Поездка приближается к концу – уже показались леса на границе его владений, и Кай чувствует неприятное напряжение. Придется ли Моргане по душе Финнон-Лас? Он уверен, размеры поместья, фермы и стада ее вряд ли разочаруют, но сможет ли она привыкнуть к этому месту и считать его своим домом? Каю неизвестно, что мать Морганы рассказала ей о его должности. Как знать, может быть, для Морганы это не имеет никакого значения. Кай знает только, что она оказалась вдали от единственного дома, который у нее когда-либо был, вдали от своей матери, рядом с чужим человеком. И знает, что не хочет оставаться ей чужим. Что бы он там ни говорил о своей необходимости жениться из-за лицензии – хотя это и правда – есть же и помимо этого вещи, которых он жаждет, на которые надеется, которых ожидает? Впрочем, нет, последнее слово здесь неуместно. Кай просто желает иметь с Морганой эмоциональную связь, которая не подразумевается брачным договором. Которая существует сама по себе.

Он вспоминает, как впервые увидел ее несколько долгих, одиноких месяцев назад. Тогда Кай остановился на ночь в Крикхауэлле как раз в базарный день. Пристроив свое стадо и не имея никаких обязательств в качестве главного погонщика, он забрел в маленький городок, чтобы отвлечься и посмотреть, что продают местные жители. Был поздний вечер, и все уже начинали расходиться по домам. Торговцы закрывали лавки. Но Кай все же успел застать нескольких задержавшихся. Они стояли рядом со столом, застеленным грубой хлопчатобумажной тканью, на которой было разбросано несколько шматов сыра.

Моргана стояла позади. На ней было простое платье из хлопка и яркий белый фартук. Девушка выглядела чистой и крепкой, но что-то в ней было не так. Ее волосы были собраны в высокую прическу, и темные кудри выбивались из нее то тут, то там, и казалось, она вот-вот развалится и опустится на стройные плечи Морганы. Кай поймал себя на мысли, что ему хотелось бы подобного исхода. И хотя девушка тихо стояла за прилавком, от Кая не укрылось ее беспокойство. Как будто она еле сдерживалась, чтобы не сбежать отсюда, как будто хотела оказаться в другом месте, там, где, как он подумал, попросторнее и поменьше людей. Взгляд Морганы нервно скользил по всем проходящим мимо, и когда городские часы пробили пять, она, словно услышав сигнал к действию, стала быстро собирать вещи, чтобы поскорее освободиться от ненавистной обязанности стоять у прилавка.

Она так торопилась, заворачивая шматы сыра, что один из них выскользнул у нее из рук. Покатился по дороге, собирая пыль и грязь, и, наконец, остановился рядом с ножкой чужого прилавка. Моргана бросилась за ним, сопровождаемая смехом завсегдатаев рынка. Чтобы достать сыр, ей пришлось опуститься на колени и залезть под прилавок ларька. Двое мужчин, явно не слишком трезвых, отпустили в ее сторону едкие насмешки. Как неуместно и жестоко, подумал Кай. Он протиснулся через толпу, поспешив на помощь девушке, но, прежде чем успел добраться до нее, она за себя отомстила. Схватив того из мужчин, который нетвердо стоял на ногах, за лодыжку, Моргана дернула его что было сил, и мужичонка врезался в своего собутыльника, после чего они оба рухнули в соседнюю палатку с рыбой и дичью. Парочка заметалась среди форели и спелых фазанов, а местные жители, наблюдавшие за этим спектаклем, дружно расхохотались. Моргана вскочила на ноги, подхватив упавший шмат сыра. Один из пьяниц поднялся на колени, осыпая девушку отборной бранью. Кай затаил дыхание, ожидая ее реакции. Моргана прищурилась, подняла руки с сыром и с силой швырнула его в мужчину. Ошеломленный, тот отшатнулся – по его голове посыпались куски сыра. Толпа разразилась смехом. Кай обнаружил, что тоже смеется, а потом заметил на себе пристальный взгляд Морганы. И повернулся к ней, посмотрев в ее темные, с огоньком, глаза, и в этот момент, в этом проблеске, он мог поклясться, что почувствовал, как что-то пробежало между ним и девушкой. Что? Было ли это притяжение? Мимолетное пламя похоти? Кай не мог понять, что это, но, что бы это ни было, его словно ударила молния. И он был уверен – Моргана это тоже почувствовала.

