1940 год

Джонни Вайз позвонил в «Сиамского котенка». В «Сиамском котенке» сердито ответили, что все давно ушли и они закрыты. Компания мистера Эрла Андерсона? Не слышали о таком…

– Он актер, – стал объяснять Джонни. – Темноволосый плотный парень, немного развязный… Не знаете? Он, наверное, сопровождал мисс Изабель Дрю.

А, это другое дело! Мисс Дрю действительно была здесь с компанией, только давно уехала – часа два назад. Да, с ними была и девушка. Красивая? Ну, джентльмен должен понять, что все девушки, которые приходят в «Сиамского котенка», очень красивые. Мисс Перпетуя Кирк? Ладно, раз джентльмен так говорит.

В «Сиамском котенке» ее имени не знали и, надо думать, ничуть им не интересовались, поскольку разговор собеседнику внезапно наскучил, и он бросил трубку.

Джонни позвонил в «Кенгуру», в «Черного медведя» и в «Бойкого дракона», но все эти уважаемые представители фауны, по-видимому, уже спали – к телефону никто не подошел. «Скорее всего, они поехали на квартиру к Изабель, – решил Джонни. – Бедняжка Пеппи, наверное, устала, и ей до слез надоело слушать бесконечные монологи Изабель о сексе и деньгах. А в такой поздний час такси она не поймает. Поеду-ка я к Изабель; пожалуй, выпью с ними и привезу Перпетую домой».

Джонни сел в обшарпанный старый «Крайслер» и поехал к дому Изабель; в его невинное молодое сердце ни на миг не закралась мысль, что там ему могут быть не рады.

Изабель раздражало глупое обручение Перпетуи с Джонни. Она считала Перпетую дурочкой, которая зря потратит такую прекрасную внешность на безденежного и легкомысленного Джонни Вайза, приехавшего то ли из Индии, то ли из Малайи, то ли еще откуда-то… Кроме того, на Перпетую запал Эрл Андерсон. Эрл питал пристрастие к юным девушкам: ему нравилось, что с ними он чувствует себя ужасно порочным. Эрл сейчас как раз при деньгах, а Изабель отчаянно нуждается в круглых маленьких пенни, к тому же с Эрлом легко ладить, когда он в хорошем настроении… Ничего не было сказано вслух, никакие сознательные планы не строились даже в темных глубинах сложного сердца Изабель, но как-то сама собой организовалась эта вечеринка в «Сиамском котенке», откуда-то возник второй кавалер, чтобы Изабель тоже не было скучно, и как-то там стало неинтересно, несмотря на количество выпитого, и все они завалились в квартиру Изабель, где быстро опустела одна бутылка, вторая… А Перпетуя не привыкла пить столько джина. И поэтому, когда прибыл Джонни Вайз с простодушной улыбкой на устах, желающий забрать и отвезти возлюбленную домой, Изабель открыла ему дверь и сказала раздраженно:

– Она пока не собирается уходить.

– Ну тогда я просто зайду и выпью с вами, можно?

– Нет, Джонни, нельзя, – ответила Изабель и хотела закрыть дверь.

Джонни оторопел.

– Хотя бы скажи Пеппи, что я здесь!

– Перпетуя не желает тебя видеть, Джонни, она занята. Ради бога, поезжай домой и займись своими делами. Позволь бедной крошке повеселиться, если ей так хочется.

– О чем ты говоришь? – Джонни протиснулся мимо нее в квартиру. – Я спрошу ее сам, и если она еще не хочет ехать домой, то, конечно, пусть остается. Где она?

Изабель поджала пухлые губки.

– Что ж, ладно. Проходи, не стесняйся.

И она распахнула дверь в комнату. Перпетуя была там с Эрлом.

Джонни Вайз застыл в дверях, придушенно прохрипел: «О нет!», словно не мог поверить своим глазам, затем, шатаясь, спустился по лестнице, сел в «Крайслер» и вывел его на Грейт-Вест-роуд, а там нашел длинный прямой отрезок, оканчивающийся глухой стеной, развернул автомобиль, отъехал немного, снова развернулся – и, изо всех сил надавив на газ, поехал прямо в стену.

 

Глава 1

Миссис Порт сидела у открытого окна в узкой комнатушке, которая обходилась ее мужу в двадцать гиней в неделю, и тонкими серыми руками теребила складку своего кимоно.

– Зачем тебе понадобилось заниматься этим представлением, Эдгар? Конные рыцари, дева в башне – зачем это все? Я не понимаю. – Она коротко вздохнула и прибавила виновато: – Теперь я многого не понимаю…

– Это просто небольшое развлечение для меня, дорогая, хоть какое-то занятие, пока ты находишься здесь.

– Когда я смогу отсюда выйти, мы вернемся в Малайю, Эдгар?

Круглое лицо мистера Порта внезапно вытянулось и приобрело тот же серый оттенок, что был у рук миссис Порт.

– К чему возвращаться, дорогая? Все, что у нас там было, исчезло. Японцы…

– Я ничего не помню… – растерянно проговорила она и взглянула на мужа с беспокойством.

Он вздохнул.

– Ну и не пытайся, дорогая. Не расстраивай себя. Память вернется.

Впрочем, некоторым воспоминаниям было бы лучше остаться навеки спрятанными в паутине ее сознания! Японцы… Мистер Порт и сам старался забыть. И, призвав всю свою прежнюю жизнерадостность, сказал:

– А пока ты должна поправляться! Если тебе станет лучше, сможешь прийти и посмотреть мое представление!

– Что случится с девой в башне?

– Ну дева в башне – это Изабель Дрю, ты знаешь ее?

– Я не помню никакой Изабель Дрю…

– Ты встречалась с ней, не в Малайе, а здесь, в Лондоне, вскоре после того, как мы вернулись домой. Она была приятельницей Джонни.

– Джонни?

– Ты не помнишь Джонни? – спросил муж с печалью.

Она покачала седой головой.

– Я ничего не помню, Эдгар, дорогой.

Он снова вздохнул.

– Ну неважно. Все твои воспоминания однажды вернутся. В общем, эта дама, Изабель Дрю, знакома со всеми устроителями выставки, и когда она узнала, что планируется спектакль, она… она убедила их, что я должен стать режиссером. Просто ради веселья.

– Разве ты разбираешься в таких представлениях, Эдгар? Ты когда-нибудь такое делал?

– Да кто угодно может режиссировать подобные спектакли! – сказал мистер Порт с грубоватым пылом, поскольку сам не был в этом уверен. – А Изабель заявила, что среди них есть человек, которого они ищут. Работа непростая, но на время меня займет, – закончил он довольно неуклюже и, видя, что лицо миссис Порт приняло знакомое выражение болезненной неуверенности, добавил почти с отчаянной мольбой: – Не спрашивай меня больше и выкинь это из головы. Я упомянул о спектакле лишь потому, что хотел тебя развлечь. Все это ерунда…

Сьюзан Сволок, которая тем вечером встретила их в парке, сказала бы, что у мистера Порта есть только одна причина работать на представлении Изабель Дрю, и эта причина – сама Изабель Дрю. Маленькая, округлая, вся медового цвета, с аппетитными изгибами, делающими ее похожей на торт со взбитыми сливками, Изабель семенила рядом с мистером Портом на высоких каблуках. Сьюзан Сволок заметила, как он испуганно отпустил ее ручку, и теперь обе его короткие руки болтались по бокам выпирающего, словно эркерное окно, животика. Сьюзан, помахав зонтиком, решительно зашагала к ним по газону – в скучном шелковом платье, аккуратно подогнанном по плотной фигуре, сама похожая на короткий толстый зонтик.

– Приветствую, мисс Дрю! Давно не виделись!

– О, боже, эта жуткая Сволок… – с досадой шепнула Изабель мистеру Порту и тут же изобразила неубедительную улыбку. – Приветствую, мисс Сволок, не ожидала вас увидеть! Полагаю, вы с Эдгаром знакомы?

Мистер Порт и мисс Сволок это предположение отвергли. Он коротко коснулся твердой загорелой руки пухлой ладонью, порозовевшей и взмокшей под жарким июльским солнцем.

– Впервые имею удовольствие…

– Как странно! – сказала Изабель. – Я думала, вы оба приехали из Малайски, или откуда вы там?

Мистер Порт и мисс Сволок принялись в один голос уверять ее, что «Малайя» – существительное, а «малайски» – наречие, и с тем же успехом можно было бы сказать, что они оба приехали из «французски»…

– Я имела в виду, что вы оба англоиндийцы или как их там… – равнодушно отмахнулась Изабель. – Вы ведь, кажется, оба знали Джонни Вайза?

Взгляды земляков встретились, задержались на мгновение и разошлись. Как могла Изабель так легко говорить о Джонни? Но Джонни уже семь лет как умер…

– Джонни Вайз писал всем своим друзьям и много рассказывал об Англии. Когда мы наконец вернулись домой, мы разыскали мисс Дрю. Он… так высоко ценил ее! – объяснил мистер Порт.

– Мисс Дрю, должно быть, ужасно надоели друзья Джонни, – сказала мисс Сволок с легкой гримаской и повернулась к Изабель: – Я до сих пор ищу работу! Нелегко найти место, не имея никакой специальности и в любом деле будучи «новенькой» в моем не юном возрасте! Мы, старые девы средних лет…

Она снова состроила гримаску и издала негромкий, похожий на хрюканье самоуничижительный смешок.

Изабель, тоже старая дева, причем на пару лет ближе к средним годам, чем мисс Сволок, ответила ей жалостливой улыбкой.

Мистер Порт вдруг сказал:

– Изабель, а что, если мы поищем для мисс Сволок занятие в нашем спектакле?

– Нам женщин больше не нужно, – быстро сказала Изабель.

Он, однако, настаивал:

– Как насчет… как насчет костюмерши?

– У нас нет костюмерной, Эдгар. Только мое платье и дюжина доспехов.

– Ну, наверняка она может быть нам в чем-то полезна, – твердо заявил мистер Порт. Он взглянул на смуглое, озаренное надеждой лицо и добавил жизнерадостно: – Ведь это подошло бы вам, правда? Спектакль будет идти всего несколько недель, но займет вас на время…

Двойной Брайан тоже получил работу на спектакле Изабель. Двойной Брайан был лапочкой. На самом деле его звали Брайан Бриан, он голландец… или его мать голландка… что-то в этом духе. Изабель никак не могла запомнить. Короче, приехал из Малайски. Ну ладно, с Суматры, где бы это ни было…

– Суматра – остров, довольно далеко от Малайи…

– Да боже мой, какая разница! – воскликнула Изабель. Она по-кошачьи свернулась на белесом диване в своей уютной, слегка неопрятной белесой квартире. – Слушай, Брайан, по поводу твоей работы…

– Мне не так уж нужна работа, – смеясь, сказал Брайан.

– Ну, дорогой, нечего тебе слоняться без дела. Я понимаю, это не бог весть какая работа, однако тысячи ужасно милых людей так и рвутся ее получить, и потом, это всего на несколько недель, пока идет выставка… – Изабель не ожидала, что будет так трудно найти дюжину рыцарей, готовых гарцевать на сцене вокруг ее башни. – Вот, например, Эрл Андерсон согласился, знаешь его? Он довольно знаменитый актер… ну не то чтобы знаменитый, но о нем многие слышали. Сейчас он, как говорится, не занят. Глупо, кстати, говорится: эти актеры постоянно заняты, бегают как безумные, подлизываются ко всем, чтобы попасть на прослушивание…

Брайану Бриану было лет тридцать девять или сорок. Невысокий, с широкими плечами, квадратным улыбчивым лицом и поразительными глазами – голубыми-голубыми, – он всегда носил длинный развевающийся макинтош и весь светился жизненной силой. Он не проявил большого интереса к беготне Эрла Андерсона в период незанятости, однако заметил небрежно:

– Кажется, я о нем слышал.

– Ну, вообще-то, ты должен был о нем слышать – из-за Перпетуи. Она живет с ним… ну или гуляет с ним, что, в общем-то, одно и то же… с тех пор, как Джонни Вайз сам себя укокошил. – Изабель, вся такая мягкая, круглая и будто светящаяся золотом, взглянула на него испытующе, свернувшись клубочком на линялом диване. – Наверное, ты думаешь, это странно со стороны Перпетуи?

Он пожал плечами:

– Я вообще об этом не думаю. – На английском Двойной Брайан говорил довольно свободно, хотя и с сильным акцентом. Он сменил тему, перейдя к более насущным заботам: – А чем занят в шоу этот Андерсон, если роль подходит и мне?

– Участвует в представлении, дорогой, – оживилась Изабель. – Выезжает на лошади. Ничего особенного, но все-таки четыре фунта в неделю за десятиминутную работу дважды в день. А лошади – всего лишь старые цирковые пони, приученные ходить кругами по арене. Уметь скакать не обязательно. Эрл не умеет абсолютно!

Брайан провел в седле чуть ли не две трети своей жизни. Он насмешливо поклонился ей – правда, ирония жеста совершенно от нее ускользнула – и обронил:

– Какое облегчение.

– В общем, я скажу Сладкому Папочке, чтобы он записал тебя в рыцари. Ты же знаешь старину Эдгара Порта, режиссера представления? Не знаю, зачем он за это взялся, ведь у него денег куры не клюют.

– Из любви к прекрасной даме? – смеясь, предположил Брайан.

– Не удивилась бы, – сказала Изабель, тоже смеясь. – Короче, я представила его менеджеру выставочных шоу, моему давнему знакомому, и они обо всем договорились. Не представляю, что может Эдгар знать о режиссуре спектаклей, но, полагаю, он научился устраивать шоу с хождением по горящим углям – или что они там делают в своем Малайски.

– В Малайе, – машинально поправил Двойной Брайан. – И уверяю тебя, Эдгар Порт не устраивал там хождений по углям. Он был большой человек в Малайе. Очень важный!

Брайан надул щеки и выпятил живот, удивительно похоже изображая мистера Порта в его самом важном виде.

– Ах да, постоянно забываю, что вы с ним там были знакомы.

– Я не был там с ним знаком. Сколько раз тебе повторять, что мой дом на Суматре? Джонни Вайза, так уж случилось, я знал, однако мистера Порта никогда и в глаза не видел, пока ты нас не познакомила. Он жил в Британской Малайе. Я – на Голландской Суматре.

– Ох, да все равно вы оба англоиндийцы! – нетерпеливо бросила Изабель. Она встала с дивана, потянулась, демонстрируя груди и бедра, и, поскольку Двойной Брайан остался невозмутим, без сожаления предложила поехать в Элизиум-холл и посмотреть, как проходит подготовка к выставке «Дома для Героев».

– Там сейчас Чарити Эксмут, она занимается декором… или как это называют в театрах?.. А я смогу показать тебе, что за спектакль мы готовим. К тому же Чарити должна мне двадцать фунтов комиссионных за то, что я устроила ее на эту работу, и я хочу сегодня выжать из нее хотя бы часть…

Огромная раковина Элизиум-холла постепенно превращалась в небольшой городок из макетов домов, достойных Героев Англии (которые тем временем ютились у своих недовольных родственников и целыми днями обивали пороги всевозможных учреждений, уверяя, что им подойдет что угодно, жена уже тоже теперь непривередлива…). Сверкая белым пластиком, тесными рядами стояли псевдотюдоровские коттеджи, состоящие из полностью оснащенных электричеством квартирок; одна такая ячейка, оторванная от родительского улья, стояла отдельно, блистая новизной и поспешно наведенным уютом. Вдоль проходов выстроились шеренги благоустроенных ванных комнат, а также шеренги кранов и душей, отделенных от ванных комнат, и шеренги одиноких ванн, стоящих, как печальные белые пудели, выставленные под дождь. Молоденькие девушки в тесных коротких юбках и со сложными прическами зубрили рекламные тексты о товарах, которых они прежде не видели, да и теперь не мечтали когда-нибудь сами купить. Разгоряченные производители товаров бегали тут и там, крича с надрывом:

– Не сетка для волос, а сеточка, се-точ-ка! Я говорил тебе тысячу раз…

И молоденькие девушки, на миг позабыв о заученном произношении и манерах, сердито восклицали:

– Да какая, к черту, разница, мистер Энгельбаум!

Пожилые джентльмены, которые видали лучшие дни, вкладывали сырые птичьи тушки в один конец какой-то сложной машинерии и доставали их, обжаренные до хруста, из другого конца. Садовники составляли цветочные часы из поникших анютиных глазок и стойких васильков, саранчовые полчища чирикающих девиц в серых халатах взметали вениками пыль в проходах и ждали, когда облако осядет. В центре главного зала стояла Чарити Эксмут и, обмирая от восторга, любовалась замковой башней. Рядом льстиво суетился нескладный юнец – ее сын.

– Мы зовем его «Мамадорогая», – сообщила Изабель, когда они с Брайаном Брианом подошли к маленькой группе у сцены. – Скоро поймешь, почему. Зачем она напялила треуголку?

– Наверное, хочет выглядеть как женщина-адмирал, – предположил Брайан.

– Никто не может хотеть выглядеть как женщина-адмирал, – сказала Изабель. Подходя, она приняла дружелюбный вид. – Привет, Чарити. Привет, Джордж. О, привет, Эдгар, котеночек.

Чарити Эксмут, на миг растянув рот, сверкнула полоской передних зубов. Мистер Порт при виде своей возлюбленной расцвел от счастья. Нескладный юнец опустил взгляд на бесстыдно выставленные прелести Изабель и подумал, что если бы его мать не держала его при своей юбке, считая маленьким мальчиком, он давно бы уже научился взирать на эти вместилища блаженства без трепета. Не то что бы он… Ведь он все-таки влюблен в Перпетую Кирк… Но Перпетуя была стройная и тонкая, как камышинка, без выпуклостей, и юноша не мог отвести взгляда от изгибов фигуры Изабель. Он погрузился в сердитые грезы подростковых обид – худой, темноволосый, нервный мальчик в агонии первой великой любви.

Сцена полукругом выступала в огромный холл и была отгорожена от большого помещения позади нее – называемого задней комнатой – зубчатой «замковой» стеной, наскоро сколоченной из досок. Стена разделялась посередине башней – простой трубой, поставленной вертикально. Высокий арочный проход вел сквозь башню из задней комнаты на сцену. Над аркой находилось узкое окно достаточной высоты, чтобы человек мог выйти из него на крохотный балкон с видом на холл. Шаткая лестница внутри башни вела на не менее шаткую платформу за окном. Изабель Дрю, чья благородная задача состояла в том, чтобы подняться по этой лестнице на внутреннюю платформу и в нужный момент эффектно появиться на балконе в сиянии внезапно вспыхнувшего света, застраховала свои округлые конечности, все вместе и каждую в отдельности. И так сильна была ее страсть к звонкой монете, что она почти могла найти в своем сердце малюсенькое желание: чтобы в самом конце программы, когда она выжмет все, что сумеет, из Сладкого Папочки Порта и выставки «Дома для Героев», лестница пошатнулась и она сломала бы какую-нибудь крохотную, тоненькую, безболезненную косточку…

Мистер Порт, напротив, страшно переживал, как бы чего не случилось с его дорогой Изабель.

– Вы уверены, миссис Эксмут, что лестница крепкая? А этот балкон? Он выглядит ужасно ненадежным.

– Крепче не бывает, – сурово отрезала Чарити и добавила, глянув на аппетитные формы Изабель: – То есть для человека нормального веса.

Сама она была скудного сложения, что насмешники довольно часто связывали с ее именем. Она указала на тонкий ядовито-зеленый плющ, который вился по башне и взбирался до балкончика:

– Убедительно выглядит, не находите? Джордж принял его за живой. Да, сынок?

– Я только сказал, что живой часто выглядит как искусственный, – пробормотал Джордж.

– Однако нужен ли нам этот гадкий плющ? – капризно протянула Изабель, цепляясь за локоток мистера Порта.

Эдгар объяснил с нежностью: это все вина ее милого, мягкого, воркующего голоска; совершенно необходимо сделать его немножко более громким, чем он звучал на первом прогоне. Микрофоны и прочее такое спрячут в башне возле балкона, только при этом возникает проблема, что микрофоны могут усилить и множество других звуков – он не понимает всей механики, но…

– Все уже установлено и закреплено, так что плющ остается, – отрезала Чарити и, будто готовясь к сражению, решительно поправила на голове треуголку. – Высоко в плюще спрятан переключатель, справа от арки – если стоять лицом к сцене. Когда Изабель выйдет на балкон, один из рыцарей должен будет привстать на стременах и включить…

– Кстати, о рыцарях! – сказала Изабель. – Чуть не забыла! Вот вам еще один. Его зовут Брайан Бриан – Двойной Брайан.

Она окинула его любовным и хозяйским взглядом, довольная тем, что продемонстрировала свое остроумие.

Крупную, сильно загорелую молодую женщину, которая прежде скромно держалась в тени, вытащили вперед и представили Двойному Брайану: мисс Сволоч… простите, Сволок, давняя приятельница того мальчика, Джонни Вайза, который покончил с собой. Брайан тоже был его другом. Наверняка они все встречались в Малайски, или где они там жили… Карие глаза встретились с голубыми, голубые глаза уставились в пол. Изабель весело тараторила, и «не ведая свою судьбу, маленькие жертвы продолжали игру». Способ убийства был выбран. Убийца стоял рядом. Свидетели собирались на сцене будущего преступления, и Изабель каждым своим беззаботным словом вбивала новый гвоздь в сложный механизм двойного убийства.

Из арочного прохода под башней на полукруг сцены неторопливо вышли два человека. Теперь труппа была в полном сборе. Эрл Андерсон, невысокий, плотный мужчина с ясными голубыми глазами и похожей на хризантему кудрявой черной шевелюрой – его бесчисленные приятели сомневались в аутентичности как кудрей, так и цвета – производил впечатление нарочитой вульгарности, каковой способствовала безвкусная яркость его клетчатого пальто с двумя шлицами сзади. Держась за локоть Эрла, сонно плелась Перпетуя Кирк – тоненькая, очень красивая девушка со светлыми волосами, такими густыми и пушистыми, что их можно было принять за хорошо ухоженную тисовую изгородь, фигурно выстриженную в прическу-боб, как у мальчишек-газетчиков. Эрл предложил зайти и взглянуть на эту дурацкую выставку – Эксмут хотела показать ему, что он должен будет сделать с каким-то переключателем во время спектакля. Что ж, можно и зайти: ей ничуть не интересно, но почему бы и нет.

– Вон твоя дорогая Изабель, – сказала она, указывая на группу людей за софитами, глядящих вверх на башню.

– Точно, – сказал Эрл. И повысил голос: – Привет, Иезавель! Привет, миссис Эксмут! Привет, мистер Порт!

Новый парень с ними – это, видимо, тот самый голландец, про которого Изабель ему все уши прожужжала.

– Привет, Эрл, – отозвалась Изабель. – Прекрати называть меня Иезавелью! Меня это бесит. Привет, Пеппи.

Перпетуя одарила их вежливой безрадостной улыбкой. Отказываясь принимать ее улыбку, Брайан Бриан отвернулся. Он подумал: она совершенно пустая, как выброшенная на берег морская раковина. Удивительно, что Джонни всем своим юным сердцем полюбил эту оболочку с изогнутыми губами и тоскливыми серыми глазами. Но он помнил, как расписывал ее в письмах Джонни. Черт бы ее побрал! И это была не просто фигура речи – Брайан действительно желал ее душе гореть в аду.

Сьюзан Сволок тоже пожелала душе Перпетуи отправиться в ад. После того что случилось с Джонни, продолжает гулять с Андерсоном, смеет приходить сюда и встречаться с ними со всеми…

Перпетуя, из-за которой Джонни Вайз покончил с собой, которая фактически его убила. Изабель Дрю и Эрл Андерсон, помощники убийцы. Эдгар Порт, Сьюзан Сволок и Двойной Брайан, так любивший Джонни. Нескладный Джордж Эксмут, влюбленный в Перпетую. Две жертвы, убийца и актеры второго плана. И до начала спектакля осталось недолго…

Тесно сгрудившись, они обсуждали ход представления с Чарити Эксмут (когда свершится убийство, для которого Чарити сейчас так невинно подготавливает сцену, она будет далеко отсюда, в Эдинбурге, увивать плющом очередные декорации). Чарити взмахами костлявых рук обрисовывала последовательность театральных событий.

– Фанфары взревут – это будет потрясающе! – софиты осветят арочный проход, посетители обернутся посмотреть, что происходит, подойдут сюда и соберутся возле сцены. Снова фанфары – верхом на конях на сцену выезжают рыцари; их бархатные плащи развеваются, серебряные знамена реют на древках! Рыцари объезжают сцену по кругу, перестраиваются, формируют фигуры и, наконец, исполняют «большую цепь», лошади пускаются рысью, упряжь звенит! Всадники выстраиваются под башней, рыцари поднимают головы и смотрят на балкон, где эффектно появляется королева Англии – дома и красы! Луч света медленно движется вверх, барабанная дробь – и она выходит на балкон в серебряном платье, в высокой остроконечной шляпке с развевающейся вуалью…

От красоты воображаемой картины у Чарити перехватило дыхание, и она умолкла.

– Что это все символизирует? – спросила Сьюзан Сволок, обладавшая чересчур прагматичным умом.

Никто не имел ни малейшего представления о том, что это все может символизировать.

– Ну, просто… э-э… просто рыцари отдают дань уважения «Англии, дому родному и красе», – сказал мистер Порт, неопределенно взмахивая короткой толстой рукой. Или славить «Англию – дом и красу» должна дорогая Изабель? Он пока не решил.

Его глаза встретились с глазами Брайана Бриана и Сьюзан Сволок, и режиссер опустил взгляд к мыскам своих ботинок. Какой смысл пытаться объяснить людям, которые все равно не поймут, что значили эти слова для тех, кто три года прожил в «Малайски» под нежным руководством Сынов Неба.

– Так. Кто будет главным рыцарем? – спросила Чарити Эксмут, снова переходя к делу. Она с нежностью взглянула на своего сына. – Джордж исполнит роль одного из рыцарей – просто ради веселья. Правда, Джордж?

– Да, мамадорогая, – пробормотал Джордж, который исполнял эту роль лишь потому, что мать на этом настаивала, и ни по какой иной причине.

– Так. Кто же будет главным рыцарем? – повторила миссис Эксмут.

– Двойной Брайан, – предложила Изабель.

Поскольку режиссером был мистер Порт, слово Изабель было законом.

– Ладно, – кисло сказала мать Джорджа. – А мистер Эрл Андерсон должен быть вторым рыцарем, потому что я уже договорилась с ним насчет переключателя. Тогда Джордж будет третьим. У главного рыцаря – белый плащ и белая лошадь. Все остальные лошади черные. Второй рыцарь – в красном плаще, третий – в синем. Давайте для краткости называть их Белым Рыцарем, Красным Рыцарем и Синим Рыцарем. Мистер Бриан – Белый, мистер Андерсон – Красный, Джордж – Синий.

Всех, казалось, вполне устроило столь удобное нововведение.

– Белый Рыцарь, вы первым выезжаете на сцену через арку, – продолжала Чарити, ловко именуя Брайана Бриана новым прозвищем. – Остальные – за вами. Вы объезжаете сцену один или два раза и занимаете свои позиции в открытом каре. Белый Рыцарь в центре…

– Не выйдет, – вмешалась Изабель. – Если поставить одного в центр, останется нечетное число.

– У нас одиннадцать рыцарей, – напомнила Чарити.

– А рыцарских доспехов – двенадцать! – сказала Изабель. Ее скупой душе была неприятна мысль о напрасно потраченных деньгах на костюм, который не будет использоваться – пусть даже это деньги устроителей выставки.

– Ну теперь уже поздно раздумывать. Будем рассматривать оставшийся костюм как запасной. Я разработала все построения, и менять ничего нельзя, – заявила миссис Эксмут, воинственно сдвигая треуголку набок. – Итак, открытое каре, Белый Рыцарь – в центре. Рыцари меняются местами: Белый сюда, Красный вот сюда, Желтый и Зеленый вон туда… – Она объяснила одно или два простых построения и, поскольку никто ничего не понял, вырвала из своего блокнота несколько листков и принялась рисовать на них маленьких человечков. – Так, Красный здесь, Синий вот здесь… Нет, что я говорю? Синий здесь, а Красный в центре… Нет, не так… Вы меня совсем запутали! Синий стоит на месте и ничего не делает, а Красный едет налево…

К тому времени как они добрались до «большой цепи», пол был усеян обрывками бумаги.

Изабель с нетерпением ждала, когда приступят к ее части представления. Она сразу же побежала к шаткой лестнице, поднялась и кокетливо окликнула собравшихся с балкона.

– Значит, после «большой цепи» Брайан, Эрл и Джордж занимают свои позиции, а восемь остальных формируют полукруг по краю сцены лицом к зрителям, – сказала она. – А может, лучше они все будут смотреть на королеву?

– Нет, – отрезала Чарити.

Изабель решила не спорить.

– Итак, я в окне, вся в тени, потому что свет направлен на сцену. Эрл смотрит на меня слева, Джордж – справа, а Двойной Брайан стоит лицом к арке, задом лошади к публике, и тоже смотрит наверх. Луч софита медленно поднимается и как только освещает окно и балкон, я выхожу в серебряном платье и высокой остроконечной шляпке и начинаю речь.

Тут же, не дожидаясь приглашения, она разразилась речью…

Вокруг них в ослепляющей пыли и в оглушающем грохоте выставка «Дома для Героев» проходила медленный и болезненный этап своего рождения. Дай-ка мне молоток… Притащи вон ту доску… Примерь-ка одну из наших сеток для волос… Просто кладешь курицу вот сюда… Серая саранча продолжала взметать пыль и ждать, пока она осядет, хозяева павильонов прыгали вокруг молодых девушек и тщетно молили их произносить слова правильно. Изабель декламировала речь, а Перпетуя Кирк невыносимо скучала, поэтому повернулась к Сьюзан и спросила с обычным своим безразличием:

– А вы принимаете участие в представлении, мисс Сволоч? Похоже, участвуют почти все друзья Изабель.

– Я не друг мисс Дрю, – резко ответила Сьюзан. – И зовут меня мисс Сволок, с «к» на конце.

А поскольку Перпетуя лишь посмотрела на нее недоуменно, Сьюзан добавила, что да, она знакома с Изабель Дрю, однако они не друзья.

– Вот как? – рассеянно проговорила Перпетуя. Какая разница? Ее вопрос – обыкновенная вежливость.

– Конечно, она устроила меня на эту работу, – признала Сьюзан, желая быть справедливой. – Я потеряла все, что имела в Малайе, и мне довольно трудно найти работу в Англии. Как и сохранить ее.

Малайя. Откуда приехал Джонни.

– Ах, вот как? – сказала Перпетуя, отбрасывая воспоминание, словно паутину, коснувшуюся ее мыслей.

– Предполагается, что я должна быть смотрительницей гардероба, – продолжала мисс Сволок. – Все, за чем я смотрю, – это двенадцать фальшивых доспехов и платье Изабель Дрю. А еще я должна стоять на страже у двери в задней комнате, чтобы во время представления никто не вошел.

– А почему никто не должен входить? – спросила Перпетуя – просто чтобы сказать что-нибудь.

– По той простой причине, что дверь находится прямо напротив арки и хорошо видна зрителям. Конечно, мы планируем повесить поперек арки занавеску из бус, но лучше на всякий случай присмотреть…

«Да какое мне дело?» – подумала Перпетуя. Она жалела, что завязала этот дурацкий разговор. Привычка быть вежливой вечно впутывала ее в подобные ситуации. Вот к чему приводит обучение в монастыре. Может, ты не научишься играть в хоккей или лакросс, но инстинкт говорить и вести себя правильно в тебя вдолбят. Другие умения умерли – для Перпетуи почти все умерло одной лунной ночью семь лет назад, – но эта привычка осталась с ней до сих пор. Она одарила мисс Сволок рассеянной, милой, ничего не значащей улыбкой и медленно побрела прочь, глядя невидящим взглядом на недостроенные домики, скелеты павильонов, о чем-то говорящих и жестикулирующих мужчин и девушек. Почему эта женщина такая злая? Я лишь любезно спросила, какое у нее здесь занятие… Однако карие глаза смотрели на нее с выражением, похожим на ненависть. Наверное, это из-за Джонни. Они все – давние друзья Джонни. Все смотрят на меня так, словно готовы убить… Словно они могут убить ее из-за того, что одной очень давней ночью глупая, польщенная вниманием, растерянная девочка позволила Изабель и Эрлу напоить себя и стала для Эрла «доступной»… С того времени в ее душе не осталось жизни, она продолжала равнодушно идти по пути, по которому ее вели, сначала пытаясь, а потом даже не пытаясь стереть из памяти выражение лица Джонни в тот краткий момент перед тем, как он развернулся и навсегда ушел в бесконечную ночь. Собственная судьба ей была безразлична; ничто больше не могло ее взволновать – ни сомнительная преданность Эрла, ни завидный энтузиазм Изабель, с которым та пыталась пробить ее безразличие, ни отвращение, симпатии, понимание или тупость их друзей… Джонни мертв и покоится с миром, думала она, а я мертва, но нет мне покоя. Только в этом и разница. Той ночью мы оба совершили самоубийство. Идя с опущенной головой по шумному проходу, Перпетуя сунула руки в карманы своего легкого плаща.

Последним, кого она хотела бы увидеть в таком настроении, был Джордж, нескладный сын Чарити Эксмут. Однако вот он, стоит перед ней. Шел за ней, догнал и застенчиво начал говорить. Худенький нескладный мальчик с длинными руками и ногами, которые казались еще длиннее, чем были, потому что он никогда не знал, куда их девать. С бледным вытянутым лицом и голодными темно-коричневыми глазами. Недотепа. Она сказала ему с терпеливой вежливостью, что как раз идет домой…

Он мялся, желая спросить, можно ли ему проводить ее до дома, однако не сумел наскрести в себе храбрости, чтобы облачить просьбу в слова. В итоге Джордж попрощался с ней с неграциозной поспешностью и следил за ней взглядом, пока она не добрела до большой входной двери Элизиума и не вышла, а когда Перпетуя села в автобус, побежал следом и, незамеченный, поднялся на верхний этаж. Перпетуя, выходя из автобуса и шагая по улицам Бейсуотера к своей однокомнатной квартирке, смутно чувствовала на себе чей-то взгляд и порой оборачивалась, но преданный рыцарь держался далеко позади, и она его не увидела. Впрочем, ощущение слежки нервировало, и подавленность ее не отпускала. Джонни умер по моей вине; если бы ненависть его друзей могла убивать, я умерла бы уже дюжину раз. И пусть, для нее ничто теперь не имеет значения, но все же… холодно и горько быть совсем одной в этот солнечный июльский вечер. Тень за ее спиной пригибалась, замирала неподвижно, снова шла, все время держась на почтительном расстоянии.

У двери дома Перпетуя сунула руку в сумочку, чтобы достать ключ – и извлекла обрывок бумаги, которого еще час назад там не было. Маленький квадратный листок с одной стороны был испещрен стрелками, линиями и крошечными человечками, скачущими на крошечных лошадках по полукруглой арене. А на другой стороне листка неровными печатными буквами сообщалось: «ПЕРПЕТУЯ КИРК, ТЫ БУДЕШЬ УБИТА».

 

Глава 2

Эрл Андерсон вез Изабель домой в своем щегольском красном автомобиле.

– Не знаю, куда делась Пеппи. Видимо, где-то бродит. Она такая рассеянная!

– Ей нужен кто-то, кто будет за ней приглядывать, – сказала Изабель, сразу же начиная мысленно перебирать знакомых мужчин, размышляя, кто из них стал бы «приглядывать» за Перпетуей Кирк, и прикидывая, как она, Изабель, могла бы поживиться на устройстве ее судьбы.

– У Пеппи есть я, – коротко сказал Эрл.

Изабель рассмеялась.

– Много ей от тебя пользы! Ты вечно путаешься с другими девицами, а ей пора уже подумать о будущем. Она не способна удержаться ни на одной работе – посмотри на нее сейчас, просто растерянно ждет, когда подвернется что-нибудь новое, а у самой в кармане пара фунтов. Пора ей перестать за тобой таскаться и выйти наконец замуж.

– А я как же? – угрюмо спросил Эрл.

– Да ты за нее и двух пенсов не дашь, – сказала Изабель, хватаясь за ручку двери на крутом повороте. – Для вас обоих это просто привычка. Ты должен ее прогнать, отпустить в мир, чтобы она поискала себе кого-нибудь другого. Она ведь не молодеет! Ей, наверное, уже лет двадцать семь, а то и больше. И до сих пор не замужем.

– Тебе – тридцать семь или больше, – напомнил Эрл вполне миролюбиво. – И ты до сих пор не замужем.

– Я – другое дело, – отрезала Изабель, и в ее словах имелась определенная доля правды.

– И вообще, она общается со многими мужчинами.

– Ну да, сидя с тобой в пабах. Они все считают ее твоей и не делают никаких поползновений. Это нехорошо, ты лишаешь ее шанса, а сама она никогда ничего не предпримет, если ты не дашь ей пинка. Она не думает своей головой.

– Благодаря тебе, – заметил Эрл.

– Ох, надоело до чертиков, сто раз уже обсуждали… Твоя вина больше, Эрл, к чему укорять меня?

– Ну, погладил немножко девочку, ничего же серьезного не было. А ты позволила ему ворваться в комнату.

– Я тоже была не совсем трезвая, и потом, он меня разозлил своей настойчивостью. Откуда мне было знать, что он такой пуританин? И вообще, он, наверное, и сам был пьян. Сидел, дожидался Пеппи и, могу поспорить, пил от скуки. Глупый мальчишка просто въехал в стену, не соображая, что делает…

– Он соображал, что делает. Я видел его лицо. – Эрл умело лавировал в вечернем потоке автомобилей, глядя прямо перед собой. – Я сделал, что мог, чтобы за все расплатиться, Иезавель. Все эти годы я был рядом с Пеппи и мало что с этого получил, можешь мне поверить. Не то чтобы я делал это только из… ну вроде как из порядочности. По-своему я к ней привязан.

– По-твоему, – кивнула Изабель. – Это как?

Он с виноватым видом опустил взгляд на свои руки – довольно крупные, довольно волосатые руки, начинающие выказывать признаки старения, немного опухшие, немного пятнистые после стольких лет выпивки, недосыпа, недостатка физических упражнений и свежего воздуха, но тщательно ухоженные, чистые и с хорошим маникюром.

– Да, я встречаюсь с другими женщинами и все такое… Едешь со спектаклем в турне, там становится скучно, и эти чертовы бабы одна за другой… – Эрлу никак не удавалось натянуть привычную маску беспечности, расправить подбитые ватой плечи, скривить рот в слегка циничной улыбке. – Но когда я возвращаюсь в Лондон, я всегда гуляю только с Пеппи, и… Ну вот ты говоришь, чтобы за ней кто-то приглядывал. Знаю, звучит глупо, но, думаю, это должен быть я. – Он помолчал и добавил с вызовом: – Я подумывал сводить ее как-нибудь в регистрационную контору и жениться.

Круглые, бледно-золотистые глаза Изабель внезапно расширились в изумлении.

– Жениться? Ты ведь не можешь, Эрл, ты женат!

– Кто об этом знает, кроме меня… и тебя?

Эрл Андерсон жил в обставленной не без элегантности квартире над гаражом. Дом было дешевый и скверный, но, как он говорил приятелям: а) человек живет, где может, и б) довольно здорово, спустившись по крутой лестнице, сразу попасть в машину, не высовывая носа на холод. Он раскрасил стены веселенькой голубой краской, и у него даже имелось симпатичное чиппендейловское кресло ценой в две или три гинеи. В ванной висели шторы из промасленного шелка с узором из красноногих чаек. Перевернутые вверх лапами, чайки напоминали самолеты-истребители с хвостом из красного пламени, поэтому шторы решено было повесить именно так. Перпетуя считала это глупым: мало кто замечал самолетный мотив, и люди попросту задавались вопросом, с какой стати дружище Эрл повесил шторы вверх тормашками. Сама Перпетуя жила в паре кварталов от Эрла, в ничем не примечательной однокомнатной квартирке, куда она равнодушно переехала после смерти Джонни. Перпетуя не желала ни ярких красок, ни глупых чаек. Ее тело требовало определенного уровня комфорта, и она его поддерживала, однако ее душу не трогали ни красота, ни уродство.

От двери целомудренной обители его возлюбленной до двери плотно набитого декором домика его мамы рядом с Мраморной аркой путь Мамыдорогой вел не только мимо гаража Эрла Андерсона, но и мимо обшарпанного подъезда многоквартирного дома, где жила Изабель. Красный автомобиль Эрла подъехал к подножию лестницы как раз в тот момент, когда здесь проходил Джордж. Не желая афишировать свой рыцарский порыв проводить Перпетую до дома, юноша шмыгнул в тень и, вовсе не имея намерения подслушивать, замер, дожидаясь возможности двинуться дальше.

Тонкий голосок Изабель, возможно, не потрясал стены Элизиум-холла, однако в прозрачном вечернем воздухе звучал совершенно отчетливо. А Мамадорогая был не таким уж недотепой, чтобы не распознать шантажа, в какой бы завуалированной форме тот ни был выражен.

Изабель, не догадываясь о присутствии посторонних ушей, с довольной миной отправилась спать: с Эрла много не возьмешь, но у него имелись «ожидания». Когда-нибудь он станет состоятельным, и если этот брак совершится… У нее уже имелся план на собственную жизнь, когда мед в устах мужчин обратится в желчь и полынь. Тихо напевая себе под нос, Изабель бросила сумочку на диван и, зевая, как маленькая кошечка, стала раздеваться, бросая детали одежды на ковер. Вот уж правду говорят: все всегда к лучшему в этом лучшем из миров! Нужно только набраться терпения и не упускать возможностей… а еще доверять своей удаче.

Какой-то клочок бумаги выпал из сумки. Она подняла его и разворачивала, пока шла, обнаженная и золотистая, в ванную комнату. Множество маленьких человечков, нарисованных Чарити Эксмут, а на обратной стороне… «Господи, что за детские шалости!» – сказала Изабель, комкая бумагу и бросая ее в унитаз.

Ведь и правда – кому может понадобиться ее убивать?

