ранить мое сердце и гордость. Я слишком поздно поняла, что чувства Уильяма были куда глубже. Он наконец это доказал.

– Гидеон справедливо рассудил, что я отвлекусь на беды человека, который в юности так много для меня значил. Страна охвачена жестокой войной, так что я вполне могла пасть жертвой обстоятельств, и Гидеону не пришлось бы иметь со мной дело напрямую. Теперь мне все ясно. Он надеялся, что я погибну. Если не узнают и не повесят как ведьму, то убьют на войне.

– Гидеон и сам сказал, что ему незачем убивать тебя лично, когда в его распоряжении целая армия, ведь ты сообщница предателя и вдобавок попалась на колдовстве.

Эразмус умолк, задумчиво глядя на меня с таким страданием на лице, что я осознала – мысль о том, что я могла умереть, причиняла ему самую настоящую боль. Он вдруг понял, что я заметила, и посмотрел так нежно, что я оказалась тронута. Затем Эразмус быстро пришел в себя и продолжил:

– Однако это не та связь, которую я выяснил.

– Разве?

Я все еще никак не разобралась, что он имеет в виду.

– Вернемся к активности планет в то время. – Эразмус взял прислоненный к полке зонт и принялся указывать его кончиком важные области. – Мы уже поняли, что Луна на решения Гидеона не влияет. По крайней мере, напрямую. – Эразмус ткнул в белую сферу и обвел ее орбиту. – А вот как одно из небесных тел в нашей Солнечной системе оно уже играет роль.

– Она, – поправила я его, думая о Луне лишь в женском роде.

Эразмус пропустил замечание мимо ушей.

– Что нас – а вернее, его – интересует куда больше, – это движение Солнца. Его особенности и положение.

– Не представляю, как Гидеон преклоняется перед Солнцем.

– В любом случае, любопытно. Посмотрите сюда… и сюда…

Эразмус снова куда-то ткнул зонтиком, но я так и не поняла, что должна увидеть. В попытке объяснить он хватался за бумаги, книги, неразборчивые записи, пока моя недальновидность наконец не привела его в полное отчаяние.

– Моя дорогая Элизабет, все ведь прямо перед вашим весьма прелестным носом, вот здесь. Закономерность. Все эти даты совпадают с периодами, когда Солнце находится в самом слабом положении. Расположение создает частичное затмение, зимнее солнцестояние – то есть самый короткий световой день – и самое облачное лето с самого Средневековья.

Я нахмурилась.

– Вы думаете, Гидеон выбирает эти даты из-за того, что солнечного света относительно меньше?

– Судя по всему.

– Но зачем? Зачем он обращает на это внимание?

Эразмус печально улыбнулся и пожал плечами, прежде чем бросить зонт в пустое ведерко для угля.

– Понятия не имею, – прямо произнес он.

Если Эразмус и собирался поведать, как же эта новая информация нам поможет, он не успел. Кто-то громко заколотил во входную дверь. Мы тут же поспешили выглянуть в окно. Перед магазином кто-то стоял.

– Кажется, дети вернулись, – сказал Эразмус.

– Там Лотти, – согласилась я, – однако остальных я не узнаю. Эти двое постарше. Одного я уже вроде бы лечила.

Лотти как раз подняла голову и, заметив нас, принялась звать меня вниз с искренним отчаянием в голосе.

– Что-то стряслось, – произнесла я.

Внутри меня боролись противоречивые желания. Я всей душой жаждала продолжить беседу с Эразмусом и разгадать тайные планы Гидеона, однако в то же время видела на лице девочки страшную тревогу. Я не могла отказать и поспешила прочь из комнаты. Эразмус отправился следом и, как только мы оказались внизу, отпер дверь. У порога стоял мальчик-подросток, которому я действительно помогала со сломанным пальцем – он так и был перевязан моим платком. Травма не мешала пареньку держать на руках мальчика. Второй молодой человек стянул с головы шляпу и нервно повертел ее в руках.

– Меня зовут Робин, миссис. Прошу вашего прощения, но наш Кусака сильно поранился. Нам сказали, мы мо́гете ему помочь.

Я присмотрелась к обмякшему тельцу – мальчик, крошечный, лет шести, без сознания, а его левая рука и кисть обмотаны окровавленной тканью. Сам он был покрыт сажей и грязью, похожей на угольную пыль.

Лотти потянула меня за юбку.

– Пожалуйста, миссис, помогите ему!

Меня опередил Эразмус.

– Заносите, – сказал он, придерживая дверь. – В кухню.

Лотти провела друзей внутрь, и они уложили мальчика на стол по моей просьбе.

– А ну осторожно! Лотти, что с ним случилось?

– Кусака работает с пони в катакомбах.

– В катакомбах? – засомневался Эразмус. – Что же там могут делать дети?

– Это не настоящие катакомбы, мистер. Их просто так называют. Она говорит про туннели под Кэмденом.

– А, да. – Эразмус кивнул. – Там перевозят товары с баржи на станцию.

– Кусака присматривает за пони, которые тянут тележки, – продолжила Лотти. – Он маленький, понимаете, вот пони его и любят. Он ведет их по туннелям, когда повозки загружены, а потом возвращается снова.

– Они перевозят уголь? – спросила я, вытирая лицо мальчика, чтобы открыть ему глаза и проверить зрачки.

– Именно так, миссис. Его сыплют в мешки, а они уже идут в тележки. Что куда, решает старый мистер Антробус, и он должен все проверять, только на этот раз груз закрепили плохо, ведь он упал, когда они спускались. Пони испугался и побежал, а Кусака за ним, хотел успокоить, но он такой маленький… – Лотти умолкла, и из ее голубых глаз покатились слезы, размазывая грязь по щекам.

Я осторожно осматривала конечности мальчика. Он тихо застонал, когда я коснулась руки, но в себя так и не пришел.

– Лотти, его переехала тележка?

Девочка покачала головой.

– Она перевернулась. Там туннель немного изгибается, вот она и упала. А Кусака застрял между ней и стеной. С ним же все будет хорошо, миссис? Правда?

– Хорошо, что вы принесли его ко мне. Я сделаю все, что в моих силах.

Бедная девочка продолжила беззвучно плакать.

– Эразмус, почему бы вам не отвести Лотти к миссис Тиммс? Я здесь справлюсь.

– Отличная мысль. Пойдемте, юная леди. Посмотрим, не осталось ли у миссис Тиммс ее знаменитого лимонада, а?

Отправив мальчишек на улицу, Эразмус ушел с Лотти на кухню своей домоправительницы, и я осталась наедине с хрупким пациентом. Помимо руки, я обнаружила на нем удивительно немного травм. Порезов и ушибов оказалось предостаточно, однако голова осталась цела. Я подозревала, что сознание он потерял от боли в руке, и развернула бинты. Перелом был далеко не простым. Нижняя часть конечности и кисть были настолько раздроблены, что я испугалась, что не смогу их спасти. Еще больше меня тревожила попавшая в открытые раны грязь – велик риск серьезного заражения. Я в который раз прокляла времена, в которых еще не было антибиотиков, и приготовилась использовать все свои целительские силы и таланты, как хирурга, так и ведьмы, чтобы Кусака выжил.

Первым делом было необходимо промыть и перевязать раны, вправить кости. Потом уже перейти к мелким травмам, а затем выкупать мальчика, уложить в постель, накормить. Отыскав кухонные ножницы, я принялась осторожно срезать ткань порванного рукава. Стоило мне добраться до плеча, как в нагрудном кармане что-то шевельнулось. Я замерла, затаив дыхание. Под землей наверняка живут крысы. Может, одна из них решила воспользоваться случаем и прокатиться под одеждой бедного мальчишки? Я выхватила из печи кочергу, готовая сразу же забить тварь, что появится наружу. Однако из курточки высунулась отнюдь не крыса. Это была маленькая, грязная белая мышь.

23

Теган

Первое, что я уяснила, когда Таклит приняла меня в ученицы, что для нее это слово, очевидно, означало то же самое, что и прислуга. С самого знакомства она только и делала, что отдавала мне приказы и заставляла выполнять необходимую для выживания в пустыне работу. Мне приходилось подметать шатер, ухаживать за ее верблюдом и двумя козлами, выводить их щипать скудные растения между камнями или собирать высохший навоз для костра. По ночам, когда температура воздуха резко падала, а Таклит любила тепло, мне приходилось поддерживать огонь. Она даже могла тыкать в меня ногой, пока я не проснусь и не добавлю в чертов костер навоз, хотя вполне была способна сделать это и сама, ведь все равно не спала.

«Это работа для прислуги, – сказала она мне. – Благословенная Таклит – не прислуга».

«У Благословенной Таклит еще два дня назад никакой прислуги не было, – заметила я. – И как же она тогда поддерживала огонь?»

Ее привычка говорить в третьем лице оказалась заразной.

«Она использовала магию», – пожала плечами Таклит.

«Но сейчас она скорее будет использовать меня, верно?» – поинтересовалась я, роняя в огонь очередной кусок сухого навоза.

Спорить Таклит не стала.

По утрам я обычно брала заранее смолотое просо, смешивала его с водой и пыталась приготовить хотя бы сносные лепешки. Сама я результатом была вполне довольна, а Таклит, конечно же, заявляла, что это лишь жалкое подобие настоящих лепешек. Лишь через пять дней она откусила немного, а потом ворчливо буркнула «уже лучше». Оказалось, что у Таклит, слава Богине, есть собственный колодец, иначе она точно заставила бы меня тащиться за водой по пустыне. Странно, что этот колодец был всего в нескольких ярдах от места, где меня оставили берберы, но тогда я его не увидела. Мимо него неспешно прошла целая вереница верблюдов и людей, однако никто его не заметил. Позже, когда я поняла, насколько Таклит могущественная, все стало на свои места. Каждый раз, как я приходила за водой, то находила колодец в новом месте. И на следующий день опять. Возможно, Таклит действительно была Величайшей ведьмой среди живущих. Она явно находила удовольствие в том, чтобы подкинуть мне еще трудностей, словно их было маловато.

Как-то раз, когда в пустыне не было даже ветерка, который мог бы высушить постоянно льющийся с меня пот, и когда я уже была готова найти клочок тени, даже если придется делить его со скорпионами, и свернуться там, чтобы представить, что я где угодно, где нет этой адской жары, Таклит перешла все границы.

«Принеси воды», – сказала она мне, усаживаясь на камень, откуда любила глядеть на пустыню. Таклит могла заниматься этим очень долго.

Я потащилась к колодцу, но на прежнем месте его уже не было. Я стала его искать, едва сдерживая злость. Мало того, что мне приходилось прислуживать этой гадкой женщине, так она еще и насмехалась надо мной себе на забаву. Спустя полчаса бесполезного шатания по горячему песку я сдалась и снова пришла к камню, где Таклит так старательно занималась ничегонеделанием.

«Там больше нет колодца».

«Он на своем месте».

«Я не могу его найти».

«Умная ведьма не может найти колодец, который использует уже много дней? Наверное, Таклит надо называть тебя Глупой ведьмой?» – произнесла она, как всегда коротко фыркнув.

И тут во мне что-то сорвалось.

«А может, это мне надо звать тебя Ленивой Таклит? – заорала я хриплым от жажды и песка голосом. – А меня станем называть как есть… Изможденной ведьмой, голодной, реально задолбавшейся? Или как насчет коротко и просто – рабской ведьмой?!»

Таклит сощурилась.

«Ты злишься».

«Да, черт возьми! Ты заставляешь меня готовить, разводить огонь, собирать навоз, таскать этих твоих козлов на целые мили, чтобы найти где им пастись, и слышу ли я хотя бы обычное «спасибо» в ответ? Если бы! Ты просто просиживаешь задницу и наслаждаешься видом, пока я гну спину на жаре и жду, пока ты снизойдешь для того, чтобы научить меня хоть чему-нибудь, что, черт подери, окупит все мои труды!» – И я умолкла, задыхаясь от крика, ведь на самом деле мне хотелось разве что расплакаться от усталости и разочарования.

Сперва Таклит ничего не сказала. Я была уже готова собрать вещи и поймать следующий караван, куда бы он ни шел, лишь бы убраться от нее подальше. Наконец Таклит заговорила, тихо и мягко, совсем не так, как обычно со мной общалась.

«Где ты услышала имя Благословенной Таклит?»

«Я слышала о тебе много лет назад. От ведьмы, у которой училась во Франции. А потом в Америке, от еще одной, которая знала человека, что встречал тебя».

«И они рассказали тебе, что означает это имя?»

Я пожала плечами, слишком вымотанная для таких игр.

«Что ты Величайшая среди живущих ведьм, что ты обладаешь самой могущественной магией, что…»

«Они рассказали тебе, что слово «Таклит» переводится с берберского как «рабыня»?»

Я была поражена.

«Нет. Такого мне не говорили».

Таклит безо всяких усилий поднялась и воткнула посох в камень, а потом пристально посмотрела на меня.

«Думаешь, ты первая? Думаешь, сюда не приходили другие, жаждущие украсть мудрость и магию Благословенной Таклит?»

Я открыла было рот, но она заткнула меня, махнув рукой.

«Я всем отказала. И тебя бы тоже отправила обратно в Пустыни Мертвых, шагать и шагать, пока тебя не высушит солнце».

«Но ты этого не сделала».

«В тебе уже столько магии. Магии стихий. Таклит увидела ее и сразу поняла, что она… другая. О тебе шептали, чем ты можешь стать, чем должна стать, но ты не готова».

Таклит умолкла. Я надеялась, что она объяснит свои слова, однако не осмеливалась задавать вопросы. Так она точно тут же уйдет в себя, это я знала наверняка.

«Ни один человек не сумет ничему научиться, будучи окутанным собственной спесью, – наконец продолжила Таклит. – Ни мудрость, ни умения, ни слова магии не тронут душу, если держаться прямо, гордо, важно. – Она ткнула в меня длинным костлявым пальцем. – Ты пришла сюда, и твоя умность была подобна серебряному доспеху. Обучиться могут лишь смиренные. А теперь, – Таклит подняла ладонь самым красноречивым жестом, – теперь ты опустилась ниже. Как и я когда-то. Теперь ты готова учиться».

И только тогда мы начали.

Конечно, мне по-прежнему приходилось подметать шатер, ухаживать за животными и готовить лепешки, однако выполняла я эти задания лишь между занятиями. Теперь я делала все охотно и быстро, лишь бы успеть выучить больше. Первые уроки проходили по ночам – Таклит хотела, чтобы я поняла звезды. Мы сидели на камнях, и она показывала посохом, куда смотреть, называла берберские имена созвездий и планет, а потом проверяла, как я запомнила. Таклит объясняла, как пустынные кочевники ориентируются по звездам и как туарегские ведьмы, такие, как она сама, проводят определенные ритуалы и произносят определенные заклинания только под ночным небом в правильном, самом благоприятном положении. Неудивительно, что Таклит оказалась весьма жесткой учительницей. Она могла меня облаять, если я неправильно отвечала на ее вопросы, или высмеять, если я говорила что-то, по ее мнению, глупое. Она заставляла меня раз за разом повторять названия звезд в нужном порядке, даже когда я разводила огонь или выбивала коврики. Наконец, после долгих ночей, полных сомнений и неудачных попыток, мне удалось назвать все звезды правильно. Мы сидели у костра, и я перечислила их все, каждое имя каждой звезды. Я была крайне довольна собой, но если бы ожидала похвалы от Таклит, то осталась бы разочарована. Таклит только фыркнула, а потом кивнула и принялась за еду.

На следующее утро она совершенно неожиданно подарила мне посох. Чуть короче, чем у нее самой – конечно же! – и не так искусно украшенный, но выполненный из гладкой и красивой древесины золотистого цвета. Я понятия не имела, где Таклит его взяла, и прекрасно понимала, что спрашивать нельзя.

«Он твой», – сунула мне этот посох Таклит.

Я только открыла рот, чтобы ее поблагодарить, но не успела произнести ни слова. Я даже не сообразила, что происходит – Таклит замахнулась на меня собственным посохом. Я машинально выставила вперед свой, но удар был такой силы, что грохот столкновения дерева о дерево отдался в моих руках болью.

«Зачем это?» – охнула я.

«Если у тебя есть вещь, надо знать, как ей пользоваться», – как бы объяснила Таклит.

«С ума сошла? Я не умею драться».

Но Таклит была не в настроении разговаривать. Она бросилась на меня, держа посох над головой. Я нырнула влево и тут же услышала, как он просвистел в воздухе и врезался в землю. Перекатившись по песку, я как можно скорее поднялась на ноги, но тут же получила посохом по спине и, вскрикнув, упала.

«Вставай!» – велела Таклит, не замирая ни на мгновение, продолжая двигаться и взмахивать посохом так, что я не могла предсказать ее следующий ход.

Я пыталась повернуться к ней лицом, ориентируясь на звук колокольчиков вокруг ее лодыжки, которые позвякивали при каждом прыжке, однако Таклит оказалась слишком шустрой. Изящно крутанувшись, она врезала жесткой деревяшкой мне под колени, и я вновь рухнула на землю, уронив собственный посох на песок. Таклит уставилась на меня сверху вниз.

«Ты медленная. Ты должна стать быстрее».

И мы продолжили тренироваться, денно и нощно, пока мои конечности не раскрасились психоделической картиной из синяков, а мышцы не заболели от бесконечных прыжков, поворотов и попыток уклониться от безжалостных ударов. Таклит была беспощадна. Она никогда не упускала возможность подловить меня и как следует приложить – безвредно, но болезненно, – и излюбленным местом были лодыжки. Как только мне начинало казаться, что я освоила хоть какие-то приемы защиты, Таклит меняла тактику и находила новый способ меня бить. Половину времени я почти ничего не видела из-за заливающего глаза пота и ничего не соображала от невероятной жары. В конце концов, именно смесь гнева и отчаяния заставила меня просто-напросто броситься на саму Таклит. Я заметила крошечную брешь и ломанулась вперед, яростно размахивая посохом, не обращая внимания на жгучую боль от ударов по костяшками или голеням, пока все-таки не застала Таклит врасплох. Я поднажала еще, крича Богиня знает что, пока Таклит не потеряла равновесие и не упала. Теперь настал мой черед смотреть на нее сверху вниз, и я направила посох ей в горло, задыхаясь, как спринтер.

