1

В час послеобеденного отдыха вожатые лагеря собрались в кабинете начальника для необычного и очень секретного совещания. Старший вожатый Коркин должен был познакомить их с планом завтрашней военной игры пионеров.

— Все ли здесь? — спросил Коркин, занимая место во главе длинного стола, покрытого красной, спадавшей до пола материей.

— Все, — ответила вожатая Марина, — кому положено.

— У стен нет ушей?.. — деловито поинтересовался Коркин.

— В соседних комнатах никого, — сказала Марина. — И они заперты.

Коркин сделал паузу.

— Итак, — сказал он, — прежде всего: ребята делятся на «синих» и «жёлтых»…

И началось совещание, о котором ни «синие», ни «жёлтые» так никогда и не узнали.

2

Доклад Коркина затягивался. Пока старший вожатый говорил о том, что «синие» наденут синие безрукавки, а «жёлтые» — жёлтые, да о том, что «синие» будут в обороне, а «жёлтые» — в наступлении, всё шло гладко. Но, когда он перешёл к плану игры, его начали перебивать.

— Ход событий предлагаю следующий. — Коркин разложил на столе карту. — Рано утром «жёлтые» во главе с Аркашей Голубовым уйдут к подножию горы, откуда через несколько часов начнут наступление. В качестве наблюдателя с ними буду я…

— Просто непонятно! — вмешалась Марина. — Это что, для шутки? Аркашик Голубов — во главе! Ты видел хоть раз, чтоб он у ребят в каком-нибудь деле был главой?

— Я объясню потом, а сейчас буду продолжать, — сказал Коркин, но, секунду помолчав, всё-таки добавил: — Голубов — дисциплинированный пионер.

— Ещё бы! Ему очень легко быть дисциплинированным, потому что он паинька! — выкрикнула Марина.

Коркин не обратил внимания на эти слова.

— Что касается «синих», — продолжал он, — то они займут оборону в кустарнике, на возвышенности, у дороги, ведущей к детской технической станции. Командиром «синих» назначим Геру Ивашова, а…

— Вот это правильно! — опять подала голос Марина. — Что верно, то верно.

— …а наблюдателем штаба игры у них будешь ты, Марина, — закончил Коркин. — Подхожу к главному, — снова заговорил он. — Цель игры для «жёлтых»— захват детской технической станции. Цель «синих» — удержать станцию в своих руках. Через четыре часа после начала игры «жёлтые», проведя разведку, начнут наступление по дороге к станции. «Синие», понятно, приготовятся к отпору. Однако исход игры решится не здесь, а в другом месте… — Коркин сделал паузу и подошёл к распахнутому окну, из которого было видно море.

По всей линии горизонта застыли тяжёлые тучи, похожие на огромную горную цепь. И заходящее солнце не окунулось сегодня в море, а скрылось за этой призрачной горной грядой. Так что море не казалось сейчас безграничным.

Прибоя совсем не было. И на несколько вечерних часов Чёрное море превратилось в тихое горное озеро, гигантское, но не бескрайнее.

— Исход игры, — продолжал Коркин, — решит морской десант. Большая лодка с двенадцатью «жёлтыми» — я поплыву с ними — неожиданно причалит к пляжу, где никого не будет. Оттуда десант двинется к станции, захватит её, и «жёлтые» победят.

— Постой, ещё ничего не известно, — возразила Марина. — Мы выставим на пляже у причала охрану и там посмотрим, двинется ли ваш десант к станции…

— Никакую охрану вы не выставите! — категорически ответил Коркин. — И не вздумай ребят надоумить! Десант должен быть неожиданным и пройти по незащищённому пути, иначе… Ты только представь, что было бы, если б «жёлтые» и «синие» столкнулись лоб в лоб?!

— Ух, и заваруха была бы! — воскликнул один из вожатых и тут же смолк.

— В том-то и дело! — сказал Коркин.

— Ладно… Но для чего играть, если конец… если всё известно заранее? — не сдавалась Марина.

— Это тебе известно, — ответил Коркин, — а ребятам ничего не известно. Для них всё будет неожиданно, и конец особенно. После победы «жёлтых» все пойдут на парад на костровую площадку. — Коркин положил карту в папку и завязал тесёмки.

Все молчали.

— Что ж, тогда на линейке оповестим об игре, а потом ознакомим каждую воюющую сторону с её задачей, — заключил Коркин.

3

Серёжа Машин попал в отряд «синих», которым командовал Гера Ивашов. Серёжа был очень рад и тому, что сможет участвовать в предстоящей военной игре, и тому, что его начальник — Гера Ивашов.

Недавно, когда пионеры лагеря отправились в поход, Серёжа, простудившись, слёг в изолятор. И так бывало очень часто в его жизни и раньше, до лагеря. Как раз накануне экспедиции юных краеведов, в состав которой его включали, или нового спектакля в детском театре, на который собирались идти всем классом, или другого долгожданного события Сергей начинал отчаянно чихать либо кашлять, и его укладывали в постель. Болея гриппом, он читал приключенческие книги.