Кай смотрит на свою жену. Сегодня Моргана села напротив, а не рядом с ним, наверное, чтобы повозка лучше держала равновесие. Ему нравится, что теперь ему легче на нее смотреть, но теперь ему не хватает ее близости. Вчера ночью Каю почему-то было очень трудно задержаться подольше с Дэфиддом, зная, что Моргана наверху одна. Но он посчитал, что будет разумнее оставить ее в покое. Кай не хотел ее ни к чему принуждать. Не хотел превращать их сближение во что-то обязательное. Нет, он решил быть терпеливым. Когда он наконец пришел в их комнатушку, вид спящей жены пробудил в нем не страсть, а скорее сочувствие. Моргана выглядела такой уязвимой. Он с мгновение рассматривал ее, а потом лег в кривое кресло, укрывшись шерстяным покрывалом. Зачем спешить – в конце концов, им было суждено прожить вместе всю жизнь.

– Вот же! – Кай не в силах скрыть свою радость: он снова дома. – Вот он, Финнон-Лас.

Он показывает рукой в сторону нескольких домов, виднеющихся вдали. Кай наблюдает за реакцией Морганы. Он уже может читать мельчайшие изменения в выражении ее лица. Моргана не издает ни звука, но ее брови удивленно поднимаются, зрачки сужаются, а губы совсем чуть-чуть приоткрываются. Конь, почуяв дом, ускоряет шаг, и вскоре повозка уже несется по подъездной дороге к ферме. Теперь Моргану одолевает странное оживление. Она поворачивается в своем кресле так, чтобы лучше видеть скошенные луга, дубовую рощу и пруд с прекрасной раскидистой ивой на берегу, высокую гору позади имения, несколько сараев, и, наконец, сам дом.

Поместье Финнон-Лас стоит, как стояло уже более века, задним фасадом к горе, рядом с которой оно было построено. Двухэтажный дом с высокими окнами, выходящими на юго-восток, первым приветствует лучи утреннего солнца и укрывает своих жителей от жестоких ветров зимой. Поместье выглядит не очень красивым, но презентабельным. Линии его лишены грации, но довольно складны, и видно, что дом не был построен наспех. Сине-серый камень, из которого построен особняк, покрывает дикая жимолость, которая бурно разрослась над входной дверью и окаймляет окна первого этажа своими узкими листьями и бледно-желтыми цветами. Даже покрытая темным сланцем крыша бодро переливается под летним солнцем. Во двор можно попасть через маленькие железные ворота, по дорожке, выложенной каменными плитами, по обе стороны которой виднеется не очень-то аккуратная лужайка и цветники из роз и кустарников, по-видимому, счастливые в своем полудиком состоянии.

Кай останавливает коня у ворот.

– Ну? – он не может не спросить. – Как тебе мой дом?

На лице Морганы он видит удивление. Что она себе навоображала, думает Кай. Неужели какую-нибудь жуткую берлогу? Или мрачный фамильный склеп? Ему нравится ее удивление.

Моргана поворачивается к Каю, и тот надеется, что она собирается широко улыбнуться, когда изнутри дома доносится хриплый лай. Входная дверь распахивается настежь, и два корги несутся к повозке со всех ног. Они бегают вокруг повозки, сливаясь в два огненно-рыжих вихря, не прекращая двигать своими короткими лапками и пушистыми хвостиками. Теперь Моргана и правда в восхищении.

Кай смеется.