«Кажется, я стала быстрее», – бросила я, а потом развернулась и с гордостью ушла сидеть на ее любимый камень.

Мне нравится думать, что с тех пор Таклит начала относиться ко мне чуточку серьезнее. Она, конечно, в жизни бы не признала, что я ее уделала, но по крайней мере начала рассказывать мне о разных вещах. Например, о своей магии.

«Туарегская магия древняя, – произнесла Таклит одной прохладной ночью, когда мы сидели у костра и глядели, как он превращается в угли. – О ней нет записей, чтобы ее не нашли дураки и прочие. Ее передают от одной женщины к другой».

Тут я вспомнила об Элизабет и вновь испытала боль от того, как мне ее не хватало. Мать Элизабет, Энн, научила ее всему, что сама знала о целительстве, и передала бы и магию, если бы осталась жива. А затем Элизабет обучила меня. Я понимала, что Таклит думает о чести носить магию в себе. И передавать знания о ней другим. Но если бы не появилась я, кому бы Таклит их передала?

«Ты не стала выходить замуж, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Разве тебе не хочется иметь дочь, чтобы она унаследовала твои знания?»

Таклит громко фыркнула.

«Благословенная Таклит никогда не выйдет замуж. И не родит ребенка. Она передаст то, что знает, тем, кто этого достоин».

Я уже знала ее достаточно хорошо, чтобы не ждать никаких комплиментов или похвалы. Таклит готова со мной хоть чем-то поделиться, и этого было достаточно. Я чувствовала, что она в настроении раскрыться, что она считает, я заслужила право на нечто, однако я понятия не имела, чем это «нечто» окажется. Иначе я, наверное, рванула бы прочь и не останавливалась, пока между мной и Величайшей среди живущих ведьм не окажется весьма приличное расстояние.

«Мы дети пустыни, – заговорила она. – Ночное небо не дает нам сбиться с пути. Нас ведут звезды. Они также являют нам наше будущее. Кочевник-туарег знает звезды, как знает дюны и колодцы Пустынь Мертвых. От них зависит его жизнь. Ведьма-туарег знает не только звезды, но и их тайны – то, что они могут рассказать о грядущем».

Таклит ткнула ногой в костер. Искры, новые звездочки, взвились вверх, к тем, что светят на небе испокон веков. Свет огня падал на благородное, точеное лицо Таклит и отражался в ее малахитовых радужках, а все вокруг нее тонуло во мраке.

«Но в сердце любой туарегской ведьмы живет солнце, Священное Солнце. Мы не боимся его жара, мы его жаждем. Оно не обжигает нас, но питает, наши души ликуют под его лучами, а разум освещен его сиянием. Пустыни Мертвых созидают и разрушают, а солнце играет в этом создании и разрушении величайшую роль. Если ведьма избирает путь Священного Солнца, она должна довериться его силе. Она должна уверовать. Отдать себя полностью и по собственной воле. Только тогда Солнце благословит ее силой. Магией».

Таклит протянула руку, а затем спокойно и медленно опустила ее в огонь. Я вскрикнула и машинально попыталась ее остановить, но Таклит лишь вскинула другую ладонь. Только присмотревшись, я поняла, что пламя костра ее не обжигает, не пожирает ее плоть. Огонь не причинял ей боли, Таклит была полностью расслаблена. Затем она протянула руку мне – на ней не оказалось ни следа, ни малейшего ожога.

«Но как?..»

Таклит вскинула брови.

«Ведьме не нужно спрашивать «как». Это всегда магия. Лучше спроси «что за магия» или «откуда», ведь только эти вопросы помогут тебе понять».

«И это… – Я кивнула на ее руку, потом на огонь. – Это туарегская магия?»

«Это магия Священного Солнца. Ему все равно, принадлежит ли ведьма к туарегам, она лишь должна быть достойна».

«А как узнать, достойна ли ты?»

Таклит пожала плечами, а затем откинулась назад, на локти, устав говорить.

«Если достойна, Священное Солнце благословит тебя силой».

«А если нет?»

Таклит отломила кусочек лепешки, лежащей на остывающей сковороде, мокрый от масла, а затем бросила в огонь. Кусочек вспыхнул, потрескивая и искря, и через несколько мгновений обратился в пепел.

На следующий день Таклит заставила меня пойти с ней на запад, углубиться в пустыню так далеко, как я еще не бывала. Ветерка не было, только яростно палило солнце, и уже через час я начала слабеть. Я остановилась, тяжело опираясь на посох, и немного отпила из бутылки, хотя была готова вылакать ее полностью. Однако я не знала, как долго нам придется идти, поэтому берегла запасы. Мы все шагали и шагали. А когда солнце поднялось совсем высоко, Таклит наконец решила, что мы добрались куда надо. Там были лишь несколько камней и сплошной песок.

«Почему здесь? – спросила я, рухнув на колени. – Зачем мы сюда пришли?»

Таклит, способная идти, казалось, вечно, обвела посохом горизонт.

«Здесь хорошо», – произнесла она и умолкла.

Затем Таклит уселась, скрестив перед собой ноги, однако не в соблазнительной тени камня, а прямо под палящими лучами солнца. Я опустилась рядом.

«Что ты слышишь?»

Я напрягла слух. В безветренную погоду в бескрайней пустыне звуков было маловато. В тот день даже грифы скрылись из виду.

«Ничего, – покачала я головой. – Ничего не слышу».

Таклит фыркнула.

«Ты слушаешь как дитя! Ждешь, что звуки сами найдут твои уши. Ты ведьма. Слушай как ведьма!»

Я вновь напряглась. Таклит, конечно, была права. Я не обращалась к ведьмовскому чутью. По правде сказать, из-за жары – о Богиня, эта жара! – я ощущала лишь свое тело, дыхание и жажду. Из меня словно высосали все силы. Всю магию. Как Таклит могла выдерживать такую жару? Я вспомнила Ульви, которая в прекрасной морозной Сибири заставляла меня нырнуть в ледяные воды, окунуться в их волшебство. Сперва я колебалась, однако озеро Куркип преобразило меня навсегда. Значит, и теперь я должна довериться Таклит. Должна настроиться на то, что здесь можно найти.

Поэтому я стала слушать как ведьма, чутко выискивая тихие шорохи и вибрации. И наконец начала различать звуки.

«Я слышу… царапание… совсем тихое, откуда-то близко…»

Таклит кивнула.

«Жучок, вон там, под песком. Он потирает лапки. Еще?»

«Буханье. Очень смутное. Далекие шаги?»

«Это мышонок. Под тем камнем», – указала посохом Таклит.

«Я слышу его шажочки?»

«Нет. Биение его сердца».

Я улыбнулась. То, что я теперь способна различить сердцебиение мыши, привело меня в восторг, хоть и заставило скучать по оставшемуся дома, в Англии, Алоизиусу.

«Дальше, – настаивала Таклит. – Что еще ты слышишь?»

Теперь звуки, на которые я уже настроилась, так отдавались в голове, что я не могла больше ничего разобрать. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Спустя некоторое время мне показалось, что я слышу, пусть и не чувствую, шелест далекого ветра. Только потом я осознала, что это голоса, шепотки. Я четко разбирала слова на разных языках, в том числе и понятных мне, и голоса становились все громче, заглушая друг друга.

«Я слышу голоса!»

Мне не терпелось поделиться радостью с Таклит, однако она куда-то исчезла. Я моргнула, тупо уставившись на место, где она только что сидела. Я ведь не ощутила ни движения, ни звука, как же она ушла? Пустыня простиралась на многие мили вокруг, но Таклит нигде не было видно. Будто растворилась. Я встала и, сбросив на песок шляпу, пробежала пальцами по влажным спутанным волосам. Она снова издевается или действительно бросила меня здесь?

Голоса стали громче. Они звали меня, а некоторые даже выкрикивали мое имя. Вернее, имена. Я различала «Теган», и «Умная ведьма», и «Теган Хедван», и «Балык Кыс». Откуда они знают?.. Кто они такие, что знают столько моих обличий? Как я была на уэльском острове и старик назвал меня Теган, которая летает. Как я вышла из озера, став рыбьей девушкой. Как я была здесь с Таклит. Да и на самом ли деле я слышу чужие голоса? Может, это все мое воображение, шуточки перегревшегося мозга?

Я вновь надела шляпу и отпила еще немного из бутылки, оставляя на дне несколько драгоценных глотков. Я не ела уже много часов, и голова начинала кружиться. Надо было уйти с солнцепека, поэтому я переместилась к камню. Чтобы полностью скрыться в тени, мне пришлось к нему прижаться, и из щели тут же выбрались два скорпиона. Я выругалась, попятившись обратно к солнцу, и стала ждать, однако больше никто не показался. Я осторожно смахнула скорпионов посохом в сторону и вновь заползла в скудную тень, тревожно приглядываясь, вдруг они решат вернуться.

Голоса продолжали крепнуть, и я различила среди них Таклит.

«Чтобы стать ведьмой Священного Солнца, ты должна верить, уповать, ты должна поддаться».

«Таклит? Таклит, где ты?»

«Мы все в Пустынях Мертвых».

«Спасибо, ободрила», – пробормотала я.

Я знала, как Таклит действует – она меня проверяет и в жизни не поможет. Что бы она там ни планировала, что бы ни готовила мне – справляться придется в одиночку.

И тут я услышала быстро приближающийся топот. Сперва я не могла понять, откуда он исходит и кто издает такой звук, а затем я его увидела. Вернее, их. Точно такие же бледно-розовые скорпионы, каких я изгнала из камня, с изогнутыми хвостами и высоко поднятыми клешнями, высыпали на вершину низкой дюны и ринулись ко мне. Я подскочила, чтобы поскорее забраться на камень, но кишащие создания оказались неестественно быстрыми и уже добрались до моих ботинок. Я подпрыгивала, пытаясь выбраться из бесконечного потока, однако этих существ было слишком много. Некоторые даже поползли вверх по моим ногам, под юбку. Я сдернула с головы шляпу и принялась отмахиваться, совершенно забыв, что их нельзя провоцировать. Я думала лишь о том, как от них избавиться. Я так яростно отбивалась, что выронила шляпу, и она тут же утонула в море скорпионов.

«Не-е-ет! – завопила я. – Это все нереально! Они ненастоящие! Убирайтесь! Фу!»

Я заколотила по ним посохом и даже раздавила парочку. Скорчились они вполне по-настоящему. Да и те, что добрались до моей спины, казались весьма живыми. Я прижалась к камню. Со всеми мне не справиться. Я перестала дергаться и замерла, сдерживая желание закричать и унестись прочь, затем успокоила дыхание. Мысль подняться в воздух и улететь от гнусных созданий пришлось отмести – их было слишком много и на мне, так что убраться от них не получится. А если они настоящие, если они меня ужалят, я не смогу лететь. Нет, нужно придумать что-то другое. Все мои силы уходили на то, чтобы стоять смирно, даже когда огромный скорпион принялся копошиться в волосах. Что мне еще остается? Я обратилась к Богине за помощью, взмолилась о силе и смелости. Пусть Богиня и не избавит меня от скорпионов, но поддержит, пока я ищу выход. Если бы неподалеку был колодец, я бы в него спрыгнула. Балык Кыс проживет под водой куда больше, чем ядовитые арахниды.

Я задумалась о словах Таклит.

Ты должна верить, уповать, ты должна поддаться.

Таклит – живое доказательство магии Священного Солнца, но как же мне в него поверить? Таклит здесь родилась, она дитя пустыни. А что здесь делаю я, с розовой облезающий кожей, истерзанным жарой телом и разумом? С чего я взяла, что и у меня получится? А если нет?

Левую ногу обожгло болью – туда впилось жало. Я смахнула скорпиона посохом, задерживая от боли дыхание и гадая, как скоро яд распространится по телу. Теперь у меня и правда не было выбора. Я осторожно выбралась из тени к открытому песку и встала под палящими лучами солнца. Вокруг по-прежнему кишели скорпионы. Я вытянула руки, ощущая, как по венам растекается отрава и уже начинает бить по организму. Если ничего не получится, я труп.

Верь. Уповай. Поддайся.

Разве не это говорил мне старик на острове? Верь в магию, в себя. И что сказала Ульви? Положись на магию, на собственные силы. А теперь Таклит велит мне смириться, поддаться.

Я не могла смотреть на ослепительное солнце, поэтому уставилась на мерцающий горизонт, подрагивающий от жара, что поднимается от опаленного песка. Затем я замедлила свое сердцебиение – отчасти, чтобы не позволить яду так быстро меня одолеть, а отчасти чтобы тело стало восприимчивее к тому, что я получу от этого страшного, наполненного силой места. И призвала собственную магию, желая избежать отравления и послать молитву Священному Солнцу.

«Помоги смиренной ведьме, последовательнице Благословенной Таклит, Величайшей ведьме среди живущих. Я ищу магию, храню в себе веру в Богиню и убеждения шаманов, я ведунья, ученица, а теперь и дитя Пустынь Мертвых. Прошу, защити меня от вреда. Одари милостью. Услышь мой голос. Наполни бушующей магией».

Голоса, что раньше лишь шептали, теперь слились в оглушающую какофонию. Они вопили и тараторили под дробный аккомпанемент кишащих скорпионов. Мои глаза настолько пересохли, что, казалось, я уже не смогу их закрыть, и я видела лишь белизну, не разбирая больше ничего. Жара убивала мысли. Тело сдавалось под напором яда. Странно осознавать, с налетом некой фатальности, что я умру здесь, неизвестно где, в бреду, под беспощадным солнцем. Неужели именно этому путешествию суждено стать последним? После всех мест, где я побывала? И тут я вдруг вспомнила то, что Таклит сказала, когда согласилась меня обучать.

Умная ведьма должна слушать и смотреть, пока ее уши не засорятся услышанным, а глаза не выгорят от увиденного.

Я пошатнулась, и каждая новая волна боли и тошноты толкала меня в море скорпионов. Появилось ощущение, что я заваливаюсь на спину, падаю… Однако удара не последовало. Я не приземлилась на этих отвратительных существ, не раздавила их с тошнотворным звуком. Я не соскользнула в манящую тьму растворившегося в венах яда. Я словно зависла в воздухе.

По телу прокатилась обжигающая волна, и дело было не в укусе, а в чем-то сверхъестественном. Жар усилился. И на грани потери сознания я вдруг различила свистящий звук, а затем запах горелого. Скрежет и топот скорпионов сменился потрескиванием и хлопками. Я заставила себя сосредоточиться и увидела, что земля, над которой я парю, охвачена огнем. Скорпионы сгорали! Магическое пламя взметалось вверх, задевая и меня, однако я оставалась нетронута. Огонь не мог меня обжечь.

А затем все прекратилось. Внезапно, в один миг. Мучительная боль в ноге стихла. Я снова начала различать смутные фигуры, которые постепенно становились четче. Сперва они были похожи на треугольники и круги из света, потом обрели объемную форму. Я поняла, что стою на земле, а на месте скорпионов распустились цветы. Тысячи цветов, ярких и сочных, с трепещущими на нежнейшем ветерке лепестками. В моей руке оказался посох, и на нем появились новые узоры. Внизу – скорпионы, которые к середине сменялись цветами, а затем – пляшущим пламенем. Подняв юбку, я не увидела на ноге никаких отметин, никаких следов жала.

Я была так поражена творившейся вокруг магией, что не сразу ощутила жуткую жажду. Я поспешно отыскала бутылку и уже собиралась проглотить остатки воды, как поняла, что этого мало. Мне было нужно очень, очень много воды. Умная ведьма могла бы прикончить остатки запаса и отправиться на поиски нового. А ведьма, получившая власть Священного Солнца, могла поступить куда лучше.

«Ну, что собираешься делать?»

Голос застал меня врасплох; я подпрыгнула на месте и выронила бутылку. Таклит стояла прямо за моей спиной, хотя я, как всегда, совершенно не заметила ее приближения. Теперь она смотрела на меня совершенно иначе. Она была довольна, да, довольна, что я прошла проверку. Однако я увидела в ее взгляде что-то еще. Удивление. Таклит была впечатлена. Даже больше – потрясена.

Я глянула на бутылку – последние капли воды уже почти впитались в голодный песок. Однако мне было нужно куда больше, чем одна бутылка. Мне нужен колодец. Я уставилась на исчезающие капли. Я верила. Уповала. Поддалась. И была спасена. Теперь оставалось проверить, в самом ли деле я стала благословенной, как сама Таклит.

Воздух потрескивал от кружащей в нем энергии. Волоски на моей коже встали дыбом, кончики пальцев начали пульсировать. Под ногами задрожала земля. Запахло паленым, но я не могла понять, чем именно. К счастью, горела не я! Я отшатнулась, затем инстинктивно подняла посох и с силой вонзила в песок. Пустыня разверзлась. От моих ног к забытой бутылке пробежала трещина. Раздался грохот – и на том месте возникла дыра, сперва крошечная, но быстро растущая. Вокруг нас затрещали молнии, отражаясь от камней, а над дырой поднялся смерч. Он спускался все ниже, погружаясь в землю, пока наконец не исчез. Воцарилась тишина. И через миг вверх взвился ледяной поток. Мы с Таклит хохотали как безумные, барахтаясь в воде.

Таклит взяла меня за плечи и заговорила, не обращая внимания на стекающие по лицу ручейки.

«Ведьма с собственным колодцем – навсегда дитя пустыни».

«Может, я уже не Глупая ведьма?»

«Нет. – Таклит медленно покачала головой. – Теперь ты Благословенная Теган».

Я очень радовалась, что по моему лицу и так стекает вода, поэтому Таклит не увидит на нем слез.

«Но Благословенная Таклит по-прежнему остается Величайшей ведьмой среди живущих».

«Конечно, – согласилась она, – пока что. И запомни, обращайся с магией Священного Солнца с должным уважением и почтением. Она могущественна, и использование ее во зло сожжет тебя дотла вот так. – Таклит щелкнула пальцами. – Не беги, пока не научилась шагать по пути истинной ведьмы, Благословенная Теган, или не доживешь до моей смерти. – Таклит улыбнулась, что было редким и прекрасным зрелищем. – А когда наступит день и Благословенная Таклит перестанет быть Величайшей ведьмой среди живых, тогда это имя станет твоим».

