При каждом удобном случае мы с миссис Джонс отрабатываем магические навыки. Как же я рада, что смогла не только освободиться от бремени тайны, но и начать заниматься любимым делом. Конечно, нам приходится быть очень осторожными – нельзя никому себя выдать, и даже перед Каем мы не показываем всего волшебства. Я до сих пор дрожу, вспоминая момент, когда привела его в гостиную, чтобы показать, как починила битый фарфор Кэтрин. Я не знала, получится ли, моя попытка исправить все выглядела по-детски наивной. Разумеется, мне было очень страшно. Никогда раньше я не пыталась призвать на помощь все свои силы. До того дня я скорее применяла волшебный дар… инстинктивно, как ответ на что-либо. Теперь же все было по-другому. На этот раз я подумала как следует и облекла мысли во что-то конкретное. Даже когда я почувствовала знакомое волнение, от которого зашевелились предметы в комнате, я не была уверена, как именно предстоит действовать и насколько успешными мои действия будут. Признаюсь честно, результат превзошел мои ожидания. Словно я призвала на помощь сотню эльфов, которые работали без устали сто дней. Все вышло как нельзя лучше. Я и пожелать такого не смела.

И все же перспектива открыть тайну Каю повергла меня в ужас. Я знала – теперь обратного пути нет. Я раскрылась перед ним, стала уязвима. Во мне не осталось секретов. Но мне и не нужно было притворяться ни перед ним, ни перед самой собой. «Да, вот я какая, – словно сказала я Каю. – Подумай, хочешь ли ты видеть меня своей женой». В душе я ждала, что он выставит меня вон. Проклянет. Но он не сделал этого. Разумеется, момент в немалой степени облегчили его поцелуи! Какие мужчины все-таки странные создания. Сначала убежал из дома в ярости, называя непонятным существом, сетуя, что привел меня в свой дом. И вдруг вернулся через пару часов, испугавшись, что за его недолгое отсутствие со мной что-то могло случиться, прижал к груди и стал целовать так неистово… право, будь у меня способность говорить, я бы онемела от неожиданности. Как, собственно, и миссис Джонс! Ее лицо, когда она увидела Кая, а затем… Что ж, я буду вспоминать его всякий раз, когда мое настроение испортится.

Тем не менее не стоит заходить с обличением моих талантов слишком далеко. Кай понял, на что я способна; он держал в руках восстановленный фарфор Кэтрин, видел маки на могиле Мэг. Но ничего не знает о Гримуаре и Ведьмах Источника. Одно дело – принять меня такой, какая я на самом деле есть. И совсем другое – надеяться, что он согласится, чтобы миссис Джонс научила меня древним заклинаниям по книге, перед которой она сама испытывает священный трепет. Мы решили: Каю вовсе не обязательно знать обо всем, чем мы занимаемся, следуя инструкциям Гримуара. Мне хватит и того, что Кай не против меня такой, какая я есть, без тайн, без осуждения, без страха.

Меж тем миссис Джонс оказалась более чем замечательным наставником. Она предупредила, что восстановленные мною тарелки и чашки – еще не доказательство моих способностей. Мне нужно продемонстрировать Ведьмам Источника, насколько я упорна, насколько хорошо владею даром и насколько сильно готова служить им верой и правдой, прежде чем кухарка даст мне даже прикоснуться к Гримуару. Так что миссис Джонс заставила меня переместить мебель в кухне, не сходя с места (что показалось мне почти утомительным в своей простоте), разжечь очаг своим дыханием (что, признаюсь, оказалось сложнее, чем я думала) и позвать в кладовую семью мышек, чтобы те съели хлебные крошки на полу. Последнее мне не то чтобы удалось – за несколько минут мышей набежало столько, что убедить их уйти обратно заняло у нас кучу времени. Так миссис Джонс еще раз напомнила мне, что переборщить с магией – так же плохо, как и недостаточно усердствовать. Какое счастье, что я хотя бы крыс не вызвала, иначе точно испугалась бы и сбежала.

Сегодня нам предстоит поработать с источником – миссис Джонс считает, что мне еще многому нужно научиться, и в этом нам помогут воды Финнон-Лас. Кай уехал по делам: у него назначена встреча с мистером Эвансом в банке Трегарона. Закрыв Брэйкена в доме, чтобы не мешал, мы с кухаркой отправляемся к источнику.

Миссис Джонс наклоняется над покрытой мхом стенкой, зачерпнув немного холодной водицы. Она подносит ладонь ко рту, медленно пьет и показывает мне жестом сделать то же самое. Мои пальцы опускаются в прозрачную воду, и от них расходятся маленькие круги. День довольно теплый. Но пруд, куда стекает вода из источника, находится в тени, вне досягаемости солнечных лучей и потому сохраняет прохладу. И лишь по прошествии времени этот холод несколько притупляется летним теплом. Но сейчас совсем рано, вода обжигающе холодная, освежающая и удивительно приятная на вкус. Даже при столь скудном свете, вода все еще характерного насыщенного цвета индиго, загадочная и полная обещаний.

