4.

Сила

Моя карьера врача началась в одну из мрачных ночей в Коннотской больнице в восточной части Лондона. До этой ночи я упорно игнорировал любые попытки окружающих уговорить меня поступить в медицинский колледж. В течение длительного времени моя семья целенаправленно убеждала меня заняться медициной; дядя даже предложил оплатить весь курс учебы в университете. Я оканчивал школу, когда из Индии вернулась мама, и мы серьезно задумались о моем будущем.

Однажды мы вдвоем с мамой сидели у камина в ее спальне. Мы не виделись шесть лет, и я был потрясен переменами в маминой внешности. Двенадцать лет жизни в сельских районах Индии стерли с ее лица британскую аристократическую отточенность линий, оставив свой разрушительный след. Горе превратило лицо в маску: мой отец умер от гемоглобинурийной лихорадки в этом году. Она вернулась домой отчаявшимся, сломавшимся человеком, ища защиты и Убежища.

Для меня было довольно странно обсуждать свое будущее с человеком, которого я не видел шесть лет. «Ты знаешь, твой отец обожал жить в горах и лечить там людей, — мягко начала мама. — Ему всегда хотелось получить хорошее медицинское oбразование, а он прошел всего лишь краткий курс в Ливингстонском колледже. Если бы он… кто знает, может быть, сейчас он был бы с нами — он бы знал, как лечить лихорадку».

В маминых глазах стояли слезы, она периодически замолкала, чтобы подавить рыдания. Она стала рассказывать мне о новых законах Индии, запрещающих заниматься врачебной практикой лицам, не являющимся дипломированными специалистами. Потом она вдруг посмотрела мне прямо в глаза и серьезно сказала: «Пол, твой отец все время мечтал, чтобы ты продолжил его дело. Он хотел, чтобы ты стал настоящим врачом».

«Нет, мама! — Я оборвал ее на полуслове. — Я не хочу быть врачом. Мне не нравится медицина. Я хочу быть строителем: строить дома, школы и, возможно, больницы. Но я не хочу быть врачом».

Она не стала спорить, но я почувствовал, как между нами выросла стена. У меня возникло гнетущее ощущение, что своим нежеланием изучать медицину я разочаровал ее, а также своего отца и великодушного дядю. Я не мог тогда сказать маме, я даже самому себе признавался с трудом, что настоящая причина крылась в другом: я не выносил вида крови и гноя. Меня с самого детства тошнило даже при мысли об этом.

В детстве мы с сестрой жили с родителями в Индии. Естественно, мы — дети — совали свой нос во все их дела. Иногда в наш дом приходили пациенты с загноившимися нарывами, и, когда отец делал перевязку, мы держали наготове бинты. Когда мы жили во временно разбитом лагере, отец ставил стерилизатор куда–нибудь в тень большого дерева, кипятил инструменты и начинал вскрывать нарыв. Он не применял анестезию, поэтому во время вскрытия и дренажа нарыва пациент из–за боли судорожно цеплялся за все что было под рукой. Моя сестра сразу же отворачивалась, как только отец брал в руки нож. Я смеялся над ней и говорил, что мальчики ничего не боятся.

На самом же деле я органически не переносил крови и гноя. Я ненавидел все эти процедуры и последующую стерилизацию инструментов, и влажную уборку помещения. Спустя годы воспоминания ничуть не притупились, и я категорически не хотел становиться врачом.

Прошло пять лет с того неприятного разговора с мамой. В это трудно поверить, но случилось так, что я стал работать в Конноте, небольшой больнице в восточной части Лондона. Я неукоснительно следовал своей мечте стать строителем: испробовал разные строительные профессии, работая учеником плотника, каменщика, маляра и укладчика. Мне очень нравилось все это. Вечерами я учился, овладевая теорией строительного дела, чтобы получить диплом инженера–строителя. Мне не терпелось освоить специальность и поехать работать в Индию. Миссионерская организация предложила включить меня в список желающих посещать курс обучения в Ливингстонском колледже по курсу «Гигиена и тропическая медицина». Это был тот же курс, который закончил мой отец. В конце курса предполагалась практика, для прохождения которой меня и направили в местную больницу, чтобы я прямо в палатах делал перевязки лежачим больным, а также чтобы учился у опытных врачей основам медицины: ставить диагноз и назначать курс лечения.

И тут случилось непредвиденное. Это произошло во время моего дежурства в Конноте. Случившееся окончательно и бесповоротно изменило мое отношение к медицине. В ту ночь санитар привез в мою палату молодую красивую женщину, попавшую в аварию. Она потеряла много крови, ее кожа была мертвенно бледной, а каштановые волосы резко контрастировали с белизной кожи. Женщина была без сознания.

Персонал больницы быстро и без паники трудился над доставленной с места аварии пациенткой. Медсестра побежала за бутылкой с донорской кровью, врач возился с капельницей для переливания крови. Другой врач, увидев меня в белом халате, протянул мне манжету от прибора для измерения артериального давления. К счастью, к тому моменту я уже знал, как находить пульс и измерять давление. Но на холодном, влажном запястье женщины не прощупывался даже малейший пульс.

В ярком свете больничных ламп она напоминала восковую Мадонну или гипсовую фигурку святого, которые нередко можно встретить в католических церквях. Даже губы у нее были мертвенно бледными. Когда доктор взял стетоскоп, чтобы прослушать пациентку, и расстегнул одежду у нее на груди, я заметил, что и соски у этой женщины были какими–то побелевшим. На фоне этой повсеместной бледности яркими пятнышками выделялись несколько веснушек. Казалось, что женщина не дышит. Я был в полной уверенности, что она мертва.

Появилась сестра с бутылкой крови, вставила ее в металлический штатив. В этот момент врач вколол в вену пациентки большую иглу. Бутылку подняли как можно выше и соединили с длинной трубкой, чтобы давление в потоке было высоким и кровь быстрее продвигалась по трубке. Меня они попросили проследить и сообщить, когда кровь в бутылке закончится, а сами ушли за новой порцией крови.

Ничто в моей жизни не может сравниться с тем радостным возбуждением, которое охватило меня в следующий миг. Я до мелочей помню все происходившие. Когда все ушли, я нервно теребил руку женщины, пытаясь нащупать пульс. Вдруг я почувствовал еле–еле различимые слабенькие удары. А может, это пульсация в моем пальце? Я проверил еще раз — нет, это был пульс женщины, едва уловимый, но непрерывный. Принесли и быстро подсоединили следующую бутылку крови. На щеках пациентки появился бледный румянец, как будто на них брызгнули и размазали несколько капелек акварельной краски. Постепенно румянец становился сочным и ярким. Губы сначала порозовели, потом стали темно–красными; все тело будто бы вздрогнуло и задышало.

Затем слегка задрожали и стали подниматься ресницы. Женщина открыла глаза и тут же прищурилась от яркого света. Наконец, она посмотрела прямо на меня. К моему огромному удивлению, она заговорила — попросила пить.

Эта молодая женщина появилась в моей жизни около часа назад, но все связанное с ней круто изменило мои привычные представления. Я увидел чудо: мертвая воскресла, воплощение Евы стало дышать, ее тело ожило. Если медицина, если кровь способны на такое…

Я взял в руки пустую стеклянную бутылку, по ее стенкам еще стекали капельки крови. Прочитал надпись на этикетке. Кто дал эти миллилитры жизни? Я попытался представить себе, как выглядит донор, сделавший возможным чудо. На этикетке было написано, что донор проживает в Эссексе, на улице Сэвен Кингс — как раз там, где я работал на строительной фирме. Я закрыл глаза и вспомнил одного из дюжих рабочих, множество которых трудилось на расположенных по соседству многочисленных производствах. В эту минуту, возможно, он поднимался по лестнице строящегося дома или клал кирпичи — большой, пышущий силой и здоровьем, совершенно не думающий об этой слабой хрупкой женщине, возрожденной благодаря его кровяным клеткам и находящейся на огромном расстоянии от него.

К моменту окончания Ливингстонского колледжа я был страстно влюблен в медицину. Спустя некоторое время, испытывая угрызения совести из–за того, что когда–то гордо отказался от дядиной помощи, я все же обратился к дяде и получил от него финансовую поддержку для учебы на медицинском факультете. Вид крови когда–то отвадил меня от медицины; сила крови, способной вернуть жизнь, теперь привела меня в медицину.

Если человек потеряет много крови, он может упасть в обморок. Наличие крови в моче, кровь, текущая из носа, кровоточащая рана вызывают у нас тревогу и беспокойство. Но мы забываем о величайшей силе крови — силе, которая ни на секунду не дает замереть нашим жизням.

«А что целый день делает моя кровь?» — спросил пятилетний малыш, подозрительно разглядывая свою ободранную коленку. Наши античные предки дали элегантное, нежное и не лишенное чувства юмора определение крови — «чистейший волшебный дивный и приятный сок». Но, думаю, в наше время лучшее представление нам даст технологическая метафора. Представьте себе гигантский трубопровод, простирающийся от Канады через дельту Амазонки, ныряющий в океан и выходящий на поверхность каждого обитаемого острова, далее тянущийся на восток через джунгли, равнины и пустыни Африки, разветвляющийся у берегов Египта, чтобы охватить все европейские страны и Россию, пройти по Ближнему Востоку и Азии, — трубопровод настолько всеобъемлющий и всепроникающий, что он охватывает каждого живущего на Земле человека. По этому трубопроводу движется нескончаемый поток сокровищ: овощи и фрукты с каждого континента; часы, калькуляторы, фотоаппараты и видеокамеры; драгоценные и полудрагоценные камни; множество видов хлебопродуктов и зерновых; все виды и размеры одежды; содержимое крупных торговых центров — и все это в изобилии. Миллиарды людей имеют к трубопроводу доступ: как только им что–то понадобится, они заглядывают в трубу и берут из нее то, что им нужно. А где–то в самом начале трубы все это постоянно производится и загружается внутрь.

Подобный трубопровод существует в каждом из нас. И обслуживает он не шесть миллиардов, а сто триллионов клеток человеческого тела. Волны с нескончаемыми запасами кислорода, аминокислот, азота, натрия, калия, кальция, магния, Сахаров, липидов, холестерина и гормонов подкатывают к нашим клеткам, неся все необходимые припасы на плотиках из кровяных клеточек или в жидком виде. У каждой клеточки есть свой особый способ передавать принесенные запасы, являющиеся незаменимым топливом для мельчайших механизмов, вступающих в сложные химические реакции.

Но кроме того, по этому же трубопроводу удаляются отходы, отработанные газы, использованные компоненты химических реакций. Тело транспортирует все жизненно важные вещества в растворенном виде, потому что это более выгодно с экономической точки зрения. Пяти–шести литров этой универсальной жидкости достаточно для обслуживания сотен триллионов клеток тела.

Когда кровь просачивается наружу, она предстает перед нами в виде однородной, липкой и густой субстанции, цвет которой варьируется в диапазоне от ярко–красного до темно–багрового. Ученый–естествоиспытатель и антрополог Лорен Эйсли дал очень точное определение крови: густонаселенная популяция. Однажды, уже в преклонном возрасте, по дороге на работу он споткнулся, упал и сильно разбил лоб. Из раны стала сочиться кровь. Эйсли сел прямо на дороге и в немом оцепенении уставился на образовавшуюся лужицу крови. Позже он написал об этом так:

«Скривившись от боли, я смущенно пробормотал: «Не уходи. Прости меня». Эти слова были адресованы не кому–то конкретно, а частице меня самого. Я был в здравом уме, но мой рассудок странным образом преобразился, и я начал разговаривать с кровяными тельцами, фагоцитами, тромбоцитами — всеми движущимися, живущими независимой жизнью маленькими чудесами, которые были частью меня, а теперь из–за моей глупости и неосторожности умирали, как рыба, вытащенная на берег в жаркий полдень. Я состою из миллионов этих крошечных созданий. Я существую благодаря их тяжелому труду. Они приносят себя в жертву, когда спешат залечить и восстановить нарушенную ткань этого огромного человеческого существа, составной частью которого являются не по своей воле, но которое очень любят. Я — их вселенная, их творение. Первый раз в жизни я явственно ощутил, что люблю их. Тогда (впрочем, как и сейчас — через много лет) мне показалось, что я стал причиной огромного количества смертей на планете, которую населяю. Я причинил такой же ущерб, какой причиняет взрыв только что образовавшейся звезды в космосе».

Простейший опыт подтверждает сложный состав крови. Налейте небольшое количество красной крови в чистый стеклянный стакан и дайте немного постоять. Вскоре появятся широкие горизонтальные полосы разного цвета. Это означает, что многочисленные клеточки распределились в зависимости от своей массы. А еще через некоторое время перед вами окажется многослойная, многоцветная жидкость, напоминающая экзотический коктейль. Вся масса красных кровяных телец ярко–красного цвета опустилась на самое дно; плазма — прозрачная желтоватая жидкость — всплыла вверх; тромбоциты и белые кровяные тельца устроились посередине, образовав самый бледный промежуточный слой.

