Кай стоит у подножия лестницы, опершись на балясину, не зная, как быть. После утренних событий он совсем запутался, что делать с Морганой. Как лучше вести себя с ней. Девушка так потрясена случившимся. Однако прихожане были к ней добры. Многие предложили свою помощь. Но Моргана была безутешна. Она выбежала из часовни, бросилась на колени к ручью, пыталась отмыть платье с помощью мха. Платье Кэтрин. Нет, он не должен так об этом думать. В конце концов, платье так шло Моргане. Но теперь оно было безнадежно испорчено, а девушка – подавлена. Когда Изольда предложила отвезти ее домой в своей крытой коляске, Моргана отреагировала грубостью. Она сердито посмотрела на Изольду, повернулась к ней спиной, забралась в свою повозку, взяла вожжи и чуть было не уехала без Кая, который был вынужден впрыгнуть в нее уже на ходу, когда Принц рванул с места.

С момента, как они приехали, Кай не видел Моргану – девушка заперлась у себя в комнате. Но нельзя же пробыть там вечно. Моргане нужен свежий воздух. Прогулка среди холмов. Кай уверен, это восстановит ее здоровье, вернет расположение духа. Полный решимости, он поднимается на второй этаж, откашливается и стучит в дверь.

– Моргана? С тобой все в порядке?

Ответа не следует.

Кай прикладывает ухо к двери, но не слышит ни звука. Может, она спит? Или дуется? Он пытается снова.

– Хочешь чаю? Я собирался поставить чайник…

Снова молчание. Еще одна попытка:

– Я собирался пойти проведать лошадей. Хочу отвести кобыл и жеребят на второй луг. Не составишь мне компанию?

Кай выжидает, зная, что израсходовал все козыри. Но ответа все нет. Вздохнув, он поворачивается и уходит. Но, не успев спуститься до середины лестницы, замечает, что дверь распахнулась, и на пороге появилась Моргана. На ней ее старое коричневое платье, волосы распущены. Она выглядит бледной и подавленной, но, по крайней мере, готова пойти с ним.

Кай кивает.

– Хорошо, – говорит он, и вместе они выходят на улицу.

Мужчина приводит из конюшни Принца, ведя его за скрипящую старую уздечку.

– Кобылы пойдут за ним, – объясняет он. Корги несутся вперед. Кай и Моргана взбираются по крутому склону к высокому лугу. День выдался жарким. Кая волнует, какой непредсказуемой стала погода. Остается всего три недели до следующей поездки, а у них тут такая долгая засуха. Если ближе к его отъезду пойдут дожди, дороги превратятся в месиво, и он застрянет здесь надолго. А Каю еще многое предстоит сделать. Он был слишком занят приездом Морганы в Финнон-Лас и на время позабыл о своих обязанностях погонщика. Так не пойдет. В следующий рыночный день он поедет в Трегарон и возобновит работу с фермерами, которые хотят отправить скот в Лондон. А еще собирались приехать кузнец Дай и Эдвин Нэйлз.

Когда они достигают вершины холма, Принц становится все более нетерпеливым, суетливым, он бежит трусцой, несмотря на крутой подъем. Кай смеется над ним:

– Спокойно, юноша. Скоро твои дамочки будут здесь.

Моргана поглаживает коня, но тот нетерпеливо машет хвостом. Кай качает головой:

– У него нет времени на нас – он чует своих.

Как будто в подтверждение его слов, жеребец поднимает голову и отчаянно ржет, подзывая кобыл. Откуда-то издалека раздается ответный зов. Принц фыркает и тянет за поводья. Кай ускоряется. Моргана прикрывает глаза от солнца, глядя в сторону горизонта в поисках кобыл. И вот они возникают вдали и несутся к ним. Сначала виднеются лишь три серые кобылы с жеребятами. А потом появляются еще несколько годовалых жеребят – они играют друг с другом и кусаются. И вот уже все стадо, более двадцати пяти особей, резвится на поле. Закинув голову, Принц издает мощное «И-го-го!», потянув за веревку, которую крепко держит Кай. Вскоре они с Морганой окружены пугливыми, фыркающими пони. Несколько серых, но большинство из них почти идеально белые. Кай замечает свою любимую гнедую кобылу – у нее белое пятнышко на лбу и розовые копыта.

– Это Венна, – говорит он Моргане, с гордостью показывая на лошадь. – Прекрасная кобылка. Не первой молодости, но у нее по-прежнему лучшие жеребята. Видишь? Тот, рядом с ней? Он от Принца. Посмотри на него. Прекрасные прямые ноги и большая мудрая голова: крупные глазки, вытянутая морда. Лучше и не найти.