24

К тому времени, как мы обработали травмы Кусаки и уложили его в постель, уже стемнело. Я не находила себе места. Найти Алоизиуса – все равно что найти ниточку к Теган, и моим первым порывом было побежать на конюшни, расспросить друзей и знакомых мальчика, обыскать те места. Однако Кусака постоянно терял сознание, а раны угрожали затянуть его в такую тьму, откуда не будет возврата. Как я могла его бросить? Как поступила бы моя мать? Мальчик что-то бормотал во сне и хныкал. Ничего не помогало. Я сидела на краю постели и протирала его лоб влажной тряпочкой, как делало бесчисленное множество матерей, медсестер и нянечек, возможно, даже в этом самом доме. В комнату заглянул Эразмус – проверить, как дела, – и опустился на стул с другой стороны постели, наблюдая за хрупким ребенком, который отчаянно боролся за жизнь.

– Похоже, у него лихорадка, – тихо произнес Эразмус.

– Боюсь, что в раны попала грязь – угольная пыль и еще Богиня знает что из туннелей. У него заражение крови.

– Он выживет?

Вопрос был вполне справедливым, однако я поразилась, как ударила по мне мысль, что мальчик может умереть.

– Не знаю. Я сделала все, что в моих силах. Очистила раны, вправила кости, насколько умею. Ему нужен более опытный хирург. Еще я использовала магию, но…

– Но природа все равно возьмет свое.

– Иногда мне кажется, что я действую против самого устройства наших тел.

Эразмус вздохнул.

– Возможно, наши тела не созданы для такого использования.

Он бережно положил руку на плечо мальчика – простое действие, но наполненное невероятной нежностью. Да, Эразмус, как и я, знает, что такое истинное одиночество. Такая жизнь не позволяет ему завести ни жену, ни собственных детей. Несмотря на отчасти закостеневшие взгляды и малый опыт общения с детьми, Эразмус был человеком сочувствующим. Он наверняка стал бы очень заботливым отцом.

– Я не осмеливаюсь от него отойти.

Конечно, мы уже говорили на эту тему. Стоило мне обнаружить Алоизиуса, как я тут же возбужденно рассказала Эразмусу, что знаю, где Гидеон прячет Теган. Все идеально сходилось: тайник, где нет любопытных глаз, глубоко под землей, что помешает моему чутью. Вряд ли мышонок забрался очень далеко, значит, Теган наверняка где-то возле туннеля, где пострадал Кусака. Эразмус возражал: мол, мальчик мог найти Алоизиуса несколько дней назад и в совершенно другом месте. Я обеими руками была за то, чтобы тотчас послать за Лотти, которая отведет нас в туннели, а Эразмус оставался непреклонен в мнении, что мы должны сперва собрать больше сведений, а не слепо бегать по обширной подземной сети. Он меня так и не переубедил, но я все равно не могла бросить замершего на грани жизни и смерти ребенка.

Мышонок Теган сидел на столике рядом с постелью. Он выглядел невероятно хорошо для грызуна в столь почтенном возрасте, да еще и после двух перемещений во времени и недавнего побега из подземной тюрьмы.

Должно быть, я казалась невероятно уставшей или подавленной, – Эразмус накрыл мою руку своей ладонью и улыбнулся.

– Ему повезло, он попал к вам, Элизабет. Если кто его и исцелит, так только вы. А потом мы его расспросим, и ответы приведут нас к Теган.

Во взгляде Эразмуса было столько нежности, а в словах – искренности, что я с трудом удержалась от соблазна поднести его руку к губам и поцеловать. Это стремление одновременно изумило и встревожило меня. Времени признавать, что мои чувства к Эразмусу куда глубже, чем я позволяла себе думать, у меня не было. Однако сила этих чувств и неожиданного желания их проявить оказалась просто невероятной и подняла мне дух в момент смятения и упадка.

– В ваших устах все звучит просто, – как можно ровнее произнесла я.

– Есть все шансы, что так и будет, так что давайте на это надеяться.

– На шанс? Весьма непрочная штука, чтобы возлагать на нее надежды.

– Шанс, участь, судьба – называйте как хотите. Я верю, что если человек действительно искренне к чему-то тянется, к чему-то достойному и хорошему… ну, судьба, как и время, не настолько предопределена и весьма гибка. Мы способны на нее влиять.

Кусака вновь заговорил, не просыпаясь, упорно шепча нечто неразборчивое.

Эразмус наклонился и мягко убрал волосы со лба мальчика.

– Что такое, малыш? Что тебя так тревожит?

– Разбираю только «звезд-что-то там». Звездочка, что ли, – произнесла я, хмурясь. – Кто-то настолько далекий от неба, казалось бы, не станет задумываться о звездах.

– Я тоже сейчас немало размышляю о звездах, – сказал Эразмус. – Уверен, планы Гидеона прописаны в астрологических картах. Теган точно не упоминала ничего, что может нам помочь установить связь?

– Мы очень недолго пробыли в коттедже «Ива», пока Гидеон ее не унес. Теган много путешествовала по миру, столько всего изучала у ведьм всех мастей… Наверстать пять лет – дело небыстрое.

– Давайте снова по ним пройдемся.

– Снова? Эразмус, я без сил, и я уже столько раз перетряхнула память…

– Снова, – твердо произнес он и, отпустив мою руку, принялся мерить комнату шагами. – Вы говорили, Теган жила на острове неподалеку от побережья Уэльса.

Я потерла ноющую шею и заставила себя сосредоточиться.

– Да. Она целый год следовала викканскому календарю и соблюдала кельтские ритуалы, насколько это возможно в одиночку. Но я не понимаю…

– Где еще она побывала?

– Провела несколько месяцев в Америке, в основном в южных штатах.

– Еще?

– Сибирь. Я уже все это вам рассказывала. Она работала с якутской шаманкой.

– Да, помню. Еще?

– Я не знаю, не знаю!

– Должно быть что-то еще.

– Она упоминала, что перед самым моим появлением была в пустыне.

– В какой?

– Это имеет значение?

– Конечно же, имеет, моя дорогая Элизабет. Так в какой?

– Кажется, в Сахаре.

– Кажется?

– Хорошо, я уверена. Да, Теган говорила, что только недавно оттуда вернулась, но не успела больше ничего рассказать, поэтому я не знаю, кого она там встретила.

– Сахара, Пустыня Мертвых!

– Никогда не слышала, чтобы ее так называли. Куда вы собрались? – спросила я у заспешившего к двери Эразмуса.

– К моим книгам, куда же еще? – крикнул он в ответ, прежде чем скрыться.

Я продолжила приглядывать за Кусакой. Он казался таким маленьким и хрупким. Из подушек, обтянутых тонкой льняной тканью, выглядывало неподвижное чумазое личико. Лотти говорила Эразмусу, что у мальчишки нет семьи. Он был вряд ли старше шести лет, но уже жил сам по себе, работал с пони и ночевал с ними в конюшне. Сердце сжималось от боли при мысли, что о мальчике никто не заботится, никто его не любит. Я не могла позволить его жизни оборваться еще до того, как она толком успела начаться. Я встала и произнесла заклинание, взывая к Богине, чтобы она смилостивилась над этим одиноким ребенком, придала ему сил и исцелила его. А затем начала медленно вдыхать, все глубже и глубже, втягивая в себя весь воздух в комнате, всю окружающую энергию, чтобы подпитать собственные магические способности. Я подождала, пока не зарядилась этой энергией полностью, и наконец так же медленно выдохнула, глядя, как вокруг нас заплясали волшебные искорки. Потом я наклонилась и поцеловала Кусаку в лоб.

– Да пребудет с тобой благословение Богини, пусть Дух природы возродит тебя, пусть древняя магия моих сестер-ведьм исцелит и наполнит тебя жизнью, как дитя сил, полюбившееся этой ведьме, что приглашает тебя в свою семью.

Кусака завозился сперва слабо, а затем тревожнее. Он мотал головой из стороны в сторону и дергал руками так, что я опасалась, он повредит импровизированную шину, которую мы ему наложили на перелом. Затем мальчик вдруг распахнул глаза и сел, хватая воздух.

– Все в порядке. Ты в безопасности. Я рядом.

Я села на кровать и обхватила его руками. Он уставился на меня круглыми от страха глазами, но затем постепенно обмяк, устроив голову на моем плече. А когда я уложила его на подушки, он сразу же погрузился в сон, но уже совершенно спокойный. Кожа мальчика порозовела, утратив болезненный румянец, дыхание выровнялось. Худшее осталось позади. Мальчик выживет. Рука со временем исцелится. У бедняжки есть будущее, хотя что его там ждет – это уже другое дело. Теперь я могла его оставить. Тихонько выскользнуть, пока Эразмус не успел меня остановить, и отправиться в туннели на поиски. И все же я вдруг поняла, что не могу. Мальчик по-прежнему так слаб и до сих пор толком не очнулся, его никто не утешил и не успокоил. Ребенок нуждался во мне, и я решила подождать еще немного. Меня, как всегда, тянуло в две разные стороны – я должна была выбирать между благополучием дорогого мне человека и того, кто точно так же во мне нуждается, причем куда более срочно. Хрупкая смертная внутри меня стремилась следовать зову сердца, ведьма бушевала из-за несправедливости ситуации, в которой я оказалась, но одержала верх именно целительница, что отказывалась закрыть глаза на страдания. Я кое-как утешала себя тем, что Теган бы одобрила мой выбор.

И, словно мое решение было магическим, Кусака снова открыл глаза. На этот раз он просыпался медленно и спокойно. Затем он оглядел незнакомую комнату, удобную кровать с хорошей постелью, меня.

– Здравствуй, Кусака.

Заговорить сразу он не смог, но попытался сесть и, случайно двинув сломанной рукой, вскрикнул от боли.

– Тише, тише. – Я помогла ему опереться о подушки. – С тобой случилось несчастье, и ты повредил руку. Но не бойся, она заживет, просто нужно время.

– Где я? – наконец спросил мальчик, и голос тут же выдал его юный возраст.

– Ты в доме мистера Эразмуса Балморала, мастера переплетного дела. Тебя сюда принесли Лотти с друзьями, они знали, что я могу тебе помочь.

– А вы доктор, миссис?

– Можно и так сказать.

Завидев Алоизиуса, Кусака охнул, а потом протянул к мышонку здоровую руку, позволяя обнюхать, и засмеялся от щекотки.

– Смотрю, вы друзья. Скажи, Кусака, а ты не помнишь, где его нашел? – Я очень старалась не выдать беспокойства.

Мальчик нахмурился.

– Впервые его вижу, миссис. Он разве не ваш?

На меня навалилось разочарование. Если Кусака не находил Алоизиуса, значит, он не знал, откуда мышонок выбрался.

– Судя по всему, он прокатился в твоем кармане, – пояснила я.

– Правда? Ох, повезло ж ему, что не придавило, когда тележка перевернулась. – Мальчик вздрогнул от внезапной мысли. – Звездочка! – вскрикнул он со слезами на глазах. – А что со Звездочкой?

– О чем ты?

– Это пони, про которую я забочусь, миссис. Это она тянула тележку. Она не разбилась? Упала же с таким грохотом… Я должен идти обратно, проверить, все ли с ней хорошо.

И мальчик завозился с простынями, пытаясь одновременно не задеть больную руку и выбраться из постели. Я бережно, но решительно уложила его обратно.

– Ты еще нездоров, Кусака.

– Но миссис…

– Расскажи мне, где найти Звездочку и где все случилось. А я позову Лотти или мальчишек, которые тебя принесли, и попрошу глянуть, как там твоя пони. Уверена, о ней прекрасно заботятся.

– Но это я про нее забочусь. Я ее конюх. Никто ее так хорошо не знает. Она будет переживать, куда я делся.

Мальчик так разволновался, что у него сбилось дыхание. Я дала ему выпить воды с несколькими каплями настойки опия, и вскоре он снова успокоился. Я же все пыталась понять, как Алоизиус попал в его карман. Если Кусака не видел мышонка, значит, дело было уже после несчастного случая. Но зачем Алоизиусу так рисковать и лезть к мальчишке, вокруг которого явно толпились и кричали другие люди? Почему мышонок решил, что сможет добраться ко мне благодаря именно этому ребенку, которого я впервые встретила? Если бы он приходил за лечением днем – тогда понятно. А потом я вспомнила.

– Робин!

– Что такое, миссис? – сонно спросил Кусака.

– Я перевязала сломанный палец Робина своим платком. И как раз Робин достал тебя из-под тележки.

Тут я все поняла. Алоизиус узнал и мой запах, и отпечаток моей магии. Если Теган отправила его ко мне – а именно это я бы и сделала на ее месте, – мышонка привлекла бы любая связанная со мной вещь. Должно быть, Алоизиус выбрался из туннеля с Робином, а потом перепрыгнул к Кусаке, когда старший мальчик уходил. Я ласково погладила маленького грызуна.

– Какой же ты смелый малый, – похвалила я его.

А он, словно того и ждал, запрыгнул мне на ладонь и, пробежавшись вверх, устроился на плече.

Я сжала здоровую руку Кусаки.

– Мне надо тебя ненадолго оставить. Здесь с тобой все будет хорошо, и я вернусь, как только смогу. Я хочу пойти туда, где перевернулась тележка, и дальше в туннели. Очень дорогой мне человек пропал, и я думаю, что смогу его там найти.

Мальчик покачал головой.

– Там жуть как темно, миссис, в этих туннелях. Вы потеряетесь и никогда не вернетесь. Давайте я пойду с вами…

– Нет, ты еще не поправился. Обещаю, что первым делом проверю Звездочку. Даже захвачу для нее морковку. Как думаешь, ей понравится?

– Она не очень ладит с незнакомыми, – сказал Кусака.

Он явно расстроился, но выражение его лица слегка изменилось. Он сжал губы так, словно стремился скрыть то, что чувствует. Сколько же раз этому одинокому ребенку приходилось сдерживать эмоции, чтобы выжить в жестоком и опасном мире?

Меня отвлек как всегда поспешный топот Эразмуса по лестнице, а потом и по коридору. Затем в комнату ворвался сам Эразмус.

– Вот, – заявил он, возбужденно вскидывая открытую книгу в переплете из зеленой кожи и тыкая пальцем в страницу. – Здесь все написано. Как я и думал… О, вижу, наш юный друг проснулся!

Я кивнула.

– Еще слаб, но опасность миновала.

– Прекрасно! Кусака, ты поможешь нам найти ответ к загадке. Позвольте прочитать… «Пустыни Мертвых – то, что мы знаем как Сахару. Местные кочевники, особенно туареги и берберы в целом, считают это место не единой пустыней, а скорее совокупностью многих». Ни одна из них не подчиняется современным политическим границам, конечно. «В этой области существует немало разнообразных вероучений. Среди них – последователи Священного Солнца, о которых доступно крайне мало информации, помимо того, что их магия легендарна, способность нанести увечья врагу огромна, и сама секта держит свои знания в строжайшей тайне. Что известно, однако, является ключевым фактором для их проживания в столь суровых условиях – без солнечного света они становятся совершенно бессильны». – Эразмус захлопнул книгу и просиял.

Внутри меня проснулась смесь надежды и осознания.

– Теган наверняка отправилась туда, чтобы обучиться местной магии. У последователей… как вы сказали?

– Священного Солнца.

Я кивнула.

– Она всегда проводила некоторое время с разными ведьмами, чтобы те поделились с ней мудростью. Я знаю Теган достаточно хорошо и уверена, что на этом она не останавливалась. Она захотела бы полноценно овладеть этой магией. Сделать ее частью себя, чтобы использовать как положено. Если дело в этом и если Гидеон об этом знает, то держит ее под землей, чтобы ослабить. – Я задумалась. – Должно быть, он считает такую магию опасной для себя. Это его и интересует в Теган?

– Может, он возжелал заполучить ее знания о магии Священного Солнца?

– Ни одна ведьма не согласится передать доверенную ей магию тому, кто заведомо безжалостен и бесчестен. Теган и в голову не придет сделать Гидеона сильнее. И он об этом знает. Нет, должна быть другая причина, связанная с этой магией. Говорите, она невероятно могущественная?

– И невероятно жесткая, судя по всему.

– Если Гидеон не в состоянии получить саму магию, то что? Как он собирается использовать Теган?

Эразмус посерьезнел.

– Расскажите, как он сбежал из Летних земель? Вы не выяснили, как ему удалось вырваться из магических уз?

Я покачала головой.

– Я пыталась, как и многие из моих сестер-ведьм. Все были потрясены. Никто не мог покинуть Летние земли без нашего позволения, и даже в этом случае на землю практически никто не возвращался. Мне было крайне нелегко уговорить остальных, что я должна последовать за ним. Мы пришли к выводу, что Гидеону кто-то помог, но кто и как, мы по-прежнему не знаем.

– У кого могло возникнуть желание ему помочь?

– Это и самое странное. У него нет друзей. Он не принадлежит ни к одному шабашу или семье. Единственный раз я видела его в чьем-то обществе много лет назад, когда я еще девочкой жила в его доме в Бэткомском лесу. Я должна была оставаться там, но услышала музыку и пение, поэтому тайком прокралась к его костру. – Я содрогнулась от воспоминаний, однако продолжила: – С ним были… бесы. И демоны, и ведьмы, но не как клан, а просто сброд. Они занимались чем-то жутким, дьявольским… Не просто оргия с алкоголем и магией.

Эразмус глянул на Кусаку, а затем отодвинулся от постели и махнул мне, чтобы я тоже подошла к окну.

– Вы говорите о поклонении дьяволу, Элизабет, – тихо произнес он. – О сатанизме.

– Да.

– Тогда следующий мой вопрос: как вы думаете, не там ли он нашел своего спасителя?

Я попыталась осознать всю важность его слов.

– Вы предполагаете, что он заключил сделку с самим дьяволом?

– А кто еще обладает достаточной силой?

– О, Богиня… Может, вы и правы. А значит, Гидеон должен выполнить свою часть уговора. Скорее всего, это душа. Но Гидеон не променял бы Летние земли на ад. Сатанист или нет, на такое он точно не пойдет.

– Что же он предложил взамен? – Эразмус помолчал. – Что или кого?