Эрл Андерсон завел машину в гараж, выключил двигатель и устало поднялся по узкой лестнице. Черт бы побрал бессердечную Изабель! В свете ее возможного вмешательства новорожденный проект брака с Перпетуей внезапно сделался для него ужасно важным. Он редко заглядывал правде в глаза, но сейчас вдруг увидел себя таким, каким был на самом деле, – стареющий актер на вторых ролях, в профессии, где так много значат молодость и привлекательная внешность. Потом с болезненным беспокойством осмотрел отступающую ото лба линию волос и расплывающуюся талию – что для других мужчин служило бы не более чем предметом унылой шутки. Тщательно культивируемая репутация гуляки и кутилы показалась Эрлу внезапно ничтожной и довольно жестокой: «доступные» актрисы среднего возраста, «доступные» впечатлительные девушки… Он сорил деньгами, когда мог, однако слишком часто его счета в пабах оплачивали приятели в память о лучших временах: временах фронтовых концертов, безрадостной работы, равнодушной актерской игры, время от времени наэлектризованной присутствием в зале театрального деятеля, который «мог бы оказаться полезным»… Следовало признать: он был тем еще пройдохой. Пройдохой и обманщиком, непрестанно исполнявшем роль, которую сам для себя создал. Даже выдумки о дяде и наследстве – он так часто этим хвастал, что и сам почти поверил в существование старика! На миг Эрл подумал: неужели Изабель и впрямь полагается на этот мираж грядущего богатства? Нет, вряд ли, Иезавель сама была слишком опытной обманщицей. И все же…

Телефон давно отключили за неуплату счетов, поэтому он спустился к телефонной будке и набрал ее номер. Изабель, только что вышедшая из ванны, велела ему идти ложиться спать и не устраивать суеты… и, кстати, кто-то пишет ей глупые записки с угрозами; забавно, правда? Эрл положил трубку, отыскал в кармане еще два пенни и набрал номер Пеппи.

– Привет, милая. Надеюсь, не разбудил?

Голос Перпетуи звучал напряженно:

– Нет, я не спала. Ты знаешь, произошло нечто ужасное.

И она рассказала ему о пугающей записке.

Эрл успокоил ее:

– Изабель тоже такую получила. Кто-то в Элизиуме решил над вами подшутить. Не забивай ерундой свою красивую головку. – И, поскольку эта глупая тема занимала все ее мысли, ничего не сказал о том, что занимало его собственные. – Иезавель спустила записку в унитаз. Сделай то же самое и ложись спать. Спокойной ночи, моя милая.

Он вернулся в квартиру, включил электрический камин и стал ждать, когда его красное свечение подожжет скрученную бумажку, чтобы он мог прикурить сигарету.

Загасив пламя, он заметил, что бумага разрисована с одной стороны человечками, цифрами и перекрещенными линиями. С другой стороны было написано: «ЭРЛ АНДЕРСОН, ТЫ БУДЕШЬ УБИТ…»

Этот листок бумаги он достал из кармана – вероятно, записку подложили не ранее часа назад. И Изабель получила такую же, и Перпетуя. А он, Изабель и Перпетуя…

Никакими силами невозможно было стереть воспоминание о побелевшем лице того мальчика – когда он, Изабель и Перпетуя отправили его на смерть.

 

Глава 3

Инспектор Кокрилл знал Перпетую Кирк еще по прежним дням в Северном Кенте. Инспектор Кокрилл знал почти всех в Северном Кенте. В начале войны он заметил ее имя в газетах в связи с печальным делом о самоубийстве. Он тогда приехал в Лондон и тайно провел небольшое частное расследование. Коки терпеть не мог Лондон: все спешат, бегут, мечутся и говорят с иронией: «А вот и наш инспектор – гроза преступного мира…»

Тем не менее сейчас он снова был в Лондоне. Сидя на краешке раскладного дивана Перпетуи Кирк, он вертел сигарету в темных от никотина пальцах и вглядывался в лицо собеседницы пронзительными ярко-карими глазами – стреляный деревенский воробей, запертый на время в городской клетке и не получающий от этого никакого удовольствия.

– Так вышло, Пеппи, что я приехал на несколько дней. Получил твое письмо, и вот я здесь. Что произошло?

Его строгий тон давал понять, что произойти должно было что-то, стоящее всех этих забот, – а не то!.. Кокрилл затянулся, прикрывая сигарету от сквозняка худой загорелой рукой.

– Коки, я прочитала в газетах, что ты приехал в Лондон на эту вашу конференцию, и вот набралась храбрости тебе позвонить… Надеюсь, ты не против.

– Я уже сказал, что не против, – проворчал он. – Выкладывай, что тебя беспокоит.

Пеппи сидела перед ним, сжавшись комочком в единственном кресле, и выглядела очень юной и беспомощной. Она напомнила инспектору ее красавицу-мать, – он горячо надеялся, что Пеппи не выросла такой же дурехой.

– Ладно, не обращай на меня внимания – всем известно, какой я брюзга! Что случилось, детка?

И Пеппи рассказала ему о рыцарском спектакле в Элизиуме, о собрании труппы и репетициях, поведала все про Изабель, Двойного Брайана, Мамудорогую и мисс Сволоч… нет, Сволок, мистера Порта и Эрла Андерсона. И о записках с угрозами.

– Коки, ты думаешь, я встревожилась зря? Или мне есть о чем беспокоиться?

– Пожалуй, пятьдесят на пятьдесят, – задумчиво произнес инспектор, глядя на дымок сигареты, вьющийся между его пальцев. – Да, вполне вероятно, что это так называемый розыгрыш. Однако розыгрыш жестокий, с гораздо более злым намерением, чем просто вас троих озадачить. С другой стороны, если некто всерьез замышляет убийство, особенно убийство с мотивом мести, он склонен оповещать жертву заранее. Быстрая и неожиданная смерть ему не кажется достаточной расплатой: он хочет увидеть, как жертва страдает.

– Или он желает быть… честным.

– Что ж, весьма британский взгляд на вещи, – сухо сказал Кокрилл. – Не стреляй в сидящую птицу, да?

C какой птицей можно сравнить бедную Пеппи? С чибисом, подумал он, и представил себе маленького чибиса, неподвижно лежащего в траве: мягкие гладкие перья поблескивают, красивая головка болтается на безжизненной шейке…

– Жаль, я выбросила ту записку, – виновато проговорила Перпетуя. – Но Эрл сказал, что Изабель выбросила свою в унитаз и что я должна сделать то же самое. Потом, правда, он тоже такую получил…

– И больше никто не заявлял о получении подобной записки?

– Только Изабель, Эрл и я. – И она добавила несчастным голосом: – Ты, Коки, конечно, помнишь про Джонни?

Перед мысленным взором инспектора замелькали заголовки дешевых газет: «ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННАЯ БЫЛА НЕВЕРНА! МОЛОДОЙ СОЛДАТ СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО!» И комментарии коронера: «Этот превосходный молодой воин бросился в объятия смерти, узнав, что он предан!» Было много сентиментальных рассуждений о его брате-близнеце. Джонни был неразлучен со своим братом, но в начале войны он оторвал себя от семьи, чтобы приехать в Англию и сражаться. Его отец, братья и сестра говорили, что однажды японцы захватят Малайю, поэтому их долг – остаться и защищать родной дом. Однако Джонни не хотел ждать; он отправился в Англию один, а близкие остались, и их захлестнула ожидаемая катастрофа. Они сражались за отчизну, а Джонни, не в силах противостоять врагу, подобравшемуся к сердцу, пал от собственной руки. «ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННАЯ БЫЛА НЕВЕРНА! МОЛОДОЙ СОЛДАТ СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО!»

Кокрилл сказал с непривычной нежностью:

– Мальчик, вероятно, все равно был бы убит, дитя мое. Впереди его ждал Дюнкерк, Пустыня или «День Д»…

– Тогда он умер бы гордым и счастливым, – сказала Перпетуя.

Инспектор Кокрилл сомневался, что в те горькие дни кто-нибудь умирал, испытывая гордость или счастье, – даже за родину. Но женщины всегда сентиментальны. Он тяжело поднялся с дивана и стряхнул сигаретный пепел с потрепанного старого макинтоша на ковер.

– Давай сходим в этот твой Элизиум, посмотрим, может, услышим там что-нибудь полезное.

В Кенте одно только появление инспектора Кокрилла вселило бы в сердце шутника или убийцы такой ужас, что тот сразу притих бы и потом сидел тише воды, ниже травы. Но они – в Лондоне. Коки надел мягкую фетровую шляпу и мелкими, слегка шаркающими шагами поспешил за Перпетуей. Все равно он уже пропустил сегодняшнее заседание этой адской конференции!

Одиннадцать рыцарей, которых удалось привлечь к участию в спектакле, проходили интенсивное обучение под руководством мистера Порта и Изабель, начальственно взирающей на них из своей башни и командующей всеми сверху. Сцена и задняя комната – постоянные объекты, встроенные в Элизиум-холл – занимали узкий сектор круглого здания. Арка в зубчатой стене была единственным выходом со сцены в заднюю комнату, откуда вторая большая дверь вела в лабиринт полутемных подсобок, служивших актерскими грим-уборными. Из этого лабиринта другие двери выводили на задний двор, где устроили импровизированную конюшню.

У двери между коридором и задней комнатой терпеливо несла вахту мисс Сволок. Комната была совершенно пуста – лишь двенадцать крючков на стене, и с одного из них свисал, словно детская пижама, раскрашенная под жесть рыцарский доспех, застегнутый на молнию и шнуровку на спине, придуманные для облегчения одевания рыцарей. Над доспехом висел шлем, лихо нахлобученный на колышек, с которого свисал также длинный бархатный плащ бутылочно-зеленого цвета. На сцене Брайан Бриан, одетый в доспехи и белый бархатный плащ, грациозно сидя в седле, вел за собой рыцарей в хороводе «большой цепи»; смешные жестяные забрала рыцарей были подняты, чтобы бедолаги видели, куда идут.

– Внутрь круга и наружу, внутрь и наружу! – командовала Изабель, свесившись с балкона и не принимая во внимание то обстоятельство, что как минимум для половины рыцарей ее указания будут абсолютно неверны. Они наконец выбрались из образовавшегося хаоса и замерли на своих местах в ожидании ее речи: восемь – полукругом у края сцены и лицом к зрителям, трое – спиной к залу и лицом к королеве. Изабель отступила в башню и появилась снова, когда луч софита добрался до балкона.

– О, рыцари Англии… – В ее стихающем голосе зазвенели гневные нотки: Эрл Андерсон в красном плаще, сидя в седле, лихорадочно шарил рукой среди листьев плюща.

У инспектора Кокрилла, который вместе с Перпетуей наблюдал за репетицией из центра зала, вырвался саркастический смешок.

– Никогда не видел рыцарского спектакля, который не был бы копией этого! Старики в Кенте постоянно их устраивают!

Изабель сердито повысила голос:

– Какого дьявола ты там делаешь с громкоговорителем, Эрл?

– Да не могу найти чертов выключатель, – раздраженно ответил Эрл. Прикрыв глаза рукой, он поискал в зале мистера Порта. – Говорил же вам, это слишком высоко! У меня руки не по четыре фута длиной!

Рыцари ерзали в седлах и, хихикая, переглядывались.

– Нам нужно опустить переключатель, – сказала Изабель. – Пусть Чарити этим займется.

Джордж Эксмут, сидевший на лошади у подножия башни, справа от нее, поднял глаза.

– Мама в Шотландии. Здесь она уже закончила работу.

Изабель начала было неодобрительно отзываться о Чарити и всех ее работах, когда Эрл отыскал переключатель, и усилители начали делать то, что им полагалось. Слова Изабель прогремели над залом подобно трубному гласу. Негромкое хихиканье рыцарей перешло в полноценный хохот. Изабель перегнулась через декоративные перила и принялась изливать возмущение на несчастного мистера Порта – самую легкую мишень для ее раненого тщеславия. Рабочие и девушки-демонстраторы по всему залу прекратили болтовню, чтобы посмеяться над тирадой, гремящей в проходах. Внезапно осознав, что происходит, Изабель исчезла в окне. Спустившись по лестнице и выйдя из башни, она подошла к краю сцены и сердито уставилась туда, где беспомощно смеялся мистер Порт, стоя между инспектором Кокриллом и Перпетуей.

– Мне очень жаль, дорогая, но ты не представляешь, как смешно это прозвучало… – Он вдруг перестал смеяться и, поглаживая разболевшийся от смеха живот, с тревогой посмотрел на нее. – Ну ладно, Изабель, ничего нет плохого в шутке…

– Не вижу ничего смешного, – злобно прошипела Изабель. Ее тон намекал, что не увидит и Эдгар, когда она скажет ему пару слов тет-а-тет.

Исполнительница главной роли развернулась и уплыла в арку, а там забарабанила по двери, ведущей в заднюю комнату. Дверь с той стороны отперла удивленная мисс Сволок, которая ничего не знала о том, что происходило в зале. Изабель протиснулась мимо нее и пошла к гардеробным.

– Обязательно повесим занавес поперек арки, – сказал мистер Порт. – Иначе зрители будут видеть все, что происходит в задней комнате.

Перпетуя предположила, что занавес помешает рыцарям проехать на сцену.

– Из бус, – лаконично пояснил мистер Порт.

Лошади терпеливо стояли на месте, пока всадники обсуждали, как Эрлу дотянуться до переключателя. Унаследованный от родительницы художественный вкус Мамыдорогой оказался неожиданно кстати.

– Что, если мы с мистером Андерсоном заставим наших лошадей поставить передние ноги на стены у подножия башни? Так он легко достанет до переключателя, а для зрителей это создаст впечатление двух вздыбившихся коней по обе стороны арки, как лев и единорог на королевском знамени… – Голос юноши неуверенно затих.

– А еще это создаст впечатление, что Красный Рыцарь медленно, но верно сползает к хвосту своей лошади, – заметил Эрл.

– Держитесь за древко штандарта, – нетерпеливо посоветовал Брайан Бриан: он не мог представить себе человека, который не усидел бы две минуты в седле, даже если оно не абсолютно горизонтально!

Мистер Порт жаждал вернуть себе расположение Изабель.

– Великолепно! Получится изумительная живая картина! А в нужный момент мистер Андерсон на секунду отпустит древко штандарта и повернет переключатель. Ваша рука в любом случае окажется рядом, мистер Андерсон, зрители даже не заметят, как вы едва заметно подадитесь вперед.

Мистер Порт хлопнул в ладоши, давая знать, что актеры свободны. Приплясывая от нетерпения, он позволил представить себя инспектору Кокриллу и, произнеся несколько приличествующих случаю банальностей, побежал за сцену.

– По-видимому, никогда не слышал обо мне, – с легким сожалением произнес Коки.

– Конечно, Коки, ты привык, что за твоей спиной Закон, и в Кенте тебя боятся, и все вроде как вертится вокруг твоей персоны…

– Считаешь, я ничего не добьюсь, будучи просто своей персоной? – угрюмо спросил Коки.

Эрл уже многие годы не видел Перпетую такой оживленной. В ней словно проглянули черты ее прежней ребячливости. За сценой девушка с гордостью представила им пожилого коротышку и превозносила до небес его влияние и достижения – дома, в Кенте, где его по-настоящему ценили. Рыцари в разноцветных плащах прискакали со сцены, и теперь кто с большей, кто с меньшей грацией слезали с лошадей; некоторые верхом добирались до задней двери, затем к конюшне и там спешивались при содействии приставленного к лошадям грума. Сменив доспехи на гражданскую одежду, все двинулись в паб неподалеку от Элизиум-холла. Эрл непринужденно помахал знакомой барменше; Двойной Брайан вошел в траурно-черной шляпе, какие в Англии носят лишь иностранцы и бизнесмены, и с чересчур длинным макинтошем, по случаю безоблачного неба перекинутым через руку. Сьюзан Сволок с неженской решительностью заказала всем пиво. Джордж приплелся в хвосте компании, убежденный, что она, компания, наверняка считает его лишним, и все же не осмеливаясь вежливо попрощаться. Сладкий Папочка Порт сел в углу с Изабель, которая принялась обращать в капитал свои душевные раны. Она милостиво разрешила представить себе инспектора Кокрилла, но сразу же вернулась за столик и возобновила поток жалоб, преследующий определенные цели.

Кокрилл решил, что пора уходить.

– Жду тебя у двери, Пеппи.

Когда они сели рядом на втором этаже автобуса, он взял ее тонкую руку в свою.

– Нет никаких данных, по которым я мог бы предположить, кто из этих людей подложил тебе записку. Ты говорила, что те бумажки валялись повсюду, и к ним имели доступ восемь человек – вы трое, получившие их, Дважды Брайан или как бишь его, мисс Сволок, мистер Порт, юный Джордж, не помню фамилии, и его мама, которой, впрочем, сегодня не было. Я склонен думать, что все это просто гадкая глупая шутка.

Он сунул руку в карман за табаком, желая свернуть очередную сигарету. В кармане лежало что-то, чего не было там час назад. Разворачивая маленький клочок бумаги, инспектор невозмутимо проговорил:

– Что ж, это исключает нашу маму и сводит число подозреваемых до семи.

С одной стороны листка – та же путаница линий и человечков, а с другой – те же неровные буквы, нацарапанные карандашом. Послание на этот раз оказалось довольно длинным: «ИНСПЕКТОР КОКРИЛЛ, ВЫ ДУМАЕТЕ, ЭТО ПРОСТО ШУТКА, НЕ ТАК ЛИ? НО ПОДОЖДИТЕ ДО ВЕЧЕРА ОТКРЫТИЯ ВЫСТАВКИ. ИЗАБЕЛЬ, ПЕРПЕТУЯ, АНДЕРСОН – КТО ИЗ НИХ УМРЕТ ПЕРВЫМ?»

 

Глава 4

Дни до открытия выставки были ужасны. Как пережить эти долгие часы, исполненные сомнений и цепенящего страха? Изабель, хотя сначала отнеслась к записке легко, теперь испугалась; они все испугались, услышав о четвертом послании, обнаруженном в кармане инспектора Кокрилла. Кокрилл отнесся к ситуации совершенно серьезно. Вероятность, что это розыгрыш, еще существовала, однако что-то подсказывало: дружеские шутки не звучат так мрачно и угрожающе. С другой стороны, среди людей, имевших возможность подбросить записки, многие подходили на роль автора такого рода шуток. Немного смущаясь, инспектор все же отнес листок в Скотленд-Ярд. Графологи выдвинули множество предположений, но не сказали ничего определенного. Кокрилл оставил записку у них и вернулся на свою конференцию, время от времени выходя из зала, чтобы позвонить Перпетуе – той Перпетуе, которая теперь пробудилась от холодного безразличия к новому осознанию жизни… или, скорее, осознанию угрозы смерти.

Они ждали назначенного дня.

Медленно проползли четверг и пятница, а потом и долгий уик-энд; затем вдруг пролетели на крыльях понедельник и половина вторника, пришел вечер вторника, и замаячил «тот день». Изабель Дрю съежилась в постели и отдалась тошнотворному страху. Вдруг это не шутка? Допустим, один из них зол на меня за что-то в прошлом (как много жестоких, недобрых, давно позабытых поступков могла совершить Изабель!); допустим, злоумышленник действительно задумал меня убить. Через пару часов пробьет полночь. Ей было ужасно одиноко. Она потянулась к телефону, чтобы позвонить Эрлу и попросить его приехать. Попьют чаю и хотя бы поговорят об общей беде. Но Эрл довел до того, что у него отключили телефон, глупый дурак. И Изабель позвонила Перпетуе.

– Привет, Пеппи.

– Привет, – ответил тихий голос Перпетуи.

– Я подумала, что приговоренным к убийству неплохо было бы поболтать и немного утешить друг друга. «День Д» уже завтра. Хотела позвонить Эрлу, но его чертов телефон, конечно, отключен. Как ты? Боишься?

– Еще бы, – сказала Перпетуя. – Никак не могу заснуть, все мысли об одном. Послушай, я… ну я не совсем понимаю, что делать с выставкой… То есть, я ведь не обязана туда идти, правда? Я там не работаю, а просто немного помогаю мисс Сволок…

– По-моему, ты совсем чокнулась, раз даже думаешь об этом. Зачем тебе туда идти? Мы-то обязаны быть на представлении, а ты можешь остаться дома, в безопасности. В конце концов, если что-то произойдет, то произойдет именно там.

– А вдруг… ну вдруг убийца все продумал и намерен подождать, пока вы там все соберетесь, а затем придет и нападет на меня, пока я дома одна?

– Полная ерунда! – строго сказала Изабель. Тем не менее, поразмыслив немного, пришла к выводу, что ее шансы – три к одному, если Перпетуя придет в Элизиум, а иначе опасности подвергается лишь она сама на пару с Эрлом. Поэтому Изабель резко перенаправила свой дар красноречия, чтобы убедить Пеппи прийти на выставку.

– Сволок рассчитывает на твою помощь за кулисами, а как раз завтра, на первом спектакле, у нее будет столько забот…

– Ладно, приду, – сказала Перпетуя. – В любом случае, мне кажется, держаться в стороне было бы низко. Но ведь ужасно страшно, правда, Изабель? Я имею в виду, люди на самом деле такое делают, о них постоянно пишут в газетах…

К завтрашней ночи не станут ли они трое «людьми из газет»? Перпетуе уже приходилось попадать в газеты («ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННАЯ БЫЛА НЕВЕРНА! МОЛОДОЙ СОЛДАТ СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО!»).

– Конечно, может быть, все это – глупый розыгрыш, но если… если…

– Прекрасное ты утешение, ничего не скажешь, – сердито заметила Изабель. – С тем же успехом я могла бы позвонить Сладкому Папочке: он, по крайней мере, обо мне беспокоится. Кстати, я, пожалуй, и позвоню ему. Пусть заберет меня завтра на машине.

Она бросила трубку. Глупая дурочка! Трусит и думает только о себе. «Друзья!.. Когда у человека возникают неприятности, у него нет друзей». А Сладкий Папочка… что ж, ему-то придется быть ей другом. Неприятный вид отношений, но все же…

Сладкий Папочка пришел в неописуемый восторг от столь явного знака благорасположения. Конечно же, он заедет за ней на машине! Они могут остановиться где-нибудь по дороге и выпить: в половине шестого бары будут открыты. Хотя нет: ему, наверное, следует быть в Элизиуме по крайней мере за час до начала спектакля. Тогда чашечка чая, если Изабель не против приехать в Элизиум-холл пораньше?..

А вдруг записки им подбрасывает именно Эдгар Порт? Вдруг все это время его влюбленность была притворством, трюком, чтобы заставить ему доверять?.. Если подумать, эта влюбленность никогда не выглядела очень убедительной, даже в самые первые дни, даже до того… до того, как он стал бояться, что она обо всем доложит миссис Порт, и начал делать «подарки», которые умилостивили бы ее достаточно, чтобы она пообещала ни о чем не говорить его жене. Даже в самом начале его влюбленность выглядела неубедительно: какая-то глупая безумная страсть и сознательное потакание этой своей страсти, словно его целью было сделать ручного зверька из себя, а не из нее. Что, если все это притворство, чтобы завоевать ее доверие? Предположим, сперва чувство было искренним – а потом маленькие подарки стали для него слишком тяжелым бременем, и в минуту «просветления» он подумал, что она все же вряд ли захочет общаться с его женой… В конце концов Изабель резко сказала: нет, не надо за ней заезжать, она приедет сама, к шести. Резко бросила трубку и, свернувшись калачиком в постели, лежала без сна, пока летели безжалостные часы нескончаемой ночи. В их компании семь человек. Она, Перпетуя и Эрл получили записки, которые могли подкинуть лишь четверо – и Эдгар Порт в их числе.

Прошла ночь, протащилось утро, наступило пять часов вечера. Не в силах избавиться от липкого страха, Изабель машинально оделась: плотно облегающий атласный лиф, розовые трусики, шелковое платье с цветочным узором, нежно ласкающее нежные же округлости, причесала медовые волосы, затем широко распахнула глаза, чтобы нанести тушь на ресницы, намазала помадой пухлые губы… Одна, одна, одна… Как ужасно она одинока, имея стольких друзей…

В Элизиум-холле кое-где еще раздавался торопливый стук молотков, но в остальном приготовления были завершены. Все кругом заливал свет, из громкоговорителей гремела музыка, ряды домиков, квартир и ванных комнат сверкали эмалью и начищенным хромом. Девицы, нанятые демонстрировать товары, повторяли зазубренные тексты; владельцы и управляющие компаний-участниц выставки ретировались в глубь своих павильонов. «Примерьте нашу сетку для волос…», «Курица сюда кладется сырой…». Цветочные часы показывали слегка неправильное время, в фальшивых садах, которых не было здесь еще пару дней назад, журчали искусственные водопады. У турникетов толпились посетители. Изабель, прибывшая на такси в самую последнюю из возможных минут, чтобы не проводить лишнее время на опасной территории, показала маленький красный пропуск с надписью «Демонстратор», и ей позволили пробиться вперед. Она торопливо шагала по длинным проходам между холодильниками «Холодис», печами «Охжара» и потрясающе комфортными сиденьями для унитазов. Джентльмены в павильоне «Теплоперин» пытались заигрывать с ней, когда она проходила мимо; огненно-рыжий парень при посудных шкафчиках «Небей» спросил, не выпьет ли она с ним вечерком… Она отрицательно мотала головой и неслась, как вспугнутый охотником кролик, прямиком в убежище своей полутемной маленькой гардеробной за сценой. Да только почему туда? Будет ли там безопаснее? Может, там она попадет прямо в лапы убийцы?.. И все же подобно дикому зверю, инстинктивно ищущему укрытия в темноте, она пробежала мимо темных стойл, где лениво переминались с копыта на копыто цирковые пони, и кинулась в грим-уборную. Скорее бы уже началось представление! Она поднимется в башню и там, на виду у всех, никто не сможет причинить ей вреда.

За дверью раздавался голос мисс Сволок, командующей рыцарями:

– Давайте скорее, начинаем через десять минут… Отлично, мистер Бриан, вы уже готовы… Мистер Эксмут – превосходно! Да, мистер Порт? Кажется, все идет как надо. Только… вы не видели мистера Андерсона? Все уже здесь, кроме него.

По-видимому, Эрла посетила та же идея: чем меньше времени он проведет на опасной территории, тем лучше. Осознание того, что страшно не одной Изабель, и успокаивало, и в то же время тревожило: значит, он тоже пришел к выводу, что это не шутка.

По двери грим-уборной мягко постучали. Голос Сладкого Папочки тихо позвал:

– Ты здесь, моя дорогая?

Она молниеносно пересекла комнату и заперлась на крючок. Лучше ни с кем не встречаться. Лучше оставаться одной, пока не потребуется пробежать через комнату и быстро взобраться по лестнице в неприступную башню. Там, на виду у пяти тысяч человек, она будет в безопасности. Конечно, лестницу могли подпилить, а шаткую платформу могли сделать еще более шаткой – но это опасности, к которым можно подготовиться, это опасности, которые можно заметить и учесть.

Изабель сняла цветастое шелковое платье, надела длинный серебряный наряд и пристроила на голову высокую остроконечную шляпку с двумя фальшивыми косами и шифоновой вуалью, пришитой к кончику тульи. Пока она одевалась, пришли мимолетные мысли о Перпетуе и Эрле, которым тоже угрожали. Тихая рассеянная Перпетуя, на чьем безжизненном лице в эти дни появилось новое выражение (страха), и хвастливый старина Эрл, с которым она знакома… сколько, лет двадцать? – и знает, что за всем этим позерством прячется довольно простой и не очень счастливый человек. Однако осталось всего десять минут, а его до сих пор нет. У Изабель внезапно сжалось сердце: а вдруг он вообще не придет в Элизиум-холл! И что, если Пеппи тоже останется дома? Приехать сюда сегодня было безумием! Почему ей не пришло в голову просто послать к черту весь этот спектакль? Что значит дурацкое представление по сравнению с угрозой для жизни? А если Эрла и Перпетуи здесь нет, она станет единственной мишенью. «ИЗАБЕЛЬ, ПЕРПЕТУЯ, АНДЕРСОН – КТО ИЗ НИХ УМРЕТ ПЕРВЫМ?»

По счастью, послышался успокаивающий голос Перпетуи:

– Не волнуйтесь, мисс Сволок, Эрл уже здесь, надевает доспехи.

Изабель резко открыла дверь и быстро вышла в заднюю комнату. Когда она пробиралась сквозь толпу рыцарей, подбежала Перпетуя.

– Здравствуй, Изабель… Я подумала, ты хотела бы знать: со мной здесь инспектор Кокрилл. Он в первом ряду. – Девушка перевела дыхание, немного запыхавшись. – Его пришлось уговаривать, поэтому я опоздала. – Она бросила взгляд через плечо. – Пойду помогу бедной Сволок.

И убежала.

Рыцари протискивались в большую комнату, споря о своих позициях в цепочке. Брайан спокойно сидел на белом коне, ожидая, когда придет пора возглавить путь через арку. Изабель поспешила пробраться сквозь толчею, с опаской озираясь по сторонам и высматривая малейшие признаки опасности от любой из одетых в доспехи фигур. Глупая жестяная броня, шлемы, бархатные плащи… совершенно невозможно понять, кто из них кто, а сейчас вполне подходящий момент для нападения!.. Протолкавшись наконец, она вошла в тихую темную башню и остановилась, положив руку на вздымающуюся грудь – что на сей раз не имело ничего общего с кокетством. Глядя вверх на лестницу и уже стоя одной ногой на нижней ступеньке, Изабель внезапно застыла. На середине лестницы что-то блеснуло – как показалось ее возбужденному воображению, блеснуло зловеще и грозно.

Кокрилл, предоставленный сам себе, занял выгодное положение перед сценой и с нетерпением ждал начала веселья. Англичане и их рыцарские спектакли! Эти представления никому не доставляли удовольствия, и никто не имел понятия, что они должны символизировать, однако британский национальный характер требовал ставить их и смотреть. Причем от каждого, кто занимал какое-то положение в обществе, ожидали присутствия. В Северном Кенте Коки прилежно посещал все местные представления, смотрел их, стоя в толпе и вытягивая шею, и совершенно не понимал сути происходящего на сцене. Приехать в Лондон, где он столь очевидно никакого положения не занимал, и все же смотреть этот спектакль казалось ему в высшей степени унизительным. Он сосредоточил все внимание на сворачивании очередной аккуратной сигареты и быстро поднял голову, когда рев фанфар привлек внимание толпы к безлюдной сцене. Среди папоротников и гортензий, густо украшавших край сцены, вспыхнули лампочки, озарив зубчатые стены и арку под башней. «Гобелен» мистера Порта, повешенный поперек арки, скрывал от глаз толпу рыцарей, собравшихся в задней комнате. Разговоры стихли до мерного гула: на сцене явно что-то намечалось, и что бы там ни намечалось, можно было не платить!.. Море пестрых клякс как по волшебству превратилось в море розовых лиц, обращенных к башне. Вновь грянули фанфары, огни рампы омыли сцену сиянием – довольно тусклым, – под звуки воинственной музыки занавес из бус был отброшен, и рыцари «Англии – дома и красы» верхом выехали на сцену.

Впереди величаво ступал белый жеребец; серебристые доспехи сияли, белое знамя реяло на высоко поднятом серебряном древке, длинный плащ ниспадал на лошадиный круп глянцевыми бархатными складками. Белый жеребец медленно приблизился к центру сцены. Сквозь забрало Кокрилл видел голубые глаза всадника, смотревшие прямо на него, пока жеребец резко не свернул направо. Десять черных лошадей расходились вправо и влево, чтобы встретиться у подножия башни и занять свои места для «открытого каре» с Белым Рыцарем в центре – по схеме, которую несколько недель назад Чарити распланировала на бумажках с маленькими человечками. Бархатные плащи колыхались, крохотные шпоры позвякивали, рыцари горделиво сидели в седлах, их правые руки в кольчужных перчатках стискивали древки знамен (что помогало им держаться ровнее), их левые руки сжимали декоративные уздечки. Рыцари морально готовились к «большой цепи», ведь в «большой цепи» лошадей пускали в весьма опасный галоп! Навстречу друг другу, разворот, смена позиций с партнерами – и, наконец, сначала медленно, но постепенно набирая скорость, «большая цепь» пришла в движение – всадники скакали по кругу, сходились и расходились, и все это сопровождалось веселым перезвоном, скрипом седел, взмахами плащей и грохотом копыт по полу. Зрители восторженно аплодировали. Музыка вновь сменилась: зазвучали предупреждающие нотки. Лошади перешли на шаг, и рыцари заняли конечные позиции в немой картине, символизирующей дань уважения бог знает чему: восемь всадников – полукругом вдоль края сцены, глядя в зрительный зал; синий плащ слева от башни, красный – справа, передние ноги лошадей поставлены на деревянные блоки, и белый жеребец – задом к зрителям, головой к арке. Белый плащ его седока мягкими бархатными складками спускался по крупу и достигал середины помахивающего хвоста.

Переключатель повернули, толстый луч света пополз к окну башни. И медленно, тошнотворно медленно тело Изабель перевалилось через низкие перила балкона и с ужасным глухим звуком упало на пол у подножия башни.

 

Глава 5

Среди ледяной тишины, которая последовала за ударом, раздался одинокий женский вопль, который пронзил барабанные перепонки, как свисток паровоза. В бесконечно долгую секунду, пока инспектор Кокрилл стоял, парализованный изумлением и ужасом, вся сцена словно сжалась до игрушечных размеров: на маленькой ярко освещенной площадке с бумажной зубчатой стеной и миниатюрной башней замерли оловянные солдатики на оловянных лошадках, и по обе стороны башни – два вздыбленных коня. Потом тишина вдруг разбилась. Игрушки оказались заводные: круглые раскрашенные головы седоков повернулись на шарнирах и снова замерли. Белый жеребец беспокойно перебирал ногами, однако стоял на месте, чтобы не наступить на тело, лежавшее у задних копыт. Внезапно он закусил удила, бросился сквозь занавес из бус и исчез из виду. Красный рыцарь заставил свою лошадь опустить копыта с деревянного куба в основании башни, порывисто спрыгнул с седла и опустился возле тела на колени. Длинный красный бархатный плащ лег на пол за его спиной, скрыв серебряное платье от взгляда инспектора Кокрилла, который уже начал пробивать себе путь сквозь хлынувшую к сцене толпу.

– Пропустите! Я инспектор полиции! Дорогу!

Цепляясь за цветы, увивавшие край сцены, Кокрилл полез наверх. В это мгновение Красный Рыцарь медленно выпрямился, шатаясь, постоял секунду, глядя на тело, а затем неверными шагами кинулся в арку. Кокрилл окликнул его, но рыцарь, видимо, не услышал. Его рука в кольчужной перчатке, связанной из серебряной пряжи, прижималась к верхней части шлема, подобно тому, как человек, испытывающий муку, прикладывает руку ко лбу. К тому времени, как Кокрилл взобрался на сцену, Красный Рыцарь уже скрылся из виду, и на сцену из арки выбежали Брайан Бриан и мисс Сволок. Брайан снял шлем и теперь держал его в руке.

– Бога ради! Что случилось? – воскликнула мисс Сволок и тут увидела тело. Она прошептала: – Эрл Андерсон сказал, что Изабель мертва…

Двойной Брайан снял с себя белый плащ и медленно, тихо накрыл им пугающую фигуру.

Кокрилл не вполне понимал, какие у него здесь полномочия, но решил, что до прибытия лондонской полиции ему следует взять руководство на себя. Он подошел и встал возле накрытого белым бархатом тела.

– Не дотрагивайтесь до нее. Отойдите.

Однако женщина еще могла быть жива. Кокрилл задрал голову и посмотрел на балкон: пятнадцать футов или около того – не так уж высоко падать. Он приподнял плащ с ее головы.

– Вы уверены, что она мертва?

– Эрл Андерсон сказал, что мертва, – ответил Брайан с ярко выраженным акцентом, провел ладонью по лицу и повторил: – Андерсон сказал: «Она мертва!»

– Мертва! – эхом повторила Сьюзан Сволок. Ее лицо резко осунулось и посерело под летним загаром, однако в карих глазах блеснуло что-то, не вполне похожее на скорбь или ужас.

Кокрилл откинул белый плащ, оставив накрытой нижнюю половину тела. Изабель лежала лицом вниз, руки и ноги были неестественно согнуты. Инспектор опустился на колени и осторожно ее перевернул.

Она была мертва, сомневаться не приходилось. Лицо утратило медовый оттенок и стало ужасного синюшно-пунцового цвета; язык торчал между сиреневых губ, из угла рта все еще стекал ручеек слюны. Кокрилл, не выдержав вида полузакрытых глаз, отвел взгляд. Столпившиеся вокруг рыцари содрогнулись и отступили назад.

К сцене уже проталкивались двое полицейских в форме и мужчина в штатском. Кокрилл встал и повернулся к ним, одной рукой придерживая бархат, чтобы они могли видеть лицо и шею погибшей. Усеянная блестками шифоновая вуаль была плотно намотана вокруг ее распухшего горла. Свободной рукой Кокрилл нашарил в кармане удостоверение.

– Моя фамилия Кокрилл. Детектив-инспектор полиции Кента. Я случайно оказался рядом… Кто отвечает за безопасность на выставке?

– Я, сэр, – ответил мужчина в штатском и тоже представился: – Стаммерс, инспектор местной полиции. – Он посмотрел на тело. – Похоже, когда бедняжка падала, вуаль за что-то зацепилась и задушила ее.

Нет. Когда она медленно и безвольно переваливалась через перила балкона, ее движению ничто не мешало. Коки опустил бархат, накрыв страшное лицо, и отозвал инспектора в сторону.

– Думаю, вы убедитесь, что женщина была убита. Советую вам позвонить начальству и запросить людей на подмогу. Много людей!

Лицо Стаммерса выразило вежливое недоверие. Коки нахлобучил на затылок поношенную фетровую шляпу и резко отошел от него. Что за город!..

– Инспектор Кокрилл? – вдруг воскликнул Стаммерс. – Боже всемогущий! Расследование в кентском госпитале…

– То расследование считается одним из моих наименее успешных дел, – холодно проговорил Коки. И все же почувствовал себя лучше.

Толпа, застывшая от шока, постепенно начала оживать. Стаммерс отдавал подчиненным краткие распоряжения, и те бросались их исполнять, словно хорошо обученные овчарки. Рыцарей, которые хотели было удалиться в заднюю комнату, вернули на сцену. Часть полицейских отправилась караулить выходы из Элизиума. Стаммерс позвонил начальству…

Внезапно из арки выбежал задыхающийся мистер Порт.

– Изабель! Я видел, как она упала… – Он осекся: край бархата не полностью закрывал невидящие, закатившиеся глаза. – Боже, какой ужас… Изабель!

Кокрилл предоставил Стаммерсу заниматься своей работой, а сам прошел в заднюю комнату. Большое квадратное помещений было совершенно пустым, и только на стене висел единственный рыцарский костюм, и над ним – шлем, косо нахлобученный на колышек. Кокрилл вернулся и заглянул в башню: платформу все еще заливал свет рампы; ни на ней, ни на приставной лестнице ничего и никого не было. Он прошел через комнату к дверному проему напротив арки.

– Советую никого не впускать, – сказал он констеблю, который прибыл туда одновременно с ним. – Не прикасайтесь к замкам и любым другим предметам: специалисты по отпечаткам пальцев могут ими заинтересоваться.

Конечно, это не его расследование, но… Он побежал по коридору, ведущему от задней комнаты к гардеробным и затем во двор, к импровизированной конюшне.

– Андерсон! Эй, Андерсон! Вы здесь?

Из конюшни выглянул маленький человек, кривоногий и пахнущий лошадьми.

– Сэр! Что там случилось? Я стоял в передних рядах, видел, как леди упала…

– Вы кто? – спросил Кокрилл.

– Конюх, сэр, присматриваю за лошадками. Я подумал, что лучше вернусь, сэр, на случай, если что понадобится. Клевер меня звать, сэр. Билл Клевер.

– Вы не видели тут рыцаря? Он прошел сюда минут пять назад… сразу после того, как женщина упала. Эй, Андерсон!

Но в конюшне никого не было. Когда Эрл убежал, его лошадь осталась на сцене, а его доспехи, шлем и алый плащ теперь лежали на земле в одном из стойл. Кокрилл вернулся на сцену. Инспектор Стаммерс, развивший бурную деятельность, по предложению Кокрилла отправил полицейского на ближайшую автомобильную стоянку. Однако ни Эрла Андерсона, ни его автомобиля там не было. Не нашелся он и в здании Элизиума.

Сообщили, что из Скотленд-Ярда к ним уже едет детектив-инспектор Чарлзворт.

– Никогда не слышал о таком, – заявил инспектор Кокрилл с легким злорадством.

Тем временем по громкоговорителям передали инструкции для публики. Полиция будет благодарна за любую информацию, которая может помочь в расследовании… э-э… несчастного случая. Все входы и выходы закрыты приблизительно на час; любому, у кого имеется уважительная причина покинуть здание, следует обратиться…

Посетители, которые толкались бы здесь до позднего вечера, чтобы сполна оправдать деньги, уплаченные за билет, были, естественно, страшно возмущены тем, что их попросили задержаться на целый час, и осадили все выходы, требуя справедливости. Что касается полезной информации, то несколько дам довели себя до обморока, описывая ужасные лица, которые они заметили в окне башни непосредственно перед тем, как Изабель упала; пожилой джентльмен, который жил на открытом воздухе, был убежден, что если бы Изабель не жила в душной квартире, с ней не случилось бы такого несчастья; у одной дамы украли сумочку, и она считала Элизиум логовом порока, убийств и грабежей; семнадцать молодых людей в разное время перед тем, как актриса упала, слышали выстрелы…

К сожалению, слишком много усилий было направлено на то, чтобы отвлечь внимание зрителей от балкона и подготовить эффектное появление Королевы Красы: свет сосредоточили на нижней части сцены, поэтому никто не смотрел на окно, а если и смотрел, то ничего не увидел. Наконец, полиция объявила, что все, кто желает, может отправляться домой – и тут же граждане принялись с негодованием вопрошать: зачем тогда они платят налоги и содержат полицию, если их вот так отпускают, неужто непонятно, что убийца, возможно, в эту самую минуту преспокойно выходит из главного входа? И хотя полиция говорила о несчастном случае, никто не обращал на это ни малейшего внимания, единодушно считая произошедшее преднамеренным и зверским убийством.

Между тем инспектору Стаммерсу прислали подкрепление, и всю труппу, за исключением пропавшего Эрла Андерсона, отправили в кабинет (предоставленный руководством выставки для мистера Порта) – дожидаться прибытия детектива-инспектора Чарлзворта из Скотленд-Ярда. Кокрилл, сидя вместе с ними, исподтишка всех разглядывал. Сьюзан Сволок была очень бледна, но ее глаза горели каким-то странным внутренним волнением. Брайан Бриан, Джордж Эксмут и остальные восемь рыцарей все еще потели в смешных театральных доспехах. Круглое лицо мистера Порта тревожно вытянулось. Но где же… Голосом, звенящим от нарастающей паники, Кокрилл спросил:

– Где Перпетуя Кирк?

Никто не знал.

Детектив-инспектор Чарлзворт, несомненно, выпускник Хендонской школы, оказался привлекательным молодым человеком с обезоруживающей улыбкой и зачесанными за уши волосами. Стаммерс представил ему полный отчет и объяснил присутствие инспектора Кокрилла. Инспектор Кокрилл приготовился составить свое мнение о мистере Чарлзворте.

– Кокрилл, Кокрилл… – проговорил тот, задумчиво покусывая губу. – Где я мог слышать?.. Ах, да! Это ведь вы напортачили в том деле о госпитале в Кенте! – Не имея ни малейшего понятия, что его слова могли ранить, он добродушно потряс руку инспектора. – Рад, что вы здесь! Оставайтесь!

