Собаки вертятся рядом, явно столь же взволнованные присутствием этого человека, как и я! Какой может быть цель его визита? Разве ему недостаточно было увидеть, как я опозорилась перед соседями? Он же знает, что Кай должен быть на рынке, так зачем же явился? Зачем ему нужно видеться со мной наедине?

Привязав поводья, преподобный подзывает меня к себе. Быстро поняв, что поблизости ни души, он не затрудняет себя никаким приветствием. Это было бы наигранно и неискренне. И мы оба об этом знаем. Какой бы искусный спектакль он ни разыграл перед паствой в часовне, еще при первой встрече я сразу поняла, что он не в восторге от меня. Думаю, то, что меня стошнило в часовне, вряд ли способствовало нашему сближению. И отвратительный запах, хотя и не такой сильный теперь, его тело источает до сих пор. Я настороже. Брэйкен начинает рыскать и громко лаять. Мэг садится рядом, рычит.

Я стою на месте. Преподобному меня не напугать. Теперь тут мой дом.

– Что ж, милая, – говорит он, – хорошо, что ты одна. На это я и рассчитывал. То, что я должен сказать тебе, пусть остается между нами. Конечно, узнает ли кто-то о нашем разговоре, зависит от тебя.

Взгляд его столь полон презрения, что мне даже страшно, – никогда не видела такого взгляда. Должно быть, я в самом деле ему отвратительна. Преподобный продолжает, говоря, по своим меркам, чрезвычайно тихо, хотя подслушивать нас некому.

– Тебе здесь не рады. Я знаю, что ты собой представляешь. Знаю. Я испросил совета Божьего – по-христиански ли судить тебя, проклинать ли тебя? Я молился Господу. Я взвесил все «за» и «против». И положение твоего мужа принял во внимание. И мне явно, что он ослеплен твоим юным очарованием. Заколдован, можно даже сказать.

Преподобный позволяет себе скользкую улыбку.

– Но, опять же, он еще молод и нуждается в новой хозяйке поместья. Я не могу его осуждать. И не верю, что он разглядел твою сущность. Понял, кто ты такая. Если бы я при всех заявил, кто ты, а я знаю, кто ты, для Кая это было бы концом. Здесь его бы никто не поддержал. И я бы не удивился, если бы местные жители выгнали его. Заставили уйти из Финнон-Лас, отказаться от поместья и всего, что он имеет…

Он делает паузу и свирепо смотрит на Мэг, которая до сих пор на него рычит. Беспокойный Брэйкен уселся позади меня. Неужели они тоже чувствуют ужасный запах, который исходит от этого человека? Едкий, кислый и, как ни странно, знакомый. Внезапно я узнаю его. Однажды, в жаркий день, когда я была маленькой, я бродила по склону горы. Я забралась по гладким скалам и обнаружила клубок гадюк, принимавших солнечные ванны. Вот он, этот запах, запах змеиной кожи. Как может такая вонь исходить от человеческого существа?

Преподобный возобновил проповедь.

– Так что же мне было делать? И, как всегда, ответ подсказала Книга Божья. Как это часто бывает, все было изложено на любимых моих страницах.

Он перестает сдерживать свой обычно не тихий голос, так что теперь орет, вынося свой вердикт, и лицо его краснеет от гнева.

– То, что предстало моему взору, не оставляло места для сомнений. «И любая ведьма да сгинет!»

От неожиданности я застываю с раскрытым ртом. Уже много лет никто не называл меня ведьмой. Теперь я понимаю, что в глубине души надеялась – здесь, в Финнон-Лас, у меня будет возможность начать все заново. Разумеется, всю мою жизнь люди шептались, и, как только я подросла, папа не стал делать никакой тайны из того, что во мне течет волшебная кровь. Но «ведьма» он не произносил точно. Мне не нравится считать себя ведьмой, ведь это слово провоцирует излишний интерес к моей персоне. С чего это преподобный решил, что я ведьма? И потом, папа тоже это мог, но он же не был колдуном. Иногда я могу воспользоваться силой гнева, но это не колдовство или древняя магия. Просто мне от природы знакомо, как с этим обращаться. Но как преподобный мог об этом узнать?