В моих венах похолодела кровь. Сердце пропустило удар.

– Теган. Он хочет отдать ее в качестве уплаты. Ох, Эразмус!..

Я схватилась за голову.

– Тише, не будем терять рассудок. Ситуация не изменилась, мы просто раздобыли новые факты.

– Он намерен принести Теган в жертву дьяволу! Как я могу быть спокойна!

– Надо! – Эразмус коснулся моего плеча. – Знание – наше главное оружие, Элизабет. Теперь мы знаем, чего Гидеон хочет. Мы ведь уже обсуждали, что это ключ к победе над ним, верно?

Я слабо кивнула, содрогаясь от страшных мыслей и образов.

– Мы знаем, зачем ему Теган и где он ее держит.

– Но мы можем опоздать. Пока мы тут говорим, ничто не мешает ему провести ритуал и вырезать ее сердце!

– Вряд ли. Он ждет.

– Чего?

– Вы же помните, что Гидеон делает каждый ход в определенное время, когда энергия солнца как можно больше ослаблена?

– Зимнее солнцестояние, самое влажное лето, да.

– А солнце слабее всего во время затмения, верно?

– Если ему просто надо ослабить Теган, чтобы убить…

– Все куда сложнее, иначе он мог бы сделать это еще в Бэткоме. На Теган было столь сильное заклятие, что Гидеон и близнецы с легкостью с ней разделались бы. Гидеон наверняка задумал совершить ритуал в определенный, важный для его темного господина день. Что-нибудь подходящее, особенное, например, когда тьма – или даже ночь, можно сказать, – охватит землю среди бела дня.

– Что-нибудь вроде затмения, – медленно произнесла я, как тупая школьница, до которой только что дошел нужный смысл. – Да, похоже на правду. И тогда не надо сидеть под землей. Ох, какая же я была слепая!

– Мы оба ломали голову…

– Я имею в виду жертвоприношение. Мне следовало догадаться. Конечно, сейчас почти никто не приносит жертв, особенно человеческих, но есть одно золотое правило – жертва, любая, должна быть в отличном состоянии. Не больной, не опьяненной…

– Не зачарованной?

– Именно. Поэтому Гидеон и держит ее под землей. Он не собирался приносить Теган в жертву в Бэткоме, поэтому и околдовал. Теперь, когда приближается назначенный час, Гидеон должен снять с нее всякие чары. А в такой тюрьме она не только не может меня позвать, но и теряет магию последователей Священного Солнца. Раз уж Гидеон хочет отправить ее своему господину нетронутой, ей придется быть в полном сознании и при всех способностях.

– Это хорошие новости.

– Разве?

– Конечно, ведь Гидеону придется вывести Теган на солнечный свет. Бедняжка уже несколько дней жаждет оказаться под его лучами. Если вы не ошиблись, то ради жертвоприношения Гидеону придется оставить ее на свету хотя бы на мгновение.

– Значит, он ждет затмения. Теган будет слаба, когда он доставит ее в нужное место, но как только покажется солнце, к ней вернутся силы. Очень важно не промахнуться. Слишком рано – и Теган еще не превратится в обещанную в уплату ведьму. Слишком поздно – и она, вполне возможно, одолеет самого Гидеона и освободится. Вы проверили карты? Затмение будет?

– Да. Полное затмение солнца, видное в северной части Европы, когда, по расчетам, солнце полностью скроется на четыре минуты. Конечно, частичная темнота наступит чуть раньше…

– Когда? – не выдержала я, одновременно страшась и желая услышать ответ. – Когда случится затмение?

Эразмус посмотрел мне в глаза.

– Девятнадцатого июня. Завтра.

25

Теган

Задумавшись о том, что происходило в пустыне и каково быть последователем Священного Солнца, я поняла, почему Гидеон решил запереть меня в подземелье. Он хотел не просто не дать мне сбежать, но и заставить изголодаться по свету. Гидеон наверняка узнал про Таклит и чему я у нее научилась. Как долго он за мной следил? Я помнила слова Элизабет, что он с легкостью улавливает магическую активность, поэтому она сама долгие годы не использовала свои силы – боялась, что он ее обнаружит. Ну, в Пустынях Мертвых творился неплохой замес, так что Гидеон, где бы он ни был, явно уловил и этот звоночек. Если бы только у меня было больше времени отточить магию, которую мне открыла Таклит… Элизабет нагрянула в коттедж «Ива» как раз когда я сама только вернулась из пустыни. Так что эта магия была для меня в новинку и вообще казалась пугающей. Таклит предупреждала, что нельзя спешить и слишком быстро пускать в ход еще незнакомые силы… Я хотела научиться с ними работать, даже начала, но ничего толком не успела. Поэтому Гидеон и явился? Пока я не успела полностью овладеть магией Священного Солнца? Пока он еще мог мной управлять? Значит, в подземелье я сижу неспроста. Хотя в Бэткоме Гидеон этим не заморочился. Почему он не наложил на меня заклинание, как тогда? Как будто ему надо, чтобы сейчас я соображала. Но зачем?

Я слезла с кровати и заставила себя походить туда-сюда по комнатушке. Надо быть в форме, и умственно, и физически, нельзя расслабляться. Гидеон что-то затевал. Я знала его достаточно хорошо и понимала, что без причины он не действует. А что для Гидеона хорошо, то для других в основном плохо. Придется пораскинуть мозгами. Я не знала, день был или ночь, ведь задремала, пока вспоминала путешествие к Таклит. Лампа, конечно, давала больше света, чем свечи, но по ней не скажешь, сколько прошло времени. И я скучала по своему пушистому Алоизиусу. Увижу ли я его снова? Чем я только думала, когда решила, что он сумеет отыскать Элизабет? Под землей всегда полно крыс. А где крысы – там есть и коты.

Однако продолжить эту жуткую мысль мне не удалось – щелкнул замок, и дверь распахнулась.

– Добрый вечер, Теган, – как всегда приторно-сладко произнес Гидеон. По его виду и не скажешь, что он мой тюремщик.

– Как скажешь. Без окна или часов, знаешь ли…

Он шагнул в комнату и запер за собой дверь.

– Прошу прощения за такие условия… обстоятельства вынудили меня пойти на этот шаг. Могу я присесть? – спросил Гидеон, кивнув на стул.

– Вперед.

Гидеон уселся, скрестив длинные ноги и сняв с головы цилиндр, который был ему удивительно к лицу. Гидеон из тех, кто в одеянии любой эпохи смотрится так, словно эти вещи придумали для него лично. Сколько женщин за все столетия клюнули на его привлекательную внешность и обаяние?..

– Хотел с тобой побеседовать прежде, чем настанет час уходить.

– Уходить? Куда?

Гидеон не ответил.

– Мне важно, чтобы ты поняла, Теган, что я всегда буду тебя уважать. Когда я только встретил тебя, ты была еще девочкой, не уверенной, кем должна стать. Конечно, ты и не подозревала, какой в тебе кроется потенциал. И даже тогда я знал, я видел в тебе нечто редчайшее. Однако я и представить не смел, что ты пройдешь такой путь! Чего ты достигла, кем ты стала – даже учитывая, как тебе повезло заполучить в учителя Элизабет, – это же почти что чудо. Я глубоко тобой восхищаюсь.

– Ты, кажется, принимаешь меня за человека, которому не плевать на твое мнение.

– Ах. Ты так и не простила то, что я заставил тебя влюбиться? Если тебе станет легче, то я действительно получил удовольствие от нашей краткой связи. Но серьезно – выброси это из головы. В жизни есть вещи поважнее разбитого сердца.

– Ты-то откуда знаешь? У тебя самого вообще сердце есть?

– Думаю, ты отлично знаешь, что я любил, и горячо. Однажды.

– Ты и правда думаешь, я поверю, что ты помешался на Элизабет и преследовал ее сотни лет из любви к ней? Не-а. Дело всегда было только в тебе и твоей выгоде. Ты хотел заполучить Элизабет из гордости, потому что считал, что она тебе принадлежит. Элизабет была для тебя не более чем платой за помощь, которую ты оказал ее бедной, отчаявшейся матери.

Он вдруг встал с такой улыбкой, что заморозила бы самый жаркий вулкан.

– Как любопытно, – сказал Гидеон, шагая к двери, – что ты употребила слово «плата». Конечно, ты и не подозреваешь о занятных параллелях в ваших судьбах. Твоей и Бесс. Но все станет ясно. И очень скоро.

Я проследила, как он ушел. Я знала, что должна бояться его планов, однако могла думать лишь о том, как наконец выберусь из этой сырой и темной камеры. А снаружи Гидеону не удастся вечно скрывать меня от солнца.

Темнота вечерних улиц Лондона была ничем по сравнению с адским мраком проходящих под ними туннелей. Мы с Эразмусом оставили Кусаку, заверив его, что обязательно отыщем Звездочку. Мальчик работал и жил с этим пони больше года, поэтому наверняка считал его своей семьей. Я понимала, что он не успокоится и не придет в себя, если будет переживать о своей подруге, да и в любом случае это давало нам повод спуститься в туннели. По пути я попросила первого встретившегося нам знакомого ребенка разыскать мне Робина, так что, когда мы добрались к ближайшему входу с жизнерадостным названием «Бухта Дохлого Пса», нас уже ждали. Робин приподнял шляпу.

– Как поживает Кусака? – сразу спросил он.

– Опасность миновала, – ответила я, – однако он с тревогой ждет известий о своем пони.

– А, про Звездочку. Все в порядке, миссис. Немного ушибов, но кормежка и ночной отдых все поправят.

– Я принесла для нее морковки, – сказала я, приподнимая сумку. Чувствовала я себя при этом слегка глупо. Здесь же были дети, которые наверняка нуждались в морковке куда больше. – Обещала Кусаке проведать и угостить пони.

Робин огляделся по сторонам.

– Ну, только быстро. Если нас увидит мистер Антробус, дорого нам это обойдется.

– Мы и тебе дадим шестипенсовик, – предложил Эразмус.

Он хотел как лучше, но составил о мальчишке неверное мнение. Робин нахмурился.

– Я вас проведу, но денег ваших мне не надо. Миссис нас уже подлатала, – заметил он, показывая по-прежнему стянутые моим платком сломанные пальцы. – Пойдемте уже.

Робин развернулся, и мы последовали за ним сквозь низкую арку входа.

Туннель был достаточно широк для немаленьких тележек, однако в то же время создавалось впечатление, что чем ниже мы спускались, тем сильнее давил потолок. Воздух быстро стал затхлым и пыльным. Нам приходилось полагаться на расположенные то тут, то там масляные лампы, ведь ни фонари, ни естественный свет туда уже не проникал. Звуки искажались. Они казались даже не приглушенными, а сжатыми. Катящаяся где-то впереди тележка тарахтела и поскрипывала так, словно мы шли совсем рядом с ней. Крики и свист заставляли меня подпрыгивать – я никак не могла отделаться от ощущения, что они раздаются прямо над ухом.

Робин провел нас вверх по склону, который затем вновь спустился вниз и перешел в длинные ряды стойл. Невероятное зрелище – конюшни с десятками лошадей и пони, так далеко от городских улиц и мостовых. Крупные лошади стояли по одной и хватали сено из переполненных кормушек. А усталые пони, которых держали по трое-четверо, делили корм между собой. Да, все это располагалось под землей, куда воздух проникал лишь сквозь отдушины, что вели, наверное, до самых улиц, однако здесь было по-домашнему уютно. Запах сена и лошадей не мешал, а мирное жевание успокаивало.

Робин мягко похлопал тощего белого пони по крупу.

– А вот и Звездочка. Они с Кусакой лучшие друзья. Никогда не разлучаются. Вернее, не разлучались.

Я осторожно прошла между маленькими лошадками и предложила Звездочке морковку. Пони принюхался к незнакомому овощу, а потом решил, что стоит попробовать, и радостно захрустел.

– Похоже, с ним все в порядке, – рассмеялся Эразмус у меня за спиной.

Я передала ему сумку, и мы раздали животным остальные морковки.

– Это сюда Кусака приходит каждый день? – поинтересовалась я у Робина.

– Приходит? Кусака никуда не уходит отсюда, как же ему приходить, а? Кусака здесь живет, миссис. С пони. – Робин кивнул на груду мешковины и сена в углу – гнездо маленького мальчика.

– У него совсем нет семьи? – спросил Эразмус.

Робин пожал плечами.

– Я о них никогда не слышал. Только Звездочка, – ответил он, поглаживая уши пони.

В кармане завозился Алоизиус.

– Робин, а ты не мог бы показать нам место, где произошел несчастный случай?

– Хотите посмотреть, где перевернулась тележка?

– Если можно.

– Зачем вам туда? Теперь там уже ничего.

– Да, но…

Я колебалась. Можно ли упомянуть, что где-то здесь девушку удерживают в плену? Я доверяла Робину, однако он мог рассказать о наших поисках не тому человеку, а если слухи дойдут до Гидеона, он переместит Теган куда-нибудь еще раньше, чем мы ее обнаружим. И Робин тоже окажется в опасности. Поэтому я решила не втягивать его и дальше.

– Кусака там кое-что выронил. Карманный ножик.

– Никогда не слышал от него про нож.

– Он сказал мне, что нож ему очень дорог. Наверное, поэтому и держал в тайне.

Вздохнув, Робин взял масляную лампу и снова зашагал вперед.

– Нам сюда. Только если нас завидит мистер Антробус, придется делать ноги.

Мы покинули теплые конюшни и пошли по туннелю, что огибал Бухту Дохлого Пса и соединял канал с сетью подземных переходов, часть которых в конце концов приводила к железнодорожному вокзалу Кингс-Кросс. Здесь было сыро и холодно, а близость к воде привлекала полчища снующих туда-сюда крыс.

– Вот здесь.

Робин поднял лампу. Эразмус притворялся лучше моего, поэтому принялся за поиски несуществующего ножа. Я разглядела остатки рассыпанного угля и страшную вмятину в кирпиче, куда пришелся удар нагруженной тележки. Если бы Кусака попал на пару дюймов ближе, его бы раздавило.

Я всмотрелась в темноту туннеля.

– Он ведет только к месту выгрузки?

– О нет, миссис. Тут повсюду развилки.

– А куда ведут остальные?

Робин пожал плечами:

– Некоторые – в склады. Один – на мармеладную фабрику, его можно по запаху найти! А вот там хранится лед.

– Лед?

– Прибывает из самой Норвегии на большом корабле. И его хранят глубоко, чтобы не потаял. Часть отправляют в богатые дома, но больше всего – на фабрику мороженого. Признаюсь, миссис, лед тяжко разгружать.

Эразмус шепнул мне, что вряд ли пленницу станут держать там, где она рискует замерзнуть насмерть.

– Есть еще туннель на поверхность, – заметил Робин. – И пара других, не знаю куда.

Эразмус провел ладонью по грубой кирпичной стене.

– Самый настоящий лабиринт. Тут легко заблудиться.

– Да, такое бывает, – согласился Робин. – Но здесь быстро учатся. Знаете, привыкаешь к знакомым дорогам. От канала к вокзалу и обратно. В конце дня – вверх, к конюшням. А потом на поверхность – но это тем, кому есть куда идти.

Мы с Эразмусом тревожно переглянулись. Как же нам найти Теган за столь короткое время? Мы могли хоть всю ночь бесполезно блуждать по грязному лабиринту. Я вытащила Алоизиуса из кармана.

– Скажи, Робин, ты когда-нибудь видел эту мышь?

Мальчик уставился на грызуна, изумленный, что ношу такое в карманах.

– Редкий зверек. Здесь чаще всего здоровые серые крысы. Не-а, никогда его не видел.

– Думаю, стоит отпустить Алоизиуса, вдруг он приведет нас к Теган, – тихо сказала я Эразмусу.

– Или начнет бегать кругами, или нарвется на более крупных собратьев, – отозвался Эразмус, кивая на особо жирную крысу, которая наблюдала за нами.

– У нас не остается выбора.

Тихий голосок застал нас обоих врасплох.

– Я могу вам помочь, миссис.

За нами стоял Кусака.

– Что ты здесь делаешь? – Я тут же наклонилась проверить лубок. – Да и вообще, Кусака, почему ты не в постели? Тебе надо отдыхать, иначе снова станет плохо.

– Я пришел проведать Звездочку. – Мальчик просиял. – От него пахло морковкой!

– Я же говорила, что загляну к нему. Ох, Кусака…

Эразмус опустил руку на его плечо.

– Сдается мне, что ты умный малый, если сумел улизнуть от нашей бдительной миссис Тиммс.

– Вы нашли своего друга, миссис? – спросил Кусака. – Которого потеряли?

– А это еще что? – Робин покачал головой. – Никто не говорил про потерянных людей.

– Прости, Робин, наверное, нам стоило рассказать тебе больше…

– Дело в том, – перебил меня Эразмус, – что наша подруга в смертельной опасности, и мы должны сегодня же эту девушку отыскать. Мы думаем, что ее держат где-то здесь.

Кусака потянул меня за рукав.

– Я могу помочь, миссис. Никто не знает туннели лучше меня. Я здесь живу сколько себя помню.

И тут вдалеке раздались крики. Грубый голос отдавал резкие приказы и подкреплял их важность ругательствами.

– Антробус! – Робин повернулся к нам. – Надо уходить. Если он узнает, что я вас сюда привел, мне конец!

– Иди, Робин, – сказала я. – А мы должны искать дальше. Не беспокойся, обещаю, мистер Антробус нас не поймает. Уходи, быстро, и забери Кусаку.

– Нет! – настаивал малыш. – Вы без меня потеряетесь.

Алоизиус, словно почуяв, что пора принимать решение, спрыгнул с моего плеча и целенаправленно засеменил прочь.

– Надо следовать за ним! – воскликнул Эразмус.

Кусака не стал дожидаться подсказок и побежал за мышонком. Робин сунул мне лампу.

– Пригодится. Удачи, миссис! – И он поспешил обратно.

Поисковая группа из нас вышла странная – двое взрослых, ребенок с подвязанной рукой и все сильнее темнеющая от грязи мышь. Алоизиус свернул направо, а потом налево – в более узкий туннель. Мы явно спускались еще глубже. Потолок стал ниже, а под ногами собирались лужи. Единственная лампа давала слишком мало света, поэтому мы постоянно спотыкались и наступали в воду, отчаянно стараясь не упустить Алоизиуса из виду. Сюда уже не проникало тепло, как в верхних туннелях, и стало чертовски холодно. Если Теган действительно где-то здесь, то ей не позавидуешь.

