Я сажусь.
Прищурившись в темноте, я различаю фигуру, которая крадется через комнату. Слышу, как открывается дверь, и вижу человека, выходящего в коридор.
В сумрачном свете я угадываю силуэт Джун.
Ого, я только что использовал в одной фразе «угадываю» и «Джун». Это прогресс!
Однако что у нее на уме?
Я отбрасываю куртку-одеяло, поднимаюсь с постели и выхожу на цыпочках в коридор. Джун толкает дверь на лестничную площадку. Я знаю эту лестницу. Она ведет на крышу.
Я иду следом.
Крыша залита лунным светом. Джун подходит к краю. Рядом с ней большая пластиковая мусорная корзина.
Джун испуганно оборачивается.
– Извини. Не хотел тебя напугать.
– Ты и не напугал, – говорит она. Но это неправда.
– Что ты здесь делаешь? Сейчас четыре утра.
Джун шарит рукой в мусорной корзине и достает теннисный мяч. Я заглядываю в мусорку. Там сотни теннисных мячей. На крыше валяется несколько пустых мусорных корзин.
– Я прихожу сюда, когда у меня опускаются руки, – говорит Джун, метнув теннисный мяч в группку толпящихся внизу зомби. Мяч ударяет в спину одного из них – это наш учитель физкультуры, мистер Перкис.
– Это такая игра, – говорит Джун. – Десять очков, если попадаешь зомби в голову, пять очков – в туловище, двадцать очков, если целишься в конкретного зомби, называя его имя. Например, я говорю: «Джесс Аронести, в голову», – и попадаю Джесс Аронести точно в голову, вот тогда двадцать очков.
– Очень похоже на мои Подвиги. Ты за мной повторяешь? Не обезьянничай, Джун, – говорю я с улыбкой.
Джун смеется. Мое сердце тает. Супер, теперь у меня подтаявшее сердце. Надеюсь, оно перестанет таять прежде, чем я умру.
Я запускаю руку в корзину.
– Ладно, выбираю мистера Уиника. В лицо, – говорю я.
Я отвожу руку, прицеливаюсь и бросаю теннисный мяч. И промахиваюсь – мяч пролетает метрах в пятнадцати от мистера Уиника.
– Мазила, – говорит Джун, роясь в корзине. – Мазиле – ноль очков.
– Я тебя видел, – говорю я, – когда все это началось. Ты как раз бежала в школу. А ты видела меня?
Джун кивает.
– Наши взгляды, – говорю я, и голос мой звучит вкрадчиво, по-европейски, – наши взгляды на миг встретились.
Джун закатывает глаза, и это у нее выходит мило до невозможности.
– Странный ты все-таки, Джек. Что бы ты там себе ни придумал, я бежала в редакцию газеты.
О, я вспомнила! Мы как раз хотели разместить в номере одну из твоих фотографий. С репетиции группы.
– О-о-о, – охаю я. – Это была такая жалкая фотка, хуже, чем одноногий зомби.
Джун еле слышно смеется.
– Ты ведь хотел снимать всякие приключения, правда?
Я пожимаю плечами.
– Ну да, я из тех, кто любит приключения.
– Теперь тебе выпал такой шанс! – говорит она со вздохом.
Я киваю и вздыхаю вслед за ней.
– Ну, в общем, я зашла в школу. Думала, что подожду немного, а потом явится полиция, и меня заберут родители. Но так никого и не дождалась.
Пришли зомби, царапались в двери. Я спряталась в подсобке и не выходила целых два дня. А когда вышла, то увидела… просто… невероятного монстра – огромного, как дом! Людоеда! А другие люди, они… ну ты знаешь.
– Ну да, знаю. Стали нежитью.
– Поэтому я заперла дверь и сделала все, что в моих силах, чтобы все эти твари оставались внизу и на задворках школы. Здесь я могу рассчитывать только на себя.
– А твои родители?
Джун сглатывает и морщится, словно это причиняет ей боль. Наверное, не стоило спрашивать.
– Я увидела их на пятый день, – говорит она. – Мимо проезжал большой автобус, его буксировал танк. Солдат с микрофоном созывал в автобус всех, кто еще не стал зомби. Мои родители сидели там. Они смотрели на школу. Я колотила кулаками по стеклу, кричала и звала их до хрипоты. Это сработало. Они меня увидели.