Ему хотелось быть таким, как волевые люди в этих книгах: играть скулами, сжимать сильные челюсти и бросать на окружающих властные взгляды. Но скул, как ему казалось, у него не было вовсе, а когда он сжимал челюсти, этого никто не замечал. У него были такие пухлые щёки, что за ними не обозначались челюсти, и в этих щеках появлялись совсем немужественные ямочки, если Сергей улыбался. Ямочки очень нравились матери и её подругам, а его самого приводили в отчаяние. «Немужественный, незакалённый!..»— думал он о себе и, охваченный желанием начать закаляться тотчас, не теряя ни секунды, вдруг вскакивал с постели и босиком бежал отворять заиндевевшую форточку…

Услышав о военной игре, Серёжа Машин несколько раз осторожно глотнул: горло не болело. Значит, он будет завтра здоров. Хорошо бы, Гера Ивашов поручил ему какое-нибудь особое задание!..

4

Ранним утром «синие» были разбужены сигналом боевой тревоги. Они выстроились возле детской технической станции, и Марина торжественно зачитала им приказ. После этого Гера Ивашов скомандовал: «Шагом марш!» Колонна двинулась строевым шагом, чтобы уже через пятнадцать минут занять оборону на дальних подступах к ДТС. Через двадцать пять минут начиналась игра, так что можно было сразу же ожидать наступления «жёлтых». А «жёлтые» ещё на рассвете ушли куда-то к подножию горы, где разбили свой боевой лагерь.

Сначала «синие» шли по шоссе. Впереди — барабанщик и горнист, за ними — по четыре в шеренге — остальные. У каждого за плечами подпрыгивало в рюкзаке солдатское снаряжение: кружка, котелок, ложка. А в арьергарде шагали двое «синих» без рюкзаков и несли за ручки большой медный котёл, стараясь в то же время не сбиться с ноги. И, должно быть, у всех был строгий, подтянутый вид, потому что попавшиеся им на пути загорелые малыши крымчане, заметив их, раскрыли рты и, всё забыв, побежали следом за отрядом так, словно он был частью Советской Армии…

Когда малыши отстали, Гера Ивашов сказал:

— Если так идти, о нашем расположении потом разведка «жёлтых» от кого-нибудь узнает. Опросят мирных жителей и узнают… — И Гера Ивашов приказал свернуть с шоссе на узенькую тропинку, по которой пришлось гуськом карабкаться вверх.

Тропинка непрерывно петляла и становилась всё круче, земля вырывалась и сыпалась из-под ног.

— Не отставать! — вполголоса командовал Гера. — Мы не можем терять время! — И размахивал огромным трещоточным пулемётом, сколоченным в ДТС по случаю военной игры.

Только теперь, когда они свернули с шоссе и Гера стал отдавать приказания вполголоса, Серёжа Машин ощутил, как непохож стремительный марш, в котором он участвует, на обычную экскурсию или поход. Они продвигаются укрытой от глаз тропой, а впереди сражение!..

Серёжа посмотрел на Геру, который с ним поравнялся: тот шёл так легко, будто и не было подъёма в гору, будто ничего не весил громоздкий пулемёт. И Серёжа почувствовал гордость за своего командира. Ему захотелось как можно скорее отличиться, совершить такой смелый поступок, после которого Гера сказал бы фразу, не то придуманную только что, не то прочитанную когда-то Сергеем:

«С такими боевыми друзьями, как Машин Сергей, не страшен никакой враг!»

Серёжа ещё совсем не представлял себе, чем заслужит такую похвалу, но ясно видел лицо командира, который при других бойцах скажет о нём эти слова.

…Наконец «синие» пришли на позиции. Они закрепились в густом кустарнике по обеим сторонам дороги.

Отсюда, с возвышенности, обозревалась метров на сто и сама дорога, по которой могли приблизиться «жёлтые», и огороженные плетнями виноградники справа, и почти голое пространство слева, поросшее лишь ломкой сухой травой, репейником да полынью.

После того как все замаскировались, а трещоточный пулемёт направили на дорогу, Гера Ивашов негромко спросил:

— Есть добровольцы в разведку идти?

Добровольцами вызвались идти все, кроме одного мальчика, по фамилии Сахаров, который сказал, что на него иногда вдруг «нападает смех» и из-за этого он в разведке может нечаянно себя обнаружить. Гера поинтересовался, в какие моменты на него «нападает смех», и Сахаров ответил, что только в самые серьёзные, например, когда он стоит у доски или беседует с завучем. Тогда Гера распорядился, чтобы при появлении неприятеля Сахарова немедля эвакуировали в тыл. И, отдав это приказание, Ивашов посмотрел на стоявших возле него «синих» тем решительным и властным взглядом, которым в жизни ещё никого не удавалось окинуть Серёже Машину, сколько он ни старался.

— Кто умеет ползать по-пластунски? — отрывисто осведомился Гера Ивашов.