Алоизиус свернул в особенно грязный туннель, и Кусака поколебался.

– Что там? – спросил Эразмус. – Ты знаешь, куда он ведет?

Мальчик покачал головой.

– Туда никто не ходит. Там полно мертвецов.

– Катакомбы, – напомнила я Эразмусу, как еще называют эти туннели. – Там нечего бояться, Кусака. Мертвые тебя не тронут. Они спят.

Я взяла мальчика за руку, и мы двинулись дальше. Мы прошли мимо утопленных в стену каменных плит. Наверняка это были надгробия, хоть я и не разобрала на них ни одной надписи. Иногда нам встречались просто-напросто сложенные один на другой деревянные гробы.

Кусака содрогался от их вида, и я ощущала его страх, однако мальчик упрямо шагал вперед. Поразительно, сколько в этом шестилетнем малыше оказалось храбрости. В какой-то момент он остановил меня и спросил шепотом:

– А эти коробочки, миссис… они для ребенков?

Эразмус замер, ожидая, что же я отвечу. Мы оба знали, что это ящички для внутренностей, куда иногда складывали жизненно важные органы покойных. Однако я не хотела еще сильнее тревожить мальчика.

– Они для вещей, которые были ценными для тех, кто умер, – пояснила я. – Чтобы их сохранить.

Мы продолжили путь и так спешили, что чуть не наткнулись на двух крепких мужчин у входа в очередной туннель. Я загородила Кусаку. Эразмус тут же обхватил рукоять ножа.

– Добрый вечер, джентльмены, – произнес времяход, хотя даже в скудном свете было видно, что эти личности и близко не те, как он их назвал.

Ближний к нам мужчина приподнял лампу.

– Так-так-так. Что тут у нас?

– Не похоже на сточных крыс, – заметил его товарищ, сдвигая на затылок матерчатую кепку.

Оба этих «джентльмена» были высокими и крепкими, так что вдвоем загораживали весь проход. Я тут же поняла, что они его охраняют. Сердце забилось чаще. Найдешь стражу – найдешь и то, что они сторожат.

– У нас есть два пути, – спокойно сказал Эразмус. – Первый – вы нам скажете, сколько ваш хозяин платит за то, чтобы вы нас не пропустили, и мы заплатим вам больше, если вы позволите нам пройти.

Тот, что повыше, хрюкнул от смеха.

– Прогуливаетесь по туннелям с немалыми деньжатами, а?

– Нет, но я вам обещаю…

Другой шагнул ближе так, что оказался почти нос к носу с Эразмусом.

– Мы не работаем за обещания, – процедил детина, и в мгновение ока в его руке возникла крепкая деревянная дубинка.

– А, – отозвался Эразмус, – к сожалению, вы выбрали оставшийся вариант.

И, едва закончив предложение, он ударил, причем с такой скоростью и силой, что застал стража врасплох, и тот рухнул, схватившись за лицо. А когда второй головорез бросился в атаку, Эразмус выхватил нож. Соперник замер – но лишь для того, чтобы достать собственный грозный клинок, – и они продолжили кружить друг напротив друга. Тем временем первый мужчина, поднявшись на ноги, обернул свою ярость уже против меня. Он вскинул дубинку, собираясь опустить ее мне на голову. Кусака вскрикнул. И я машинально испустила магический импульс. Обычно он не мог никому причинить серьезного вреда, однако в таком узком пространстве он не только остановил руку злодея, но и отбросил его спиной в стену. Драка не осталась незамеченной – из туннеля донеслись крики, тяжелый топот. В считаные мгновения нас окружили еще четверо или пятеро человек. Они выплывали из теней и снова в них исчезали, поэтому сказать наверняка, сколько их, было сложно. Однако мы совершенно точно оказались в подавляющем меньшинстве и не смогли бы их одолеть даже вдвоем с Эразмусом. Бородатый детина схватил Кусаку.

– Пусти его! – крикнула я.

На большее я была не способна – меня саму крепко удерживали за горло, и еще один человек больно заломил мне руку. Однако Кусака явно привык защищаться и охотно продемонстрировал, за что получил свое прозвище, вонзив острые зубки в руку напавшего на него мужчины. Тот завопил от боли и выпустил жертву.

– Беги, Кусака! – снова крикнула я. – Беги!

Мальчик послушался и тут же рванул в темный туннель так шустро, как умеют только дети. Я нашла в себе силы для мощного удара и сама избавилась от того, кто держал меня, однако ко мне тут же шагнули еще двое. Я вызвала небольшой вихрь, который поднял многовековую пыль и временно ослепил всех окружающих.

– Элизабет! – Эразмус схватил меня за руку и потащил прочь. – Идемте! Мы должны уходить.

– Нет, мы же должны продолжать…

– Так мы ничего не добьемся. Мертвыми мы Теган не поможем.

Мы побежали обратно и спрятались в узком туннеле, стараясь дышать как можно тише и не выдать себя ищущим нас стражам. Мы прижимались друг к другу в тесном и настолько темном месте, что я даже не видела лица Эразмуса, только ощущала его дыхание на своей щеке.

– Элизабет, – прошептал он, – отправляйтесь за Кусакой. Теперь мы знаем, где держат Теган. Может, мальчишка знает другой путь туда. Справитесь без лампы?

– Да. Я достаточно легко найду дорогу благодаря чутью. И Кусака так напуган, что я уловлю и его. А что же будете делать вы?

Эразмус собирался было ответить, но неподалеку раздались тяжелые шаги, и он приложил к моим губам палец. Затем, с присущими ему, как я уже давно заметила, ловкостью и неуловимостью шагнул к основному туннелю. Осторожно приближающийся человек нес лампу – впереди него подрагивало пятно света, – и резко замер, когда перед ним вдруг возник Эразмус.

– Думаю, тебе лучше уйти, – сказал он.

– Катись в ад! – заорал мужчина и, отшвырнув фонарь, бросился на Эразмуса с кинжалом.

Злодей был крепким, но слишком медленным для времяхода – только он замахнулся, как Эразмус шагнул в сторону и перерезал ему горло быстрым и четким движением. Мужчина охнул, выронив оружие, и схватился за шею. В свете фонаря было видно, как между пальцами потекла темная кровь. Эразмус успел поймать оседающего злодея и уложил его на землю.

– Боюсь, это путешествие придется проделать не мне, – тихо произнес он, невольно пятная одежду чужой кровью, а затем поднял на меня полные отчаяния глаза. И я в который раз поняла, что он не обычный человек. Может, мир и видел лишь его ученое лицо, однако времяходы часто сталкиваются с опасностью и должны научиться справляться с ней по-своему. Эразмус из тех, кому не стоит переходить дорогу.

– Элизабет, уходите.

– А вы?

– Я вас найду, – сказал он, вытирая нож о рукав. – Но сперва займусь делом. Нам не пробиться сквозь такую толпу негодяев. Я сражусь с ними по одному.

И Эразмус, подняв фонарь, побежал по туннелю. Я на мгновение пожалела тех, кто попадется ему на пути, однако сильнее всего была вспышка страха, что с ним самим случится беда. Сердце сжалось, но времени размышлять, как много для меня теперь значит Эразмус, не оставалось. Я проверила, нет ли кого в туннеле, и сосредоточилась на Кусаке. А затем, уловив слабый, но верный след, подхватила юбки и поспешила на поиски.

26

Теган

Близняшки ворвались в мою камеру в приподнятом настроении. Эта перемена была как внезапной, так и тревожной. С чего это они так веселятся?.. Обе сестры разоделись в красивые летние платья с кучей кру́жева и даже украсили наполовину собранные и наполовину распущенные волосы цветами.

– А вот и мы! – чуть ли не запрыгала по комнате Лукреция. – Особое платье для особого дня, – объявила она, вручая мне новый наряд, и тут же защебетала на пару с сестрой о красоте и великолепии собственной одежды.

Я же могла думать только об одном: меня ведут наружу!

– Тебе нравятся мои ленточки? – улыбнулась мне Флоренция. – Смотри, они цвета перванш, как и цветы у меня в волосах. А эти я выбрала для тебя, – она вытащила две алые ленты и расческу. – Я займусь твоей прической, – понизила Флоренция голос до заговорщицкого шепота. – Лукреция начала бы так дергать пряди, что у тебя слезы бы полились.

Соперничество Флоренции с сестрой и то, как она всегда мирилась с ролью девочки для битья, едва заметно нарушало их связь. Совсем чуть-чуть, однако с чего-то же надо было начинать. И я собиралась извлечь из этого максимальную пользу.

– Спасибо! – шепнула я в ответ и покорно позволила ей взяться за парикмахерский труд. Справлялась она весьма умело. Ее сестра же помогала мне с платьем.

Оно тоже оказалось белым, но не таким вычурным. На юбках тоже были кружева, а вот лиф скорее подчеркивал формы, чем служил для украшения. Кто-то верно угадал мой размер, хотя в плену я постоянно теряла вес. Лукреция стояла у меня за спиной и безжалостно затягивала корсет.

– Все должно быть как надо, – пыхтела она. – Ты должна выглядеть как можно лучше.

– Я в этом всем как невеста.

Обе девицы вдруг замерли, на секунду, не больше, а потом продолжили работу, так ничего и не сказав. Я еще сильнее встревожилась.

– Куда мы пойдем? – спросила я. – Что сегодня такого особенного, раз уж нам позволили так разодеться?

Лукреция наклонилась помочь мне с кожаными ботиночками.

– Мы пойдем на пикник!

– У реки! – вторила ей сестра.

– С музыкантами, – продолжила Лукреция. – Все так красиво. Мы должны прихорошиться.

– Для Гидеона, подозреваю. – Сестры не огрызнулись, и я продолжила: – Он тоже будет там, верно? То есть не станете же вы так стараться ради абы кого.

– Конечно, он будет с нами, – отозвалась Лукреция, так яростно затягивая шнурки, что я и правда обрадовалась, что мою прическу взяла на себя Флоренция. – Мы все делаем только для него. Все для него. Всегда.

Я проследила за выражением лица Флоренции. Она очень старалась не выдать себя, но у этой странной троицы явно все было не так уж радужно. Под жестким корсетом гулко забилось сердце. Если я хочу сбежать, придется тщательно выбирать подходящий момент. И если я, судя по всему, окажусь на берегу реки, под солнцем, ко мне начнет возвращаться магия. При условии, что Гидеон не наложит на меня очередное заклятие. А накопив достаточно силы, мне придется хвататься за любую возможность. Наверняка Гидеон ждет, что я попытаюсь сбежать. Придется пустить в ход все, чем я сумею разжиться, и главную роль для меня может сыграть именно Флоренция.

– Ты права, – шепнула я ей. – Этот оттенок синего тебе очень к лицу.

Флоренция смущенно улыбнулась. Лукреция выхватила у нее расческу.

– Сойдет и так, иначе опоздаем. А теперь, – глянула она на меня с невероятным высокомерием, – надеюсь, ты будешь вести себя как положено. Устроишь сцену – для тебя это плохо кончится. Просто делай, что тебе говорят, так проще.

– Для кого? – спросила я. – Конечно же, для Гидеона. Наверное, и для вас двоих. Но я сомневаюсь, что мне от этого станет легче, верно? Что бы он там ни планировал, ему плевать, что с нами в итоге случится.

– А ну тихо. Не понимаю, о чем ты. Гидеон всегда воздает должное за верность.

– Возможно. До тех пор, пока ему это выгодно. И все равно он не даст вам то, на что вы так надеетесь. Он никогда тебя не полюбит, Лукреция.

– Умолкни! Не нам это решать. Гидеон поступит так, как того желает…

– И как начет твоих желаний? Ведь ты ждешь, что из всех прочих он выберет именно тебя. Но зачем ему это делать? Серьезно, подумай. Он хотел заполучить Элизабет, она его отвергла, и он чуть с катушек не слетел. Он притворялся, что хотел и меня. Что бы он там мне ни готовил, это явно не долгая и счастливая жизнь с ним на пару! Он в любой момент мог бы сделать тебя свой невестой или любовницей, но нет. А почему, как думаешь? Может, ему нравится другая, и когда настанет час, он без задней мысли от тебя избавится.

– Заткнись! Заткнись! – взвизгнула Лукреция и свернула волосы в толстый жгут, которым со всей силы хлестнула меня по лицу.

Я схватилась за щеку. Было больно, но кожа не лопнула, хоть на месте удара и начинал зреть здоровый синяк.

– Лукреция! – Вторая близняшка положила руку ей на плечо. – Что ты натворила! Посмотри на ее лицо. Гидеон сказал, что она должна быть идеальной. Он на тебя разозлится.

– А я скажу, что она на меня напала! Что мне пришлось защищаться.

– Но ведь это неправда, верно? – тихо и спокойно произнесла Флоренция.

На мгновение воздух между ними чуть ли не заискрил. Волосы Лукреции взвились, как растревоженное змеиное гнездо. Она словно раздумывала, как поступить, и наконец шагнула к двери.

– На споры нет времени. Давай, веди ее уже.

Я была вне себя от радости – меня наконец вывели из этой мерзкой камеры! С той стороны двери обнаружилась череда туннелей, настолько темных, что без лампы мы не ступили бы и шагу. Я по-прежнему не могла понять, где нахожусь. Через пятнадцать минут мы добрались туда, где уже начинал хоть немного появляться дневной свет – он падал сквозь высокие окна, расположенные, скорее всего, на уровне городских улиц. Вскоре я расслышала и уличный шум – призывные крики торговцев, стук копыт, скрип колес. Машин не было. Судя по нарядам и по отсутствию двигателей внутреннего сгорания, мы были в городе примерно середины девятнадцатого столетия.

Туннель стал подниматься выше, и девицы зашагали по обе стороны от меня. У выхода нас дожидался страж, который сразу же открыл тяжелые железные ворота. Вокруг моих запястий обвились длинные волосы – близняшки сдерживали меня и подобными веревкам прядями, и таящейся в них магией. Кожу слегка запекло, а руки быстро заболели, как будто я несла что-то тяжелое. У моих тюремщиц были весьма эффективные путы.

Мы шагнули наружу, и я сразу же повернула лицо к дивным лучам жаркого солнца! Тело мгновенно начало впитывать его силу, однако меня в считаные секунды впихнули в приготовленную заранее карету с закрытыми окнами.

– Доброе утро, Теган, – приподнял шляпу Гидеон.

Он предпочел сидеть напротив, в то время как близняшки оставались по бокам от меня. Типичный Гидеон – свалил всю грязную работу на своих подручных, а сам остался чистеньким. Правда, таковым он никогда не будет. Кучер явно получил приказ гнать во весь опор, и мы понеслись по неведомым мне улицам. Гидеон заметил отметину на моем лице и уставился на Лукрецию, но промолчал.

– Благоприятный день, – сказал он мне.

– Слышала, мы на пикник собрались, – спокойно отозвалась я, изо всех сил скрывая, как на самом деле взвинчена. – Сегодня что, у кого-то день рождения?

– Не совсем, однако именно сегодня ты окажешься в центре внимания. Это твой день.

– А мне дают право голоса? Может, музыку выбрать? Еду? Свободу? Что-то такое.

– Боюсь, ты должна доверить свою судьбу в руки других.

– И почему меня это не удивляет?

Карета вильнула, огибая что-то на дороге, и мы все завалились набок. Я забарахталась из-за связанных рук, и Лукреция машинально стиснула меня еще сильнее, а вот Флоренция достаточно мягко помогла мне сесть на место.

– Спасибо. – Я коснулась алой полосы на щеке. – Хоть ты умеешь обращаться с вверенными тебе людьми. Не то что некоторые, – выразительно глянула я на Лукрецию.

– Я говорила, веди себя как надо! – сорвалась та. – Я не виновата, мне пришлось преподать тебе урок, раз ты творила то, что нельзя.

– Но она ничего не делала, когда ты… – начала Флоренция.

– А ну тихо, глупая девчонка! – выплюнула Лукреция. – Не видишь, что ли, чего она добивается?

– Я не глупая!

Сестры продолжили грызню, и я позволила себе понадеяться, что действительно сумею сбежать. Гидеона совершенно не волновала перебранка. Он просто сидел, уставившись на меня, и наблюдал. Наконец карета остановилась. Я слышала множество голосов, словно вокруг гуляли люди и царила атмосфера праздника. Я совершенно не представляла Гидеона посреди такой толпы, да еще и днем.

Девицы вывели меня из кареты, якобы дружески придерживая за руки, чтобы никто не заметил плотные кольца волос на запястьях. Для окружающих мы были лишь тремя юными леди, что вышли прогуляться под солнышком.

О, что это было за солнышко! Я столько дней провела в темноте, что теперь свет резал мне глаза. Прикрыть их ладонью я не могла, поэтому мне оставалось лишь щуриться и моргать, ожидая, пока они привыкнут к такой яркости. Теперь меня сдерживала одна только магия близняшек – теплые солнечные лучи тут же начали возвращать мне былые силы. Как будто меня заново перезаряжали. Однако я понятия не имела, когда полностью восстановлюсь. Надо было ждать.

Меня протащили по улице к набережной… Темзы. Лондон! Это почему-то придало мне надежды. Элизабет жила здесь годами и знала город. Это уж точно поможет ей меня найти. Если, конечно, у нее было на это время.

– Смотри! – воскликнула Лукреция. – Вот она!

– Ох, как красиво! – поддержала ее сестра, тут же позабыв о ссоре.

И Флоренция была права. Зрелище оказалось весьма впечатляющим: прекрасная лодка, примерно двадцать футов длиной, с шестью гребцами, выполненная из необычного блестящего дерева и украшенная цветами. Бутоны украшали нос и края лодки, и даже над сиденьями возвышались арки из роз или лилий. Впереди стояли и обещанные музыканты – целый струнный квартет, – в замысловатых масках и красно-золотых одеждах, как и гребцы. Словно мы попали на венецианский карнавал.

– Разве это не чудесно? – не могла не поделиться со мной восхищением Флоренция.