Как телескоп приближает галактику, так микроскоп раскрывает перед нами капельку крови: он отдергивает завесу, представляя нашему взору ошеломляющую реальность. Частичка Крови размером вот с эту самую букву «о» содержит 5 000 000 Красных кровяных телец, 300 000 тромбоцитов и 7000 белых кровяных телец. Эта жидкость — поистине океан живой материи. Если взять все красные кровяные тельца у одного человека и выложить их рядами друг за другом, то они займут площадь в 3000 Квадратных метров.

Красные и белые кровяные тельца подробно описаны в другом разделе этой книги. Но существование нашего тела зависит не только от них, но еще и от клеточек, напоминающих нежный распустившийся бутон, — тромбоцитов. До недавнего прошлого их функции оставались неисследованными. Сегодняшние ученые знают, что тромбоциты, циркулирующие в потоке крови всего от шести до двенадцати дней, играют важнейшую роль в поддержании жизненно важного процесса свертывания крови. Они являются мобильными «фургончиками» «скорой помощи»: мгновенно определяют место утечки, закупоривают его и впоследствии очищают это место от всевозможных побочных отходов.

Если повреждается кровеносный сосуд, то необходимая для поддержания жизни жидкость вытекает из организма. В ответ на это крошечные тромбоциты начинают таять, будто снежинки, при этом затягивая поврежденные соединительные ткани. Красные кровяные тельца одно за другим быстро накапливаются в этой ткани. Они похожи на автомобили, наталкивающиеся друг на друга в тот момент, когда на дороге образуется пробка. Очень быстро тоненькая стеночка из красных кровяных шариков достигает толщины достаточной, чтобы остановить кровотечение.

Тромбоциты действуют очень точно, они имеют совсем незначительные пределы погрешности. Ведь любой сгусток крови, выступающий за пределы стенок сосуда, несет в себе угрозу закупорки просвета самого сосуда. А это может стать причиной инсульта или вызвать коронарный тромбоз и, как следствие, смерть. С другой стороны, те люди, кровь которых лишена способности свертываться, обычно долго не живут: даже простейшее удаление зуба у них может привести к летальному исходу Тело само способно определять, достаточен ли размер сгустка, чтобы остановить кровотечение, и не слишком ли он велик, чтобы стать помехой продвижению потока крови по самому сосуду.

Через микроскоп ясно различаются многочисленные компоненты, входящие в состав крови, но не воссоздается картина той безумной деятельности, которой ежедневно занимается каждая клеточка. Так, красные кровяные тельца никогда не находятся в неподвижном состоянии. Как только они попадают в кровоток, их сразу же начинают толкать со всех сторон, и им приходится приложить немало усилий, чтобы продвинуться по переполненному сосуду, напоминающему запруженную автомобилями улицу в час пик. Начиная свое движение от сердца, они совершают короткое путешествие к легким, чтобы принять на борт тяжелый груз — кислород. Без промедления они возвращаются в сердце, которое с силой проталкивает их к «Ниагарскому водопаду» дуги аорты. Дальше высокоскоростные магистрали, заполненные миллиардами красных кровяных телец, разветвляются на переулки, ведущие к мозгу, конечностям и важнейшим внутренним органам.

Кровеносные сосуды протяженностью почти в десять тысяч километров охватывают каждую живую клетку; даже сами кровеносные сосуды питаются с помощью кровеносных же сосудов. Многорядные магистрали постепенно сужаются до однорядных, затем превращаются в узкие улочки, по которым можно проехать сначала лишь на мотоцикле, потом и вовсе только на велосипеде. В конце концов, красное кровяное тельце, согнувшись и сплющившись до немыслимой формы, с трудом пробирается по сосудику диаметром в одну десятую часть человеческого волоса. В такие узкие закоулки клетки доставляют еду и кислород и забирают оттуда углекислый газ и мочевину. Если бы мы уменьшились до их размера, то увидели бы, что красные кровяные тельца представляют собой раздувшиеся мешочки наполненные желеобразной массой с высоким содержанием железа, дрейфующие по течению реки, пока не достигнут узкого сосуда, в который заплывают и из которого выплывают с шипением и присвистом пузырьки газа, образовавшиеся на поверхностных мембранах. Оттуда красные клеточки спешат к почкам, чтобы произвести тщательнейшую очистку, а затем возвращаются к легким для принятия новой партии груза — кислорода. И путешествие начинается снова.

Человек может прожить день–два без воды, несколько недель без пищи и всего лишь несколько минут без кислорода — основного горючего для сотен триллионов клеток. Интенсивные физические упражнения могут увеличить потребность в кислороде с четырех галлонов, являющихся нормой, до семидесяти пяти галлонов в час При этом сердце удваивает или даже утраивает скорость продвижения красных кровяных телец к вздымающимся легким. Если самим легким не под силу преодолеть нехватку кислорода, красные кровяные тельца используют резервы. Тогда вместо пяти миллионов их количество постепенно увеличивается до семи–восьми миллионов в одной капельке крови После нескольких месяцев пребывания человека в разряженной атмосфере, например, в горах Колорадо, количество красных кровяных телец в одной капельке крови достигает десяти миллионов. Таким образом компенсируется то, чего не достает в разреженном воздухе.

Сломя голову клеточки несутся по сосудам; они добираются до самой конечной точки большого пальца всего за 20 секунд. В среднем клеточки совершают около полумиллиона кругооборотов по организму за четыре месяца. Сюда входит заправка необходимым грузом, путешествие по переполненным и труднопроходимым сосудам и выгрузка в нужном месте. Совершившая последний поход к селезенке, отработавшая клеточке разбирается на части, перерабатывается клеточками–мусорщиками и поступает для дальнейшего использования как составная часть новых клеток. Каждый день триста миллиардов таких клеточек умирают и заменяются новыми. Умерев в одних частях тела, они могут возродиться в новом виде в волосяном мешочке или во вкусовой луковице.

Все компоненты этой циркуляционной системы работают четко и слаженно во имя одной–единственной цели: обеспечить питанием каждую живую клетку и удалить ее отходы. Если произойдет сбой в работе хотя бы одной части этой слаженной системы, сердце окажется в состоянии вынужденной остановки, сгусток крови увеличится до огромных размеров и закупорит артерию, путь для продвижения несущих кислород красных кровяных телец будет заблокирован — жизнь угаснет. Мозг, глава всего тела, без питания может оставаться полноценным всего пять минут.

Когда–то кровь произвела на меня отталкивающее впечатление. Она показалась мне самым неприятным в работе врача. Теперь же я присоединяюсь к словам благодарности и признательности, высказанным Лореном Эйсли. Я как будто созвал все клетки своей крови, чтобы спеть им хвалебный гимн. Борьба за жизнь, разыгравшаяся передо мной в Коннотской больнице и закончившаяся воскресением человека из мертвых, протекала незаметно — не трубили фанфары при каждом ударе вернувшегося к жизни человеческого сердца. Просто каждая клетка любого организма находится во власти крови.

Не требует ни технического обслуживания, ни смазки. Производительность: должна колебаться от 0,025 лошадиных сил в состоянии покоя до краткосрочных периодов в 1 лошадиную силу под воздействием таких факторов, как стресс и физическая нагрузка. Масса: не более 300 г. Объем: 7000 л в день.

Рабочие клапаны: каждый производительностью 4000—5000 срабатываний в час.

 

5.

Жизнь

В истории известно много кровавых страниц. В древности думали, что выпивший кровь обретает силу, что кровь возвращает жизнь умершим. В римском Колизее эпилептики бросались на арену, чтобы испить крови умирающих гладиаторов в надежде на исцеление. В кенийском племени масаи принято отмечать праздники, напиваясь свежей крови коровы или козы.

Люди почитают кровь субстанцией таинственной, почти священной. Считалось, что клятва крепче, чем честное слово, но если клятва скреплялась кровью, то становилась практически нерушимой. В древности люди не стыдились символических жестов, а потому, заключая договор, зачастую резали себе руку и смешивали кровь будущих партнеров.

Мы, современные люди, Унаследовали благоговение перед Кровью: во многих странах обручальное кольцо надевают на безымянный палец левой руки, ибо в древности считалось: в нем проходит вена, которая ведет прямо к сердцу. Дети до сих пор играют в «кровных братьев» и, не соблюдая никаких гигиенических требований, колют себе пальцы чем попало и клянутся в вечной верности. Из древних времен к нам пришли такие выражения, как «чистая кровь», «смешанная кровь», «кровное родство», «хладнокровный», человек с «горячей кровью». Это дань старым предрассудкам: считалось, что текущая в наших сосудах жидкость содержит в себе всю нашу наследственную информацию и ответственна за наш темперамент.

Даже сегодня, когда кровь центрифугируют в лабораториях, когда ее полностью демифологизировали, она по–прежнему обладает немалой властью над нами, даже если власть проявляется лишь в приступах тошноты при виде крови. Есть что–то неестественное, даже тошнотворное в виде проливающейся из живого тела крови. Неудивительно, что во всех религиях кровь считалась священным веществом. Эпидемия чумы, незначительная засуха, даже желание восторжествовать над врагом или отвратить гнев богов — все это в древности могло послужить причиной кровавых жертвоприношений.

Как бы нам с вами ни был неприятен этот факт, но христианство основано на крови. В ветхозаветные времена приносили в жертву кровь. В Новом Завете под эти жертвоприношения была подведена богословская основа; в нем слово «кровь» употребляется в три раза чаще, чем слово «крест», и в пять раз чаще, чем слово «смерть». Ежедневно, еженедельно или ежемесячно (в зависимости от обычаев вашей церкви) пастор проводит обряд, центральным событием которого является воспоминание о крови Иисуса, пролитой за нас.

Я хирург, а потому почти каждый день вижу кровь. Для меня она — залог здоровья пациента. Я отсасываю кровь с места разреза; прошу принести аккуратно упакованные пакеты с кровью из холодильника, если требуется переливание. Я очень хорошо знаю теплое, с довольно едким запахом вещество, которое бежит по сосудам каждого из моих пациентов. Все мои халаты — в пятнах крови.

Но, как христианин, я, признаюсь, инстинктивно сторонился символа крови, который наполняет всю нашу религию. В отличие от далеких предков, мы не воспитывались в обществе, пропитанном тайными знаниями и приносящем животных в жертву. Для многих из нас кровь не является частью повседневной жизни. Со временем связанные с кровью представления теряют свой смысл или, хуже того, отвращают людей от веры. И тут перед нами встает важнейшая задача. Сможем ли мы рассказать современникам о библейском символе крови так, чтобы рассказ вписался в нашу сегодняшнюю действительность и одновременно сохранил свою суть?

Кровь стала религиозным символом, потому что она именно такая, какая есть. Чем больше мы узнаем о свойствах крови, тем понятнее становится нам выбор древних. Я уже рассказывал, как поразила меня скрытая в крови сила и заставила выбрать врачебное поприще вместо строительного. Но я хирург, а не богослов. В следующих главах я ограничусь рассказом о тех свойствах крови, которые известны медикам. Мы поговорим о теплой вязкой жидкости, которую я каждый день смываю со своих хирургических перчаток.

Для всех, кто занимается медициной, кровь является олицетворением жизни; это ее качество главенствует над всеми остальными. Каждый раз, когда я беру в руки скальпель, я с благоговейным трепетом ощущаю жизненную силу крови.

Во время операции я должен постоянно быть начеку, следить, чтобы не случилось непредвиденного кровотечения. Ведь каждое движение скальпеля оставляет тонкую кровавую полоску. В большинстве случаев она образуется из–за того, что перерезаются несколько крошечных кровеносных сосудиков. Их миллионы в нашем теле. Я не обращаю на них внимания: знаю, что они восстановят свою функцию сами. Но очень часто случается так: совершенно неожиданно вырывается струя ярко–алой крови. Это означает, что перерезанной оказалась артерия. Теперь я уже должен уделить ей внимание — зажать щипцами или Прижечь. Тонкая же медленная струйка темной крови сигнализирует о поврежденной вене. В таком случае я должен быть еще более внимательным. Порез вены опасен: в ее стенках гораздо Меньше мускульной ткани, чем в артерии, и сама она не может справиться с травмой. Чтобы избежать подобных вещей, я всегда стараюсь определить местонахождение сосудов, прежде чем делать надрез. Затем я пережимаю их в двух местах и делаю надрез Между этими местами. Тогда не появляется ни одной капельки Крови. После многолетней практики вся эта вошедшая в привычку процедура уже не вызывает у меня чрезмерных затрат сил и времени.