Как только я понимаю, что именно он имеет в виду, я чувствую: у меня пересыхает во рту, а желудок сводит судорогой. Мало того, что он обвиняет меня в том, что я ведьма, так еще и угрожает выдать местным жителям.

Еще до того как я собираюсь ответить, он продолжает:

– Здесь тебе не место. Народ Трегарона благочестив и не собирается терпеть ведьму. Если бы мне вздумалось выдать тебя им, то это бы плохо закончилось, молись, чтобы они просто выгнали тебя. Ибо если эти люди разозлятся, то отдадут тебя под суд. Или, и тут я уже вряд ли смогу что-то сделать, просто решат… управиться с тобой по собственному усмотрению.

Он медленно качает головой.

– Толпа страшна. Лишь мое призвание и искренняя вера в сострадание нашего Господа заставили меня поговорить с тобой наедине и дать тебе возможность уйти, пока не поздно. Скройся в ночной мгле. Уходи прочь от Кая Дженкинса, от Финнон-Лас, от моего прихода! И никогда не возвращайся!

Мэг начинает яростно тявкать. Мимо меня пролетает стрекоза и решает, на свою беду, сесть на бортик пруда. Ее сине-зеленое тельце переливается в ярком солнечном свете. Преподобный тянет к ней свою отвратительную толстую розовую руку, схватив бедное насекомое в кулак. И, не сводя с меня глаз, раздавливает беднягу, выбросив ее сломанное тельце как ненужный хлам.

– Помните, миссис Дженкинс, – говорит он насмешливо. – И с вами могли бы поступить так же, будь в том необходимость.

Что-то в его голосе или, возможно, тьма в его душе наконец побуждает Мэг действовать. С громогласным рычанием она рвется вперед и хватает преподобного за лодыжку, воткнув свои зубы глубоко в его толстую ногу. Священник издает крик и изо всех сил пытается отпихнуть вцепившуюся в него собаку. Брэйкен яростно лает, но вмешиваться не спешит. Преподобный Кадуаладр хватает шляпу и начинает отбиваться ею от Мэг.

Он кричит мне, но я не собираюсь останавливать собаку. С чего бы это? Я бы и сама его укусила, только вот можно отравиться.

Наконец Кадуаладру удается стряхнуть Мэг, и он отшвыривает собачку, ударив ногой в бок. Она вскрикивает и отступает – этого времени хватает, чтобы толстяк успел вскарабкаться на сиденье своей повозки. Обе собаки продолжают лаять. Преподобный стегает их кнутом, больно ударив Брэйкена по спине, отчего тот скулит. Но с Мэг так просто не управишься. С ужасной гримасой вместо прощальной улыбки преподобный что есть силы принимается хлестать кнутом лошадь, подгоняя ее. Но Мэг бежит за повозкой, а потом, когда уже слишком поздно, я с ужасом понимаю его намерения. Он выжидает, пока собачка приблизится к переднему колесу, а затем со всего размаху разворачивает лошадь. Та с болезненной гримасой шарахается влево.

Я охаю, поднеся руки к лицу, увидев, как Мэг исчезает под колесами. Она не успевает издать ни звука. Слишком быстро все происходит. Повозка отъезжает, и я вижу на пыльной дороге ее маленькое изуродованное тельце. Я бросаюсь вперед. Едва я пытаюсь склониться над безжизненным телом Мэг, как издалека слышится стук копыт и скрип колес. Сквозь туман я различаю – вернулись Кай и миссис Джонс.