Моргана явно в восторге от животных. Она легко перемещается между ними, и Кай замечает: им хорошо в ее присутствии, они совсем не нервничают. Он наблюдает за ней с мгновение, когда она протягивает руку, чтобы коснуться носа одного из жеребят. Моргана проводит рукой по пышной гриве жеребенка и гладит шею старой кобылы с каштановой шерстью. Кай рад видеть, что Моргана может так просто вернуть хорошее расположение духа. Какое имеет значение, в конце концов, что его жена не умеет готовить, не любит сидеть дома и предпочитает одиночество компании соседей? Зато прекрасно, что она разделяет его любовь к этим местам и к животным. Может, только холмы и объединяют их. Кай замечает, что улыбается. Подняв голову, Моргана ловит его взгляд. Он ожидает, что сейчас она опустит глаза, отвернется, ей будет неловко. Но нет. Стоя там, рядом с маленькими лошадками, Моргана дарит Каю красивую, сердечную улыбку. Он может чувствовать ее радость, и это трогает его до глубины души. Кай смущен собственной реакцией и боится, что она поймет его настроение по выражению его лица. Чтобы скрыть свою застенчивость, он начинает рассказывать о стаде – как его дед купил первого жеребца на ярмарке в Ллэнибиддере и привез в Финнон-Лас, и теперь в этих пони течет кровь того, первого жеребца. Он рассказывает ей, как его отец приумножил стадо, продав каждое животное, которое в чем-то не соответствовало стандартам, оставив для разведения лишь лучшие экземпляры. Кай вспоминает зиму, когда они чуть было не лишились всего стада из-за эпидемии и как он сидел с больными жеребятами, ночь за ночью, видя, как они умирают от жестокой болезни, один за другим, а потом отец взял пятерых из них, которые были здоровы, и отвел их на пастбище в десяти милях от поместья. Остальные лошади умерли. Но отца Кая это не остановило, и он смог увеличить поголовье, купив нового жеребца, дедушку Принца.

Тем временем Принцу терпения дослушать рассказ Кая не хватает – он рычит на кобыл, почуяв, что у нескольких из них течка.

– Тихо! – прикрикивает Кай. – Всему свое время, юноша.

Он подтягивает поводья Принца, и тот ходит кругами вокруг хозяина.

– Теперь лошади из Финнон-Лас известны во всем Уэльсе, – говорит Кай. – И даже за его пределами. В следующий перегон я отвезу трех жеребят в Лондон, для одного заводчика. Он бы выкупил все стадо, и старых кобыл, и годовалых жеребят, всех до последней, если бы мог.

Кай улыбается.

– Но ведь не все же решают деньги?

Моргана решительно качает головой. А потом наклоняется, чтобы обнять одного из толстеньких жеребят. Кай помнит: нужно попытаться намекнуть ей о предстоящем перегоне.

– Во вторник я поеду на рынок в Трегарон, – говорит он. – Нужно встретиться с парой фермеров. Они собираются доверить мне часть своего стада. Но нужно уговориться о цене. Я мог бы быстро отвести их скот, пристроить животных в Лондоне. И тогда можно было бы претендовать на процент от сделки. В таком случае я почти ничем не рискую: мне не нужно будет возмещать стоимость животных, которые не доедут до Лондона. Но я сделаю лучше и куплю их здесь. И вся прибыль от поездки достанется мне. Чем больше риска – тем больше прибыли. По крайней мере, так я планирую. Эх, большое будет стадо в этом году. Первый мой заказ в качестве главного погонщика, так что нужно хорошо поработать, понимаешь? Считай, двести собственных лошадок, плюс, может быть, пятьдесят Эванса Блэнмелина, и, возможно, восемьдесят Дая Кунтиду. Уотсон со своими овцами собирается мыкаться сам. Они того стоят, как по мне, но это его решение.

Кай замолкает, наблюдая, как один из жеребят грызет рукав Морганы. Он пытается снова собраться с мыслями.

– В общем, придется тебе какое-то время побыть без меня. Миссис Джонс все объяснит и покажет. Но если хочешь поехать, только скажи.

Моргана с мгновение смотрит на него, впитывая информацию, но, кажется, вообще не понимает, что за рынок и в каком Трегароне он находится… Кая немного удивляет произошедшее: Моргана никак не восприняла шанс развлечься, провести денек вне дома, посмотреть товар. Но потом он вспоминает события утра прошлого дня и понимает: мысль появиться после всего этого на людях вряд ли может показаться ей привлекательной.

– Ты выглядишь… гораздо лучше, Моргана, – говорит Кай. – Мне жаль, что все это произошло в часовне. Может, тому виной пирог с кроликом?

Моргана краснеет, отвернувшись.

У Кая опускаются руки от того, насколько трудно с Морганой разговаривать. Только он было усыпил ее бдительность, как она тут же оказывается такой же замкнутой, как в первый день, когда он только привез ее в Финнон-Лас. Неужели она не может постараться, хотя бы самую малость?

– Ты должна дать людям возможность тебе помочь. Никто не желает тебе зла, понимаешь? Не стоило так себя вести с Изольдой…

Моргана бросает на Кая взгляд, полный такой ярости, что тот мгновенно замолкает. К его удивлению, жена плюет, плевок врезается в землю рядом с сапогом Кая. Даже пони в страхе отшатывается. Кай понимает, что поводья куда крепче, чем его самообладание.

– Хорошо, допустим, она тебе не нравится. И ты это продемонстрировала довольно наглядно. Хоть я и не понимаю, что она такого сделала, но пусть. Мне кажется, любой из нас должен иметь возможность выбирать, с кем дружить, – признает он.