Несмотря на предпринятые меры предосторожности, разного рода кровотечения все же могут произойти — от них не застрахован ни один хирург. Иногда из–за ошибки в определении местонахождения сосуда или из–за неловкого движения pyки повреждается крупный сосуд или вдруг расползаются края сделанного ранее разреза — рана начинает кровоточить. Кровь быстро заполняет всю брюшную или грудную полость, закрывая само место повреждения сосуда. Тогда хирург, руки которого оказались покрытыми кровью до запястья, должен принять меры для устранения кровотечения. Иногда при этом возникают неприятные ситуации, например, в операционной гаснет свет. Каждый хирург хоть раз в жизни оказывался перед подобной проблемой.

Не могу забыть перекошенное от ужаса лицо моего лондонского студента, когда во время операции с ним случилось нечто подобное. Он выполнял простейшую процедуру в амбулаторном отделении нашей клиники: рассекал крошечный кусочек лимфатической железы на шее пациентки, чтобы сделать биопсию. Это очень быстрая процедура, осуществляемая под местной анестезией. Я работал в соседней комнате. Вдруг в дверях появилась медсестра — ее халат и руки были забрызганы свежей кровью. Она крикнула: «Доктор, скорее идите сюда». Я бросился в соседнюю комнату. Перед моим взором предстал молодой врач: бледный как мертвец, с обезумевшим взглядом, нервно суетящийся возле женщины, из шеи которой хлестала кровь. Трудно сказать, кто был напуган больше: студент или пациентка.

К счастью, в Англии у меня был замечательный учитель. Он помог мне научиться правильно вести себя в подобных ситуациях. Я подбежал к женщине, отбросил все инструменты, схватил ее за шею и просто изо всех сил нажал на рану большим пальцем руки. Мой палец пережал стенку поврежденного сосуда, и кровотечение остановилось. Но я еще немного подержал палец, пока женщина не успокоилась окончательно. Тогда я снова ввел ей наркоз и зашил рану. Я догадался, что молодой врач рассек зону железы и добросовестно пытался зажать нужный участок, чтобы отделить его от основания железы. Но при этом нечаянно отсек небольшой участок яремной вены!

Критический момент, когда неожиданно случается кровотечение — а такой момент обязательно бывает у каждого врача, — обычно становится для студента моментом выбора: стоит или не стоит ему продолжать овладевать выбранной профессией. Если молодого хирурга в такой момент охватывает паника, то ему лучше перейти в ту область медицины, где наименее вероятно возникновение пугающих ситуаций.

Мой лондонский учитель с величавым именем — сэр Ланселот Баррингтон–Уорд — изо всех сил старался подготовить своих студентов именно к подобным ситуациям. Сэр Ланселот, личный хирург английской королевской семьи, обучал меня детской хирургии. Я был его ассистентом и неоднократно слышал, как он задавал один и тот же вопрос каждому новому студенту: «Какой инструмент Вы станете использовать при сильном кровотечении?» Новичок обычно начинал выдумывать какие–нибудь немыслимые хирургические инструменты. Пожилой учитель лишь хмурился и качал головой. На этот вопрос существовал всего один ответ: «Свой большой палец, сэр». Почему? Палец всегда наготове, он есть у каждого доктора. Именно палец обеспечивает отличное сочетание силы нажатия с мягкостью и податливостью.

Следующий вопрос Сэра Ланселота был таким: «А какой Ваш самый большой враг в случае кровотечения?» Мы обычно отвечали: «Время, сэр». Тогда он спрашивал: «А какой самый большой друг?» И мы снова отвечали: «Время».

Сэр Ланселот терпеливо объяснял нам: пока продолжается потеря крови, время — враг. Секунда за секундой жизнь уходит, пациент становится все слабее и слабее, и наступает момент, когда вернуть его к жизни уже невозможно. Трудно не поддаться панике, не схватиться за щипцы и не пережать кровоточащие сосуды в нескольких местах. Это лишь осложнило бы ситуацию.

Но как только я прижму палец к месту кровотечения, время становится моим другом. Торопиться уже не надо; я могу не спеша подумать, что предпринять дальше. Организм сам уже спешит на помощь: образуются сгустки крови, чтобы заполнить брешь в стенке сосуда. Я спокойно обдумываю и принимаю решение: подготовить пациента для переливания крови, или попросить принести мне специальный инструмент, или позвать ассистента, или увеличить надрез, чтобы получить больший доступ к нужному месту. (Однажды у меня был такой случай: я удалял у пациента больную селезенку, когда неожиданно началось сильное кровотечение. Тогда я продолжил операцию одной рукой, а кулак другой прижал к порезу в сосуде, чтобы остановить кровотечение. Это продолжалось 25 минут. Операция была доведена до конца). Плотно прижатый к месту кровотечения палец — вел икая сила. В это время я могу что–то делать другой рукой, мне может помочь ассистент. Чаще всего оказывается, что делать ничего не надо: кровотечение обычно прекращается.

В такие моменты наивысшего напряжения, когда уровень адреналина резко подскакивает, очень часто я испытываю состояние особого душевного трепета. Я чувствую себя заодно с миллионами живых клеток, борющихся за выживание в кровоточащей ране. Это кажется невероятным, но это так: обычный палец — единственное, что стоит между жизнью и смертью пациента.

Пережив множество подобных ситуаций, не раз испытав сильнейшее напряжение в операционной, каждый хирург ставит знак равенства между кровью и жизнью. Они неразделимы: потеряв одно, вы теряете другое.

Почему тогда христианское понятие о крови противоречит представлениям о ней хирурга?

Прежде всего я должен признать: иногда ассоциации, связанные с христианским символом крови, вызывают у меня неприятное ощущение. Воскресное утро. Я еду на машине из Карвилльской больницы в Новый Орлеан и включаю радио. Слышится тяжелое дыхание пастора, читающего проповедь для прихожан своей церкви. Мрачным голосом он описывает страсти Христовы на кресте. Он объясняет со всеми подробностями, как крест привязывается к спине, кровоточащей от ударов плетей. Приглушенные всхлипывания прокатываются по рядам собравшихся, когда пастор показывает десятисантиметровый шип и демонстрирует, с какой жестокостью солдаты натянули венок из таких шипов на голову Иисуса. Каждый раз, когда проповедник произносит слово «кровь» (которое он как–то особенно растягивает), рассказывая о забивании гвоздей, об ударе копья в бок, создается впечатление, что он испытывает новый прилив энергии.

В течение часа обсуждается тема смерти, нагнетается атмосфера мрачности и беспросветности. Я еду на машине по залитой солнцем Луизиане; по обе стороны дороги величаво прогуливаются белые, будто облака, цапли, ловко выхватывающие добычу из прорытых вдоль дороги каналов. Проповедник просит прихожан вспомнить все до одного свои недавние грехи и подумать о том, как это страшно — грешить, ведь наши грехи привели к кровавой смерти Иисуса на кресте.

За проповедью следует причастие. Я отвлекаюсь от транслируемой по радио службы и задумываюсь над тем, какое понятие мы вкладываем в слово «кровь». Под кровью я подразумеваю не то жидкое темно–красное вещество, которое мы видим в больничных пробирках, а густую алую жидкость, обогащенную протеинами и клетками, за счет которых в моих пациентах поддерживается жизнь. Я задаюсь вопросом: неужели за тысячелетия что–то из этого понятия было утеряно — и что–то существенное? Неужели смысл и значение символа видоизменились? Луизианский пастор акцентировал свое внимание исключительно на пролитой крови — но разве основная идея причастия заключается не в общей со Христом крови?

Уильям Харви, британский ученый XVII века, который существенно изменил наши представления о кровообращении, засвидетельствовал такой медицинский факт: «Кровь обеспечивает не только поддержание жизни в целом. От нее также зависит продолжительность жизни, сон и бодрствование, наши таланты и способности, а также наша сила. Она первой оживает и последней умирает». С медицинской точки зрения, кровь означает жизнь, а не смерть. Она поддерживает каждую клеточку организма, питает ее драгоценными питательными веществами. Когда кровь вытекает, жизнь угасает. Неужели сегодняшняя интерпретация этого символа, как следует из слов радио–проповедника, связана со смертью? Неужели она так сильно отклонилась от первоначального значения?

Мы должны поискать объяснение этого символа не в медицине, а у Иисуса Христа и у авторов Библии. Ведь именно они и ввели его. Для них пролитая кровь могла обозначать смерть («Голос крови брата твоего [Авеля] вопиет ко Мне от земли» — Быт. 4:10). Но до сих пор глубоко в сознании каждого еврея кровь ассоциируется с жизнью. Сам Бог вложил в нее этот смысл. Когда началась новая эпоха земной истории, после Великого потопа Бог приказал: «Только плоти с душею ее, с кровию ее, не ешьте» (Быт. 9:4). Позже в своде законов, данных Моисею и израильтянам, Бог повторил Свой приказ, добавив, что «это постановление вечное в роды ваши». Он объяснил Свой запрет так: «ибо душа вся кого тела есть кровь его» (Лев. 3:17; 7:26–27; 17:11,14; Втор. 12:23).

Ветхозаветные евреи, привыкшие к насильственной смерти и к смертной казни, не испытывали дискомфорта при виде крови. У них не было специальных стерильных помещений для массового забоя овец и другого скота, и каждый еврей много раз наблюдал кровавую смерть животных. Тем не менее любая хорошая хозяйка прежде всего проверяла мясо — не осталось ли в нем крови. Правило звучало четко и ясно: не ешь кровь, ибо в крови — душа. Разрешалось есть только кошерную пищу, т.е. прежде всего надо было удостовериться, что мясо не загрязнено кровью.

Запрет против приема пищи с кровью укоренился очень сильно. Даже тысячу лет спустя, когда апостолы решали, какие из правил обязательны для обращенных в христианство язычников, в список из четырех запретов вошли два, касающиеся крови (Деян. 15:29). Пойдя на уступки в древнем обычае обрезания, апостолы строго стояли на своем, говоря о том, что нельзя пить кровь и есть мясо неправильно забитого скота (из удушенных животных кровь не вытекала).

На фоне этих строгих иудейских правил о крови, можете представить себе, как возмутила всех проповедь Иисуса Христа:

«Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в по следний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие; ядущий Мою Плоть и Пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем; как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною»

(Ин. 6:53–57).

Призыв ко всеобщей безнравственности едва ли стал бы большим ударом для последователей Христа. Слова, произнесенные Им на пике популярности после того случая, когда пять тысяч человек были накормлены Им, теперь стали поворотным моментом в отношении к Нему людей. Евреи пришли в такое замешательство и так сильно оскорбились, что толпа из тысяч человек, неотступно следовавшая за Ним, чтобы насильно возвести Его на царский престол, молча разошлась. Многие самые близкие ученики покинули Его; собственные братья сочли Его сумасшедшим. Стали создаваться заговоры с целью убить Его — на этот раз Иисус Христос зашел слишком далеко.

По крайней мере, до тех первых слушателей дошел весь драматизм ситуации, в которую поставил Себя Иисус Христос. Он разрушил их сложившиеся за четыре тысячи лет ассоциации со словом «кровь». Ни один еврей никогда не питался кровью — это делали только варвары и необрезанные. Кровь обычно лилась перед Богом в качестве жертвоприношения, ради жизни, принадлежащей Ему. И вот Иисус Христос сказал этим людям: «Пейте Мою кровь». Стоит ли удивляться, что после этого евреи рассвирепели, а многие ученики незаметно исчезли?

Возникает вопрос: зачем, зная — а Иисус Христос, конечно же, знал, — какую обиду вызовут Его слова, Он произнес их? Почему Он не провел более приемлемую параллель с еврейской жертвенностью? Если бы Он сказал: «Ешьте Мою плоть, но не пейте Мою кровь» или «Ешьте Мою плоть и разбрызгивайте Мою кровь», слушающие Его не были бы так оскорблены. Но они не осознали бы намерений Христа. Вместо этого Он сказал им: «Пейте».

Христос говорил эти слова не для того, чтобы обидеть, а чтобы осуществить радикальное преобразование символа. Бог сказал Ною: «Если выпьешь кровь ягненка, его жизнь войдет в тебя — не делай этого». Христос сказал: «Значит, если выпьешь Мою кровь, Моя жизнь войдет в тебя — делай это!» Тем самым, Мне кажется, Христос дал нам понять: наш обряд должен служить не только напоминанием о Его человеческой смерти, но и осознанием Его вечной жизни. Мы не можем жить без той пищи, которую дает нам Его жизнь.

«Евхаристия» (или Вечеря Господня, или Святое Причастие), берет свое начало с последней ночи Христа, которую Он провел со Своими учениками накануне распятия. Там, в душной комнате, окруженный испуганными учениками, Иисус впервые сказал слова, которые потом повторялись миллион раз: «Ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26:28). Христос велел Своим ученикам пить ви. но, символизирующее Его кровь. Это подношение должно быть не просто разлито, но выпито — проглочено. Он еще раз повторил эти поразившие всех слова: «Пейте из нее все» (Мф. 26:27).