Миссис Джонс закрывает глаза, разжав ладонь, и прохладная жидкость сквозь ее пальцы выливается обратно в пруд. Кухарка произносит:

– Мы просим у источника защиты и благословения. Мы пришли в это святое место с открытым сердцем, без злобы, желая служить воле Ведьм, последовательниц Гримуара Синего Источника.

Мы обе стоим молча, тишину нарушают лишь нежное журчание воды и ее плеск о древние валуны, которые окружают пруд.

Я понимаю, что нервничаю, нет, не совсем… скорее, с нетерпением жду возможности проявить колдовской дар. Ибо столько лет мне приходилось скрывать эту часть моей натуры, боясь навредить себе и другим. И все из-за страха, что магия может причинить вред. Свобода, которую я сейчас обрела, переполняет меня – мне хочется исследовать свой удивительный дар. Папа был бы рад видеть меня такой, он бы мною гордился.

– Сними обувь, дорогая, – говорит миссис Джонс.

Я смущаюсь, но моя наставница не в настроении, чтобы давать лишние объяснения.

– Сними туфли, – повторяет она.

Я снимаю их, и она велит мне забраться в пруд. От температуры воды в нем перехватывает дыхание. Мои юбки кружатся вокруг меня, развеваемые течением, – вода из пруда струится прочь.

– Ведьма Источника, как никто другой, умеет справляться с его водами, – заявляет миссис Джонс. – Если ты сможешь убедить источник дать тебе то, что от него нужно, он всегда будет тебе послушен. Никогда не заставляй его. Не пытайся управлять им, ты можешь лишь направить его силу в нужное русло. И запомни – источник не любит гордыни. Об этом ты всегда должна помнить, дорогая. А теперь слушай слова, что собираешься использовать. Нет, не волнуйся, что не можешь говорить. Это не важно. Произнеси слова в голове, и да будешь ты услышана. Так, опусти руки. Ну нет же, не так. Ты похожа на пугало. Урони их, пусть болтаются.

Она наклоняется вперед и трясет мои локти, чтобы я их расслабила.

– Так лучше. Медленно произнося заклинание, поднимай руки. Пока они не окажутся над головой. Тогда ты сложишь их и будешь держать так, словно пытаешься соединить два конца каната. Готова? Тогда повторяй, снова и снова…

У пруда нет ни начала, ни конца. Щит воды ограждает меня от мира.

– Выпрямись, милая! Вот так. Нет! Не раскачивайся. Держись ровно.

Миссис Джонс резко тычет мне в живот, и, вздрогнув, я принимаю прежнее положение.

Наконец мы обе начинаем произносить заклинание, повторяя его, и я постепенно поднимаю руки. Забавная на самом деле задача – выполнять указания, не зная точно, к чему собираешься прийти. Мне становится смешно – я стою в пруду, двигая руками, словно выполняя па странного танца. На берег пруда приземляется дрозд. Он собирается отпить водицы, но, заметив меня, не решается.

Сначала не происходит ничего, разве что вода шевелит мои рукава, а холод пронизывает ноги до костей. Заметив мою неудачу, миссис Джонс журит меня:

– Ты должна произнести слова в голове четко и искренне. Еще раз.

Но и вторая, и третья мои попытки успехом не увенчиваются. Миссис Джонс, вздохнув, качает головой, повторив текст заклинания, чтобы убедиться, что я запомнила его правильно, заставляя меня пробовать снова и снова, пока мои ноги не затекают от холода, а руки не начинают ныть. И тут что-то происходит. Я пытаюсь раз, наверное, в пятнадцатый, как вдруг понимаю – воздух вокруг меня становится иным. Он наполняется звоном, а возможно, и пением. Я вспоминаю колокола, что я слышала, когда миссис Джонс впервые показала мне Гримуар, и с надеждой думаю, не та ли это небесная сущность, которую мы ждем. Но нет, мы с кухаркой по-прежнему одни здесь, а рядом лишь источник и его особая магия. Вот только теперь она начинает проявляться. На этот раз, когда я поднимаю руки, вместе с ними поднимается и вода. Меня это несколько настораживает, и я с трудом могу подавить желание опустить их. Однако один взгляд миссис Джонс предупреждает, что этого делать не надо. Я продолжаю поднимать руки, и вода обволакивает меня, словно пузырь! Меня накрывает сверкающей водой, прозрачной, но переливающейся всеми цветами радуги, когда на него попадает солнечный свет. Я держу руки сложенными над головой, не осмеливаясь дышать, чтобы не разрушить чары. Меня закрывает водный шар, я полностью спрятана в нем, только вот воды в нем нет – внутри воздух, которым можно дышать. Какое удивительное чувство. Я вижу свое отражение в ликующем взгляде миссис Джонс. Я испытываю такое чудесное ощущение безопасности и, вместе с тем, восторга, что не могу удержаться от смеха, и в ту же секунду, как я начинаю хохотать, магия исчезает. Пузырь с громким хлопком лопается, и вода вокруг меня падает в пруд, намочив меня с головы до ног. Должно быть, странно я выгляжу: вода стекает по лицу, платье вымокло до нитки, и я хихикаю, словно помешанная. На мгновение кажется: сейчас миссис Джонс станет упрекать меня за излишнюю веселость, но ей момент тоже представляется забавным, и она рада моим скромным успехам.