– Благодарю, – сухо ответил Коки.

Инспектор Стаммерс рассказал об исчезновении Перпетуи.

– Так, немедленно отправьте людей на поиски! – встревоженно сдвинув брови, приказал Чарлзворт. – Пусть сходят к ней домой. Возьмите это на себя, Стаммерс. Инспектор Кокрилл, если не возражаете, я хотел бы, чтобы вы остались здесь. – Чарлзворт уселся на край стола из черного стекла и хромированного металла, сочтенного подходящим для режиссера спектакля в Элизиум-холле, оглядел испуганные лица людей, стоящих и сидящих вдоль стен маленького застекленного кабинета, и сказал решительно: – Излагайте!

– Женщина была убита. – Инспектор Кокрилл достал пачку папиросной бумаги. – Не возражаете, если я закурю?

– Да ради бога, – кивнул Чарлзворт. – Значит, по-вашему, это убийство?

– Я видел, как она падала, – сказал Кокрилл, погружая пальцы в мешочек для табака. – Ее перебросили через перила. Это была не случайность: она не потеряла сознание, не поскользнулась и не подалась слишком далеко вперед. Перила балкона достаточно высоки. Женщину каким-то образом приподняли и перекинули.

– Вы смотрели на нее в этот момент? Больше никого там не видели?

– Я не смотрел на нее, – сказал Кокрилл. – Я смотрел на сцену, как и все остальные. Балкон еще не был освещен, к тому же она была в длинной юбке, которая загородила бы любого, кто, скажем, приподнял бы ее за ноги, столкнул, а затем отпрыгнул в темноту башни.

– Понимаю, – сказал Чарлзворт.

– И ее вуаль не зацепилась ни за какие гвозди, – твердо заявил Кокрилл.

Чарлзворт посмотрел на него с сомнением – коротышка, похоже, несколько предвзят и любит сенсации.

– Почему вы уверены, что Изабель Дрю убили?

– Неделю назад ее предупредили в записке, что она будет убита, – нетерпеливо сказал Коки.

И Перпетую предупредили, что ее убьют. И Эрла Андерсона. Теперь Изабель мертва, Андерсон убежал со сцены и исчез, а Перпетуя… где она? Инспектор Кокрилл ощутил противный холодок под ложечкой.

Чарлзворт размышлял, вытянув перед собой длинные ноги и скрестив лодыжки.

– Что ж, если ее убили, то записки с угрозами, по крайней мере, значительно сужают поле поиска.

– А также сцена, – сказал Кокрилл.

– Что – сцена?

Коки повертел сигарету в коричневых пальцах.

– Это похоже на загадку «запертой комнаты». Место убийства было ограничено с одной стороны зрительным залом с несколькими тысячами пар глаз, а с другой – запертой дверью и человеком, сидящим за этой дверью на страже. Убийца должен был находиться где-то посередине. Сцена пуста, как банка из-под печенья, так что сидеть в засаде ему было негде. За исключением двух человек, все, кто находился на месте преступления, сейчас здесь. За исключением тех же двух человек, все, кто мог подложить угрожающие записки, – перед вами. Восемь из них… – он указал рукой на рыцарей, – …не могли подложить записки, следовательно, число подозреваемых автоматически сводится к шести. Мисс Кирк и мистер Андерсон отсутствуют, из остальных у нас есть мисс Сволок, мистер Порт, мистер Эксмут и мистер Брайан Бриан, остроумно прозванный убитой дамой Дважды Брайаном.

– Двойным Брайаном, – раздраженно поправил его Брайан.

– Ясно, – сказал Чарлзворт. – Тогда восьмерых рыцарей можно смело отпустить.

Он встал и направился к двери.

– После того как выслушаем их свидетельские показания, – мягко поправил Коки.

Чарлзворт, слегка покраснев, вернулся к столу.

Сьюзан Сволок, которая расположилась в кресле, неграциозно скрестив свои крепкие ноги, взглянула на Кокрилла.

– Вы, конечно, предположите, что я не сидела все время за дверью?

– Конечно, – согласился Коки.

– Следовательно, убийцей могу быть я.

– Можете, – кивнул Чарлзворт, опередив Коки.

– Можете или нет, мы это скоро узнаем, – сказал Кокрилл. – Если убили не вы… тогда вы являетесь одним из факторов «запертой комнаты».

Звучало все легко и просто.

– В загадках запертых комнат, – прервал их диалог Чарлзворт, – решение не имеет ничего общего с тем фактом, что комната была заперта. Убийца всегда попадает в комнату до того, как ее заперли, и выходит после того, как ее открыли.

– Мисс Сволок расскажет нам, кто мог попасть в комнату или выйти из нее в нашем случае, – сказал Коки. – Но, конечно, эта теория не принимает во внимание угрожающие записки.

Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Два – один в пользу старика!

Мисс Сволок с готовностью приступила к делу:

– В «запертую комнату» никто не входил. Без двадцати пяти минут шесть я вышла на пустую сцену. Прошла в арку, встала в дверях башни, включила свет и осмотрела платформу: там совершенно точно не было никого и ничего постороннего. Я вернулась в заднюю комнату и с того момента ни разу не отошла от большой двери, ведущей в коридор. Никто в эту дверь не входил, кроме мистера Порта, Изабель Дрю, мисс Кирк и одиннадцати рыцарей.

– Кто-нибудь мог подняться на сцену из зала… – неуверенно предположил мистер Порт.

Инспектор Кокрилл заставил мистера Чарлзворта вздрогнуть от неожиданности, внезапно громким голосом попросив разрешения говорить.

– Конечно, конечно, давайте! Говорите что хотите, инспектор, в любое время, даже не спрашивайте!

Кокрилл с едва заметной удовлетворенной улыбкой принял разрешение, полученное при помощи этой шоковой тактики.

– Я просто хотел напомнить, что никто не смог бы подняться на сцену так, чтобы его не заметила как минимум сотня людей в зале. Когда я проделывал это сам, вы бы слышали, сколько было комментариев! «Гляди-гляди, лезет по папоротникам…», «Почти забрался…», «Все, залез…».

– Как люди на дешевых местах в кинотеатре, – заметил Чарлзворт с улыбкой.

Однако, похоже, что кроме него, никто из присутствующих не был знаком с дешевыми местами в кинотеатре. Чарлзворт смутился. Лично он полагал, что старик попросту фантазирует – со всеми этими его «приподняли и перекинули». Без сомнения, переутомился на работе, и угрожающие записки ударили ему в голову.

В дверь, постучав, вошел констебль и вручил Чарлзворту сложенную вдвое записку. Глаза одиннадцати задержанных с интересом метнулись к нему и сразу же вежливо посмотрели в сторону. Чарлзворт прочитал записку дважды и убрал ее в карман.

– Хорошо, – кивнул он констеблю. – Передайте полицейскому врачу мою благодарность за сообщение и скажите, что я жду окончательного подтверждения.

В записке говорилось, что Изабель Дрю умерла в течение минуты до или после удара о пол. И умерла она от удушения руками, никакая вуаль ни за какие гвозди не цеплялась. Дело и в самом деле представляло собой «запертую комнату» с одиннадцатью рыцарями в фальшивых доспехах. И хотя одиннадцать рыцарей сидели на лошадях на виду у нескольких тысяч человек, один из них каким-то образом поднялся в башню, задушил актрису и сбросил с балкона.

За стеклянными стенами маленького кабинета шла своим чередом выставка. Шум голосов поднялся почти до рева ввиду бурного волнения из-за ужасной гибели Изабель. Сеточки для волос раскупались с невиданной скоростью. Если было бы можно, хозяева павильонов каждый вечер приносили бы в жертву красивых женщин, сбрасывая их с балкона башни.

Внутри Сьюзан Сволок пылал огонь, который невозможно было скрыть, но она опустила веки, прикрывая его отблески, и продолжала отчет:

– Представление должно было начаться в шесть. Без двадцати пяти минут шесть, как я уже сказала, я осмотрела всю сцену. За кулисами еще никого не было, гардеробные были пусты, лошади стояли в конюшне под присмотром Билла Клевера, конюха. Ни на сцене, ни в башне, ни где-либо в задней комнате никого не было, можете верить моему слову. Примерно без двадцати минут шесть начали собираться рыцари. Большинство из них здоровались или о чем-нибудь говорили со мной, прежде чем идти в заднюю комнату за доспехами. Они всегда репетировали в доспехах, чтоб и самим привыкнуть, и приучить к доспехам лошадей. У всех появились разные привычки: некоторые переодевались в задней комнате, а затем шли к стойлам, чтобы забрать лошадей, некоторые забирали доспехи и переодевались в стойлах. Я не могла бы сказать, у кого какая привычка, тем более что в доспехах они практически неотличимы друг от друга. Без десяти шесть все были на месте, кроме мистера Андерсона. По крайней мере, я думала, что он еще не пришел. Я забеспокоилась и сказала об этом мистеру Порту. Мистер Порт велел мне не волноваться, пошел и постучал в дверь мисс Дрю, она отозвалась, а затем он ушел дальше к гардеробным, и я его больше не видела. Но через пару минут появилась мисс Кирк и сказала, что Эрл Андерсон уже здесь.

– Кто-нибудь видел его или разговаривал с ним? – спросил Чарлзворт, обращаясь ко всем сразу.

Никто не видел и не разговаривал.

– Но, очевидно, он выехал на сцену вместе с остальными рыцарями, – сказала мисс Сволок. – Так как мы знаем, что он там был.

– Что происходило дальше?

– Мистер Бриан занял свое место у двери, во главе рыцарей, как он всегда делал на репетициях. Я перекинулась с ним парой слов. Пожелала удачи и тому подобное. Остальные въезжали по одному и по двое и вставали в нужном порядке. Некоторые садились на лошадь в конюшне и приезжали верхом, другие вели лошадей под уздцы и садились в седло в задней комнате. Мисс Кирк пришла, наверное, без семи или восьми минут шесть. Она сильно опоздала.

– Это моя вина, – сказал Кокрилл. – Я пытался убедить ее, что ей нечего делать в Элизиуме, ведь это не ее работа, к тому же она была очень испугана. Но она сказала, что привыкла помогать за кулисами и что она нужна мисс Сволок, поэтому все же решила идти.

Даже в своем черством сердце Коки не признавался себе, как горько он сожалеет, что отпустил ее – красивую, испуганную, несчастную Перпетую…

– Ну так вот… Вскоре после этого мисс Дрю вышла из своей комнаты и быстро прошла через заднюю комнату. Мисс Кирк подбежала к ней и что-то ей сказала, а затем мисс Дрю прошла в башню. Мисс Кирк направилась в сторону гардеробных, она хотела проверить, все ли рыцари готовы. Там целый лабиринт гардеробных и коридоров.

– А вы?

– Осталась дожидаться еще одного или двух рыцарей. Как только все выехали на сцену, я заперла за ними дверь, чтобы никто посторонний не вошел, и села на табурет за дверью. А дальше просто сидела, насвистывая, и ни разу не отошла.

– Что вы насвистывали? – неожиданно спросил Чарлзворт.

Ох уж эти столичные детективы с их мудреными подходцами!

Мисс Сволок посмотрела на него удивленно.

– Я умею насвистывать только одну мелодию, так что, наверное, ее и свистела. «Сюр-ле-понт д’Авиньон…»

– И ни разу не встали со стула? – спросил Кокрилл. Его тон намекал, что следует вернуть разговор в нужное русло.

– Ни разу.

– Это очень важно, – серьезно сказал Чарлзворт. – Если по какой-либо причине… по любой причине, возможно, совершенно не связанной с убийством, вы отошли от табурета, то ваш долг – сообщить нам об этом. На самом деле сообщить нам об этом – в ваших собственных интересах.

– Потому что если никто другой проникнуть на сцену не мог, значит, возможность подняться в башню и убить Изабель была только у меня.

Чарлзворт слегка наклонил голову.

– У вас необычайно ясный ум.

– У меня еще и необычайно чистая совесть, – отрезала Сьюзан Сволок. – И я повторяю: я не сдвинулась с места на дюйм.

– После того как рыцари выехали на сцену, никто мимо вас не проходил? Ни мисс Кирк, ни мистер Порт?

Мисс Сволок решительно помотала головой.

– Я… ну перед спектаклем я несколько раз заходил в заднюю комнату и в гардеробные, смотрел, как идет подготовка, – поспешно вставил мистер Порт. – А затем прошел в выставочный зал и встал среди зрителей. За сценой мне больше делать было нечего, тем более что мисс Сволок прекрасно справлялась. Изабель… то есть мисс Дрю уже переодевалась. Я хотел посмотреть, как выглядит сцена со стороны зрителей, послушать, что говорят люди, и вообще посмотреть, как все проходит. Просто для опыта на будущее, знаете ли… – Он вытер свой розовый лоб. – Я… я видел, как она упала.

Одиннадцать рыцарей и Изабель. В «запертой комнате». И пока одиннадцать рыцарей сидели на лошадях на виду у нескольких тысяч человек, один из них каким-то образом поднялся в башню, задушил актрису и сбросил ее вниз.

Допрос был прерван появлением подручного Чарлзворта, сержанта Бедда – крупного седого мужчины с добродушным лицом, в тесноватой ему полицейской форме. Он побывал на квартире Эрла Андерсона и никого там не обнаружил.

– И знаете, что странно, сэр? – сказал сержант Бедд, взглядом спрашивая у Чарлзворта разрешения говорить при незнакомом старике в смешном макинтоше (и все равно видно, что полицейский). – В спальне нет тапочек. Если вы понимаете, что я имею в виду.

Чарлзворт мгновенно понял, что он имеет в виду.

– Сделал ноги? Кстати, сержант, познакомьтесь. Инспектор Кокрилл из полиции Кента.

Широкое лицо сержанта Бедда выразило волнение и восторг.

– Вот это да, сэр! Инспектор Кокрилл? Не тот ли, что занимался делом о песочных дорожках в Свонстере? И обезглавленным телом в Пидженсфорде?

– И смертью от анестезии в госпитале Херонс-парка, – мрачно добавил инспектор Кокрилл.

– Ах да, сэр. Не повезло там. Что ж, со всеми случается. Помните, мистер Чарлзворт, какого дурака мы с вами сваляли в девонширской истории с яхтами?

Необыкновенно приятный парень. Даже не скажешь, что лондонец. И наблюдательный.

– Так вы говорите, в квартире Андерсона отсутствуют его тапочки?

– Верно, сэр, – кивнул Бедд. – Еще инструмент для бритья, зубная щетка и прочее такое. Конечно, он мог их куда-нибудь сунуть – не хватило времени как следует поискать. Но у меня такое впечатление, сэр, что джентльмен дал тягу. Вы ведь этого и ожидали?

Он склонил голову набок, словно умный седовласый терьер.

– Мы оповестили порты и железнодорожные станции, – сказал Чарлзворт Кокриллу. – Далеко не уйдет. В конце концов, он был здесь не больше часа назад.

– Если был, – туманно проговорил Кокрилл. В мудреные подходцы могут играть и двое.

Предоставленные себе, десять рыцарей принялись обсуждать смерть Изабель, кто скучающе, кто азартно – согласно ролям, которые они решили играть, ведь почти каждый из них был безработным актером, неспособным оставаться просто самим собой. Мистер Порт сидел молча, нервно сплетая и расплетая пухлые пальцы. Мисс Сволок как бы невзначай подсела к Двойному Брайану, нетерпеливо постукивающему ногой о пол. Сверкнув голубыми глазами, он презрительно проговорил:

– Замечательно работает английская полиция. Говорят-говорят и ничего не делают. Потрясающе!

– Эти говорят, но есть еще много других, которые делают. Отпечатки пальцев, всякие проверки. Не думаю, что они такие спокойные, какими кажутся. – Она добавила со значением: – Что до меня, то пусть беспокоятся сколько угодно.

Глаза мисс Сволок торжествующе блеснули.

– Вы ничуть не жалеете о смерти Иесавель, правда?

– Месть сладка, – тихо промолвила она, не отрывая взгляда от лица собеседника.

Он помолчал.

– Да.

Она придвинулась к нему ближе.

– Я хотела, чтобы вы знали… если я могу сделать что-нибудь еще…

Двойной Брайан странно дернул головой – как бы удивленно втянул подбородок. Подумал немного и вернул подбородок на место.

– А что же вы можете сделать? – озадаченно спросил он.

– Для вас, я имею в виду.

– Для меня? Что вы можете сделать для меня?

– Я сказала им, что вы стояли первым в строю всадников.

Он снова втянул подбородок.

– Да… ну так я и стоял первым в строю. Вы видели меня, говорили со мной.

– Вот именно.

– Но это не требует ваших свидетельств. Все и так знают, что я там был. Кроме того, ее убили позже. Когда я находился на сцене.

– О да, я знаю, что вы находились на сцене. – Мисс Сволок слегка приподняла брови. – Имейте в виду.

И она отошла в сторону.

Сержант Бедд записал в блокнот показания восьми рыцарей, и Чарлзворт отправил их восвояси.

– У нас есть ваши имена и адреса, а также ваши показания о том, что с мисс Дрю вы не имели никаких дел за пределами выставки и за исключением разговоров на обычные темы, как то: спектакль, выпивка в пабе и так далее. Должен вам напомнить, что мы можем проверить ваши показания и, безусловно, проверим. У кого-нибудь есть что добавить или это все?

Рыцари подтвердили нестройным хором плюшевых голосов, что с их слов все записано верно и добавить им нечего. И потому были отпущены из кабинета – и, в конечном счете, из расследования. Ни один из них не присутствовал в Элизиуме в то время, когда предполагаемым жертвам подбросили записки с угрозами; ни один из них не покидал полукруга на краю сцены. Нет смысла загромождать дело лишними подозреваемыми, подумал Чарлзворт. У него имелось достаточно информации, с которой можно работать.

Когда пришел полицейский врач с маленьким черным саквояжем в руке, Чарлзворт переговорил с ним за дверью кабинета.

– Привет, док. Закончил работу с красоткой?

– Закончил, – сказал док, весело помахивая саквояжем. – И я так понял, что при жизни она была далеко не подарок!

– Она и сейчас не подарок, когда умерла, – заметил Чарлзворт. – Ты уверен, что ее задушили руками? Понимаешь, это жутко усложняет мне дело. Не могла она зацепиться вуалью за крючок, гвоздь или что-то в этом роде? Там в стене торчат довольно толстые гвозди, которые держат этот нелепый плющ.

– Уверен. Вуаль обкрутили вокруг ее горла, вероятно, чтобы не оставлять следов пальцев. Но кто-то, несомненно, взял ее двумя руками за горло через вуаль. Ее убила не сама вуаль и не веревка. Кстати, ты ведь не видел тело с тех пор, как мы приступили к работе? Когда мы ее перевернули, мы обнаружили несколько подозрительных кусков веревки. Но она была задушена двумя руками, можешь не сомневаться.

Врач беспечно ушел: не ему ломать голову над тем, как женщину мог задушить руками один из одиннадцати человек, находившихся по крайней мере в пятнадцати футах от нее.

Кокрилла, отчаянно желавшего взглянуть на подозрительные веревки, тем не менее сжигало беспокойство о Перпетуе. Чарлзворт отправился осматривать тело, наказав сержанту Бедду взять показания у всех подозреваемых. Кокрилл не считал себя обязанным ни следовать за ним, ни оставаться и давать показания сержанту, поэтому он тихо вышел и разыскал инспектора Стаммерса.

– Есть какие-нибудь новости?

Стаммерс покачал головой.

– Она не заходила домой, никуда не звонила, не находится у кого-то из друзей, которых мы сумели разыскать. И в здании ее нет – по крайней мере, в этой части здания. Мы вроде здесь все осмотрели.

– Ни живой, ни мертвой? – без выражения произнес Коки.

– Да. Конечно, здесь есть где спрятаться. – Стаммерс положил руку на плечо инспектора: – Вы не волнуйтесь. Мы делаем все возможное.

– Хорошо, хорошо! – сказал Коки сердито. – Я ей не любящий дедушка.

И поспешил уйти.

Полицейский, оставленный дежурным у двери в заднюю комнату, видимо, счел само собой разумеющимся, что Кокрилл имеет право войти на сцену, и он беспрепятственно прошел через арку. Перед телом поставили ширму, чтобы загородить его от любопытствующих взглядов. Когда подошел Кокрилл, Чарлзворт, склонившийся над телом, поднял глаза.

– Есть новости о мисс Кирк?

– Нет, – ответил Кокрилл.

– И об Андерсоне пока ничего… Смотрите, что мы нашли!

Скрюченные руки и ноги Изабель были заботливо выпрямлены. Теперь она казалась очень тихой и сдержанной – накрытая белой простыней, ожидающая с бесконечным терпением, совершенно несвойственным ей в жизни, когда ее отнесут в холодное одиночество морга.

– Что это? Какие-то канаты?

Рядом с телом лежали два куска крепкой витой веревки длиной примерно по пять футов. Оба куска были связаны в петлю.

– Их обнаружили под юбкой платья, когда тело перевернули, – сказал Чарлзворт.

Коки осторожно поднял веревки и осмотрел их концы.

– Это многое объясняет!

– Н-да, – произнес Чарлзворт с сомнением. – Правда, их никак не могли использовать в качестве лассо. До балкона, должно быть, четырнадцать или пятнадцать футов. А шея несчастной находилась на четыре-пять футов выше ее ног. Понимаете, о чем я? – Он еще раз оглядел башню, прикидывая высоту. – Думаю, все двадцать. Так что веревка длиной в пять футов, свернутая в петлю, не сойдет за лассо. И вообще, зачем два лассо?

– Хм… ума не приложу, – сказал Коки, хитро прищурясь.

– И вот еще что надо учесть: рыцари с двух сторон от арки сидели на лошадях, которые как бы привстали на задних ногах. На какой высоте окажется человек в таком положении? Скажем, девять футов от пола до плеча? Он поднимает руку – это еще немного – потом, возможно, слегка подбрасывает лассо, и пять футов веревки… Правда, веревка белая и довольно чистая, она была бы заметна на фоне плюща.

– Но в тот момент на плющ падал свет, – заметил Коки. – И все внимание зрителей было сосредоточено на рыцарях.

– Да! – Чарлзворт заволновался. – Действительно! Как думаете, инспектор? Мог убийца такое провернуть?

– Вполне, – кивнул Коки. – Конечно, доказано, что женщина была задушена руками, но это мелочи. Убийца мог такое, как вы выражаетесь, провернуть…

На миг перед глазами каждого мелькнуло жуткое видение: веревка скручивается, образуя узловатые тонкие пальцы, и эти пальцы тянутся к теплому округлому горлу…

– Ну что я могу сказать… – Чарлзворт слегка приуныл. – На кой черт тогда нужны были эти веревки? Их, я полагаю, сбросили вместе с телом. – Он немного приободрился. – А может, убийца принес их с собой просто на всякий случай?

Кокрилл сомневался, что в этом преступлении хоть что-то было отдано на волю «случая».

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Да, вот. – Чарлзворт выудил из кармана маленький целлофановый конверт. Тот содержал бумажный квадратик с напечатанным на нем текстом, только на этот раз без человечков. – Верите или нет, но это стихотворение! Или правильнее назвать четверостишием?

– Какая разница, мы не культурный радиоканал Би-би-си. Прочитайте! – нетерпеливо потребовал Коки.

– Я его уже наизусть выучил! – И Чарлзворт зачитал со смаком:

Он испытующе взглянул на Кокрилла.

– Ну, что думаете?

– Это многое объясняет, – снова сказал Коки.

– Рыцарь слева от нее – Эрл Андерсон.

Коки почесал ухо.

– Зависит от того, чья длань…

Чарлзворт еще раз перечитал стишок про себя.

– Хм, да. Верно. – Он приподнял простыню и с жалостью посмотрел на распухшее лицо и сложенные на груди руки. – Бедняжка. Она похожа на мертвую канарейку, правда? Лежит на дне клетки с жалко скрюченными лапками… Бумажку со стихотворением нашли у нее в декольте.

На лифе серебряного платья, точно в центре, сверкало единственное украшение – бриллиантовая брошь.

Коки перевел взгляд на целлофановый конвертик.

– На бумаге есть проколы?

– Да, два прокола, – ответил удивленный Чарлзворт. – Бумажку даже сильно порвали, вытаскивая из лифа.

– Интересно, – сказал Коки.

Если вредный старикан находит это интересным, что ему стоит объяснить – почему? Чарлзворт, по-прежнему не замечая ни малейших признаков антагонизма, позволил себе вопросительно приподнять бровь.

– Думаете, это важно?

– Думаю, это может быть жизненно важно, – сказал Коки.

Чарлзворт открыто заулыбался.

– Думаете, это указывает на убийцу?

– Да. – Коки пристально посмотрел в глаза детективу-инспектору. – Я думаю, что, если мы сделаем правильные выводы, это скажет нам, кто убийца. И как, находясь более чем в пятнадцати футах от Изабель Дрю, он мог задушить ее, взяв обеими руками за горло. Бумажка со стихом, безусловно, указывает на того, кто убийцей не является. И, по моему мнению, намекает на иные методы поиска Эрла Андерсона. – Он наклонился и закрыл простыней лицо убитой женщины. – Я не утверждаю, что это обязательно будет правильно. Можно предположить много способов, какими несчастная женщина могла быть убита… Давайте посчитаем… один, два, три… Но веревки, бумажка в лифе, брошь и, прежде всего, само стихотворение – они указывают на одного из них. Особенно если на бумаге есть прокол. Поэтому я думаю, что это очень… ну довольно важно.

Кокрилл надел свою старую фетровую шляпу, сдвинул ее чуть набекрень и ушел. Ох уж эти молодые выскочки!..

На полпути к подсобкам он встретил несущегося галопом констебля.

– Кажется, ее нашли, сэр! Мистер Стаммерс послал меня за вами.

Констебль побежал обратно по гулкому коридору и распахнул дверь в маленькую темную комнату. Несколько полицейских под руководством Стаммерса пытались оттащить в сторону тяжелые декорации, прислоненные к дальней стене.

– Осторожно… Осторожнее, не урони на нее… Да осторожнее, дурак!

В затянутом паутиной углу на полу лежало нечто напоминающее большой сверток, накрытый бутылочно-зеленым бархатным плащом.

Укрытие было выбрано тщательно. Можно было заглянуть сюда хоть десять раз и не заметить, что из-под темной ткани высовывается тонкая белая рука.

 

Глава 6

Мисс Сволок, мистер Порт и Мамадорогая, сидя на полированных стульях в кабинете мистера Порта, терпеливо ждали, когда их отпустят домой. Двойной Брайан расхаживал по комнате, словно лев по клетке.

– Английские полицейские! Вот уж верно: замечательные работники! Прошло два часа, и ничего не сделано. Все по-идиотски!

Даже мисс Сволок начинала чувствовать, что если Двойной Брайан еще хоть один раз повторит: «Все по-идиотски», она завизжит.

– Засунули сюда, не дают уйти, не объясняют, что происходит…

Он в сотый раз высунул голову за дверь и обратился к констеблю. Констебль в сотый раз ответил ему, что он «всего лишь выполняет распоряжение начальства».

Наконец появился Чарлзворт. Он нес Перпетую в своих сильных молодых руках, а Кокрилл с кислым лицом шел позади. (Мышцы – это еще не все!)

– Положите ее сюда, – сказал Коки, выдвигая вперед единственное кресло. И отмахнулся от взволнованных вопросов: – Жива. Просто в обмороке. Чуть не задохнулась под тем плащом, бедная девочка.

Он сунул руку в кувшин с водой и похлопал Перпетую по лицу мокрыми коричневыми пальцами.

– Давай, дитя. Соберись.

Когда она чуть повернула голову и доверчиво прижалась щекой к его ладони, он положил другую руку ей на плечо и слегка встряхнул.

– Бедняжку заперли в одной из подсобок, спрятав за старыми декорациями. – И тоном вежливой беседы, как бы между прочим, добавил, обращаясь к Двойному Брайану: – Она говорит, что это вы ее туда сунули.

– Я?! – воскликнул Брайан, дико вытаращивая глаза. Он смотрелся невероятным красавцем в своих жестяных доспехах; шлем и белый плащ он держал в одной руке, другую запустил в собственные светлые волосы. – Зачем бы мне ее туда засовывать? Зачем мне ее запирать?

Перпетуя приподняла голову.

– Он, он! Он затолкнул меня в ту комнату, набросил мне на голову тряпку, завязал ее… а потом куда-то оттащил и бросил. И сказал… сказал: «Я вернюс!» Он не сказал «вернусь», он сказал «вернюс», я узнала его акцент. Точно он! Заманил меня в то ужасное место и запер там…

Она вздрогнула и снова закрыла глаза, вновь испытывая ужас от одного только воспоминания о пережитом.

Брайан выглядел так, словно в любой момент мог взорваться.

– Я заманил ее в комнату? Я говорил ей: «вернюс»? Последний раз я видел ее, когда она разговаривала с Изабель Дрю в задней комнате. После того момента я не слезал с лошади, пока спектакль не кончился.

– Я вернулась в коридор, – продолжала девушка, не слушая Брайана. – Шла мимо подсобок, чтобы поторопить рыцарей, тех, кто был еще не готов. Он окликнул меня из одной подсобки…

Ее голос дрогнул. Чарлзворт заботливо поднес ей стакан воды.

– Возьми себя в руки, – резко сказал Коки.

– Простите, – прошептала девушка. – Ну так вот… он окликнул меня: «Перпетуя»… или «мисс Кирк», не помню… «Пожалуйста, помогите мне с доспехами, я застрял!» Ну конечно, я не колебалась ни секунды. У них забрала часто застревали, а его голос звучал несколько приглушенно… Поэтому я сразу побежала в ту комнату. Однако комната была не похожа на обычную гардеробную, я только успела увидеть, что там хранится много вещей. Он стоял в доспехах, с опущенным забралом, и я подошла к нему, чтобы помочь, а он… он схватил меня за руку, набросил на меня что-то темное…

– А! Значит, вы не видели моего лица? – спросил Брайан.

– Как я могла видеть ваше лицо, когда у вас было опущено забрало? Но вы сказали: «Я вернюс!» Думаете, я не узнаю ваш голос?

Он смотрел на нее, ошеломленный.

– Мой голос, полагаю, легко имитировать. Я говорю со смешным акцентом. Но кому могло понадобиться подражать моему голосу?

Она все так же его не слушала. Казалось, ей было необходимо облегчить душу, как будто она сойдет с ума, если оставит в себе еще хотя бы на одну минуту какую-нибудь деталь этого страшного воспоминания.

– Я не слышала, как он отошел: так ошеломило нападение… На моей голове была тряпка. Я пыталась освободиться, но не смогла. Но я слышала, как один из рыцарей проскакал мимо, а потом еще один: я пыталась позвать их, однако мой голос заглушали тряпка и плащ. И потом, я боялась, что он стоит за дверью, что он вернется. Затем все стихло, только кто-то очень тихо насвистывал. Потом раздался какой-то приглушенный стук, и чуть позже я снова услышала его голос… Я не могла разобрать, что он говорит… – Она откинулась на плечо Кокрилла. – Я так испугалась одного звука его голоса, что, должно быть, потеряла сознание. Больше я ничего не помню.

Кокрилл отметил, что Двойной Брайан буквально готов слететь с катушек – от бессильной ярости и недоумения.

– Какой бред! Зачем… зачем мне было проделывать с ней такое? – Он напоминал обиженного и сердитого плюшевого медведя. Голубые глаза сверкали, и даже волосы, казалось, встали дыбом, словно наэлектризованные волнением. – Кто угодно мог подделать мой голос.

– И вы сами говорите: голос звучал приглушенно, – добавила мисс Сволок. Она не могла оторвать взгляд от взволнованного лица Двойного Брайана.

Чарлзворт ошалело крутил головой, слушая их препирательства.

– Предположим, кто-то действительно подражал голосу мистера Брайана. Но кто?

– Да любой из рыцарей! – раздраженно ответила Сьюзан Сволок. – К тому времени, инспектор, задняя комната была переполнена рыцарями – одиннадцать человек на лошадях занимают довольно много места. И лошади не стояли спокойно: перебирали ногами, били копытами и трясли головами. Большинство всадников вообще не могли с ними справиться – некоторые не садились в седло до последнего момента, а стояли и держали поводья. Комната была прямо-таки набита мужчинами и лошадьми, не поймешь, где кто. Все рыцари в одинаковых доспехах…

– Но ведь плащи у них разные?

Что-то забрезжило в подсознании инспектора Кокрилла, как будто оттуда пыталось всплыть какое-то важное воспоминание – о цвете, об узнавании рыцарей… И вновь ушло на глубину.

Мисс Сволок быстро продолжила:

– Цвет плащей у всех разный. Каждый всадник знал, за каким плащом ему следовать, и когда ведущие рыцари проехали в арку и освободили немного места, остальные построились в определенном порядке и двинулись за ними.

Чарлзворт повернулся к Пеппи:

– У рыцаря в раздевалке был плащ?

– Да, был переброшен через плечо, – сказала Перпетуя. Она вызывающе посмотрела на Брайана. – Белый плащ. А у вас – белый.

На секунду возникло впечатление, что проткнули воздушный шарик. Однако прокол сам собой залатался, и шарик вновь наполнили воздухом.

– Плащ, вероятно, был вывернут наизнанку. Подкладки всех плащей – белые.

Двойной Брайан обернулся к Мамедорогой, который все это время сидел очень тихо и несчастными глазами следил за Перпетуей.

– Вы ничего не говорите! А на подозрении только вы и я. Эрл Андерсон исчез; если мы посчитаем его, тогда вы, я и Андерсон. Ваш плащ синий, его красный, но подкладки у всех белые.

– А плащ, наброшенный на мисс Кирк, был зеленым, – задумчиво проговорил инспектор Кокрилл.

«Если он скажет, что это многое объясняет, – подумал Чарлзворт, – я его выгоню!»

Тело Изабель наконец унесли; отпечатки пальцев были сняты, следы подошв измерены, место преступления сфотографировано.

– Я предлагаю пройти всем на сцену, – сказал Чарлзворт. – Хочу, чтобы мисс Сволок восстановила для меня ход событий после того, как упала мисс Дрю.

Низкая табуретка мисс Сволок по-прежнему стояла у двери задней комнаты.

– Я проводила рыцарей на сцену, заперла дверь со своей стороны и села на табурет. Я слышала фанфары, затем стук копыт, звон шпор и сбруи, когда поскакали рыцари. Примерно через… минут через двенадцать минут после начала спектакля я услышала музыку, которая служила сигналом к выходу мисс Дрю. Музыка стихла; я поняла, что в этот момент она появляется на балконе, чтобы произнести речь. Потом до меня долетел странный звук, как будто кто-то завизжал…

– Женщина в зрительном зале, – кивнул Кокрилл. – Я помню.

– А потом я услышала стук копыт в задней комнате и какой-то глухой удар. И еще какие-то шорохи. Только я собралась открыть дверь и узнать, что происходит, как мистер Брайан открыл ее изнутри. Его шлем был снят, рука прижата по лбу. Он выглядел ошеломленным. И сказал: «Что-то упало с балкона. Моя лошадь понесла». По-моему, он едва сознавал, что говорит.

Брайан сделал нетерпеливый жест, но Чарлзворт махнул ей рукой, прося продолжать. И мисс Сволок быстро продолжила:

– Я спросила: «Что там упало?» Вроде бы он ответил: «Кажется, Изабель» или «Возможно, Изабель»… что-то в этом роде. Мистер Брайан был совершенно ошеломлен. Я вошла в заднюю комнату и заперла дверь за собой изнутри. Мы направились к сцене и по дороге встретили мистера Андерсона – Красного Рыцаря. Он прижимал руки к лицу. Мы спросили что-то вроде: «Что случилось?», он пробормотал: «Она мертва» и прошел мимо нас. Мы вошли в арку. Я сомневалась, можно ли нам входить, поэтому заглянула в башню и посмотрела, там ли мисс Дрю. Ее не было. Я поднялась до середины лестницы, чтобы осмотреть платформу; там тоже никого не было. Тогда я поняла, что она, наверное, упала. Мистер Брайан ждал меня внизу, бессильно прислонившись к стене башни. Потом он собрался с духом, и мы вышли на сцену.

Она говорила очень быстро, но осторожно: как будто следила за каждым своим словом. И избегала встречаться глазами с Брайаном.

Но Двойной Брайан не собирался больше молчать. Его глаза блестели, шея напряглась над жестким воротом доспехов. Он смотрел в лицо Сьюзан Сволок вызывающим, слегка озадаченным взглядом.

– Какая ерунда! «Я собралась открыть дверь…», «Мистер Брайан открыл дверь…»… Вы отлично знаете, что вы стучали и колотили в дверь, пока я не пришел и не отодвинул задвижку, чтобы вас впустить! – Он повернулся к Чарлзворту: – На сцене мой жеребец испугался. Я стоял почти под балконом; тело, должно быть, падая, задело его хвост. Жеребец испугался, встал на дыбы и бросился вперед. Я хороший наездник, но в этих чертовых доспехах я как сардина в консервной банке. Чуть не свалился, когда он рванул вперед. Смутно помню… или все-таки упал… В общем, когда я пришел в себя, я сидел на полу в задней комнате с большой шишкой на голове, а моя лошадь стояла рядом и смотрела на меня, как бы спрашивая: «Чего ты расселся, дурак?» В дверь барабанили. Я был совершенно ошеломлен, но если вы слышите стук в дверь, вы идете и открываете. Я подошел к двери – заперта изнутри. Я открываю, ну и тут она входит: «Что случилось?» – Брайан втянул подбородок и взглянул на мисс Сволок из-под сдвинутых бровей. – Почему она сейчас говорит: «Я собиралась открыть дверь»? Дверь была заперта на задвижку изнутри. Она не могла ее открыть.

– А кто же тогда ее запер? – спросила Сьюзан Сволок.

Брайан размашисто пожал плечами.

– Не я!

– Но эту дверь никогда не запирали изнутри, – сказала она Чарлзворту.

– Видимо, на этот раз заперли, – ответил тот. Дело вконец запуталось.

Инспектор Кокрилл задумчиво смотрел на мисс Сволок.

– Говорите, войдя в заднюю комнату, вы заперли дверь изнутри?

– Я подумала, так будет надежнее. Что-то, судя по всему, произошло, и незачем впускать посторонних.

Коки развернулся к мистеру Порту:

– Тогда как вы попали на сцену?

Те немногие краски, что еще оставались в лице режиссера, моментально исчезли с вялых щек.

– Я? Ну, я… я стоял в толпе, среди зрителей, смотрел представление… увидел, что Изабель упала…

– Наверное, это Андерсон отпер дверь, когда выходил, – предположил Чарлзворт. – А мистер Порт вошел после него.

Кокрилл бросил на него испепеляющий взгляд, однако Чарлзворт, судя по всему, был непрошибаем.

– Спасибо, я и сам догадался. Просто хотел узнать, даст ли мистер Порт такое же объяснение.

Мистер Порт, нервно потирая руки, тупо повторил:

– Я стоял среди зрителей, наблюдал за выступлением. Увидел, как упала Изабель. Со всех ног побежал за сцену, по коридорам в заднюю комнату. Дверь была не заперта. Я толкнул ее, она открылась, и я прошел на сцену.

– Андерсона по пути не встретили?

– Я никого не встречал. Никого не видел. – Он снова потер руки и добавил печально: – Бедная Изабель!

И вдруг спокойствие покинуло мисс Сволок. Ее карие глаза вспыхнули, загорелые руки сжались в кулаки, загорелая челюсть агрессивно выдвинулась вперед. Было что-то очень мужское в силе этой челюсти, твердой линии ее красивого рта, в крепком сжатии загорелых пальцев.

– Бедная Изабель? – воскликнула она. – Скорее бедная Иезавель! Так называл ее Эрл Андерсон и был совершенно прав! Что хорошего она кому-нибудь сделала? Почему вы жалеете ее теперь, когда ей воздалось по заслугам? Что хорошего она сделала вам, мистер Порт? Человек вашего возраста – и якшается с женщиной вроде нее! Что хорошего она сделала вам, Джордж Эксмут, выставляя свои вульгарные прелести перед вами, чистым юношей с достойным сердцем?.. Что хорошего она сделала вам, Перпетуя Кирк, толкнув в объятия Андерсона?.. Что хорошего она сделала… да любому из нас? Что хорошего она сделала Джонни? – Голос ее сорвался, почти перешел в рыдания, но она все повышала и повышала его, продолжая говорить громко и яростно, с резкой и неприятной интонацией, с болью и достоинством. – Она была гадкой, вульгарной и жадной, бессердечной и безнравственной. Как вы можете говорить: «Бедная Изабель»? Я называю ее Иезавель и заявляю: туда ей и дорога!

Мисс Сволок повернулась спиной, сделала шаг в сторону и застыла, подняв руки к лицу.

– Иезавель! – воскликнул инспектор Кокрилл. Он поднял голову и посмотрел на узкое окошко и маленький балкончик. – «И поднялась она в высокую башню. И нарумянила она лицо свое и украсила голову свою, и глядела в окно…»

Он сделал паузу и со значением поглядел на остальных.

У сержанта Бедда загорелись глаза.

– И ее cбросили с башни, сэр! Три евнуха, сэр! Бросили вниз, и ее кровь окропила стены, и лошади наступали на нее, и пришли собаки и съели ее всю, кроме черепа, и ладоней ее рук, и подошв ног…

– Я всегда отмечал, что собаки оставили очень странные части, – задумчиво произнес Чарлзворт. – Как можно съесть у человека все, кроме подошв ног?

– Правда, лошадь на нее не наступала, – заметил Брайан.

– Не наступала, – согласился Коки, немного поразмыслив. – Говорят, лошади не наступают на человека.

Лицо сержанта Бедда помрачнело.

– И крови не было, – добавил он. – И собак.

– И евнухов, – подсказал Чарлзворт.

– Вот именно, – веско заключил Брайан Бриан.

Толпы в зале редели. Покупатели провели замечательный день, и теперь усталые женщины, обремененные покупками (о которых они станут горько сожалеть, едва вернутся домой), протискивались в очередь к автобусу под моросящим летним дождем. Их сердитые мужья, обвешанные терками для мускатного ореха «Охкактонко», ножиками для лимонной цедры «Охкакостро» и всевозможными кухонными приспособлениями «Охкакудобно», уныло плелись следом. В галереях молоденькие девушки-продавщицы спорили с хозяевами о размере комиссионных, а демонстраторы потихоньку начали убираться в павильонах, чтобы, едва цветочные часы покажут десять, сразу уйти. Погрешность этих часов составляла десять минут в ту и другую сторону, и демонстраторы что утром, что вечером толковали сомнения в свою пользу. Со сцены унесли закрывавшие тело ширмы.

– Что ж, полагаю, я могу вас отпустить, – сообщил Чарлзворт своей измученной и проголодавшейся группе. – Спасибо, что были так терпеливы. Должен сказать, вы просто образцовые подозреваемые! – Он посмотрел на них с усталой, извиняющейся улыбкой. – Я, разумеется, захочу снова поговорить с вами всеми, причем не один раз. Для этого у меня есть ваши адреса.