Муж здоровается с преподобным, но, приблизившись, замечает меня на земле, с отчаянием на лице. Он резко останавливает испуганного Принца, бросает поводья миссис Джонс и, выпрыгнув из повозки, бежит ко мне, застав сцену, которая, должно быть, ставит его в тупик. Кай пока не видит Мэг, только меня, стоящую на коленях, плачущую и растерянную, рядом с повозкой Кадуаладра. Добежав к нам, он понимает – я цела и невредима, и я вижу, с каким облегчением он переходит от страха к замешательству.

– Моргана? Что случилось? – спрашивает Кай мягко.

Тут он замечает Мэг. Он нежно кладет руку ей на голову, и плечи его опадают. Кай не может произнести ни слова, даже когда миссис Джонс зовет его тревожным голосом, желая понять причину наших страданий.

Преподобный Кадуаладр слезает с повозки, придав своему лицу испуганный вид.

– О, мой дорогой мистер Дженкинс. Какой жуткий несчастный случай. Пожалуйста, примите мои извинения…

Кай качает головой.

– Не за что просить прощения, преподобный.

– Тем не менее я чувствую себя виноватым в смерти бедного существа. Я явился сюда, чтобы поздравить миссис Дженкинс с приездом в новый дом, чтобы сказать – отныне она принадлежит к моей пастве, и вот теперь… Такая трагедия.

Собравшись с силами, Кай благодарит преподобного.

– Ну, коль теперь уже ничего не поделаешь, поеду-ка я домой, – говорит Кадуаладр. – Вам сейчас, должно быть, не до меня совершенно.

Кай кивает, что-то пробормотав в ответ. Миссис Джонс выбирается из повозки, чтобы присоединиться к нам. Пытаясь меня приободрить, она кладет руку мне на плечо, и, хотя я не могу быть уверена, по ее взгляду мне кажется, что она понимает в этой ситуации куда больше, чем Кай. Мы наблюдаем в тишине, как тощая кобыла утаскивает коляску преподобного вдаль.

Кай снимает шляпу и проводит рукой по волосам. Миссис Джонс громко хлюпает носом. Брэйкен подходит к тельцу своей сестры, запрокинув нос к небу, и начинает скорбно выть. Кай берет Мэг в руки и несет ее в сторону сада, а остальные с горечью следуют за ним.

Кай с усилием замахивается и бьет топором. Утро ужасно влажное, воздух тяжел, но на небе ни облачка, и дождя в ближайшее время не предвидится. Он разделся до пояса, чтобы не умереть от жары, но пот продолжает струиться по его спине и уже покрывает ее целиком. На губах он ощущает его соленый вкус. Каждый раз, когда его топор вонзается в дерево, Кай спрашивает себя – что тогда случилось? Он колет дубовые поленья уже целый час и до сих пор не нашел ответов. Есть что-то настораживающее во всем этом – в гибели Мэг, в визите преподобного Кадуаладра в то время, когда Кая нет дома, в печали Морганы. Он не понимает почему, но мысль об этих событиях вызывает в нем тревогу. Все это очень настораживает.

Кай прерывается, потянув уставшие мышцы, и на мгновение опирается на ручку топора. Он смотрит в безоблачное небо. Сейчас погода великолепная, но, безусловно, в ближайшие несколько дней она изменится, и нет сомнений – это произойдет непредсказуемо. В данный момент ему бы этого очень не хотелось. После столь долгой засухи земля запеклась, словно корка на хлебе, и если пойдет сильный дождь, она не успеет впитать его, и вода каскадами будет стекать по холмам. Долина покроется слоем грязи, не слишком полезной для выжженной почвы и оголодавших растений. А уж если дожди будут затяжные, то, топча эту грязь, скот превратит ее в болото.

Лучше всего будет пораньше привести овец с пастбища, решает Кай. Ибо спускать их по крутым склонам в таких условиях было бы опасной задачей – слишком скользко. Кай надеялся продержать их на верхнем пастбище еще пару недель, но передумал. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть – перегон совсем скоро, чтобы рисковать жизнями животных. В том плачевном состоянии, в котором сейчас находятся финансы Финнон-Лас, каждая голова на счету. Кай вешает топор на поленницу, натягивает рубашку без воротника и отправляется на поиски Морганы.