Кухарка широко улыбается, и в уголках ее глаз появляются морщинки.

– Очень хорошо, дорогая, – говорит она с удовлетворением. – В самом деле прекрасно.

Через двое суток приходит время отвести скот к кузнецу. День снова отвратительно душный, к тому же страшно влажный, и я задыхаюсь. Я стою на коленях у могилы Мэг, наклонившись вперед, чтобы посадить веточку жимолости. И чувствую, как по спине бегут капли пота. Кай сделал импровизированное надгробие – взял кусок сланца и вырезал на нем имя Мэг. Ему понравилось, но мне кажется, сланец выглядит слишком мрачно. Скоро он обрастет жимолостью. Очень скоро. Уж в этом я могу быть уверена – я ведь смогла вырастить здесь множество маков. Брэйкен рядом со мной навострил уши. Видимо, услышал что-то важное. Я встаю и закрываюсь рукой от солнца, прищурившись, глядя на дорогу. До меня доносится звук приближающейся повозки, и вскоре на дороге появляется крытая телега, в которую впряжена лениво идущая кобыла. В телеге я вижу двоих мужчин, и, когда она подъезжает к дому, я не могу скрыть улыбку – до того забавно они выглядят. Ибо кучер – мужчина огромного роста, с плечами широкими, словно стол мясника, широкой грудью, на которой с трудом держится рубашка, рукава ее засучены и открывают его руки, волосатые и загорелые, с выдающимися бицепсами, похожими на мешки для шерсти, – выглядит в этой телеге нелепо. На нем кепка – она явно мала и с трудом умещается на задней части его коротко подстриженной головы, не обеспечивая ни укрытия, ни тени. Рядом с ним восседает совсем юный мужчина с пышными кудрявыми волосами, высовывающимися из-под фетровой шляпы, по размеру куда больше бы подошедшей водителю. Он столь же тонок, сколь огромен кучер, и столь же высок, как тот широк в плечах.

Тоже заслышав стук копыт, со двора, где он совершал последние приготовления, приходит Кай. То скудное стадо, которое нам предстоит взять в перегон, уже на месте. Животные отчаянно ищут траву и разочарованы ее отсутствием. Лошадей мы привели еще вчера, и теперь они ждут в загоне за сараем. Я до сих пор не могу смириться с необходимостью продать их. Когда Кай объяснил, что это единственный вариант, чтобы перегон окупился, я поняла его, но не могла до конца поверить, что он действительно способен с ними расстаться. Все, кроме Венны и еще одной пожилой кобылы (у этих двух не хватит сил на столь длительный перегон), останутся с нами. Но остальная часть табуна будет продана. Того табуна, который отец и дед Кая выращивали всю свою жизнь. Я не могу вынести даже мысли о том, что эти замечательные животные окажутся далеко от дома, и кто-то другой попытается приручить их, сломить их волю, а потом они станут возить повозки по шумным улицам Лондона. Я знаю: у Кая тоже нелегко на сердце. Знаю и то, что, не дай я погибнуть его бычкам, лошадей бы теперь продавать не пришлось. У меня снова появляется ощущение вины. Однако мой муж, к чести его будет сказано, сделал все возможное, чтобы убедить меня – он никоим образом не винит меня в том, что потерял стадо. Убедить меня, что прошлое не вернуть, а нам нужно потрудиться, чтобы обеспечить безопасное будущее себе и Финнон-Лас. И что мне нужно сопровождать его во время перегона. Кай счел это чем-то само собой разумеющимся. Но как же он ошибается! Я, которая никогда не проводила в поездке больше двух дней, теперь отправлюсь в самое сердце Англии, присматривая по пути за лошадьми. Если уж мне предстоит их продать, то долг велит присмотреть за ними и доставить в столицу в наилучшем виде. Кай говорит, я поеду на Принце, так что часы, которые я проведу с ним, станут для меня драгоценными, ибо в конце перегона придется продать даже его. Каю придется расстаться с Ханни, и эта перспектива ему не очень-то нравится. Она, по правде говоря, слишком стара и слишком медлительна для работы, и вряд ли сильно поможет ему в деле главного погонщика, но Кай не может позволить себе купить другую лошадь. Придется продать Ханни, а домой мы вернемся в дилижансе.

Пегий жеребец наконец подвозит телегу к поместью и неуклюже останавливается, настороженно рассматривая меня своими светло-голубыми глазами. Кай и двое его гостей здороваются как старые друзья, похлопав друг друга по спине и обменявшись невинными шутками. Наконец огромный мужчина, который, если это возможно, становится еще больше, как только спускается с телеги, скрипнувшей под его весом, замечает меня. Стесняясь под таким количеством взглядов, я застываю на месте, все еще сжимая в руке горсть жимолости.