Затем он повернулся к Перпетуе:

– Надеюсь, инспектор Кокрилл проследит, чтобы вы благополучно добрались до дома.

Все стали расходиться, и наконец он остался один в огромном полутемном зале на обезлюдевшей сцене. Хм, «запертая комната». Всего один вход, запертый с одной стороны и под наблюдением – с другой. Две короткие веревки. Глупое четверостишие. Бриллиантовая брошь. Пропавший человек, который не мог быть убийцей, поскольку все это время сидел на лошади. Испуганная девушка, запертая – однако целая и невредимая – в подсобке. И, наконец, одиннадцать человек в непроницаемых для взгляда костюмах на виду у нескольких тысяч человек и женщина в десяти футах над их головами, задушенная руками и сброшенная с игрушечной башни…

Чарлзворт прошел через арку в заднюю комнату. На двенадцати крючках висели двенадцать застегнутых на молнию доспехов. С колышков над ними, лоснясь бархатным блеском, свисали двенадцать разноцветных плащей. Двенадцать жестяных шлемов с закрытыми забралами были наброшены на колышки поверх плащей. Белый, красный, светло-синий. Желтый, фиолетовый, оранжевый, темно-синий, бутылочно-зеленый… Бутылочно-зеленый. Чарлзворт подошел к запасному доспеху, висящему на крючке вместе с бутылочно-зеленым плащом и жестяным шлемом, и непочтительно ткнул пальцем в его жестяной животик.

– Вы, старые сардиновые банки! Если б вы только могли говорить!

Безглазый и беззубый шлем ухмыльнулся ему.

 

Глава 7

Если полиция Кента и получила какую-либо пользу от конференции, проводимой в этом году в Лондоне, то вовсе не благодаря регулярному присутствию на ней своего представителя, детектива-инспектора Кокрилла. Коки с отсутствующим видом рисовал крошечных человечков на крошечных лошадках, подрисовывал им крошечные доспехи, штандарты и развевающиеся плащи. Он набросал план сцены и задней комнаты в Элизиум-холле, изобразил кривоватое лицо, добавил к нему густой куст пружинистых светлых волос, выстриженных в форме боба, как у мальчишек-газетчиков… Лучше бы выстригла их в форме павлина, подумал Кокрилл. Или дерева, растущего из ванной. Он превратил боб в ванну и пририсовал к нему небольшое деревце. В наше время девушки носят стрижки и почуднее…

Коки встал, шепотом извинился перед коллегами и вышел из зала. Перпетуя, до утра промучившись бессонницей, наконец заснула, но звонок Кокрилла разбудил ее, и она сразу взяла трубку.

– Как ты, Пеппи?

– Хорошо, Коки, спасибо, – сказала Перпетуя.

– Испугана?

– Ну… есть немного. Изабель ведь все-таки убили, правда? И Эрла, возможно, тоже. Осталась только я. Трудно не думать о том, из каких кустов выпрыгнет тигр. – Она нервно рассмеялась.

– Разве у тебя нет друзей-мужчин, которые могли бы позаботиться о тебе?

– Ну… нет, – ответила Пеппи. И объяснила извиняющимся тоном: – Понимаешь, я ведь встречалась с Эрлом. А когда он бывал в отъезде… я никем не интересовалась. Да и он меня не интересовал… Порой он брал меня с собой на вечеринки, в другие дни я просто сидела дома.

– Хорошо, тогда просто сиди дома, – сказал Коки. – Я что-нибудь придумаю.

Инспектор резко бросил трубку, вышел из телефонной будки и надел на великолепную голову любимую шляпу. «Может, мне переквалифицироваться в сиделки, да и дело с концом?» – раздраженно спросил он себя. Что в этом нежном, красивом, до ужаса беспомощном юном создании так взывало его к сочувствию и заботе? Глубоко уйдя в свои мысли, Кокрилл потопал прочь, перекинув потрепанный старый макинтош через руку. Он повернул раз, другой и направился в Кенсингтон.

Двойной Брайан проживал в «комнате с обслуживанием»: маленькой, залитой солнцем мансарде с «пользованием общей ванной». Завтрак приносила на чистом подносе вечно усталая девица, которая, однако, считала Брайана ужасно милым и готова была в любой день подняться и больше чем на два этажа, лишь бы увидеть его в дивном халате из цветастого шелка, непричесанного, с вихрами на голове. Инспектор Кокрилл к вихрам был невосприимчив, а халат в одиннадцать утра почитал чуть ли не за грех. Он сел в жесткое кресло, достал бумагу и табак и задумался, с чего бы начать.

– Я сейчас разговаривал с мисс Кирк.

Двойной Брайан пожал плечами: мол, ему плевать на мисс Кирк.

– Эта дамочка болтает совершенную чепуху! Как я мог затолкать ее в ту комнату? Глупость!

– Мне очень хотелось бы прояснить ситуацию, – сказал Коки.

Брайан нетерпеливо поднялся со стула и, сунув руки в карманы халата, стал расхаживать по комнате, словно зверь в крошечной клетке.

– В то время, когда, предположительно, должна была происходить вся эта чепуха, я сидел на своей лошади в задней комнате. Как я мог сидеть на лошади и одновременно связывать женщину за полдюжины дверей от меня?

– Кто-то сидел на лошади и одновременно душил другую женщину на не менее значительном расстоянии! – напомнил ему Коки.

– Что ж, я не волшебник, – нетерпеливо сказал Брайан. – Зачем мне убивать Изабель Дрю? Зачем нападать на Перпетую Кирк? Я познакомился с ними обеими всего нару недель назад.

– Но вы были знакомы с Джонни Вайзом, а обе эти женщины некоторым образом причастны к его смерти.

Брайан вцепился в свои красивые волосы.

– Оставьте, ради бога! Джонни Вайз! Да, я был с ним знаком. Ну и что? Когда я бывал в Малайе, мы виделись иногда на вечеринках. Отличный парень, всеобщий любимец – что-то было в нем такое свежее и… как бы сказать… настоящее. Мне, как и остальным, он нравился, но только как знакомый, как приятель, не более. Когда он уехал в Англию, он писал всем друзьям, рассказывая о своей Перпетуе, а также об Изабель Дрю, которая их познакомила. Когда я приехал сюда, я разыскал Изабель. Я хотел больше узнать о том, как умер Джонни. – Взгляд его голубых глаз стал жестким и злым. – Похоже, они и правда убили его – Изабель Дрю и Перпетуя Кирк.

Бедная, растерянная, милая Пеппи… В ту ночь она тоже была убита – живым осталось лишь ее тело.

– Она была очень молода, – сказал Коки. – Почти ребенок. Изабель Дрю и Андерсон ее подпоили. Вряд ли она соображала, что делает. Потом она говорила, что весь вечер был для нее размытым пятном, пока она не очнулась внезапно в объятиях Эрла Андерсона – и Джонни стоит в дверях. Андерсону она понравилась, а Изабель, надо думать, была на его стороне, поэтому она позволила мальчику войти. Я помню Пеппи Кирк в дни их помолвки. Она была веселой маленькой непоседой – не великий разум эпохи, конечно, и не Грета Гарбо, но хорошая счастливая девочка, по уши влюбленная в Джонни Вайза. Сейчас вы такого о ней не сказали бы, правда? После той ночи она стала похожа на засохший лист. Она проводит свою жизнь в оцепенении, мучаясь от угрызений совести и бесконечной скорби. У нее нет друзей, нет душевной силы, нет защитника. Теперь день и ночь над ней витает угроза убийства… Поэтому я хочу, чтобы вы стали ей другом… чтобы позаботились о ней.

Брайан уже не расхаживал. Его золотистая голова четко, словно камея, выделялась на фоне грязной стены.

– Значит, вы думаете, я не убийца?

– Не представляю, как вы могли убить, – сказал Коки. – А это для нас с вами гораздо важнее, чем то, что я думаю.

На губах Двойного Брайана мелькнула улыбка.

– Я и правда не убийца. Девушка будет со мной в безопасности. Я за ней присмотрю! – Явно горя желанием перейти к исполнению этой почетной обязанности, Брайан достал костюм из маленького шкафа, порылся в комоде в поисках чистой рубашки и начал аккуратно и ловко одеваться. – Только пусть поймет, что я никуда ее не заталкивал!

– Как вы и сказали, вы сидели на лошади, – кивнул Коки.

– Ну да! Как я мог наброситься на нее, если сидел в это время на своей лошади?

– Возможно, она полагает, что вы не сидели на лошади? – мягко проговорил Коки.

Рубашка дико размахивала рукавами, пока Брайан продевал в них руки.

– Все могут подтвердить, что я сидел на лошади.

– Все и подтвердили, – сказал Коки.

– Однако вы все равно не верите?

– Вопрос в том, поверит ли Перпетуя.

– Но как она себе это представляет? – воскликнул Брайан, так раздраженно и торопливо застегивая рубашку, что та рисковала остаться без пуговиц.

Коки поразмыслил над его вопросом.

– Что ж. Как она это представляет… Например, она может представить, что вы сидели на лошади не все время. Одни рыцари сидели в седлах, другие стояли возле лошадей, все кругом садились и спешивались. Перпетуя может представить, что вы выехали в заднюю комнату, там заняли свою позицию, а затем незаметно слезли, вернулись, проделали с ней свое черное дело, прошли на сцену и вновь сели в седло. Лошади хорошо обучены, и ваша стояла бы смирно.

Брайан расхохотался.

– Как просто у вас получается!.. Только я не слезал с лошади. Часть моей работы состояла в том, чтобы занять свою позицию и вести рыцарей. Каждый следовал за плащом определенного цвета, и все вместе следовали за белым.

– Перпетуя могла представить, – сказал Коки, крутя сигарету в пальцах, – что именно это они и делали: следовали за плащом!

Брайан уставился на него зачарованно; в голубых глазах плясали искры.

– Вы полагаете, что кто-то другой сидел на моей лошади?

– Я полагаю, что на лошади не сидел никто.

Лицо Брайана вытянулось.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я просто делаю предположения о том, что может подумать Перпетуя, – напомнил ему инспектор. – Она могла вспомнить о запасном доспехе. Вы ведь легко сумели бы усадить его на своего жеребца в конюшне, а если лошадь чуть ударить, то это обученное в цирке создание кротко пошло бы вперед, верно? И заняло бы свое место перед аркой. Вы проделывали это много раз. Вы тренировались несколько недель.

– Вы думаете, я отправил на лошади пустые доспехи? Но… – Брайан открыл рот, подыскивая слова, и помахал рукой, словно пытался нащупать в воздухе опровержение этой дикой идеи. – Но… А, мисс Сволок! Я разговаривал с ней, и она знает, что я был в седле.

– Так и есть, – улыбнулся Коки. – Как говорится, вовремя сказанное слово может спасти жизнь.

Брайан стал обмахиваться рукой, комично изображая облегчение.

– Вы меня напугали. Я тут понаблюдал работу вашей полиции… Если им придет в голову эта идиотская версия…

– Однако надо учесть, – задумчиво проговорил Кокрилл, – что мисс Сволок говорила с вами до эпизода с Перпетуей. Комната была набита пешими и конными, и среди всей общей неразберихи ничто не мешало вам спуститься с лошади, усадить в седло запасные доспехи, выскользнуть в коридор и снова вернуться…

Но Брайана второй раз не застанешь врасплох.

– Теперь вы просто шутите! Те смешные доспехи – они не будут неподвижно сидеть на лошади. Они не станут держать штандарт.

– Древки штандартов закреплены в седле. Штандарт как раз и поддерживал бы доспехи!

– А как я уговорил бы свои доспехи держаться за штандарт? «И еще, пожалуйста, возьми поводья в левую руку. Я через минуту вернусь». – Брайан снова рассмеялся. – Вы и сами в это не верите.

– Очень хочется вписать в сюжет запасные доспехи, – со смехом признался Коки.

– И потом… если на вашу Пеппи напал я, получается, я и убийца, так? Наверное, вернувшись, я помог своему пустому костюму слезть с лошади, велел ему подняться в башню и убить мисс Дрю?

Брайан подошел к туалетному столику и встал перед ним, чуть согнув ноги в коленях, чтобы низко висящее зеркало оказалось на уровне глаз. Золотые волосы выпрямлялись под взмахами щетки и вновь упрямо ложились мелкими волнами. Кокрилл подумал, что если он приложит чуть больше силы, вполне может снять с себя скальп.

– Полегче со щеткой! Мозги поцарапаете!

– В Англии нехорошо иметь глупые кудри, – сказал Брайан, без передышки нанося локонам новые удары. – Вашей Перпетуе это не понравится, она не захочет меня в защитники, а меня очень заинтересовала перспектива ее защищать.

Он отложил щетку, подошел и встал напротив инспектора; натянул пиджак, одернул рукава, поправил галстук.

– Я готов. Но прежде чем пойдем, хотел бы сказать вам кое-что. Как бы мы ни шутили про доспехи, я не убийца. Даю слово чести, инспектор: ваша драгоценная Перпетуя будет со мной в безопасности.

Любят эти иностранцы высокопарные речи!.. Тем не менее Коки пожал протянутую ему руку.

– Не сомневаюсь, мой мальчик, – сказал он.

…Теперь хотя бы можно спокойно сидеть на проклятой конференции…

Еще в первые недели репетиций мистер Порт порекомендовал мисс Сволок свой пансион: конечно, там не те условия, к каким он привык, однако время такое, что приходится брать что дают. Чего в пансионе не давали, так это завтрака в постель, и поэтому каждый день в девять утра они встречались в столовой. Чувствуя, что пережитое потрясение их сблизило, мистер Порт и мисс Сволок сели вместе за один из расшатанных столиков. Спали оба плохо, оба выглядели усталыми, но если приятному лицу Сьюзан Сволок беспокойство придало почти юный вид, то на лице мистера Порта оно лишь четче прорисовало морщины и обвисшие щеки. Ему не терпелось поговорить о случившемся.

– Смотрите, люди бредут на завтрак, словно стада коров на пастбище, и не знают, что статьи в сегодняшних газетах – о нас…

– Ужасно так говорить, мистер Порт. Тем более Изабель Дрю была вашим другом, насколько мне известно…

Он подлил себе кофе из маленького железного кофейника.

– Да, страшный удар. Я не спал всю ночь, все думал, но… Как вы полагаете, мисс Сволок, бывает такая вещь, как умышленная влюбленность? Я как бы играл в увлечение Изабель Дрю. В те дни, под игом японцев… Вам мне рассказывать не нужно, моя дорогая, вы все это знаете не хуже меня. И вы, наверное, понимаете, как после страха, беспокойства, голода и других физических лишений хочется… ну… простой человеческой радости, веселья, уюта, нежности и душевного тепла…

Эдгар Порт находил в Изабель веселье и уют? Несчастный старик! Нежность и душевное тепло? У Изабель, по мнению Сьюзан, нежности было не больше, чем у волка. С другой стороны, после страшных лет унижения, после забот о психически больной жене, после потери дома, имущества, друзей… неудивительно, что он временно растворился в этих медовых чарах.

– Теперь, когда она умерла, как ни странно, я не воспринимаю это как личную потерю. Я испытываю шок, ужас, однако… Видимо, на самом деле я не любил ее, вот и все. Я хотел, чтобы мои мысли были заняты красивой женщиной, хотел думать только о шоколаде и цветах и о том, сдержит ли Изабель обещание поужинать со мной в тот или иной вечер, хотел думать, что я влюблен… – Он поднял глаза из-под мешковатых век и добавил просто: – Мне много чего надо забыть.

– Да, – сказала мисс Сволок. (Вот так же некто положил беззащитное сердце к танцующим ногам, позволил себе утонуть в океане голубых глаз…)

– Теперь, когда ее нет, меня ужасает лишь то, как она умерла. И другие вещи… вышли на первый план. – Мистер Порт слегка откинулся на стуле, чтобы официантка могла поставить перед ним тарелку с морщинистой серой колбаской и скрюченной полоской бекона. – Моя жена, как вы знаете, еще в лечебнице. Но ей уже лучше, она скоро выйдет, и тогда… – Вилка в его дрогнувшей руке застучала о фарфор. – Что она подумает, если узнает, что все это время я возился с глупой дрянной выставкой, заигрывал с вульгарной дрянной женщиной? Я стал работать на выставке, только чтобы угодить Изабель: она хотела быть королевой в рыцарском представлении. Она заставила меня пробить постановку, и я сделал это, чтобы угодить ей, чтобы быть с ней рядом… Нелепо для человека моего положения, но я желал быть нелепым, желал делать глупости и быть беззаботным. Организаторы выставки вытянули из меня много денег – больше, чем знала Изабель. Поймет ли моя жена, что это было только… ну всего лишь реакция на… – Он жалко сморщился, замолчал и вытер вспотевший лоб. – Если она все узнает, то вновь может оказаться в лечебнице. И уже навсегда. Как я сказал Изабель… – Он резко замолчал.

Сьюзан Сволок задумчиво проговорила:

– Да, припоминаю. Вы поссорились с мисс Дрю, не так ли?

– Только из-за той глупой репетиции. Ничего особенного.

– Вы были в ссоре довольно долго.

– Не так долго, как вы думаете, – быстро сказал мистер Порт. – На самом деле несколько дней назад мы помирились. – И добавил твердо: – Я сейчас сказал, что не любил Изабель, но был «увлечен» ею. – Он внимательно посмотрел на нее и добавил с нажимом: – Вы меня понимаете.

– Почему же? – внезапно вздрогнув, спросила Сьюзан Сволок.

Он улыбнулся ей – любезно, но со значением и устало.

– Ох, дорогая, думаете, я не замечаю, как вы на него смотрите? Влюбленные, знаете ли, очень чувствительны к проявлениям чужой любви. Все эти недели репетиций я смотрел, как на вас надвигается любовь… подобно золотому облаку. Каждый раз, когда он смотрит на вас своими голубыми глазами, каждый раз, когда он так забавно говорит, каждый раз, когда он приглаживает рукой свои соломенные волосы… Вы думаете, я не вижу, что вы больны от любви к нему? Что вы едва можете удержаться и не произнести его имя, просто чтобы услышать его звучание? Едва удерживаете свои руки, чтобы не коснуться его рукава или того места, которое случайно задел его рукав?.. Моя дорогая девочка, я, возможно, играл в любовь, но я играл с полной отдачей. Мне все это знакомо, вплоть до малейших промельков отчаяния, вплоть до самых крох надежды… – Мистер Порт с легкой грустью смотрел на ее смуглое лицо, напряженно поднятые плечи и загорелые руки. – Вы любите Брайана Бриана. Хотя знаете, что он убийца.

Если не считать жужжания мухи, ползающей по остаткам мармелада на потрескавшемся белом блюдце, за столиком воцарилась полная тишина. Наконец Сьюзан тихо спросила:

– Вы тоже… были его другом?

– Я знал Джонни.

– Да. Она его убила. Она и Эрл Андерсон. Это никак не связано с моей любовью или нелюбовью к Брайану. Они убили бедного Джонни и заслужили смерть.

– Вы хорошо его знали? – спросил мистер Порт.

– Не очень хорошо. Но я любила его – его все любили, таким он был человеком. Почти ровесники, мы немного играли в теннис и гольф, катались верхом… ничего такого, я просто очень тепло к нему относилась, а он смотрел на меня почти как на сестру. Джонни был очень предан своей семье и больше всего на свете любил своего брата-близнеца. Вдали от них он часто проводил время со мной – ему постоянно требовалось человеческое тепло и общение. – Она отвернулась к мутному окну, выходящему на грязную площадь. – Да, я буду защищать любого, кто убил Изабель Дрю.

– Ударим по рукам, – сказал мистер Порт.

…Детектив-инспектор Чарлзворт приехал за мистером Портом. Мистер Порт сел в его маленькую машину с видом человека, идущего на казнь.

– Надеюсь, инспектор, вы не будете… бестактны с моей женой.

– Я вообще не стану упоминать о деле, – заверил его Чарлзворт. – Просто хочу, чтобы она подтвердила ваш рассказ о своем прошлом в Малайе. Вы должны понимать, насколько все осложнилось для нас из-за отсутствия каких-либо записей. Мы не можем никого и ничего проверить… Да, я знаю о вашем банковском счете, знаю, что мисс Сволок подтвердила вашу личность… Нет, послушайте, мистер Порт… – И к тому времени, как они прибыли в Хэмпстед, он был раздражен и сердит. – Еще одно слово, мистер Порт, и я развернусь и предоставлю эту работу нашим служащим в штатском. Такова обычная процедура, но я поехал лично, зная, что ваша супруга больна, хотел уберечь вас от неприятностей…

Лечебница располагалась в высоком здании, узкие окна которого производили впечатление поджатых губ и чопорной накрахмаленности. «Такое впечатление, – подумал Чарлзворт, обычно не склонный к причудливым фантазиям, – что дом сейчас повернется к своим соседям и прикажет им немедленно лечь в постель с грелкой у ног». В приемном покое к ним подошла сестра-хозяйка и, оплошав сама, естественно, стала изливать возмущение на бедного мистера Порта.

– Несмотря на мои строгие указания, произошло недоразумение, и в комнату вашей супруги попала одна из ежедневных газет. – Она грозно посмотрела на них. – Хорошенькие полчаса у нас были! Слезы, обморок, истерика – и теперь наша память вернулась к тому, с чего мы начали! Могу вас заверить, мистер Порт: подобные вещи вызывают большие проблемы в учреждениях нашего профиля.

Мистер Порт смотрел на сестру-хозяйку, не в силах поверить своим ушам.

– Вы позволили ей прочитать газету!

– Я не могу лично отвечать…

– Я дал вам ясные инструкции!

– Если бы джентльмены не впутывались в грязные истории…

Чарлзворт оставил их препираться, вышел из комнаты и тихо поднялся наверх. Дежурной медсестре он сказал:

– Миссис Порт меня ожидает.

И поскольку это было правдой, его провели в комнату, где в кресле у окна сидела женщина. Яркие цвета обстановки, казалось, вытянули из миссис Порт все те немногие краски, которые были ей свойственны. Но она мило улыбнулась гостю.

– Доброе утро. Кто вы?

– Меня зовут Чарлзворт. А кто вы?

– Я миссис Порт, – ответила она. – Разве вы не ко мне пришли? Врачи иногда так странно себя ведут.

– Нет, – сказал он. – И я не врач. Но раз уж я зашел, не позволите ли мне остаться и выкурить здесь сигарету? – Чарлзворт сел на подоконник, скрестил длинные ноги и улыбнулся. – Какая тесная комната… Должно быть, хотите поскорее поправиться, чтобы отсюда уйти?

Она ответила ему удивленным взглядом.

– Здесь безопаснее.

Чарлзворт имел дело с психически нездоровой женщиной и боялся сказать что-нибудь лишнее, что могло бы на нее неблагоприятно повлиять. Он от всего сердца пожалел, что явился один и приступил к этому разговору без разрешения.

– Мир сейчас довольно безопасен, плохие времена закончились.

Хотел бы он быть в этом уверен.

– Думаете, мне можно туда выйти?

– Ну, полагаю, да. Разве вы не хотели бы встретиться с друзьями? Здесь вам, наверное, одиноко.

– Я забыла всех своих друзей, – просто сказала миссис Порт. – Я так много всего забыла. Знаете, я ничего не могу вспомнить позже своей юности. Помню свадьбу, обрывочно помню путешествие… Понимаете, муж увез меня из дома… Говорят, мы поехали в Малайю, но я ничего из этого не помню. Я помню путешествие – не много, некоторые фрагменты. И помню, как снова очутилась на корабле, возвращаясь домой. Вот меня и держат здесь, пытаются помочь мне заполнить промежуток между этими воспоминаниями.

– Не понимаю, зачем, – сказал Чарлзворт, выпалив единственное, что пришло ему в голову. – Вероятно, между этими путешествиями произошли какието плохие события, вот вы про них и забыли. Зачем вспоминать? Я на вашем месте просто радовался бы настоящему и будущему, поправил, насколько смог бы, здоровье и начал все заново…

(«Я прямо как психотерапевт, – похвалил он себя. – Я, наверное, мог бы творить чудеса».)

Миссис Порт печально глядела на него; он с тревогой заметил, что ее пальцы беспокойно то складывали, то разглаживали складку на халате.

– Вы видели утренние газеты? – спросила она.

Он осторожно постучал сигаретой о пепельницу на столике, стряхивая пепел.

– Да, видел. Пишут, что убита женщина по имени Изабель Дрю. Кажется, ваш муж немного ее знал. Я тоже.

– Насколько хорошо мой муж ее знал?

Он подумал, что вопрос дался ей нелегко. В ее манере сквозили затаенный страх и достоинство, а пальцы замельтешили быстрее, не прерывая своего бессмысленного занятия.

– Думаю, не очень хорошо, – сказал Чарлзворт небрежно. – Журналисты любят раздувать подобные события, они ищут все, что может сойти за «сенсацию», а Изабель для этого была подходящей личностью. Она не стеснялась беспокоить людей с просьбами о работе для себя и друзей, и мистер Порт был к ней так же добр, как и к остальным. Насколько я понял, он имел финансовые интересы в выставке и поэтому использовал свое влияние, чтобы ей помочь. Он даже сам принял участие в спектакле, просто чтобы немного развлечься, пока вы здесь. Ему, наверное, скучно, ведь в Англии у него мало друзей. А рыцарский спектакль – вполне безобидный способ развлечься, не правда ли?

Ее пальцы замедлили движение.

– Да, полагаю, это действительно так…

– Затем случилось это происшествие, газеты о нем пронюхали и, конечно же, расписали, как сумели, – спокойно продолжал объяснять Чарлзворт. – Звучит неприятно, скандально и некрасиво, но это не значит, что все так и было. Ведь ничего нет плохого в том, что он участвовал в глупом маленьком шоу. Женщину убили, и, конечно же, полиция допрашивала его, как и всех прочих свидетелей. Вот и все. У меня есть несколько приятелей в разных газетах, если хотите, я постараюсь заставить их немного утихнуть.

Руки миссис Порт замерли и теперь лежали, бледные и неподвижные, у нее на коленях.

– Мы будем вам очень признательны, – сказала она.

Чарлзворт с облегчением отметил, что в свой ответ она включила и заблудшего мужа.

– Очень любезно с вашей стороны было объяснить мне все это. Конечно, я слышала о спектакле. Кажется, я даже встречалась с мисс Дрю, хотя и не помню ее.

– Она была неплохая, – легко соврал Чарлзворт. – Добрая и дружелюбная, не такая, как ее расписывают. Вам не о чем волноваться.

Довольный собой, он слез с подоконника и попрощался. Он выяснил, что хотел. Ничего больше о малайском прошлом своего супруга миссис Порт рассказать ему не могла.

– Что ж, мне пора. Спасибо, что разрешили посидеть у вас и выкурить сигарету. Поправляйтесь поскорее, хорошо?

Чарлзворт повернулся, чтобы уйти. В дверях стояла сестра-хозяйка, а за ее плечом маячило пепельно-серое лицо мистера Порта.

– Детектив-инспектор! Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? Мы думали, вы пошли в машину…

– Детектив-инспектор?! – воскликнула миссис Порт.

– Полицейский! Что наговорил вам этот человек, миссис Порт? Что вы ему рассказали? Миссис Порт! Миссис Порт!

Ее вопль, а затем истерический хохот преследовали инспектора, пока он торопливо спускался по лестнице и выбегал из здания на площадь.

…В тот час, когда Перпетуя жаловалась инспектору Кокриллу на отсутствие рядом с ней рыцарей, готовых ее защищать, а Коки, чувствуя себя добрым старым сутенером, отправился подыскивать друга ей в утешение, человек, который не моргнув глазом отдал бы душу ради того, чтобы оградить Перпетую от душевной боли, сидел в одиночестве, всеми позабытый. Слава богу, что хоть мать уехала в Шотландию: он не выдержал бы взгляда ее буравчиков-глаз, не вынес бы проницательности чересчур любящего материнского сердца. В гостиной, набитой скрипучей мебелью из белой березы с обивкой из имитации шкуры окапи, положив голову на руки, юноша отчаянно пытался стереть из памяти события прошлого вечера. Он вернулся мыслями к сцене, свидетелем которой стал несколько дней назад, к разговору, подслушанному возле дома Изабель, к заговору между Эрлом и Изабель, который сделал бы Перпетую супругой двоеженца, к грязной истории, которая много лет назад отправила возлюбленного Перпетуи на смерть, и в конечном итоге – к ненавистному, мучительному видению своей возлюбленной в объятиях Эрла Андерсона. Он с отвращением отталкивал мерзкую картину прочь, но юношеское воображение оживляло ее, играло с ней, конструировало, приукрашало и не могло оставить в покое. Злясь на себя и свои гадкие видения, он заставил себя подняться со стула, подошел к книжному шкафу и стал доставать том за томом: «правильные» книги, специально переплетенные по заказу матери «правильной», красиво обработанной кожей. Теккерей, Троллоп, Диккенс… Джордж пролистал страницы «Ярмарки тщеславия», где незадачливый герой в конце все же получает свою девушку, «Домик в Оллингтоне», где незадачливый герой терпит неудачу, «Крошка Доррит», где бедный Джон Чевери в тюрьме Маршалси составляет сто эпитафий на собственную смерть… Какова была бы эпитафия Джорджа Эксмута, если бы… Он присел за кованый алюминиевый столик Чарити и вырвал лист из ее записной книжки. «Здесь, в неосвященной земле, покоится тело Джорджа Эксмута, семнадцати лет, который ради спасения чести своей дамы…» Однако опасно помещать такие вещи на бумагу. Он исправил «свою даму» на «некую даму», а затем изорвал лист на клочки и поджег спичкой. Вдруг полиция обыщет дом.

Перпетуя, немного успокоенная телефонным разговором с Коки, подошла к двери квартиры и выглянула за дверь.

– Миссис Солли! У меня была ужасная ночь, и я собираюсь немного поспать. Не присмотрите ли за моей дверью, чтобы никто не звонил?

Уборщица весело ответила, что если вы устали, то отдых – лучшее дело, и, сама всю ночь провозившись с одним больным ребенком, не говоря уже о кашляющем втором и ужасном несварении желудка у Альфреда, из-за которого у него в животе словно свинцовый булыжник, продолжила с неослабевающим рвением полировать, скрести и тереть. Перпетуя взглянула на придверный коврик: газета и конверт – вероятно, всего лишь счет. Она оставила и то и другое на коврике и вернулась в постель.

В полдень ей позвонил детектив-инспектор Чарлзворт. Он ехал на квартиру Эрла Андерсона и приглашал поехать с ним. Она лучше, чем кто-либо, знает обстановку и сможет сказать, если что-нибудь пропало или лежит не на месте… Перпетуя, хотя провела в квартире Эрла гораздо меньше времени, чем многие думали, согласилась. Чарлзворт пообещал перезвонить через полчаса. Нет, к сожалению, вестей от мистера Андерсона пока не получали.

Она завернулась в шелковое кимоно и выглянула на лестницу. Газета и конверт все еще лежали на коврике, но к ним добавился маленький круглый букет и сложенная записка. Записка, подписанная просто «Б», гласила: «Перпетуя, инспектор Кокрилл подтверждает, что я не мог заманить вас в ту комнату. Когда это происходило, я сидел на лошади в задней комнате, а запасной доспех, насколько я знаю, все еще висел на стене. Пожалуйста, поверьте. И зачем бы я хотел вам навредить? Не бойтесь, мы все позаботимся о вас». Внизу Коки приписал неразборчивым, но хорошо знакомым ей почерком: «Дорогая Перпетуя, этому молодому человеку ты можешь вполне доверять».

Она окликнула миссис Солли:

– Кто принес цветы?

Уборщица ответила, что приходил очаровательный молодой джентльмен, несомненно, иностранец – потому что в такой жаркий день он надел макинтош и черную шляпу, как у мистера Идена. Джентльмен вбежал в подъезд, поднялся к ее двери и спросил у миссис Солли: «Она еще не вставала? Газета до сих пор на коврике». Затем сунул цветы ей в руку, попросил: «Передайте, что я вернусь», – и снова умчался.

– Куда этот джентльмен торопился, мисс?

– Право, не знаю, – сказала Пеппи. Она слегка улыбнулась, представив себе, как Двойной Брайан влетает в подъезд, оставляет букет на ее пороге и убегает, словно цветы были бомбой, и надо спешить, прежде чем они взорвутся. – Он просто… у него всегда такой вид, будто он торопится.

И он, конечно, действительно не мог напасть на нее в той маленькой комнате. По какой-то неясной причине она почувствовала себя гораздо спокойнее. «Не бойтесь, мы все позаботимся о вас». Это было очень любезно со стороны Двойного Брайана.

Вернувшись в квартиру, она положила на стол записку и цветы и вскрыла конверт. На штампе стояло вчерашнее число, однако внутри оказался не счет. Маленький листок содержал послание, отпечатанное на машинке: «Перпетуя Кирк, ты – следующая»…

 

Глава 8

Чарлзворт заехал за ней в одиннадцать. Узнав о записке, он посочувствовал, при этом не скрывая искренней радости:

– Мы вычислим его по шрифту печатной машинки! Не так уж много машинок, к которым могут иметь доступ подозреваемые!

Он отправил листок в Скотленд-Ярд, а сам поехал с Перпетуей и сержантом Беддом на квартиру Эрла Андерсона.

– Инспектор, у меня еще есть записка от инспектора Кокрилла. Он пишет, что Брайан Бриан свободен от подозрений, и я могу ему доверять.

– Неужели?

– Мистер Бриан принес мне цветы. Правда, мило с его стороны?

– Божественно, – сказал Чарлзворт. И отметил, что в тихой девочке, вчера вечером казавшейся бесцветной и невесомой, словно паутина, неожиданно затеплилась жизнь.

Первый этаж дома Эрла Андерсона, некогда служивший конюшней, занимали гаражи. Шофер мыл древний «Роллс-Ройс».

– Доброе утро, мисс, – поздоровался он с Перпетуей.

А она прямо похорошела – похоже, ей на пользу пошло, что ее полюбовник сделал ноги. Актер, скажите пожалуйста! Эрл Андерсон оповещал мир о своей профессии, не без оснований полагая, что она делает его особенным, и по этой причине уверенно ожидал от обитателей дома проявлений восторженного интереса. Однако он не был Стюартом Грейнджером или Джеймсом Мейсоном, не выступал на «Радио Таймс», и соседи попросту не верили, что он актер, – но поскольку к нему часто захаживали разные женщины, интерес все равно проявляли. Шофер с готовностью повторил все то, что уже рассказал посланниками Чарлзворта. Примерно около одиннадцати вечера мистер Андерсон спустился к телефонной будке на углу, довольно скоро вернулся, взял машину и снова уехал. Через некоторое время их разбудил шум автомобиля. Кажется, позже шофер слышал, как кто-то выходит из конюшни, но он уже задремал и не может поручиться, что это был не сон. Оговорку насчет сна шофер повторил неохотно: признание вырвал у него сержант Бедд во время беседы чуть ранее, однако про себя шофер не сомневался, что слышал шаги наяву. Сдвинув фуражку на затылок, он многозначительно отдувался, как бы намекая, что разговоры с полицией под палящим солнцем вызывают сильную жажду. Чарлзворт предоставил ему самому удовлетворять эту потребность. Вместе с Перпетуей они вошли в гараж, миновали маленькую красную машину Эрла и поднялись в квартиру.

– Когда вы в последний раз его видели или получали от него известия? – спросил на ходу инспектор.

Перпетуя, в красивом цветастом платье, шагала по узким ступенькам за ним следом.

– Вечером перед спектаклем. Обычно, если днем мы не виделись, он звонил мне по вечерам. В тот вечер Изабель позвонила мне около десяти, сказала, что собирается ему позвонить, но, конечно, его линия была недоступна, потому что он не оплатил счет, и она решила позвонить Сладкому Папочке… простите, я имею в виду – мистеру Порту. Не знаю, позвонила ли.

Чарлзворт быстро повернулся к сержанту Бедду:

– Уточните в пансионе Порта. – Он обвел жестом маленькую квартирку: – Чего-нибудь не хватает?

Полиция провела весьма тщательный обыск, однако теперь здесь все привели в порядок. Перпетуя осмотрела вешалку в прихожей, заглянула в спальню и ванную комнату.

– Нет его шляпы и плаща. Прошлой ночью, кажется, слегка моросило? Его халат и тапочки лежали обычно вот здесь… И на подушке нет пижамы. И бритвенных принадлежностей, зубной щетки, полотенца и прочего. – Девушка замолчала, удивленно глядя на ванну. – Но зачем он забрал штору?

– Какую штору?

– Здесь висела штора из промасленного шелка. Прозрачная, с чайками… Эрл говорил, что чайки похожи на истребители, и вешал ее вверх ногами. Зачем было ее забирать? И куда он мог уйти?

В голосе Перпетуи прозвучало отчаяние, однако выражение лица было скорее озадаченным, чем встревоженным. Если она и встревожилась, подумал Чарлзворт, то скорее из простого человеколюбия, нежели из-за того, что парень много для нее значит.

Он пожал плечами:

– Конечно, выводы делать рано. Вероятно, был какой-то срочный звонок – мы знаем, что он выходил позвонить. Может, уехал навестить больную маму или что-нибудь в этом роде и понятия не имеет, что из-за него здесь такая суета, а мама в деревне, где снег или наводнение, и поэтому они не видели газет…

– У него нет мамы. Она умерла, – сказала Перпетуя. – Скорее всего, это подруга. Когда появляется новая женщина, он всегда убегает, не предупреждая. Да, точно! Уверена, инспектор, он просто все бросил и сбежал в какое-нибудь любовное гнездышко.

– И утащил в любовное гнездышко штору из ванной? – спросил Бедд. Слыхал он про всякие чудачества, но это уж было чересчур.

– Может, чайки – его фетиш, – предположил Чарлзворт.

Сержант Бедд, который всегда думал, что фетиш – это маленькие круглые шляпы, какие носят чернокожие в Африке, в недоумении сдвинул брови.

В Элизиум-холле по сцене печально бродили мистер Порт, Сьюзан Сволок и Мамадорогая.

– Ну и ну! Видно, не зря говорят, что убийца всегда возвращается на место преступления! – весело заявил Чарлзворт, прибыв туда после обеда, наскоро перехваченного в пабе напротив. – Похоже, никто из вас не в силах отсюда уйти. Я начинаю думать, что налицо массовое убийство. То есть убийство, совершенное массой людей, а не убийство массы людей.

Инспектор Кокрилл, стоя между Пеппи и угрюмым Двойным Брайаном, с мрачным удовлетворением отметил про себя: его коллега явно не имеет понятия, куда двигаться дальше, вот и прикрывает растерянность веселой бравадой. Если повезет, в «деле Иезавели» детектив-инспектор Чарлзворт тоже может свалять дурака! Разве что он, Коки – презираемый и отвергнутый – вмешается и поможет ему…

– Я заходил к вам домой, – сказал Брайан Перпетуе. – Может быть, поскольку я не злодей, вы согласитесь со мной пообедать?

– Я уже пообедала с инспектором Кокрилом, и он привел меня сюда. Ваши цветы, Брайан, я получила – они просто дивные! Простите мою глупость, я напрасно вас подозревала. Это из-за белого плаща и голоса.

– Я позабочусь о вас, Пеппи, – решительно сказал Брайан.

Чарлзворт отвел мистера Порта в сторонку.

– Мне ужасно жаль, что так вышло с вашей супругой, мистер Порт. Та вздорная баба…

– Вред уже причинен, инспектор, – горько произнес мистер Порт. – Ее пришлось уложить в постель. Бог знает, сколько времени теперь понадобится для выздоровления.

– Клянусь вам, она была в полном порядке, пока я с ней говорил. Я ничего не спрашивал, ничего ей не рассказал, мы просто дружески беседовали.

– Дружески беседовали о моих делах на Малайе, об Изабель Дрю и о выставке – о чем я приказывал, просил и умолял молчать, и платил… – Он внезапно умолк и побледнел еще сильнее. – Я имею в виду, платил большие деньги за лечебницу, чтобы охраняли ее хрупкую психику от всяких тревог. – И добавил с горьким удовлетворением: – Знайте, что ваш сегодняшний визит к моей жене почти потопил для вас надежду выяснить что-нибудь об этом преступлении.

Чарлзворт пропустил язвительное замечание мимо ушей: незачем злить человека новыми, не ко времени заданными вопросами. Он обратил все свое внимание на сцену. Обнаруженные здесь отпечатки пальцев и следы подошв в основном подтвердили рассказы подозреваемых: мисс Сволок действительно колотила в дверь задней комнаты, Брайан Бриан действительно открыл ее изнутри – абсолютно невозможно было отодвинуть внутреннюю задвижку, находясь по ту сторону двери. На руках Эрла Андерсона, как и всех других рыцарей, были кольчужные перчатки (связанные из серебряной пряжи), которые выглядели весьма романтично, однако лишали полицию шансов обнаружить отпечатки пальцев. Зато на пухлой ладони мистера Порта имелась небольшая отметина, подтверждавшая его рассказ о том, как он толкнул дверь, вбегая в заднюю комнату после падения Изабель. В подсобке, где была заперта Перпетуя, четких отпечатков не нашли, но нападавший мог орудовать в тех же серебряных перчатках.

– Думаю, все хотели бы узнать, есть ли новости об Эрле Андерсоне, – обратился Чарлзворт к маленькой группе. – Пока нет. Позапрошлым вечером, то есть, за день до открытия выставки, он покинул свою квартиру и, за исключением того, что его видели здесь на спектакле, больше никто ничего о нем не слышал. Судя по всему, он взял с собой чемодан с вещами – или кто-то его взял, чтобы создать впечатление бегства. Вопрос более или менее сводится к следующему: Андерсон убит – или он убийца?

Все молчали.

– Какой мотив мог быть у Эрла для убийства? – спросила Перпетуя. – С Изабель Дрю он был в хороших отношениях.

Мамадорогая спорил со своей совестью: сказать или не сказать? Среди приглушенного гула выставки чистый, ясный голос его любимой проговорил:

– Эрл не стал бы убивать бедную Изабель. Он не был таким жестоким, холодным, расчетливым…

С другой стороны пустой комнаты за бедным, смущенным, несчастным Джорджем Эксмутом слепо и неотрывно следили двенадцать доспехов, висящих на вешалке. И юноша выпалил неприглядную правду:

– Эрл Андерсон был и расчетливым, и жестоким! Он собирался просить вас, Перпетуя, стать его женой. Будучи уже женатым.

Лицо Перпетуи покраснело.

– Неправда!

– Чистая правда, – возразил Джордж. – Я слышал, как они это планировали – он и Изабель Дрю.

И этот человек держал Перпетую в объятиях!.. Станет ли она защищать его после такого? Сердце юноши сжалось при виде ужаса, который отразился на ее лице, и он поспешил добавить:

– Вам не нужно больше переживать, Перпетуя. Теперь они оба мертвы.

– Почему вы так говорите? – быстро спросил Чарлзворт. – Откуда вы знаете, что Андерсон мертв?