– Ну, хватит уже, Брэйкен! Мег, прекрати лаять! Не к таким собакам ты привыкла, я полагаю?

Моргана качает головой, спрыгивает с повозки, чтобы радостные песики могли приветствовать ее должным образом.

– Колли здесь никто не разводит, – поясняет Кай, – а корги хорошо приспособлены к холмистой местности, настоящие пастушьи собаки.

Каю нравится, что его собачки так понравились Моргане. Лишь спустя минуту или около того он понимает – на него кто-то пристально смотрит. В дверях он видит миссис Джонс.

– Кай Дженкинс, – качает она головой, – и как долго ты позволишь своей жене стоять тут, в окружении сумасшедших псов, вместо того чтобы показать ей дом? Ох, мальчик мой, что же нам с тобой делать?

Хольвен Элюнед Прайс-Джонс, которая настаивала, чтобы все называли ее просто миссис Джонс, женщина столь же высокая, сколь полная. И настолько добрая, насколько это возможно. Ее полнота является следствием любви к выпечке, а мягкие линии лица и ямочки на щеках говорят о ее всегдашнем радушии. Как всегда, на ней безупречно чистый фартук, колпак накрахмален до треска, а глаза столь юные, что никто не заподозрит, что ей уже глубоко за шестьдесят. Не в первый раз Кай задумывается, как он пережил бы те жуткие дни после смерти Кэтрин, если бы рядом не было чуткой и доброй миссис Джонс.

Неловко он протягивает руку Моргане.

– Познакомься, Моргана, это миссис Джонс.

Моргана прекращает гладить собак и встает. Поколебавшись немного, она все же позволяет ему взять себя за руку и отвести по дорожке к дому. Кай поражен тем, насколько ее рука легка и невесома, и ловит себя на мысли, что не хочет ее отпускать.

– Миссис Джонс, позвольте представить вам мою жену, Моргану Дженкинс. Моргана, это моя тетя и домоправительница, миссис Джонс.

– Ой, какая же вы хорошенькая! Простите мою бесцеремонность, – миссис Джонс с трудом изображает подобие реверанса, еле передвигая свои располневшие ноги. Моргана спешит помочь ей встать, качая головой, явно смущенная, что ей выказали такую честь. Две женщины пристально рассматривают друг друга. Наконец миссис Джонс, ликуя, хлопает в ладоши.

– Ох, ох, – говорит она тихо, – пора бы уже счастью вернуться в Финнон-Лас.

И переводит взгляд на Кая, который разглядывает свои сапоги.

– Пойду принесу вещи, – говорит он.

– Да черт с ними, с вещами! – шокированным голосом произносит миссис Джонс. – У тебя что, других дел, поважнее, нет?

Кай смотрит на нее непонимающим взглядом, и домоправительница продолжает:

– Ну же, давайте, мистер Дженкинс, перенесите вашу невесту через порог!

Кай хочет возразить, но вдруг видит, что Моргана сделала еле заметный шаг назад. Она что, в самом деле хочет, чтобы он перенес ее через порог? Чтобы взял ее на руки и внес в дом? Как настоящую жену. Из-за нерешительности Кая момент затягивается, и он уже не может совершить этот яркий поступок и очень об этом жалеет. Вместо этого мужчина лишь бормочет что-то о том, какой утомительной была поездка, и спешит к повозке.

На секунду мне кажется, что он вот-вот решится; сделает шаг вперед, подхватит меня на руки и перенесет через порог, как того требуют традиции. Но Кай не делает этого. И чем же объяснить его нежелание? Может, он и вовсе меня не воспринимает как свою супругу? И жениться на мне было просто необходимостью – не более чем формальностью, которая нужна, чтобы подтвердить его статус главного погонщика? И больше я ему незачем? Может быть, я и не хочу, чтобы он заставлял меня выполнять обязанности жены, но уж точно не согласна на неопределенность: этак я, выходит, и не любовница, и не помощница по хозяйству! Тогда что же он вообще намерен со мной делать?