– Боже мой, – говорит мужчина-гора, – что за прекрасное виденье? Неужели сама королева мая?

Мужчина помоложе не говорит ничего, только выступает вперед столь беззастенчиво, что я тут же краснею.

Кай улыбается, кажется, довольный их вниманием ко мне. Он всегда будет считать меня диковинкой?

– Это моя жена, Моргана, – с наслаждением представляет меня Кай. – Милая, это кузнец Дай и Эдвин Нэйлз.

Дай срывает с головы шляпу.

– Ну, Дженкинс, ты ни словом не обмолвился, что привез вместо жены ангела! Рад с вами познакомиться, миссис Дженкинс.

Кай объясняет, на этот раз без всякой неловкости:

– Моргана не разговаривает.

– Ох, ну ты и счастливчик, Финнон-Лас. Красивая невеста, предпочитающая молчать. Да благослови тебя Господь! – говорит он, расхохотавшись. Сжав в руке шляпу, Дай хлопает Эдвина по спине, отчего тот чуть не теряет равновесие.

– Хватит уже. Прекрати пялиться на нее, как горностай на курицу. У нас полно работы.

Эдвин довольствуется кивком в мою сторону и присоединяется к Даю, достающему из повозки все самое необходимое.

Дай устанавливает переносную кузницу, раздув меха, пока угли не становятся сначала красными, потом оранжевыми и в конечном счете белыми. От паров горящего угля у меня саднит в горле. На противоположной стороне двора нервно переступает с ноги на ногу стадо бычков – только волноваться им не о чем, ибо их подкуют без разогрева. А вот в случае лошадей придется работать с раскаленными подковами. Принца и Ханни нужно будет подковать в первую очередь. Жеребята, молодняк и большинство кобыл могут обойтись без подков – их копыта от природы очень плотные. Пара старых кобыл, чьи копыта чувствительны к трещинам в земле, также будут подкованы. Эдвин помогает Даю разжечь огонь в топке кузницы, разместить наковальню и инструменты – так, чтобы их было удобно брать. Трое мужчин весело болтают, настроение у них хорошее. Они знают свою цель и получают удовольствие от совместной работы. Однако я все время замечаю, что Эдвин пялится на меня. Чем бы ни были заняты его руки, взгляд его почти все время занят исключительно мной. Кай как будто не замечает этого или если замечает, то ничего не говорит. Вскоре мне становится неловко под подобными взглядами. Если бы не это излишнее внимание, я давно бы уже наслаждалась погожим деньком, ведь здесь я чувствую себя полезной – могу что-то сделать для Финнон-Лас. А вот будет ли от меня толк, когда мы продадим всех лошадей?..

Сначала нужно подковать старых кобыл. Они реагируют довольно спокойно. Затем черед Ханни и Принца. Обе стойко терпят выпавшее на их долю испытание, а бедному Даю приходится сложиться чуть ли не вдвое, чтобы дотянуться до их копыт. Особенно трудно ему работать с Принцем – тот настолько низкий, что Дай вынужден сесть на корточки. Кузнец выбирает подковы подходящего размера и бросает их в печь. Эдвин мехами раздувает пламя, и кривые толстые куски железа начинают медленно менять цвет. Когда все готово, Дай тяжелыми клещами выхватывает одну из подков наружу. Он поднимает правую заднюю ногу Принца, зажав ее между своими коленями, так что копыто коня оказывается на его жестком кожаном фартуке. С особой тщательностью Дай пристраивает одну из подков на копыто, и, когда та соприкасается с роговой пластиной, от нее исходит облачко дыма. Убрав подкову, Дай видит, что она почти идеальной формы. Опустив ногу Принца, кузнец относит подкову к наковальне, где несколько раз ударяет по ней тяжелым молотом, орудуя им, словно пушинкой. Он повторяет эту процедуру еще дважды, пока не достигает желаемой формы, а затем погружает подкову в ведро воды, пузырящейся и испускающей пар от соприкосновения с раскаленным железом. Теперь черед Эдвина, который уже держит в зубах гвозди. Он берет еще теплую подкову, поднимает ногу Принца и приколачивает железную обувку на положенное место. Процесс идет медленно, Эдвин работает тщательно, ибо подкова, которая плохо сидит или неправильной формы, может обернуться для лошади настоящим кошмаром.

Я глажу Принца по его белоснежной шее, и он впадает в дремоту, несмотря на то что его подковывают. Взглянув на другую сторону двора, я вижу Кая. Он улыбается, и я чувствую, что мое сердце начало биться сильнее. Я вспоминаю, как он обнял меня, так искренне, так, быть может, страстно. Он больше не целовал меня, но ведь мы были сильно заняты подготовкой к перегону. По ночам, лежа в постели, я часто ждала, что Кай придет, но, наверное, он все еще не решался меня «побеспокоить». Да только разве Кай беспокоит меня! Его любовь обнадеживает. Успокаивает. Утешает. Если перегон выйдет успешным, то, возможно, меня ждет счастье с супругом.