– Желаемое за действительное, – предположил Коки, с беспокойством глядя на лицо юноши.

Джордж Эксмут поглядел на них испуганно.

– Я… я просто подумал…

Однако Чарлзворт уже потерял интерес к Мамедорогой – тот сидел на лошади от начала до конца, по-видимому, ничего не замечающий и сам незаметный. Инспектор сосредоточил мысли на пропавшем Андерсоне, которого теперь снабдили мотивом.

– Он собрал чемодан и ночь перед убийством провел не дома. Почему – я не вполне понимаю; возможно, чтобы отвлечь себя чем-то, не связанным с вечером открытия выставки. Сюда Андерсон пришел с большим опозданием, переоделся в доспехи, вероятно, в одной из раздевалок или в конюшне, так как никто его не видел, а затем подождал в коридоре мисс Кирк. Затолкнул ее в маленькую комнату, связал ее, накрыл плащом и запер.

– Вы хотите сказать, что это Эрл изображал Брайана?

– Конечно. Ведь он актер, – сказал Брайан, пожав плечами.

– А зачем было меня запирать?

Чарлзворт понятия не имел.

– Чтобы устранить вас, пока он занят своими трюками? Ведь вашей работой было приглядывать за рыцарями.

– Моей – и мисс Сволок.

– Он знал, что мисс Сволок будет стоять на дверях.

Мистер Порт хотел было что-то сказать, но передумал.

– Итак, Андерсон вошел в заднюю комнату, – продолжал Чарлзворт. – Оставил лошадь – она цирковая, будет стоять смирно, – проскользнул через толпу, вошел в башню и… ну поднялся по лестнице.

– Разве Изабель не увидела бы его? – спросила Пеппи.

– А если бы и увидела? Старина Эрл, друг ее детства! А возможно, он заранее спрятался на платформе. Там было довольно темно, и Изабель не должна была включать свет, иначе ее увидели бы через окно. Кажется, она всегда поднималась по лестнице, когда свет проникал через окно и дверь? А потом…

– А потом, – вкрадчиво пропел инспектор Кокрилл, – он задушил ее и сбросил вниз таким хитрым образом, что двенадцать минут спустя, когда он уже некоторое время выделывал коленца на лошади под пристальными взглядами зрителей, она должна была сделать вид, что задушена и сброшена только что. Талантливый парень.

Может, сговор? Но с кем? Все остальные находились на сцене – кроме, конечно, Сьюзан Сволок, мистера Порта и Перпетуи Кирк. Трудно представить, зачем кому-то из них вступать в сговор с Эрлом Андерсоном с целью убийства Изабель… и все же? Мисс Сволок утверждает, что ни мистер Порт, ни Перпетуя не остались в задней комнате. Однако, допустим, один из них вошел, надев запасные доспехи, и она его не узнала. Только как же он вышел обратно? В башне или в задней комнате не было никого – ни в доспехах, ни в чем другом, – когда она вбежала туда после падения Изабель. Запасные доспехи висели на крючке, шлем болтался на колышке. Предположим, Андерсон убил Изабель и вернулся к своей лошади, мисс Сволок вошла, дождалась психологического момента и сбросила тело… Не получается – тогда Изабель была бы мертва задолго до того, как ударилась о землю, а синяки, появившиеся на теле от падения, говорят о другом. И Брайан Бриан обнаружил дверь запертой изнутри, значит, мисс Сволок не входила. И вообще, зачем надо было ждать, чтобы ее сбросить?

И зачем две петли?

– Сколько можно здесь торчать, – сказал Перпетуе Двойной Брайан, утомившись от трепотни глупой британской полиции. – Пойдемте лучше выпьем чаю.

Чайная в Элизиуме представляла собой просторное квадратное помещение, уставленное плетеными креслами, в которых можно было или сидеть очень прямо, или уж лечь. Круглые деревянные столики были накрыты ярко-розовой бумагой, а поверх нее – стеклом. Уже теперь, во второй день выставки, на бумаге под стеклом расцвели бледно-коричневые пятна. Заведение носило гордое название «клуба» – в основном благодаря тому, что его санитарные условия немного отличались в лучшую сторону от остальных помещений выставки. К трем часам не осталось пирожных, кексы тоже закончились, а тосты с маслом и не начинались.

– Пойдемте ко мне, я сделаю вам чая, – предложила Перпетуя, видя, что Двойной Брайан готов встать и громогласно выразить свое негодование. – Боюсь, у меня дома тоже закончился кекс, но я, по крайней мере, не стану торжественно записывать заказ, чтобы потом объявить, что он вычеркнут из меню несмываемым карандашом.

– Принято ли в Англии заходить в квартиру незамужней дамы?

– Это даже хуже, чем квартира незамужней дамы. Это одновременно гостиная и спальня, – смеясь, ответила Пеппи. – Но мы в Лондоне, на дворе тысяча девятьсот сорок седьмой год, и у меня есть заверения от Коки – причем в письменной форме – что я могу вам доверять! – Она взяла его под руку. – Или вы боитесь?

– Главное, я рад видеть, что вы больше не боитесь, – сказал Брайан Бриан, сияя голубыми глазами.

Инспектор Кокрилл остался на сцене с Чарлзвортом.

– Обсуждая версию, что убийцей был Андерсон, вы не упускаете из виду стихотворение? И бриллиантовую брошь?

– Они не обязательно связаны с убийством.

Коки поднял брови.

– Я полагал, что все, произошедшее примерно за час до убийства, привлечет ваше внимание.

– Мы не можем знать, случилось ли это за час до убийства. Возможно, брошь была у Изабель Дрю много лет. И стихотворение она могла носить с собой не один год.

– У сердца?

– Почему нет? Женщины так делают.

– Не Иезавель.

– Хорошо, допустим, Андерсон вручил ей брошь примерно за час до убийства…

– Не думаю, что Андерсон вручал ей брошь. Я предполагаю, она каким-то образом ее получила. Если бы брошь передали ей в руки, то зачем стихотворение? Зачем загадка? Скажем, она получила стихотворение вместе с брошью.

Чарлзворт пожал плечами:

– Ладно. И что потом? Она кладет стихотворение в лиф, прикалывает брошь к платью и возвращается к работе. Поднимается в башню, выглядывает из окна и выражает благодарность рыцарю слева от нее…

– Каким образом? – спросил Кокрилл, словно помогая ребенку делать уроки.

– Ну что-то вроде легкого поклона…

– А зрители не заметили бы?

– Нет, потому что балкон не освещен. А рыцарь смотрит наверх.

– А потом?

– А потом его руки внезапно выросли на десять футов, он схватил ее, стащил вниз, бросил на пол у своих ног и задушил, – уныло сказал Чарлзворт.

– Вот именно, – кивнул Коки.

Некоторое время Чарлзворт молча глядел на него – и вдруг оживился.

– Пожалуйста, все со сцены! Бедд, принесите ширмы. И веревки! Мне нужна веревка… да, вот эти куски бечевки подойдут. – Он исчез с веревкой и вскоре появился на балконе. Затем выглянул в окно башни, протянул руку и стал ощупывать стену в зеленых листьях плюща. – Да, здесь полно гвоздей. Как думаете, инспектор, зачем вторая петля?

– Я предположил вчера вечером, что веревки очень запутывают дело, – сказал Коки.

– Умышленно, вы имеете в виду? Вторая, чтобы оттолкнуть нас от того, в чем смысл первой? Где спрятать лист – в лесу! – весело сказал Чарлзворт. Он связал веревку в скользящую петлю и накинул ее на три гвоздя, чтобы она висела, наполовину обрамляя узкое окно. Вторую веревку он привязал к первой и расположил так, чтобы она свисала вниз слева от окна. Потом исчез в башне и вернулся на сцену.

Бедд переводил взгляд с одного довольного лица на другое.

– Вы хотите сказать, он заставил ее выглянуть, а затем поднес руку якобы к переключателю. Петля сорвалась с гвоздей и стянула ей шею, а он дернул за веревку, и она упала? Но, постойте… – Сержант сдвинул брови и потряс черно-белой головой. – Слишком вы быстро, мистер Чарлзворт, сэр, прошу прощения… Доктор-то сказал, что ее душили сзади, двумя руками, и не через минуту после того, как она ударилась о пол.

– Погоди. – Чарлзворт протянул руку, ухватил конец веревки и дернул. Веревка легко снялась с гвоздей и упала. – Ложись вот сюда, Бедд, и не говори так много: ты только что упал с высоты в пятнадцать футов. – Он повернулся к Кокриллу: – Вы ведь это имели в виду?

– Такой вывод напрашивается из-за стихотворения и броши, – согласился Коки. Он еще раз перечитал стихотворение: – «О, Изабель, твое лицо сияет красотою! Все рыцари к тебе спешат с хвалою. А кто ж принес сию малую дань? Таинственный рыцарь по левую длань!» Конечно, как я уже говорил, есть два или три других способа.

Но Чарлзворта не волновали два или три других способа.

– Так. Я буду Красным Рыцарем на коне. Сижу вот здесь, только что стянув женщину вниз. Тело чуть не упало на Белого Рыцаря, но я это учел: говорят, лошадь никогда не наступит на тело, и она не наступила. Зато понесла, и Белый Рыцарь убрался с пути. Жду еще секунду или две, затем спешиваюсь и опускаюсь на колени возле бедной, дорогой Изабель. Мой плащ раскинулся, он скрывает мои руки…

– Сэр! – прохрипел сержант Бедд. – Вы меня задушите!

– Прямо здесь, на виду у всех, – сказал Чарлзворт с благоговением. Он перестал душить сержанта Бедда, встал и старательно отряхнул руки.

– И я стою в первом ряду, – кивнул инспектор Кокрилл.

Благоговение – не то слово.

– Отцепляю от нее веревки, заталкиваю их под юбку и топаю, ошеломленный печалью, на выход!

Сержант Бедд, потирая горло, поднялся на ноги. Чарлзворт закончил отряхивать руки от пыли. Инспектор Кокрилл глубоко затянулся помятой сигаретой.

– Хорошо, осталось только выяснить, что с Андерсоном, – произнес Чарлзворт.

– И арестовать его, сэр? – с надеждой спросил сержант Бедд.

– Я полагаю – арестовать. А вы, инспектор?

Коки поразмыслил.

– Как вы сказали, сначала надо выяснить, что с ним.

– Кто-нибудь говорил с Андерсоном прошлым вечером, кроме Перпетуи Кирк?

– Если Перпетуя Кирк с ним говорила.

– Ну как же, мы знаем, что говорила!

– Мы знаем, что она сказала мисс Сволок, что он пришел. И все.

– Может, она не говорила с ним, может, она его только видела.

– А может, и не видела, – многозначительно ответил Коки. – Мисс Сволок хлопотала в коридоре. Пеппи Кирк стояла у двери задней комнаты. Она заявила, что он пришел и переодевается. Разве не возможно, что она просто взглянула на вешалку, где должны были висеть его доспехи, увидела, что их там нет, и предположила, что он унес их в конюшню?

Чарлзворт подумал, что старик цепляется за лишние мелочи. Учитывая то, что впоследствии пережила Перпетуя, не имеет большого значения, слышала ли она или нет из собственных уст Эрла Андерсона, что он идет в конюшни, чтобы надеть доспехи.

– Хорошо, давайте так… Мне нужно вернуться в Ярд и дать шефу отчет. Предлагаю по дороге заехать к мисс Кирк и спросить у нее. Кроме того, после той последней записки мы должны поставить ее в известность о наших предположениях и предупредить о том, чего ей следует опасаться.

Кокрилл сел на переднее сиденье маленькой машины, скрестил короткие ноги, положил шляпу на колени, и Чарлзворт повез его в Бейсуотер.

– Я здорово благодарен вам, сэр, за этот намек, – сказал Чарлзворт. – Конечно, рано или поздно я и сам догадался бы, но так много о чем надо думать, когда занимаешься делом… кхм… официально… (Легко строить аккуратные теории в перерывах между заседаниями глупой конференции!)

За чашкой чая без кекса Перпетуя поверяла своему новому поклоннику историю записки, прибывшей с утренней почтой.

– Кто же мог ее прислать, Перпетуя?

– Понятия не имею. Полиция, конечно, ее забрала, и, по-видимому, письмо было отправлено вчера вечером. Кто угодно мог бросить его в почтовый ящик по дороге в Элизиум или вечером после выставки. Отправлено из местного отделения.

– Можно ли что-нибудь определить по шрифту?

– Ну, наверное, они проверят все пишущие машинки, к которым у любого из нас мог быть доступ.

– У каждого из нас есть доступ к тысячам пишущих машинок. Любой из нас может пойти в магазин пишущих машинок и опробовать. И не обязательно печатать каждый раз: «Экс-граф? Плюш изъят. Бьём чуждый цен хвощ!».

Раздался стук почтальона. Одновременно с почтальоном прибыли Коки, Бедд и Чарлзворт. Последний держал в руке бандероль.

– Заказали умопомрачительную шляпку, мисс Кирк? Или кто-то прислал вам новый букет? Мы забрали бандероль у почтальона и вот, принесли вам.

Коки очень надеялся, что это не шляпка. Со шляпками было связано неприятное воспоминание: смехотворная крохотная штучка Франчески Харт на голове мертвой женщины. То расследование, во всяком случае, он не запорол. Или запорол?..

– Пеппи, мистер Чарлзворт хочет спросить тебя кое о чем. И кое-что тебе рассказать.

– Да, мистер Чарлзворт? – рассеянно сказала Пеппи, разворачивая посылку. Ей хотелось поскорее узнать, что в пакете, поскольку никаких шляпок она не покупала. Ее пальцы неловко теребили шпагат.

Брайан Бриан забрал бандероль у нее из рук.

– Позвольте, я помогу.

Чарлзворт спросил, где она видела Андерсона.

– Вообще-то я его не видела. Просто его доспехи не висели на вешалке.

В точности как и сказал проницательный старый дьявол.

Брайан Бриан и Перпетуя внимательно слушали, пока Чарлзворт излагал способ убийства.

– Я должен предупредить вас, мисс Кирк, – серьезно сказал Чарлзворт. – Сегодня вы получили новую записку с угрозой, и пока Эрл Андерсон в бегах, вы в опасности.

– Понимаешь, Пеппи, мы не можем произвести арест, пока не найдем Эрла Андерсона, – объяснил Кокрилл. Он подумал, что Скотленд-Ярд чересчур откровенен, если не сказать больше.

– Да, это трудно сделать в его отсутствие, – сказал Чарлзворт.

– Знаю. Я так и говорю.

Брайан и Пеппи сидели молча, не сводя глаз с полицейских. Брайан держал на коленях картонную коробку. Его пальцы машинально теребили бечевку, но о посылке он забыл.

– К чему вы, джентльмены, клоните?..

Некоторые чрезвычайно медленно соображают. Чарлзворт поднялся и взял шляпу.

– Мы просто хотели предупредить мисс Кирк из-за второй записки, которую она получила утром. Где бы он ни находился, он, очевидно, все еще точит на нее зуб. Но не беспокойтесь, мисс Кирк, мы следим за домом, и вы будете в безопасности. Главное, чтобы вы понимали, что убийцей был Эрл Андерсон…

– Эрл Андерсон? – сказал Коки. – Почему Эрл Андерсон?

– Потому что он убийца! – вспылил Чарлзворт. – О чем мы говорили все это время? Убийца. Красный рыцарь. Эрл Андерсон.

Перпетуя, думая лишь об Эрле, машинально протянула руку и подняла крышку коробки. Сложенная папиросная бумага, а под ней – светлая и прозрачная, с крошечными истребителями… или это перевернутые чайки?.. штора из ванной Эрла! Все четверо тупо уставились на посылку. Перпетуя даже не успела удивиться, настолько была поглощена мыслями об Эрле, которого так хорошо знала, Эрле, которому она нравилась, Эрле, который был к ней всегда добр – а теперь стал убийцей.

Чарлзворт снова сказал:

– Красный рыцарь. Убийца. Андерсон!

Перпетуя приподняла складку промасленного шелка с чайками.

Темные волосы. Сизое лицо. Мазок крови, запекшийся и черный… Безжизненные голубые глаза Эрла Андерсона глянули прямо в ее глаза.

 

Глава 9

Вечером после убийства Изабель одна влюбленная пара, держась за руки, села под кустом на труп Эрла Андерсона – и никогда больше они не испытывали друг к другу прежних чувств. Обезглавленное тело лежало в высокой траве неподалеку от главной дороги на Мейденхед, а рядом валялся совершенно обычный хлебный нож с лезвием, покрытым запекшейся кровью, и деревянной обугленной ручкой, которую, конечно, подожгли преднамеренно, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Вокруг не было ни крови, ни каких-либо признаков борьбы. Следы от подошв, уже не очень отчетливые, принадлежали, по-видимому, ботинкам жертвы, лежавшим здесь же, рядом с телом. Сопоставив разные факты, эксперты пришли к заключению, что мужчина мертв не более сорока восьми часов – возможно, намного меньше.

– Понимаешь, дружище, окоченение начинается с головы и шеи, а в нашем случае шея…

Шея выглядела весьма непривлекательно. Чарлзворт поежился в холодном маленьком морге.

– Нельзя сказать что-то более определенное?

– Имей терпение. Я только что пришел с завтрака, а тут на меня вываливают твои головы и тела.

Чарлзворт склонился поближе рассмотреть выпотрошенный труп на столе.

– А ты уверен, что голова от этого тела?

– Мой дорогой мистер Честертон, избавьте нас от своих фантазий! У нас тут не груды безголовых тел, чтобы спутать… по крайней мере, не на этой неделе. Вы нашли голову, потом нашли тело, и по странному совпадению они друг другу подходят.

– Ты ничего не знаешь о фантазиях, если не работаешь с делом Изабель Дрю, – мрачно сказал Чарлзворт. – У меня там башни, рыцари в доспехах, библейские мотивы, и в довершение всего мелкий бес по фамилии Кокрилл сводит меня с ума, высказывая вслух мои мысли раньше, чем они приходят мне в голову, не говоря уже о тех мыслях, которые мне в голову не приходят.

Литлджон, патологоанатом, весело предположил, что инспектор Кокрилл, очевидно, решил специализироваться на обезглавленных трупах. Он вопросительно указал пальцем на стол.

– Почему ему отрезали голову? Пока неизвестно?

– Убийца хочет запугать одну несчастную девушку. А целое тело по почте не пошлешь – у них ограничение по весу… пятнадцать фунтов? Полагаю, причиной смерти было не обезглавливание?

– Я еще не успел как следует его осмотреть. Неофициально пока могу сказать, что беднягу сначала стукнули по голове банальным тупым предметом – на затылке здоровенный синяк. Затем задушили, подойдя со спины, вероятно, так же, как ту женщину. Убийцы всегда повторяются. Потом отделили голову. Кем бы убийца ни был, он резал ножом – особых навыков не требуется. Вообще-то это жутко трудно сделать. Он наверняка потратил на это немало времени.

– Он? А могла это сделать женщина?

– Да любой мог! Не знаю, стала бы женщина… впрочем, это всего лишь сентиментальность. Хорошенько стукнуть по затылку – пара пустяков. Удушение требует немалых сил, но если жертва без сознания, то надо только найти правильный захват и крепко сжимать, пока не отдаст концы. Ну а потом, как я уже сказал, убийца резал ножом. К обеду закончу официальный отчет.

С вредным инспектором Кокриллом Чарлзворт встретился в чайной напротив.

– Как, черт возьми, кликнуть официантку, не назвав ее «мисс»?

Кокрилл, не имея таких затруднений, сразу же ее кликнул. Они заказали кофе.

– Утром меня вызывали на ковер, – угрюмо произнес Чарлзворт. – Мой шеф не очень-то справедлив. По-моему, он думает, что я должен был как-то предотвратить этот… этот акт Саломеи.

– Ваш шеф думает, что вы должны были что-то в связи с этим предпринять?

– Ну видимо. Хотя не понимаю, как я мог бы это предотвратить. Должен признаться, я искал человека живым или мертвым – но не по частям, – сказал Чарлзворт, намазывая тост бледным виноградным желе с полосками сырой морковки, которое здесь, как во многих подобных заведениях, выдавали за апельсиновый джем. – Вы-то, наверное, заранее знали, что голова Андерсона, завернутая в его занавеску для ванной, уже едет к Перпетуе Кирк?

– Нет, – ответил Коки. – Я не знал о голове. Хотя считал вероятным, что Андерсон мертв.

– Из-за таинственного Рыцаря слева?

– Для Изабель рыцарем слева был Эрл Андерсон. Почему же тогда он таинственный?

И Коки снова повторил маленький стих:

– Этот стих многое может нам поведать, не так ли?

– Да, конечно! – горячо сказал Чарлзворт. (Это многое объясняет!)

– Первое, что приходит в голову: совсем не в характере Изабель Дрю носить такую глупость у сердца. Скорее, она просто сунула бумажку в лиф, потому что больше некуда было ее деть. Отсюда следует, что она получила записку уже после того, как надела серебряное платье. Если бы она получила ее в гримерке, она наверняка просто положила бы ее в сумочку. Как я уже говорил, сама формулировка стиха намекает на то, что записка не вручена ей автором, а каким-то образом отправлена ей или где-то была для нее оставлена. Таким образом, есть основания предположить, что записку и брошь она обнаружила в башне. Конечно, этому нет никаких доказательств.

– И нет никаких доказательств тому, что «данью» была именно брошь!

– Совершенно верно. Но при ней не было никаких других украшений, а тот факт, что застежка броши проколола бумагу, по-видимому, говорит о том, что Изабель сначала сунула записку в лиф, а уж затем прицепила брошь. К тому же брошь на вид совершенно новая.

– Потом она подошла к балкону и подалась вперед…

– Чтобы увидеть «таинственного рыцаря»…

– В доспехах которого был не Эрл Андерсон, – подхватил Чарлзворт. И добавил задумчиво: – Кстати, Эрл Андерсон многие годы дружил с Изабель, не испытывая к ней романтических чувств. Если его внезапно сразила любовь, полагаю, он назвал бы себя «таинственным», ведь Изабель вряд ли могла ожидать от него подобных знаков внимания.

– Она также вряд ли могла ожидать от него бриллиантов. Эрл Андерсон был безработным актером, – сказал Коки с неодобрительным видом человека, который никогда не сидел без работы. – Андерсон пребывал в столь затруднительном положении, что согласился скакать по сцене в фальшивых доспехах за четыре фунта десять пенсов в неделю. А брошь не дешевая.

– Может, это украшение его матери или наследство какой-нибудь тети Джемаймы? «Храни ее у себя, Эрл, мой мальчик, пока не встретишь женщину, достойную стать твоей женой»…

– Не может, поскольку это модель сорок восьмого года, – отрезал Коки.

– Конечно, – сказал Чарлзворт. Вот же вредный коротышка!

Инспектор Кокрилл взял свою потрепанную шляпу и нахлобучил ее на голову, видимо, просто затем, чтобы шляпа не мешала снять со спинки стула потрепанный макинтош. Накинув макинтош на плечи, он поднялся и без церемоний окликнул официантку:

– Мисс!

– Я заплачу, – поспешно сказал Чарлзворт, слегка вздрогнув от столь смелой лобовой атаки.

– Нет-нет. – Коки быстро посчитал сумму в уме и скрупулезно внес свою долю.

Они пошли по улице вместе – высокий стройный молодой человек в неновом, но хорошо пошитом костюме, и маленький пожилой мужчина с брюками-трубами, в наброшенном на плечи макинтоше и потрепанной фетровой шляпе, сидящей под лихим углом на седых волосах.

– Разумеется, надо учесть, что в тот день никто не видел Андерсона в Элизиум-холле, – сказал Коки, продолжая разговор, словно тот не был прерван оплатой счета. – Перпетуя отметила, что его доспехов нет на вешалке. Их мог забрать кто угодно и в тот момент, вероятно, их как раз надевал. Доспехи – лучшая в мире маскировка.

– Еще снаряжение для дайвинга, – подсказал Чарлзворт.

Инспектор Кокрилл нахмурился.

– В нашем случае снаряжение для дайвинга привлекло бы слишком много внимания. Думаю, мы можем исключить такое предположение. – Он поправил макинтош на плечах и резко повернул, чтобы перейти на другую сторону дороги. – Здесь я вас оставлю. Мне нужно быть на конференции!

Пытаешься вбить мысли в молодую глупую башку, а он болтает о снаряжении для дайвинга! Эх, нынешняя молодежь…

Джордж Эксмут хотел навестить Перпетую Кирк, однако Пеппи, в прострации после ужасающего шока прошлого вечера, никого не принимала. Кроме того, добавила болтливая уборщица, у нее там уже есть один джентльмен – очень милый джентльмен, к тому же иностранец. Джордж отдал уборщице большой букет цветов и, грустный, потопал прочь. Он чувствовал себя странно: всю ночь не спал, и теперь голова как-то необычно кружилась. А когда он пришел домой, там его дожидалась полиция. Джордж сел на диван, обитый поддельной шкурой окапи, и положил свою молодую больную голову на руки.

Чарлзворт объяснил ему цель прихода. Мистер Эксмут уже слышал об Эрле Андерсоне?..

Полиция нуждалась в помощи мистера Эксмута. Конечно, все еще существует вероятность того, что Эрл Андерсон убил Изабель Дрю – способом, известным только детектору-инспектору Чарлзворту и нескольким избранным лицам – и впоследствии сам был убит, возможно, из мести. Однако его не видели с вечера накануне открытия выставки, и поэтому предполагается, что ко времени убийства Изабель он был уже мертв. Отсюда вопрос: кто занял его место на сцене? В передвижениях по сцене Джордж Эксмут должен был следовать за красным плащом, и он же почти целую минуту сидел на лошади лицом к лицу с Красным Рыцарем. Может ли мистер Эксмут вспомнить какие-нибудь мелочи, которые помогли бы идентифицировать этого человека?..

Джордж уставился на Чарлзворта, открыв рот.

– Вы хотите сказать, что в доспехах Андерсона был кто-то… кто-то другой? Андерсона не было на сцене? Кто-то убил его, чтобы занять его место?

– Кто-то определенно убил его и занял его место.

– Но ведь это мог быть кто угодно, – растерянно сказал Джордж. – Кто угодно!

– Ну не совсем. Например, это были не вы, потому что вы сидели на своей лошади. Это не мог быть Брайан Бриан, потому что он сидел на своем жеребце. Это не мог быть ни один из девяти других рыцарей. С другой стороны, это явно был кто-то хорошо знакомый со сценарием спектакля, кто мог войти и выйти из задней комнаты, не привлекая к себе никакого внимания.

На эту роль подходила только Перпетуя Кирк…

– Только не Перпетуя! – быстро сказал Джордж. Поскольку было маловероятно, чтобы его слова приняли просто на веру, он напомнил полицейским, что Перпетуя в то время лежала связанная в маленькой комнате.

Чарлзворт любезно согласился исключить Перпетую.

– Остаются Сьюзан Сволок и мистер Порт. А мисс Сволок сидела с другой стороны запертой двери.

Джордж Эксмут вцепился себе в волосы. Лицо у него побелело, глаза дико вытаращились, бледные губы дрожали, как у испуганного ребенка. Он проговорил боязливым шепотом:

– Не хотите же вы сказать, что мистер Порт?..

– Дошло, – бросил Чарлзворт сержанту Бедду.

– Зачем ему убивать Изабель Дрю? Он был в нее влюблен, он крутил с ней роман или что-то вроде того… – Джордж неуверенно умолк.

Мистер Порт совсем старый, ему, наверное, лет пятьдесят. «Крутят» ли такие старики «романы»? И если нет, то как назвать отношения между мистером Портом и Изабель Дрю? Она-то, несомненно, «крутила романы» – это было ясно как дважды два даже человеку, которому всего семнадцать с половиной лет и который никаких романов еще не крутил.

– Мистер Порт очень беспокоился, как бы о «романе» не стало известно его жене, а Изабель Дрю, вероятно, могла пойти на шантаж.

– Но зачем ему убивать Эрла Андерсона?

Чарлзворт в который раз переменил позу, измученный пластиком и крученой сталью новомодного кресла. Зачем Порту убивать Андерсона? Хороший вопрос.

– Вы сами предположили причину, – сказал он. – Чтобы занять его место на сцене.

– А мог ли мистер Порт убить человека только ради этого?

– Нет, – сказал Чарлзворт. – Не думаю, что он это сделал. А если бы и сделал, он вряд ли отрезал бы ему голову и отправил ее бандеролью по почте. При условии, конечно, что Андерсон не шантажировал его вместе с Изабель Дрю.

– Но Изабель шантажировала самого Андерсона!

– Да, – кивнул Чарлзворт. – Еще сюда не вписывается Пеппи Кирк – все эти записки, приключения в подсобке и бандероль с головой. И все же у этих троих – у Изабель, Андерсона и Перпетуи Кирк – было кое-что общее. История с Джонни Вайзом.

– И, конечно, мистер Порт знал Джонни Вайза в Малайе.

Чарлзворт взял карандаш с уродливого столика Чарити и стал рассеянно рисовать каракули на листке бумаги.

– Они все знали Джонни Вайза в Малайе. И Брайан Бриан, и мисс Сволок, и Эдгар Порт. Но один факт знакомства с человеком не является достаточным основанием для убийства ради него. Люди не совершают убийств ради случайных приятелей – во всяком случае, таких просчитанных, жестоких и хладнокровных убийств.

– Смотря насколько случайны эти приятели, – сказал сержант Бедд, присаживаясь на краешек стула с такой осторожностью, словно боялся, что тот вскрикнет от боли, если он перенесет на его хилые ножки весь свой вес.

– Естественно, все они утверждают, что Джонни Вайз был «случайным» знакомым. Мисс Сволок играла с ним в теннис, Брайан Бриан сталкивался с ним на вечеринках, мистер Порт считал его очаровательным парнем, миссис Порт его любила – мистер Порт даже обмолвился, что Джонни напоминал миссис Порт их умершего сына. Якобы никто из них не дружил с ним близко. И мы ничего не можем проверить – все записи исчезли в дыму японских пожаров, друзья и родственники мертвы или разъехались по миру. Приходится верить на слово.

– Я никогда не знал Джонни Вайза, – на всякий случай сказал Джордж.

– Вам было лет девять, когда он умер.

Джордж побледнел еще на полтона.

– А как насчет его семьи? – быстро спросил он.

– Насколько нам известно, его семья состояла из отца, матери и двух или трех братьев. Некто с такой же фамилией был убит японцами в первые дни вторжения – возможно, родственник. У Джонни был близнец, и в классической ситуации именно он был бы убийцей – надо ведь отомстить за смерть брата. Однако в нашей маленькой труппе нет никого, кто подходил бы на роль близнеца, так что эта версия отпадает. – Чарлзворт нарисовал нескольких человечков, символизирующих «труппу», и ставил над ними галочки, пока говорил. – Джонни погиб в двадцать три или двадцать четыре года. Сейчас ему было бы около тридцати. Мистеру Порту хорошо за пятьдесят, Эрлу Андерсону не меньше сорока пяти, вам – семнадцать, а Брайану Бриану – тридцать девять.

– Так он говорит, – вставил Джордж.

– Нет, – возразил Чарлзворт. – Не просто «так говорит». Между чуть более тридцати и чуть меньше сорока есть заметная разница, и Брайану Бриану – чуть меньше сорока. Это видно по его походке и манерам, по его… по его глазам, волосам и зубам. Короче, он не молодой человек.

И он отметил галочкой Двойного Брайана.

Джордж многому научился, наблюдая за матерью, которая неплохо зарабатывала, копируя чужие идеи. Он долго сидел и размышлял, тонкие пальцы ерошили мальчишескую прическу.

– Действительно, он… то есть Красный Рыцарь… показался мне довольно маленьким, когда выходил через арку. Ниже ростом, чем Андерсон. Пожалуй, если бы я тогда об этом задумался, я бы решил, что так влияет горе: мол, каким маленьким, несчастным и жалким он выглядит. Ведь он знал ее много лет – я имею в виду, что Эрл Андерсон знал Изабель много лет. И она выглядела ужасно. Я мельком увидел ее лицо, когда он ее приподнял.

– Только мельком?

– Да, мешал его плащ. Я до сих пор не понимаю…

Чарлзворту недосуг было прояснять ситуацию для юного Эксмута. Он резко поднялся (стул издал облегченный стон) и стал расхаживать по комнате. Его пальцы скрутили бумагу, на которой он рисовал, и он с вызовом указывал маленьким свитком на Джорджа, продолжая ходить.

– Предположим, роль Красного Рыцаря играл мистер Порт – не важно, как он это сделал. Вам ничего не вспоминается? Он не заговаривал с вами, когда вы выходили? Не делал никаких движений или жестов, которые вы бы узнали? Не было какой-нибудь отличительной детали?

Чарлзворт и сам не понимал, какие отличительные детали могли быть у человека в доспехах, но, черт возьми… Все рыцари поднимали забрала, чтобы видеть, куда ехать. Джордж Эксмут сидел на лошади напротив Андерсона в течение по крайней мере одной минуты. Должен он был что-то заметить в его лице? Ну ширину переносицы? Лоб? Глаза?

Джордж Эксмут медленно проговорил:

– Да. Я видел глаза. Я видел, как Брайан Бриан посмотрел на меня с тревогой и изумлением, когда его лошадь начала брыкаться, а затем я посмотрел на Красного Рыцаря, просто потому что растерялся и понятия не имел, что нам следует делать. У Эрла Андерсона были голубые глаза. А теперь, когда я вспоминаю об этом, глаза, которые смотрели на меня тем вечером из-под его забрала… они были карими.

В точности то, что желал знать мистер Чарлзворт.

…Перпетуя лежала на кровати в шерстяном свитере и широких темных брюках и, несмотря на плед, пуховое одеяло и летние солнечные лучи, никак не могла согреться. Она выглядела очень хрупкой, ее лицо было бледным под копной пружинистых золотых волос. В глазах стояла печаль, рот принял прежнее выражение боли и горечи. Брайан тихо сидел рядом с ней, держа ее за руку.

– Не думайте об этом, Пеппи. Забудьте, перестаньте прокручивать в голове… Теперь он мертв, ему безразлично, что кто-то делает гадкие вещи с… с его телом. Он не знает, ему все равно, он упокоился с миром. Поспите, я здесь, с вами… – Зазвонил телефон. Брайан снял трубку. – Да? Да, я приму. – Он незаметно нажал на рычаг, хотя все еще держал трубку возле уха. – Извините, думаю, у вас неправильный номер. Эта телеграмма на другой адрес.

Он снова протянул ей руку, девушка взяла ее в свои руки и прижалась к ней щекой. Скоро она уснула. Брайан сидел рядом, глядя на нее с жалостью и нежностью.

Инспектору Кокриллу не суждено было отсидеть ни одного полного заседания конференции. Его вызвали к телефону, и он сердито вышел в коридор, к маленькому автомату. Высокий ясный голос из прошлого воскликнул:

– Коки, дорогой! Это правда ты?

– Кто говорит? – сурово спросил он.

Но он знал, и его мрачное старое сердце растаяло.

– Неужели тебе часто звонят молодые женщины и называют тебя «Коки, дорогой»?

– Нет. Мало кому хватит наглости. И я знаю только одну особу, способную выследить меня и позвонить на полицейскую конференцию! Франческа Харт. Что ты хочешь, маленькая негодяйка?

– Дорогой Коки!.. – сказала Фрэн.

– Не надо мне «дорогого Коки». Говори!

– Ты должен быть мне благодарен, – укорил женский голос. – Я читала, что тебя интересует этот случай, Коки, и по совершенно фантастическому совпадению мне стало кое-что известно. Во вторник вечером я была в телефонной будке на Пикадилли, в метро, и слышала, как кто-то разговаривал с тем человеком, которого нашли мертвым. С Эрлом Андерсоном. Сегодня утром я прочитала о нем в газетах.

– Ты слышала, как кто-то разговаривал с Андерсоном?

– Да. Было уже десять вечера, я не могла поймать такси и волновалась, что поздно вернусь домой, потому что ребенок заболел… Ты знаешь, что у меня теперь есть ребенок, Коки?

– Давно пора, – сказал Коки. – Итак, в десять ты была в телефонной будке на Пикадилли?..

– И не могла дозвониться. Но, конечно, я знала, что дома кто-то есть, поэтому не отключалась, а просто висела на линии и ждала, когда там снимут трубку. И слышала, что говорил человек в соседней будке. Мужской голос спросил: «Можете попросить к телефону Эрла Андерсона?» Я запомнила, потому что мне это показалось странным – я имею в виду, что графа следует называть лордом, правда? Или нет?

– Мне не доводилось обращаться к графу, – сказал Коки. – Но в данном случае это было мужское имя. Ну или сценический псевдоним.

– Конечно, я это скоро поняла. Потом я решила нажать отбой и набрать номер заново, поэтому, боюсь, пропустила то, что было сказано дальше. Однако дома все не отвечали, поэтому я стала слушать, и там рассказали довольно длинную историю о чудесном шансе и Микки Бэлконе. Тут, признаться, я стала слушать во все уши, потому что приятно же, когда кому-то выпадает чудесный шанс и о нем говорит сам Майкл Бэлкон…

– И почему чуть что, так Майкл Бэлкон? – заметил Коки.

– Да, надо сказать, действительно, всегда он! – сказала Франческа. – И все вечно называют его Микки… Ты имеешь в виду, что Эрла Андерсона обманули и Майкл Бэлкон о нем не говорил?

– Уверен, Майкл Бэлкон о нем и слыхом не слыхивал.

– Ну тот человек сказал, что очень даже слыхивал и что Микки Бэлкон прямо-таки восхищен талантом Эрла Андерсона. Он упоминал и много других имен, но, боюсь, здесь я немного пропустила, потому что мне надоело ждать, и я попросил оператора проверить мой номер. Она это сделала, и я, наконец, прозвонилась. Я только услышала, как тот человек сказал: «Ладно, встретимся в половине двенадцатого в «Золотом Голливоге». И еще он, кажется, объяснял, где это, и добавил, что в петлице у него будет красная гвоздика, вроде как без нее Эрл Андерсон его не узнает. Потом дома взяли трубку, и оказалось, что няня все это время была в ванной, а у ребенка все в порядке. И почему-то автомат не съел монетку, так что я забрала свой двухпенсовик и ушла. Учитывая, сколько времени я потратила, Коки, думаю, это справедливо, правда?

Коки не желал размышлять, насколько честно со стороны Франчески наказывать телефонную компанию за то, что ее нянька долго принимает ванну.

– Что такое «Золотой Голливог»?

– Один грязный паб, дорогой, по дороге на Мейденхед. Снаружи псевдотюдор, внутри – красная кожа и хром, и танцы в зале, который прежде был сараем и лучше бы им оставался.

– Ясно. Франческа, ты не могла бы описать звонившего?

Увы, зря он надеялся. Мужчина привалился к стенке будки и горбился, у него была мягкая шляпа и, насколько она помнила, макинтош. Но он стоял к ней спиной.

– А точно мужчина?

– Одет он был как мужчина, – с сомнением промолвила Франческа. – Но я не могу утверждать, что он не был переодетой женщиной, если ты об этом. Я его не разглядывала: мы стояли друг к другу спиной. У меня осталось смутное воспоминание о мягкой шляпе и макинтоше, однако на Пикадилли в ту ночь так был одет чуть ли не каждый: было ведь холодно, помнишь? Большинство мужчин надели бы макинтош.

Инспектор Кокрилл знал одного мужчину, который носил макинтош всегда.

– Как звучал его голос? Ты можешь назвать мне… какие-нибудь особенности?

Голос был обычным, мужским. Не слишком старый голос и не особенно молодой, не высокий и не низкий, не скрипучий, по-видимому, никоим образом не замаскированный. И не «иностранный».

Кокрилл позвонил в Ярд и пересказал все это инспектору Чарлзворту.

– Человек среднего роста! – воскликнул Чарлзворт. – Обычный голос без акцента. В ту ночь, когда Эрл Андерсон исчез! Его выманили – такой парень, как Андерсон, помчался бы куда угодно, почуяв запах работы. Вниз по дороге на Мейденхед! Преступник ждал его там, остановил машину, вероятно, заставил выйти на обочину и стукнул по голове, задушил, затащил в траву и отрезал голову. Невысокий человек, мужской голос без акцента. А после девяти часов в тот вечер Эдгар Порт был в своем пансионе, один в комнате, так он говорит. У него нет алиби. – Чарлзворт щелкнул пальцами и хлопнул по столу кулаком. – Мы его поймали!

Не было смысла возвращаться на конференцию. Кокрилл забрал шляпу, нахлобучил ее на голову и вышел на солнечный свет, сцепив руки за спиной и глубоко задумавшись. Он перекусил в «Мэйсон Лайонс», а затем, все так же в глубокой задумчивости, прошел через Парк и вышел к воротам на Бейсуотер-роуд. Мисс Сволок сидела на скамейке у ворот. Увидев ее, он сменил направление и приблизился к ней без церемоний.

– Я как раз шел вас повидать.

Сьюзан Сволок отложила газету. Ее веки покраснели, как будто она тихо плакала, спрятав лицо за газетными страницами.

– Да? Неужели? – грубовато сказала она.

Коки сел рядом с ней, скрестив короткие ноги.

– Хотел с вами поговорить, моя дорогая девочка. Боюсь, вы можете впутать себя в большие неприятности, если не будете осторожны.

Сьюзан принялась с необыкновенной тщательностью складывать газету.

– Неужели? – снова сказала она тем же незаинтересованным тоном. Однако добавила: – Каким образом?

Коки нравилась Сьюзан Сволок. Она была девушкой, «не позволявшей никакой чепухи», прямолинейная и бескомпромиссная, как мужчина.

– Что происходит между вами и Двойным Брайаном?

Она широко распахнула карие глаза.

– Между Брайаном и мной? Абсолютно ничего!

– Но… вы его некоторым образом защищаете. Вы лжете, чтобы его защитить. Скотленд-Ярд собирается очень тщательно проверить этого молодого человека, и я опасаюсь, что вы навлечете на себя неприятности.

– Мне казалось, вы решили исключить его из числа подозреваемых? Кажется, вы даже поощряли его интерес… к Перпетуе Кирк?

– О, – сказал он. – Значит, вот куда дует ветер?

– Ветер никуда не дует, – сказала мисс Сволок сердито. – Нет никакого ветра, чтобы ему дуть.

Коки достал неизбежные папиросную бумагу и табак и сосредоточился на скручивании сигареты. Наконец он проговорил ровным голосом:

– Моя дорогая девочка, вы влюблены в этого парня.

Он не поднимал взгляда, но видел, как крупные загорелые руки сжались в кулаки, короткие ненакрашенные ногти впились в ладони.

– Какой дурой нужно быть, чтобы влюбиться в Брайана Бриана!

– Влюбленность часто не самая здравая вещь на свете, – сказал Коки.