В этот же вечер Христос использовал еще одну метафору, видимо, чтобы разъяснить значение разделенной между всеми крови. Он объявил: «Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5 — сравните со словами из Ин. 6:56). Под сенью покрытых виноградниками холмов, окружавших Иерусалим, ученикам нетрудно было постичь смысл этой метафоры. Виноградная ветвь, лишенная питания, поступающего от лозы, становится чахлой, сухой и безжизненной, негодной ни на что другое, кроме как на растопку. Только в неразрывной связи с лозой веточка может расти, цвести и плодоносить.

В ту последнюю ночь, несмотря на неотвратимость смерти, за ужином, давшим начало церемонии причастия, возник образ жизни. Для учеников вино символизировало Его кровь, которая вливала в них такую же силу, как живительная влага виноградной лозы.

Если я правильно понял смысл изложенного выше, то он полностью совпадает с моим врачебным опытом. Неправда, что кровь символизирует жизнь для хирурга и смерть для христианина. Кроме того, мы садимся за стол, чтобы принять участие в Его жизни. «Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» — наконец–то смысл этих слов стал понятен. Иисус Христос пришел не только для того, чтобы показать нам, как надо жить. Но, главное, для того, чтобы дать саму жизнь. Духовная жизнь — это не что–то бесплотное, витающее вдали от нас. Чтобы обрести ее, мы должны упорно трудиться. Она — в нас. Она наполняет нас, как кровь наполняет каждое живое существо.

Богослов Оскар Кульман в книге «Поклонение в раннехристианской церкви» по–новому истолковывает событие, которое давно не дает покоя исследователям Библии. Он говорит о первом чуде Иисуса — о превращении воды в вино на брачном пиру в Кане. Кульман утверждает, что это чудо или «знамение», как и все остальное в Евангелии от Иоанна, имеет глубинный духовный смысл. Сочтя ключевыми слова Иисуса «Еще не пришел час Мой» (Ин. 2:4), богослов делает вывод: Господь говорит здесь о новом завете, который еще придет во Христе. Как хлеб, о котором написано в главе 6 Евангелия от Иоанна, связывается с Последней Вечерей, так и вино вполне может служить указанием на вино Тайной Вечери.

Пусть богословы судят о правильности выводов Кульмана. Но если они верны, то место для чуда выбрано на редкость удачно: величайший символ дается людям на брачном пиру, под звуки радостной музыки и смех гостей, звяканье стаканов, громкие восклицания родственников. Люди вместе пьют вино, которое символизирует кровь Христову, и эта картина гораздо лучше соответствует духу евангелий, чем заунывные проповеди, которые я слушаю по луизианскому радио. Евхаристия, служащая нам напоминанием о смерти Христовой, — это своеобразная здравица Во славу Жизни, которая победила смерть и теперь предложена Каждому из нас.

 

6.

Очищение

Я поднимаю воротник пальто и втягиваю голову в плечи. Дует мокрый ветер. Снег постепенно превращает уставший Лондон в подобие рождественской открытки в диккенсовском стиле. Пустая улица. Я остановился под старинным фонарем и посмотрел наверх. Подсвеченные снежинки похожи на бесконечный дождь электрических искорок. Они опускаются вниз и укрывают канализационные люки, тротуар, машины, водостоки белым искрящимся мягким покрывалом.

Издалека слышна музыка — приглушенные звуки духовых инструментов и нечто, напоминающее человеческие голоса. И это в такую ночь? Я иду в направлении звуков. С каждым шагом музыка становится все громче и громче. Я заворачиваю за угол и вижу: это оркестрик Армии спасения. Мужчина и женщина играют на тромбоне и трубе. Я поеживаюсь, представляя, каково в такой холод прижимать к губам холодный металл. Трое других, видимо, новенькие, вдохновенно поют гимн на слова Уильяма Каупера.

Слушателей всего двое — пьянчужка, опершийся о каменное крыльцо домика времен короля Георга, и бизнесмен, постоянно поглядывающий на карманные часы.

Я слушаю эти строки, и по лицу невольно расплывается улыбка. Я только что вышел из больничной палаты, где лилась настоящая кровь, где делали переливание крови. Я воспитывался в церкви, а потому мне понятен смысл этого христианского символа. Но вот эти двое прохожих, которые вполуха прислушиваются к гимну, что они думают о его словах? Неужели слова «омыты кровью Агнца» не покажутся современному англичанину столь же странными, как и сообщение о животных жертвоприношениях в Папуа — Новая Гвинея?

Вся наша культура противится, стараясь не допустить кровь в религию. Но есть и большее препятствие, которое мешает словам Каупера проникнуть в сердца современных слушателей. Подумайте о выражении «омыт кровью». В нашем современном мире кровь не считается «чистящим средством». Чтобы очистить что–либо, мы пользуемся водой, мылом, стиральным порошком. Кровь же, напротив, пачкает и загрязняет. Мы всегда стараемся отмыть кровь, а не умыться кровью. О чем же думал автор гимна? О чем думали до него священнописатели?

В Библии неоднократно говорится об очистительных свойствах крови. Эта мысль проходит через все книги Библии. Например, в главе 14 книги Левита мы видим, как священник окропляет кровью человека с инфекционным заболеванием кожи, мажет кровью стены дома. Новозаветные авторы неоднократно говорят, что кровь Иисуса Христа «очищает» нас (см. 1 Ин. 7:14). В книге Откровения описаны множества людей, которые «омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца» (Отк. 7:14).

Неужели столь частое упоминание крови указывает на оторванность христианства от современной культуры? Напротив! Современная медицина доказала, что одна из главных функций крови — функция очистки организма! Скорее всего, священнописатели не знали ничего о физиологических свойствах крови, но Творец ввел в наше богословие то понятие, которое имеет совершенно конкретные аналогии в медицине. Все, что за последние годы мы узнали о человеческой физиологии, лишь подтверждает мысль об очистительных свойствах крови. Богословский образ, который обессмертил Уильям Каупер в своем гимне, имеет совершенно четкое биологическое обоснование.

Чтобы вы лучше поняли, каким образом кровь очищает наш организм, я попрошу вас провести простой эксперимент. Возьмите прибор для измерения артериального давления и оберните манжету вокруг руки. Попросите кого–нибудь из домашних накачать воздух с помощью резиновой груши, чтобы столбик на шкале достиг отметки 200 мм — такого давления достаточно для остановки кровообращения в вашей руке. Рука под манжетой почувствует неприятное сжатие. Вот теперь мой эксперимент и начинается: попробуйте что–нибудь сделать сдавленной рукой. Просто десять раз сожмите и разожмите пальцы или порежьте ножницами бумагу, или забейте молотком гвоздь в деревяшку.

Несколько первых движений получатся нормальными — ваши мускулы послушно сокращаются и расслабляются. Но вскоре вы станете ощущать небольшую слабость в руке. Приблизительно после десяти движений начнется сильное жжение и резкая боль. Мускулы сводит судорога. Если вы приложите усилие и заставите себя выполнять движения и дальше, то просто закричите от мучительной боли. В конце концов, никаким усилием воли вы не сможете заставить себя даже шевельнуть пальцем — боль овладеет вами целиком.

Когда вы ослабите жгут и воздух со свистом вылетит из Манжеты, кровь хлынет в раскалывающуюся от боли руку, вы почувствуете огромное облегчение. Стоит потерпеть боль, чтобы ощутить это волшебное чувство облегчения. Мышцы начнут двигаться свободно, боль исчезнет. Физиологически вы только что ощутили результат очищающей деятельности крови.

Боль возникла из–за того, что вы заставили свои мускулы работать, в то время как поступление крови к руке было прекращено. В процессе превращения кислорода в мускульную энергию образуются определенные промежуточные продукты обмена веществ (метаболиты), которые должны тут же удаляться с кровотоком. Из–за отсутствия кровотока эти метаболиты начинают накапливаться в клетках. Во время нашего опыта клетки не очистились потоком крови, поэтому через несколько минут накопившиеся токсины вызвали резкую боль в вашей руке.

Трудно передать словами, с какой колоссальной скоростью и как старательно тело выполняет свои «дворницкие» обязанности. На время отвлечемся от богословской метафоры об очищении, и я вкратце обрисую вам сам процесс очищения организма.

Ни одна клеточка нашего тела не находится дальше от кровеносного сосуда, чем на ширину волоса; ни одна не загрязняется отходами от промежуточных продуктов обмена веществ и не подвергается вредному воздействию меньше, чем в приведенном выше примере. В результате сложного химического процесса диффузии и переноса газа перемещающиеся внутри узких капилляров красные кровяные клетки доставляют и передают клеткам тела очередную партию кислорода и одновременно поглощают все выделяемые ими отходы (углекислый газ, мочевину, мочевую кислоту и т.д.). Затем красные кровяные клетки забирают и доставляют все вредные химические отходы к тем органам, которые выводят их из организма.

В легких углекислый газ собирается в маленькие карманчики и выбрасывается наружу с каждым выдохом. Организм постоянно отслеживает процесс выдыхания и осуществляет мгновенные корректировки. В случае если аккумулируется слишком большое количество углекислого газа при сгорании большего количества энергии, когда я, например, поднимаюсь по лестнице, рефлекторный выключатель учащает мое дыхание. Процесс очищения ускоряется. (А вот наоборот сделать нельзя — невозможно покончить жизнь самоубийством, перестав дышать. Независящий от вашей воли механизм «заставит» вас дышать).

Сложные по химическому составу отходы передаются в особый, специфический орган — почки. Мне трудно удержаться, чтобы не петь бесконечные дифирамбы почкам. Некоторые ученые ставят их на второе место по значимости в нашем организме после мозга. Наше тело, несомненно, придает им очень большое значение: после каждого удара сердца четверть всей крови подается по почечной артерии к близнецам–почкам. Эта артерия раздваивается и далее еще разветвляется на многочисленные трубчатые канальцы, настолько замысловатые, что они удивят своей сложностью и изяществом переплетений даже лучшего венецианского стеклодува.

Основная функция почек — фильтрование. Для этого они обходятся крайне ограниченным пространством и ничтожно малым количеством времени. Почка обеспечивает высокую скорость фильтрации в минимальном объеме благодаря наличию почечных клубочков — зернистых структур, образованных скрученными в петли миллионами канальцев. В почечном клубочке происходит разделение продуктов обмена веществ — нужные остаются в организме, остальные будут удалены. В связи с тем, что красные клетки слишком громоздки для микроскопических проходов этих канальцев, почки извлекают из крови сахара, соли и воду и занимаются с ними отдельно. Этот процесс в общих чертах можно сравнить с работой автомеханика, в слишком маленьком гараже которого не умещается весь автомобиль целиком. Чтобы отремонтировать двигатель, он вытаскивает его из автомобиля, несет в гараж, разбирает и прочищает отдельно каждый клапан, поршень и кольца. Затем собирает сотни разобранных частей воедино — на месте работы остается лишь грязь и ржавчина.

После того как почки примут от красных клеток весь груз, в состав которого входят приблизительно тридцать подготовленных на выброс отработанных химических веществ, их ферменты тщательно восполнят 99 % объема кровотока.

Один оставшийся процент состоит преимущественно из Мочи, которая оттесняется к мочевому пузырю и находится там до очередного мочеиспускания вместе с остальной жидкостью, больше не нужной организму и подготовленной почками для удаления. Через секунду раздается удар сердца, и поток свежей крови устремляется в канальцы. Они вновь заполнены.

Есть люди, которые относятся к почкам с особым благоговением. Это — люди, живущие без почек или с неработающими почками. Такие люди составляют особую группу. Их немного. Тридцать лет назад они бы все умерли. Теперь же у них есть немало времени, чтобы подумать, какое это чудо — почки. Три раза в неделю по пять часов они неподвижно лежат или сидят, пока через специальную трубку вся их кровь пропускается через громко гудящий аппарат размером с большой чемодан. Этот технологический монстр — аппарат почечного диализа — грубая замена нежных фасолеобразных человеческих почек. Только, в отличие от него, естественные почки весят всего 400 г, круглосуточно выполняют свою сложнейшую работу и восстанавливаются сами. Для большей надежности в нашем теле есть две почки, хотя на самом деле мы вполне могли бы обойтись одной.

Другие органы тоже участвуют в очищающем процессе. Как бы долговечна ни была красная кровяная клетка, она не может без конца выдерживать эти бесконечные чередования циклов загрузки и выгрузки. Клетка рассчитана примерно на полмиллиона циклов. Как изношенная разбитая речная баржа, эта клетка прокладывает себе путь к печени и селезенке, чтобы разгрузиться в последний раз. На этот раз вместе с грузом подхватывается и сама клетка, разбирается на составляющие аминокислоты и желчные пигменты и идет на переработку. Крошечная «железная» сердцевина важнейшей из молекул — гемоглабина, центр притяжения кислорода, препровождается обратно в костный мозг для дальнейшего возрождения в другой красной клетке.