На этот вопрос откликнулись лишь двое «синих». Остальные молчали понурясь: ясно было, что их не пошлют в разведку. Пластуны получили от Геры боевое задание и покинули позиции.

— Остальным вести наблюдение за местностью! — приказал после этого командир.

Серёжа Машин, как все «синие», сначала проводил взглядом разведчиков, которые ползли, почти не отрываясь от земли, а потом стал следить за пустынным пространством перед собою. И ему было жаль, что не он скрылся сейчас из виду, что не его будут теперь нетерпеливо дожидаться… Ведь он сумел бы — конечно же, сумел бы! — пробраться к «жёлтым», он бы всё приметил и намотал на ус! А потом, появившись внезапно в расположении своих, доложил бы коротко, спокойно и молодцевато, что нужные сведения добыты…

В это время Серёжа услышал, как Гера Ивашов громко произнёс его фамилию. Он обрадовался, но командир тут же выкликнул и Сахарова, и у Серёжи почему-то сердце упало от такого соседства. Однако в ту секунду он всё-таки не предвидел, до чего обидное, небоевое, а к тому ж ещё и хлопотливое дело достанется на его долю. Ему и Сахарову велено было оттянуться на двести метров от передовой линии и там приняться за приготовление обеда для всех. Серёжа открыл было рот, чтоб возразить, но Гера Ивашов отчеканил:

— Выполняйте!

И они побрели выполнять.

5

Витя Сахаров сидел на бугорке земли вышиною с садовую клумбу перед холмиком картошки, которую ему предстояло почистить. Он переводил тоскливый взгляд с длинного ножа, лежавшего у него на коленях, на высокий холмик и набирался решимости начать… Впрочем, момент, по-видимому, не казался Сахарову уж очень серьёзным, потому что смех на него пока что не «нападал».

Серёжа Машин стоял на цыпочках в нескольких шагах от Вити, перед большим медным котлом.

В этот котёл сжалившаяся над Серёжей вожатая Марина — наблюдатель штаба игры — насыпала столько крупы, сколько нужно было, и только после этого дала Серёже ложку, длинную, как сабля, сказав:

— Мешай, пока не закипит, а потом — ещё часок. — После чего Марина отправилась наблюдать за событиями на фронте, на прощание добавив: — Дело твоё, Серёжа, нетрудное, пустяки…

Но это оказались не пустяки.

Котёл стоял на двух камнях. Между камнями горел хворост. Серёжа должен был то и дело подкладывать новые порции. В то же время ему приходилось мешать кашу, стоя на цыпочках и с трудом доставая до дна котла. Что и говорить, было жарко. Но дальше— больше! Каша начала кипеть. Теперь она пузырилась, клокотала, пар шёл от неё клубами, и Серёже подумалось, что, возможно, каша иногда убегает, как молоко, а Марина просто забыла сказать ему об этом…

Сергей, тяжело дыша, всматривался в кашу, которую застилал пар. Пар превращался на его лице в капельки тёплой воды. И для того ли, чтобы получше осветить эту картину, или ещё зачем-нибудь из-за белого облака, рыхлого и медленного, выглянуло солнце и начало палить изо всех сил. На лбу у Серёжи выступил пот и смешался с паром. Но и в эту минуту он мечтал и фантазировал.

«Вот, — думал он, — придут наши во время передышки пообедать. Поедят и скажут мне: «Вкусно готовишь!» А разве этим я хотел прославиться?..» Тут Серёжа отрицательно замотал головой, будто не сам он себе, а кто-то другой ему задал такой вопрос. И совсем неожиданно для себя Серёжа проговорил со злостью и так громко, как вовсе не положено вблизи от передовой:

— Не нужна мне слава поварская, а нужна мне слава боевая!

При этом возгласе Витя Сахаров выронил недочищенную картофелину, которая покатилась под уклон, по направлению к Серёже.

— Что ты спросил? — полюбопытствовал Сахаров, охотно отвлекаясь от кухонной работы.

Смущённый Серёжа не ответил. Тогда Витя снова взял в руки нож и повернулся к Машину спиной. Это тотчас повлияло на Серёжу. У него и раньше уже мелькала мысль о том, чтобы без приказа, тайком, пойти в разведку. Но тогда это сразу заметил бы Витя, заинтересовался бы, куда он собрался…

Теперь же Витя на него не смотрел.

Серёжа помешал на прощание ложкой в котле, вытер мокрое лицо и гигантскими скачками спустился по отвесной тропке к просёлочной дороге. Эта узкая, неасфальтированная дорога, по обе стороны которой метрах в двухстах отсюда занимали оборону «синие», впадала в широкое шоссе, — оно и вело к расположению «жёлтых». Но, прежде чем добраться до «жёлтых», предстояло миновать линию обороны своих, а это — Серёжа вдруг сообразил — невозможно было сделать незаметно. Он остановился, задумавшись, посреди дороги и вздрогнул от окрика.