Признаюсь, я поражена видом Финнон-Лас. Это не просто милая ферма, как я предполагала, а довольно большое и надежное поместье. А домоправительница какова! Да, я ошиблась насчет того, что Кая Дженкинса не кормят – миссис Джонс не похожа на человека, который жадничает за обеденным столом. Но почему же тогда Кай такой худой, почти прозрачный?

Поняв, что через порог меня не перенесут, а муж занят пожитками, миссис Джонс принимает на себя роль гостеприимной хозяйки.

– Входите, милочка, добро пожаловать. Господь знает – пока мужчины медлят, брать инициативу в свои руки приходится нам, женщинам! – улыбаясь, вздыхает она.

И ведет меня в широкий холл, посреди которого возвышается широкая лестница из полированного дерева, поднимающая на второй этаж. Со всех сторон зал окружают двери – и как тут не заблудиться? Зачем так много комнат одному человеку? Я вхожу в помещение, которое миссис Джонс назвала гостиной. Высокие ставни подняты, комнату заливает солнечный свет. Я вижу прекрасный камин и роскошный диван. У стены стоят старинные часы. Но самый яркий предмет мебели – огромный сервант из дуба, в котором столько восхитительного фарфора, сколько я за всю свою жизнь не видела. Узоры на каждой тарелке и чашке кажутся замысловатыми, и я подхожу ближе, с любопытством разглядывая завитки нарисованного на посуде шиповника, плюща и вьющихся виноградных лоз.

За моей спиной возникает Кай.

– О, я вижу, тебе по душе фарфор Кэтрин? Она так им гордилась. Это подарок ее матери.

Он замолкает и оглядывается, словно в первый раз видит гостиную.

– Я не часто сюда захожу. Не люблю проводить время в праздности.

Повисает неловкая пауза, и Кай спешит покинуть зал, а миссис Джонс, порхая вокруг меня, рассказывает обо всех удобствах, которые имеются в доме. Я брожу из комнаты в комнату, и вскоре у меня уже начинает кружиться голова оттого, что постоянно приходится ею вращать. Меня начинает мучить воздух, которым я дышу, и так хочется наружу, на улицу. А еще мое внимание привлекает нечто странное. Я чувствую, что стою в дверях спальни Кая. В воздухе веет холодом, и мне тяжело дышать, непонятно отчего. Но мой гид гонит меня дальше, и у меня нет времени рассмотреть это помещение как следует. В конце концов мы приходим на кухню. В опрятной печке горит огонь, освещая помещение и даря тепло. Посреди кухни возвышается скобленый деревянный стол, окруженный несколькими стульями с высокой спинкой, развешанные по стенам крючки для мяса и стоящие всюду горшки тоже здесь, а еще тут есть маленький шкафчик, в котором хранится фаянсовая и оловянная посуда. У окна – кушетка с подушками, обивка которой потрепана и усыпана собачьей шерстью. И в ту же минуту, как я и миссис Джонс с Каем подходим к ней, оба пса запрыгивают на кушетку, прижав мордочки к стеклу окна, рассматривая двор в поисках непрошеных гостей.

– Ну, что ж, – говорит Кай, – пойду проверю стадо… – он колеблется, как и я, не зная, как поступить… – Миссис Джонс покажет, где здесь что…

Кай замолкает, хорошо понимая, что я уже все увидела. Мисиис Джонс приходит на помощь.

– Возможно, миссис Дженкинс хотела бы немного отдохнуть? – произносит она: – После столь долгой поездки.

Кай смотрит на меня, и я знаю, что он понимает – я не устала. Я два дня ничего не делала, с чего бы это мне вдруг устать? В глазах Кая я вижу беспокойство. То, как он нервно переминается с ноги на ногу, выдает его смятение. Он все же выдавливает из себя фразу:

– Конечно. Ты, наверное, хочешь разобрать вещи. И отдохнуть с дороги… Миссис Джонс поможет тебе приготовить обед, если пожелаешь.