Экскурс в биологию снова подводит нас к нашему сравнению. С точки зрения медицины, кровь поддерживает жизнь в организме, освобождая его от побочных продуктов химических реакций, которые иначе мешали бы нормальному функционированию органов, т.е. кровь очищает организм. Размышляя о Теле Христовом, я невольно думаю об извечной его проблеме — грехе. Этому способствует и наша метафора.

Многим слово «грех» кажется устаревшим, древним, затуманенным побочными оттенками смысла. Те сравнения, когорые описывают отношения Бога с грешными существами, тоже не очень понятны. Бог — судья, мы — обвиняемые. Это совершенно точное библейское сравнение тоже постепенно теряет смысл, по мере того, как судопроизводство начинает внушать нам все большее недоверие, становится все более капризным и непредсказуемым. Сравнения устаревают, меняется язык. Изменяется и культура.

Но кровь — это совершенное сравнение, и оно позволяет нам с точностью рассказать о сущности греха и прощения. Современные медицинские открытия дают нам лишние козыри в руки. Кровь очищает организм от вредных продуктов жизнедеятельности. Так и прощение, основанное на Христовой крови, очищает нас от «вредных веществ» — грехов, мешающих обрести духовное здоровье.

Очень часто грехи представляются нам перечнем личных промахов, которые раздражают Бога Отца. В ветхозаветные времена Он, кажется, очень часто раздражался. Но даже поверхностное прочтение Ветхого Завета показывает: грех — это препятствие, это парализующий токсин, который мешает полностью осознать свое человеческое естество. Бог дал нам определенные законы ради нас самих. Ему эти законы не были нужны. На Израиль наступают враги, и Бог говорит такие слова: «Дети собирают дрова, а отцы разводят огонь, и женщины месят тесто, чтобы делать пирожки для богини неба и совершать возлияние иным богам, чтоб огорчать Меня. Но Меня ли огорчают они?., не себя ли самих к стыду своему?» (Иер. 7:18–19).

Гордыня, эгоизм, похоть и жадность — это отрава, которая мешает нашим отношениям с Богом и людьми. Грех вызывает разлуку: с Богом, с людьми, со своим истинным «я». Чем крепче мы держимся за свои мелкие желания, чем больше стремимся к успеху, чем с большей готовностью удовлетворяем свои страсти за счет других, тем дальше мы отходим от Бога и людей.

В ветхозаветные времена у евреев были очень точные представления о пропасти, разделяющей Бога и людей. Местом Божьего присутствия считалась Святое святых, куда лишь раз в год (в День искупления) мог войти лишь один человек — священник, выполнявший сложный очистительный обряд. Иисус Христос сделал эту церемонию ненужный, ибо единожды принес жертву за всех. «Сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов», — сказал Господь, завещая нам обряд Вечери Господней (Мф. 26:28).

Вечеря Господня, или месса, или евхаристия, в нынешнем виде сильно отличается от ветхозаветной церемонии, приходившейся на День искупления. Нам уже нет нужды идти к Богу через выполнившего очистительный обряд первосвященника, не нужно ждать Дня искупления, чтобы войти в Святое святых. В день смерти Христовой толстая завеса, закрывавшая вход в Святое святых, разорвалась сверху донизу. Теперь каждый из нас может напрямую общаться с Богом: «Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, то есть, плоть Свою…» (Евр. 10:19–20).

Вечеря Господня подчеркивает, что действие Христовой жертвы имеет продолжительный характер. Каждый причащающийся принимает вино, символизирующее ту самую живую кровь, которая омывает каждую клетку нашего организма, давая ей питательные вещества и очищая ее от вредных. Благодаря Его крови, мы прощены и очищены.

Слово «покаяние» описывает процесс, который происходит в каждой клетке в момент очищения. Клайв Льюис напоминает нам, что покаяние — это «не слова, которых требует от вас Бог, прежде чем принять вас в объятия Свои, и от произнесения которых может избавить вас по Своему соизволению. Покаяние — описание дороги к Богу». Чтобы было забыто прошлое, тучей нависающее над нами, необходимо помнить о нем. Если использовать наше сравнение, то можно сказать: через покаяние каждая клетка с готовностью открывает себя для очищающего действия крови. Покаяние нужно нам самим. Не для того, чтобы наказать себя, а для того, чтобы освободиться от накопившегося груза грехов. «Это Тело Его за вас ломимое…» Ломимое за ваше словоблудие, ваши похоти, вашу гордыню, вашу бесчувственность. Ломимое, чтобы очистить вас ото всего этого, чтобы ваши недостатки заменить Его совершенным послушанием.

Почему мы ходим в церковь, стоим там или сидим на очень неудобных скамьях и стульях? Почему мы поем в церкви странные песнопения и гимны — такие, которых не услышишь нигде, кроме как в стенах храма? Не потому ли, что в каждом из нас горит искра надежды — надежды на то, что Бог узнает нас, простит, исцелит, полюбит? Подобные чувства лежат и в основе нашего стремления причащаться.

Символы гораздо бесцветнее, чем скрывающаяся за ними реальность. Но Христос даровал нам вино и хлеб в доказательство того, что мы прощены, исцелены, любимы. Символ проникает в нас, питая наше тело физически и духовно, донося благую весть до каждой клеточки нашего тела.

Во время евхаристии мы вспоминаем о прощении, которое обрели благодаря жертве Христовой. Эта жертва сотрясла до основания всю богослужебную систему иудаизма. Мы и сами ощущаем, как наши клеточки очищаются от накопившихся в них упрямых токсинов. «Ибо, если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертию Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнию Его» (Рим. 5:10). Если грех — великий разлучник, то Христос — великий примиритель. Он растворяет оболочку, которая с каждым днем все больше отделяет нас от окружающих и от Бога. «А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою, ибо Он есть мир наш…» (Еф. 2:13–14).

Незадолго до смерти французский писатель–католик Франсуа Мориак, получивший Нобелевскую премию в области литературы, рассуждал о своих сложных отношениях с церковью. Он рассказал, какие из своих обещаний церковь не сдержала, рассказал о мелочности и компромиссах, на которые столь Часто шли церковники. И он сделал вывод: церковь далеко отошла от учения и личного примера Своего основателя. Но все же, Добавляет Мориак, несмотря на все свои недостатки, церковь, по крайней мере, не забыла два высказывания Христа: «грехи твои прощены» и «сие есть Тело Мое за вас ломимое». В вечере Господней соединяются оба этих высказывания, ибо причастие — это тихое действо исцеления, очищения каждой клеточки Его Тела от накопившихся нечистот.

 

7.

Преодоление

Наша жизнь находится в руках мельчайших микроорганизмов, размером в одну триллионную часть нашего тела. Автор многих книг по медицине Рональд Глассер пришел к такому выводу: «Независимо от того, какими мы хотели бы видеть себя, несмотря на все наши представления о собственном величии и власти, невзирая на все наши преходящие человеческие достижения, реальная борьба — это борьба с бактериями и вирусами, борьба с противником величиной не более семи микронов».

В наше время войнам, пожарам и землетрясениям уделяется гораздо больше внимания, чем микробам. Но так было далеко не всегда. Например, в XIV веке страшная эпидемия чумы унесла треть населения Европы. В 1348 году более миллиона паломников отправилось на Пасху в Рим; 90 % из них вернулись домой инфицированными: таким образом смертельная болезнь распространилась по всему миру. Тогда можно было увидеть такую картину: по морям плавали корабли без экипажей, раскинувшиеся на сотни километров земельные угодья оставались нераспаханными, дороги были пусты — по ним никто не ходил и не ездил.

В начале нашего века «война, направленная на прекращение всех войн», обернулась самыми большими потерями в истории: она унесла восемь с половиной миллионов человеческих жизней. А в том же году, когда военные действия были прекращены, разразилась эпидемия гриппа. Количество ее жертв было в три раза больше — двадцать пять миллионов человек.

Для того чтобы описать, что происходит внутри нашего тела в момент возникновения болезни, потребуются военные термины. Наш организм, вооружившись грозным оружием и средствами защиты, буквально объявляет войну захватчикам. При первых же признаках нападения звучит химический сигнал тревоги, и многочисленная армия, состоящая из разных родов войск — различных систем организма, — спешит вступить в бой. Капилляры растягиваются, будто надувные шары, чтобы полки вооруженных защитников могли беспрепятственно проникнуть в зону военных действий. А в это время белые клетки пяти различных типов формируют исходные атакующие батальоны. Прозрачные, обвешанные оружием, способные, подобно знаменитому Гудини, выбираться из любого замкнутого пространства, белые клеточки — это самые лучшие солдаты нашего тела.

Распластанные под объективом микроскопа белые клетки напоминают посыпанную перцем яичницу, где каждое черные пятнышко обозначает смертельное химическое оружие. Пока белые клетки циркулируют по организму, они принимают шарообразную форму и становятся похожими на тусклые стеклянные глаза, бесцельно плывущие по течению внутри кровеносных сосудов. В момент вторжения они моментально оживают.

Некоторые белые клетки, вооружившись химическими реактивами, превращаются в передовые ударные части. Они пытаются разбить неприятеля за счет численного превосходства. Другие клетки, обладающие массивным корпусом, окруженным, прочными стенками и обвешанным тяжелой амуницией, подкатываются к месту боя со всех сторон, будто боевые танки. В процессе боя меняется стратегия нападения. Часть белых клеток свободно перемещается в потоке крови, делая снайперские выстрелы по заблудившимся солдатам противника. Часть несет охрану жизненно важных органов, выслеживая вражеские силы, дробившиеся через передовое кольцо защиты. Другие окружают захватчиков и загоняют в лимфатическую железу — своеобразную крепость — где учиняют над ними казнь. А остальные клетки — санитарные войска — выжидают, пока поле брани покроется останками боевых клеточек и протекшей протоплазмой, и затем начинают свою деятельность по расчистке завалов.

В те периоды, когда организм здоров, двадцать пять миллиардов белых клеток свободно циркулируют в потоке крови, и еще двадцать пять миллиардов бесцельно ползают по стенкам кровеносных сосудов. В случае же возникновения инфекции кроме них еще миллиарды резервистов выпрыгивают из топи костного мозга. Некоторые из них не успели еще до конца созреть, и напоминают безусых юнцов, пополнивших ряды ополченцев. Организм способен мгновенно мобилизовать в десять раз большее число клеток, чем имеется у него в здоровом состоянии. Между прочим, когда у пациента берется кровь для анализа, то подсчитывается именно количество белых клеток, чтобы определить степень инфицирования.

Мы нуждаемся в таком огромном количестве белых клеток по одной простой причине: каждый наш лимфоцит является «специфическим» защитником, запрограммированным лишь против одного вида болезни. На самом деле происходящие внутри нас бои больше напоминают не рукопашную битву пехотных войск, когда борьба идет один на один, а скорее, неистовый брачный танец, в котором толпа белых клеток, прежде чем звать на подмогу резерв, врезается в толпу бактерий или вирусов в поисках определенного вида неприятеля. Белые клетки живут в среднем по десять часов. Но есть среди них особо избранные, которые живут до 60—70 лет, сохраняя в своей химической памяти воспоминание об опасных захватчиках и каждые несколько минут проверяя их наличие в лимфатической железе. Эти выдающиеся Клетки на химическом уровне хранят секреты, подсказывающие телу, как побороть уже вторгавшегося ранее противника.

Белые клетки должны каким–то образом отслеживать захватчиков, камуфлирующихся под окружающуюся обстановку. Неприятель умело скрывается в химическом дыму битвы и в гуще давших течь клеток. Он прячется среди служащих для свертывания крови реагентов и поврежденных мембран. Антитела (неправильное название, так как в теле нет никаких субстанций, являющихся подобием тела) бесстрашно работают проводниками белых клеток и показывают им путь к цели. Их величина составляет всего 1/1000 от размера бактерии, но они виснут на неприятеле, как мох на деревьях, смягчая вражеские удары перед приближением основного состава белых клеток и сглаживая острые паукообразные формы неприятельских клеток. Одно антитело защищает против вирусов одной определенной болезни. Например, антитело коревой краснухи никоим образом не действует на полиомиелит.

Из–за немыслимого количества захватчиков, вторгающихся в человеческий организм в течение всей жизни, тело должно хранить огромный арсенал оружия. Возникает вопрос, каким образом тело успевает подготовить такое огромное количество различных видов антител, так необходимых нам в этом страшном мире? Иммунологи в шутку отвечают: в теле есть генератор клеточного многообразия, с помощью которого оно производит необходимый защитный комплект антител. Доктор Рональд Глассер называет этот процесс «смесью волшебства и химии… комбинацией физики и благодати на молекулярном уровне».

Если я случайно порежу палец, то находящиеся поблизости антитела начнут немедленное преследование известных им захватчиков, или антигенов. Обнаружив новичка, проплывающий мимо лимфоцит дотронется до него, запомнит его форму и побежит к ближайшему лимфатическому узлу. Там этот лимфоцит причудливым образом преображается в настоящий химический завод по передаче только что полученной информации тысячам других лимфоцитов, которые в свою очередь производят на свет миллиарды антител. Формула антитела, однажды произведенного против нового антитела, постоянно хранится в «памяти» лимфатической системы, так что любое последующее поступление данного антигена обеспечит мгновенное повторение уже известного оборонного процесса.