– Что ж. Давай разберемся с табуном. Мы должны взять с собой кобылиц и их жеребят, чтобы здесь остались только годовички и кобылы без потомства. Отправим всех к верхним воротам, а там разделим, – продолжает Кай.

Он ведет Принца впереди табуна, посвистывая собакам, которые покорно плетутся сзади, время от времени подгоняя отстающих кобыл. Моргана идет рядом, и жеребята рысью вышагивают за ней. Вскоре они спускаются к границе верхнего пастбища. И Кай начинает сортировать лошадей. Задача это непростая. Корги становятся удивительно послушными и делают то, что он им велит, но пони двигаются быстро и не любят, когда на них рычат. Принц все сильнее беспокоится, пытается вырвать поводья из рук Кая.

– Прекрати хулиганить, Принц! Брэйкен! Мэг! Мэг, ну же! Ох, какие ж тупые! – негодует Кай, указывая в сторону двух кобыл, рванувших в сторону от ворот вместе с жеребятами. – Брэйкен, где тебя носит!

В отчаянии он срывает с головы шляпу и бросает ее на землю. Напуганные кобылы убегают прочь и уже почти скрываются вдали. Остальная часть стада, почуяв неладное, идет за ними. Теперь Кай понимает, что серьезно рискует разом лишиться всего стада. Он громко и яростно свистит – собачки отчаянно пытаются не упустить ни одну из кобыл. Но битва проиграна. Кай уже собирается сдаться, когда Моргана вырывает у него из рук поводья.

– Что ты делаешь? – удивленный, спрашивает он, но, прежде чем он успевает ее остановить, Моргана уже несется рядом с Принцем. Одним легким движением она запрыгивает на жеребца, перекинув через него ногу и легко приземлившись ему на спину. Не выпуская поводьев, она хватается за гриву Принца и пришпоривает его. Кай с открытым от удивления ртом смотрит, как Моргана и Принц устремляются вслед за сбежавшими кобылами. У нее нет ни седла, ни уздечки, и все же они с жеребцом словно единое целое – Принц не сопротивляется, а бежит туда, куда она ведет его. И вот уже весь табун собран. Моргане даже удается успокоить разволновавшихся животных, так что к тому времени, когда она возвращается к воротам, все они идут тихой рысью. Принц весь в поту, а Морган, кажется, в порядке, но настолько растрепанной Кай не видел ее еще ни разу. Она совершенно расслаблена, будто вернуть стадо полудиких пони, будучи верхом на строптивом жеребце, для нее проще простого. Кай вспоминает слова ее матери о том, что Моргана уверенно держится в седле. Похоже, старушка ее недооценила. Однако времени делать комплименты у него нет – Моргана просит открыть ворота. Ворота распахиваются, и кобылы с жеребятами безропотно следуют за Принцем на поле. Кай запирает ворота прямо перед носом годовичков, которые некоторое время нервно подпрыгивают, жалобно ворча, переминаются с ноги на ногу. Но вскоре, утомленные жарким солнцем, стремятся на выпас.

Принц послушно останавливается, и Моргана возвращает Каю поводья.

– Что ж, моя дикарка, – говорит он, ухмыляясь, – кажется, ты только что оставила бедных собачек без работы.

Моргана понимающе пожимает плечами и отправляется вниз вдоль склона. Он наблюдает за ней, думая про себя: наверняка жена обладает еще какими-нибудь скрытыми талантами.

Следующий день тоже теплый и без дождя. Кай с Морганой проводят его, занимаясь жеребятами. При хорошем уходе из них выйдут прекрасные лошади, которых можно будет выгодно продать или оставить для дальнейшего разведения. Моргана так легко находит с животными общий язык, она так нежна с ними. Кай поражен, как быстро она завоевывает доверие даже самых пугливых из них. Они так сильно увлечены своим занятием, что к тому моменту, как миссис Джонс зовет их в дом, ругая за то, что ни разу не перекусили, на долину уже опускаются сумерки.

Кай с Морганой идут по полю в вечерней тишине, а корги мчатся вперед, вдруг вспомнив, что страшно проголодались. Дом встречает их аппетитными ароматами – миссис Джонс разливает по тарелкам суп. В качестве добавки – пряный хлеб, а из напитков – имбирный ликер. Кай наблюдает, как Моргана с аппетитом ест, вытирая тарелку куском хлеба и оставляя бедным корги лишь корочки. Поужинав, троица устраивается в креслах перед камином. Миссис Джонс пристраивает свои пухлые ноги на табуреточку.

– Сегодня я заметила в пруду еще одну лягушку, – говорит она Каю, но тот не видит в этом ничего необычного.

– Что вас так удивляет? Я вижу их почти каждый день в это время года.

– Жаб, мистер Дженкинс. Вы видите жаб, а не лягушек.

– О, – притворно-елейным голосом произносит Кай, – простите мне мое невежество!

Миссис Джонс поджимает губы:

– Смейтесь, сколько вам захочется, молодой человек, но в таких глубоких прудах без песчаных отмелей лягушки не водятся. Они предпочитают мелкие водоемы.