Сдавшись, он поворачивается к двери, чтобы уйти. Я сжимаю кулаки. Дверь перед ним захлопывается.

– Ой! – вскрикивает миссис Джонс. – Ну и сквозняки же у нас тут!

Кай смотрит на меня. Он замечает что-то в моем взгляде, и это заставляет его задуматься, погрузиться в размышления. Я не отвожу глаз. В голове моей вертятся мамины слова: «Не упрямься, Моргана. Поступай так, как того пожелает твой супруг». Неужели я должна во всем ему подчиняться? Остаться в этом огромном доме, делая вид, будто мне хочется готовить, пока он будет возиться на холме со скотом? Я наклоняю голову в сторону, словно спрашивая его взглядом. Поняв мой вопрос, Кай, приободрившись, произносит:

– Или ты хочешь пойти со мной?

Я еле заметно киваю. Дверь раскрывается. Кай и миссис Джонс стоят неподвижно, а я прохожу мимо них, корги несутся рядом.

Мы выходим из дома и идем по небольшому лугу, расположенному рядом. Солнце светит так ярко, что горизонт перед глазами начинает расплываться. Я следую за Каем по крутому склону, пытаясь удержать равновесие. День очень теплый, но не жаркий, и мягкий ветерок приятно холодит кожу. Собаки мчатся вперед, виляя хвостиками, и их мокрые носы шарят по траве, а большие ушки колышутся на ветру. Сначала Кай пытается скрасить неловкость бессмысленной болтовней, но чем дальше мы уходим от поместья и чем ближе оказываемся к вершине холма, тем более спокойным он выглядит. Не думаю, что муж просто старается не сбиться с дыхания – ведь он, должно быть, уже натренировал его постоянными восхождениями на холм: под тонкой тканью его рубашки я вижу перекатывающиеся мышцы. Так что вряд ли ему тяжело. Скорее всего, Каю было неуютно в доме, но, едва оказавшись на свежем воздухе, под бескрайним небом, он сразу же успокоился. Как и я!

Мы проходим еще одни ворота, находящиеся на сей раз довольно далеко от поместья, и лужайка под нашими ногами становится совсем другой. Теперь она покрыта уже не пышной зеленой травой. Здесь нет цветущего клевера, а лишь мелкая и колючая поросль со спутанными корнями, которые плотно цепляются за тонкий слой земли, покрывающей каменистый склон холма. А сама эта земля сплошь состоит из торфа, сквозь который пробивается вода. Осенью это место наверняка превращается в настоящее болото. Я чувствую горький запах, почти ощущаю эту горечь на вкус. Когда мы оказываемся на вершине холма, рядом проносятся жаворонки, предупреждая друг друга о появлении незваных гостей. Где-то далеко впереди я слышу жалобный крик чибиса – его высокий плач напоминает мне причитания о несложившейся жизни. Мы пробираемся сквозь груду остроконечных камней, и Кай протягивает мне руку. Он думает, что я настолько слаба, настолько беспомощна, чтобы нуждаться в поддержке в такой момент? Но я напоминаю себе: муж меня совершенно не знает. И, наверное, наивно полагать, что он не считает меня… женщиной. Я позволяю ему взять себя за руку. Лишь на мгновение. И то только потому, что это порадовало бы маму.

Кай останавливается и указывает куда-то вверх.