Его супруга стоит на коленях на могилке Мэг. Они выбрали самое солнечное место в саду перед домом, чтобы захоронить четвероногого друга. Моргана сажает в свежевскопанную землю ростки уэльского мака. Каю нравится выбор цветов, ведь их золотисто-желтые лепестки так хорошо гармонировали с цветом шерсти его собачки…

Моргана слышит шаги Кая. Она оборачивается и смотрит на него, но не встает.

– То, что нужно, – кивает Кай в сторону могилки. – Мак очень хорошо приживется. Следующим летом тут все будет в его цветах!

Он подходит ближе. Он видит, как сильно она расстроена, и его переполняет желание присесть рядом, обнять и успокоить ее. Убедить, что боль потери со временем притупится. Он хочет прижать ее к себе. Но слишком медлит, и момент потерян. Моргана отворачивается. Она приминает землю вокруг цветка, и тут Кай замечает, как по ее щеке скатывается слезинка, падая в коричневую землю. На мгновение она задерживается на поверхности, а затем впитывается, оросив корень цветка.

Кай откашливается.

– Я решил, нужно забрать овец. Сегодня. Сейчас.

Когда Моргана не двигается, он понимает, что жена не поняла его.

– Мне нужна твоя помощь, Моргана.

При звуках своего имени девушка вздрагивает и встает, склонив голову на сторону, словно раздумывая над его просьбой. Кай переминается на месте. Он не хочет быть безапелляционным, но факты – вещь упрямая.

– У меня теперь только один пес. Брэйкену нужно будет помочь, – говорит он.

Моргана смотрит на корги, который сидит рядом с могилой и выглядит настолько печальным, насколько может выглядеть маленький песик. Она понимающе кивает.

– Хорошо, – заключает Кай, – я приведу Ханни. И седло для Принца захвачу.

Вместе они приводят лошадей и взбираются на крутой холм позади дома. Брэйкен наконец-то участвует в общем действии и, кажется, рад, что у него есть работа.

Кай надевает на голову шляпу. Жаркое солнце нещадно печет даже через тонкую ткань. Он пришпоривает Ханни, но старая кобыла чувствует себя не очень хорошо на подобной жаре. К тому времени, когда они достигают ворот на холме, обе лошади уже взмокли. Но даже это не мешает Принцу демонстрировать, как он рад находиться тут. Он гарцует, желая поскорее пробежаться. Моргана спокойно сидит в седле – по-видимому, его поведение ее ничуть не смущает.

– Он думает, мы за кобылами, – говорит Кай, оставив ворота открытыми. – Не сегодня, юноша. Сейчас у нас есть дела поважнее.

Они припускают в сторону прудов, позади раздаются раскаты грома. Лошади бегут галопом по тропинке, извивающейся к вершине. Наконец они оказываются на гребне.

– Вон они! – указывает Кай, увидев животных, пасущихся в полумиле от них.

Однако пока они приближаются к стаду овец, погода странным образом меняется. К большому удивлению Кая, небо, которое до сих пор было безупречно-синим, вдруг темнеет на глазах. С неестественной скоростью на нем появляются облака и несутся над долиной, образовав тяжелую массу, которая отсекает от них большую часть солнечных лучей, бросив на болота жутковатую тень. Кай привык к капризам погоды, но даже он никогда не видел, чтобы она менялась настолько резко. Еще до того, как они с Морганой добираются до стада, раздается еще один раскат грома, зловеще прокатывающийся по долине. Как они спустятся, если начнется буря… Кай даже думать не хочет, насколько опасным может быть спуск с холма в таких условиях. И пугает его не только дождь. Если разразится гроза, лучше быть подальше от вершины холма, ибо все молнии устремятся именно туда. Он смотрит на Моргану и видит на ее лице плохо скрываемый ужас. В конце концов, она выросла рядом с холмами. И не может не знать о том, какой страшной бывает внезапная буря.