Кай тихо смеется.

– Так что, поприветствуем почетного гостя?

Он поворачивается к Моргане и объясняет:

– Миссис Джонс хочет заставить нас поверить, будто местный источник волшебный. Понимаешь? Лягушка же не могла просто так запрыгнуть в пруд, в этом обязательно должно быть какое-то предзнаменование.

Миссис Джонс хмурится.

– Слишком быстро некоторые из нас отметают то, чего боятся. И, возможно, боятся не зря.

Моргана понимает, что она говорит, и устраивается у ног домоправительницы, как бы прося, чтобы та рассказала подробнее.

– Это, милая моя, не просто источник.

– Ну же, миссис Джонс, не стоит забивать голову Морганы старыми сплетнями.

– Старые сплетницы кое в чем понимают, и хорошо бы вам это помнить.

Миссис Джонс глядит на Моргану, говоря заговорщицким шепотом.

– Ты догадалась, что этот дом был назван в честь источника, но, держу пари, не знаешь всех подробностей.

Кай вставляет:

– Вода здесь особого цвета, оттого и сплетни. Голубой источник – Финнон-Лас. Все вполне понятно.

– Да, цвет красивый, необычный. А луга зеленые, и зимой пруд белый, но никто почему-то не подумал назвать поместье в честь них, так ведь? – поддела его миссис Джонс.

– Ну так расскажите всё, – просит Кай, качая головой. – Я даже обещаю не прерывать вашу историю.

– О, эта история совсем не моя. Это очень старая легенда о голубом источнике. Старше, чем само поместье Финнон-Лас. Кто-то говорит, что он существует уже целую вечность.

Миссис Джонс пожимает плечами.

– По крайней мере, ему уж точно побольше лет, чем мне.

– В самом деле! – восклицает Кай.

Моргана взглядом кричит ему: замолчи. Она берет руку миссис Джонс и крепко сжимает ее, призывая продолжать. И та рассказывает дальше.

– Говорят, некоторые источники обладают особыми свойствами. Особыми. Тот, кто пьет из них воду, чувствует себя гораздо лучше. Если правильно распорядиться их водой, можно вылечиться от разных болезней.

– Ха! – выдает Кай. – Конечно, волшебная вода.

– А я что, сказала слово «волшебный»? – хмурится миссис Джонс.

– Ну, у вас это на лице было написано.

– Можете издеваться сколько угодно, мистер Дженкинс. О целебном источнике в нашем поместье молва идет и в далеких краях, и это факт!

– О, факт, неужели?

– Не обращайте на него внимания, – говорит Моргане миссис Джонс. – Всегда будут те, кто не хочет слушать. Но правда есть правда, дорогая, даже если знать о ней кому-то не нравится.

Кай открывает рот, чтобы что-то возразить, но передумывает.

Миссис Джонс, довольная, что ее перестали перебивать, продолжает.

– Так вот, много лет, а может, и столетий назад, один паломник проходил в здешних местах. Мужчина уже не молодой, и образ жизни, который он вел, был не то чтобы праведным, так что здоровье его пошатнулось. И путь ему выдался не из легких. Когда он дошел сюда, на долину опустилась ночь, и он решил разбить лагерь. Он вместе со слугой отправился за водой и нашел источник, рядом с которым пристроилась странная старушка.

– Ведьма, – говорит Кай. – Я слышал, что это была ведьма, а не просто старушка.

Миссис Джонс хмурится.

– Я думала, вы не будете перебивать, мистер Дженкинс.

– Раз уж мы имеем дело с фактами, просто решил уточнить.

Миссис Джонс игнорирует его.

– Эта… старушка… Уже долгое время голодала. Она поздоровалась со своим гостем достаточно любезно и попросила у него немного еды. Хотя бы корку хлеба или горсть овсянки, чтобы не умереть от голода. Но мужчина отказался. Ох и рассердило же это старушку! Но она не стала жаловаться, а просто заметила, что он хромает, и предложила сделку: она излечивает его болезнь, а он даст ей еды. Мужчина согласился, и тогда она зачерпнула из источника воды и, вылив на его опухшую ногу, пробормотала какое-то заклинание. И боль его тут же ослабла! Он был безумно рад, но когда пришло время расплатиться, то поскупился и дал ей лишь заплесневелую корку и немного сыра. Старуха поняла, что ее провели. Он предложил благословить ее. Но она закричала: «Что мне за дело до благословения от такого человека, как ты? Называешь себя паломником, а у самого никакого милосердия к старой женщине! Я тебя проклинаю!» И, сказав это, зачерпнула воду из источника и плеснула в него. «С этого дня каждый глоток воды будет медленно убивать тебя! И ты никогда больше не выздоровеешь!»

Слуга погнался за ней, чтобы избить, но старуха умчалась прочь быстрее, чем он глазом успел моргнуть. Паломник, конечно, на следующий день пошел дальше, но, даже не добравшись до побережья, умер. Говорят, он мог выпить целый пруд – и тот не утолил бы страшную жажду. В общем, он просто высох как земля в пустыне.