— Жить надоело?! — В двух шагах затормозил пикап.

Шофёр распахнул дверцу и высунулся из кабинки.

— Голову напекло? — осведомился он всё ещё грозным голосом, но глядя на растерянного Серёжу уже не так яростно.

— Извините, пожалуйста, — пробормотал Серёжа и, как учила его в раннем детстве мать (виноват перед человеком — смотри ему в глаза!), в упор посмотрел на шофёра.

Тут обнаружилось, что шофёр совсем молодой парнишка, и Серёжа почувствовал себя бодрее.

— Подвезти?.. — спросил парнишка без всякой свирепости.

Подвезти?.. Вот это идея! Он промчится мимо своих позиций, он, если машине по пути, достигнет боевого лагеря «жёлтых» за несколько минут! Останется только дойти обратно к своим!

Серёжа поспешно забрался в кабинку. Через минуту они проскочили тот участок дороги, на который был направлен трещоточный пулемёт. Серёжа на несколько мгновений закрыл лицо руками, но и без этой предосторожности его вряд ли кто-нибудь успел бы узнать.

— Из лагеря? — спросил шофёр.

— Ага. Наши на экскурсию ушли, а я догоняю… — Серёжа постарался улыбнуться как можно простодушнее.

Шофёр не должен был и подозревать, что оказывает услугу разведчику «синих».

Но шофёр не стал больше ни о чём расспрашивать попутного пассажира. Наоборот, он сам стал ему рассказывать о дороге и о встречных.

— На этом вот месте в один день две машины гробанулись, — сообщил шофёр, как раз на этом месте сняв зачем-то руки с руля. — Такой отрезок. Как услышим, кувырнулся кто-либо, уже знаем: здесь.

Он засвистел. Серёжа, не зная, что сказать, поцокал языком.

— Видишь, друг стоит, — снова заговорил шофёр, указывая на милиционера возле мотоцикла, прислонённого к стене. — Это такой друг, что, если у тебя фара мигает, он тебе талон сменит и удушит безо всяких…

— Жуткий тип, — заметил Серёжа, чтобы поддержать разговор.

Шофёр кивнул.

— Его имеем позади, теперь, товарищ, газанём! — объявил он весело и, выплюнув в окно недокуренную папироску, действительно увеличил скорость. Да так увеличил, что тотчас обогнал грузовик и на повороте чуть не задел бородатого старика в белом костюме, который, шарахнувшись к обочине, крикнул:

— Лихач! Штрафовать надо за такую езду!

— Красную шапку сперва надень! — отвечал шофёр, притормаживая ради этой реплики. — Тогда взыщешь!

Они помчались дальше. Серёже за эти несколько минут очень понравилась быстрая езда, а также независимая манера шофёра объясняться с прохожими, хоть он и не разобрался, для чего было встречному старику надевать красную шапку. И, прощаясь с новым знакомым, после того как увидел из окна раскинувшийся внизу, почти у берега, боевой лагерь «жёлтых», Серёжа благодарно ему сказал:

— Большое спасибо! Дальше я теперь сам… Приезжайте к нам, пожалуйста, в воскресенье на костёр, а? — Вообще говоря, никто не уполномочивал Серёжу Машина приглашать кого-либо на лагерный костёр, но восторженное чувство к шофёру искало немедленного выхода.

Шофёр пообещал «заскочить» на костёр, если выберется свободное время, и Серёжа остался один на шоссе. Отсюда, спрятавшись на всякий случай за пирамидальным тополем, он несколько минут с бьющимся сердцем озирал территорию «жёлтых». Наблюдательный пункт был на редкость удобным. «Жёлтых», рассевшихся на поляне, при Серёжином остром зрении можно было хоть пересчитать. Они же его снизу едва ли могли приметить.

Пересчитывать «жёлтых» Серёжа не стал. Он только определил на глаз, что они все в сборе и, значит, ни крупных, ни малых сил к фронту пока не придвигают.

С этим известием, которое, как-никак, имело цену, Серёжа опрометью понёсся по дороге назад к своим позициям, изредка вспоминая о том, что разведчику надлежит маскироваться и опускаясь в такие моменты на четвереньки.

На бегу он представлял себе, как принесёт сейчас важные сведения о «противнике» и как командир с заместителем простят ему всё. Или, лучше, не простят, а скажут так:

«За геройство, проявленное в разведке, наградить Сергея Машина боевым орденом. — И приколют этот орден к его бушлату. — А теперь за нарушение приказа — расстрелять его!» — Прикажут они. И его расстреляют…

И, хотя не было решительно ничего прекрасного в том, чтобы глупо умереть в солнечный летний день, да ещё в самом начале своей жизни, сердце Сергея упоённо замерло, когда он вообразил себе эту сцену.

Впрочем, он не выдумал, а скорее, вычитал это. Ведь нечто очень похожее происходило в одной из его любимых книг на французском фрегате…

Но не произошло, разумеется, ничего похожего, когда Серёжа предстал наконец перед Герой Ивашовым.