– Ну, что ж, с Принцем все, – говорит Дай, разбудив коня резким хлопком по крупу. – Можете забрать его, миссис Финнон-Лас. Теперь займемся быками.

Я отвожу Принца к Ханни, в конюшню, а Эдвин и Дай тем временем гасят огонь в кузнице. Эдвин выливает на нее ведро с водой, и, раскаленная, она шипит, покрывшись облаком пара. Если подковать лошадей – дело нехитрое, то с быками совсем иначе. Каю, Даю и Эдвину приходится выбрать животное, загнать его в угол, с чем им помогает Брэйкен, а потом и вовсе связать. И вот тут-то я понимаю, почему для своего ремесла Даю необходимы такие огромные размеры. Бычка (а это именно бык) нужно опрокинуть на спину. Дай должен оказаться плечом к плечу с беспокойным животным, схватить его за переднюю ногу и обрушиться на него всем своим весом, чтобы тот не удержался и рухнул на землю. Что он и делает. Кай запрыгивает быку на шею, крепко держа его голову с короткими и острыми рогами, а Эдвин связывает животному ноги. Теперь Дай ловко прилаживает тонкие подковы на сдвоенные копыта быка, чтобы Эдвин мог прибить их. Ему приходится работать очень быстро, ибо бычок отчаянно сопротивляется, а трое мужчин все больше выбиваются из сил, удерживая его. Через несколько минут все кончено, веревки развязаны, и бык встает на ноги, присоединившись к сородичам. Мне страшно подумать, сколько времени нужно, скажем, чтобы подковать голов двести. Наше стадо состоит меньше чем из двух десятков быков, но даже в таком случае задача кажется мне невыполнимой. Чтобы быть хоть чем-то полезными, мы с Брэйкеном выбираем тех бычков, которые уже подкованы, и выпускаем на дальний луг. Отряхиваясь, быки мчатся по дерну, проверяя свою новую «обувь».

Работа завершена к полудню. В момент, когда последний бычок присоединяется к своим товарищам, во дворе появляется миссис Джонс с подносом, полным еды.

– А вот и наши ребятишки! – кричит она, словно все мы дети, заигравшиеся в саду. – Ох, милая, какая же ты «чистая»!

Обращение миссис Джонс меня отрезвляет, и теперь я замечаю, что мои руки, лицо и шея покрыты тонким слоем пыли – из-за того, что я вспотела под ярким солнцем и жаром из печи, она намертво приклеилась к моей коже.

Пока остальные угощаются элем и бутербродами с сыром, я бегу к источнику и опускаю руки в пруд. Вода прохладная благодаря тени, так что, когда я зачерпываю ладошку, поливая локти и шею, у меня мурашки бегут по коже. Позади раздается громогласный хохот.

– Зачем мелочиться? – не переставая смеяться, говорит Дай. – Ныряй уже сразу с головой.

Миссис Джонс притворяется, что слова кузнеца ее шокировали.

– Миссис Дженкинс никогда не совершила бы подобной непристойности.

Она машет кузнецу скатертью.

– Еще не хватает, чтобы она в пруд полезла на глазах у вас, бесстыжих!

Я улыбаюсь, но мысль о том, чтобы броситься в пруд, как нельзя более заманчива. Забраться на покрытый мхом каменный бортик и погрузиться в темную воду с головой… а потом всплыть чистой, избавленной от грязи, – звучит весьма привлекательно, даже несмотря на присутствие ненужных наблюдателей.

Прикончив содержимое своей кружки, Кай качает головой.

– Миссис Джонс права, – говорит он. – Кроме того, мы же не хотим, чтобы ты испачкала воду в пруду? Бычки не смогут пить, если увидят, как ты в нем купалась.

Кай с трудом сдерживается, чтобы не засмеяться, остальные же не столь уверены, что он шутит, и потому не понимают, как им реагировать. Улыбнувшись самой очаровательной улыбкой, на которую только способна, я жестом подзываю мужа поближе.

– Гляди-ка, – предупреждает Дай, вытирая пену с верхней губы, – по-моему, твоя жена думает, что тебе не помешает помыться, мистер Финнон-Лас.

– Помыться? – Кай ставит стакан на поднос и идет ко мне, окинув озорным взглядом. – Чья бы корова…

Как только Кай оказывается достаточно близко, я запускаю руку в пруд и обливаю его водой. Дай и Эдвин хохочут, глядя на то, как с кожи Кая стекают ручейки грязи, оставляя вместо себя чистые полоски. Он выбегает вперед и плещет в меня водой, и мои волосы в мгновение ока промокают. Кузнец Дай смеется настолько громко, что хохот его рикошетит от стен конюшни, отдаваясь эхом на дальнем лугу. Даже миссис Джонс не может сдержать смех. Мы все брызгаемся, и Кай хватает меня за руки, чтобы остановить. Но я продолжаю извиваться и пытаюсь выскочить. Тогда муж обхватывает мою талию.

– От меня так просто не сбежать, моя дикарка!