Миссис Джонс садится в своем кресле, глядя на Моргану взглядом человека, который повидал в жизни многое.

– С тех пор источник Финнон-Лас получил название Проклятый Источник.

Кай зевает и тянется.

– Прекрасная сказка на ночь, миссис Джонс.

– Это вам просто неинтересно, мистер Дженкинс, а то бы у ваших ворот уже собрались желающие излечиться. Ведь лишь настоящий хозяин источника может использовать его в полную силу. Ибо истинный владелец Финнон-Лас – хозяин источника. Или хозяйка.

Кай смеется:

– Ох, надо бы вывеску сделать. Нам бы не помешал дополнительный доход.

Миссис Джонс фыркает, и глаза ее закрываются.

– Смейтесь, смейтесь. Факты есть факты.

Сказав это, она замолкает и погружается в глубокий сон.

Утро вторника. Кай стоит у входа в поместье и беспокойно кричит:

– Моргана!

Он складывает руки и направляет свой крик в сторону холмов, где, как он уверен, она и прячется.

– Мор-га-на!

Ничего. Ни малейшего движения. Собак тоже не видно. Миссис Джонс сидит в коляске, у нее на коленях корзинка для продуктов. Принц вертит головой, чтобы избавиться от назойливых мух. Нет еще и восьми утра, однако с безоблачного неба на землю уже падают жаркие лучи солнца.

– Вы что, не сказали ей, что мы собирались на рынок утром, мистер Дженкинс? – спрашивает миссис Джонс.

– Разумеется, я ее предупредил.

Кай чувствует раздражение. Если бы она не хотела ехать, так бы и сказала, думает он. Он понимает, что это невозможно, но знает: Моргана могла бы даже и без слов выразить свои мысли. Чертыхаясь, Кай взбирается в повозку, и Принц на мгновение теряет равновесие, пытаясь адаптироваться к внезапной смене веса. Взмах поводьями – и повозка уже несется вдаль. Без Морганы скучно и неуютно. Не в первый раз Кай понимает, как красноречива бессловесность его жены, ведь с ней даже тишина воспринимается иначе.

Дорога к Трегарону узка и извилиста, но достаточно безопасна, если нет дождей. Воздух сегодня тяжелый и жаркий. Рубашка Кая под жилеткой вся влажная и прилипает к спине. Миссис Джонс пытается завязать разговор, но Кай не в силах его поддерживать. Его настроение портится от мысли, что Моргана сама выбрала остаться дома. Он хотел бы, чтобы жители Трегарона видели его новую супругу, очаровательную, сидящую в коляске рядом с ним, совершенно забывшую о нелепости, произошедшей на воскресной службе. Он хотел бы, чтобы Моргана тоже могла пройтись вдоль палаток, выбирая продукты для кладовой и какие-нибудь мелочи для себя – ленту для волос или кусочек кружева. Он бы хотел видеть, как другие люди не могут глаз от нее отвести. Теперь Кай мог сам себе признаться: он гордился Морганой и хотел показать ее окружающим, но не получилось. К тому времени, как они проезжают мимо огромного дома Изольды на главной площади и Принц заходит на двор гостиницы «Талбот», на душе у Кая чернее самого черного парадного цилиндра, который он обычно надевает по случаю удачной сделки. Миссис Джонс же очень рада спуститься на твердую землю. Кай толкает покрытую металлическими пластинками дверь гостиницы. Трегарон уже давно зарекомендовал себя как город, куда съезжаются самые успешные погонщики Уэльса, и гостиница «Талбот» – его центр. Кай приветствует бармена и заказывает кружку эля. Наблюдая, как пенистый напиток заполняет кружку, он облизывает губы – из-за жара и влажности, да и не лучшего настроения Кай отчаянно мучается от жажды. Несколько фермеров уже здесь, в ожидании своей пинты пива. Одни стоят, опершись на барную стойку, другие сидят тесными компаниями, склонив головы и явно обсуждая что-то важное. В этом помещении заключаются сделки, покупается и продается домашний скот. Обсуждаются рабочие моменты, даются займы на сельскохозяйственный инвентарь. Тут мужчины могут поговорить о делах в отсутствие женщин, занятых мелкими делами на площади. Кай здоровается с пожилым человеком, сидящим рядом, и делает жадный глоток темного эля. Он вытирает пену с верхней губы тыльной стороной ладони, испустив глубокий вздох удовлетворения. В конце концов, отсутствие женской компании – к лучшему.

– Ох, ох! Похоже, тебе очень не хватало глоточка эля, Дженкинс Финнон-Лас!

Бодрый голос, раздавшийся откуда-то сзади, может принадлежать только Даю, кузнецу. Кай поворачивается, не в силах скрыть улыбку, отставив кружку в сторону, чтобы пожать огромную лапищу мужчины. Кузнец Дай, как его здесь называют, а до него звали его отца – настоящий исполин. Будучи даже не шести футов в высоту, а скорее семи, он настолько широк в плечах, что через большинство дверей протискивается боком. Однако Дай идеально годится для работы, которую выполняет, – он кует для погонщиков. Его руки слишком огромны и грубы, чтобы подковать любимую лошадку или породистого скакуна из конюшни, например, самого лорда Кардигана. Но он идеально справляется с тысячами бычков и телок Уэльса, которые просто не смогут преодолеть без подков трехнедельный перегон.