– Очаровательно, – согласилась я и заметила улыбочку Гидеона.

Он узнал, что я задумала? И что я тяну время, впитывая солнечные лучи, купаясь в тепле и упиваясь ощущением, что снова обрету силу? Куда более впечатляющую, чем его собственная.

А потом все изменилось.

Сперва померк свет, как будто небо резко скрылось за тучами. Только оно оставалось чистым. Температура воздуха упала настолько, что я задрожала от холода. Птицы перестали петь. Это было очень жутко. По дорогам ездили лишь запряженные лошадьми повозки, поэтому со всех деревьев и крыш домов доносился птичий щебет. И вдруг он смолк. Птицы поняли, что происходит? И животные? Поблизости заржали лошади. Слабый ветерок шевельнул тонкую ткань моего платья. И тут до меня дошло. Затмение! Теперь все стало ясно. Теперь я поняла, почему Гидеон решил вывести меня из темноты именно сейчас. И я почти сразу ощутила, как моя магия вновь утекает, оставляя мне лишь жалкие остатки.

Гидеон приобнял меня за талию.

– Пойдем, Теган. Пора на борт.

Я бежала по затхлому и темному туннелю, не наталкиваясь на стены лишь благодаря чутью и следуя за отголоском души Кусаки. Мне очень повезло, что здесь, внизу, мои силы не уменьшались. Даже, напротив, тут они были к месту, ведь мои таланты исходили от земли, моей Богини, щедрой создательницы живого. Я словно вошла в сердце источника моей собственной магии, пусть и созданного руками человека. Меня удивляло, что Теган оказалась здесь так беспомощна, ведь она тоже овладела моим даром. Более того, у Теган были и врожденные способности, вдобавок она изучила еще несколько магических систем, однако не сумела прибегнуть ни к одной из них. Иначе Теган наверняка бы хоть как-нибудь до меня дотянулась. Я пришла к выводу, что магия последователей Священного Солнца была столь значительная и великая, что подавляла и управляла остальными умениями. И если эта странная и жуткая магия, которой теперь владела Теган, оказывалась бессильна, она тянула за собой и прочие дары.

Ощутив, что Кусака рядом, я осмелилась позвать его. И тут же раздался ответ – веселый и совершенно лишенный тревоги из-за наших недавних злоключений.

– Тут, миссис, – отозвался мальчик. – Прямо рядом с вами.

И он взял меня за руку. Я сжала его ладонь. У него не было ни лампы, ни ведьмовского зрения, однако я не слышала страха в его голосе.

– Ты такой смелый. Разве ты не боишься темноты?

– Я к ней привык. Я же здесь столько, сколько себя помню. А если глаза не видят, я использую уши, и эхо помогает мне не врезаться в стены или еще что. Это не сложно, если знать как.

– А ты не знаешь другой путь туда, где скрылся Алоизиус? Нам не пройти мимо тех людей.

– Может быть, миссис…

– Прошу, зови меня Элизабет.

– Ох. Может быть, миссис Элизабет, но в тех местах никто не ходит. Только мертвые, вы же видели. И иногда устраивают бои.

– Бои? Типа бокса?

– Не-а, собаки и крысы. Сюда приходят люди, продают их, чтобы убивали друг друга. Один пес, много крыс. Делают ставки, кто дольше протянет.

Я понадеялась, что Кусака не заметил, как по моему телу прошла дрожь.

– Могу поискать дорогу, – сказал он.

– Хороший мальчик. Когда вернемся домой, я заново перевяжу твою руку и дам тебе лекарство от боли, а миссис Тиммс – печенья.

Мы пошли дальше, держась за руки и то и дело наступая в лужи грязной воды. Я беспокоилась об Эразмусе. Да, он вполне способен о себе позаботиться, но как он найдет нас? Затем я вдруг сообразила, что времяход должен быть восприимчив к зову. В конце концов, вызвала же я его однажды. Я закрыла глаза, погружаясь в собственную мягкую тьму, и тихонько произнесла его имя с просьбой услышать, прийти, отыскать меня и последовать за шепотом моего разума. Если Кусака и расслышал мое бормотание, то промолчал.

В туннелях шуршали крысы, тоненько пищали летучие мыши. Что же это за жизнь для маленького мальчика? Как мир сумел пройти такой путь, достичь столь многого и не уберечь одного из собственных драгоценных детей от падения? В мой ботинок впились коготки, и я потрясла ногой. К моему отвращению, существо и не подумало отцепиться, а вовсе поползло вверх по юбкам. Я уже была готова смахнуть его, как вдруг ощутила знакомое теплое присутствие.

– Алоизиус!

– Это ваша мышь, миссис Элизабет?

– Да.

– А он умненький, да. Снова к вам вернулся.

– Но почему? Он или пришел бы с Теган, или остался бы с ней. А он здесь один… он ее не нашел. – Меня охватила паника. – О, Богиня, хоть бы мы не опоздали!

Мы вдруг услышали шаги – кто-то бежал в нашу сторону, – и спрятались в нише у пересечения двух туннелей. Неужели нас отыскали приспешники Гидеона? Я изо всех сил напрягла слух, а затем облегченно выдохнула, узнав шаги – быстрые и уверенные, – и вышла из укрытия.

– Эразмус, мы тут! – позвала я и тут же заметила пятно света.

К моему изумлению, Эразмус схватил меня за руку и притянул ближе, подняв лампу так, чтобы лучше видеть.

– Элизабет! Вы в порядке? Я услышал зов и решил, что вас настигли эти негодяи…

– Все хорошо. У нас обоих.

– Я услышал зов, – повторил Эразмус.

И я разглядела в его глазах то, чего еще там не замечала – страх. Вызванный отнюдь не теми, кто пытался нас убить, а беспокойством обо мне. Как же вышло, что я стала для него так важна?..

– Все хорошо, – снова заверила я и неожиданно прижалась к нему, сдерживая рыдания. – Но мы опоздали. Алоизиус вернулся один. Гидеон уже увел Теган.

Эразмус прижал меня к себе.

– Тогда мы должны выбираться отсюда и следовать за ними.

– Но мы понятия не имеем, куда.

Я еще никогда не была столь близка к отчаянию. Каждый раз, когда мы уже были совсем рядом, Гидеон вновь опережал нас. А теперь, зная его намерения, я постепенно теряла веру в то, что нам удастся его остановить.

Но уверенный взгляд Эразмуса придавал мне сил.

– Элизабет, если они покинули туннели, значит, они наверху. Может, вам удастся ощутить, где она. Попробуйте.

Я закрыла глаза, но сперва не разбирала ни шепотка, ни малейшей вибрации. А потом, далеко-далеко, вдруг возникло ее присутствие, и я услышала. Теган звала меня по имени! Ее голос был таким тонким и полным тревоги, что у меня сжалось сердце.

– Я ее слышу! Связь слабая, но Теган достаточно близко. Где-то, где-то около… воды. Быстрой и глубокой. – Я открыла глаза. – Она на реке!

– Стало быть, Темза. Поспешим. Доберемся на кебе, а потом одолжим у кого-нибудь лодку.

Я покачала головой.

– Слишком долго. Наверняка уже почти десять часов. Скоро начнется затмение, и мы опоздаем!

– Быстрее всего к реке добраться под землей, – заговорил Кусака.

Эразмус опустился перед ним на корточки.

– А ты знаешь дорогу? Отведешь нас?

– Конечно. – Мальчик рассмеялся. – Если вы не против пройти по сточным канавам.

Выбора у нас не оставалось. Кусака провел нас по дальним туннелям, а потом мы спустились по длинной лестнице и оказались в темноте. Кусака предупредил, что с лампой туда нельзя, ведь от огня могут вспыхнуть и ядовитые газы. Еще мальчик заставил нас повязать что-нибудь на лица. Эразмус захватил из дома большой носовой платок в горошек, а я оторвала от нижних юбок две полосы – для себя и Кусаки. Алоизиус зарылся поглубже в карман. Воздух постепенно становился тяжелым и сырым, а наши «маски» никак не сдерживали тут же окутавшую нас вонь.

Кусаку отвратительные запахи словно и не беспокоили. Он пробежал по узкой кирпичной дорожке по-над бурлящей жижей из нечистот. Любопытно, что там временами было достаточно светло, ведь оттуда поднимались особые колодцы с металлическими решетками на выходе. Кусака рассказал, что они служат для того, чтобы сюда попадал воздух, а газы выходили наружу. Однако, судя по вони, работали эти отдушины просто жутко. Мы спешили вперед, как крысы, низко пригнувшись из-за нависающего потолка. В какой-то момент мы расслышали голоса. Я тут же подумала, что нас могли выследить приспешники Гидеона, а Эразмус прикрыл Кусаку собой.

– Все в порядке, мистер. Это всего-то помоечники, – сказал мальчик.

– Кто? – Эрамзус по-прежнему сжимал рукоять ножа.

– Они спускаются сюда искать всякие штуки.

Я покачала головой.

– Но что, во имя всего святого, они надеются найти в этой грязи?

– Вы даже не поверите. Монетки, часы, украшения, всякое. Помоечники забирают их наверх и продают.

– Надеюсь, их сперва хорошенько моют, – пробормотал Эразмус.

Мы зашагали дальше и увидели, как двое-трое помоечников сбились в кучку. Четвертый двинулся к нам, прямо по омерзительной жиже. Эти несчастные, живущие в столь жутком месте, словно утратили человеческий облик и стали частью того, по чему изо дня в день бродили.

– Кто здесь? – крикнул мужчина.

На нем не было маски. Голос звучал хрипло, и слова отразились от стен туннеля искаженным эхом.

– Это я! – отозвался Кусака.

– Кусака? Ты что здесь делаешь?

– Помогаю друзьям, – пояснил мальчик. – Нам надоть добраться к реке, и пошустрее.

Свет постепенно становился еще более тусклым. Сперва я подумала, что небо затянули тучи, но затем сообразила – началось затмение.

– Дело и правда срочное, – произнес Эразмус. Он тоже уже понял. – Мы вас больше не побеспокоим.

Он взял Кусаку за руку и повел прочь.

– Если вы так страшно спешите, то ничего хорошего в той стороне не словите, – заявил помоечник.

– Это разве не путь к берегу Темзы? – спросил Эразмус.

– Да, но долгий и с низким потолком. На четвереньках будете ползти всю дорогу, да еще и в обморок хлопнетесь, если ваши породистые носы так уткнуть в то, что под ними происходит.

Мысль доставила помоечнику мрачное удовольствие.

– Может, вы знаете лучший путь? – В голосе Эразмуса прозвучала нотка отчаяния.

Помоечник мотнул головой влево.

– Туда и прямо. Только не свалитесь.

И он вернулся к товарищам, раз уж мы не представляли ни угрозы, ни выгоды. Нам повезло, что Кусака вызвался нашим провожатым, ведь на подземных улицах его явно знали и любили.

Мальчик потянул меня за рукав.

– Он говорит про главный сток, миссис Элизабет. Нам придется в него войти.

Эразмус начал было возражать, но я отмахнулась.

– Насколько там глубоко, Кусака?

Голос мальчика дрогнул.

– Глубже, чем я.

Я быстро приподняла свои возмутительно тяжелые юбки и кое-как заткнула их за пояс.

– Эразмус, возьмите Кусаку на плечи. Нельзя, чтобы его рука попала в… грязь. Если кишащие в ней бактерии попадут в рану, то все, это конец. Пойдемте. Быстрее!

И я сошла с кирпичной дорожки в зловонный поток, стараясь не думать о том, что же я творю, а сосредоточиться на реке. И на Теган.

За мной уверенными шагами следовал Эразмус с Кусакой на плечах. Мы старались двигаться как можно осторожнее, однако нечистоты шли волнами и, отталкиваясь от стен, вновь возвращались к нам. Потолок здесь был выше, однако поток, сквозь который мы пробирались, пугал своей глубиной. Я подняла руки, чтобы не потерять равновесие. Меня слишком пугала мысль, что я могу упасть.

– Хоть бы не встретить Старого Хряка, – нервно пискнул Кусака.

– А это что такое? – спросил Эразмус.

– Огромный свин, который тут живет. Его все называют Старым Хряком. Говорят, огромный как бык, со здоровенными желтыми клыками. А ест он все, что сюда стекает.

– Легенда, миф, не более, – заверил мальчика Эразмус.

– А для съеденного помоечника он был самым настоящим. В прошлом году было дело, нашли только ремень и ботинки.

Мальчик продолжил рассказывать о пропавших домашних животных, помоечниках, рабочих и прочих явлениях страшного чудовища. Эразмус временами вставлял охи и ахи, позволяя мальчику болтать, ведь это явно помогало ему не бояться.

Я вдруг ощутила течение – оно потянуло меня за ноги, заставляя шагать шире.

– Осторожнее! – крикнула я через плечо. – Поток стал быстрее.

– Должно быть, скоро он перейдет в реку, – заметил Эразмус.

Кусака вскрикнул, когда он на мгновение запнулся. Я наконец различила арку прохода, где стоки извергали свое содержимое в воды Темзы. Снаружи было почти темно – и зрелище повергло меня в панику. Затмение шло полным ходом, а как бы мы ни спешили, время все продолжало ускользать.

Город погрузился в жутковатые сумерки. На воде было много судов – барж, паромов, продолжающих ежедневную работу, и лодочек, на которых люди выбрались посмотреть на затмение. Я все искала Теган.

– Где ты? – шептала я. – Теган, где ты?

И затем я увидела ее – яркую лодку с растяжками и арками из цветов. Да уж, более неподходящее место для Гидеона – и его злых помыслов – и не представить. Я сощурилась. Гребцы, музыканты, близняшки… да! Теган!

– Она там! Ох, Эразмус! Она там, и Гидеон рядом!

27

Теган

Как только свет стал иссякать, меня провели на борт. Первым делом я заметила, что стихло пение птиц. Потом резко упала температура воздуха. Еще было не совсем темно, ведь затмение пока не стало полным. Больше похоже на сумерки или же на странное стальное небо и серые тучи в преддверии грозы.

Мы прошли мимо полудюжины гребцов. Маски и плащи придавали им весьма зловещий вид. Гребцы не проронили ни слова – ни нам, ни между собой. В центре лодки я увидела небольшую платформу, покрытую вышитыми ковриками и бархатными подушками. И везде были цветы, словно мы собирались отметить веселый и счастливый день.

Но веселье и счастье не для Гидеона.

Я сидела между близняшками, Гидеон стоял рядом. На другом конце лодки бодро заиграли музыканты, и мы наконец отчалили. Двигались мы против течения, однако гребцы набрали немалую скорость. По реке плыли десятки судов – и рабочих, и тех, где люди тоже собрались посмотреть на затмение.

Теперь мне стало ясно, чего добивался Гидеон. Все дни в подземелье он ждал этого мига. Что бы Гидеон ни планировал, ему требовалось провернуть это на поверхности, и он знал, что во время затмения моя магия будет бессильна.

– Ты сегодня весьма прелестна, Теган, – произнес Гидеон.

– Думаешь? Бледновата… ведь столько просидела в плену в подземелье, – как можно громче проговорила я, однако ни гребцы, ни музыканты меня не услышали. Или же просто не отреагировали.

– О, какое же это подземелье. – Казалось, Гидеона совсем не волнует, что нас могут услышать. – Мне было важно сохранить тебя в добром здравии.

– Ты сделал меня узницей, удерживал против воли. Такое отношение никому здоровья не прибавит.

– Увы, вынужденные меры предосторожности. Видишь ли, я ведь знаю, кем ты стала и на что ты теперь способна. Пока мы ждали назначенного часа, нельзя было оставлять в твоих руках такую власть.

– Назначенного часа? Для чего, Гидеон? Можешь уже рассказать.

– Да, скрывать больше нет смысла.

Гидеон прислонился к украшенной цветами колонне, глядя на неспокойную реку. Девицы еще сильнее стиснули мои запястья. Я посмотрела на солнце, по-прежнему резавшее мне глаза. Я закрыла их, подставляя лицо ускользающим лучам уже почти полностью скрытой огромной звезды.

– Твоя судьба одновременно и велика и печальна. – Гидеон даже не пытался понизить голос. – Ее величие заключается в том, что ты достигла такого положения, что тебя возжелал мой господин. А печальна она потому, что такая ведьма не сумеет пройти свой земной путь.

Слова Гидеона мне не понравились.

– Я тебе не принадлежу, так что отдать меня ты не можешь, – заявила я, пытаясь понять, что он вообще имел в виду. Господин? Помимо самого себя, Гидеон служил лишь одному человеку. Вернее, и не человеку вовсе. По спине пробежал холодок.

– Пойми, – продолжил Гидеон, – я вынужден сделать этот тяжелейший выбор. И виновата Элизабет.

– Только ты несешь ответственность за свои действия, Гидеон. Элизабет тут ни при чем.

– Ой ли? А не она, часом, унесла меня в Летние земли? Не она меня там удерживала?

– Она защищала меня. И всех остальных.

– А по какому праву она назначила себя моим судьей?

– Тебе повезло, что она не сделала чего похуже, – сорвалась я. – Я хотела твоей смерти.

– Вы так и не смогли меня убить, даже с помощью всех ваших сестер-ведьм. Не хватило силенок.

– Тогда не хватило, – подчеркнула я.

– А теперь хватает. Именно поэтому у меня есть лишь один этот день.

Он кивнул близняшкам, и они уложили меня на подушки, связав волосами еще крепче. Гидеон шагнул ближе и извлек нож.

– Не беспокойся, боли почти не будет.

Он наклонился, и я забилась в путах.

– Помогите! – крикнула я музыкантам и гребцам. – Помогите! Кто-нибудь, остановите его!

На этот раз меня услышали. Однако они всего лишь повернулись в нашу сторону. Подручные Гидеона никогда не подняли бы на него руку.

– Ай!

Лезвие вонзилось в запястье, и я вскрикнула – скорее от потрясения, чем от боли. Надрез был небольшим и точным. Лукреция слегка сдвинула мою руку и подставила чашу, чтобы собрать вытекающую из вены кровь.