6

После того как пластуны, посланные Герой в разведку, вернулись и о чём-то ему доложили, командир пошёл в тыл, чтобы проверить работу хозяйственной команды. Здесь он застал только Сахарова, который доложил, что Машин исчез, а картошка начищена. Гера зачерпнул кашу га котла, под которым давно уже потух огонь, и неторопливо отправил в рот полную ложку. По-видимому, эта минута показалась Сахарову очень серьёзной, так как он внезапно рухнул на землю, точно подпиленный, и захохотал, дрыгая ногами и вскрикивая. Гера Ивашов несколько раз глотнул, затем сплюнул и произнёс:

— Паршиво!

Взглянув на Сахарова, он добавил:

— Встать!

— Что же теперь делать, товарищ командир?.. — спросил Сахаров, вскакивая.

— Придётся есть, — ответил Гера, подумав. — Больше-то кормить наших и нечем. Нашёл кого назначить кашеваром! — вслух выругал он себя и зашагал на передовую.

На передовой он объявил, что обед готов, и повёл половину бойцов подкрепиться горячей пищей, наказав своему заместителю обо всём, что бы ни случилось, немедленно доносить ему.

Придя на лужайку, посреди которой высился на камнях котёл, все сели в кружок. Нарезали хлеб. И каждый получил по котелку горячей гречневой каши. Одновременно несколько ребят зачерпнули ложками кашу и…

— Ой, горькая до чего! Сгорела совсем! Невозможно есть! — наперебой восклицали «синие».

— Это я виноват, — внятно проговорил Гера.

— Как же… ведь… — начал Сахаров и, смолкнув, вместе со всеми принялся было за кашу.

Но Гера, видно, распробовал как следует Серёжино варево:

— Лучше хлеб да вода, чем такая еда! — сказал он. — Бросьте, ребята!

Все, охотно отставив котелки, стали жевать хлеб.

К обедающим подбежал вестовой.

— К нашим позициям приближается лазутчик «жёлтых»! — выкрикнул он волнуясь. — Его ещё на дальних подступах заметили, не маскируется совсем.

Все немедля поднялись на ноги.

— Один лазутчик? — спросил Гера Ивашов.

— Один, — подтвердил вестовой.

— Передай: как его возьмут в плен, пусть сразу приведут сюда, — приказал командир. — Выполняй!

— Есть! — отозвался вестовой, но не успел даже приступить к выполнению, так как в сопровождении двух конвоиров показался Серёжа Машин.

— Продолжать обед! — приказал Гера и, не найдя для пояснения более взрослого слова, тихо добавил: — Понарошку…

При общем молчании Серёжа коротко, звонко и почти так торжественно, как собирался, доложил командиру о результатах разведки. Дальше пошло не по плану: Гера не приколол ордена к груди Сергея и не приказал поражённым «солдатам» расстрелять его.

— Дурак ты! — только и сказал ему командир. — Взять под арест! — Он едва заметно улыбнулся и добавил: — Но сначала накормить его!

И тут, как ни странно, Серёжа почувствовал, что не прочь поесть. Да, несмотря на разочарование, которое он перенёс минуту назад, и так обидно звучавшие в устах Геры слова «дурак ты», ему всё-таки хотелось пообедать. Лучше бы ему отшибло аппетит — легко было бы горестно, не поднимая головы, отказаться от пищи. А сейчас было просто трудно оторвать взгляд от Марины, которая с каменным лицом накладывала ему кашу, от ребят, дружно уткнувшихся в котелки.

— Эх, хороша каша! — облизываясь, похвалил Сахаров, и все согласно закивали, зачмокали, а кто-то как будто даже всхлипнул, — видно, от удовольствия.

Услышав слова Вити Сахарова, Серёжа уверился, что каша и в самом деле хороша, что с нею ничего не случилось, и готовно принял похвалу на свой счёт, потому что он ведь, в конце концов, а не кто-нибудь помешивал ложкой в котле…

Отчасти успокоенный, Серёжа взял котелок и поспешно сунул в рот первую ложку. Сидевший рядом Сахаров искоса следил за ним.

— Как уголь! — воскликнул вдруг Серёжа Машин, плюнул и одновременно зажмурился, так что нельзя было понять, попала ему соринка в глаз или он обжёг себе язык. — Как уголь, горькая… — произнёс он уже с открытыми глазами.

— Тише, ты!.. — шёпотом сказал Сахаров, толкнув Серёжу плечом, и громко добавил: — Замечательная каша, тебе как раз с донышка досталось… Остатки — сладки!

Серёжа ничего не понимал. За это ужасное варево его почему-то никто не ругает. Никто не жалуется, все как будто довольны. «Может, она и не горькая вовсе?»— засомневался сбитый с толку Машин и для проверки съел ещё ложку и понюхал содержимое котелка… Нет, сомнения быть не могло.