Иногда случается так, что новый антиген появляется в необычном, неизвестном до сей поры виде. Тогда лимфоциты пробуют одну формулу за другой, пытаясь выяснить его точный состав. Тем временем таинственный пришелец, ошеломивший мечущиеся в панике белые клетки, начинает свою разрушительную деятельность. Опустошительная чума XIV века была вызвана таким же пришельцем. Кровь европейцев не имела опыта общения с подобным заболеванием, которое пришло из Азии.

В наши дни такие заболевания, как корь и грипп, не представляющие существенной угрозы для развитых стран, приводят к довольно разрушительным последствиям в странах со слаборазвитой цивилизацией. Однако постепенно организм приобретает навыки, значительно уменьшающие влияние подобных болезней.

Время предоставляет неисчерпаемые возможности для развития защитной системы организма. Наши защитные силы являются именно защитными: они наносят лишь ответный удар, никогда не атакуя первыми. Поэтому существует опасный период между возникновением инфекции и соответствующей реакцией организма. Лекарства из группы антибиотиков помогают организму продержаться в этот период, сберегая драгоценные часы, так необходимые для мобилизации собственных сил организма. (Антибиотики производят массированную атаку, уничтожая вторгнувшихся захватчиков миллионами, но некоторым из лазутчиков все же удается проникнуть через выставленный против них химический барьер. Если хоть одна бактерия выживет, то через восемь часов ее потомство составит уже миллион единиц.

Чтобы победить, организм должен произвести 100 %-ное уничтожение оккупантов, что представляется такой же трудной задачей, как уничтожение, например, всех комаров в каком–то конкретном городе. Никакому антибиотику не под силу решение такой задачи. Как показала практика, антибиотики оказались полностью неэффективными у людей с болезнями иммунодефицита, например СПИДом).

Веками жизнь людей в течение этого смертельно опасного отрезка времени висела на волоске. Нередко в такие моменты происходили массовые вымирания всего населения какой–либо местности. Но один гениальный метод решил все проблемы этого критического периода и, кроме того, сыграл большую роль в победе над болезнями, чем любая другая медицинская процедура. Называется он «иммунизация». Этот метод появился на свет в результате экспериментальной деятельности таких первопроходцев в медицине, как Дженнер, Пастер и др.

Болезни, заложниками которых становились целые нации, держали в страхе жителей каждого поселка, каждой деревушки, а сейчас они практически неизвестны в развитых странах. Желтая лихорадка, дифтерия, оспа, бешенство, холера, сыпной и брюшной тиф, полиомиелит, корь — каждая из этих болезней убила и искалечила больше людей, чем мировые войны. Сейчас с помощью иммунизации мы получили оружие, обеспечившее нам полную победу.

Обычно организм теряет драгоценные часы на расшифровку кода очередного оккупанта и на выработку необходимых для борьбы с ним антител. При иммунизации предупредительная инъекция вводит в организм безопасную форму вируса полиомиелита или оспы. Это либо ослабленный, либо неразмножающийся, либо нежизнеспособный вирус, но с неповрежденной внешней оболочкой, которая и стимулирует процесс производства антител. Иммунизация дает организму огромное преимущество: антитела» направленные конкретно против полиомиелита, или оспы, или любой другой инфекции, теперь имеют стратегическое превосходство — опасный период времени существенно сокращается. В случае нападения организм моментально заполняет поле боя заранее подготовленными и выбранными из огромного арсенала антителами и быстро поражает неприятеля.

Вакцинация от оспы представляет собой одну из самых великолепных страниц в истории медицины и прекрасно показывает успешность применения процедуры вакцинации вообще. Оспа буквально опустошала нашу планету, ее боялись больше «черной смерти» — бубонной чумы. Томас Бабингтон Макалей писал в «Истории Англии»: «Разрушительные последствия чумы были более скоротечными; но чума посещала наши берега лишь раз или два на памяти человечества; а оспа присутствует постоянно, наполняя церкви трупами, а сердца тех, кто пока еще избежал ее страшного воздействия, леденящим страхом. Она оставляет свои зловещие следы на теле тех, кто испытал на себе ее силу, превращая ребенка в жалкое подобие человеческого существа, приводя мать в содрогание и вызывая ужас у жениха при взгляде на глаза и щеки своей больной невесты».

Эта болезнь веками подвергала Европу своему разрушительному воздействию. Наиболее жестокой она была в тех районах, население которых ранее с ней не сталкивалось. Однажды один из испанских воинов, раненый и оставшийся лежать на поле боя после стычки с индейцами, инфицировал (заразил) оспой жителей племени ацтеков. Через два года умерло четыре миллиона человек. Это намного больше, чем было убито завоевателями.

В штате Миссури численность индейского племени мандан, представители которого не имели врожденного иммунитета, сократилась с тридцати тысяч до тридцати человек. Остались письменные отчеты торговцев и воспоминания путешественников того времени, в которых говорилось о том, что на их пути попадались деревни, где не осталось ни одного живого Человека. Их жители целыми семьями лежали мертвыми в своих жилищах. В бескрайних прериях не вилось ни одной струйки Дыма, не наблюдалось ни малейшего признака жизни — повсюду были одни трупы.

Но в один прекрасный день все изменилось благодаря Эдуарду Дженнеру, сыну священника. Подобно Пастеру, которого неотступно преследовали воспоминания о взбесившемся волке, Дженнер не мог забыть страшных событий лета 1757 года. В том году, когда ему было восемь лет, его выбрали для участия в процедуре под названием «откупиться от оспы» — грубой попытке предотвратить эпидемию. В течение шести недель приехавший из города врач периодически пускал ему кровь и постоянно морил голодом. Затем местный целитель в здании деревенской аптеки взял нож и, сделав порез на руке мальчика, сразу же насыпал в него высушенную коросту с трупа человека, умершего от оспы. Чтобы его могли увидеть все желающие, мальчика поместили в конюшню вместе с другими детьми, находящимися на различных стадиях «излечения». Через месяц он выздоровел, навсегда получив иммунитет против оспы, но ужас пережитого не покидал его никогда.

Доктор Дженнер на практике использовал то, что было известно об оспе еще много столетий назад: будучи однажды инфицированным в слабой форме, человек получал иммунитет против этой болезни. К сожалению, из–за нестерильного способа проведения процедуры и силы микроба подобная практика была ненамного безопаснее, чем эпидемия.

В немалой степени благодаря крестьянской смекалке Дженнер вступил на путь научного бессмертия. Несколько лет он изучал эту болезнь на Британских островах, пока однажды не встретился с деревенской женщиной–дояркой, которая спокойно сказала ему, что не боится заболеть оспой, потому что однажды уже переболела коровьей оспой. Дженнер загорелся этой идеей. Может ли слабая форма коровьей оспы выработать у человека иммунитет к оспе? Он стал собирать данные, проводить опыты (иногда неудачные), придумал термин «вакцинация», совершенствовал процедуры и, наконец, представил результаты своих исследований в Королевское Лондонское общество. Как и следовало ожидать, консервативное медицинское руководство подняло на смех выводы молодого ученого и отказалось опубликовать его труды.

Споры по поводу разработанной Дженнером процедуры не утихали еще целое столетие. В некоторых странах на них был наложен запрет, а в других их объявили обязательными для использования в медицинской практике. В 1881 году в британском журнале «Панч» появилось следующее стихотворение:

В 1802 году появились случаи заболевания оспой среди индейцев и испанских поселенцев в Боготе — столице Колумбии. Хорошо зная о том, что болезнь легко может уничтожить беззащитное население, правящий совет Боготы направил королю Испании Карлу IV петицию с просьбой о помощи. В послании говорилось о том, что все жители города буквально парализованы страхом перед надвигающейся на город эпидемией оспы.

Тогда король Карл (известный в истории как неумелый правитель) стал проявлять повышенный интерес к новому методу — вакцинации. Трое его собственных детей подверглись процедуре вакцинации, и король подписался под документом, разрешающим официальное применение методики Дженнера, вызвавшей столько споров. Но как переправить вакцину коровьей оспы в Новый Свет? В Европе вакцина передавалась из страны в страну следующим образом: врачи нанизывали волдыри коровьей оспы на нитки или на птичьи перья и складывали в стеклянные пузырьки. Но в таком виде вирус засох бы задолго до того, как корабль пересечет Атлантику.

Наконец один из королевских советников придумал смелый, новаторский план. Он предложил организовать экспедицию, состоящую из достаточного количества добровольцев, которые согласятся, чтобы вакцина была перевезена через океан на их собственном теле. Король отклонил эту идею из–за дороговизны подобной экспедиции, но советник напомнил: если в колониях разразится эпидемия, экономике будет нанесен неизмеримо больший ущерб. И король согласился.

Была подготовлена экспедиция, получившая высокопарное название Real Expedicion Maritima de La Vacuna (Королевская морская экспедиция по вакцинации). Ее возглавил врач Франциско де Бальмис. Вскоре испанский корабль «Мария Пита» покинул порт с человеческим грузом на борту. Он состоял из 22 мальчиков от трех до девяти лет из местного приюта и нескольких коров, играющих роль дублеров. Де Бальмис сделал прививку пяти мальчикам еще перед отплытием; другие должны были стать последующими звеньями цепочки, передающей живой вирус.

Через пять дней плавания на руках инфицированных мальчиков появились пузырьки — небольшие чашевидные углубления с приподнятыми краями и впалым центром. На восьмой день пузырьки достигли своего максимального размера: они закруглились и надулись — маленькие наполненные лимфой вулканчики, готовые к извержению. На десятый день болячки созрели, и из них стала вытекать лимфа — можно было собирать урожай. Двое мальчиков протянули руки, и доктор де Бальмис осторожно соскоблил бесценную лимфу. Каждые десять дней двум новым мальчикам прививались живые вирусы, и после периода карантина созревала их очередная партия. Политика иногда требует от медиков поступиться своими нравственными устоями. В феврале королевский корабль с грузом гнойных болячек прибыл в Сан Хуан (Пуэрто–Рико). Приплывший на нем враче гордостью заявил местным властям о прибытии спасительной миссии. Но ситуация обострилась: местный врач уведомил де Бальмиса, что он приехал напрасно, так как жители их острова уже имеют иммунитет от оспы. Им сделали прививки вакциной, полученной с соседнего принадлежащего Дании острова Святого Томаса. Взбешенный тем, что значение его экспедиции было так сильно принижено, де Бальмис велел команде своего корабля стать на якорь сроком на один месяц, чтобы удостовериться в правильности слов местного доктора и проверить наличие иммунитета у жителей. Слова доктора подтвердились, и де Бальмис, постепенно успокоившись, отдал приказ к отплытию с острова раньше намеченного срока.

К тому моменту, когда «Мария Пита» прибыла в Пуэрто Кабелло (Венесуэла), живая вакцина оставалась на руке у последнего мальчика. Он был единственной надеждой предотвратить надвигающуюся эпидемию. Де Бальмис отобрал еще двадцать восемь мальчиков из местного населения и оставался на острове до тех пор, пока не сделал прививки двенадцати тысячам человек. После этого члены экспедиции разделились на две группы. Ассистент де Бальмиса возглавил группу, отправившуюся в Боготу, откуда и было получено послание с просьбой о помощи. Обстановка там еще более обострилась из–за долгого отсутствия вакцины. Но в пути корабль потерпел крушение. В городе началась паника. К счастью, плывшие на корабле переносчики живой вакцины остались живы. Каждому жителю Боготы была сделана прививка, угроза возникновения заболевания постепенно исчезла, и ассистент отправился дальше — в Перу и Аргентину.

Тем временем сам де Бальмис прибыл в Мексику, где развернул широкую кампанию по вакцинации населения. Он объездил практически всю страну, а после этого организовал новую экспедицию, взяв на борт очередную партию добровольцев, и отправился в полное опасностей путешествие на Филиппины. Жители этих островов так же, как и всех предыдущих, были спасены благодаря непрерывной живой цепочке, берущей свое начало из приюта в испанском городке Ла Коруна. Сотни тысяч людей остались живы лишь благодаря тем первым 22 детям–сиротам.

Я был в Боготе и стоял у подножия огромного бронзового памятника, воздвигнутого в память о трогательной жертвенности тех мальчиков. Учебники истории, посвятившие целые страницы даже самым незначительным войнам, приведшим к человеческим жертвам, ни разу не упомянули о 22 юных добровольцах и о тех тысячах, жизни которых они спасли. А ведь экспедиция по вакцинации символизирует ни что иное, как величайший прогресс в медицине: способность использовать защитные свойства крови одного человека, чтобы спасти другого.