– Итак, Дай, позволь тебя угостить. Первая пинта в сезоне, – сказав это, Кай подает знак бармену.

– Добрый самаритянин, – говорит кузнец, добродушно похлопав Кая по спине, отчего у того на мгновение перехватывает дыхание. – Как там твои лошадки поживают? Готовы к перегону?

Кай хрипло отвечает:

– Да, все неплохо. Я приведу их в конюшню на следующей неделе.

– А когда уезжаешь?

– В последний вторник месяца. Я пошлю за тобой и Эдвином, когда мы будем готовы.

– Ага.

Дай делает паузу – бармен подает ему пиво, потом благодарно подмигивает Каю и опрокидывает большую часть эля в глотку за несколько шумных глотков.

– Вижу, сегодня ты, стало быть, приехал по делам, – говорит Дай. И указывает на фигуру у дальнего окна. – Гляди-ка, там твой друг.

Кай хмурится. Они с Ллевеллином Пен-ир-Риолом совсем не друзья, и кузнец об этом прекрасно знает. Когда-то занимавший должность главного погонщика, этот человек представляет собой живой образец того, что может случиться, если утратишь доверие клиентов. Ллевеллин замечает, что на него смотрят, и поднимает кружку с элем, приветствуя знакомых жалким подобием улыбки. Кай наклоняет голову на полдюйма – на большее он просто неспособен. Дело отца должно было перейти к Каю, а не к этому проходимцу, но тут умерла Кэтрин. Никто не может быть главным погонщиком, кроме женатого человека. Даже мужчина, потерявший жену! Главный погонщик должен быть женат и иметь свое поместье, чтобы у него было куда вернуться. Неприкаянный бродяга, не имеющий ничего своего, может соблазниться вознаграждением, которое получит от покупателей в Лондоне, и не вернуться в родные края. Конечно, какая-то сумма из этого причитается ему самому, но значительная часть вознаграждения предназначена фермерам и горожанам, которые доверили ему свои дела. И чтобы у погонщика не возникло соблазна сбежать с деньгами, он должен иметь собственные хозяйство и жену.

Ллевеллин скоро – по мнению многих, даже слишком скоро – занял должность главного погонщика. Местные жители не очень его уважали, нашлись и те, кто выразил свои сомнения в том, что кандидатуры лучше не найти. Но времени оставалось мало, и чтобы пережить предстоящую зиму, местным нужна была помощь погонщика. Ллевеллин Пен-ир-Риол хотел создать о себе правильное впечатление, и в этом переусердствовал. Взяв огромную ссуду в банке Трегарона, Ллевеллин купил много скота, и на момент отъезда его поголовье было самым многочисленным в округе. Обманутые видом его животных, фермеры решили доверить свой скот и безопасность своих семей человеку, которого до этого особо не жаловали. Кай хорошо помнил, как Ллевеллин отправился в перегон и как неприкрыто наслаждался своим новообретенным статусом. Он даже заявил, что по возвращении, когда у него будет много денег, хотел бы купить Финнон-Лас. Мысль о том, чтобы продать свой дом, ферму своего отца, такому гнусному человеку, была Каю ненавистна, но, сбитый с толку горем, он боялся, как бы это не оказалось в итоге единственно возможным решением.

Ллевеллин добрался до пастбищ быстро и с совсем небольшими потерями. Весь скот был распродан за приличные деньги, и в городе уже праздновали, когда вдруг появились страшные новости. На обратном пути Ллевеллина ограбили, забрав все деньги – и его вознаграждение, и все, что он должен был доставить фермерам, – бандиты застигли его на переправе через реку Ипинт. Он очнулся с пробитой головой в придорожной канаве, без единого пенни в кармане. После того как шок и гнев утих и были предприняты усилия, чтобы поймать злоумышленников, обнаружить которых, разумеется, не удалось, Ллевеллин и жители Трегарона были в отчаянии: он целиком и полностью отвечал за то, что вез с собой. Почему он счел нужным возвращаться домой в одиночку? Почему не поехал на дилижансе? Почему не нанял людей для охраны? Среди жителей города поговаривали, будто у Ллевеллина были карточные долги и что на самом деле он припрятал где-то все деньги.

При всей своей ненависти к нему Кай в этом сильно сомневался. Не похоже, что Ллевеллин чахнет над своим богатством, как Кощей. Скорее, он просто чахнет. Глядя на этого человека, Кай видит в нем того, кто хотел взлететь к звездам, но быстро упал. Его тело высохло: словно потеря денег и уважения пожирает его изнутри. Хотя у Ллевеллина больше нет стада и поместье теперь совсем крошечное, он продолжает носить одежду погонщика: длинное (до земли) пальто и широкополую шляпу. На Кае она выглядит уместно, но Ллевеллин кажется прямо-таки призраком, тщедушным и слабым. Будучи неспособным возненавидеть себя, он обратил свою ненависть на окружающих, сначала на бедную жену, то и дело появлявшуюся на людях с синяком под глазом, потом на сына-подростка, который в результате сбежал из дома, поклявшись не возвращаться, и, в конечном счете, на своего преемника, Кая. Ллевеллин ни от кого не скрывает, что кандидатура Кая ему не нравится. Трезвонит направо и налево, что тот слишком молод, слишком неопытен и всех разорит.