Сьюзан продолжала, не слушая:

– В моем возрасте! Сильно за тридцать – и влюбиться! Страдать, как школьница, от неразделенной любви! – Она посмотрела на свои руки, на свои сильные ноги и крепкие крупные ступни. – Как будто какой-нибудь мужчина может меня полюбить! Я сама как мужчина – большая и некрасивая… – Она зашуршала газетой, обмахиваясь ею, как веером. Две слезинки потекли наперегонки по ее смуглым щекам. – Посмотрите на меня! Посмотрите! Даже… даже в страдании я скорее… скорее смешна. Сижу здесь, плачу в «Таймс» из-за пары голубых глаз, которые даже ни разу не взглянули в мою сторону. Пытаюсь притворяться перед собой, что я не просто втюрилась, а испытываю великую страсть… – Сьюзан вытерла щеки тыльной стороной ладони и быстро взяла себя в руки. – Что ж, теперь, полагаю, я себя выдала целиком и полностью. Но вы не можете презирать меня больше, чем я сама себя презираю.

Кокрилл глубоко затянулся.

– Я нисколько не презираю вас, дорогое дитя. Брайан очень привлекательный парень, а когда вы будете в моем возрасте, вы поймете, что ваши годы – самое подходящее время, чтобы втюриться! Я только беспокоюсь, что вы навредите себе, стараясь его защитить и рассказывая небылицы. Полиция очень скоро этим заинтересуется.

– Я думала, вы и есть полиция, – угрюмо сказала она.

– И да и нет. В любом случае сейчас я забочусь о вашем благе. Вы и себе проблем наживете, и ему не поможете.

– Я не понимаю, почему вы решили, что я лгу.

– Моя дорогая мисс Сволок, я выслушиваю свидетельские показания больше сорока лет. Я видел, как вы посмотрели на мистера Бриана, рассказывая нам, что вы говорили с ним перед началом спектакля, пока он сидел на своей лошади – в то время как кто-то напал на Перпетую Кирк. Признайтесь, это ведь неправда?

– Что неправда?

– Что вы говорили с Брайаном Брианом.

– Конечно, правда! – сказала она с ноткой раздражения.

– Честно?

– Даю вам слово чести. Пойдет?

– Да, – сказал Коки. – Очень даже пойдет.

Прокуренным ногтем он стряхнул с сигареты длинный столбик пепла.

– Если вы предполагаете, что Брайан на самом деле не сидел на своей лошади…

– Нет, нет, – сказал Коки. – Мы с ним это уже обсуждали. Хотя я мог бы поклясться, что в своих показаниях о нем вы городите много лишнего.

– Не клянитесь, – сказала она с едва уловимым триумфом. – У вас ведь все равно ничего нет против Брайана? Что бы он ни сделал с Перпетуей Кирк, он не мог убить Изабель Дрю. И это совершенно точно.

– Знаю, – кивнул Коки. – Поэтому я и не хочу, чтобы вы осложняли дело для себя и нас.

По тропинке мимо них промчался всадник, сидевший очень прямо и уверенно на коричневой, хорошо начищенной лошади. Блестящие кольца копыт мягко простучали по земле. По дороге, сверкая черным великолепием, приближался автомобиль.

– Это мистер Порт, – сказала Сьюзан Сволок. – Детектив-инспектор вызвал нас всех в Элизиум-холл.

– Должно быть, желает «реконструировать сцену», – хмыкнул Коки.

Сьюзан Сволок посмотрела на него невинными глазами.

– Разве это плохо?

– В Кенте мы такого не устраиваем, – сурово сказал Коки. (Однажды, правда, устроили, но об этом лучше не вспоминать.) – И вообще, это обычно делают в конце расследования. А пока, насколько я вижу, расследование в самом начале.

Однако он любезно принял предложение мистера Порта подвезти его до Элизиума. Рядом с водителем сидел Мамадорогая. Кокрилл отметил, что юноша выглядит ужасно бледным и больным.

– Вы в порядке, молодой человек? Вы не очень хорошо выглядите.

– Конечно, я не в порядке! – зло выпалил Джордж, не оборачиваясь.

Мистер Порт с нервной осторожностью вел автомобиль по широкой дороге через парк.

– Глупый мальчик вбил себе в голову, что он мне навредил. Что-то по поводу цвета моих глаз…

Он повернул голову и взглянул на Джорджа с кроткой, успокаивающей улыбкой, однако лицо юноши осталось напряженным.

Целый час промучившись совестью, Джордж Эксмут отправился к мистеру Порту и поведал ему о визите полиции и своих показаниях насчет карих глаз.

– Юный Джордж уверен, что меня подозревают. Хорошо бы вы немного его успокоили… – Поскольку Кокрилл молчал, мистер Порт объяснил, чем располагает полиция: – У Эрла Андерсона были голубые глаза. Джордж говорит, что во время убийства Изабель глаза у Красного Рыцаря были карие. Как у меня. Инспектор, слышали вы когда-нибудь такую чепуху?

У Сьюзан Сволок, похоже, полегчало на сердце.

– Почему же чепуха? Вы входили в заднюю комнату, вы могли взять доспехи Эрла Андерсона, могли убежать потом со сцены и появиться уже в собственном обличье. Более того, из всех нас только вы могли позволить себе купить бриллиантовую брошь.

– Это ложь! – Губы мистера Порта задрожали, а руки затряслись на ободе руля. – Это ложь. Все ложь!

– И у вас имелась хорошая причина избавиться от Изабель Дрю. Она собиралась рассказать вашей жене о вашем с ней романе. Она вас шантажировала.

– Нет, – дрожа, произнес мистер Порт. – Все не так. Шантаж тут ни при чем. Изабель была очень совестливая, порой она считала, что мы… обязаны признаться во всем моей супруге. – Его лицо стало цвета глины, маленькие руки вцепились в руль. – Да, я не хотел, чтобы Изабель… – Внезапно он начал рассказывать о своей жене, едва осознавая, что каждое слово говорит против него – о ее страданиях, о ее хрупкости, смелости и долготерпении, о нервном срыве, произошедшем тогда, когда их испытания наконец закончились. О визите Чарлзворта в лечебницу и о том, какой эффект оказал этот визит, о своих прегрешениях и муках совести, потому что он заставляет ее вновь страдать… – Что могла значить для меня Изабель Дрю в сравнении со здоровьем моей жены? И все же… Я выставил себя дураком с этой жуткой девицей, и теперь из-за моей слабости, из-за моего обмана… – Мистер Порт говорил и говорил. Автомобиль свернул на Кенсингтон-хай-стрит и подъезжал к Элизиуму. – Если с ней что-нибудь случится, если она не поправится… В ее смерти… в смерти ее разума буду виноват я.

Он умолк. Потом мисс Сволок промолвила в тишине:

– И все же вы утверждаете, что не убивали Изабель?

– Как я мог ее убить?! Я не наряжался ни в какие дурацкие доспехи. Я стоял в зале, смотрел спектакль.

– У вас нет алиби, мистер Порт, – вздохнул Мамадорогая. – Нет алиби на вечер, когда был убит Эрл Андерсон, и на весь день перед спектаклем, кроме утренней репетиции.

– На эти промежутки времени ни у кого нет алиби, – заметил Кокрилл. Инспектор любил подлить масла в спор между подозреваемыми – рано или поздно в таких спорах почти всегда всплывало что-нибудь интересное. Уйдя в свои мысли, он смотрел через стекло на проплывающие за окном дома, и Лондон отвечал ему взглядом слепых серых глаз.

– Я весь день был занят, – напряженно проговорил мистер Порт. – Я провел много времени с женой. Предыдущим вечером я рано лег спать. Вся труппа рано легла. Я всем велел так сделать, чтобы на следующий вечер быть свежими. Вы можете это подтвердить.

Мисс Сволок и Мамадорогая признали, что они послушались приказа, пошли спать рано и тоже не имеют алиби на время убийства Эрла Андерсона, которое, вероятно, было совершено ночью перед спектаклем.

– Я лег еще до десяти, – продолжал мистер Порт. – А вскоре мне позвонила Изабель. Впрочем, я не могу теперь этого доказать, потому что она умерла.

– Как и Эрл Андерсон. – Сьюзан Сволок подалась вперед, положив одну руку на спинку водительского сиденья, а другую сжав в кулак на своем колене. В ее лице теперь не было той болезненной горечи, которую Кокрилл видел двадцать минут назад. Только нечто вроде пугающе мрачной решимости.

Мистер Порт внезапно распрямил пухлые плечи; его руки сжали руль, он поставил ногу на педаль газа, и автомобиль, ловко проскочив меж двух автобусов, завернул за угол и обогнал такси-кеб. Он сказал, словно приободрившись:

– Ведь Андерсона тоже убили. А у меня не могло быть никаких причин убивать Андерсона.

– Если только вы не хотели позаимствовать его доспехи, – предположил Мамадорогая.

Мистер Порт воздел обе руки в воздух, затем с отчаянием стукнул ими по рулю.

– Неужели я мог убить Эрла Андерсона или любого другого человека по такой причине?! Какие глупости!.. И вообще, почему я? Вы оба так легко разбрасываетесь обвинениями… Почему я? Почему не один из вас? Вот вы, мисс Сволок, вы ненавидели Изабель Дрю, считали ее виновной в смерти Джонни Вайза…

– Я говорила вам тысячу раз: Джонни Вайз был всего лишь случайным приятелем…

– И она вертела, как хотела, вашим драгоценным Брайаном Брианом, от любви к которому вы прямо сходите с ума.

Джордж обернулся к ней, вытаращив глаза.

Сьюзан Сволок сказала свирепо:

– Заткнитесь, старый болтливый дурак!

– А вы, Джордж… – Мистер Порт снова хлопнул рукой по рулю. – Вы тоже легко бросаетесь обвинениями, подтверждениями и всем прочим… Как насчет вас, юноша? Вы и ваша матушка давно знаете Изабель. Что она для вас значила, а? Признайтесь нам!

Джордж ошеломленно уставился на пепельно-серое лицо мистера Порта.

– Я? Я и Изабель Дрю? Я… я никогда… я почти не общался с ней. И вообще, даже если бы и общался… – Нелепость этого ужасного, гадкого обвинения придала ему храбрости. – Даже если бы и общался, что с того? По крайней мере, я молод и свободен, я не как вы… если уж называть вещи своими именами.

Подъехали к Элизиум-холлу. Остановив автомобиль, мистер Порт откинулся на спинку сиденья.

– Да как вы смеете, юный наглец?..

– Ну он кое в чем прав, – сказала Сьюзан Сволок, объединяясь с Джорджем против человека, предавшего огласке ее тайную страсть.

– Любовь предназначена не только самым молодым! – воскликнул мистер Порт. – Вы-то уж могли бы меня в этом поддержать.

Инспектор Кокрилл сидел молча. Нет ничего лучше, чем дать людям поспорить. Звенят натянутые нервы, вскрываются старые раны, и правда сама вылетает из уст людей, слишком долго державших ее под спудом. Время от времени Коки подбрасывал в спор какое-нибудь словечко, словно уголек в затухающий костер, но в основном это не требовалось. Они атаковали друг друга свирепо и бешено; не боясь причинить боль, вытаскивали на свет старые, давно позабытые обиды; сами испытывая стыд и горечь, облегчали душу от мелочных секретов. Эдгар Порт, обремененный собственным постыдным романом, насмехался над бесплодной страстью Джорджа к Перпетуе, Джордж отбивался ехидными кличками для стариков, которые волочатся за молоденькими женщинами, мисс Сволок выставила перед собой, словно щит, дело о больной жене… Объединившись против общего врага, Сьюзан и Джордж сражались плечом к плечу, вместе кололи и вместе парировали. Мистер Порт вскричал наконец:

– Не убивал я Изабель! Вы сами могли ее убить! Вы вместе или один из вас.

– Да зачем бы нам ее убивать?

– Бог вас знает! Но дело идет к роману между Перпетуей Кирк и Брайаном Брианом, а один из вас влюблен в Перпетую, а другая – в Брайана. – Он толкнул дверь автомобиля и вышел. – Один из вас или оба, больше никто не мог. Меня не волнуют два заговорщика, убившие Изабель Дрю. Да, я рад, что она умерла. Но вы обвиняете меня, и я обвиняю вас в ответ.

Мистер Порт обежал машину, открывая двери.

– Выходите, выходите, все выходите. Вас ждут у башни. Убийство совершено, и совершено оно одним из вас или обоими. И я докажу это.

Он захлопнул за ними двери и первым зашагал ко входу в Элизиум.

Турникеты, весело щелкая, пропустили их внутрь. Они проталкивались через толпу, а продавцы прерывали свои дела, чтобы указать на них любопытным покупателям. Из глоток дюжины громкоговорителей неслась музыка, воздух звенел от голосов сотен демонстраторов, горячо расхваливающих свои товары. Однако за сценой все эти звуки превратились в ровный гул; в задней комнате было тихо, пыльно и голо, и только двенадцать доспехов свисали с крючков на стене; шлемы над ними напоминали поникшие головы на длинных воображаемых шеях. Пустые прорези для глаз бессмысленно таращились в пространство. В центре зала стояли инспектор Чарлзворт, Брайан Бриан и Перпетуя.

– Я решил, что всем нам следует здесь встретиться. Хочу кое-что подтвердить. Парочку фактов. – Чарлзворт ткнул пальцем в Джорджа Эксмута, который подошел и встал рядом с ним. – Вы говорили мне утром, что прямо перед тем, как Изабель упала, видели глаза Красного Рыцаря. Видите ли вы эти глаза здесь?

Такой простой вопрос. Такой легкий ответ. Однако от этого ответа может зависеть целая жизнь.

– Я в-видел к-карие глаза, – заикаясь, пролепетал бедный Джордж.

– Знаю, вы говорили. У кого здесь карие глаза?

Смущенный Джордж оглядел маленькую группу. Перпетуя, Двойной Брайан, мисс Сволок, мистер Порт… Серые глаза, голубые глаза. И две пары карих. Он нервно дернул плечами. Ответ очевиден, зачем же произносить его вслух?

Чарлзворт медленно повернулся к мистеру Порту.

А Кокрилл внезапно сказал:

– Инспектор, у мистера Порта имеется теория. Возможно, прежде, чем мы продолжим…

Пусть Эдгар Порт и не устраивал шоу с хождением по углям в Малайе, как однажды предположила Изабель, однако там он входил в любительский театральный кружок и нередко радовал членов клуба такими ролями, как, к примеру, Генерал во «Французских каникулах». Теперь же он устроил перед ними театр одного актера, имитируя то повадки мисс Сволок, то речь Мамыдорогой. Это заставило бы Чарлзворта помереть со смеху, если бы ситуация не была смертельно серьезной. Птичьи глаза инспектора Кокрилла озадаченно округлились.

– Мисс Сволок и юный Эксмут высказали… некоторые предположения против меня, детектив-инспектор. Хорошо же. Я выдвину контробвинения!

Все это было очень драматично, очень «помпезно», как сказал бы Двойной Брайан. Однако мистер Порт был очень бледен, а его глаза сверкали: он бился за свою жизнь.

– Половина шестого. Прибывает мисс Сволок. Заглядывает в арку, желая убедиться, что сцена пуста, смотрит в башню, проверяет доспехи… – Он пробежал вдоль ряда доспехов, обнюхивая их, как собака, выбирающая подходящий фонарь. – Все в порядке. – Его лицо выразило удовольствие и облегчение. – Мисс Сволок занимает место у двери. – Мистер Порт мгновение постоял у двери, демонстрируя место, где она находилась. – Приходят рыцари, по одному и группами, они забирают доспехи и уходят, кто в гардеробную, кто в конюшни, приводят сюда лошадей. – Изобразив одного из рыцарей, он, к счастью, предоставил десять остальных их воображению. – Наконец прибывает мистер Джордж Эксмут.

– Я приехал в двадцать минут шестого, – робко вставил юноша.

– Входит в заднюю комнату, – продолжал мистер Порт, вживаясь в роль Джорджа, входящего в комнату. – Берет свой костюм. Переодевается – здесь, в одной из гардеробных или в конюшне…

Мистер Порт поманил их всех в коридор, и Чарлзворт испугался, что им представят пантомиму, изображающую, как Джордж переодевается. Однако мистер Порт всего лишь прошелся вдоль коридора неловкой походкой, словно он с головы до ног закован в фальшивые доспехи.

– Джордж прячется в одну из подсобок и зовет: «Мисс Кирк, пожалуйста, помогите мне с доспехами». – К общему неудовольствию, мистер Порт произнес это, имитируя голос Джорджа, имитирующего акцент Двойного Брайана. – Он связывает мисс Кирк… – Мистер Порт изобразил борьбу с воображаемой Перпетуей. – Затем идет в заднюю комнату и садится на лошадь.

Кокрилл думал, что все это шоу можно было изложить десятком слов, однако терпеливо молчал. Мистер Порт тем временем, благополучно усадив Джорджа на лошадь и поставив его в ряд ожидающих рыцарей, внезапно превратился в Изабель Дрю.

– Она выходит из гардеробной, спешит сквозь толпу рыцарей. – Виляя задом, режиссер пробрался сквозь воображаемых всадников, похожий на толстый корабль, кренящийся под ветром то влево, то вправо. – Затем входит в башню. – Мистер Порт поспешил обратно, чтобы принять вид дежурящей у двери мисс Сволок. – Вы думаете, я веду к тому, что мисс Сволок подождала, пока рыцари выйдут на сцену, а затем последовала за Изабель и задушила ее?.. – спросил он с ноткой триумфа.

– Нет, не думаем, – ответил Чарлзворт. – Мистер Бриан впустил мисс Сволок в заднюю комнату уже после падения Изабель Дрю. Дверь была заперта на щеколду с его стороны. Кто бы ее ни запер, это сделали до того, как рыцари вышли на сцену. Никто не мог сделать этого после.

Мистер Порт выглядел слегка разочарованным.

– Точно. Полагаю, она пробралась сквозь толпу рыцарей в задней комнате. Они стояли плотной группой, никто не заметил бы, как она идет мимо них в башню…

– Разве? – сказал Чарлзворт. – Я полагал, что Изабель не отходила от двери. Наверняка ее увидели бы. Люди не слепнут и не тупеют только от того, что стоят тесной группой. Она должна была оказаться рядом хотя бы с одним из них.

– Вы сами говорили, что любой из рыцарей мог перемещаться вполне свободно…

– Потому что были в доспехах. И привыкли видеть вокруг людей в доспехах…

Мисс Сволок презрительно фыркнула.

– Сейчас мистер Порт заявит, что я надела доспехи! Имелись ведь запасные.

– Это была бы блестящая идея, не так ли? – спокойно сказал Чарлзворт. – Так на вас никто не обратил бы внимания. Вас никто не узнал бы, даже не различил бы, женщина вы или мужчина. Помимо снаряжения для дайвинга, трудно придумать лучшую маскировку… Да, отличная была бы идея. И что дальше?

– Дальше мы смотрим, как я взбираюсь по лестнице, чтобы задушить мисс Дрю, – с сарказмом произнесла мисс Сволок.

– Давайте я буду мисс Сволок, которая душит мисс Дрю, – весело предложил Чарлзворт мистеру Порту. Он подошел и встал в дверном проеме башни. – По-вашему, так это происходило?

– Да, думаю, так, – твердо заявил мистер Порт. Но он начал потеть, поскольку не был уверен. – Она задушила Изабель и прислонила к окну в полутьме, а потом пошла обратно в заднюю комнату, мистер Эксмут запер за ней дверь, и затем рыцари проехали в арку.

Он поманил их за собой на сцену, где они послушно встали, как толпа зевак, глядя на окно башни. В окне возник Чарлзворт и наклонился к ним с балкона.

– А мистер Эксмут привязал веревки и стянул тело вниз, так, мистер Порт?

– Я стоял от нее справа! – протестующее вскричал Джордж. – А стих указывает на рыцаря слева!

– Смотря чья длань, – напомнил Чарлзворту инспектор Кокрилл.

Мистер Порт посмотрел на Кокрилла и продекламировал последние две строчки:

– «А кто ж принес сию малую дань? Таинственный рыцарь по левую длань».

Коки встал лицом к башне.

– «Лево» может означать любую сторону арки, зависит от того, кто смотрит. Если имелось в виду слева от Изабель, тогда мы можем быть уверены, что Таинственный рыцарь был Красным Рыцарем.

Чарлзворт пристально смотрел на круглое лицо мистера Порта.

– Откуда вы знаете слова стихотворения? – спросил он.

На мгновение наступила полная тишина. Было очевидно, что сердце у мистера Порта ушло в пятки. Наконец он пробормотал:

– Всем известно, что был найден стих…

– Но слова не предавались огласке. Ладно, ничего. – Чарлзворт махнул рукой. – Продолжайте свою реконструкцию.

Однако интерес у мистера Порта пропал.

– Я лишь предположил, что Изабель была уже мертва, – сказал он угрюмо. – А мистер Эксмут пристроил веревки и стянул ее вниз.

– Зачем? – спросил Кокрилл.

– Чтобы всех запутать. Чтобы доказать, что мисс Сволок не могла этого сделать, хотя на самом деле могла.

– Вы забываете, – холодно указала мисс Сволок, – что я находилась с другой стороны двери, и та была заперта изнутри.

Мистер Порт на минуту растерялся, затем махнул пухлой рукой в сторону Брайана Бриана.

– По его словам!

Глаза Брайана воинственно загорелись.

– Ха! Я теперь тоже вошел в сговор? С мисс Сволок и… с ним?

Он оглядел Джорджа с головы до ног с таким видом, как будто мистер Порт притащил и положил у его ног маленького пушистого зайчика, безобидного и очень миленького.

Чарлзворт сказал поспешно:

– Нет ни малейшего повода думать, что мисс Сволок или мистер Бриан когда-либо встречались с мистером Эксмутом до начала репетиций спектакля. Более того, каковы бы ни были их личные причины желать смерти Изабель Дрю, эти двое не имели совершенно ничего общего. Думаю, не стоит выходить за пределы допустимого. Если мисс Сволок и мистер Эксмут в сговоре, мистер Порт, то показания мистера Бриана можно считать надежными.

В Элизиуме было очень жарко. Вокруг шумела выставка, тысячи голосов сливались в сплошной гул, из громкоговорителей водопадом патоки неслись слащавые песни. С грязных досок сцены от каждого шага вздымалась пыль. Перпетуя стояла возле Брайана в цветочном летнем платье. Жизнь – странная штука. Неделю назад – даже три дня назад – это был лишь туманный сон, который она терпела лишь потому, что не хватало смелости и желания положить ему конец. Сон, в котором она жила в компании с мертвым Джонни и весьма земным и живым Эрлом Андерсоном. Но теперь Эрла нет, и… Джонни тоже уходил. Странное, одновременно пугающее и счастливое ощущение. Воспоминание о Джонни блекло, оставляя за собой тихое сожаление. Навсегда останется раскаяние, навсегда останутся сожаление и грусть, но эти чувства не делали больше все вокруг мертвым. Перпетуя подумала: «Я снова начинаю обретать покой». Покой… пока еще не счастье. Однако в последние дни сквозь страх, пережитый ею в подсобке, сквозь шок от смерти Изабель и фантастический ужас при виде мертвого лица Эрла в картонной коробке пробивалось тонкими лучиками обещание новой жизни. Она знала, что ей по-прежнему грозит опасность. Догадывалась, что телеграмма, которую Брайан не принял этим утром, содержала очередную угрозу. И тем не менее где-то среди кошмара мелькнул первый проблеск надежды на счастье. Она стояла возле Брайана, ощущая исходящие от него силу и уверенность. Она не любит его, она никого не любит, конечно, она не полюбит снова, и все же…

Двойной Брайан в эту минуту не замечал ее присутствия. Он был увлечен словесной битвой с мисс Сволок. Его голубые глаза сверкали.

– Какая чепуха! Сначала мисс Сволок убивает Изабель, а потом мистер Эксмут стягивает ее вниз? Но Изабель умерла в тот момент, когда упала, а не десятью минутами раньше! Значит, не было никакой нужды в сговоре. Допустим, мисс Сволок убила ее и сбросила вниз. Она не могла потом выйти из задней комнаты, заперев дверь за собой изнутри!

Его черная фетровая шляпа сидела низко на затылке, неизменный макинтош небрежно свисал с плеч. Сьюзан Сволок устремила на Брайана взгляд, исполненный страстной благодарности.

Мистер Порт сделал финальный выстрел.

– Все зависит от того, была ли на самом деле заперта дверь. Сговориться могли мисс Сволок с мистером Брианом!

Брайан одной рукой снял с головы черную шляпу, а другой отчаянным жестом взъерошил свои светлые волосы.

– Мы все задаемся вопросом, зачем тело сбросили вниз, – продолжал мистер Порт, игнорируя эту демонстрацию чувств. – Предположим, оно было сброшено для того, чтобы дать мистеру Бриану повод подстегнуть лошадь, умчаться в заднюю комнату и обеспечить мисс Сволок алиби с этой щеколдой. – Он порозовел от волнения и азарта. И виновато прибавил: – Простите, но так это выглядит.

Двойной Брайан вернул шляпу на место и резко хлопнул по ней.

– Нелестное для меня предположение, мистер Порт. Получается, я обрекаю себя на несколько слов опасной лжи и позволяю напарнику осуществить все дело. И этот напарник – женщина!

Он отвесил в адрес мисс Сволок комический поклон.

– Женщина… – задумчиво произнес Джордж Эксмут.

Инспектор Чарлзворт, погруженный в свои мысли, походил по комнате, затем обратился к Брайану:

– Нет, я, конечно же, не поверю в такую чепуху. Знаю, вы не доверили бы такую работу женщине. Но… вы были слегка оглушены после падения с лошади, верно? Можете ли вы быть абсолютно уверены, что дверь была заперта на задвижку?

– Конечно, я уверен! – без промедления ответил Брайан.

– Ведь если она не была заперта… – Чарлзворт внезапно оживился. – Давайте попробуем. – Он пробежал через арку и возник в окне башни, опасно склонившись над хлипкими перилами балкона. – Итак, рыцари выехали на сцену. Мисс Сволок дождалась, когда все покинут заднюю комнату, и прошла в башню. Я буду мисс Сволок. Я жду момента, когда Изабель выходит на балкон, затем подкрадываюсь к ней сзади и душу ее – у меня довольно сильные руки. Затем я бегу обратно на свой пост у двери, а когда шумиха немного утихает, выхожу на сцену и вопрошаю, что случилось с бедной дорогой Изабель…

Инспектор Кокрилл, сдвинув шляпу на затылок и сцепив руки за спиной над полами потертого макинтоша, смотрел вверх на башню. Он слушал Чарлзворта довольно рассеянно: только что первый кусок головоломки внезапно занял свое место на доске, благодаря кое-чему из сказанного за последние полчаса. Как ни странно, первый кусок оказался самым важным – это была фигура в доспехах, фигура убийцы! Обычно головоломка начинала складываться с краев: второстепенные фигуры выстраивались в нужном порядке, а затем наконец приходило озарение, и обнаруживался главный кусок пазла. Но в этом случае последний кусок встал первым: потому что намек, который он услышал, мог указывать только на одного человека. Вокруг еще лежали сотни кусочков, которые предстоит поставить на место, и пока все они не встанут, как надо, предпринять ничего нельзя: веревки, щеколда, брошь и записка, карие глаза Красного Рыцаря, голова Эрла Андерсона, завернутая в штору из ванной, голос, который сказал Перпетуе: «Я вернюс!», голос, который обещал Эрлу Андерсону встречу с «Микки Бэлконом» в «Золотом Голливоге»… Мысленно инспектор Кокрилл поднял этот кусок головоломки, повертел его в руках и снова поместил туда, откуда взял. У мистера Порта карие глаза, мистер Порт имел доступ к доспехам Красного Рыцаря, и мистер Порт, должно быть, питал к Джонни Вайзу более теплые чувства, чем утверждал. Однако в тот момент, когда некто в телефонной будке беседовал с Эрлом Андерсоном, мистер Порт находился в своем пансионе – установлено, что Изабель Дрю звонила ему туда. Изабель сказала Перпетуе, что позвонит Сладкому Папочке, а в пансионе подтвердили, что на их конце взяли трубку.

Чарлзворт продолжал рассуждения, весело декламируя с балкона над их головами:

– Значит, я мисс Сволок. Я жду, пока свет сосредоточат на рыцарях внизу, а затем подношу руки к горлу Изабель и душу ее. Сбрасываю мертвое тело с балкона. Рыцари внизу застывают от ужаса и изумления, поэтому у меня достаточно времени, чтобы убежать обратно на свой пост…

Коки решил, что пора перекрыть поток белиберды. Он строго сказал:

– Сделать это было невозможно.

– Почему? – удивился Чарлзворт.

– Рыцари не застывали от ужаса и изумления. Тело, падая, испугало белую лошадь, та взбрыкнула и бросилась в арку. Мисс Сволок никак не успела бы спуститься по лестнице и выбежать в дверь. Белый Рыцарь заметил бы ее.

Чарлзворт помолчал, слегка сбитый с толку. Затем произнес с надеждой:

– Он был ошеломлен падением, мог не заметить.

Однако Двойной Брайан падал не ради удобства мистера Чарлзворта.

– Он был уже в задней комнате, когда упал, – твердо сказал Коки. – Я смотрел на сцену из зала, и он не падал, пока находился в арке. А в той пустой комнате он непременно заметил бы человека, бегущего к дальней двери.

– Хм, – буркнул Чарлзворт.

Он стоял, поставив ногу на перила балкона, опираясь о колено рукой и наклонившись вперед, чтобы видеть их всех. Они смотрели на него снизу, задрав головы. Мамадорогая время от времени с тревогой поглядывал на мисс Сволок, затем снова обращал взгляд на балкон. Перпетуя стояла очень близко к Брайану. Хотя он о ней вроде бы забыл, было что-то в самом его присутствии, что давало успокоение – все равно что стоять у горящего очага. Затылок мистера Порта собрался толстым валиком; он отвел глаза от мисс Сволок, от ее поджатых губ и укоряющих глаз. Все молчали.

Наконец Чарлзворт выпрямился.

– Давайте все же попробуем. Проверим, возможно ли было такое осуществить. Посмотрим хотя бы, как далеко она успела бы убежать… Как по-вашему, инспектор, долго лошадь мистера Брайана била копытами?

Кокрилл прикинул.

– С полминуты? – предположил он, взглядом спрашивая подтверждения у Брайана.

– С полминуты. Хорошо. Так, я – мисс Сволок. Инспектор, не побудете ли вы мистером Брианом? Возьмите пример с мистера Порта, устроившего нам наглядную демонстрацию, – побейте с полминуты копытами, а затем мчитесь галопом в заднюю комнату. Хорошо? Начали!

Он исчез в окне.

Инспектор Кокрилл не стал бить копытами. Он постоял в проеме арки тридцать секунд по своим часам, а затем быстро прошел внутрь. Чарлзворт успел пробежать до середины комнаты. И сразу же остановился.

– На спуск по лестнице уходит много времени. Не думаю, что вы били копытами дольше, чем полминуты.

– В тот вечер, вы имеете в виду? – спросил Коки. – Да. Полминуты. Максимум.

Двенадцать костюмов тихо висели на стене, шлемы на длинных невидимых шеях с ухмылками взирали на людей.

– Эта версия отпадает, – уверенно сказал Кокрилл. – Мисс Сволок не успела бы за такое время спуститься по лестнице, пройти через комнату и запереть за собой дверь. Мистер Бриан ее заметил бы.

Он сцепил руки за спиной и прошел через арку обратно на сцену. Чарлзворт нерешительно последовал за ним.

– Давайте попробуем еще раз. Если это можно было осуществить… – От его слов в воздухе словно повисла угроза. Он вернулся в арку и через некоторое время крикнул с балкона: – Давайте. Через полминуты.

Коки угрюмо стоял, считая секунды. Башмаки Чарлзворта застучали по лестнице. Двадцать секунд. Двадцать пять секунд. Полминуты… Они откинули занавес из бус и выглянули в заднюю комнату.

Там никого не было.

Кокрилл вернулся к входу в башню: там тоже никого.

– Получилось! – прошептал Джордж Эксмут, повернувшись к Сьюзан Сволок. – Вы могли убить ее, сбросить, пройти через комнату и потом колотить в дверь, чтобы мистер Бриан подумал, что она заперта на щеколду…

Побледнев, юноша пристально вглядывался в лицо мисс Сволок. Эдгар Порт нервно потирал вспотевшие руки. Перпетуя оглядывала всех взволнованными серыми глазами. Брайан мягко положил свою руку на локоть Перпетуи, как будто именно ей сейчас нужны были силы. Сьюзан Сволок закрыла глаза, охваченная страхом и растерянностью. Потом она сказала:

– Допустим, я это сделала… Не представляю, почему вы думаете, что я способна на такое. Я… мне наплевать было на Изабель Дрю. Я считала ее жестокой, себялюбивой и аморальной женщиной, но ко мне лично это не имело никакого отношения. Я познакомилась с ней потому, что Джонни Вайз мне о ней писал, и поняла, что она в самом деле… ну стала причиной его гибели. И я считаю, что она заслуживает смерти. Однако убивать?.. Джонни был мне никем, просто милый, очаровательный парень – хороший знакомый. Люди не совершают убийств ради хороших знакомых.

– Он мог быть вам ближе, чем вы говорите, – сказал мистер Порт. – Например, он мог быть вашим возлюбленным. Откуда нам знать? – Какая-то мысль вдруг пришла ему в голову. – Он был вашим ровесником…

– А у Джонни Вайза имелся близнец, – подхватил Джордж. Его испуганные глаза встретились с неподвижными карими глазами, оглядели сильную прямоугольную челюсть, крепкие руки и грубую кожу. – Внезапно он взвизгнул: – Я так и знал! Она – мужчина!

Юноша протянул руку и ухватился за пуговицу на блузе мисс Сволок.

Один из доспехов вдруг отсоединился от стены, подскочил к ним в два широких шага и решительно отвел в сторону руку Джорджа.

 

Глава 10

Еще один кусочек головоломки встал на место, аккуратно соединившись с фигурой в доспехах, уже поставленной в центр. Чарлзворт через поднятое забрало бросил на инспектора Кокрилла взгляд, исполненный неприкрытого торжества. Он все еще держал Джорджа Эксмута за запястье, а через мгновение отбросил руку Джорджа с такой силой, что тот едва не упал.

– Такие театральные приемы не работают в реальной жизни, – сказал Чарлзворт. – Человек, который всю жизнь был нормальным мужчиной, не может внезапно начать выглядеть, ходить и говорить, как женщина. – Он коротко провел костяшками пальцев по загорелой щеке мисс Сволок. – Эту кожу никогда не брили.

Мамадорогая покраснел как рак.

– Простите, – смущенно пробормотал юноша.

Перпетуя задалась вопросом: не должна ли она ради женской солидарности подойти и встать рядом с мисс Сволок? Или получится слишком мелодраматично? Она неуверенно взглянула на Брайана, ища поддержки: тот не имел предубеждений против мелодрамы. Однако он оставил ее и вышел вперед.

– Она – не мужчина, что видно любому, кроме этого глупого мальчика! Я могу даже добавить, что она – не убийца. Дверь была заперта на щеколду. Даже если бы она успела пройти через комнату, она не смогла бы задвинуть щеколду, находясь по ту сторону двери. Когда я подошел открыть, я уже вполне пришел в себя. Я сам отодвинул щеколду. Вот так! – И он вызывающе уставился на Чарлзворта ярко-голубыми глазами.

– Она – не мужчина, – согласился Чарлзворт. – Но это не значит, что она не убийца. – Он развязал завязки шлема и с трудом высвободил голову. Шлем повис на завязках за его спиной, похожий на железный заварочный чайник. – Вы говорите, что дверь была заперта, но, хотя я и не верю в ваш сговор с мисс Сволок, вы наверняка защищали бы любого, кто убил бы Изабель Дрю из мести за смерть Джонни Вайза. Не так ли?

– Конечно, защищал бы, – спокойно ответил Брайан. – Тогда к чему возня с доспехами? Моя лошадь бросается в арку, я вижу, как мисс Сволок бежит через комнату к двери. Я говорю: «Что вы здесь делаете?» Она отвечает: «Я только что придушила Иесавель, которая убила бедного Джонни». Я говорю: «Можете рассчитывать на мою помощь. Бегите теперь за дверь, я запру ее изнутри». – Он улыбнулся Сьюзан. – Да, я бы ее не выдал.

– Она не могла этого знать, – возразил Чарлзворт. – Она не могла предвидеть, что ваша лошадь понесет и что вы там окажетесь. – Чарлзворт как следует обдумал причины, почему мисс Сволок должна была надеть доспехи, и продолжил: – Занавеска из бус в арке развевалась на сквозняке, и зрители могли увидеть мисс Сволок бегущей от башни к задней комнате. И потом ее могла узнать сама Изабель. А вдруг что-то пойдет не так и она не умрет сразу? Или, предположим, Изабель боролась бы. Тогда они появились бы в окне башни, и их увидели бы зрители. Доспехи как непроницаемая маскировка пришлись бы очень кстати.

Щелк, щелк, щелк – складывались кусочки головоломки, безупречно соединяясь друг с другом. Пока, правда, складывалась только картинка заднего плана. Коки мысленно сдвинул их все в одну сторону рамки.

Чарлзворт продолжал:

– Случилось кое-что непредвиденное: Белый Рыцарь влетел в комнату, когда мисс Сволок находилась только на полпути к двери. Она застыла у стены, окаменев от ужаса, а он, озабоченный тем, как бы не свалиться с лошади, смотрел на нее – и не видел. Он видел лишь доспех у стены.

– Только когда я вернулся, впустив мисс Сволок, – сказал Брайан, – доспех действительно был на крючке, а шлем висел на колышке восемнадцатью дюймами выше. Не должен ли я был удивиться, что шея внезапно стала такой длинной?

– Вы могли этого не заметить. Сейчас я сделал то же самое, и никто из вас не понял, что один из доспехов надел свой шлем.

– Сейчас вы были одним из двенадцати доспехов, – сказал Коки. – А тогда на пустой стене висел всего один костюм.

– Ну он был занят своей лошадью. У него не было времени осматривать помещение: в тяжелых доспехах, сбитый с толку от неожиданности, он свалился с лошади, набил шишку и с минуту лежал на полу. Мисс Сволок видела, как это случилось, выбралась из доспехов, прислонила их к стене, повесила шлем на колышек и бросилась к коридору. А там начала колотить и кричать, как будто не может войти. Он поднялся, все еще ошеломленный, подошел, чтобы открыть дверь, подергал щеколду… Возможно, мисс Сволок держала дверь с той стороны, и ему не сразу удалось открыть. Он был все еще не в себе. Может, он искренне верит, что отодвинул задвижку. А может, и нет. В любом случае – не отодвинул. Мисс Сволок осталась в задней комнате, дождалась, пока все рыцари выедут на сцену, убила Изабель и сбросила ее вниз, а затем вернулась и вышла в коридор.

Чарлзворт выглядел очень сосредоточенным. Его голова торчала из круглого металлического ошейника доспеха, словно голова черепахи из панциря.

– А кто же тогда свистел? – спросила Перпетуя нежным голоском.

Инспектор резко повернулся к ней.

– Свистел?

– Я же говорила. «Сюр ле понт д’Авиньон». Пока я лежала связанная в той ужасной подсобке.

Чарлзворт перестал настороженно следить за мисс Сволок.

– Боже мой, мисс Кирк! Вам только что пришло в голову указать нам на это?

Девушка вяло посмотрела на него.

– Ну… нет. Я все время об этом думала. Я ждала, когда вы все выясните и объясните, как мисс Сволок могла убить, а потом скажете, что все же не могла, потому что все время сидела там и насвистывала. – Она добавила мягко: – Я же говорила вам.

Инспектор Кокрилл слишком глубоко ушел в свои мысли, чтобы расплатиться с мистером Чарлзвортом за его преждевременные победные взгляды. Щелк, щелк, щелк – собиралась картинка, вставали на место детали головоломки, сами сортируясь, чтобы позже занять подходящее место. У мисс Сволок есть алиби на время убийства Изабель. И у Перпетуи, запертой в подсобке. И у Брайана Бриана – его алиби могли подтвердить сотни людей. А мистер Порт имел алиби на то время, когда убийца Эрла Андерсона стоял в телефонной будке на Пикадилли. И Мамадорогая…

Чарлзворт мысленно признал, что в азарте реконструкции позабыл о свисте. Он угостил всех сигаретами и теперь рылся в кармане в поисках зажигалки. Там обнаружился скомканный клочок бумаги. Откуда?..

А! Он взял его в доме Джорджа Эксмута. На нем было написано: «Здесь, в неосвященной земле, покоится тело Джорджа Эксмута, семнадцати лет, который, ради спасения чести некой дамы…».

В ту ночь Перпетуя не могла уснуть. Двойной Брайан проводил девушку до квартиры, поцеловал ей руку, пожелал спокойной ночи и пошел восвояси – своей странной прыгающей походкой, в черной фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, и в макинтоше длиной до середины икр. Теперь, на расстоянии, когда сила его обаяния ослабла, Перпетуя видела в нем что-то слегка комичное, даже граничащее с жалким: Брайан был так спокоен, весел и уверен в себе, не подозревая об абсолютной неуместности в летнем Лондоне деловой шляпы и длинного макинтоша. Перпетуя лежала без сна в жаркой ночи, размышляя, стоит ли приветствовать свою метаморфозу и стоит ли влюбляться в этого взрослого мальчика, которого никто, кроме его мамы, не мог любить, потому что он хвастлив, самоуверен и немного позер. К тому же у него крупные выпирающие коленки. Она улыбнулась сама себе в полутьме комнаты. Пускай у Двойного Брайана выпирающие коленки, зато у него хорошие руки: такие, что заставляют подскакивать сердце, когда касаются твоих рук. Все иностранцы имеют привычку целовать руку, но было особенно приятно, когда руку ей целовал Двойной Брайан – стоя у ее дверей, склонясь над ее пальцами, глядя на нее своими улыбчивыми, сияющими, небесно-голубыми глазами…

Она не могла заснуть. Наконец встала, надела брюки и свитер. Комната показалась невероятно тесной – ей нужен воздух. Тихо, чтобы не разбудить соседей, девушка вышла из дома. Часы на церкви пробили один раз… два… три.

Улицы выглядели ужасно странными. За последние семь лет Перпетуя не выходила из дома позже того времени, когда закрываются пабы. Эрл любил засиживаться допоздна, болтая о пустяках с людьми, чьих имен он не знал, чьи заботы его не интересовали, кого он никогда прежде не видел и кого мысленно называл просто «местные». В половине одиннадцатого или двенадцатого они возвращались в его квартиру или шли к Перпетуе и там пили чай или кофе. Когда Эрл бывал в городе, именно так проходили почти все вечера. Однако сейчас улицы были совсем иными. Сейчас они были тихие и совершенно пустые. На порогах теснились молочные бутылки с неопрятными белыми воротничками на горлышках, ожидая человека, который заберет их завтра утром, вымоет и снова пустит в работу. Мусорные баки выставляли напоказ свое неприглядное содержимое, невольно напоминающее о тленности всего живого; время от времени неподвижный воздух тихо вздыхал, и аромат разложения уносило ветром. Листья платанов трепетали, шепча послания мусорных баков: «Все тлен, все смерть…» Фонари бросали тени от угловатых стен – черные и бездонные, как вечность. Парочку, возвращающуюся домой с поздней вечеринки, поглотил дверной проем: веселье уже выветривалось, завтра будут головные боли и ноющие животы. Красота исчезает… красота проходит… Только кошки беспечны и ничего не боятся, перебегая от тени к тени на плюшевых бесшумных лапках. Что такое смерть и разложение для этих ловких существ с девятью жизнями, каждая из которых полна приключений? Ничто!