Эдуард Дженнер получил всеобщее признание в XX веке, когда Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) приняла решение использовать его метод, организовав кампанию по полному уничтожению оспы на нашей планете. В отличие от других заболеваний, оспа не передается через животных — только от человека человеку. Поэтому члены ВОЗ пришли к выводу: если каждый житель Земли будет привит, то болезнь исчезнет.

В течение 20 лет сотрудники ВОЗ объездили весь мир: они побывали в каждой индийской деревеньке, посетили самые отдаленные хижины южноамериканских жителей, облазили все азиатские джунгли. Это была самая широкомасштабная кампания по охране здоровья человечества за всю его историю. Последний случай заболевания оспой был зарегистрирован в 1977 году в африканском государстве Сомали. Тогда представителям ВОЗ пришлось улаживать возникший пограничный конфликт, чтобы добраться до источника заражения и прекратить его распространение.

По официальным данным, такого заболевания, как оспа, на Земле больше не существует. Эта болезнь унесла самое большое число человеческих жизней. Но это единственная исчезнувшая с лица Земли болезнь. То, что должен сделать каждый человеческий организм, чтобы победить болезнь — уничтожить вторгнувшийся микроб, — достигнуто в мировом масштабе. История борьбы с оспой закончилась триумфальной победой не с помощью лекарств и прогрессивных технологий, а лишь благодаря правильному использованию способностей человеческих клеток. Люди каждой расы узнали, как надо защищаться от болезни.

Еще ребенком, живя в Индии, я узнал, как много может сделать один человек для спасения другого. В то время методика, с помощью которой мои родители делали прививки от оспы, была весьма несовершенной. У родителей имелись очень ограниченные запасы вакцины, не было никаких условий для ее хранения в холодном месте, поэтому они использовали тот же ее источник, что и доктор де Бальмис: заранее вакцинированных людей. Самые быстроногие мальчишки бегом поднимались вверх по горным тропам и доставляли бесценную вакцину моему отцу. Они еще не успевали перевести дух, как отец уже разламывал маленькие стеклянные наполненные лимфой трубочки и начинал делать прививки ожидающей толпе людей. Потом из одной инфицированной руки он брал необходимое количество лимфы, чтобы привить ее десяти другим индийцам. У этих десяти образовывалось столько лимфы, что ее было достаточно для сотни человек. Кровь каждого вакцинированного человека навсегда запоминала вирус оспы, чтобы в случае необходимости привести в состояние боевой готовности армию защитников, способных противостоять болезни.

Это свойство крови, которое может передаваться от человека человеку, придает особый смысл одному библейскому слову, которое иначе было бы нам совсем непонятно. Я говорю о слове «победить». В одном из видений книги Откровения апостол Иоанн описывает суровую битву между силами добра и зла.

Сатана усмирен, и победители, люди, обретшие вечную жизнь, описаны так: «они победили его кровию Агнца» (Отк. 12:11).

Какое же отношение это слово может иметь к крови? Я научился видеть в крови символ жизни, а не смерти. Я научился ценить очищающие свойства крови. Но подобное словосочетание «победить кровью» на первый взгляд кажется совершенно непонятным. Чтобы «победить», нужна сила и напористость: вооруженный автоматом террорист может одолеть экипаж самолета; необъятный борец сумо способен нокаутировать своего противника. С другой стороны, кровь кажется нам признаком слабости и неудачи — побежденный обычно покрыт кровью.

Почему же апостол использует именно это словосочетание? Ответ, я думаю, кроется в физиологических свойствах крови, которой побеждать приходится достаточно часто. Эта аналогия раскрывает нам очень важную особенность Божьего промысла, помогает лучше понять символический смысл слова «кровь». Чтобы до конца разобраться в этом вопросе, нужно взглянуть на несколько отрывков из Библии, в которых употребляется слово «победить».

В трогательные минуты Последней Вечери, в ночь перед распятием Иисус сказал: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33). В тот момент такие слова Иисуса особенно нужны были ученикам. Но мы с вами, читая эти строки Писания и зная о последовавших событиях, удивляемся: уместны ли они? В тот момент, когда Иисус произносил их, Иуда уже получал деньги, а римские солдаты пристегивали мечи к поясу. По некотором размышлении, время для произнесения этих слов — за несколько часов до ареста и казни — кажется выбранным неудачно. Торжествующие слова, должно быть, болью отзывались в сердцах учеников, когда они смотрели на висящее на кресте бледное тело. «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Кто должен избавить Израиля», — грустно поведали потом двое (Лк. 24:21).

Когда сила Божия схлестнулась с силой человеческой, Иисус, Который мог бы позвать на помощь ангелов, отдал Себя в руки горстке солдат с бичами и гвоздями. Казалось, грань между победой и поражением была стерта.

В книге Откровения снова появляется образ Агнца, и снова мы видим, что Агнец — это Христос. Мы почему–то не улавливаем иронии в том, что слабейшее, самое беспомощное животное является образом Господа Вселенной. И не только это: «Агнец стоял как бы закланный» (Отк. 5:6). Теперь мы понимаем, в каком контексте употреблена эта странная фраза — «победили кровью Агнца».

Божье пришествие на нашу планету запомнилось прежде всего не проявлениями грубой силы, а примером страдания, который Он нам явил. Сквозь пламень очистительного огня страданий мы видим определенную закономерность: в ответ на зло Бог зло не уничтожает, но заставляет его служить высшей цели — высшему благу. Он победил зло, поглотив его, приняв его на Себя и, в конечном итоге, простив. Иисус стал победителем–первопроходцем, пройдя через самый эпицентр искушения, зла и смерти.

Представьте себе ученого, который смотрит через микроскоп на разрастающуюся популяцию микробов, грозящую уничтожить мир. Ему так и хочется скинуть белый халат, уменьшиться до размеров микрона и войти в мир микробов, принеся с собой генетический материал, способный этих микробов погубить.

Говоря о нашей аналогии, представьте себе Бога, Который с грустью смотрит на вирус зла, поразивший Его создания. И вот Он сбрасывает Свое величие, чтобы облечься в плоть жертвы этого страшного вируса и принести человечеству вакцину против неизбежной смерти и разрушения. Но сравнение все же не отражает всей драматичности случившегося: «Он сделался грехом за нас».

Глубокий символический смысл крови как средства победы обязательно должен быть фоном для подобного рода богословских размышлений, помогая сделать конкретные выводы, над которыми следует думать во время евхаристии. Этот обряд более всех остальных отражает личностное преломление богословских реалий жизни и смерти Христа.

Я подхожу к столу для причастия без всяких сложных церемоний, описанных в Ветхом Завете. Изменения в богослужении смогли произойти благодаря Иисусу Христу. Итог Его подвигу подводит автор Послания к Евреям:

«А как дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола, и избавить тех, которые от страха смерти чрез всю жизнь были подвержены рабству. Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово. Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтоб быть милостивым и верным Первосвященником пред Богом, для умилостивления за грехи народа, ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь»

(Евр. 2:14–18).

Опираясь на силу Христову, мне легче встречать искушения. Позвольте на примере крови объяснить вам, что происходит.

Несколько лет назад Веллор поразила эпидемия оспы, заболел одна из моих дочерей. Мы знали, что она поправится, но очень беспокоились о другой дочери — крошке Эстелле: для младенцев эта болезнь чрезвычайно опасна. Педиатр сказал, что нужно сделать прививку, и тогда–то по всему Веллору разнеслась весть: Брэндам нужна «кровь победителя» оспы. Мы не использовали этих конкретных слов, а попросили откликнуться переболевшего оспой. Сыворотка крови этого человека могла бы защитить нашу дочь.

Нам не было смысла искать человека, победившего ветрянку или залечившего сломанную кость ноги. Он не мог помочь нашей конкретной нужде. Нам нужен был переболевший оспой. Такого человека мы нашли, взяли у него пробу крови, дождались, когда клетки крови осядут и ввели сыворотку девочке. Получив «взаймы» антитела, наша дочь смогла успешно избежать болезнь. Сыворотка дала ее организму достаточно времени, чтобы в нем выработались собственные антитела. Она тоже победила оспу, но не за счет сопротивляемости собственного организма и выносливости, а за счет тяжелой борьбы, которая когда–то уже произошла в организме другого человека.

В определенном смысле кровь человека обретает особую ценность, когда он одерживает победы в многочисленных сражениях с внешними врагами. После того как антитела принесли организму тайну победы над болезнью, вторая инъекция уже не сделает вреда. У привитого человека кровь становится «умной», как говорила Флэннери О'Коннор. Не показывает ли нам этот пример сути того, что произошло со Христом, Который стал совершенен через страдания (см. Евр. 2:10)? Вспомним самый известный отрывок из Послания к Евреям: «Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» (Евр. 2:18), И еще один: «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4:15).

Кровь Христа победила, словно Он делал все возможное, чтобы подвергнуться всем мыслимым искушениям, познать все беды, которые встретятся на нашем пути, лишь бы передать нам «умную» кровь. Начиная с момента противостояния сатане в пустыне, Иисус упорно отказывался от применения «голой» силы в борьбе с искушениями успехом, властью, владычеством над миром. В Гефсиманском саду сила искушения достигла своего наивысшего накала, но Он «вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление» (Евр. 12:2).

Сегодня, когда мы принимаем на причастии вино, то словно вслушиваемся при этом в слова Иисуса: «Это кровь Моя, окрепшая и готовая для вас. Это Моя жизнь, прожитая для вас, которую теперь Я могу разделить с вами. Я уставал, был искушаем, отчаивался, был покинут. Когда такое случится с вами, можете взять Мою силу и Мой дух. Я победил мир для вас».

Даже твердого в вере христианина может охватить непреодолимое искушение. Мы должны быть готовы, и символ крови Иисусовой говорит нам: полагайтесь на «умную» и сильную кровь Того, Кто идет впереди нас.

 

8.

Взаимопроникновение

История переливания крови, как и многих других медицинских процедур, началась с того, что вначале подверглась риску чья–то жизнь, а вскоре после этого и вовсе последовала гибель немалого количества людей. В 1492 году, когда Колумб отправился в свое знаменитое путешествие, в Италии доктор–еврей попытался сделать переливание крови, взятой у трех мальчиков, Папе Римскому Иннокентию VIII. Все трое доноров умерли от кровотечения, а епископ с трижды проколотой веной едва выжил.

Два столетия спустя интерес к переливанию крови усилился. Наибольшее распространение этот метод получил во Франции благодаря стараниям Жана Баптиста Дени — личного врача Людовика XIV. После удачного эксперимента по переливанию крови от собаки собаке Дени решил попробовать вернуть к жизни умирающего мальчика, влив ему примерно 230 мл овечьей крови. Все прошло удачно. Не менее удачно закончился эксперимент и с другим пациентом — мужчиной средних лет, — которому была перелита кровь. В отличном расположении духа мужчина отправился в таверну, чтобы отпраздновать свое воскрешение, где скоропостижно скончался. Столь разные результаты деятельности Дени подтвердили вывод, к которому пришли известные врачи того времени: самым лучшим для выздоровления пациента является не вливание, а забор крови. После этого случая придворный врач М. Кузинот пошел дальше Дени и вылечил сам себя от ревматизма, сделав 64 кровопускания за восемь месяцев. А еще один знаменитый врач прославился на всю Францию тем, что постоянно назначал своим пациентам кровопускание, и в общей сложности по его назначениям было выпущено шесть миллионов литров крови. Тогда и был единогласно принят закон, запрещающий такую «ересь», как переливание крови; этот закон просуществовал сто лет.

Но итальянские и английские врачи не сдались. Один итальянский врач решил разобраться в загадке сиамских близнецов, имеющих общую систему кровообращения. Он попытался понять, каким образом пища, проглатываемая одним из них, насыщала другого. Не мог же один из братьев брать взаймы пищу у другого, чтобы насытиться самому? В то время кровь считалась не только веществом, необходимым для питания организма, но и живой субстанцией, наполненной растворенными в ней характерными чертами человеческой личности, «причудами» своего обладателя. Некоторые даже предлагали с помощью переливания крови вливать здравомыслие в душевнобольных и изменять человеческие наклонности. Предлагали также навсегда прекратить семейные скандалы, перемешав кровь ссорящихся супругов с помощью переливания.

Лишь в XIX веке медицина добилась положительных результатов при использовании все еще окутанного тайнами метода переливания крови. В Англии доктор Джеймс Бланделл спас жизнь одиннадцати из пятнадцати женщин, умирающих от послеродового кровотечения. На сохранившихся до наших дней гравюрах запечатлена следующая полная драматизма сцена: сосредоточенное лицо Бланделла, его взгляд устремлен на стоящую рядом женщину, из которой по трубке течет кровь прямо в вену другой — умирающей женщины. Эти гравюры точно передают всю трогательность той ситуации, когда один человек спасает жизнь другому. Сейчас ощущение этой трогательности потеряно, ее заменил автоматизм компьютеризованных банков крови и стерильных контейнеров.