– Вот здесь граница моих владений. Видишь тот сосновый бор на западе? А далеко на севере начало Ком Кэнон – почва там другая, сплошные болота. К югу – луга Лампетера, мы с тобой их видели, когда подъезжали к поместью…

Поняв, что я не слушаю, он замолкает. Мне не нужны слова, чтобы понять, увидеть окружающее меня волшебство. Какой простор! Какие пейзажи! Совсем не те, что дома, где повсюду скалистые уступы и огромные гряды Черных Гор. Здесь же сплошные холмы, до самых вершин которых простираются восхитительные пастбища. Лесов вокруг, конечно, не видно, но в долинах внизу то тут, то там виднеются рощицы, одинокие рябины и терновые деревца, вокруг которых все поросло вереском. Долины окрашены в бледно-зеленый цвет и покрыты рыжевато-золотыми пятнами мелких кустов, пурпурными россыпями вереска, желтыми пушинками все еще цветущего можжевельника, зарослями брусники, с ее низкими кустами и широкими листьями. Да, в этом году урожай будет сказочным! А дыхание ветра здесь куда более ощутимо – он носится среди пахнущей торфом земли, покрытой крошечными ручейками древних источников, обеспечивающих подачу воды даже в летнюю засуху. Далеко-далеко виднеются дома, похожие на кукольные домики – они громоздятся за холмами и горами.

Над нами вдруг раздается пронзительный крик, настолько неожиданный, что и я, и Кай, и собаки задираем головы к небу. Что-то красноватое сверкает на солнце, быстро удаляясь от нас, двигаясь столь стремительно, что лишь спустя пару минут я понимаю – это хищная птица.

– Красный коршун, – говорит Кай, – их тут немало водится.

Я привыкла к виду ястребов и стервятников, но никогда прежде не видела настолько красивую птицу. Молча наблюдаю за хищником, пока тот не исчезает где-то в голубой дали.

– Пойдем дальше? – спрашивает Кай. – Стадо пасется рядом с прудами.

Я смотрю на мужа и по его реакции понимаю, что сама не своя от радости. Я знаю, что не могу скрыть, как восхищена этим чудесным местом. Довольный, Кай улыбается. И я улыбаюсь в ответ. И вижу – он удивлен.

– Да, – кивает Кай, – они, конечно, особенные, наши холмы. Некоторые люди думают, что места здесь слишком мрачные. Неприветливые. Даже называют их зеленой пустыней, потому что здесь слишком одиноко. А вот я считаю, что лучше места и придумать сложно.

Тут наши с ним мнения определенно совпадают. Кажется, Кай не хочет портить момент, поэтому зовет меня продолжить прогулку. Пройдя еще полмили, мы оказываемся на следующей возвышенности. Угол наклона здесь острее, и тропинка такая узкая, что по ней еле смогла бы проехать повозка. Внезапно тропинка делает очень крутой поворот. Кай задевает сапогом один из камней на дорожке, и тот срывается и скатывается вниз, приземляясь рядом с покрытым булыжником берегом реки, виднеющейся внизу. Я не знаю, как высоко мы уже забрались, и видя, как камень падает вниз, я испытываю легкое головокружение. Вершину, на которую мы только что взошли, нельзя назвать раем: поверхность ее покрыта колючей и жесткой травой, а склон слишком крут, чтобы проехать по нему на лошади. Он слишком крут даже для того, чтобы спуститься с него пешком, иначе придется преодолевать футов по двести за раз.

– Осторожнее, прошу тебя, – говорит Кай. – Мой кузен лишился жизни, сорвавшись с этого уступа.

В конце концов мы оказываемся рядом с прудами, и я замечаю стадо из коров и быков. Я не в силах скрыть свое удивление – это совсем не тот скот, к которому я привыкла в тех местах, где жила раньше. Эти животные намного меньше, с черной шерстью, даже в это время года грубой и плотной, с короткими и острыми рогами. Почуяв наш запах, они поднимают головы. По мере того как мы с Каем приближаемся, пара-тройка особей отходят назад и прячутся за своими более смелыми сородичами. Стадо кажется беспокойным, животных явно пугает наше с Каем присутствие, да и лай снующих рядом корги их точно не успокаивает.

– Тише, Мэг! Брэйкен! – Кай свистит в свисток, пронзительный звук которого тут же утихомиривает собачек, и они смирно трусят рядом с хозяином. Коровы наблюдают за нами.