Одним быстрым движением Кай отрывает меня от земли и собирается швырнуть в пруд, но я хватаюсь за его промокшую насквозь рубашку и тяну что есть силы, и Кай теряет равновесие. На мгновение все вокруг замирает, я слышу его крик, а затем мы оба падаем в пруд. Даже когда я, задыхаясь от холода, плыву наверх, Кай не выпускает меня из своих рук. Оказавшись на поверхности, мы слышим хриплый хохот Дая и визг миссис Джонс. И меня совершенно не волнует, какой странной или непристойной я им кажусь. Мне важно лишь, что мы вместе, мокрые, смеющиеся, счастливые. Пожалуй, так близка я еще не была ни с кем и никогда.

Когда приходит вечерняя прохлада, Кай с Морганой садятся за кухонный стол. Миссис Джонс устраивает свое грузное тело в кресле у очага. Огонь уже изжил себя и медленно угасает.

– Ох, – говорит миссис Джонс, – наконец-то в доме наступила тишина – с тех пор, как эти двое ушли.

Кай улыбается:

– Дай – лучший кузнец в графстве. Они с Эдвином отличная команда.

– Если только хулиганов, – миссис Джонс пытается играть роль поучающей старушки, но я вижу, как ей трудно скрыть свое хорошее отношение к кузнецу и его помощнику. – Заставили миссис Дженкинс влезть в пруд, – вздыхает она. А потом показывает пальцем на Кая: – И вы не лучше, мистер Дженкинс.

Моргана усмехается. Ее волосы подсохли, и она переоделась в чистую одежду, но по-прежнему выглядит так, словно только что приняла ванну – босая, с ниспадающими на плечи кудрявыми локонами.

Кай внезапно ловит себя на том, что пялится на Моргану.

– Нам всем не помешает ванна, – говорит он.

– Может быть.

Миссис Джонс вытягивает ноги и замечает:

– Но источник – не место для развлечений и дуракаваляния. Только не это волшебное место.

Они с Морганой обмениваются взглядами, не вполне понятными Каю. Кажется, их объединяет общий секрет, о котором они явно решили не болтать. В глубине души Кай даже рад, что Моргана и миссис Джонс так сдружились, ибо ему важно, чтобы жена не чувствовала себя одинокой. Однако в то же время он понимает, что завидует их близости.

– Что ж, миссис Джонс, – произносит он непринужденно, – кто знает, какими магическими свойствами обладает этот источник.

Кухарка охает и, закрыв глаза, поудобнее устраивается в кресле.

– Смейтесь-смейтесь, мистер Дженкинс. Но когда-нибудь вам придется признать, что источник не так прост. Когда-нибудь.

Она замолкает на короткое время. А потом раздается раскатистый, заливистый храп.

Кай улыбается Моргане и подзывает поближе.

– Иди же, – говорит он, – я кое-что тебе покажу.

Кай встает и тянется к небольшой стопке географических карт, что унаследовал от отца. Достав одну из них из шкафа, он раскладывает ее на столе. Наклонившись над выцветшими изображениями, Кай показывает Моргане маршрут предстоящего перегона.

– На рассвете мы отправимся из Трегарона прямо на запад, – начинает он. – За первый день пересечем перевал Абергуэзин и прибудем в Эпинт. Конечно, будет нелегко. Стаду понадобится время, чтобы освоиться. Животные всегда неохотно уезжают со своей фермы и тяжело друг к другу привыкают. Я уже молчу, какая неразбериха творится с молодняком и овцами.

Он с мгновение смотрит на карту. Моргана намерена обучиться всему, это Кай понял сразу. Жена хмурится, пытаясь понять смысл линий и загогулин на бумаге перед ней. Моргана склоняется над картой, и ее распущенные волосы спадают вниз, оголяя шею. Кай с трудом подавляет желание поцеловать эту нежную часть ее тела, которая выглядит столь желанно и совершенно. Он вспоминает, как красива была жена сегодня, во время купания – с намокшими волосами, прилипшей к телу одеждой. Если бы никто не смотрел, Кай уже тогда поцеловал бы ее снова. Даже сейчас память об их первом поцелуе волнует его. Он откашливается и продолжает рассказывать план.

– Земля успела высохнуть после бури, так что дороги будут удобными. Мы проедем через Брекон и направимся по главной дороге к Абергавенни. Но нужно оплатить проезд по этой дороге. Конечно, я постараюсь обойти все таможенные посты, какие только удастся. Придется идти на компромиссы, понимаешь? Если будет слишком много платных дорог, мы разоримся прежде, чем доберемся до первого поля. С другой стороны, если путь окажется слишком извилистым, это нас сильно замедлит, а животные утратят товарный вид.

Кай показывает пальцем на один из маленьких городков на карте.

– Мы можем переночевать тут, – говорит он. – Ты узнаешь этот город?

Моргана качает головой.

– Это же Крикхауэлл. Думаю, ты сумеешь съездить в Кундю в гости к матери.

Девушка поворачивается к Каю, широко раскрыв глаза от восторга, и улыбка преображает ее лицо. Она резко кивает.

