В Хоумстеде в 70-е годы учились люди разного типа. Среди них были музыканты и актеры, неглупые люди и любители покурить травку. Фотографы. Подростки, изучающие английскую литературу и увлекающиеся различными видами искусства. Среди них были те, кого, как и меня, интересовало высокое искусство, а также аниматоры и специалисты по керамике. В Хоумстеде имелись, конечно, свои ученые и ботаники, а также группа парней, разъезжавших на мотоциклах и носивших кожаные куртки «Харлей-Дэвидсон». Но мы звали их «крутые милахи», потому что они были очень хорошими парнями. Там также имелись дети, бывшие сами собой. Их тяжело причислить к какой-либо группе.

Ученики в Хоумстеде пересекались в своих классах. Так произошло со мной и Стивом: наши различные миры сошлись. Его друзья были странными и умными, яркими личностями и озорниками. Они всегда находили пути, как обойти правила, по которым живут другие. Для них также была характерна верность, словно они члены элитной банды воров. (Мои друзья отличались. Мы не нуждались в двойном видении, которого требовало чистое лицемерие.)

Стив обладал той интеллектуальной честностью, какую можно найти в очень ярких людях, свыкшихся с тем, что живут в мире, не являющемся таким замечательным, как кажется. Очередное качество в духе Авраама Линкольна. Но, несмотря на то, что он оставался верен себе в столь многих поразительных отношениях, он также был странным и отрешенным от мира. Основу его личности составляла смесь из гениальности, конгруэнтности и эмоциональной безжизненности. Безжизненность как у Пиноккио, причем не из диснеевской версии истории этого персонажа, а из чего-то гораздо более древнего, из сказки о лишенном матери, заколдованном мальчике. Настоящие парни были знакомы с вещами, которых он не знал. Любовь своей биологической матери, например. Гордость своего биологического отца. Чем зарабатывал его отец на жизнь? Тем, что другие не считали чем-то особенным.

Некоторые его качества расстраивали меня и заставляли чувствовать себя неловко. В свои семнадцать лет я не обладала необходимым жизненным опытом, чтобы знать, что напускная сентиментальность может быть уязвима безразличием и безжалостностью. Однако я могла это чувствовать. Его излюбленная фраза, которую он часто повторял, что он – «самозванец», свидетельствовала о том, что где-то внутри он понимает суть проблемы. Мои чувства к нему варьировались в диапазоне от «глубоко тронута» до «абсолютно отдалена». Не обладая в тот момент времени большей информацией, я спрашивала, а не было ли что-то не так со мной, и внимательно изучала нашу дружбу на предмет того, что в нас обоих есть, а чего нет – поскольку именно этим и занимаются подростки.

То были времена расщепления атома, научного аспекта, способствовавшего развитию компьютерной отрасли. Стив был дитя своего времени, выдающееся дитя, которое научилось творить вопреки – или скорее вследствие – огромной бездны в своей внутренней жизни. В те времена я, конечно, не мыслила такими понятиями.

Стив придумал себе имя Оаф Тоабар. Как он рассказал, Оаф было тайным именем, и мне не следовало никому о нем говорить. Это можно было рассматривать как нежное выражение уязвимости и откровенной странности, хотя его неотесанность не казалась мне таким уж привлекательным качеством. Он подписывал свои послания «С любовью, Оаф». И, как и записка, подсунутая под дверь, это имя заставляло меня задуматься о его скрытом чувстве идентичности. Стив нередко прикидывался простачком и смеялся над собой: именно поэтому ему нравились психологические комплексы персонажей из фильмов Вуди Аллена. Однако природа чувства неловкости Стива давала дорогу другому уровню проницательности. Стив был магом: как будто по мановению волшебной палочки он превращался из стеснительного, неуверенного в себе юноши в неуязвимого мужчину с высокой самооценкой. Одним ловким движением рук. Но мне такое поведение казалось слегка подозрительным. Я понимала, что испытываю чувство дискомфорта от ложной близости, когда он велел мне никому не рассказывать о его тайном имени. (Намного позже я узнала, что это было кодовое имя, которое он использовал для обозначения себя в теневом бизнесе с Возняком по продаже «синих коробочек».)