– Иногда они капризничают, – говорит Кай. – Никогда не принимай как данность, если они к тебе добры. Это не слишком домашняя порода. Они выносливы и упрямы. Другие бы тут просто не выжили.

Выражение его лица смягчается, и я вижу в глазах мужа больше, чем просто гордость. Привязанность, может быть?

– Смотри, как мои собачки быстро их соберут. Вот увидишь.

Я перевожу взгляд с маленьких, приземистых корги на покрытых плотной шерстью коров и быков, удивляясь, как такие крошечные псы справятся с задачей. Я медленно подхожу к пасущейся рядом молодой телке. Она фыркает, опустив свою черную голову.

Будь спокойна, моя черная подружка.

Животное колеблется, а затем медленно подается вперед и нюхает мою ладонь. Я оборачиваюсь к Каю. Он улыбается, показывая, что удивлен. Я ловлю себя на мысли: улыбка делает его чрезвычайно привлекательным.

Мы поворачиваем назад и идем вдоль другого склона, где пасется еще одно стадо. Кай не говорил ничего про своих лошадей, но мне уже не терпится их увидеть, особенно если они все такие же дикие и своенравные, как маленький жеребец, который тащил на себе нашу повозку весь путь от Кундю. Но мы не успеваем дойти до лошадок, потому что со стороны долины доносится грохот колес. Этот звук кажется совсем неуместным. Кай заслоняет глаза от солнца и, прищурившись, рассматривает дорогу где-то внизу. Я тоже гляжу вниз – по направлению к Финнон-Лас движется небольшая повозка, в которую запряжены две лошади. Кай как-то сразу весь ссутуливается – не слишком сильно, но достаточно, чтобы я это заметила. Он ловит мой взгляд.

– Миссис Кадуаладр с дочерями. Надо спускаться, – говорит Кай.

Мне совсем не хочется спускаться. У меня нет ни малейшего желания покидать это место, и уж точно нет желания общаться с кучей незнакомых людей. Кай выдерживает паузу, подозревая о моем нежелании. Но все равно произносит достаточно твердым голосом:

– Надо спускаться.

К тому времени, как Кай с Морганой добираются до дома, миссис Кадуаладр и обе ее дочери уже сидят в гостиной, ожидая, когда миссис Джонс подаст чаю. Миссис Кадуаладр встречает новобрачных восторженной болтовней, напоминающей кудахтанье курицы-наседки:

– Ах, мистер Дженкинс! Простите наш неожиданный визит. Все это дурацкое нетерпение! Нам так любопытно было взглянуть на вашу невесту. А вот и она! О! Такая молоденькая. Дитя мое, подойдите поближе. Дайте-ка нам на вас посмотреть. Ну, нууу, мистер Дженкинс, и что же вы в ней нашли?

Миссис Кадуаладр надела чересчур парадный капор, украшенный лентой, вычурное для такого случая платье, и слишком нарумянилась для человека с бледным цветом лица. Да и красновато-коричневая ткань, из которой были сшиты их с дочерями наряды, выбрана явно неподобающе. Каю вся их троица напоминает собрание пудингов на кухонном столе. Он пытается представить жену, но миссис Кадуаладр быстро останавливает его:

– Мои девочки, Бронуэн и Сиан. Молодые дамы очевидной элегантности и привлекательности, с этим, я уверена, вы согласитесь. Почему-то обе не замужем, для меня это загадка. Скажем лишь, что мои дочери подходят к процессу выбора мужа со всей ответственностью. А теперь, милочка, представьтесь. Говорите громко, я не выношу, когда бормочут.

Моргана не дает никакого ответа, и Кай спешит все объяснить.

– Моя жена… Моргана… Не разговаривает, миссис Кадуаладр.

– Неужели? – удивляется гостья. – У нее что, нет языка? Или она не может издать ни звука? Последствия детской болезни, да?