Перпетуя пожалела, что вышла. Воздух освежал, зато внезапно возникшее чувство опасности давило на нее так же, как в душной квартире. «Если бы я была кошкой, – подумала она, – а все три угрозы – смертью, то у меня осталось бы только шесть жизней. А затем нападение в подсобке, и голова… Каждый раз я могла умереть. Так что осталось только четыре жизни – не так уж много между мною и вечностью. Не так уж много между угрозой убийства и убийством». Перпетуя развернулась и торопливо пошла обратно. Но затем сам тот факт, что она спешит, показался ей пугающим, и она замедлила шаг. Цок-цок-цок – стучали каблучки по мостовой в тишине ночи.

Кто-то ее преследовал.

Внезапно она исполнилась уверенности: ощущение опасности рождено не только ночью, ветром и тенями – еще прежде, чем она осознала, ее уши уловили звуки шагов. Мягкое «топ-топ-топ» отдавалось от тротуара.

Если остановиться на мгновение, замрут ли чужие шаги?.. Но она не смела остановиться. Перпетуя перешла на мелкую рысцу, то и дело оборачиваясь через плечо, вглядываясь в таинственную тень, туда, откуда доносились пугающие звуки.

Тонкий высокий голос внезапно окликнул:

– Перпетуя!

Она ускорила шаг.

– Перпетуя, остановитесь! Я убийца!

Она зашептала молитву, перешла на бег, однако ноги, будто налитые свинцом, тащили ее по бесконечному тротуару со скоростью улитки. «О боже! Только не сейчас! Не сейчас, когда я одна здесь, в темноте… Не позволь меня убить, не позволь задушить тут одну в темноте… Не позволь мне увидеть глаза убийцы, увидеть его руки, сомкнутые на моей шее…» Прожить так долго, столько думать, мечтать и планировать, так много страдать, а теперь прийти неожиданно к такому финалу, испытать краткий момент ужаса и умереть одной здесь во тьме!.. Она подумала об Изабель, которая, обернувшись, могла увидеть убийцу, стоящего в тени башни, об Эрле, застывшем от леденящего ужаса при виде внезапно изменившегося выражения дружеских глаз… «О боже, спаси меня! Спаси меня! Не позволь мне умереть».

За всеми этими дверьми спали люди, добрые люди, дружелюбные, здравомыслящие, готовые спасти, но не ведающие, что в нескольких ярдах от них бежит девушка, слишком испуганная даже для того, чтобы звать на помощь. Перпетуя свернула наконец на свою улочку, и тут ей показалось, что шаги преследователя затихли. Она двинулась на дрожащих ногах к подъезду, и, всхлипывая от облегчения, потянула на себя дверь, одновременно роясь в кармане в поисках ключа.

Из темноты возникли две руки, схватили ее и потянули вниз. Тени сомкнулись.

 

Глава 11

В своей скромной гостинице инспектор Кокрилл беспокойно ерзал в непривычной постели. Лондон! Мало того, что тебя будят, дабы возвестить о наступлении каждого часа, так еще сотни шумных устройств напоминают о времени каждые пятнадцать минут. Половина четвертого… Он крутился с боку на бок, изнывая от жары, и терзал свой усталый мозг головоломкой из картинок. По другую сторону парка, в мансардной комнате, Двойной Брайан бормотал во сне одно имя. В пансионе, расположенном неподалеку, мисс Сволок сидела на постели в пижаме, выводя что-то карандашом в маленьком блокноте, а мистер Порт неподвижно лежал в узкой постели, глядя в невидимый потолок, цепенея от страха из-за всего, что всплыло, и из-за того, что еще наверняка всплывет, и гадая, что произойдет, когда вся правда выйдет наружу. Изабель была мертва, Эрл был мертв, Брайан Бриан спал, Эдгар Порт смотрел в потолок, а Сьюзан Сволок все писала и писала. Тем временем Джордж Эксмут стоял у двери дома в Бейсуотере, держа в тонких руках упавшую в обморок девушку.

Он нашел в ее кармане ключ, тихо открыл дверь и подтащил Перпетую к квартире. Он заходил в этот дом пару раз, и каждая деталь обстановки отпечаталась в голове, как на фотографии. Второй ключ открыл дверь квартиры. Джордж занес девушку внутрь и уложил на кровать. Очнувшись, Перпетуя обнаружила, что Джордж сидит рядом, а ее руки и виски холодные и мокрые от воды, которую он плеснул на нее, чтобы привести в чувство. Он был ужасно бледен; его тонкие руки тряслись.

– Это я убил Эрла Андерсона и Изабель, – прошептал юноша. – Я не мог заснуть. И вот пришел к вам.

Она испуганно огляделась, ища какой-нибудь увесистый предмет для защиты. Конечно, это всего лишь Джордж Эксмут, почти ребенок, худой дрожащий мальчик с бледным лицом… и все же, говорят, безумцы хитры и сильны. Если уж Эрл не смог защитить себя… и Изабель… Перпетуя сосредоточилась и вспомнила, что безумцам следует потакать. Она нервно протянула ему руку.

– Вы… вы же не причините мне вреда, Джордж?

Он взял ее руку в свои. А потом повалился вперед, упал поперек кровати и разразился слезами.

Она тихо сидела, не отнимая руки.

– Не плачьте, Джордж! Пожалуйста, успокойтесь. Расскажите мне все, и мы вместе подумаем, что делать…

«Что нужно сделать, – подумала она, – это отправить его в Бродмур. Бедный испуганный мальчик…»

Наконец он поднял залитое слезами лицо. Перпетуя взяла мокрую салфетку, которой он приводил ее в чувство, и, как ребенку, осторожно вытерла щеки.

– Теперь рассказывайте.

– Я шел в полицию, – проговорил Джордж, стуча зубами. – Я больше не мог этого выносить… пошел в полицию сознаваться. Думал, пройду мимо вашего дома, попрощаюсь с ним. Я часто бывал здесь ночью. Я видел свет в вашем окне и шел, глядя на него… и потом, когда свет не горел, Пеппи, я все равно шел и шел, чувствуя, что я рядом с вами. – Он опустил усталую горячую голову в свои руки и сказал несчастным голосом: – Я так сильно вас люблю.

– Нет, Джордж! – запротестовала она.

– Вы, должно быть, это знали, Перпетуя? Вы ведь не могли не знать, правда? Каждая мысль, когда-либо возникавшая в моей голове, была о вас. Ложась в постель, я не хочу засыпать, потому что тогда не смогу думать о вас. Иногда мне что-то снится, какие-то кошмары. Я полагаю, у меня все наоборот: днем живу в изысканных мечтах, а во сне знаю жалкую правду. Вы меня не любите, Пеппи, и никогда не полюбите, да? Я всего лишь неловкий школьник, маменькин сынок, ни опыта, ни уравновешенности… Вы не в силах поверить, что у меня имеется настоящий ум, который способен складывать два и два… и страдает. Вы не в силах поверить, что сердце такого молокососа, как я, так же может мучиться, как сердце взрослого мужчины. Юношеская влюбленность смешна, не так ли? Для вас я просто неуклюжий недотепа с длинными руками и ногами, неспособный к пониманию, чувству или мукам разбитого сердца, неспособный ни к чему деликатному и возвышенному. Глупый мальчишка Джордж, привязанный к юбке матери, подросток, влюбленный в Перпетую…

Он замолчал и, сидя на краю кровати, отвернулся. Его руки понуро свесились между костлявых колен.

Перпетуя была потрясена горечью и болью в голосе юноши.

– Похоже, мы никогда ничего не знаем о страданиях других людей, – сказала она. – Но, возможно, мы с вами сумеем понять друг друга, потому что нам обоим пришлось тяжело. Знаете, Джордж, я была на пределе отчаяния. Говорят, раскаяние – худший ад, и мои страдания были именно раскаянием. Это правда, что я не обращала на вас внимания, правда, что даже если бы знала о вашей любви, не потрудилась бы вас понять… Но я вообще ни на что не обращала внимания и не желала ничего понимать. Я была слишком погружена в свое горе, чтобы замечать чужое. Поверьте, это не потому, что вы слишком юны. И, бог свидетель, не потому, что вы недотепа, как вы себя назвали, а потому, что со мной кое-что было не так.

Джордж поднял голову. Его опухшие покрасневшие глаза слегка утратили мученическое выражение.

– Понимаю, – сказал он.

Перпетуя сидела в маленькой комнате один на один с убийцей, а если он и правда убийца, то он мог быть только сумасшедшим. «Надо успокоить его, насколько удастся, – подумала она, – а затем направить в полицию». Она продолжила говорить с ним тихо и ласково, держа его тонкую руку в своей.

– Однако теперь для меня все иначе, Джордж, и если вы будете терпеливы и станете бороться с этим чувством, возможно, и у вас все наладится. Вы забудете меня, ведь я намного вас старше, и встретите девушку, которую сможете полюбить.

Он резко отнял свою руку.

– Вы хотите сказать, что влюблены в кого-то?

– Нет-нет, – быстро сказала Перпетуя. – Дело не в этом. Я имею в виду…

Но он прервал ее:

– Да! Влюблены! Вы влюблены в Брайана. Я ненавижу его, ненавижу!.. А вы… вы в него влюблены!

Джордж схватил покрывало с кровати и принялся беспощадно его рвать.

– Вы его любите, и я для вас никто, потому что вы влюблены в этого мерзкого парня… Я его ненавижу. Сегодня он насмехался надо мной, смотрел на меня с презрением, потому что я ошибся, я сказал, что та женщина была мужчиной. Она вполне могла бы быть мужчиной. Она выглядит, как мужчина, у нее голос грубый, как у мужчины. Совершенно разумное предположение! И я… да, я схватился за ее платье, но я не разорвал его, я ничего не сделал такого, чтобы надо мной смеяться.

– Брайан не смеялся над вами, – терпеливо сказала она.

– Смеялся! Он выставил меня дураком… Ну ладно, может, я и свалял дурака, может, я просто глупый мальчишка, но я сделал то, чего он никогда не сделает! Я убил мужчину! Да! И женщину. Он собирался жениться на вас, Перпетуя, эта мерзкая тварь Андерсон, а у него уже имелась жена. А Изабель согласилась молчать, только она шантажировала бы вас обоих до конца ваших дней…

– О, Джордж! – вскричала девушка в ужасе. – Вы ведь убили их не из-за этого?

– Я убил их, чтобы спасти вас, Перпетуя. И не жалею! Я горжусь этим. Я не боялся, когда это делал, и теперь не боюсь. Я хочу признаться полиции…

Она протянула было руку к телефону, однако побоялась, что, увидев это, он передумает.

– В полиции решат, что вы необычайно смелый и умный, Джордж. Так всех нас обмануть…

– Возможно, будет лучше продолжать обманывать их, – предположил он, польщенный.

– Хорошо. Расскажите мне обо всем, а их продолжайте обманывать.

Джордж посмотрел на нее с подозрением.

– Вы думаете, что я безумен, Перпетуя. Вы пытаетесь все выведать, чтобы потом рассказать полиции.

– Вы ведь сами хотели все рассказать полиции.

– Да, поэтому я вышел из дома, – согласился юноша.

– Поступайте как знаете, – сказала она, пытаясь выглядеть равнодушной.

– Да, – медленно произнес Джордж и встал с кровати. – Я подумаю. Подумаю, что мне делать.

Можно ли его выпускать, такого безумного и опасного? Но как только за ним закроется дверь, она сможет позвонить в полицию.

– Наверное, вам в любом случае лучше сейчас уйти. Четыре часа ночи, вы же не хотите меня скомпрометировать? После того, как вы… после того, что вы сделали, чтобы защитить мою честь.

– Нет, – серьезно ответил он.

Перпетуя встала перед ним, поправляя его мятое пальто, откидывая с его лба спутанные волосы.

– Ну вот, теперь идите, Джордж, дорогой. И решите, как вам поступить.

– Да, – послушно сказал он. И ушел, кроткий и смирный, в ночь.

Она заперла за ним дверь, а через три секунды уже взволнованно говорила по телефону.

Наутро Чарлзворт позвонил инспектору Кокриллу.

– Надеялся вас застать, пока вы не вышли. Мальчик Эксмут признался в обоих убийствах.

– Хорошо, – сказал Коки. – Тогда я иду на конференцию.

Он хлопнул трубкой о рычаги телефона, надел шляпу, хлопнув ладонью по тулье, хлопнул за собой дверью и зашагал по улице. «Все прохлопал!» – подумал он, излив тем самым свои чувства. Он редко шутил и теперь с удовлетворением усмехнулся, идя через Сент-Джеймсский парк.

Сьюзан Сволок ждала его, прогуливаясь по дорожке, зная, что он отправится в Скотленд-Ярд. Под глубоким загаром она была бледной, обычно ясные глаза помутнели от беспокойства и бессонницы, руки нервно сжимали ручку сумочки.

– Инспектор Кокрилл, я ждала вас, бродила здесь, не зная, придете ли вы. Мисс Кирк упомянула, что вы остановились в «Ширланде», и я подумала, вы можете идти через парк в Скотленд-Ярд…

– Перестаньте бормотать, – сказал Коки. – И говорите, что хотели.

Она нервно расстегнула и застегнула застежку своей сумочки.

– Я… я хотела признаться.

Его глаза сверкнули.

– В чем вы хотите признаться?

Было отчаянно жарко. Атласные лезвия травы ловили лучики солнца и блестели, как бриллианты; шезлонги в парке уже не могли стоять и попарно опирались друг на друга для поддержки, дети послушно шли рядом с няньками и вели на поводках собак, которым явно хотелось прилечь в прохладе под деревьями. Пожилой коротышка и молодая женщина с твердым взглядом и дрожащими руками стояли лицом к лицу. Наконец она сказала:

– Я хочу признаться в убийстве.

– Отлично, – кивнул Коки. – Вы в нужном месте. – Он взял ее за локоток и развернул лицом к Скотленд-Ярду. – Вам туда.

– Я хочу признаться вам.

– Это дело не имеет ко мне отношения. Идите в Скотленд-Ярд, спросите детектива-инспектора Чарлзворта и скажите ему все, что считаете нужным.

– Я не могу с ним говорить. Он слишком молод. Это как пойти к доктору, которого вы знаете лично. Он слишком молод… и привлекателен.

– Поэтому вы пришли ко мне, – усмехнулся Кокрилл.

Она устало качнула головой.

– Я не это имела в виду…

– Ну не важно, что вы имели в виду. Я не врач и не священник и не желаю слушать никаких признаний. Кроме того, я опаздываю на конференцию. – Кокрилл махнул тростью в направлении зеленой скамьи, с мрачной решимостью стоящей на солнце. – Посидите тут минут десять и тщательно все обдумайте, а затем идите в полицию и расскажите свою историю самому пожилому и непривлекательному сержанту, какого удастся найти. Он все запишет и передаст инспектору Чарлзворту. Тот, несомненно, бросит записку в мусорную корзину и попросит вас рассказать ему все заново. Но к тому времени лед будет сломан.

«Удивительные существа – женщины, – думал Кокрилл, продолжая путь по горячей сухой тропинке. – Даже признание в убийстве превращают в вопрос взаимоотношения полов». Оглянувшись назад, он увидел, что она покорно села – похожая на плотный кругленький гриб в своем белом платье на зеленой скамье. Пусть немного посидит. А он прогуляется утром в тишине и похихикает про себя над придуманной шуткой.

Внезапно, повинуясь импульсу, Кокрилл свернул к телефонной будке на улице Уайтхолл и набрал номер.

– Франческа?

– Коки, котеночек!

– Я подумал, тебе интересно будет узнать, что твои сведения о человеке на Пикадилли, звонившем Эрлу Андерсону, оказались полезны. Очень полезны.

– Надеюсь, это не значит, что кого-нибудь теперь повесят? Нет? Мне не хотелось бы думать, что я стала причиной чьей-то… смерти.

В прошлом Франческа стала причиной смерти трех человек, однако не по своей вине и не по какой-то небрежности или жестокости с ее стороны.

– Нет. Напротив, ты предоставила алиби невинным. Э-э… Франческа, сегодня утром мне пришло кое-что в голову… Я много раз хлопнул разными вещами перед выходом из дома и сказал себе…

– О, Коки, подожди полсекунды, котик, ребенок плачет. – Он услышал, как она кричит в глубину квартиры: – Няня! Что там с ребенком? – Ответ няньки был неразборчивым из-за треска, а затем голос Франчески прозвучал издалека: – Но это прекрасное, вкусное молочко магнезии, котик… Как нам повезло, что у нас есть такое прекрасное молочко…

Кокрилл сердито повесил трубку и вышел из будки, хлопнув дверью. Женщины!

У входа в Скотленд-Ярд его поджидал Эдгар Порт – белый и трясущийся, как молочное желе. Коки признал свое поражение.

– Не говорите, сам догадаюсь! Вы желаете признаться!

– Да, – сказал мистер Порт.

– Ладно, ступайте признавайтесь инспектору Чарлзворту.

– Его нет на месте. Ухал к Джорджу Эксмуту.

– Да неужели? – Кокрилл огляделся по сторонам с преувеличенным любопытством. – А мистер Двойной Брайан, жаждущий признаться, еще не подходил?

Щелк, щелк, щелк – вставали на место новые кусочки головоломки. Фигура в центре обросла мелкими подробностями. Было занимательно наблюдать, как складывается картинка. Коки взял за локоток и мистера Порта.

– Ладно, идемте со мной.

Инспектора Чарлзворта, уехавшего к Джорджу Эксмуту после того, как в девять часов юноша наконец решился позвонить в полицию, вызвали по телефону обратно в Скотленд-Ярд известием о прибытии мисс Сволок. Не зная о присутствии там мистера Порта, он еще не оценил, что признания в убийстве принимают масштаб эпидемии. Чарлзворт оставил сержанта Бедда беседовать с Джорджем, а сам поехал заниматься девицей Сволок. Вдали от всей этой череды саморазоблачений Перпетуя и Двойной Брайан сидели под деревом в парке и не держались за руки только потому, что было слишком жарко. Однако никакие погодные условия не могли заставить мистера Бриана расстаться с непременными, по его мнению, атрибутами английского джентльмена: макинтош, аккуратно сложенный, лежал на скамейке рядом, поверх него покоилась черная войлочная шляпа.

Оставшись наедине с Мамойдорогой, сержант Бедд сел на белесый стул (который при этом выказал признаки острого приступа люмбаго), достал блокнот и карандаш.

– Итак, мистер Эксмут, сэр, вы говорили?..

– Я просто обязан был сознаться, – сказал Джордж.

– Понятно, сэр. Конечно, вам нужно будет потом прийти в участок и сделать заявление по всей форме, но если вы расскажете мне, тогда мистер Чарлзворт сможет быть полностью уверен, что это было… – На самом деле мистер Чарлзворт хотел убедиться, что визит Мамыдорогой действительно необходим, однако печальное отсутствие доверия к словам Джорджа сержант Бедд от него утаил. – Я сделаю несколько заметок, сэр, просто чтобы ничего не забыть. Это не связывает вас никоим образом.

Он начеркал на чистой странице пару бессмысленных каракулей, чисто ради внешнего эффекта.

Мамадорогая, напротив, страстно желал быть связанным этим признанием. И мечтал драматично признаваться детективу-инспектору, а лучше – двум, трем или даже десятку детективов-инспекторов, причем в здании Скотленд-Ярда. А не распинаться перед флегматичным сержантом с доброй – и, кажется, слегка насмешливой? – улыбкой, рассказывая, что он убил Эрла Андерсона, потому что Эрл хотел разрушить жизнь некой дамы, имя которой не должно слететь с его губ. И что он убил Изабель Дрю, потому что она помогала и подстрекала Эрла, и они оба испортили бы жизнь Перпетуи… то есть жизнь этой дамы.

– А не лучше ли было просто предупредить обо всем барышню, сэр? – почтительно заметил сержант Бедд.

Джордж пришел в негодование.

– Как я мог? Сказать ей, что мужчина, которого она любит, злодей и двоеженец и… и замышляет против нее столь ужасную вещь? Можно было бы подумать, что я пытаюсь добиться ее расположения! Человек чести не вправе так поступать.

Он стукнул кулаком в свою тощую грудь и посмотрел сержанту в глаза. Потрясающе!

– Итак, вы убили мисс Дрю, сэр. Каким именно образом?

Карандаш завис над страницей.

– Я не собираюсь вам объяснять, – процедил Джордж со сдержанным достоинством.

Сержант Бедд сунул карандаш в нагрудный карман и откинулся на спинку стула, хотя это было довольно жестоко по отношению к изогнутым ножкам последнего.

– Ты не знаешь, сынок, правда?

– Конечно, знаю! – сердито заявил Джордж. – Но почему я должен вам рассказывать? Сами выясняйте.

– Хорошо, – спокойно сказал Бедд. – Выясним. А как насчет Андерсона?

– Я заманил его телефонным звонком на дорогу в Мейденхед и убил его там, а затем отрезал голову и отправил Пеппи в картонной коробке.

– Зачем? – спросил Бедд.

– Чтобы было похоже на Саломею. Ирод хотел голову Иоанна Крестителя, и она вот так ее прислала. Перпетуе… то есть даме… нужна была голова Андерсона.

– Вы немного путаете факты, – осторожно заметил Бедд, который каждый вечер читал по одному или два стиха из Библии, хотя трудно сказать зачем. Разве что потому, что миссис Бедд это нравилось. – Во что вы завернули голову, прежде чем положить ее в коробку?

Джордж посмотрел на сержанта настороженно.

– Вы сами знаете, почему я должен говорить?

– Послушайте, – сказал сержант Бед, снова откидываясь в кресле. – Вы могли убить Андерсона. У вас нет алиби на время его смерти, вы понимали, что он с легкостью помчится на запах работы, а учитывая, что ваша мать делает театральные декорации, вы, наверное, знакомы с нужными людьми. Вы могли бы легко одурачить его, сказав, что у вас есть связи. И вы могли вернуться в квартиру, как некто и сделал, воспользоваться его ключом, собрать вещи и унести их. Могли. Но вы этого не сделали. Потому что среди прочих вещей забрали штору из ванной Эрла Андерсона. В нее-то и была завернута голова, чтобы не допустить… э-э… протечки. И ты, сынок, этого не знал, правда?

Джордж сидел молча, свесив руки между колен.

– Такое бывает, – мягко произнес Бедд. – Некоторые парни, когда случаются такие ужасные вещи… это немного их сбивает. Взять, к примеру, тебя. Ты молодой джентльмен. Твоя мать – талантливая женщина, все ее уважают, а твой отец умер, и она не любит тебя отпускать. Поэтому, когда происходят такие события, тебе тяжело. Она уехала работать в Шотландию, ты предоставлен себе и слишком много думаешь. В этом деле есть дама, – шутливо сказал сержант Бедд, но его глаза были очень добрыми, – и все суетятся вокруг этой дамы, а дама, возможно, немножко суетится вокруг кого-то другого, и никто не суетится вокруг тебя. Полиция подозревает всех, кроме тебя. Это потому, что у них против тебя ничего нет. Но ты думаешь, что это потому, что ты слишком юн и неприметен, и они полагают, что ты не способен на… как бы сказать… мужество, страсть, ярость и решительность, которые нужны для расчетливого убийства. Ты хочешь показать им, что способен действовать как мужчина, как очень сильный и смелый мужчина; тогда и молодая леди, возможно, посмотрит на тебя другими глазами. Пожалеет тебя, станет беспокоиться о тебе и задумается о том, что ты за человек, раз вот так убиваешь людей, и все ради нее. Даже если потом будет доказано, что это не так, она хотя бы заметит тебя, запомнит до конца своих дней. Ничего удивительного, сынок, многие люди сознаются в убийствах, которых не совершали, причем почти всегда по тем же причинам. Вчера ты сделал ошибку с мисс Сволок: обвинил ее в том, что оказалось неверно. Ты хотел расстегнуть ее блузку, а инспектор оттолкнул твою руку, как будто ты глупый мальчик. И мистер Брайан, твой соперник, стоящий так по-свойски рядом с некой дамой, посмотрел на тебя с презрением и назвал тебя «глупым мальчиком». Это тебя задело. Ты пришел в ярость, а потом еще жаркая ночь ударила в голову. И ты придумал это признание. Что ж, ты мог убить Андерсона. Но ты не мог убить мисс Дрю, и это доказанный факт. Она умерла почти в то же самое время, когда упала. Ты мог стянуть ее вниз: веревки могли свисать с твоей стороны арки, а не со стороны Красного Рыцаря. Но ты не подходил к ней. Ты сидел на лошади, не опускался на колени и не касался ее, как это сделал Красный Рыцарь. Красный Рыцарь мог убить ее, и мы это доказали. А ты не мог. Твое признание – ложь. – Бедд встал со стула и подошел к окну, обернулся оттуда и повторил: – Ложь!

Джордж тоже встал. Он подошел к сержанту и заявил:

– Красным Рыцарем был я!

 

Глава 12

На набережной напротив Скотленд-Ярда Эдгар Порт сидел на скамейке с инспектором Кокриллом и глядел на Темзу. Серая вода искрилась солнечными бликами; у другого берега стояли длинные баржи, похожие на крокодилов, купающихся в теплой отмели, а прямо перед ними на парапете лежал мальчишка, свесив одну загорелую ногу в грязном ботинке. Как здорово быть ребенком, невинным и беззаботным, и спать на солнышке!

– Так что вот мое признание, инспектор, – несчастным голосом сказал мистер Порт. – Я думал, лучше расскажу вам, чем молодому Чарлзворту.

– Вы зря тратили время. – Коки сидел, вытянув перед собой короткие ноги в помятых серых брюках. – Не думаю, что он обо всем догадался. Но я-то догадался. Я знаю правду.

– Вы знаете про Изабель?

– Теперь мы все знаем, что Изабель угрожала вам… деликатно, конечно. Она могла внезапно испытать муки совести, могла написать и «сознаться во всем» вашей жене. Вы должны были воспрепятствовать этому любой ценой. Вы платили и платили – подарками, угощениями, – чтобы Изабель не захотела убить курицу, несущую яйца. Однако она слишком затянула винт, затеяла глупую ссору с вами, ситуация выглядела все более угрожающей… Вы обрадовались, когда она позвонила вам вечером накануне спектакля. Но она резко бросила трубку. Видимо, даже подарки не хотела получать. Это напугало вас еще сильнее. Вы пошли и купили ей кое-что такое, перед чем она не устоит, – бриллианты! Вы купили бриллиантовую брошь и тем вечером принесли ее в Элизиум. И все же Изабель не стала говорить с вами, когда вы постучали в дверь ее гримерной. Поэтому…

– Вы кое-чего не знаете, – не выдержал Сладкий Папочка. – Когда я приехал, мне принесли телеграмму от Эрла. Ему подвернулась какая-то работа, и он сообщал, что не приедет на представление. Я не мог придумать, кем его заменить, и тогда понял, что сам должен занять его место. Я неплохо ездил верхом, дома, в «малайски», как сказала бы бедная Изабель, и, конечно, знал все построения спектакля. Вот я и подумал, что немного… ну подшучу над Изабель, подложу ей брошь так, чтобы она не могла отказаться. За две секунды написал глупый стишок и оставил его вместе с брошкой в башне, где она нашла бы ее в последнюю минуту. Затем надел костюм Красного Рыцаря и исполнил его роль на сцене.

– Понятно, – задумчиво произнес Кокрилл. – А потом она упала.

– А потом она упала, – кивнул мистер Порт. Его пухлые щеки задрожали. – Я был ошеломлен, я сидел на лошади и смотрел на нее. Никто не двигался, никто ничего не делал. Все застыли. Прошли, казалось, часы. Бог свидетель, мне не приходило в голову, что ее убили. Я думал, что она просто упала с балкона… возможно, потеряла сознание… Не знаю, что я думал. Наконец я немного пришел в себя и… кто-то должен был что-то сделать… я спешился, подошел к ней и перевернул ее. До этого момента, клянусь, мысль об убийстве не приходила мне в голову.

– Но вы сразу увидели, что она мертва?

Мистер Порт напоминал маленького крота – в коричневом летнем костюме, сложив маленькие ручки перед своей округлой грудью.

– Какое ужасное было лицо!.. Да, я понял, что она мертва. Я осторожно перевернул Изабель и увидел свою брошь на ее платье и торчащий из лифа краешек белой бумаги. Вероятно, она подобрала и то и другое в башне и, не зная, куда еще деть, сунула записку в лиф. Внезапно я сообразил, что записку найдут, и если будет расследование, все выйдет наружу. Поэтому я попытался забрать записку. Плащ скрывал от зрителей мои руки. Я хотел вытащить бумагу, однако ее держала застежка броши. Я испугался. Я встал и стоял, глядя на Изабель сверху вниз, постепенно осознавая, насколько все серьезно. Газеты напечатают мой глупый стишок, и моя бедная жена… – Он замолчал, весь сжавшись. – Мне пришло в голову, что никто не знает, что я на сцене. Я пошатнулся, будто от отчаяния, и убежал, затем в конюшне выбрался из доспехов и вернулся, делая вид, что стоял в зале. – Мистер Порт с тревогой посмотрел на Кокрилла. – Вы мне верите?

– Вопрос в том, поверит ли вам инспектор Чарлзворт.

– Не решит ли он, что это я стянул ее вниз и… и убил?

– Откуда мне знать, что он решит, – угрюмо буркнул Коки.

Мистер Порт всплеснул маленькими ручками.

– Но вы замолвите за меня слово, инспектор? Убедите его, что я не делал ничего преступного, вы все объясните… Он не может не видеть, как хорошо все это укладывается в картину, не может не понимать, что я говорю правду! Вы ведь скажете ему, инспектор? Скажете?

– Что именно вы хотите, чтобы я сказал? – поинтересовался Коки.

– Ну как же… что я был Красным Рыцарем.

А в самом Скотленд-Ярде мисс Сволок, отсидев на зеленой скамье предписанные ей десять минут и хорошенько прожарившись на солнце, изливала душу инспектору Чарлзворту.

– Я хочу сказать вам правду, я хочу признаться. Это я убила Эрла Андерсона и Изабель…

Она сидела на краешке деревянного стула в маленьком кабинете, сжимая руками застежку сумочки, которую держала на коленях. У нее был странный пустой взгляд; костяшки загорелых пальцев казались жемчужно-белыми.

– Я знаю, мистер Чарлзворт, вы мне не верите… Но дело в том, что это я была Красным Рыцарем.

Мистер Чарлзворт пока еще не знал о повышенном спросе на роль Красного Рыцаря и внимательно слушал, глядя на ее встревоженное лицо.

– Я убила Андерсона, инспектор, именно так, как вы догадались. На следующий день настала очередь Изабель. Зная, что Андерсон мертв, я заняла его место. Как и планировала. Вместе с другими рыцарями я проехала через арку и все время находилась на сцене. Я стащила Изабель веревками и задушила ее, а затем вышла в заднюю комнату. Ничего сложного: мне нужно было просто пройти в заднюю комнату, снять доспехи, пока остальные сбиты с толку, и занять свой пост по другую сторону двери. Затем вышла бы обратно, сказала бы, что встретила Красного Рыцаря, спросила бы, мол, что случилось. Однако произошло непредвиденное. Тело упало на хвост белой лошади, и лошадь понесла. Я стояла, как вы правильно поняли, прижавшись к стене, и, если мистер Бриан увидел меня, прежде чем упал с лошади, он принял меня за доспех. Речь идет не о запасном костюме: это была я в доспехах Эрла Андерсона. Но мистер Бриан был оглушен падением. Тогда я побежала и сняла доспехи в конюшне, после чего поспешила назад и стала стучать в дверь. Его легко было убедить, что дверь заперта изнутри: он был ошеломлен и поверил в то, что я сказала. Мистер Бриан до сих пор думает, что дверь была на задвижке – но я вложила эту мысль ему в голову, когда он плохо соображал. Задушив Изабель, я сняла веревки и спрятала их под ее юбкой. Все.

Перпетуя сказала, что слышала, как мисс Сволок насвистывает «Сюр ле понт д’Авиньон». Но Пеппи нашли в состоянии обморока; может, она пробыла без сознания все это время? Спала и видела сон?

– Почему вы пришли признаваться именно теперь? – спросил Чарлзворт.

Она пожала плечами:

– Моя работа выполнена. Я хотела убить этих двоих, и я их убила. Я думала, что мне это сойдет с рук, и ведь могло сойти. Однако я решила, что не хочу уходить от расплаты. Мне больше не для чего жить и не о ком заботиться. – Она слегка улыбнулась. – Вы вчера меня защитили, сказали, что я не мужчина. Да, я не мужчина. Но, инспектор, почему все думают, что близнец Джонни Вайза был мальчиком?

– Вы – близнец Джонни Вайза? – спросил Чарлзворт.

Мисс Сволок подняла голову.

– Я – сестра-близнец Джонни Вайза, и я была Красным Рыцарем!

На скамейке в парке Двойной Брайан и Перпетуя сидели в тени и не держались за руки, потому что было жарко. Перпетуя рассказала Брайану о приключениях этой ночи.

– Теперь, среди бела дня, я, конечно, понимаю, что все это полная чепуха. Бедный мальчик хотел придать себя важности. Однако ночью… точнее, рано утром я не могла рассуждать здраво. Чувствовала себя беспомощной, напуганной и одинокой.

– Я ваш защитник, Пеппи. Вы не станете бояться, если я буду о вас заботиться?

– Вы же не можете заботиться обо мне по ночам, Брайан, не так ли? – жалобно сказала Перпетуя, не подумав.

Двойной Брайан пригорюнился.

Они решили пойти пообедать и поднялись со скамейки. Брайан забрал макинтош и черную шляпу и с трудом сдерживал желание их надеть, потому что английский джентльмен вряд ли ходит в городе без шляпы и пальто. Однако он удовлетворился тем, что повесил макинтош на руку, а шляпу крутил на сомкнутых пальцах одной руки. Из-за этого энергичного раскручивания из его кармана выпал конверт. Он остановился и поднял его.

– О господи, сегодня мне пришло письмо, а я положил его в карман и совершенно о нем забыл. Так спешил увидеть вас, Перпетуя! – Он перевернул письмо лицевой стороной. – Экспресс-почта! О боже! От кого же письмо?

– Откройте его и посмотрите, – сказала Пеппи. (Довольно мило со стороны Двойного Брайана забыть об утренней почте из-за желания поскорее ее увидеть!)

Брайан разорвал край конверта согнутым пальцем.

– Сьюзан Сволок? Почему она мне пишет? – Он поспешно просмотрел тесные строчки и снова воскликнул: – Боже мой! Мой бог! Ох, эта женщина! – Он сложил бумагу и сунул ее в карман; его голубые глаза отсутствующе смотрели вдаль. – Пеппи, простите, я должен вас оставить. Иду сейчас же в Скотленд-Ярд. Надо сказать Чарлзворту…

– В Скотленд-Ярд? – удивилась Перпетуя. – Что-то сказать мистеру Чарлзворту? Вот так внезапно? Что?

– Что я был Красным Рыцарем, – ответил Брайан и резко зашагал по парку своим прыгающим шагом.

…Чарлзворт собрал в своем кабинете в Скотленд-Ярде всех четырех претендентов на роль Красного Рыцаря. Инспектор Кокрилл стоял в сторонке, как судья на теннисном корте, следящий за честной игрой. Двойной Брайан бросил черную шляпу на стол Чарлзворта, макинтош – на спинку стула и встал лицом к инспектору. Его голубые глаза сверкали.

– Пришла пора признаться! Эта замечательная дама, она, сударь, расстроила мою игру своими великолепными признаниями. – Увидев вытянувшееся лицо мисс Сволок, он подошел к ней и взял ее загорелую руку. – Вы хотели как лучше, но неужели вы думаете, что я позволил бы вам взять мою вину на себя?

Продолжая держать ее руку в своей, Брайан обернулся к остальным:

– Сегодня утром она прислала мне письмо. Но я торопился, я забыл о письме, как только положил его в карман, и прочитал его только сейчас. Она всю ночь над ним думала. Сидела и писала. Жара ударила ей в голову – думаю, что жара всем нам ударила в голову. Она говорит мне: «Я люблю тебя!» – На полсекунды он прижал ее руку к своим губам. – За это… спасибо, мадемуазель. Любой мужчина может гордиться. Но она считает, что я люблю кое-кого другого. Любовь к этой даме тоже могла бы быть предметом гордости.

Он поклонился в сторону отсутствующей Перпетуи. Коки подумал, что если бы Брайан перестал кудахтать и перешел к сути, ему действительно было бы чем гордиться. Зато кусочки головоломки щелкали, как по волшебству занимая свои места. Центральная фигура стояла твердо.

Двойной Брайан перешел к сути.

– Она говорит, что знает, что я убийца, и знала это с самого начала. Она говорит, что теперь она понимает, что я брат Джонни Вайза. У Джонни Вайза были два брата, сестра, отец и мать. Один брат – его близнец, а другой брат был старше близнецов. Я и есть старший брат. Меня зовут Бриант, а не Брайан, но я изменил имя, когда приехал сюда, чтобы убить Изабель Дрю и Эрла Андерсона, и назвал себя Брайан Бриан – Двойной Брайан, как говорила Изабель. Всего этого мисс Сволок не знала, она только догадывалась. Она знала лишь, что… – Он повернулся к ней: – Скажите им!

– Это все ложь! – запротестовала мисс Сволок. – Он хочет меня защитить!

Инспектор Кокрилл думал, что никогда в жизни не видел так много людей, которые намерены защитить друг друга. Огромная часть головоломки была раз и навсегда собрана.

– Продолжайте, продолжайте!

Если начнут обмениваться любезностями, бог знает, когда они закончат.

Брайан продолжил:

– Она сказала вам всем, что когда Белый Рыцарь сел на свою лошадь в доспехах за десять минут до начала спектакля, она с ним говорила. Это правда. Только она не сказала, что Белый Рыцарь ей не ответил. Ее слова не требовали ответа: она лишь пожелала Белому Рыцарю удачи. Я ухватился за это ее заявление и использовал его позже: напомнил, что она со мной говорила. Это была неправда. Говорить с человеком и разговаривать с человеком – разные вещи. Мисс Сволок говорила с Белым Рыцарем, сидящим на белом коне, но ей никто не ответил. И по очень простой причине – в доспехах никого не было.

Сенсация. Впрочем, Коки давно об этом догадался.

– Вы натренировали лошадь возить на спине пустые доспехи?

– Я умею работать с лошадьми, – кивнул Брайан. – Да, я обучил своего жеребца. Несколько раз он участвовал в репетиции в одиночку. Ведь он цирковой. Если бы что-то пошло не так на репетициях – какой вред? Я заявил бы, что это просто шутка, я подшучиваю над добрым мистером Портом.

Он явно собрался поклониться мистеру Порту.

– Продолжайте, продолжайте, – поторопил Коки.

– Итак, наступает вечер. Андерсон уже мертв, теперь должна умереть Изабель. Изабель или Иесавель, называйте, как хотите. Для меня она Иесавель. Я все придумал, когда она впервые познакомила меня с этим спектаклем. Башня! Последний штрих, изящное совпадение.

Его голубые глаза вспыхнули отчаянной искренностью, и впервые Кокрилл подумал: пожалуй, парень немного сумасшедший.

Казалось, Брайан забыл об их присутствии. Он говорил, направив взгляд небесно-голубых глаз прямо перед собой.

– Я убил Андерсона. Убил из мести за брата, но это послужило полезной цели: он предоставил мне место Красного Рыцаря в спектакле. Я посадил в седло своей лошади пустые доспехи, слегка подстегнул ее, и она послушно пошла в заднюю комнату, где заняла свое место и терпеливо ждала выхода. Тем временем я надел доспехи Красного Рыцаря и ждал выхода на сцену. Мисс Кирк ходила по коридору, поторапливая рыцарей, и я боялся, что она меня увидит и заговорит со мной. Поэтому вывернул свой плащ наизнанку, так что на виду осталась только белая подкладка, затолкнул ее в подсобку и запер. Я не хотел причинять ей боль. Но я готовился к убийству, и она могла помешать моим планам.

Он остановился. Коки подумал: «Ну а теперь две минуты молчания в честь мисс Кирк!»

– Итак, я выехал на сцену, – продолжил Брайан, – и занял место Красного Рыцаря. Белая лошадь исправно выполняла все перемещения. Когда пришло время, я дернул за веревку, Исабель упала, я спешился, наклонился над ней и задушил ее. Но, к моему ужасу, все пошло не так. Белая лошадь бросилась в заднюю комнату. Я решил, что должен последовать за ней, изобразил глубокое горе и ушел со сцены. В задней комнате я побежал к внешней двери и запер ее. Затем снял красный плащ и надел белый, который был на пустых доспехах. Мисс Сволок стала стучать в дверь, и я открыл; полагаю, я хорошо изображал человека, ошеломленного падением с лошади. Мы вышли на сцену.

Чарлзворт молча обдумал услышанное. Наконец он сказал:

– Но был второй человек. Кто был тем рыцарем в доспехах, который прошел мимо вас и мисс Сволок в задней комнате? Которого до сего момента вы оба называли Красным Рыцарем?

Брайан крепко сжал руку мисс Сволок.

– Второго не было. Представьте. Мисс Сволок сбита с толку происходящим. Мы проходим мимо пустого доспеха у стены. Я внушил ей мысль, что мы прошли мимо человека. Она принимает это как факт. Позже она начинает сомневаться и вспоминает то, о чем не упоминала: рыцарь на белом коне ей не отвечал. И… – Он выдержал почтительную паузу. – Она говорит, что… что я ей немного нравлюсь. Она знала моего бедного Джонни. Она знает, какой это был мальчик – золотой мальчик! – она понимает, что эти люди, считай, убили его. Она видит во мне не убийцу, а мстителя. Поэтому молчит.

Он снова ей поклонился.