Однажды, на начальном этапе наших отношений, я увидела, как Стив одиноко стоял в сторонке, приняв при этом такую странную позу, что я даже подумала, уж не обманывают ли меня глаза. Эта черта в нем не была заметна, когда он оживленно разговаривал с другими людьми. Однако, столкнувшись с ней несколько раз в течение последующих месяцев, я точно знала, что вижу его иную сторону. Когда Стив был наедине с собой, его осанка иногда становилась как у сумасшедшего калеки. Стоя или облокачиваясь о стену, он держался неустойчиво и сутулился, согнув одно из своих костлявых колен. Его голова была опущена, и он выглядывал одним глазом из-под копны волос. Стив мог стоять под ярким солнечным светом, но его угловатая поза отбрасывала острые тени. Гул отвратительной темноты собирался вокруг него в эти моменты, оставляя безошибочное впечатление опустошающей пустоты. Эмоциональный голод в нем пронзал меня насквозь.

Я помню, что в те времена к числу его друзей принадлежала девушка, которая имела твердый характер, была остроумной, не то чтобы очень милой, но очень хладнокровной, красивой и впечатляющей. Эта девушка ставила перед Стивом сложные задачи, причем такими методами, которые, казалось, были вне пределов моего понимания и заставляли меня сесть и задуматься. Я думаю, что она увидела в нем нечто, что, как ей казалось, она должна была выпустить наружу. По-своему властная, она заставляла его проявлять храбрость путем выполнения задач, нежелательных по общественным меркам.

Странные запросы девушки вызывали у меня чувство неловкости. Создавалось впечатление, что еще вот-вот, и она скажет: «А теперь, моя марионетка…» Я помню, как она подсаживалась к нему и шептала новую идею: «Вот что я хочу, чтобы ты сделал». Она всегда начинала таким образом. «Теперь я хочу, чтобы ты сделал». Стив попал под ее очарование. Когда он готовился решать новые задачи, поставленные ею, новый ритм, казалось, пропитывал все его тело. Он стремился использовать любой малейший шанс, чтобы заслужить ее одобрение.

Стив не мог отступить, она этого не позволяла. Однажды он попытался, и я видела, как она упорно продолжает стоять на своем, оказывает ему сопротивление и настаивает, чтобы он выполнил ее требования. Я подозреваю, что его притягивала сила ее характера. Я не ревновала к ней, однако чувствовала неловкость от того, как она с ним говорила и что заставляла его делать. Задачи, которые она перед ним ставила, были одновременно и забавны, и не очень. Сейчас я не вспомню большинство из них, но однажды она заставила его испортить воздух в присутствии пятидесяти людей, чтобы получить билеты на театральное представление в Сан-Франциско. Она попросила, и он это сделал. После этого мне все стало понятно: целью этих требований было заставить неуклюжего парнишку раскрыть свой истинный безмерный потенциал. В сравнении с ней и ее властью над ним я, должно быть, казалась мошкой.

Еще один из его друзей – назовем его Лью – был высоким, худым парнем евроазиатского происхождения. Он выглядел слегка навеселе, словно сошел с картины Поля Клее. В дружбе этих двух высоких парней было что-то необычное, лирическое, уникальное в их добродушии и уважении друг к другу. Стив рассказал мне, что Лью после окончания высшей школы хочет стать водителем такси в Сан-Франциско, чтобы изучить улицы города. Я была восхищена этой идеей и тем, как он намеревался, как мне тогда казалось, ранжировать свои цели, одну поверх другой. Для него все было просто: получать доход и при этом изучать улицы города, словно он был одновременно водителем такси и тайным агентом. План Лью навел меня на мысль о творческом принципе организации сложных процессов. Я никогда раньше не рассматривала возможность решения нескольких задач в ходе одного действия, подобного вышеописанному. Это может показаться глупым – ведь именно так все сейчас и поступают, – однако то, как Лью совмещал достижение нескольких целей, служило предвестником создания многофункционального устройства. Как смартфон, который является одновременно и фотоаппаратом, и записной книжкой, и всем на свете. Для меня как для художника эта идея казалась захватывающей и генеративной. Рассказ Стива и Лью приоткрыл для меня завесу тайны и позволил немного узнать о содержании их разговоров, участвовать в которых мне не разрешалось. Я уверена, что Стив поведал мне об этом лишь потому, что эта идея его приятеля заставляла его самого глубоко задуматься.

Однажды Стив сказал мне, что отец Лью пьет и бьет своего сына. Стив всегда придавал большое значение тому факту, что его родители никогда не давали ему подзатыльников или каким-либо образом не били. Я опять-таки считаю, что данное обстоятельство имело важное значение для Стива, поскольку нечто схожее с историей Лью, видимо, произошло с Полом, отцом Стива.