Девушки устремляются вперед – по-видимому, аура загадочности вокруг Морганы привлекает их внимание.

– Нет, она может говорить, – поясняет Кай, – то есть умеет, но уже много лет молчит.

В комнате наступает гробовая тишина, как будто у каждого из присутствующих на мгновение отобрали дар речи. Кай смотрит с тревогой на Моргану. Он рад, что она подняла голову. Движение не самое элегантное, но оно выдает ее решимость, и Кай это чувствует.

– Ну, мистер Дженкинс, я, признаться, вас не пойму. Такой мужчина, как вы, обладающий всеми качествами джентльмена, может выбрать любую, и вокруг вас столько приличных молодых дам… – Тут Бронуэн и Сиан начинают краснеть. – Странно с вашей стороны обременять себя невестой с подобным… недостатком.

Кай напряжен.

– Я не считаю себя обремененным, миссис Кадуаладр. И то, что Моргана не говорит, не кажется мне недостатком. Она способна общаться со мной – в своей собственной манере, если нужно.

– Если нужно? – миссис Кадуаладр, кажется, запуталась. Она достает веер и начинает обмахиваться им, возбужденная и недоумевающая.

– И когда, скажите на милость, может не требоваться от жены, хозяйки такого дома, женщины, собирающейся играть важную роль в обществе, когда могут от нее не потребоваться навыки нормального, человеческого общения? Простите мне мое недоумение, мистер Дженкинс, но я боюсь, вы совершили непростительную ошибку, такую ошибку, о который, я полагаю, со временем пожалеете.

Кай собирается протестовать, но тут в гостиную входит миссис Джонс. Начинается возня – все рассаживаются вокруг стола и разбирают приборы. В общую атмосферу вносят еще больший сумбур корги, которые пытаются запрыгнуть к Бронуэн на колени. Кай просит миссис Джонс увести собак. Он замечает растерянный взгляд Морганы и кивает в сторону чайника. Несколько потрясенная, она тем не менее умудряется разлить чай. Пару мгновений миссис Кадуаладр не отрывает глаз от новой миссис Дженкинс.

– Ах, какой красивый фарфор. Это ведь посуда вашей первой жены, я полагаю? Как ужасно. Кэтрин была такой живой, такой очаровательной. Я всегда наслаждалась ее обществом. И с ней было о чем поговорить.

Сиан и ее сестра приглушенно хихикают. Моргана хмурится. Кай не уверен почему, но начинает за нее переживать. Ему кажется, поведение Морганы непредсказуемо. Даже если Кая не особо волнует мнение гостьи или ее дочерей, он все равно понимает: миссис Кадуаладр имеет определенное положение в обществе, и по собственному опыту знает, что от таких людей могут быть неприятности. Он откашливается, сделав вид, что не заметил ее комментария, и произносит со всей веселостью, на которую способен:

– Моргана, у нас в гостях жена преподобного Эмриса Кадуаладра. Это очень известный человек. Люди с удовольствием ходят на его проповеди. В воскресенье мы поедем в часовню Сор-и-Минидд, и ты услышишь его сама.

– О, вы планируете взять ее с собой, мистер Дженкинс? Разве это разумно? – спрашивает миссис Кадуаладр, поднеся к губам чашку чая.

Кай чувствует, как внутри него поднимается волна гнева, но изо всех сил пытается быть вежливым.

– Конечно, Моргана будет в церкви вместе со мной.

Гостья улыбается слишком сладко.

– Ну, коли уж вы настаиваете. Думаю, вашей жене особенно понравится пение псалмов, – говорит она.

Кай точно не мог сказать, что произошло дальше, но вспоминая об этом потом, он поймет, что слышал, как Моргана сомкнула челюсти всего за мгновение до того, как миссис Кадуаладр начала чихать. Чихать так сильно, что выпустила из рук чашку, и горячий чай разлился по ее усыпанному лентами декольте.