Серёжа собрался уже с отвращением отбросить котелок, когда до него дошло, что неспроста все молчат. Конечно, они испытывают его — сидят и ждут, будет он расхлёбывать кашу, которую сам заварил, или нет… И тогда Серёжа Машин решил, что ни за что лишний раз не оплошает.

Он повторял мысленно: «Я докажу!» — и, не морщась, глотал такую горькую пищу, какой, пожалуй, и не проглотишь без силы воли. Но Серёже в голову не приходило, что он закаляет сейчас волю. Он бился над одним: как оправдаться перед Герой… Да не только перед Герой — ведь все «синие» о нём знают…

И ему казалось, что лишь суровая воинская дисциплина не позволяет им немедля отблагодарить его за обед.

7

Кое-как подкрепившись, группа «синих» во главе с Герой Ивашовым вернулась на позиции. Пришёл сюда и Сахаров (картошку, которую он начистил, осталась варить Марина), и Машин, с которого Гера строго наказал глаз не спускать.

И вот снова все смотрели на пустынную дорогу, на голое пространство, полого спускающееся к ней. На этом пространстве появилась вдруг коза с привязанной к ноге длинной верёвкой: видно, козе удалось отвязаться от колышка или забора — у неё был теперь очень довольный вид. Она то подпрыгивала, то задумывалась, уставясь в землю, то восклицала «мэ-э!», а «синие», следя за ней, хохотали — они устали в молчании ждать «противника».

Те, кто ещё не обедал, мечтали втихомолку о горячей картошке. И самому Гере Ивашову казалось, что никогда он не увидит перед собой на этом месте никого, кроме козы, и не очутится здесь ни через минуту, ни через час цепь «жёлтых».

Гера думал: почему не наступает «противник»?

А затишье продолжалось. Оно было грозным, теперь стало унылым… Никому не верилось, что придёт час сражения.

«В чём дело?» — доискивался Гера. Он попытался представить себе мудрёный план «жёлтых», но, вспомнив вдруг, что командир у них Аркашик Голубов, решил, что, пожалуй, у «жёлтых» вовсе нет плана — ни хитрого, ни простого. Ведь Аркашик, даже когда в шашки играет, и то не заглядывает вперёд хотя бы на один ход!

«Но, если так, — рассуждал Гера дальше, — какие же действия скорее всего предпримут «жёлтые»? Наверняка они пойдут напролом и, нарвавшись здесь на нашу оборону, потерпят поражение! Да… это если план на самом деле составлял Голубов. А если Коркин?..»

Что же мог изобрести Коркин? И тут Гере пришла в голову мысль, от которой на миг у него стало совсем спокойно на душе: у «жёлтых» нет другого пути к детской технической станции, кроме преграждённого «синими». Позиция «синих» неприступна. А другого пути по суше «жёлтым» не найти, разве что по воздуху…

Всё это как будто было так, но Гера чувствовал тревогу, как на уроке алгебры, когда у него чересчур просто и быстро решалась задача, условие которой математик диктовал с загадочным выражением лица, предвещавшим ловушку. Гера вспомнил лицо Коркина и вдруг понял, что пока что находится в ловушке; решение его никуда не годится.

«Разве что по воздуху, — повторил про себя Гера. — А как? Самолёта у «жёлтых» нет. На воздушном шаре, что ли?» Он вспомнил почему-то, как прошлым летом пускал с ребятами коробчатого змея.

Змей потом хранился у него, так как он его мастерил. А незадолго до отъезда Геры в лагерь кто-то из ребят зашёл к нему, когда его не было дома, взял змея на денёк и больше не вернул. Тогда Гера почти не огорчился, а сейчас ему внезапно стало очень жаль этой потери. Кто мог утащить змея? Он начал перебирать в уме знакомых ребят — не этот, не этот…

Гера мотнул головой — какая ерунда! Знали бы бойцы, о чём он рассуждает, из-за чего пригорюнился… Значит, так: по суше «жёлтым» не прорваться, по воздуху не долететь, и выходит… Мысль как будто опять упиралась в стену, но Гера повернул голову и после долгих минут в первый раз посмотрел не вперёд, а направо. Далеко внизу блеснуло море, и Геру озарило, он вскочил на ноги: по морю! «Жёлтые» могут приблизиться к ДТС по морю! Десант!

Командир «синих» стоял во весь рост, забыв о маскировке.

— Заместителя ко мне! Живо!

И, когда с правого фланга подоспел заместитель, Ивашов сказал:

— Есть опасность, что «жёлтые» высадят морской десант вблизи ДТС. Хорошо, если ещё не прозевали. Я беру двух бойцов и мчим что есть духу на пляж, к лодочной пристани. Может, не поздно. Может, предотвратим. Прими командование.

— Вижу «противника»! — возвестил в это время самый дальнозоркий из наблюдателей.

— Соблюдать тишину! — приказал Ивашов, и слова эти «синие» шёпотом передали друг другу по цепи.

— Так как же… — начал заместитель, но Гера перебил:

— Вы здесь и без меня с ними справитесь. Давай двоих бойцов, без которых обойдёшься… Ну, кого?