Складывалось впечатление, что ситуация с Лью оказала гигантское влияние на Стива. Она превратила его в нечто, подобное целителю. За все время моего знакомства со Стивом я довольно редко видела его в этой роли. Однако у него открывались огромные способности к проявлению сочувствия, когда дело касалось жизненных историй мужчин. Я думаю, что Стив и Лью вместе признавали реальность мужской жестокости, и это ужасное осознание скрепляло их братство.

* * *

Моим лучшим другом в высшей школе была Лора Шюлер. Танцовщица, музыкант, поэт, у нее было красивое детское лицо. Она также выделялась из толпы – возможно, потому что, как и я, страдала дислексией. Мы вместе проводили время на природе, в абрикосовых садах, которые в те дни обильно цвели на нашей территории, и на холме за зданием семинарии Святого Иосифа недалеко от ее дома. Вместе мы учились играть сначала на блок-флейте, позже на обычной флейте. В нашем репертуаре были народные песни, баллады, произведения Бетховена, Баха и песня Джона Леннона «Oh My Love», которую тот написал после прохождения терапии первичного крика вместе с Йоко Оно. Доброта этой простой песни затрагивала нечто важное во мне; она предлагала ту эмоциональную близость, которую я очень сильно хотела познать с мужчиной.

Лора была не рада моим отношениям со Стивом, и не только потому, что я проводила с ним большое количество времени. Стив относился к ней пренебрежительно, и она негодовала по этому поводу. Лора помнит, как я однажды прибежала и сказала ей, что Стив и его друг Воз занимаются изготовлением «синих коробочек». По ее словам, я кричала, что «Стив – ге-е-ений». Я отчасти помню этот эпизод и могу описать реакцию Лоры. Никакого восторга. В глазах – разочарование.

Здесь необходимо рассказать о Стиве Возняке. Воз. Когда бы Стив и Воз ни встречались, они вели себя как восторженные дети. Они были настолько поражены своими открытиями и прорывами, настолько возбуждены, что в прямом смысле слова прыгали друг вокруг друга, гоготали, истерически повизгивали и громко смеялись. Их звуки действовали мне на нервы даже хуже, чем скрежет ногтей по классной доске. Своим шумом они выгоняли меня из гаража, и я старалась оказаться как можно быстрее вне пределов слышимости – настолько ужасен был их гам.

Воз не любил делиться со мной Стивом. Вероятнее всего, они оба предпочитали, чтобы я не мешалась под ногами, когда они работали. Но на самом деле это не было проблемой, равно как и тот дух гениальности, который они разделяли в своей взрывной радости. Нет, что-то иное так сильно действовало на мою нервную систему. Если когда-нибудь по мотивам событий, связанных с компанией Apple, будут делать музыкальную постановку, например пьесу, то сцены в этом знаменитом гараже, где все началось, должны быть крайне мрачными и сопровождаться отвратительно громким, скребущим, извращенным звуком, который вскорости вырывает пространственно-временной континуум из человеческого измерения. Именно такие ощущения я испытывала. Когда Стив и Воз были подобным образом возбуждены, возникало ощущение, словно они разрывают материю вселенной. Сегодня я задаюсь вопросом, не явилось ли это предтечей тому, что люди позже будут называть полем искаженной реальности Стива.

Воз был старше меня и Стива и уже учился в колледже, однако он выглядел моложе во многих отношениях. Для меня как для девушки он не представлял никакого интереса, и я должна признаться, что находила его тревожно непривлекательным и не могла понять, как с ним разговаривать. Он не был весел или дружественно настроен по отношению ко мне. Когда один из нас находил другого в компании Стива, мы оба расстраивались. Мы стали двумя самыми важными для Стива людьми, однако нам нечего было друг другу сказать.

Однажды мы вместе с Возом отправились в поездку, чтобы повидать Стива в Портленде, после того как он начал учиться в колледже Рид. Мы выехали ночью, и когда приближались к горе Шаста, взошло солнце. Я заметила, какими красивыми в этот момент были облака – розовые, желтые, персиковые, плывущие по чистому голубому утреннему небу, – и сказала об этом Возу. Его ответ? Сухое «Видал я и лучше». Я помню, как мы остановились, чтобы заправиться – во время той же самой поездки, – и я пулей летела обратно из дамской комнаты, так как у меня было ощущение, что Воз подумывает уехать без меня. Однажды в аэропорту Сан-Франциско он так и поступил. Воз отвез Стива туда, а я решила его проводить. Воз уехал и оставил меня там одну. Позже он утверждал, что думал, будто я лечу вместе со Стивом. Нет никакого сомнения: Воз повел себя тогда крайне мерзко.