Овцы начинают разбредаться, напуганные странными капризами стихии. Они сбиваются в группы, не желая остаться на открытой поверхности в одиночестве. К тому времени, как Кай и Моргана добираются до них, начинает хлестать дождь – да с такой силой, что струи воды отскакивают от пересохшей почвы. Почти сразу же меняется воздух – он становится заметно свежее и прохладнее, наполняется запахом мокрой травы и вереска. Кай кричит в сторону стада. Это не столько команды, сколько позывные, нечеткие слова и звуки, предназначенные для того, чтобы утихомирить животных. Чтобы успокоить стадо и напомнить, кто их хозяин.

– Хо! Хоп! Тпрру! – кричит Кай, а потом дует в свисток, на этот раз Брэйкену, который мгновенно распознает сигнал и начинает огибать стадо, вовремя оказавшись позади животных. Дождь такой сильный, что шум заглушает половину слов Кая.

– Будь ниже табуна. Не подходи слишком близко. Они не должны убежать от нас, – говорит он жене.

Моргана кивает и, наклонившись, разворачивает Принца, а тот охотно мчится галопом по мокрому дерну. Животные опускают головы перед ним. Их короткие, но острые рога блестят под дождем. Те, кто посмелее, фыркают, парочка быков бьют по земле копытами, широко раскрыв глаза.

– Хо! Хоп! Тпрру! – кричит Кай, махнув рукой, и Ханни рысью, заняв позицию над стадом – впереди, но чуть выше его. Он знает: надо пропустить стадо, прежде чем можно будет обежать его самому. Как только звери поймут, что им нужно спускаться, они последуют за Каем. Сейчас ему нужно помочь Брэйкену подтолкнуть стадо вперед и с помощью Морганы направить животных прямо к тропинке, спускающейся с холма. Он уже весь вымок и знает, что Моргана, должно быть, тоже. Было так жарко, и его тело покрылось потом и пылью, так что теплый дождь стал прямо-таки подарком с небес. Или не совсем подарком. Вода под копытами Ханни начинает пузыриться и течь ручьями, не впитываясь в спекшуюся землю. Через несколько минут станет скользко – пыль превратится в грязь, прежде чем они смогут спуститься к поместью. Кай выхватывает шляпу, размахивая ею и подгоняя животных, чтобы те быстрее бежали к тропинке. Буря уже прямо над ними. Раскаты грома такие мощные, что сложно мыслить здраво. Небо освещают вспышки молний, на мгновение затмевающих темно-серые тучи и весь небосклон. Пейзаж в какой-то сверхъестественной мешанине всплесков выглядит зловеще. Бычки и телки дают волю страху, и воздух, помимо и без того нестерпимого шума грозы, наполняется еще и их криками. Повсюду вода и шум. Кай щурится сквозь хлещущий в лицо дождь. Моргана и Принц мечутся взад-вперед, контролируя стадо и ловко подталкивая отбившихся животных. Моргана оказалась более искусной наездницей, чем Кай мог надеяться, и он очень рад ее помощи, но в глубине души он переживает за нее сильнее, чем за себя. Пока молнии бьют по касательной, они не представляют угрозы, но Кай разбирается в местной погоде достаточно, чтобы не тешить себя напрасными надеждами. Если ветер изменит направление, а это может произойти в долю секунды, молнии пронесутся вниз, в поисках самых высоких объектов, чтобы пронзить влажную землю. А ничего выше, чем стадо быков и двое всадников на лошадях, на этой плоской вершине нет.

– Хо! Брэйкен, не наседай! – окрикивает Кай собаку, которая, если рядом нет Мэг и едва слышны свистки и команды хозяина, переусердствует, быстро погнав стадо. – Хватит! – приказывает Кай, но его слова тонут в ужасающем грохоте очередного раската грома.