– Постой, это правда? Они тебя увидели?
Джун кивает.
– Папа попытался вырваться. Но солдат не выпустил его из автобуса. А я не могла выйти на улицу, иначе меня схватили бы зомби. Потом автобус завернул за угол, и они уехали. Просто… исчезли.
Мне очень неловко, я даже не знаю, что сказать, и ковыряю заусенец:
– По крайней мере, они сейчас в безопасности, где-то там…
Джун пожимает плечами. Помолчав, она произносит:
– Джек, извини, что я так на вас набросилась. Но теперь ты понимаешь, почему я не могу покинуть школу. Родители знают, что я здесь. Они наверняка придут за мной. И я не могу позволить, чтобы из-за вас все пошло наперекосяк.
– Но, Джун, когда твои родители вернутся, с ними вернутся и все остальные. И где бы ты ни находилась, тебя найдут. Даже если ты, скажем, поселишься в моем доме на дереве.
Джун бросает на меня свирепый взгляд.
– Что не так?! Я просто хочу сказать: я думаю, что тебе лучше уйти отсюда вместе с нами. В нашем доме весело – у нас есть ветряные колокольчики и иногда бывают печеньки.
Джун вздыхает. Метает теннисный мяч.
Он отскакивает от спины учителя химии восьмых классов с громким ТЮК!
– Там ведь грязно, да? – говорит Джун. – Ну признайся! Ваш дом на дереве зарос грязью, там пахнет мальчишками. А мальчишки пахнут еще хуже, чем зомби. Почти всегда.
Я снова шарю в корзине.
– Видишь дворника, мистера Урка? Я сейчас собью у него с головы шляпу.
– Ни за что.
Я прищуриваюсь.
– Просто смотри. Я суперметкий.
Я бросаю мяч. И сильно промазываю. Теннисный мяч попадает в лицо заместителя директора нашей школы, отскакивает от него, ударяет в грудь кого-то незнакомого, падает на землю и катится, какой-то зомби наступает на него, валится на другого, и вот уже штук двенадцать живых трупов копошатся в беспорядочной куче.
Я смотрю на Джун, и вдруг мы оба…
– О да, Джек, ты очень меткий, – говорит Джун, переводя дыхание.
– Эй! – восклицаю я. – Я одним броском завалил дюжину зомби. В боулинге я сейчас выбил бы страйк. Хотя, конечно, будь мы в боулинге, тут была бы дорожка для шаров, а еще настольный хоккей, и это была бы фантастика.
От смеха у меня болят бока. Задыхаясь, Джун произносит:
– Я не смеялась, наверное, несколько месяцев.
Я улыбаюсь ей.
– Вот я и пытаюсь объяснить тебе, что жизнь гораздо лучше, если хотя бы время от времени можно посмеяться. Даже если вокруг пахнет мальчишками. Кстати, позволю себе заметить, что я пахну ЛУЧШЕ всех. Первоклассный запах, категория «А»!
– Дай-ка угадаю. Дезодорант для тела «Экс»?
– Нет, лучше. Освежитель воздуха с запахом новогодней елки. Каждое утро я растираю им грудь – это очень здорово, создает праздничное настроение.
Джун лишь качает головой и снова замолкает. Нервно ерзает, напряженно размышляя. Ковыряет свои кроссовки. Наконец она произносит:
– Ладно, расскажи мне об этом своем доме на дереве.
Я вскакиваю на ноги и смотрю на нее во все глаза. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Джек, – говорит Джун, – можешь не продолжать. Мне нравится то, что сейчас происходит. Я люблю смеяться. Люблю глупые игры. Завтра утром, когда вы отправитесь обратно, я пойду с вами.
А-А-А-А-А-А-А!!! Не могу в это поверить, не могу в это поверить, не могу в это поверить.
– Ладно, – говорю я, изо всех сил стараясь изобразить равнодушие. – Если хочешь, давай.
О чем речь. Передумаешь – тоже не страшно.
Джун качает головой.
– Ну ты и чудило!
– Только в День Наоборот.
– Но ты должен знать одну вещь, Джек.
– Какую?