Где-то в глубине души Кай боится, как бы Ллевеллин не оказался прав. Боится смотреть в будущее и загадывать. Еще один неудачный перегон может обернуться для города катастрофой. Нужно учесть все риски: погоду, эпидемию, происки угонщиков скота и недобросовестных торговцев, панику среди стада, потерю животных. Кай должен вернуться целым и невредимым. Он знает, что запустил хозяйство, когда умерла Кэтрин. Потребовалось время, чтобы восстановить стадо и свои силы и подготовиться к решительному рывку. Кай не следил за фермой целых два года и в финансовом отношении еще не очень оправился. Этот перегон должен пройти настолько хорошо, насколько это возможно, чтобы обеспечить будущее Финнон-Лас. Будущее Кая и Морганы.

– Ох, я думаю, он хочет поговорить с тобой, Дженкинс, – произносит кузнец.

Ллевеллин, пошатываясь, встает и направляется к ним. Кай выпрямляется, опуская кружку. Старик оказывается слишком близко. Когда он говорит, его голос столь же тонок, как и телосложение:

– А, вот и он, наш почтенный гость. Прекрасный главный погонщик. Человек, которому можно довериться, не так ли?

Он поворачивается, чтобы обратиться к присутствующим.

– Конечно, вы все доверились бы такому мужчине, в добротной шляпе, с золотыми часами и новой женой, которую он приобрел специально по такому случаю.

– Попридержи язык, Пен-ир-Риол, – говорит Кай. Он знает, что не должен поддаваться на провокацию, но ему трудно держать себя в руках.

Ллевеллин делает широкий жест рукой, продолжая:

– И женился-то он исключительно для вашего блага, так ведь? Нашел жену именно тогда, когда надо возглавить перегон и сохранить все ваши прекрасные деньги.

– Ты пьян. Иди домой, – отчеканивает Кай.

– Я? Пьян? А в твоей кружке что, интересно? Чай? Слишком уж вы себе высокую планку поставили, мистер Кай Дженкинс. Смотрите не грохнитесь. Падать будет больно.

– Кому, как не тебе, знать, – произносит Кай.

– Да, я очень хорошо знаю. О, не смотри на меня так! Я говорю все это только потому, что забочусь о тебе. Мой первый перегон проходил под руководством твоего папочки, ты знаешь? Хороший был человек, – Ллевеллин делает паузу, покачиваясь, и на лице его появляется противная ухмылка. – И как славно, что он не увидит, во что ты превратил его любимый Финнон-Лас.

Кай больше не может справляться с собой. Он уже заносит кулак, но перед ним вдруг возникает огромный торс Дая.

– Слушай, Ллевеллин. Ни к чему тут такие разговоры, – произносит кузнец, мягко, но уверенно подталкивая шатающегося старичка к двери. – Иди и найди себе место в теньке. Проспись, папаша.

Ллевеллин позволяет увести себя от Кая, но, оглянувшись через плечо, бросает ему вслед:

– Мы все будем наблюдать за тобой, Кай Дженкинс. Весь город! Думаешь, ты сможешь стать таким, как твой отец? Хочешь быть главным погонщиком? Что ж, удачи с этим, потому что тебе она точно понадобится!

Рано утром, стоя в секретном месте на холме, я наблюдала, как Кай с миссис Джонс вышли из дома. Во дворе их ждала повозка, они были одеты парадно. Я слышала, что Кай звал меня, но его слова быстро унес горный ветер. Через несколько мгновений раздался стук копыт, и Принц увез грустных пассажиров в сторону города. Пусть едут одни. У меня нет желания выставлять себя напоказ, как тогда, в часовне. Кто знает, какое еще унижение меня ожидает? Уж тем более, если есть хоть малейший шанс нарваться на преподобного Кадуаладра. День слишком прекрасен и солнце светит слишком ярко, чтобы встречаться с кучей незнакомых людей. Намного лучше остаться здесь и слушать, как бьется сердце холма.

Здесь, на верхнем пастбище, я нашла идеальное место. Много лет сюда забредали овцы – от них на земле образовалось небольшое углубление. С одной стороны от него лежат три валуна, сглаженные дождями, а сверху растет терновник, и его низкие, скрученные ветви и жесткие листья отбрасывают приятную тень. Подползая к краю этой покрытой травой «чаши», я могу видеть все, что происходит на ферме, не опасаясь выдать себя. Корги сидят рядом со мной. Брэйкен начинает ерзать, и я глажу его плотную рыжую шерсть, успокаивая. Он укладывается на свои белые лапки и закрывает глаза. Позади него лениво зевает Мэг. Я улыбаюсь собачкам.

Мы трое сегодня на рынок не пойдем.