– Ну, так вот. Там мы остановимся на одну ночь. Дольше задержаться не получится – слишком дорого пасти скот, понимаешь? Потом мы продолжим ехать на запад… И переходим на следующую карту.

Кай складывает карту и раскрывает другую.

– Не то чтобы я собирался взять все эти карты с собой.

Он издает короткий смешок.

– Я все эти дороги знаю вдоль и поперек. Может, это мой дебютный перегон в качестве главного погонщика, но уж точно не первый в жизни. Так что вряд ли мы заблудимся!

Кай выпрямляется, смотрит на Моргану и говорит:

– Думаю, миссис Дженкинс, из вас выйдет отличный погонщик. Несмотря на то, что вы женщина.

Моргана ласково треплет его по плечу.

– Конечно, кто-то скажет, будто от женщин одни несчастья. Жены некоторых погонщиков сопровождают их, вяжут чулки, по пути помогают старушкам в саду. Но работать со стадом…

Кай качает головой.

– Кому-то твое присутствие не понравится, это без сомнений, так что оставь тяжелую работу мне. Перегоном руковожу я, и я решаю, кто со мной идет. Тебе будут платить вознаграждение, как и всем остальным.

Поколебавшись, Кай добавляет:

– Никто не сможет обращаться с лошадьми лучше, чем ты. Вот в чем дело.

Моргана, кажется, рада это слышать.

Со стороны очага раздается низкий храп миссис Джонс. Брэйкен вытягивается на холодных плитах пола у ее ног. Для супругов этот день был напряженным, но приятным. Удачным. Кай чувствует, что они смогли сделать важный шаг, он и его необычная жена. Шаг к новой жизни. Он прикусывает нижнюю губу, размышляя, что же дальше.

И складывает карты, быстро убрав их на полку.

– Подожди, я сейчас приду, – говорит он. – У меня есть кое-что для тебя.

Выйдя из кухни, Кай бросается в спальню и возвращается через пару минут. Он застывает перед Морганой, неловко шаркая ногами и протягивая ей маленький сверток.

– Возьми, – говорит он и почему-то отдергивает руки. – То есть я хотел подарить тебе это давным-давно. Ну… на самом деле в день свадьбы. Есть такая традиция, и к тому же я знаю, что у нас не было времени на сватовство. И мне было неловко. Ты была… очень честна со мной… Вот.

Наконец Кай решается и вручает сверток Моргане.

Моргана раскручивает обертку и находит резную кельтскую ложечку. Она сделана из темного гладкого дерева, ее чашечка не больше подушечки большого пальца руки. Ручка выточена в виде скрученного стержня. На конце ее странный полый блок, который гремит, когда Моргана встряхивает его. Через ложку продет тонкий кожаный шнурок, благодаря которому ее можно повесить на шею.

Видя замешательство жены, Кай считает необходимым объясниться, все еще нервничая по поводу реакции Морганы на подарок:

– Я вырезал эту ложку, пока мы были помолвлены, но не успел подарить до свадьбы. А потом мне показалось, что момент неподходящий… И вот… Как я уже сказал, это традиция, знак моей… привязанности, что ли.

Моргана снова и снова вертит в руках ложечку, ее пальцы скользят по ее полированной поверхности, изучая каждую деталь. Рот девушки приоткрыт, а щеки слегка покраснели, но Кай до конца не понимает, рада она или нет.

– Тут еще кое-что есть. Вот.

Он берет ложечку и, к удивлению Морганы, засовывает в рот. Дунув в нее, он демонстрирует главное – это не просто ложка, но еще и свисток. Моргана ахает. Он свистит еще раз.

– Это свисток, видишь? Я доделал эту часть после… Ну, в общем, потом. Подумал, он может тебе пригодиться во время перегона. Если нужно будет позвать меня, подать сигнал, если что-то случилось со стадом или с тобой… Попробуй сама.

Он отдает ложку. Моргана берет ее так осторожно, как будто она кусается, и смотрит на нее.

– Давай, – говорит Кай. – Попробуй.

Моргана медленно подносит ложечку к губам. Ее первая попытка получается настолько неуверенной, что из свистка доносится лишь какой-то невнятный звук.

– Давай же, моя дикарка, усерднее! – поддразнивает ее Кай.

Моргана делает глубокий вдох и дует что есть силы, и свист получается настолько пронзительным, что, пораженная, она роняет ложку. Миссис Джонс с криком просыпается.

– Ох! Что это было такое, господи помилуй? Святые небеса, мистер Дженкинс, я клянусь, слышала зов последней трубы! – кричит она, схватившись за сердце. Брэйкен с лаем прибегает в комнату. Моргана стоит, будто окаменевшая. Кай наклоняется, поднимает ложку и отдает ей.

– Ну, так ты наденешь ее? Для меня?

Вместо ответа жена вырывает у него из рук подарок и крепко обнимает его.

Кай смеется и, счастливый, раскручивает ее, прижимаясь крепче. Ему радостно чувствовать близость их тел и знать, что Моргана приняла его подарок с удовольствием, понимая, каких трудов ему стоило его сделать.