И с этим поклоном встала на место последняя деталь головоломки. В центре – фигура убийцы, которая была там все время. Рыцарь в красном плаще, он же рыцарь в белом плаще – Брайан Бриан, немного неуравновешенный, немного сошедший с ума под игом японцев, долгие годы размышлявший в концлагере о своем брате, «золотом мальчике». На заднем плане некоторые детали еще не встали идеально, однако картинка уже просматривалась: украшенная цветами сцена, зубчатая стена, картонная башня, балкончик, яркие пятна софитов, десять рыцарей в сияющих доспехах, развевающиеся разноцветные плащи и один пустой доспех с белым плащом… Кокрилл вспомнил праздничное настроение, которое охватило зал при появлении рыцарей: с каким веселым звоном они выезжали из арки, словно из сказочной картинки в детской книжке – звон упряжи, реющие штандарты, цветные плащи, блестящие доспехи… Из арки и прямо по сцене в его сторону. Свет сфокусировался на ведущем рыцаре, свет настолько яркий… настолько яркий, что…

Головоломка рассыпалась на сотню элементов: центральная фигура слетела с места и теперь лежала бессмысленной грудой. Небо обрушилось, сцена распалась, картинка превратилась в цветной калейдоскоп. Кокрилл медленно поднялся и указал на Брайана Бриана тонким пальцем, коричневым от дыма бесчисленных сигарет.

– Все, что он рассказал, – выдумка от начала до конца. Вы не были Красным Рыцарем. Вы были Белым Рыцарем, а раз вы были Белым Рыцарем, то не могли убить Изабель Дрю. Вы не убийца. Я лично могу это подтвердить. Он выехал на белом коне, одетый в серебряные доспехи и белый плащ, держа в руке белый штандарт. Он был хорошо освещен. Его забрало было поднято. – Коки взглянул в глядящие на него два голубых бассейна и выдавил из себя неохотно: – Я видел его глаза.

 

Глава 13

Итак, Сьюзан Сволок сделала свой героический жест, Мамадорогая сделал свой героический жест, мистер Порт сделал свой героический жест, и Брайан Бриан свой сделал. А инспекторы Кокрилл и Чарлзворт, опираясь на сверкающую барную стойку в сверкающем пабе, выбранном Чарлзвортом, в кои-то веки пребывали в полном согласии: мечтали всех этих героев придушить.

– Я уж думал, мы его вычислили, – сказал Чарлзворт, ставя на стойку пустую кружку и жестом прося ослепительную барменшу повторить. – Конечно, если вы утверждаете, что он точно сидел на белом коне…

– Все это чепуха! – сказал Коки, употребив, правда, вместо слова «чепуха» другое выразительное слово. – Он все выдумал уже в ходе рассказа. Белый конь не вез пустые доспехи: я видел глаза всадника, когда он ехал прямо на меня. Бриан не был Красным Рыцарем. Вспомните, что сказал юный Эксмут…

Чарлзворт полистал страницы своей памяти в поисках показаний Джорджа Эксмута: «Я видел, как Брайан Бриан посмотрел на меня с тревогой и изумлением, когда его лошадь начала брыкаться, а затем я посмотрел на Красного Рыцаря, и глаза, которые смотрели на меня… они были карими».

– Только теперь Джордж Эксмут утверждает, что он сам был Красным Рыцарем, – вздохнул Чарлзворт.

– И это все чепуха! – сказал Коки, снова не говоря «чепуха». – Потому что если он был Красным, то кто был Синим?

Они одновременно выпили до дна, и Коки, прося повторить, помахал над кружками рукой с неизменной сигаретой.

– И потом, – задумчиво проговорил Чарлзворт, – встает вопрос плаща.

– Плаща?

– Плаща Красного Рыцаря. Бриан говорит, что на сцене он был в красном плаще. Однако этот плащ нашли потом в стойлах, а Бриан говорит, что не покидал пределов задней комнаты. Сволок встретила его у двери, оба повернули назад и снова вошли в арку. Как же оттуда вышел плащ?

– О да, плащ! – воскликнул Коки. (Странно, как это он упустил этот момент.)

Прекрасная головоломка, аккуратно выстроенная вокруг центральной фигуры Двойного Брайана в доспехах Красного Рыцаря, разбилась вдребезги.

– Это было похоже на игру в джигсо: так все ловко и изящно складывалось…

– О да, – вежливо кивнул Коки, вновь пытаясь привлечь внимание барменши.

– Кажется, я ухватил пару ниточек, а потом внезапно центральная фигура взяла и встала на свое место. Так странно, что первым я вычислил именно убийцу. Все как будто указывало на него.

– Всегда фатальная ошибка, – строго сказал Коки.

Дома в Кенте пабы маленькие, с низкими потолками, многие из них – тускло освещенные, с небогатой событиями историей длиною в несколько веков. С выскобленными деревянными стойками и пятнами на стенах, где еще совсем недавно крепились скобы для газовых ламп. А тут – бакелит и неон, и чистая высокотехнологичная тряпка, сразу стирающая родные сердцу круглые отметины от пивных кружек. Дома в Кенте все бармены были его друзьями, он знал их почти полвека: Билл, Джордж и Джо, миссис Билл, и миссис Джордж, и общительная дочка Джо… Когда появлялся инспектор Кокрилл, тут же появлялась и пинта его любимого напитка, а как только та пинта исчезала, мгновенно возникала новая. А эти ваши, в юбочках и блузках, спрашивают: «Что вы заказывали?»

– «Басс», – ответил он сердито. – «Бэ», «а», две «эс». «Басс». Слыхали?

– Юморист, – бросила барменша, на редкость снисходительная к нетерпеливому клиенту.

Чарлзворт, как обычно, блаженно не ведал о подводных течениях. Он с горечью заговорил о допущенных им ошибках и о том, что скажет его шеф. Кокрилл вспомнил о пропущенном заседании конференции и задался вопросом, что скажет его шеф.

– Я вот как думал, – сказал Чарлзворт. – Он пристроил петлю вокруг окна – рыцари всегда дурачились, бегая вверх и вниз по башне, так что это было вполне возможно. Использовал два куска веревки, чтобы «всех запутать». Купил брошь и написал стихотворение…

– Нет, нет, – вмешался Кокрилл. – Брошь купил Порт. И, вероятно, стихотворение написал тоже он. Он знал его наизусть. Думаю, истории Порта можно верить. Он подложил брошь так, чтобы Изабель ее нашла, и…

– Ладно, значит, Бриану просто повезло. Брошь привела к тому, что Изабель высунулась с балкона и посмотрела на Рыцаря слева и таким образом сунула шею в петлю – он, наверное, рассчитывал на поклон зрителям или что-нибудь вроде того. Дернул за веревку, и дальше все пошло, как он говорил. Только теперь оказывается, что все было совсем не так!

Усмехнувшись, инспектор покачал головой, признавая свое поражение.

Почти такое же чувство испытывал и Кокрилл. Он вдруг проникся невольным уважением к молодому коллеге, который все это время спокойно приближался к своим собственным выводам, пусть они оба и ошибались.

– Мой дорогой, вы все поняли неверно! Возьмите одну маленькую деталь: Порт знал слова стихотворения, значит, стих написал он, но если Порт – не убийца, как мог он знать, что Рыцарем слева будет не Эрл Андерсон? Если все его признание – правда, то «Рыцарь слева» не имеет ничего общего с убийством.

Чарлзворт помахал пальцем в направлении кружек, и барменша снова наполнила их тем же напитком.

– Меня здесь знают, – с гордостью сказал он Кокриллу. – Хожу сюда уже три месяца. Приятно найти достойный паб и сделаться завсегдатаем, верно?

После третьей пинты они стали смотреть друг на друга с гораздо большей приязнью, а после шестой решили нанять на вечер тех лошадей, созвать рыцарей и сегодня, после закрытия выставки, заново прогнать весь спектакль, прочесывая его дюйм за дюймом частым гребнем, сравнивая и проверяя, спрашивая и отмечая время. Наверняка найдется какое-то несоответствие.

– Если бы это был детективный роман, – весело сказал Чарлзворт, – то в кульминационный момент мы объявили бы имя преступника!

– Но это не детективный роман, – возразил Кокрилл. – В реальной жизни полиция не «реконструирует преступление», чтобы поймать за руку преступника. Чертовы писаки неверно отражают процедуру полицейского расследования.

– Если бы отражали, книги у них получались бы смертельно скучными, – заметил Чарлзворт. – Думаю, они считают своей задачей развлекать народ и не слишком беспокоятся о том, что могло или не могло случиться на самом деле. В конце концов, их книги – забава, а не юридические трактаты. Тем не менее идея прогнать сегодня спектакль не для того, чтобы отыскать возможного преступника, а чтобы исключить невозможных…

– Они все невозможны, – сказал Кокрилл, глядя на горящий кончик своей сигареты и качая головой.

– Пробежимся еще разок. Итак, Сьюзан Сволок сидела на табурете за дверью, запертой на щеколду, и насвистывала. Пеппи Кирк слышала ее свист, и глупо надеяться, что не слышала, только потому, что это не согласуется с нашими… с вашими теориями, – поспешно исправился он.

– Порт имеет алиби на то время, когда Андерсон ехал навстречу своей смерти, поэтому его рассказ о сюрпризе для милой Изабель может быть чистой правдой.

– Двойной Брайан сидел на белом коне на виду у зрителей и даже не прикасался к упавшей Изабель.

– Мамадорогая сидел на черной лошади на виду у зрителей и тоже не прикасался, – сказал Чарлзворт.

– Пеппи Кирк лежала связанная в запертой комнате, а Эрл Андерсон лежал в кустах без головы, и если история Порта верна, то надо учесть две петли и запасные доспехи…

Щелк, щелк, щелк, щелк – кусочки головоломки снова расставлялись по местам. Кокрилл повернулся к Чарлзворту, его глаза-бусины загорелись от волнения.

– Я понял! Центральная фигура – ваша центральная фигура и моя центральная фигура – это не Двойной Брайан (вот уж точно – Двойной Брайан!), а…

Группа полицейских, приятелей Чарлзворта, с радостными возгласами пробилась к ним сквозь толпу. Насколько инспектор Кокрилл сумел разобрать, их всех звали Джорджами.

– Это старина Джордж, инспектор. А вот, инспектор, мой дорогой старый Джордж. О, я, похоже, забыл Джорджа, инспектор. А это, – объявил Чарлзворт своим приятелям, – это Кокрилл, полиция Кента. Помните, который запорол дело в военном госпитале Херонс-парка…

Щелк, щелк, щелк – аккуратно укладывались кусочки головоломки, пока не заполнилось все пустое пространство и картинка не предстала целиком. Но когда Чарлзворт отпустил своих веселых приятелей и, повернувшись к Кокриллу, спросил, что он собирался сказать до их появления, детектив-инспектор Кокрилл, «который запорол дело в военном госпитале Херонс-парка», никак не мог вспомнить.

Толпы посетителей Элизиума редели. В десять, не полагаясь на цветочные часы, громкоговорители разразились «Боже, храни короля»; в павильонах усталые демонстраторы собирали последние силы, чтобы ринуться домой в ту же секунду, как прозвучит последняя нота, а пока натягивали холщовые чехлы, опускали жалюзи на узких шкафах, убирали товары в коробки и ящики, накрывали мебель тканевыми покрывалами, чтобы защитить ее от пыли, подметали пол и вытирали столы. Лампы гасли одна за другой; мужчины в поношенных тропических костюмах и женщины в дешевых ситцевых платьях ползли на последней унции энергии по узким проходам, готовясь к финальной битве за автобус, а дома – к спорам над увядающим салатом и стаканом отвратительно теплой воды о достоинствах «Порошка – убийцы блох», «Ячменного сахара – друга желудка» и последних моделей консервных ножей и отверток. Тут и там слышались обрывки фраз: «Моя книга заказов…», «Комиссионные с двух фунтов десяти пенсов…», «Ты влезла в разговор и увела у меня клиента, дорогая, а я билась над ним полчаса…».

Вскоре сцена осталась единственным островом света среди тусклого зала. Присутствовали: Чарлзворт со своими людьми, Кокрилл, пять несчастных подозреваемых и еще девять рыцарей. Билл Клевер, конюх, присматривал за лошадьми в конюшне. Еще в зале задержались один или два смотрителя и пара продавцов.

Чарлзворт произнес вступительное слово:

– Я хочу повторить этот спектакль и убедиться, что мы ничего не упустили. Я не намерен сейчас никого ловить и арестовывать. И я попросил бы вас, если не возражаете, не говорить об этом прессе. Они раздуют все до небес, публика возбудится и станет ждать результатов, и мы все будем глупо выглядеть.

Он отлично смотрелся на сцене – высокий и худой, с красивым молодым лицом и простодушной улыбкой. Смотрители и продавцы прониклись к нему отцовскими чувствами и в душе поклялись не говорить об этом ни слова – даже старушкам-матерям, даже своим женам в постели сегодня ночью. Девять рыцарей, напротив, тихо переговаривались между собой с оксфордским акцентом, обсуждая, что они могли бы из этого извлечь, и каждый про себя решил, как только их отпустят, бежать к телефону, звонить в «Ассошиэйтед пресс» и попробовать выбить пару гиней. Жен у рыцарей не было, а если у кого-то из них были матери, то рыцари давно забыли о них в пылу гонки за актерской славой и в результате слишком скудного питания.

Хотя дело происходило после заката, дышать все равно было нечем. Казалось, скоро разразится гроза. В ярко освещенном центре огромного зала рыцари тосковали, ожидая начала действа, лошади со скуки перебирали копытами, штандарты утомленно обвисли на древках, цветочные часы увядали от духоты. Снаружи было пыльно, жарко и сумрачно; внутри было жарко, пыльно и скучно. И внутри, и снаружи все ждали бури.

Раскаты грома призвали всех ко вниманию. Чарлзворт деловито сказал:

– Что ж, давайте прогоним весь спектакль.

Уф, слишком утомительно, возразили рыцари. Некоторые из них, чтобы прийти сюда, пропустили важные встречи с Микки Бэлконом.

Чарлзворт взял Джорджа Эксмута за запястье.

– Вы утверждаете, что были Красным Рыцарем. Давайте посмотрим, как это получится.

Джордж вырвал руку.

– Я беру свои слова назад. Я все выдумал. Я хотел… ну хорошо, я хотел привлечь внимание. Я был просто Синим Рыцарем, сидел на лошади на той стороне арки и не двигался с места.

– Неужели?

– Я ведь говорил, что видел их глаза. Я не мог бы их видеть, если бы не стоял на месте Синего Рыцаря! Я видел их глаза, когда она упала. У Белого Рыцаря были голубые глаза. Я видел, как они тревожно метнулись ко мне, когда лошадь понесла, и я видел, как блеснули глаза Красного Рыцаря – карие…

– Ладно, – сказал Чарлзворт, беря красный плащ и перебрасывая его юноше. – Вот, наденьте. Сейчас вы Красный Рыцарь. А я буду Синим.

Привели лошадей. Рыцари построились у выхода на сцену. Сержант Бедд играл роль Изабель – голубая шифоновая вуаль развевалась вокруг высокой шляпы, надетой на его седую голову. Он прошел к башне и скрылся внутри. Брайан Бриан на белой лошади выехал из арки во главе отряда рыцарей; повторив все перемещения, они построились перед башней открытым каре. Сержант Бедд сбросил с балкона подушку, изображающую покойную Иезавель, белая лошадь умчалась через арку в заднюю комнату. Рыцари стояли на месте. Чарлзворт сказал Красному Рыцарю:

– Теперь слезайте и идите к телу.

Мамадорогая не шелохнулся.

– Я не подходил к телу, – с вызывающим видом сказал он.

– Подойдите сейчас.

Юноша неохотно спешился, подошел и опустился на колени возле подушки. Красный плащ раскрылся вокруг него подобно бархатной палатке.

– Теперь вставайте и уходите через арку.

Джордж повиновался. Когда мисс Сволок и Брайан Бриан вышли из арки на сцену, он вернулся следом за ними. Мамадорогая снял шлем, явив взглядам свое побледневшее лицо.

– Ну? – спросил Чарлзворт.

– Говорю вам, я все выдумал. Хотел привлечь внимание… – Он помолчал, затем страстно продолжил: – Я был никем. Меня даже не подозревали. Считали ребенком, неспособным никого убить, не говоря уже – любить, любить по-настоящему, достаточно сильно, чтобы совершить убийство. А затем я… выставил себя дураком. Вчера я обвинил мисс Сволок в том, что она мужчина. Свалял дурака. Поэтому я подумал… хотел, чтобы Перпетуя подумала… – Юноша смущенно опустил взгляд. – Только я этого не делал. Когда я понял, что меня действительно могут обвинить в том, что… Я передумал. – Перпетуе, смотревшей на него с жалостью, он сказал: – Я считал, что люблю вас, но теперь знаю, что даже это было неправдой. Просто глупая юношеская увлеченность. А сейчас… я не могу даже продолжать врать. Я просто трус, наверное, вот и все.

Перпетуя протянула ему свою тонкую руку.

– Только храбрые люди способны признаться в недостатке храбрости!

Она с улыбкой посмотрела на остальных, словно ожидая аплодисментов.

«Ну, понеслись болтать», – подумал инспектор Кокрилл.

– Вы говорите сейчас то, что вам выгодно, – холодно сказал Чарлзворт.

Джордж в отчаянии огляделся по сторонам. Все его едва обретенное мужество сгорело до пепла в пламени ужаса перед участью, которая, уже казалось, его миновала.

– Но если я не был Красным Рыцарем, то кто тогда был Синим?

Раскат грома сотряс хлипкую башню и покачнул картонную зубчатую стену; пыльные половицы задрожали. Чарлзворт подошел к черной лошади, которая продолжала стоять, опираясь передними ногами на основание башни.

– Скажи нам, кто ты! – воскликнул он.

Никто не ответил. Из прорези шлема на них безучастно взирала пустота. Синего Рыцаря не было вообще.

Джордж попятился и побежал.

В дверях задней комнаты его встретил инспектор Кокрилл.

– Я ожидал, что вы это сделаете, мой мальчик. Идемте со мной. – Он повел его, уже покорного, обратно. – Вы теперь взрослый мужчина, вы сами так сказали. Следует вести себя соответственно. А бояться вам нечего. – Подходя к сцене, Кокрилл добавил: – Инспектор всего лишь проверяет показания. Вот и ваши проверил. Вы не уходили со сцены тем вечером, вы все еще стояли там, когда я поднялся. А если вы незаметно ушли и потом как-то прокрались назад, то откуда бы взялись на сцене пустые доспехи? Их не было на сцене, когда я подошел, и после их не могли унести, потому что сцену оцепила полиция. Возвращайтесь. И будьте мужчиной. – Он отпустил руку Джорджа, вышел за ним на сцену и небрежно бросил Чарлзворту: – Что ж, это не сработало бы, верно?

– Не получилось бы избавиться от доспехов, – сразу согласился Чарлзворт и дружески потрепал Джорджа по плечу. – Надеюсь, я не напугал вас?

– Боже правый, нет, – сказал Джордж. – Хотя, если честно, немного напугали. Боюсь, я потерял голову и вел себя как ребенок.

Вспышка молнии на мгновение осветила стеклянную крышу. Прогрохотал гром.

– Значит, это сделал не Джордж. – Чарлзворт посмотрел на мистера Порта, на Брайана Бриана, на Сьюзан Сволок. – Кто же из вас?

Чарлзворт не планировал в этот вечер производить арестов, но что-то в его тоне заставило полицейских, стоящих вокруг сцены, начать незаметно подходить все ближе и ближе, сжимая кольцо.

– Один из вас! – повысил голос Чарлзворт.

Мистер Порт ответил ему немигающим взглядом.

– Мы это уже проходили. Преступник не я, потому что я не мог убить Андерсона. Не Брайан, потому что он не мог убить Изабель. Не мисс Сволок, потому что… потому что…

– Потому что она не убила Перпетую, когда у нее была такая возможность, – любезным тоном подсказал Чарлзворт. И кольцо сомкнулось.

Кокрилл не спеша приблизился к Перпетуе и мягко взял ее за руку. Словно желая поддержать, Джордж Эксмут встал рядом с ними. Мистер Порт, Брайан и мисс Сволок остались втроем. Карие глаза, голубые глаза и снова карие, не мигая, смотрели на Чарлзворта. Тот сказал:

– Один за всех, и все за одного!

– И все за Джонни, – тихо добавил Брайан.

Вновь сверкнула молния. Гром прогремел и затих. В круге света стояли девять рыцарей; за пределами круга, в тени, ждали полицейские.

– И все за Джонни! – повторил Чарлзворт.

Он помолчал, а затем начал говорить очень тихо:

– У Джонни Вайза были отец, мать, два брата и сестра. У него был близнец; брат-близнец или сестра-близнец – мы не знаем. Джонни отправился в Англию. И в Англии погиб. Его родные остались под властью японцев и не могли отомстить за него. Но они ждали подходящего дня. Наконец они стали свободны, их планы определились. Отец, брат и сестра. Мать, от всего пережитого, особенно после смерти ее «золотого мальчика», повредилась рассудком, и это тоже взывало к отмщению. Вероятно, ее болезнь задерживала дело, но в конечном итоге несчастную лишившуюся памяти женщину привезли домой, и день настал.

Три жертвы. Трое убийц. Мужчина и две женщины, ставшие причиной смерти Джонни. Молодой мужчина, молодая женщина и пожилой мужчина, желающие отомстить. Они распределили работу между собой. Брат Джонни убивает мужчину, отец Джонни убивает одну из женщин, сестра Джонни убивает другую. Но сначала жертвы должны пострадать. Начались записки с угрозами.

Самый молодой, сильный и смелый, должно быть, задавал темп. Эрла Андерсона заманивают в тихое место, где брат Джонни убивает его и отрезает ему голову большим кухонным ножом.

Чарлзворт сделал паузу.

– Мистер Порт мог убить Изабель Дрю, но не мог убить Эрла Андерсона. Что ж, не беда, об убийстве Андерсона позаботился кто-то другой. На следующий вечер, выступая в роли Красного Рыцаря, отец Джонни разобрался с леди, которую мистер Брайан называет Иесавель…

– Не всегда, – заметил инспектор Кокрилл.

– …и она тоже заплатила за свое злодеяние. Белая лошадь понесла, и они задавались вопросом, не нарушит ли это их планы. Не нарушило. Все заговорщики собрались в задней комнате. Брат и сестра Джонни встретились у двери и придумали историю о том, что дверь была заперта, потому что так она не могла бы убить Изабель, а отец Джонни встретился с ними, когда они вышли на сцену. Возможно, когда они встретились, они тайно салютовали друг другу жестом победы.

Инспектор Кокрилл подумал, что Чарлзворт вполне мог бы избавить их от надуманных подробностей.

– Ладно, ладно, – сказал он. – И что потом?

– А потом настала очередь последней из них, худшей – возлюбленной Джонни, предавшей его и отправившей его на смерть. Сначала она должна была страдать, должна была бояться, ею следовало поиграть, как кот играет мышкой. Ей следовало угрожать, прислать ту мерзкую, ужасающую бандероль. А брат Джонни должен был еще раз доказать, что она была неверна, что пара взглядов голубых глаз сотрут из ее сердца последние воспоминания о Джонни. Ее можно было убить в любой момент. Эта задача предназначалась сестре Джонни. К тому времени все они немного спятили. Сам Джонни тоже, видимо, балансировал на грани между безумием и здравомыслием – увидев свою возлюбленную в объятиях другого, не дожидаясь ни объяснений, ни раскаяния, сразу же убивает себя! Мать Джонни из-за смерти сына лишилась рассудка. Легкое безумие было, как говорится, «в роду», но до поры до времени держалось в неких рамках. Сестре Джонни спешить не требовалось. Пока не наступила очередь Перпетуи, все должно идти точно по плану, ничто не должно помешать, прежде чем все трое будут уничтожены и стерты с лица земли. О первых двух позаботились, а для Перпетуи правильный момент пока не настал. И лишь поэтому мисс Кирк сегодня жива.

Он умолк, и воцарилась тишина, только на стеклянной крыше, словно лапки сотен мышей, шуршали капли дождя. По краю освещенной сцены внешним кольцом стояли полицейские, девять рыцарей с приоткрытыми ртами образовывали внутреннее кольцо вокруг семерых в центре: Чарлзворт – лицом к мистеру Порту, Брайану Бриану и Сьюзан Сволок, чуть в стороне от них – Кокрилл, держащий Перпетую за руку.

– Брайан! – воскликнула вдруг Перпетуя. – Скажите, что это неправда!

Она вырвала свою руку из руки Кокрилла, побежала к Брайану и схватила его за плечи.

Он наклонился и быстро поцеловал ее.

– Прощайте, Пеппи, – сказал он и обернулся к Кокриллу: – Вы все знаете, верно?

– Да, – ответил Кокрилл. Он сделал три шага вперед и поймал Перпетую за тонкое запястье.

 

Глава 14

Во второй – и последний – раз они прошли весь злосчастный отрывок спектакля. Во второй и последний раз огни рампы осветили сверкающие доспехи, летящие плащи и штандарты, звенели шпоры и сбруя.

– Все с самого начала, – сказал Кокрилл. – Снимите доспехи и начните заново. – И сдержанно обратился к Чарлзворту: – Не возражаете?

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – ответил Чарлзворт без особой убежденности.

– По крайней мере, я не стану придумывать историй о семейном подряде, – съязвил Кокрилл.

– Между прочим, теория вполне вероятная. Мы до сих пор не можем найти о них никаких сведений. Разумеется, все записи в восточных колониях пропали. А работают там везде новые люди. Мы строчим телеграммы с кучей вопросов о человеке и получаем ответ: «Никогда о таком не слышали». Вот я и подумал…

– Что ж, теория изящная, – любезно сказал Коки. Держа Перпетую за руку, он потащил ее за собой. – Давайте повторим. Рыцари собрались в задней комнате. Перпетуя взяла запасные доспехи. Никто не обратил бы внимания на Перпетую Кирк, несущую доспехи: именно в этом и состояла ее работа. Никто не заталкивал ее ни в какие подсобки. Она сама вошла в одну из них и надела костюм, после чего смешалась с толпой рыцарей, а когда они поскакали на сцену, прильнула к стене под вешалкой, вероятно, чтобы стать похожей на пустые доспехи…

– Но она слышала, как я насвистывала, – неуверенно возразила мисс Сволок.

– Конечно, она слышала, как вы насвистывали, и даже могла назвать нам мелодию. Она слышала вас через дверь задней комнаты.

В последний раз рыцари проехали через арку на сцену. Вместе с сержантом Беддом Чарлзворт стоял в стороне, наблюдая за их перемещениями. На балконе мелькнула фигура; подушка пронеслась по воздуху и задела задние ноги лошади, та, как положено, встала на дыбы и затем ускакала в арку. Чарлзворт последовал за ней. Белая лошадь стояла в центре комнаты, а Кокрилл держал ее за уздцы. У вешалки привалилась к стене фигура в доспехах.

– Белый Рыцарь прискакал сюда, упал и был слегка оглушен падением. Он не заметил ничего странного в том, что доспехи прислонены к стене. Мисс Сволок стучала в дверь, потому что Перпетуя заперла дверь изнутри. Белый Рыцарь услышал, встал, подошел и впустил ее.

Кокрилл прошел через комнату и открыл дверь в коридор. Из арки торчали головы любопытных рыцарей, но он их не прогонял. Он закончил свою демонстрацию.

– Мистер Порт в образе Красного Рыцаря пересек комнату и удалился. Мисс Сволок вместе с мистером Брайаном вышла на сцену. В течение довольно долгого времени задняя комната была пуста. Перпетуя выбралась из доспехов, перебежала в ту подсобку, заперла дверь и через щель у пола выбросила ключ в коридор. – Кокрилл повернулся к ней и снова взял ее за руку. Он не стал произносить помпезных речей – пф! – лишь сказал ей спокойно, внушительно и с долей суровости: – У кого могло быть более сильное желание отомстить, чем у тебя? Мать, отец, братья и сестры Джонни Вайза могли скорбеть за него, но для тебя он был возлюбленным, он был твоим будущим, он был для тебя всем. – Он махнул рукой в сторону Брайана, сидящего на белом коне. – На днях я рассказывал мистеру Бриану, какой ты была веселой пташкой – счастливой, уверенной в себе и по уши влюбленной. И вдруг все это у тебя отобрали. Из твоей жизни ушел свет. В темноте ты влачишь свое существование, от горя и раскаяния настолько безразличная ко всему, что даже не в силах освободиться от двух людей, которые этот свет потушили. И вдруг ты выясняешь, что они снова что-то против тебя замыслили. Эрл Андерсон хочет жениться на тебе, уже имея жену, а Изабель Дрю планирует вас обоих шантажировать. Это тебя разбудило, не так ли? Джонни – сумасшедший? Кто мог быть более сумасшедшим, чем эта бедная Офелия, с ее горем, раскаянием и растущим стремлении к мести…

Он вдруг отступил от нее на шаг и сделал знак Чарлзворту. Тот встал перед ней и объявил:

– Перпетуя Кирк, я арестовываю вас за убийство Изабель Дрю и Эрла Андерсона, и обязан предупредить вас…

– Эй! – окликнул их насмешливый голос.

У двери в коридор стоял Брайан Бриан с револьвером в руке.

 

Глава 15

При виде револьвера из глаз Чарлзворта тут же исчез торжествующий блеск. Он покосился на инспектора Кокрилла, и ему полегчало, когда он заметил на лице старика изумление. Коки снова подошел к Перпетуе.

– Прости меня, дитя, – сказал он.

Пеппи не смотрела на него. Ее взгляд не отрывался от лица Двойного Брайана.

– Как видите, я не солгал: тот поцелуй был прощальным.

В его речи не было и следа иностранного акцента.

Чарлзворт повторил предупреждение. Брайан откинул голову и радостно захохотал.

– Ну попробуйте, арестуйте!

Его голубые глаза насмешливо искрились, а черный глаз револьвера зорко следил за всеми, кто находился в комнате. Он шагнул в сторону от пустого дверного проема, встав спиной к стене – Двойного Брайана не возьмешь с тыла!

Взгляды присутствующих в основном были прикованы к Брайану, однако время от времени метались в сторону Чарлзворта. Тот видел за дверным проемом, в тени, своих людей наготове. Наготове для чего? Они были безоружны, а Брайан вряд ли побоится стрелять. Чарлзворт решил тянуть время.

Брайан повернулся к мисс Сволок. Черный глаз пистолета настороженно взглянул на нее, готовый ответить на любую опасность.

– Вы знали, не так ли? – спросил он.

– Я знала, что вы брат Джонни. Не знала, который из них.

– Близнец Джонни сошел с ума, – сказал Брайан, и Кокрилл снова увидел в его глазах тот огонь, который зажегся в Скотленд-Ярде, когда Брайан говорил, что Иезавель заслужила смерть, когда в момент настоящей горечи и искренности он забыл назвать ее «Иесавель». Брайан между тем продолжал: – У него всегда было слабое здоровье, и он не мог долго жить без Джонни. Тем не менее он гордился братом, видел его героем, идущим на битву, и, если бы Джонни погиб на поле боя, он бы это пережил. Но вы все знаете, как Джонни умер. Теперь его близнец совершенно безумен: это слюнявое, орущее, бесстыдное существо, запертое в сумасшедшем доме… – Брайан помолчал. – Дело не только в Джонни. Эрл Андерсон и Изабель Дрю должны были заплатить и за рассудок его близнеца. И Перпетуя Кирк заплатила бы, только…

– Только я объяснил вам, что она не виновата в случившемся, – сказал Коки. – Она была жертвой, как и Джонни, и ее следовало пожалеть, а не обвинять.

Глаз револьвера посмотрел в его сторону.

– Вы умный человек, – с восхищением проговорил Брайан. – Вы понимали, что после этого она будет со мной в безопасности, неважно, убийца я или нет. А я не лгал: я не убийца. Эти люди убили моего брата. Закон их не мог покарать, но мы на Востоке научились брать на себя работу палачей, когда необходимо. – Он повернулся к Перпетуе: – К тому времени я уже отправил голову по почте, однако сделал все, что мог, чтобы вы ее не получили – зачтите это в мою пользу. Я пришел утром, бандероль еще не принесли. На коврике лежало очередное угрожающее письмо, но рядом сновала уборщица, и мне не удалось его забрать. И вообще, если бы угрозы в адрес Перпетуи Кирк прекратились, едва я узнал о ее невиновности, это выглядело бы подозрительно. Зато я постарался, чтобы они не слишком ее напугали. Я перехватил телефонограмму, которую сам ей послал, и не сказал ей ни слова.

Щелк, щелк, щелк – стучали кусочки головоломки, окончательно занимая свои места. Револьвер сосредоточил свой взгляд на Чарлзворте.

– Когда вы догадались?

– Сегодня утром, когда вы наплели все эти глупости – что были Красным Рыцарем, – ответил Чарлзворт. – Гениальный штрих! Изобразить столь убедительную версию и при этом оставить себе лазейку! Вы придумали хорошую историю, объяснили многое, причем ваши объяснения были правдивы. Только выдумка насчет имени «Брайан» была лишней. Курам на смех!

Двойной Брайан снова расхохотался.

– Черт, вот уж я повеселился! Правда, веселье я мог позволить себе, только когда благополучно завершил первую часть работы. И, словно было недостаточно того, что Иезавель окрестила меня Двойным Брайаном, старый пень, – он махнул револьвером в сторону Кокрилла, – стал называть меня Дважды Брайаном. Это могло навести вас на мысль о близнеце! Я ждал, что вы вот-вот догадаетесь.

Чарлзворт невольно улыбнулся. Интересно, как инспектор Кокрилл воспринял, что его обозвали старым пнем? Несчастный старик! Выдумать такую замечательную сказку о Пеппи Кирк! У Перпетуи было алиби на то время, когда некто на Пикадилли выманивал Андерсона, и это алиби давно исключило ее из числа подозреваемых: Изабель Дрю звонила Пеппи домой. Но деревенские старики упрямы, как мулы, и не сдаются, даже если давно проиграли. Он с сочувствием посмотрел на коротышку-инспектора.

– Полагаю, теперь вы поняли, как было совершено убийство? – добрым голосом спросил его Чарлзворт.

– Я с самого начала знал, как оно было совершено, – холодно ответил Коки.

Только присутствие зрителей, почтительно наблюдающих за работой замечательной британской полиции, помешало Чарлзворту сказать: «Не врите!»

– Зачем же вы обвиняли мисс Кирк?

– Обвинение мисс Кирк было ловушкой.

– И чего вы думали этим добиться?

– Признания мистера Бриана, – ответил Коки. – Или, полагаю, теперь мы должны называть его мистером Вайзом?

– Крепки задним умом, а, инспектор? – ухмыльнулся Брайан.

– Что ж, вы действительно вырвали признание! – сказал Чарлзворт. – Жаль, не предвидели, что у него может быть револьвер!

Лицо Коки вытянулось.

– Да, нам следовало подумать о револьвере. Наличие оружия было весьма вероятно. – Он повернулся к Брайану: – Я верю всему, что вы нам рассказали. Вы решились на убийство и месть, но убийство – грубое, грязное дело, которое джентльмену не к лицу, и вы… вы прикрыли уродство и подлость как бы плащом фантазии… можно сказать, вашим собственным белым плащом. Вы ухватились за сходство с библейской символикой, пойдя при этом на ненужный риск, превратили дело в какую-то жестокую игру. Постепенно вы становились все более неосторожным. Сначала боялись, что вас схватят, прежде чем вы доведете всю работу до конца. Убить Андерсона было довольно просто. Вы знали, что его телефон не работает, и, вероятно, отправили ему записку, в которой просили быть в определенное время в определенной телефонной будке, и позвонили ему туда с Пикадилли. Разумеется, вы говорили без акцента, потому что вы не больше голландец, чем я. На следующий вечер вы заперли Пеппи Кирк в той комнатке. Белый жеребец участвовал в спектакле в одиночку – вы научили его это делать. А сами тем временем заперли дверь задней комнаты, чтобы вас никто не потревожил, и затаились в тени у лестницы в башню. Потом поднялись следом за Изабель и разделались с ней! – Глядя на Брайана из-под кустистых бровей, Кокрилл разминал в коричневых пальцах незажженную сигарету. – Сначала я не понимал, зачем было сбрасывать тело с балкона. Потом сообразил: вам нужно было вернуть на место пустые доспехи. Вы знали, что лошадь испугается, но не отступит назад, туда, где лежит тело…

– Я часто слышал, что лошади этого не делают, – сказал Брайан. – Было интересно проверить эту теорию. К счастью, она подтвердилась.

– Да, поэтому вы сбросили тело. Жеребец умчался в арку. Вы сняли пустые доспехи, прислонили их к стене, надели белый плащ, и вот вы снова Белый Рыцарь, немного ошеломленный падением с лошади! Мисс Сволок стучала в дверь, и вы ее впустили. Вы пошли с ней на сцену и встали рядом с мертвым телом Изабель. Затем благоговейно прикрыли ее своим белым плащом. Очаровательный жест, тем более что вместе с белым плащом вы бросили на тело веревки, которыми крепили пустые доспехи к седлу. Пустые доспехи на белом жеребце.

Кокрилл подошел к белой лошади, терпеливо стоявшей в стороне. Протянул руку и дернул доспехи – те покачнулись и упали. Через один пустой рукав проходила веревка, привязанная к штандарту, прикрепленному к седлу. Другой кусок веревки был обвязан вокруг талии костюма и, спрятанный под белым плащом, крепился к седлу сзади. Два куска белой бечевки – и каждый свернут в петлю.

После звонкого удара доспехов об пол наступила тишина. Стало слышно, как дождь барабанит по крыше. Внезапно прозвучал пронзительный голос Джорджа Эксмута:

– Но я видел его глаза! Кто-то был в этих доспехах! Вы тоже видели его глаза! Голубые глаза, вы сами сказали. И я их видел – как раз перед тем, как лошадь понесла. Они смотрели на меня с тревогой и… не знаю… удивлением.

– Смотрели не его глаза, – сказал Кокрилл.

– Не его?..

Вот и центральная фигура головоломки. Фигура, которая оказалась не Двойным Брайаном. Не совсем.

– Какое, по-вашему, было выражение на лице Эрла Андерсона, когда добрый друг, пригласивший его в «Золотой Голливог», оказался вдруг не таким уж добрым? Надо думать, тревога и удивление – это мягко сказано.

– Вы имеете в виду…

– Я имею в виду, что на лошади не было тела, – ответил Кокрилл. Он посмотрел на Брайана. – Как-то не в вашем характере отрезать человеку голову без всякой причины. Или ради извращенного удовольствия отправить ее девушке по почте.

– Посылка была придумана для отвода глаз, – согласился Брайан. – Требовалось отвлечь внимание от настоящей причины, почему мне нужна его голова. Я хотел, чтобы покойный Эрл стал моим алиби – занял мое место в седле. Но довольно трудно таскать туда-сюда мертвое тело. Мне пригодилась привычка носить в руке черную шляпу и вешать на эту же руку макинтош – так можно спрятать не одну голову. А дальше…

Всем вспомнился час после убийства: пустые доспехи в задней комнате, пустой шлем на колышке над ними, Брайан Бриан, раздраженный работой британской полиции, в маленьком кабинете мистера Порта. Золотистые волосы, бездонные голубые глаза, жесткий круглый ворот доспехов вокруг его шеи – и шлем, который он небрежно держал под мышкой.

Тишина. Люди на ярко освещенной сцене составляли три почти идеальных кольца: полицейские стояли по краю, в тени, рыцари в жестяных доспехах поспешно перемещали шлемы, которые до того держали под мышкой, маленькое центральное кольцо главных персонажей, собравшихся вместе в последний раз – Кокрилл, Чарлзворт, мистер Порт, мисс Сволок, Перпетуя и Мамадорогая… Две дюжины людей, беспомощных перед маленьким черным дулом револьвера: двадцать четыре пары глаз, в страхе глядящих в единственный черный, взгляд которого обещал смерть. Чарлзворт не знал, что делать дальше. Он отвечал за то, что может случиться с этими двадцатью четырьмя – и с убийцей, – и ему было страшно.

– Что теперь? – спросил он Брайана Бриана.

– Теперь я с вами прощаюсь, – любезно сказал Брайан. – Через секунду я выйду в коридор и, если кто-нибудь попытается меня остановить, буду стрелять. Я не боюсь умереть. Возможно, я и правда сумасшедший, возможно, в моей семье действительно есть склонность к безумию, и в Джонни, как и в другом моем бедном брате, уже были его ростки. Вы можете повесить меня за шею и наблюдать, как я умираю… Мне все равно. Однако напрашиваться на виселицу я не намерен. У меня есть все, что нужно, чтобы убежать из Англии – я позаботился об этом с самого начала. Я только хотел убедиться, что с этой девушкой поступили справедливо. – Он махнул пистолетом в сторону Перпетуи. – Я думал, что инспектор Кокрилл вычислил меня. Чуть раньше он произнес так значительно, что я отрезал голову Эрлу Андерсону, и вскоре после этого заметил, что я не всегда произносил «Иесавель». Поэтому в последний прогон спектакля я отправил пустые доспехи и собирался бежать, но тут он начал обвинять девушку… Как видите, ваша ошибка имела и положительный результат, инспектор, потому что я все еще здесь, да еще и с чистосердечным признанием.

– И с револьвером, – кисло добавил Чарлзворт.

– Да. – Брайан медленно обвел дулом по кругу, направив его по очереди на каждого. – Ну, прощайте.

Он двинулся в сторону двери.

Чарлзворт раздраженно обратился к старшему коллеге:

– Мои люди были готовы поймать любого, кто попробует сбежать. А теперь – вот это. Хорошенькую свинью вы мне подложили!

– Да. – Кокрилл поднял седую голову и добавил со спокойной решимостью: – Придется что-то предпринять.

С той же спокойной решимостью он прошел вперед несколько шагов.

– Ну хватит, сынок, – ворчливо сказал он Брайану. – Отдайте-ка мне свой револьвер.

Брайан направил дуло на него.

– Еще одно движение, и я стреляю. Не стройте иллюзий. Вы мне нравитесь, инспектор, с самого начала нравились, однако речь идет о моей жизни. Не думайте, что меня остановит ваше обаяние.

Он нацелил револьвер точно в сердце инспектору Кокриллу. Тот спокойно продолжал приближаться, и тогда Двойной Брайан выстрелил.

Щелк, щелк, щелк – крутился пустой барабан, и в краткий миг Чарлзворт и Джордж Эксмут прыгнули на Брайана и повалили его на пол. Золотая голова скрылась в море рыцарей в доспехах и полицейских в форме, голубые глаза скрылись под волной кулаков и локтей. Когда Брайан возник из куча-мала, на его запястьях были наручники. Чарлзворт отдал приказ, и, ни разу не оглянувшись, преступник позволил увести себя по длинным темным коридорам. Голубые глаза сияли, как звезды, золотая голова была гордо поднята – палач, идущий на собственную казнь. И люди, наблюдавшие за ним, знали: его повесят за шею, и, как он и сказал, ему будет все равно!

Посреди задней комнаты инспектор Кокрилл спокойно сидел на полу, где остался после схватки, и во второй раз за день открыл барабан револьвера.

– Значит, я крепок задним умом, да? – с неподражаемым ехидством сказал он инспектору Чарлзворту, поднялся на ноги, перекинул через плечо потрепанный макинтош и надел на голову потертую шляпу. – Ну, я пошел. Завтра рано вставать. Еду домой в Кент. – Коки помолчал. – Боюсь, там решат, что я безнадежно провалил участие в конференции.

И с удовлетворенным мерцанием в глазах вышел в ночь.