– Все дело в правильном расчете времени, – объяснил Гидеон. – Жертва должна быть в добром здравии, а ведьма – обладать всеми силами на момент, когда она покинет этот мир и присоединится к моему хозяину. То есть перед смертью ты еще насладишься теплом своего Священного Солнца. Всего на пару мгновений, чтобы стать должным подношением. Еще немного крови, и тебя одолеют сон и слабость. Конечно, на солнце ты сразу попытаешься восстановиться при помощи магии. Я даже жду этого мига борьбы, который приведет тебя в лучшее состояние, чем если бы ты сдалась и ушла смиренно. К счастью, смирение вообще не в твоем духе, верно, Теган?

Тут Гидеон был прав. Музыканты вдруг заиграли ужасно знакомую мелодию. «Зеленые рукава». Веселая песенка годами означала для меня смерть и опасность, ведь это была его песня. Интересно, слышит ли ее сейчас Элизабет? Она ведь ощутила меня, и я знала, что она придет, если сможет. Однако время истекало. И Гидеон начал ритуал. Он произнес древние слова, взывая к своему темному господину и предлагая меня в качестве достойной души в уплату долга.

Долг! И тут до меня дошло. Вот кто помог Гидеону бежать из Летних земель. Вот почему он протащил меня сквозь столетия именно сюда, в этот миг, чтобы выполнить свою часть сделки с дьяволом. На небе заклубились неестественные тучи, и я ощутила в них темное, холодное, нечистое присутствие.

На нашем пути вдруг образовался затор. Угольная баржа боролась за право прохода с забитым пассажирами кораблем и застрявшей между ними лодочкой среднего размера. Нам пришлось остановиться, причем неподалеку от множества людей. Я знала, что кричать бесполезно и меня не услышат, зато Гидеону придется осторожничать, ведь его могут увидеть. Я попыталась сесть, вынуждая близняшек повиснуть на мне. Драку-то хоть кто-то заметит! Гидеон тихо выругался и приказал гребцам обогнуть затор, однако в процессе мы зацепили бы баржу, поэтому нам пришлось попросту ждать. А планеты тем временем продолжали движение. Самая темная фаза затмения миновала. Солнце уже рвалось на свободу из тьмы, я это чувствовала и постаралась замедлить сердцебиение, чтобы кровь не вытекала так быстро.

Мне вдруг показалось, что я падаю… Нет, нельзя терять сознание! Гидеон что-то кричал, отчаянно желая убраться прочь от других лодок.

И тут меня коснулось тепло. Я глубоко вдохнула, втягивая его в самую душу. Душу, которую Гидеон собирался сделать про́клятой. Да пусть он сам будет проклят! Спустя минуту я ощутила, как вновь становлюсь сильнее. Это не укрылось от близнецов. Лукреция позвала Гидеона, но он слишком увлеченно ругался с капитаном прогулочного кораблика. Я прочитала молитву, которой меня научила Таклит, прося Священное Солнце одарить меня жизнью и силой, согреть мою душу, всколыхнуть тело, осветить разум. Я вскинула руку к лучу и приказала ему прижечь порез. Раздалось шипение, завоняло паленой плотью, но мне не было больно, и кожа заросла. Кровотечение остановилось. Я вновь вздохнула и поразилась вошедшей в меня магической силе. Солнце вновь явилось, готовое исцелить меня, спасти и избавить от врагов. Таклит права. Я – Благословенная Священным Солнцем Теган. Мой час настал.

Я так резко поднялась с подушек, что вздернула за собой и близняшек. Лукреция и Флоренция взвыли от боли.

– Отпустите! – зарычала я на них.

Флоренция действительно ослабила хватку, а вот Лукреция упорствовала. Скорее всего, она все-таки больше боялась Гидеона, чем меня. Плохо она разбирается в ведьмах! Мне почти ничего не стоило обернуть жар солнца против ее волос, которые вскоре начали тлеть и дымиться. Лукреция вдохнула паленый запах и, взвизгнув, начала распутывать пряди. И не успела. Волосы съежились и, сгорев, осыпались пеплом. Гидеон попытался меня поймать, но я ускользнула, невольно раскачав лодку. А затем, твердо встав на ноги, я призвала силу воды и горячего воздуха, которые так раскачали суденышко, что двое музыкантов и один гребец вылетели за борт. Вокруг раздавались крики. Я вновь опередила Гидеона и уже стояла на носу лодки, готовая к прыжку, как вдруг на меня набросилась жаждущая мести за драгоценные волосы Лукреция.

– Нет! – кричала она, вцепившись в меня и руками, и остатками прядей. – Ты все испортишь. Не отпущу!

Внутри меня разгорался огонь, но к нам уже подбирался Гидеон. Хотя моя магия и восстановилась, тело еще не оправилось от кровопускания. Если к Лукреции присоединится еще и Гидеон, сбежать мне не удастся. Вряд ли кто-то из нас мог предсказать такой поворот событий. Поступила ли Флоренция так из ревности или из злости на унижавшую ее столько времени сестру? Или, может, она просто хотела мне помочь? В любом случае, действовала она явно осознанно. Флоренция рванула к нам и набросилась на Лукрецию так, что мы втроем вывалились с лодки и скрылись в темных и холодных водах Темзы.

Столь резкая смена температуры заставила Лукрецию в панике вдохнуть воду и тут же выпустить меня из хватки. Близняшка забилась в лихорадочной попытке выбраться на поверхность. Флоренцию же унесло подводное течение.

А для меня переход от теплого солнца к объятиям воды стал просто переходом от одной из моих стихий в другую. Я Теган Хедван, та, что летает по воздуху. Я Теган, Благословенная Священным Солнцем, та, что призывает огонь. И я Балык Кыс, рыбья девушка, что живет под волнами. Я приказала ногам двигаться, и они ответили ритмичными толчками рыбьего хвоста, которые тут же толкнули меня вперед. Я могла оказаться на поверхности в считаные секунды, но мне не хотелось дышать. Вместо этого я понеслась вглубь, быстрее и быстрее, пока не догнала Флоренцию. Я обхватила ее руками и подняла наверх, разорвав водную гладь с такой скоростью, что близняшка невольно вдохнула, и в ее тело попал кислород. Я держала ее голову над водой, без устали зависнув у самой поверхности, как вдруг услышала голос. Он принадлежал мужчине – не Гидеону, а кому-то хорошему, доброму.

– Теган! Сюда!

Развернувшись, я увидела в небольшой лодочке Эразмуса. Он размашисто работал веслами, приближаясь, и я поплыла к нему навстречу. Мы уложили Флоренцию в лодку. А вот Лукреции нигде не было видно, я проверила под водой.

– Где Элизабет? – спросила я.

Эразмус кивнул вдаль, на судно, с которого я только что сбежала.

– Отправилась к Гидеону.

– Что?! Я должна ей помочь.

– Нет. – Эразмус коснулся моей руки. – Она пришла за тобой, Теган, и хочет, чтобы ты была в безопасности. Оставайся здесь.

Я покачала головой.

– Ей не победить Гидеона без моей помощи. – Я оттолкнулась от лодки. – Присмотрите за Флоренцией!

Я так бесшумно ступила на деревянную палубу босыми ногами, что меня никто даже не заметил. Кругом и так творилось черт знает что: впереди застряли суда, то и дело раздавались крики и вопли упавших за борт людей, остальные же просто изумлялись тому, как солнце исчезло и появилось вновь, как ночь украла дневное время, а потом все вернулось на круги своя. И, более того, никто не ожидал, что я появлюсь с небес. Я стянула тяжелое испорченное платье и оставила только нижние юбки, рубашку и ботинки. Эразмус знал мой план, но все равно невольно поразился, когда я взмыла в воздух, оттолкнувшись от крошечной лодочки. Это был самый надежный способ быстро добраться к Гидеону. Если меня кто-то и увидит, кто же им поверит? Царила праздничная атмосфера; если некоторые еще не налакались, то сделают это уже очень скоро. Летала я крайне редко (и обычно в темноте), поэтому могла бы разволноваться. Однако у меня не было ни времени, ни права на ошибку. Я уже слышала, как Гидеон призывает своего нечистого господина.

Завидев меня, Гидеон охнул. Его ярость, вспыхнувшая, когда Теган спрыгнула с лодки, мгновенно сменилась неким восхищением.

– Элизабет! Вот это выход. Между прочим, уже ненужный, ведь Теган, судя по всему, спаслась сама. Пока что.

– Она теперь сильнее тебя, Гидеон. Тебя это должно раздражать.

– Иначе я не избрал бы ее в качестве подношения, – сказал он, шагая ко мне. – Глупо с твоей стороны прийти сюда в одиночку. Тебе меня не одолеть. Однажды ты уже пыталась. Действительно так жаждешь занять место Теган? Хочешь стать мученицей? Думаешь, спасешь ее от страшной участи? Ты и правда считаешь, что я так просто ее отпущу? Когда тебя не станет, я найду способ с ней совладать. Хозяин укажет мне путь.

– Кажется, ты сам без его помощи не справишься. Скажи, Гидеон, так было всегда? Ты правда был просто-напросто марионеткой?

– Ты знаешь, кем я был. Ты видела меня, настоящего, в Бэткомском лесу. Ты видела, откуда исходит моя сила, ты трепетала перед ней! Ты хотела меня, Бесс, даже тогда.

– И перестала, когда все поняла. Поэтому ты меня притащил обратно? На то самое место? Хотел напомнить те времена?

Гидеон медленно растянул губы в улыбке.

– До сих пор никак не смиришься, что больше меня не интересуешь? Да, признаю, когда-то я хотел, чтобы ты вновь ощутила силу той страсти, что ко мне испытывала. Силу той любви.

– Я тебя никогда не любила.

– Ты так долго это отрицаешь, что переубеждать тебя сейчас бессмысленно. Прости, но мои действия, как бы тебе ни было неприятно это слышать, были связаны исключительно с планами на Теган. Шагнув в другое столетие, я знал, что ты последуешь за мной и будешь из кожи вон лезть, чтобы мне помешать. Я хотел от тебя избавиться, моя бедная заблудшая Бесс. А лучший способ это сделать – поместить тебя во времена, где жили те, кто тебе не безразличен.

– Уильям.

– А потом дело закончила бы война. Ты ведь поамбициозней самого Кромвеля, особенно если в ход пойдет твоя до тошноты противная совесть. Ты не смогла спасти семью, мать повесили, даже твой Арчи погиб у тебя на руках. Для спасения остался один Уильям. А пока ты рьяно жертвовала бы собой ради него, я спокойно переместился бы с Теган сюда.

– Только ты не учел, что собой пожертвует как раз Уильям.

– Или собачью преданность твоего ручного времяхода.

– В этом-то и заключается твоя слабость, Гидеон. Ты никогда не ставишь себя на место других и не знаешь, как другие могут поступить. Ты рассчитал, как поступлю я, но не стремился заглянуть глубже. А это и есть любовь, Гидеон, и ты бы это понимал, если бы хоть когда-то ее испытывал.

На лодке воцарилась странная тишина. Гребцы, которые пытались провести судно мимо затора, ничего не заметили. В отличие от Гидеона. Он огляделся, явно испуганный. Мало что на земле могло вызвать у него ужас, однако сейчас он боялся того, что принадлежало отнюдь не этому миру. И не зря. Хотя звуков не было, что-то давило на барабанные перепонки. Воздух сгустился, словно вот-вот грянет гроза, и почти все вокруг скрылось в тумане. Мы с Гидеоном вдруг очутились в центре огромного пузыря, а все остальное осталось снаружи. Лодку зашатало, гребцы полетели за борт. И тут я поняла, что происходит.

– Ты обещал ему ценную добычу, Гидеон! – Мне приходилось повышать голос, чтобы его было слышно. – Вы заключили сделку, и он пришел за своей частью. С чего ты взял, что его устрою я?

Лодка вновь вильнула, и мы рухнули на колени. Гидеон замотал головой.

– Я его последователь… он не станет требовать меня самого. Я служу ему веками.

Палуба накренилась, и я полетела в сторону Гидеона, который тоже растянулся на досках. Затем он вновь поднялся на колени и навис надо мной, пока я еще лежала на красно-золотом коврике.

– Ты займешь ее место!

Лицо Гидеона оказалось так близко, что я видела горящее в его глазах безумие.

– Ад был ее судьбой, теперь он станет твоей.

– Теган! – крикнула я.

Гидеон встал, и мне удалось извернуться и поспешно отползти от него подальше. Теган держалась за край лодки, мокрая, но не замерзшая.

– Если кто-то и отправится в ад, Гидеон, так это ты, – заявила она.

А затем поднялась из воды, даже не касаясь борта. Просто взмыла, как сказочная русалка, в прилипшей к телу одежде, и опустилась на палубу в шаге от Гидеона. Теган больше не боялась – зачем ей испытывать страх? Ее преображение почти подошло к концу. Весь потенциал, вся собранная магия, сырая и неиспытанная – все сошлось воедино в этот самый миг уникального затмения и возрождения солнца. Глаза Теган так сверкали, что в них было больно смотреть. Ее тело будто светилось, пульсируя магической энергией.

Даже Гидеон не сумел скрыть изумления.

– Поздравляю, Теган, – произнес он. – Ты наконец стала великолепной ведьмой, как и было суждено. Из тебя выйдет достойная жертва.

Вокруг нас сгустилась неземная энергия. Давление в пузыре, в котором мы очутились, росло. Я видела другие суда и людей в них, они кричали и вытаскивали из воды на палубы гребцов, пытались плыть дальше… Все это казалось очень и очень далеким. Никто даже не подозревал, что творилось на лодке Гидеона. Ведьмовское чутье требовало защитить себя, ведь нас теперь окружало великое зло, какое могло исходить лишь от одного создания. Я принялась взывать к сестрам-ведьмам за помощью, а к Богине – за силой и покровительством.

Теган все это время продолжала меняться. Ее кожа засияла, от мокрой одежды повалил пар – так быстро поднималась температура тела. Гидеон, видя стремительность этого преображения, тут же обратился к хозяину, призывая его забрать Теган, принять предложенную жертву.

– Я сдержал свое слово! Условие выполнено!

В самом центре сферы сгустилась тьма, пульсируя, принимая форму. Однако Теган решила не дожидаться, что же выйдет из тлетворного тумана.

– Ты получил последнюю жертву, Гидеон, – проговорила она. – Из-за тебя погибла Лукреция. Я больше не позволю тебе причинять вред другим. У тебя нет выбора, Гидеон. Нет времени.

И тут на ладонях Теган вспыхнуло пламя! Она изо всех сил держалась, но ей было больно. Вдруг она использовала магию, не будучи к ней готова? Мы обе знали, как это рискованно. Что, если она еще не способна выдержать всю мощь Священного Солнца?..

Теган подалась вперед, к Гидеону, разжигая пламя еще ярче.

– Ты слишком юна, неопытна! – крикнул он. – Ты не в состоянии удержать то, что призвала. Оно тебя поглотит! – настаивал Гидеон, твердо стоя на ногах, однако прикрывая лицо от жара. – Забери ее! – проревел он, дико озираясь в поисках знака от Зла, которое сам и пригласил на эту землю. – Прими свою жертву!

Огонь потянулся вниз, к ногам Теган, и вспыхнул так страшно, что я испугалась за ее жизнь. Пошатнувшись, Теган упала на колени и вскрикнула. Гидеон захохотал. Он насмехался над попытками Теган нанести ему смертельный удар! Я поняла, что не могу ждать в стороне, как трусиха, и молча смотреть, как Теган умирает в стремлении избавиться от того, кто истязал ее – нас обеих – долгие, наполненные страхом годы. Я должна была ей помочь, придать ей сил. И, призвав всю доступную мне защитную магию, я ринулась к Теган сквозь пламя, прижала к себе в огненном объятии.

– Элизабет, нет! – охнула Теган. – Опасно, уходи!

– Я тебя не оставлю! – прокричала я охрипшим от боли голосом. – Давай, мы сделаем все вместе!

Я с огромным трудом помогла ей встать, и только тогда встала рядом, за пределами страшного жара, чтобы хоть немного от него отдохнуть. А затем я взяла Теган за руку, и мы повернулись к Гидеону. Теган вновь метнула в него черное пламя Священного Солнца, и на этот раз я добавила к нему свой магический импульс. Он был слабым и неуклюжим по сравнению с мощью Теган, и все же наша общая сила – ведь магия не складывается, а преумножается – сумела склонить чашу весов.

Гидеон закричал. Его одежда вспыхнула, и в тот же миг неестественный пузырь лопнул. Вернулись звуки, воздух и суета на реке. Нечистый туман отпрянул и съежился, потом исчез окончательно, а на его месте возникли полупрозрачные лица моих сестер, которые прибыли нам на помощь. Они шептали заклинания и кружили по лодке, проносясь мимо с ласковыми словами и благословениями. Ведьмы не сражались с Гидеоном, а лишь защищали Теган и меня.

Я думала, Гидеон впадет в ярость и разразится проклятиями. Но впервые за сотни лет я увидела, что он проиграл. В нем не осталось сил бороться. Он смотрел на меня как самый обычный человек. Обычный мужчина, любивший обычную женщину. Вот только он никогда не был обычным. Гидеон смотрел на меня невидящими глазами и тихо повторял, протянув руку:

– Бесс, Бесс…

А затем пламя полностью поглотило тело, и отлетевшую душу тут же подхватил его господин, как расплату за неудавшееся жертвоприношение. Ум, опыт, магия – все было растрачено и обратилось в прах, о котором некому скорбеть. Мой заклятый враг, сам навлекший на себя такую судьбу, наконец погиб, и пусть Богиня смилуется над его душой.

28

Благодаря царящему кругом переполоху и праздничному настрою, нам удалось тихонько ускользнуть. Люди, оказавшиеся поблизости, пытались потушить горящую лодку и не сгореть сами и не заметили, как мы с Теган прыгнули в воду и поплыли к Эразмусу. Он затянул нас на борт и как можно сильнее заработал веслами. Мы подобрали Кусаку и отправились домой, в Примроуз-хилл, заработав лишь несколько удивленных взглядов, ведь кое-кто из нас был по-прежнему покрыт слоем грязи. Эразмус нес Кусаку на руках. Мальчик меня тревожил – он очень устал и явно мучился от боли.

– Миссис Тиммс! – Эразмус распахнул дверь в свой магазин едва ли не пинком. – Мистер Тиммс! Вы нам нужны! И прошу, скорее!