— Сахарова и Машина, — ответил заместитель, не помедлив ни секунды.

— За мной! — бросил Гера Ивашов этим «синим».

— Постой… Ты почему… донесение разве получил? — прошептал Гере вдогонку заместитель.

Командир на бегу обернулся, постучал пальцем по лбу и прощально махнул рукой.

8

Они бежали к лодочной пристани напрямик, отвесными тропинками. Десятки покрывавших тропинки камешков, точно мячики, вприпрыжку сопровождали их, а иногда даже и обгоняли.

У входа в ДТС Гера, Серёжа и Сахаров притормозили. «Противника» не было и следа. Они перевели дыхание. Командир зашёл в комнату физического кружка и снял висевший на стене бинокль. После этого все трое мимо больших брезентовых палаток, похожих на летние цирки, спустились к лодочной пристани.

Только здесь могли высадить десант «жёлтые». Причалить к берегу в другом месте было просто опасно: мешали большие подводные камни. И это Гера учитывал. Но вместе с тем он понимал, что ялик с бойцами может и не причалить к берегу. Неожиданно появившись из-за мыса, ялик остановится в двадцати метрах от берега, а «жёлтые», если море спокойно, мгновенно достигнут берега вплавь. Как быть тогда? На это Гера отвечал себе так: «Противник не должен появиться неожиданно. Ведь у меня есть бинокль. На тот случай, если десант попытается подойти к пристани, надо достать шесты, чтобы отталкивать. Жаль, здесь нет пулемёта! Будь он тут, ни один «жёлтый» не ступил бы на твёрдую землю…»

— Надо бы достать шесты! — сказал Гера, не отрывая от глаз бинокля. На море не было видно ни одной лодки.

— А где? — осведомился Сахаров.

Гера опустил бинокль. Он увидел, что Сахаров снял с себя майку и, лёжа на тёплых камнях, загорает. Второй боец, Серёжа Машин, записывал что-то в блокнот.

— Вы порт охраняете или, может, отдыхаете? — спросил Гера.

Сахаров встал и, виновато улыбаясь, натянул на себя майку. Серёжа Машин взволнованно сказал:

— Бывает, что люди будущего не могут ничего узнать про ход какой-нибудь баталии… А это случается оттого, что воины… то есть, в общем, участники… ленятся написать эту… ну, историю сражения.

— Ладно, — разрешил Гера, — пока что пиши, если так.

Всё-таки Машин, который чувствовал себя участником больших событий, был ему больше по душе, чем Сахаров, заботившийся и сегодня, как в обычный день, о том, чтоб получше загореть. Гере не нравилось только, что Серёжа временами пристально на него глядит и после этого быстро что-то записывает в блокнот.

— Не глазей! — не выдержал он.

Серёжа промолчал. Он поглощён был своей исторической хроникой. Именно из неё и узнали потом все в лагере о событиях в районе порта.

Вот что писал Серёжа Машин:

«2 часа 30 минут по солнечным часам.

Событий не происходит. Гера глядит в бинокль. Сахаров просто так глядит по сторонам, потому что загорать Гера ему запретил. На лице Геры спокойствие. Сахаров, может быть, немного бледнее, чем обычно, хотя, между прочим, может быть, и не бледнее.

2 часа 40 минут по солнечным часам.

Гера приказал Сахарову достать пару шестов. Сахаров сказал, что не знает, где их найти. Если бы он знал, что шесты нужны, дня три назад, тогда другое дело, их можно было бы сделать в ДТС. Когда он это сказал, у Геры на лбу вздулась жила. Потом он махнул на Сахарова рукой. За шестами пошёл я. Я не представлял себе, где добуду шесты, да ещё немедленно, но быстро шагал вдоль пристани и вспоминал случаи, когда люди достигали невозможного. Тут я увидел тент на нашем пляже. Парусина была натянута на четыре шеста, вкопанные в землю. Я подёргал один из шестов, но он не сдвинулся с места. Одному было не справиться. Я напряг всю свою сообразительность. И это помогло. Из прохудившихся байдарок, лежавших возле деревянных топчанов, я догадался вынуть лёгкие длинные вёсла, взвалил на плечи, как коромысла, и помчался к Гере, как ветер. Гера сказал, что эти вёсла сойдут вместо шестов.

Наверно, уже 3 часа с чем-то: зашло солнце и поэтому солнечные часы не идут. На море появилась волна.

Гера вдруг опустил бинокль и сказал: «Вижу десант на горизонте». Потом он сказал Сахарову: «Беги что есть силы к нашим, объясни, что десант подплывает, — пусть дадут пулемёт. Ты его прикатишь сюда». Сахаров равнодушно спросил: «А зачем?.. Хотя, верно, по условиям игры, пулемёт, конечно…» В этот напряжённый момент голос у Сахарова был такой, будто у нас мирное время.