Первая молния, прорезавшая небосклон, такая ослепительно-яркая, что Каю кажется, словно он сам стал ее жертвой. В ушах его стоит шум грома и рев быков. Кажется, время останавливается, и в этот момент Кай видит, как молния пронзает животных, плетущихся в хвосте стада. Он видит, как она достигает их шерсти, проходит сквозь туши и вонзается в землю. Он слышит ужасный звук, слышит отчаянные крики мечущихся быков и страшное шипение плавящейся плоти. Позже Кай мог поклясться, что в тот день чувствовал запах гари, когда непреодолимая сила небесная пронзила быков, как железное клеймо, пройдя сквозь кожу, мясо, мышцы и кости под ними.

Три бычка мертвы, и их поджарившиеся тела падают на землю. Четвертого парализовало от страха и боли. У пятого и шестого обожжены спины. Ужас пронизывает стадо, словно молния. Если время сначала, будто бы на секунду, остановилось, то теперь оно мчится вперед, ускорившись в двадцать раз по сравнению с нормальным темпом. Кай в ужасе наблюдает, как бычки и телки поднимают головы и в панике разбегаются. Он пришпоривает Ханни, но та знает свои силы – кобыла неуклюжа и настороженно относится к безрассудным приказам. Тогда Кай кричит в сторону быков, подзывая их обратно, но тут же понимает: его слова заглушает громовой топот копыт и обреченное мычание. Брэйкен не может угнаться за стадом, и разрыв между ним и быками вскоре становится непреодолимым. Кай отчаянно свистит ему, чтобы пес обежал стадо и попытался загнать его вверх по склону. Благодаря большим ушкам корги слышит команду хозяина. И тут же устремляется к низине, быстро догнав Моргану и Принца. Моргана делает все возможное, чтобы направить животных, но ей трудно справляться с собственной лошадью. Кай видит, что его жена пытается подъехать к быкам, чтобы направить паникующих животных вверх по холму. Но лошадь слишком слаба, а бычки слишком напуганы. Принц не подходит для такого крупного скота, и, если он вдруг споткнется, быки просто затопчут его. Кай, оказавшийся выше за стадом, может лишь потрясенно наблюдать за происходящим. Если быки не повернут, а будут мчаться на такой же скорости по тропинке вниз с холма, то погибнут. Здесь слишком мало места для такого огромного стада, а учитывая, что животные в панике, они вряд ли уступят друг другу место. Их нужно развернуть.

– Моргана! – кричит Кай, безумно размахивая шляпой, – Моргана! Разверни их! Иначе они сорвутся. Наверх! Наверх!

Моргана скачет на Принце, он скользит и спотыкается в грязи, но ни разу не падает. Она рядом со стадом, но не может развернуть его в одиночку. Брэйкен бежит за ней с громким лаем, однако все тщетно. Этого недостаточно.

– Крикни им, Моргана! – орет Кай так громко, как может, но он слишком далеко, и его голос тонет в грохоте сотен копыт, реве обреченных зверей и безжалостной, смертоносной музыке бури. Однако он молится, чтобы Моргана его услышала.

– Используй свой голос, Моргана! – просит Кай. – Они услышат тебя. Позови их! Моргана, ради всего святого…

Но говорить Моргана не может. Она смотрит на него с ужасом на лице, раскрыв рот в беззвучном мучении. В последнюю минуту она натягивает поводья, заставляя Принца сделать крутой поворот, так как тропинка впереди слишком узка для них. Быки устремляются по тропинке. За ними неохотно следует Ханни. Кай и Моргана достигают вершины холма как раз в тот момент, когда исход уже неизбежен. Для такого количества быков проход слишком мал: кто-то точно не влезет, им всем не хватит места. Остановить бегущее в панике стадо невозможно. Кай в недоумении смотрит, как десятки животных срываются со склона и устремляются вниз. Они все дальше и дальше, сливаются в черный поток, форменный водопад. Бычки летят вниз, подгоняемые самим дьяволом. На тропинке остается лишь меньше десяти быков, а остальные, сорвавшись навстречу гибели, падают на дно каменистой долины в двухстах футах ниже.