Должно быть, супруги расслышали серьезный тон и тут же примчались.

Миссис Тиммс схватилась за голову.

– Божечки, что за вид! Что за зрелище! И ох, мальчишка! А мы уж думали, ты навеки от нас сбежал.

Мистер Тиммс извлек из кармана платок и прижал его к носу.

– Господи, сэр, эта… эта…

– Вонь? – закончил Эразмус за неизменно деликатного мистера Тиммса. – Ванна, горячая вода, – раздал он указания. – Дамам необходима чистая сухая одежда.

Я тут же схватила Теган, принимаясь искать ожоги, чтобы их обработать, однако не обнаружила на ней ни следа. Кожа была гладкой и прохладной, без единого волдыря или рубца, и я распахнула рот от изумления. Теган улыбнулась. Мы немного постояли молча, пытаясь осознать чудо, которое она совершила, и то, чем она теперь стала.

– Элизабет? – Эразмус коснулся моего плеча. – Вы не ранены?

Я покачала головой и похлопала его по руке.

– Нет, все в порядке. Спасибо вам.

– Дайте же бедняжкам отдохнуть, мистер Балморал, – оттеснила его миссис Тиммс. – Сюда, миссис Хоксмит, присаживайтесь.

– Благодарю, миссис Тиммс, со мной все хорошо. Отдохну потом, когда осмотрю Кусаку. Теган, пойди с миссис Тиммс, она за тобой поухаживает. И возьмите с собой Флоренцию, глаз с нее не спускайте. Девочка в шоке.

Теган кивнула и вывела потрясенную близняшку из комнаты. На плече Теган привычно сидел Алоизиус.

Мистер Тиммс разжег камины и велел служанке принести бренди, а миссис Тиммс все суетилась вокруг девочек. Эразмус отнес Кусаку в его комнату, где мы вместе раздели и выкупали мальчика. Я с облегчением увидела, что шина осталась на месте, а бинты не испачкались. Я немного покормила его мясным бульоном с кухни миссис Тиммс, а потом уговорила выпить чуть-чуть настойки опия, чтобы облегчить боль. После этого мальчик быстро задремал, а мы с Эразмусом сидели по обе стороны его постели, как и раньше. Я вдруг заметила беспокойство на лице времяхода.

– Он будет в порядке, – заверила я. – Ему нужен отдых. А еще тепло и хорошая еда. Юные кости срастаются быстро, все остальное излечит время.

– Такой маленький храбрец, – заметил Эразмус. – Ты настоящий лев, Кусака.

– Я должен покормить Звездочку, – сонно пробормотал мальчик. – Она будет скучать…

Эразмус похлопал его по плечу.

– Не беспокойся. О пони позаботятся.

– А можно ей еще морковки?

– Конечно. Отправлю мистера Тиммса.

– Нет, не надо его, – испугался Кусака. – Он слишком большой и громкий, пони испугается. А ваша жена не сходит?

– У меня нет жены, – удивился Эразмус.

– Конечно есть, мистер, – произнес мальчик, глотая слова из-за выпитого лекарства. – Вот же она. – И Кусака заснул.

Я глянула на Эразмуса. Тот сидел, открыв рот, и первое время мог только беззвучно на меня смотреть.

– Это все опий, – улыбнулась я. – Мальчик запутался и несет бред.

– Напротив, – взял меня за руку Эразмус. – Я думаю, он говорит истинную правду.

От грязи мы отмывались долго. Миссис Тиммс обнаружила бутылочку особенно пахучей розовой воды и настояла, чтобы мы все, включая Эразмуса, обтерлись ей даже после купания и мытья головы. Флоренция была плоха – из-за смерти сестры, страшных событий минувшего дня и заклинания, которое на нее наложил Гидеон. Быстро стало ясно, что она прислуживала ему не по своей воле и оказалась весьма хрупким созданием. Теган уговорила ее на чашку горячего молока, щедро сдобренного ромом, и вскоре девушка уже крепко спала. Возможность поговорить с Теган наедине у меня появилась лишь к ночи. Она все не находила себе места. Эразмус показал ей дверь, которая вела с чердака на небольшую площадку, откуда можно было смотреть на звезды и крыши других домов. Я поднялась туда с подносом и двумя кружками, а затем присела на скамеечку рядом с Теган и вручила ей порцию горячего бульона.

– Держи. Надо подкрепиться.

Теган принюхалась.

– Пастернаковый суп!

– Да. Вчера приготовила. Помнишь, как я впервые дала его тебе попробовать?

– Ага. Ты только переехала в коттедж «Ива», а я приходила в гости и доставала тебя.

– Ты была такой худенькой, хрупкой. Ветерок подует – и ты улетишь.

Теган улыбнулась, попивая суп.

– Помню, как ты предупредила, что там может попасться жабья лапа. Ты шутила, а я ведь тогда не знала, чего от тебя ожидать.

– Ты была ребенком. – Я помолчала, разглядывая ее с любовью. – И посмотри, кем ты стала теперь.

Теган задумчиво уставилась на крыши домов. А я все наблюдала за ней и с болью в сердце думала, что могла потерять ее навсегда. Или что Гидеон проклял бы ее душу. Я содрогнулась. Мне еще не скоро удастся выбросить из головы его образ, лодку, серебристую реку в жутковатом свету затмения и то, как жизнь Теган висела на волоске. Гидеон ее недооценил. Как и все мы.

– Ты необыкновенная ведьма, Теган. Я тобой очень горжусь.

– Он сказал… Гидеон… что я не знаю, кем должна стать. Тогда прозвучало глупо, но он ведь был прав. Я не представляла, что кроется у меня внутри и что мне делать. На что я способна. Я до сих пор пытаюсь это понять. Должна была разобраться еще в пустыне, с Таклит. И я вроде разобралась, а потом попала домой… – Теган вздохнула. – Если бы у нас с тобой было больше времени, если бы мы успели поговорить до появления Гидеона… Я бы все поняла. Нашла во всем смысл.

– Во всем и так есть смысл. Ты училась у многих ведьм, шаманов и других специалистов по магии. Человек – не сервант, где можно разложить все знания по полочкам, как горшки. Вся мудрость, таланты и дары смешались воедино. И результат… потрясает.

Теган застенчиво хмыкнула.

– Я чуть все не потеряла, верно? – Она помолчала. – Было бы чудесно снова оказаться в коттедже «Ива», дома, но знаешь, не думаю, что я могу остаться там навсегда.

– Конечно, ты будешь рваться прочь. Ты молода и в самом начале пути.

– Я хочу побывать во стольких местах, узнать столько всего.

– Теган, ты больше не ученица. Ты сама можешь обучать других.

Она пожала плечами.

– Мне нужно сперва понять, что делать с… вот этим, – обвела себя рукой Теган, имея в виду неуверенность в собственных способностях и умениях. Свою судьбу.

На ее лице вдруг проступили боль и страх минувших недель. Как бы она ни изменилась, Гидеон и его черные намерения все равно оставили свой след.

– Он умер, Теган. Навсегда. А теперь пей суп, пока не остыл.

Мы сидели в приятной тишине, и я вспоминала дни, когда Теган только стала моей ученицей. Первое, что ей пришлось усвоить – это как сидеть тихо и чутко воспринимать информацию. Какой же долгий путь она прошла с тех пор…

Теган повернулась ко мне, бледная и красивая в свете луны.

– Я знала, что ты за мной придешь. Что ты меня отыщешь. – Теган накрыла мою руку ладонью, и я ощутила, как в ней бурлит магия. – И что однажды мы его прикончим. Наконец я… в безопасности.

Она улыбнулась и устроила голову у меня на плече. И мы продолжили купаться в лучах летней луны и глядеть на простирающийся впереди Лондон, свободные от тени Гидеона.

Уже на лестнице я наткнулась на Эразмуса.

– Элизабет, не уделите мне минутку? Понимаю, час уже поздний, но не могли бы вы заглянуть в мою мастерскую…

Несмотря на усталость, я поняла, что он серьезен. В любом случае, я вряд ли смогла бы уснуть – мое чутье было по-прежнему обострено, а в голове упорно вертелись последние события.

В мастерской царил привычный хаос, который казался таковым всем, кроме Эразмуса. Ему нравилось работать в подобной обстановке. Он точно знал, что и в какой стопке бумаг найти, где прячется нужный инструмент, и так далее. Эразмус усадил меня на высокий стул, а сам продолжил рыскать по комнате.

– Вы наверняка изнурены, я не должен мешать вам отдыхать, однако… мысль облеклась в слова, и я не могу не высказать ее вслух. – Эразмус рассеянно схватил шило и принялся на ходу постукивать им по ладони. – Дело в том, что я привык к одиночеству, как вы и сами прекрасно понимаете. Моя работа требует мгновенно покидать дом и перемещаться черт знает куда и когда. В ходе подобных странствий я зачастую сталкиваюсь с немалой опасностью.

Эразмус помедлил, глядя на меня так, словно проверял, слежу ли я за его действиями. Я не следила. Он уронил шило на стол и схватил надрезной нож, которым стал рассеянно продавливать узоры на кусочке кожи.

– Такой образ жизни не способствует… спутничеству.

– Спутничеству?

– Если я не ошибся. Я же не ошибся?

– Сложно сказать.

– Но слово ведь хорошее, верно? В нем хороший… смысл? – Заметив мое озадаченное выражение лица, Эразмус продолжил бродить туда-сюда. – Простите мне некую неловкость, я совершенно неопытен в этой области, а также не изъявил свои желания прямо. Справедливо ли, что во внимание принимаются лишь ваши? Принимаются во внимание! А теперь я выставил их слишком обыденными, хотя, конечно, они не такие, и в этом деле они превыше всего. Это ведь ваши желания, мнения, мысли… чувства. Ну вот, теперь я еще сильнее запутал вас своими пространными рассуждениями, и как же я теперь могу надеяться, что вы правильно разгадаете мои намерения?

– Простите, Эразмус, я и правда вас совсем не понимаю.

– Действительно, как же вам разобраться, когда я едва понимаю их сам? Должен сказать, что это для меня совершенно незнакомое состояние. Новые земли. Неизведанные глубины. Некартографированные территории.

Эразмус умолк и замер, не сводя с меня внимательного взгляда. Отбросил с лица непослушные волосы. А потом, словно вдруг приняв решение, шагнул ближе и взял меня за руку.

– Я считаю, Кусака не зря назвал вас моей женой.

– Эразмус, вы делаете мне предложение? – изумилась я.

– Дерзость, не отрицаю, однако я подошел к ней со всей серьезностью. Мы отличаемся от других, Элизабет, и наша жизнь обрекает нас на одиночество. Это, конечно, недостаточная причина для женитьбы, но если добавить все остальное…

– Все остальное? – переспросила я, безуспешно сдерживая смех.

– Вы имеете полное право высмеять меня.

– Я и не думала.

– Клянусь, я честен. И пришел к осознанию, что ваше общество для меня желаннее всего на свете. Когда я не с вами, то чувствую себя потерянным и жалким. С вами же я теряюсь еще сильнее – бог знает, как только может мужчина так существовать и быть полезным, – но вот в чем дело, меня без вас нет, Элизабет. Я поистине не могу представить жизнь, которая вращалась бы не вокруг вас.

– Я… Эразмус, я поражена.

– Однако вы не так уж удивлены.

– Да, – согласилась я, заставляя себя признать его правоту и мысленно, и вслух.

Я ведь уже давно ощутила его привязанность ко мне. И мне это нравилось. Более того, я этого желала. Ибо в глубине моей души, среди страхов и тревог, теплилась крошечная, но яркая надежда, что я однажды обрету человека, которому позволю о себе заботиться.

Тихий голос Эразмуса был полон чувств.

– Элизабет, когда Теган шагнет в свое время, когда я верну ее в коттедж «Ива», не отправляйтесь с ней. Останьтесь. Здесь, со мной.

Ответить я не успела – Эразмус подвел меня к столу у окна.

– Почти забыл среди всей суматохи… У меня для вас кое-что есть. – Он достал из-под стола обернутую коричневой бумагой и стянутую красной атласной лентой коробку. – В знак моего… восхищения.

Я потянула за кончик. Узел тут же поддался, и лента соскользнула на стол. А в самой коробке я обнаружила книгу в новеньком переплете из мягкой темно-зеленой кожи с золотыми росчерками и завитушками.

– О, Эразмус! Она прекрасна, – произнесла я, и голос выдал чувства, которые я тщетно пыталась сдержать.

А когда я прочитала с любовью вытисненные на обложке слова, у меня и вовсе хлынули затаенные следы облегчения и счастья.

«Книга Теней Элизабет Хоксмит»!

С затмения прошло пять дней. Пять дней с тех пор, как я навсегда вычеркнула Гидеона из нашей жизни. Пять дней с тех пор, как Теган стала свободна, а Эразмус сделал мне витиеватое предложение. Столь короткий срок – а сколько всего произошло. И вот я сижу за столом в гостиной, в высокое окно за моей спиной льется свет, и меня переполняет доселе неведомое ощущение мира и покоя. Кусака сидит, скрестив ноги, на коврике, и внимает чудесам далеких путешествий. Эразмус поставил рядом глобус, чтобы мальчик мог раз за разом вращать его и показывать на самые разные места, а потом, сгорая от любопытства, слушать о них невероятные рассказы. Эти двое очень сблизились. Вид того, как две вынужденно одиноких души нашли друг друга, меня согревает. Вот отец, которого у мальчика никогда не было. Мы странная маленькая семейка, но здесь каждый нашел свое место. Все мы познали одиночество и превратили его в независимость, отдаляясь от тех, кому мы были небезразличны. Однако теперь нам больше не надо влачить одинокую жизнь.

Конечно, прощаться с Теган было больно, ведь я так долго стремилась с ней воссоединиться. Осознание, что я должна ее отпустить, что мое место здесь, разрывало меня на части. Сперва мне казалось, что я не смогу. Я думала, что не имею права отправлять Теган обратно одну. Когда-то я уже ее оставила, и она долго не находила в себе сил меня простить. Как же я могла вновь ее бросить ради собственной прихоти? Но я не до конца осознавала, как Теган изменилась. Ее преображение произошло благодаря не только смене лет, но и невероятной смеси магии, которую Теган изучила и впитала. Теперь она стала сильной женщиной, способной жить в одиночку и не ощущать себя одинокой, а также не принимать нужды других людей как оскорбление. Теган предстоит еще многого достичь, и для этого ей не нужно мое присутствие. Я наверняка бы даже ей мешала. Теган с болью открыла мне на это глаза, показав, что мое счастье заключается в Эразмусе и Кусаке, а сама Теган больше всего на свете хочет видеть меня счастливой. Она сказала, что я это заслужила. Разве? Кто-нибудь вообще его заслуживает? Разве счастье, удовлетворение и блаженство можно заработать поступками и старанием? Не думаю. По-моему, это дары, и мы должны принимать их с благодарностью и радостью, иначе второй раз нам могут их и не предложить.

Так вот, я сижу в гостиной и пишу эти строки, вспоминая Книгу Теней, которая осталась в наследство Теган и принадлежит ей по праву. А у меня теперь есть новый том для моей жизни, мыслей, заклинаний и целительских рецептов… всего, что важно для ведьмы. Эразмус наверняка много часов трудился над такой замечательной книгой. Он сказал, что начал работу, как только мы прибыли в Лондон. Похоже, он уже тогда смутно планировал сделать меня своей женой. А когда подарил книгу, я не сдержала слез. Эразмус, испугавшись, принялся вытирать их платком в красный горошек, и мне пришлось убеждать его, что я плачу от счастья. С первого взгляда видно, что книга сделана с заботой и вниманием, из самой лучшей бумаги, чтобы я каждый раз вспоминала о том, что в основе ее создания лежит любовь. Я занесу в нее каждый день нашей жизни, изложу путь, который Кусака пройдет прежде, чем из мальчика станет мужчиной, подробно запишу все путешествия Эразмуса во времени и предам бумаге все, что значит быть женой, матерью, ведьмой, здесь и сейчас или в любом другом месте и времени, куда занесет нас работа Эразмуса. Все останется в этой новенькой Книге Теней.

Теган

Дует теплый летний ветерок. С небольшого холма за Метрейверсом я вижу, как покачиваются грациозные ивы, подарившие коттеджу название. Меня вдруг охватывает желание остановиться и, опираясь на посох, смотреть. В это время года сад всегда прекрасен. Да, за ним, конечно, никто не приглядывает, но чуть-чуть зарослей ему не повредит. Пусть на лужайке наконец вырастет высокая трава. Пусть мыши, кролики и белки лакомятся лучшими овощами с огорода, а птицы наслаждаются фруктами. Все это будет меня ждать. Дом никуда не денется. Однажды я вернусь, растоплю печь, поставлю на нее чайник, вспоминая Элизабет, и вот тогда останусь дома насовсем.

Странно: я так хотела снова оказаться в коттедже «Ива», а теперь рвусь отсюда прочь. Это ведь мой дом. Здесь я однажды осяду… а пока я еще не готова. Я должна путешествовать, набираться опыта, знакомиться с новыми людьми, если хочу понять, кто я такая. И что значит быть Теган Хедван, Балык Кыс и Благословенной Теган. Уверена, Таклит явно загнула, что я когда-нибудь стану Величайшей ведьмой среди живущих, но что-то все равно заставляет меня испытывать себя и быть еще лучше. И я знаю, что у меня все получится. Когда Гидеона больше нет. Когда Элизабет обрела счастье.

– Зато у меня есть ты, верно, Алоизиус?

Он потихоньку стареет – шерсть уже не такая густая, выпало несколько усов, – однако по-прежнему не отказывается от путешествий и любит кататься на моем плече.

Я поворачиваюсь к тощей фигурке рядом со мной. Хотя она наконец-то начала нормально есть и хоть немного говорить, ей еще нужно время. Полагаю, какое-нибудь солнечное местечко пойдет только на пользу.

– Готова, Флоренция? – спрашиваю я, и она нервно кивает. – Тогда пойдем. Нам пора.

Мы забрасываем на спину рюкзаки. Я в последний раз смотрю на дом, а потом твердо вонзаю посох в землю и, оттолкнувшись, делаю первый шаг. Легкую грусть расставания быстро сменяет трепет перед неизведанным будущим.