– Так-так, – говорит миссис Джонс, едва оправившись, – всего-то на пять минут задремала, а стоило проснуться – весь мир сошел с ума!

Вдруг с улицы доносится шум подъезжающей повозки. Кай отпускает Моргану и идет к окну.

– Изольда, – произносит он, чувствуя, как его плечи опали. Грешно так думать, но Кай совсем не хотел ее приезда и что угодно отдал бы, чтобы продлить потрясающий момент, который они разделили с Морганой. К тому же приезд Изольды заставляет Кая вернуться к тягостным мыслям о кредите. Его визит в банк несколько дней назад ничем хорошим не кончился. Вариантов у него не осталось. Каю становится очевидно: нет иного выбора, кроме как принять предложение Изольды. И от одной этой мысли ему жутко неловко.

Однако Кай готов все же встретить гостью. Моргана топает за ним с грозным выражением лица, которое, кажется, приберегала исключительно для Изольды Боуэн.

На улице кучер помогает хозяйке слезть, и Кай замечает, что черный скакун Изольды привязан к задней оси повозки.

– Кай, Моргана, пожалуйста, простите, что явилась в такой час. Я планировала приехать гораздо раньше, но меня задержало неотложное дело.

Она подходит к иссиня-черному рысаку, отвязывает его и ведет к ним.

– Знаю, вы будете против, но я не хочу слышать никаких возражений, мистер Дженкинс. Примите моего Ангела, чтобы у вас была подходящая для перегона лошадка.

Изольда поднимает руку, чтобы остановить пытающегося возразить Кая.

– Нет! Не отказывайте мне в возможности отблагодарить вас за всю ту помощь, что вы оказали мне раньше. Не думаете же вы, в самом деле, что ваша старая кобыла сгодится для подобной работы. Ангел здоров и силен и, я уверена, прекрасно справится с необходимыми задачами.

Кай бросает взгляд на Моргану – он поражен тем, насколько откровенное омерзение видит на ее лице. Почему она ненавидит Изольду? Он так до сих пор и не нашел ответа на этот вопрос. Кай смотрит на великолепного скакуна, с его гладкой черной шкурой, сильными ногами, мощной грудью и благородной мордой. Такой рысак никому не помешает.

– И правда, Ханни уже не в самом юном возрасте… – говорит Кай.

– Так вы принимаете его? Замечательно! – заявляет Изольда, бросив поводья Каю и хлопая в ладоши от восторга.

Ангел жалобно ржет, кажется, почуяв расставание с хозяйкой.

– Спокойно, мальчик, – утешает Кай испуганное животное. Он поворачивается к Моргане, собираясь показать прекрасную лошадь поближе, но выражение ее лица отталкивает его. Словно бы та близость между ними, которая казалась настолько незыблемой еще каких-то пару мгновений назад, вдруг исчезла. Моргана складывает руки на груди и, отвернувшись, идет в дом. Кай вздыхает и обращается к Изольде, но прежде чем успевает придумать объяснение, та кладет на его грудь руку.

– Не беспокойся, я не обиделась. Ты ее муж, она молода и потому не умеет скрывать свои чувства. На самом деле я рада, что могу поговорить с тобой наедине.

Кай знает, что сейчас будет. И понимает: скрыть неловкость ему не удается.

– Я и сам собирался заехать, – признается он.

– Ах, значит, ты решил насчет моего предложения?

– Решил.

Изольда застывает, вопросительно подняв бровь. Кай прокашливается, но слова все равно застревают у него в горле, как будто в глубине души он пытается не произнести то, что собирается, хотя прекрасно знает – другого выхода у него нет.

– Я был бы очень благодарен… – начинает он, – то есть мне бы очень помогло…

Наконец, Кай смотрит Изольде прямо в глаза:

– Если твое предложение в силе, я готов его принять.

Видя, как Изольда рада, Кай спешит объясниться, чтобы у нее не осталось никаких сомнений, почему он решил принять ее помощь.

– Я ходил в банк к Эвансу, – жалуется Кай, – изложил все дело. Он знает, что я ответственно отношусь к деньгам, но все равно не хочет брать на себя такой риск. Какой риск, хотелось бы мне знать. Разве мое предложение не было бы для него выгодным? И потом, любой человек, любой фермер может понести потери – это же не значит, что каждое его предприятие нужно считать рискованным, не так ли?

– Все это уже не важно. Мистер Эванс поступил недальновидно. Я знаю, из тебя выйдет превосходный главный погонщик. Я абсолютно уверена в тебе, Кай. Я никогда в тебе не сомневалась, – тихо произносит миссис Боуэн.

– Я докажу им, что я не пустышка. Хотя придется попотеть. Тут уж или пан, или пропал! Но я верну все твои деньги, и сверх них – хороший процент, обещаю, – добавляет Кай.

– Не сомневаюсь, – улыбается Изольда.

Кай кивает и чувствует, как уходит напряжение. Возможно, беспокоиться не стоит. В конце концов, может быть, Изольда и правда рада помочь старому соседу, и от Кая не требуется ничего иного, кроме как вовремя вернуть долг.