Гера выхватил у меня карандаш и черкнул несколько слов своему заместителю так быстро, что казалось, будто он только расписаться успел. Потом он сунул бумажку Сахарову. Я видел, что было в записке:

«Пришлите пулемёт для уничтожения большого морского десанта, который будет здесь минут через десять. Если не пришлёте, то есть опасность, что десант прорвётся к ДТС. И победят «жёлтые». Пришлите пулемёт, мы их расстреляем неожиданно на расстоянии 20 метров.
Ивашов».

Когда Сахаров убежал, Гера снова приставил к глазам бинокль. Он очень бледный, и, по-моему, у него дрожат руки… Между прочим, на волнах появились «барашки».

3 часа 30 минут. Потом было так. Десант приближался. Я уже и без бинокля его видел. А Сахарова всё нет. Мы с Герой взяли в руки по шесту. Сначала «жёлтые» пытались причалить к пристани. Но лодку очень сильно бросало на волнах. Наши шесты не понадобились. Ялик немного отплыл назад и повернул к пляжу. Но и к пляжу ему не удалось причалить, потому что отбрасывала назад волна. Вообще прибой очень сильный. Гера крикнул десантникам, что подходить к берегу опасно, потому что можно разбить лодку. А волны уже начали заливать вражескую лодку. Тут Гера опять крикнул, чтобы они не подходили к берегу— у берега самая сильная волна, а остановили лодку в нескольких метрах. И чтобы старшие ребята вылезли и держали лодку, а другие десантники быстро выпрыгивали в воду и выбегали на берег. Гера отбросил в сторону свой шест и мгновенно разделся и разулся и велел мне так же сделать. Потом он полез в воду. Я хотел спросить у Геры, очень вода холодная или нет, но не спросил — он до груди зашёл в воду и там держал ялик за борт. Я не мог остаться один и тоже вошёл в воду, чтобы помочь удержать лодку, пока «жёлтые» будут вылезать. Я крепко держал лодку, когда набегала волна, а когда она откатывалась, та ребята быстро выпрыгивали. Самых младших десантников Гера и Коркин перенесли на берег на руках.

Да, забыл написать: когда ещё ни один десантник не сошёл на берег, а мы только ещё вошли в воду, на лестнице, ведущей к пляжу, показался Сахаров, который тащил на себе пулемёт. Гера приказал ему очень громко, чтобы он бросил пулемёт и бежал на помощь. Сначала Сахаров не понял, но потом он понял.

После того как мы сообща вытащили ялик на берег, мы не знали, как нам теперь быть. Конечно, десантники могли нас теперь взять в плен, потому что их было больше, а пулемёт Сахаров бросил метрах в ста отсюда. Но командир десантников Коркин приказал им всем сдаться, и Сахаров удивился, а мы с Герой нет.

Гера велел пленным построиться, и мы «жёлтых» повели в ДТС. Гера шагал впереди, а мы с Витей Сахаровым по бокам — я с правого боку, а Витя с пулемётом слева. Только мы привели пленных в ДТС, горнист сыграл отбой. И за нами, «синими», осталась победа!

После отбоя я почувствовал, что мне холодно, и подумал, что теперь простужусь. Вдруг ко мне подошёл Гера, похлопал меня по плечу и сказал, что я, оказывается, ничего себе парень. Мне стало очень тепло, хотя я был весь мокрый. Сейчас немножко обсох и вот пишу эти слова.

Гера очень доволен, что… Но приходится кончать, потому что зовут на костровую площадку. Там будет линейка, парад войск, которые участвовали в игре, а потом мы пойдём обедать. Между прочим, я проголодался».

На этом дневник Серёжи Машина заканчивается.

9

На большой костровой площадке собрались бывшие противники — «синие» и «жёлтые», во главе со своими командирами — Ивашовым и Голубовым, наблюдателями штаба Коркиным и Мариной. Предстоял парад.

К Гере подошёл Коркин.

— Поздравляю тебя! — сказал он. — Ты у нас молодцом! Проявил находчивость. Очень хорошо, Ивашов!

— А я и не сомневалась, — вмешалась Марина, — что Аркашику Голубову с Ивашовым не совладать. Неравные силы! — Она с усмешкой посмотрела на Коркина, и тот, вдруг вспомнив, что не отдал какого-то распоряжения, поспешно удалился.

Тогда, став серьёзной, Марина положила Гере руку на плечо и пожелала, чтоб это первое выигранное сражение осталось единственным в его жизни, чтоб ему не пришлось — уже не в игре — отражать десант…

И, тронутый этими торжественными и тихими словами, такими неожиданными в устах громогласной Марины, Гера захотел ей ответить шуткой, но прозвучала команда: «Строиться!»

…Скомандовав своему отряду «смирно», Гера Ивашов приготовился к сдаче рапорта и замешкался: он что-то увидел. Триста пионеров увидели тоже. И минуту, стоя смирно, все неотрывно глядели вперёд: совсем близко от берега, в военном строю, шли корабли Черноморского флота.