Несмотря на очевидные положительные результаты, в течение многих лет метод переливания крови был связан с огромным риском. Иногда, примерно у трети пациентов, совершенно необъяснимым образом организм отказывался принимать донорскую кровь; возникала бурная реакция — и человек умирал. Прошли десятилетия, прежде чем исследователи научились распознавать группы и резус–фактор крови, столь существенные для сохранения жизни человека. Кроме того, были тщательно отработаны технологии хранения крови и предотвращения ее свертывания.

В конце концов, во время Первой мировой войны число спасенных с помощью переливания крови жизней перевесило связанный с этой процедурой риск. Медики привозили на поля сражений деревянный ящик с двумя огромными склянками, содержащими драгоценнейшую жидкость. Среди солдат расползались слухи: «Приехал какой–то тип, который может закачать в тебя кровь, и, если даже тебя убьют, ты снова оживешь!»

В дни Второй мировой войны чернокожий американец Чарльз Дрю во многом усовершенствовал процесс хранения и транспортировки крови, сделав возможным проведение в Британии общенациональной кампании по переливанию крови.

С тех пор начала создаваться разветвленная сеть складов для хранения запасов крови, банков крови, специально оборудованных грузовиков–рефрижераторов и самолетов для ее перевозки. С долей иронии можно назвать эту сеть подобием собственной системы кровообращения организма.

Драматические события давней ночи в Коннотской больнице, когда я своими глазами увидел результат, полученный благодаря переливанию крови, привели меня в медицину. Через 12 лет после этого, имея за плечами медицинское образование и опыт работы хирургом, я оказался в Индии, где столкнулся с таким фактом: люди со страхом и отвращением воспринимали просьбу отдать свою кровь другому.

Я приехал работать хирургом–ортопедом в расположенный в Веллоре христианский медицинский колледж, когда туда набирали специалистов из разных стран. Среди нас был доктор Рив Беттс из Лаэйской клиники города Бостона. Впоследствии этот человек стал именоваться не иначе, как отцом торакальной хирургии Индии.

По прибытии доктор Беттс сразу же столкнулся с отсутствием в больнице банка крови. При некоторых хирургических операциях мы тогда использовали изобретенное мною так называемое устройство Руба Голдберга, осуществляющее всасывание и рециркуляцию собственной крови пациента. Но для грудных операций требуется заранее подготовленный запас крови — не менее трех литров. А это, в свою очередь, влечет за собой необходимость забирать и определенным образом хранить эту кровь. У доктора Беттса был необходимый опыт и квалификация, он мог бы спасти жизни многим пациентам, которые уже начали поступать в Веллор со всей Индии. Но без запасов крови он ничего не мог сделать.

Вот тогда, в 1949 году, моей первейшей задачей стало составление банка крови. Я научился различать группы крови, определять ее совместимость у разных людей. Научился подбирать доноров — таких людей, у которых не было заболеваний, запрещающих использовать их кровь для переливания. Нам нужно было найти способы получения не содержащей пироген воды и стерилизации всех имеющихся инструментов многократного использования.

В жарком и душном климате Индии, когда большое количество людей страдало от заболеваний, вызванных паразитами И скрытым вирусом гепатита, мы должны были сделать все возможное для создания надежной, безопасной системы хранения запасов крови. Раз за разом нас постигало жестокое разочарование, когда вместо ожидаемого улучшения состояния пациента переливание крови ухудшало его. Те, кто сегодня пользуется высокоэффективными и надежными современными банками крови, должны с благодарностью вспоминать первооткрывателей, которые шли на колоссальный риск, начиная использовать на практике метод переливания крови.

Однако самым трудным для нас было изменить само отношение к этому методу местных жителей. Для них кровь —- это жизнь, а кто может допустить саму мысль о том, чтобы отдать жизнь, даже ради спасения кого–то еще?

Мне вспоминается, как Рив Беттс боролся с предрассудками местных жителей, давно изжитыми на западе. Так и стоит перед глазами сцена, когда он долго и безуспешно пытался уговорить очередную семью сдать кровь. «Как можно отказываться сдавать кровь, чтобы спасти жизнь своему собственному ребенку?» — недоумевал он.

Обычно целый клан родственников сопровождал пациента, которому предстояла серьезная операция, поэтому если врачу приходилось принимать важное решение, то ему было с кем посоветоваться. Но для того чтобы вести долгие переговоры через знавшего местное наречие переводчика, нужно было иметь колоссальное терпение. Такие переговоры потребовались, например, в случае с двенадцатилетней девочкой, которая нуждалась в операции на больном легком. С самого начала Рив известил родственников о том, что ради спасения жизни девочки легкое придется удалить. Ее домашние важно закивали в знак согласия.

Тогда Рив сказал, что для проведения операции потребуется не менее полутора литров крови, а в больнице имеется только поллитра. Значит, родственники должны сдать еще один литр. При этом известии старшие члены семьи собрались в кучку и стали совещаться. Затем объявили о своем желании заплатить за дополнительный литр крови.

Помню, Рива даже бросило в краску от этих слов. Стараясь держать себя в руках, он попытался объяснить им, что ему больше неоткуда взять кровь — ее негде купить. Им просто придется забрать девочку домой, где она вскоре умрет. Снова совещание. На этот раз обсуждение было более бурным, в результате чего было принято решение пойти на уступки. Они вытолкнули вперед хрупкую пожилую женщину, весившую от силы, килограмм сорок — самую маленькую и самую слабенькую из всего племени. Было объявлено, что семейный совет принял решение предложить ее в качестве донора для переливания крови. Нам разрешается взять у нее кровь.

Рив уставился на лоснящихся, хорошо откормленных мужчин, принявших такое решение; он кипел от негодования. На ломаном тамильском наречии он стал громко стыдить кучку жалких трусов. Едва ли кто–нибудь понял то, что он говорил из–за сильнейшего английского акцента, но каждый ощутил в его словах нескрываемое негодование. Он тыкал пальцем то в крепких, упитанных мужчин, то в хрупкую женщину.

Неожиданно Рив демонстративно закатал рукав на своем халате и подозвал меня: «Иди сюда, Пол — я не могу больше выносить все это! Не стану же я рисковать жизнью этой бедной девочки из–за того, что эти трусливые детины никак не могут сообразить, что от них требуется. Принеси бутылку и иглу и возьми мою кровь». Семейка замолкла и с благоговейным страхом стала наблюдать, как я, повинуясь словам доктора, перетянул жгутом его руку, протер тампоном кожу и вколол иглу в вену. Внезапно брызнула густая красная струя и стала стекать в бутылку. Среди зрителей пронеслось: «Аххх!»

До меня донеслись голоса: «Смотрите–ка, господин доктор отдает свою жизнь!» Те, кто присутствовал при этой сцене, начали стыдить родственников девочки. Я тоже не сдержался и, привлекая к себе внимание, нарочито громко сказал, что Риву нельзя отдавать слишком много крови, потому что он уже отдавал ее на прошлой и на позапрошлой неделе. Я громко крикнул: «Рив, ты ослабнешь и не сможешь сделать операцию!»

В этот момент, как и во всех предыдущих случаях, до родственников наконец–то дошел смысл происходящего. Не успела бутылка наполниться и до половины, как несколько человек подошли ко мне, протягивая дрожащие руки. Я прекратил забор крови у Рива. Позже я положил конец этому обычаю, заведенному Ривом, потому что, хотя он никогда за один раз не отдавал большое количество крови, но, так как делал это довольно часто, его кроветворным клеткам уже стало тяжело восстанавливаться. Тем не менее, у него уже сложилась определенная репутация: если члены семьи отказываются сдать кровь, великий доктор сам делает это.

Когда я размышляю над символичным смыслом, подразумеваемым в христианстве под словом «кровь», особенно над тем его значением, которое следует из высказываний Христа, я всегда мысленно возвращаюсь к современной процедуре переливания крови. Совершенно очевидно, что Иисус Христос и библейские авторы, говоря о крови, не имели в виду запасы крови, хранящиеся на складах Красного Креста. И, тем не менее, весь мой опыт показывает: переливание крови в какой–то степени являет собой христианский символ, включающий в себя все те значения, о которых мы говорили выше.

Во времена, когда метод переливания крови был еще неизвестен, Христос озадачил всех, призвав пить Свою Кровь. С тех пор христиане ломают голову над богословским понятием Святого Причастия. Кто может объяснить процесс, с помощью которого Тело Христово и Его Кровь становятся частью меня? Мы взрастаем подле Него; мы являемся частью Его; Он питает нас; все эти фразы — лишь недосказанные намеки. Иисус Христос использовал сравнение с ветками виноградной лозы. Для меня путем к осмыслению этого сравнения служит современное значение переливания крови.

Никогда мне не забыть ту ночь в Коннотской больнице, когда на моих глазах ожила женщина, с помощью трубки подсоединенная к бутылке донорской крови. Весь мой опыт, связанный с переливанием крови, которое является самым безупречным примером разделенной с другим человеком жизни, свидетельствует о животворной силе крови. Та переданная по радио церковная служба напомнила мне, что Христос не умер и не покинул меня, что Он жив и существует во мне. Каждая клетка Его Тела находится в неразрывной связи с питательными веществами из общего источника. Она омывается ими. Она объединена с ними в неразрывном единстве. Кровь питает жизнь.

Вливание свежей крови помогает также объяснить и процесс очищения. Я имею в виду токсины, накапливающиеся в разбросанных повсюду клетках моего организма, и то облегчение, которое я испытываю, когда кровь вымывает из меня эти яды.

И, наконец, я представляю себе ожесточенную внутриклеточную борьбу, ведущуюся внутри моего организма, и ту победу, которую приносит инъекция сыворотки крови. Иисус Христос, живший на земле до нас, выработал «умную» кровь, которую безвозмездно делит с нами.

Так Вечеря Господня стала для меня не просто волнующей реликвией раннехристианского учения, но образом удивительной силы. Это праздник торжества жизни, символ Крови Христа, перелитой в меня. Женщина в Коннотской больнице избежала смерти благодаря тому, что безымянный донор поделился с ней живыми силами своего организма; пациенты Рива Беттса получали новую жизнь благодаря тем частицам жизни, которые отдавали им из своего организма члены их семей. Подобным же образом во время причастия в меня вливаются новые силы и новая энергия, которые я черпаю из Христовых источников.

Кто–то говорит: «Смысл в Вечере Господней есть, но к чему сам обряд? Зачем нам его повторять?» Роберт Фаррар Капон отвечает на подобные возражения вопросами: «Зачем ходить на вечеринки, когда можно напиться в одиночку? Зачем целовать жену, когда вы оба знаете, что любите друг друга? Зачем рассказывать анекдоты старым друзьям, когда те их уже сто раз слышали? Зачем устраивать торжественный обед на день рождения дочери, когда наесться можно и простым супом?» И тут Капон ставит главный вопрос: «А зачем вообще быть человеком?» Можно сказать и словами одного английского богослова: секс в браке — это все равно что таинство в христианстве, это физическое выражение духовных реалий.

Ветхозаветные верующие приносили жертвы, приносили даяния. Во времена Нового Завета верующие получают свидетельства законченного Христова труда. «Мое тело, за вас ломимое… Моя кровь, за вас пролитая…» Этими словами Иисус преодолевает пространство от Иерусалима до меня, перешагивает через годы, отделяющие Его время от моего.

Когда мы готовимся принимать причастие, то дыхание у нас перехватывает, сердце бьется тише. Мы живем в мире, очень далеком от Бога. В будни нас часто посещают сомнения. Нас тревожат собственные слабости, неудачи, неистребимые грехи, боли и горести. И вот нас — бледных и израненных — Христос призывает принять причастие, отметить праздник жизни. Мы ощущаем благословенный ток Его прощения, любви и исцеления — нежный шепот Божий, говорящий о том, что Он не отвергает нас, а дарует нам жизнь, преображает нас.

«Я есмь… Живый… — говорит Христос пораженному апостолу. — И был мертв, и се, жив во веки веков» (Отк. 1:17–18). Вечеря Господня вобрала в себя все три времени глагола: была жизнь, которая отдана за нас; есть жизнь, которая живет в нас; жизнь не перестанет быть и придет за нами. Христос — не просто пример живого существа. Он сама жизнь.

Иисус Христос не оставил после Себя детей. Были бы у Него потомки, они были бы сначала наполовину Христом, на одну четверть Христом, на одну шестнадцатую Христом, и так до наших дней, если бы можно было еще восстановить генеалогическое древо и потомков найти. Но Христос не избрал подобного пути. Он решил донести Себя до нас лично и во всей полноте, даровав каждому из нас силу собственной воскрешенной жизни. Ни один другой новозаветный образ — ни пастырь, ни строитель, ни жених — не объясняет понятие «Христос в вас» так, как образ крови.

Вспомните слова, которые в свое время возмутили последователей Христа: «Ядущий мою плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день; ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем; как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною».

Он и есть истинная еда и истинное питье.