Брэйкен виляет пушистым хвостиком по покрытой мхом земле.

Я представляю, как мама отругала бы меня, если бы увидела, как я валяюсь здесь вместо того, чтобы отправиться с корзинкой в руке на рынок. Я переворачиваюсь на спину, на теплую траву. Рассеянный солнечный свет, падающий сквозь ветви терновника, танцует на моих сомкнутых веках, и от этого меня клонит в сон. Здесь, где меня никто не ждет, где я в безопасности, свободная, вдали от людей, я могу спокойно подумать о некоторых вещах. На самом деле в мыслях моих не что-то, а кто-то. А именно, преподобный Эмрис Кадуаладр.

Я все еще ясно вижу выражение его лица – тогда, в часовне, в тот момент, когда он упивался моим унижением. Словно, едва увидев меня, преподобный сразу решил, что я достойна наказания. Его проповедь была слишком туманной, чтобы я подумала, что он говорил обо мне, и все же, я поняла, его неодобрение и гнев были направлены именно в мою сторону. Хотя я не могу объяснить, почему так решила. Я знаю только, что нажила очередного врага. Поверить не могу, что за столь краткое время он сумел обнаружить, что во мне… что-то не так. Что-то, что, признаюсь, никогда не нравилось ни одному проповеднику. Больше всего, однако, меня ставит в тупик потеря моей способности при необходимости переноситься в особое место, подальше от причины проблемы. Я умела это всю свою жизнь, и все же в часовне оказалась в ловушке. Я потеряла дар!

Я знала лишь одного человека, обладавшего этой способностью, кроме меня. Папу. Даже помню, как он в первый раз заговорил об этом вслух. Я не понимала тогда, что так могут делать и другие. Была весна, я помню. Мне было года четыре от роду. Мы прибыли в Крикхауэлл, по каким делам, не помню. Мамы с нами не было, но в этом нет ничего необычного. Мы с папой часто отправлялись куда-то одни. Скорее всего, в тот день нам нужно было в Уайт Харт. Папа усадил меня на деревянную скамейку и велел его ждать. Я быстро потеряла терпение, но не хотела его ослушаться. Мне велели сидеть и ждать, и я сидела и ждала. По крайней мере, мое физическое тело. Я помню, как будто это случилось несколько дней, а не лет назад, что мои веки отяжелели и закрылись, а спина, сквозь тонкий слой платья, ощутила грубый камень, из которого была построена стена гостиницы, около которой я сидела. Я захотела оказаться на сенокосе Спенсера Блэнкона и поиграть с его щенком колли. Я желала быть там и думала, как осуществить задуманное – и за меньшее время, чем потребуется пчеле, чтобы раскрыть крылья, я оказалась там. Я бежала по полю, а высокая трава и перистые овсяницы щекотали мои руки. Я крикнула своим высоким, звонким голосом ребенка, зовя щенка, пока тот не появился. И вместе мы бежали по цветущим лугам, два юных создания, наслаждаясь поздней весной. А потом я услышала голос папы, громкий и полный тревоги, и ощутила на своих плечах его ладони. Я помню, как странно мне было вернуться в себя, словно все произошло само собой. Я снова сидела на скамейке, и папа крепко взял меня за плечи, глядя на меня долгим и пронзительным взглядом. Он больше ничего не сказал, пока мы не оказались вдали от любопытных ушей его товарищей-выпивох. По пути домой он спросил меня, где я была, и я все рассказала ему.

Он задумчиво кивнул, а затем предупредил:

– Выход из тела, Моргана, – это не шутки. Если уйдешь слишком далеко, никогда не сможешь вернуться. Помни об этом.

И я помню. Помню это очень хорошо. Даже сейчас я знаю свои пределы, потому что были моменты, когда я оказывалась на краю между жизнью и смертью.

Мои воспоминания и жара действуют усыпляюще. Когда я просыпаюсь, солнце уже медленно заходит. Не совсем оправившиеся от дремоты, мы с корги выбираемся из нашего логова и идем к поместью. В воздухе ни дуновенья, и сам он кажется тяжелым, как будто близится сезон дождей. Я спешу к источнику, бегу к синей полоске воды, а рядом парят стрекозы, порхая над цветами, растущими вокруг. Я сажусь на каменную стену и опускаю ноги в пруд. Вода восхитительно прохладная, и я начинаю приходить в себя. В тот момент, когда я уже хочу отправиться в дом, вспомнив, что вот-вот должен вернуться Кай, мое тело пронзает лютый холод, причина которого мне неизвестна. Я слышу стук копыт – по сухой дороге к поместью движется небольшая повозка. И тут же понимаю, что это не Кай, а кто-то еще. Кто-то, кто обладает способностью вызывать во мне беспокойство еще до того, как я его увижу. Я слезаю со стены и оборачиваюсь, закрыв глаза от солнца, чтобы попытаться понять, кто нежданный гость. Я вижу ничем не примечательную серую кобылу в скромной, но хорошего качества упряжи. Солнце вдруг застилает появившееся словно из ниоткуда облако, и в его тени я могу ясно различить неприятный силуэт преподобного Эмриса Кадуаладра.