Однако, несмотря на все это, я очень сильно восхищалась проказнической, хулиганской натурой этих двоих. Они были запредельно забавны. В них чувствовалась заразительная, чистая радость, особенно когда они делали вещи незаконные, однако настолько хорошо продуманные, что никто не мог заподозрить, что они там как-то замешаны. Я помню, как однажды Воз поехал в Лос-Анджелес по пятой автомагистрали задолго до того, как она была открыта для общественного использования. Никакой полиции. Никаких пробок. Никаких скоростных ограничений. Лишь Воз, летевший на скорости 150 миль в час. Затем «синие коробочки», позволяющие пользоваться услугами междугородной телефонной связи бесплатно. Стив и Воз не были их изобретателями, однако они поняли, как их делать и как их можно улучшить. Эти парни обладали великолепием гангстеров. В их совместной работе было нечто возбуждающее и грациозное.

Через несколько лет после того, как Apple начала функционировать, Воз через Стива попросил меня помочь ему художественно оформить его квартиру. Это была довольно неожиданная просьба, учитывая, что я знала, что он меня никогда особо не любил. Однако она послужила для меня подтверждением того, что, как известно, Воз не держал никакой злобы в сердце. Мы со Стивом пошли к Возу, где я дала ему пару рекомендаций по поводу того, какие цвета можно использовать и где лучше расположить отдельные растения. Меня не покидало чувство неловкости, но Воз был любезен и деликатен. Я думаю, что он пригласил меня из-за того, что ему стали интересны женщины, а возможно, какая-то конкретная женщина, и он стремился произвести на нее впечатление хорошим вкусом. Но может быть, он просто захотел произвести какие-то перестановки в жилище.

В тот день он показал мне свою машину «Позвони и прослушай шутку». Это был всего лишь огромный магнитофон, подключенный к телефону и проигрывающий странноватые шуточки парня-ученого на компьютерную тематику. Они были забавными лишь из-за крайней глупости. Глупые шуточки – как вульгарные комедии – необъяснимо смешны. У Воза был талант их придумывать. Продемонстрировав мне свою «юмор-машину», он сказал, что иногда сам отвечает на звонки и рассказывает анекдот, притворяясь, что говорит магнитофон, а затем удивляя звонящего живым ответом. Эта машина была похожа на прототип сайтов знакомств: Воз на самом деле использовал ее, чтобы привлечь внимание своей первой жены, на которую, похоже, произвели впечатление его забавные, бестолковые шутки. Значит, он все-таки был действительно милым парнем.

* * *

Стив много раз говорил мне, в том числе не напрямую, что боится «потерять свою человечность в мире бизнеса». Иногда он выражал эту мысль в контексте беспокойства о Возе. «Я боюсь, Воз потеряет себя в мире бизнеса», – говорил он, драматично закатывая глаза. Он никогда не вдавался в детали, как или почему это может произойти. Да и я не спрашивала: словами ситуации все равно было не описать.

Отношения Стива со временем и с будущим – так же как и со всем остальным – отличались от подхода к этим вопросам практически всех, кого я когда-либо знала. Постепенно я понимала, что ему по большей части известна его судьба и что интуиция позволила ему узнать его жизненный путь до того, как его пройти. Он знал, например, что будет встречаться с Джоан Баез, исполнительницей песен в стиле фолк и бывшей подружкой Дилана, довольно известной. Он знал, что станет мультимиллионером. Много раз Стив говорил мне, что умрет, когда ему будет слегка за сорок, затем, когда нам обоим уже исполнилось слегка за сорок, он поменял свое предсказание на сорок пять – сорок шесть лет. Когда он стал миллиардером и не умер к обозначенной им середине сорока лет, я помню, как он продолжал повторять «мне осталось недолго», как будто бы сохраняющий пока что молодость шаман пытается добиться еще немного времени для себя.

Однако насколько хорошо Стив знал отдельные странные и точные детали, настолько плохо он разбирался во всем остальном. Лишь некоторое время спустя, когда я смотрела на спящую на моих руках нашу дочку, я вспомнила, как сильно Стив боялся потерять свою человечность. Именно в тот момент я осознала: не Воз утратит свою человечность, а Стив. Воз, обладавший крепкой духовной связью с обоими родителями, будет в порядке. Стив имел в виду себя, и он знал это все время. Говорить загадками о вопросах личного характера всегда было в его духе. Сейчас я представляю его как слепого, выстукивающего с помощью белой палки слова – где-то уже не здесь, вне пределов настоящего, – поддерживающего связь между своей истинной и фальшивой сущностью, желающего довериться мне, чтобы не оставаться одному, испытывая смесь ужасного страха и радости от такой редкой судьбы.