Они стояли на краю обрыва и смотрели друг на друга. Мэй все никак не могла переварить, что радостное удивление в глазах Син относится к ней.

— Ты мне понравилась, — сказала та. — Большинство туристок невысокого мнения о танцовщиках, а уж чтобы самим потанцевать…

Она фыркнула и горько усмехнулась.

— Это ты танцуешь, а я — так, — сказала Мэй и впервые в жизни оробела, словно новенькая в школе, которая стоит в сторонке и отчаянно хочет стать для всех своей.

— Ничего, научишься, — уверенно заметила Син. Оглянувшись на толпу зевак, она откинула за спину волосы и ленточки, и в них снова запутался ветер. — Я — хороший тренер.

У нее был бархатистый, хрипловатый голос, и странно было слышать в ее устах что-то подобное, прагматичное.

— Ну что, составишь компанию? — спросила Син.

— Вообще-то я не собиралась танцевать, — задумчиво проговорила Мэй и следом улыбнулась, — но теперь, пожалуй, буду!

— Решай скорее, — произнес чей-то голос у нее за спиной. Мэй так резко обернулась, что чуть не сорвалась с обрыва.

Там, где секунду назад — в этом она могла поклясться! — никого не было, возникла Меррис Кромвель. Ее черное платье развевалось при ходьбе, как вороновы крылья. Она подошла к девушкам, и огоньки Ярмарки заиграли у нее на броши-талисмане и седых прядях волос, которые стали похожи на серебряные ленточки Син.

Эффектное появление Меррис немного подпортил ее голос, хрипловатый и откровенно недовольный.

— Я тебя помню, — сухо добавила она.

Мэй нервно сглотнула, памятуя о последней встрече с Меррис в Доме Мезенция — заведении, связь с которым она всеми силами утаивала от ярмарочного люда.

— Очень приятно, — ответила Мэй с осторожной улыбкой, — мы ведь всего один раз виделись. И большое спасибо, что разрешили мне танцевать на прошлой Ярмарке. Я так надеялась снова попробовать… — Меррис склонила голову и оглядела Мэй чуть более приязненно. Сообщение определенно достигло адресата.

— Думаю, это можно устроить, — ответила Меррис после недолгой паузы. — Ты, кажется, неплохо справлялась. С кем будешь танцевать?

— Со мной, — ответила Син кратко и уверенно. Мэй заглянула в ее смеющиеся глаза.

— Э-э, а я думала, девушки только с парнями танцуют…

— Необязательно, — сказала Син хрипловатым, грудным голосом, который за каждым словом оставлял отзвук смеха. — Так просто эффективнее, но, по-моему, мы и сами сможем привлечь парочку демонов, правда?

Ярмарка гудела и лучилась волшебным огнем; ее устроительница лично встретила Мэй, а теперь и Син протянула ей обе руки.

Мэй наконец-то расслабилась и почувствовала себя почти своей в этом чудесном мире. Она приняла вызов Син и коснулась ее пальцев, очерченных отсветами замковых огней.

— Не уверена, — сказала Мэй и улыбнулась, глядя на опешившую Син. — Но все равно попробую. Поглядим, на что ты способна.

Син запрокинула голову и рассмеялась. Она вдруг как будто оттаяла: стала меньше похожей на идеал и больше — на ту, с кем хотелось дружить.

— Попробуй догони меня, туристка, — весело ответила Син и упорхнула от края обрыва, уже пританцовывая. — Если сможешь.

Мэй отправилась за ней туда, где внутри замковых стен не было ничего, кроме травянистой площадки, похожей на поляну в лесу, только место деревьев здесь занимали руины. Там уже суетились танцовщики: обрядовыми ножами прорезали в дерне круги, чертили линии сообщения от мира к миру.

У Мэй был пунктик насчет карт и чертежей. Эти символы она сразу запомнила.

— Эй, Син, — окликнула она.

— Что? — Та обернулась.

— Давай я вырежу наши круги.

У Син были выразительные брови — она легко обозначала ими недоумение, не меняя остальных черт лица. Теперь же эти тонкие черные дуги чуть не взлетели со лба.

— Ого! Мы так уверены в себе?

— Как правило, — ответила Мэй.

Син потянулась рукой за спину и вытащила длинный кинжал, который и швырнула ей.

Мэй подавила желание увернуться от огромной острой штуковины и без труда поймала нож за рукоятку. Затем она встала на колени — от травы в росе джинсы тут же промокли — и начала чертить. Лезвие свободно прорезало дерн, выводя углы и дуги. Это было сродни решению уравнений или чтению нот — сначала все кажется непонятным, но после недолгой тренировки символы запоминаются, и вот уже никакого труда не надо, чтобы увидеть четкую картину.

Закончив собственный круг, Мэй сделала еще один для Син, так чтобы они едва соприкасались, и только после этого подняла глаза. Танцовщица держала в руках яркий, пламенеющий плод и неотрывно смотрела на нее.

— Впечатляет, — сказала она.

— Спасибо, — ответила Мэй и вернула нож.

Син взяла его одной рукой, протерла и, ловко перебирая жар-плод пальцами, нарезала его на сияющие, манящие дольки. Золотой сок собрался у нее в ладони, а оттуда медленно побежал по запястьям, оставляя сверкающие дорожки вдоль вен.

Мэй вспомнила его вкус — после него несколько дней любая еда была как пепел. У нее вдруг защемило в груди от желания попробовать его снова.

— Порядок, — прошептала Син и поднесла дольку к губам Мэй. — Кусай.

Та наклонилась вперед, коснулась губой пальцев Син… Сок жар-плода брызнул ей на язык — прохладный и сладкий, как намек на любовь или приключение.

— Во-от так гораздо лучше, правда? — спросила танцовщица и подмигнула, кладя ломтик себе в рот.

— А можно еще? — выпалила Мэй и сама испугалась: так хрипло звучал голос, будто чужой.

— Нет, — ответила Син. — Ты в прошлый раз сильно перебрала.

Мэй вспомнила, как стояла напротив Ника в тени деревьев, стремясь к нему всем телом. Син тряхнула головой, как будто прочла ее мысли.

— Нику всегда требовалось больше, чем остальным, — тихо сказала она. — Теперь мы, кажется, знаем причину.

«Потому, что он не человек, — подумала Мэй. — И на меня ему плевать».

Син убрала кинжал в ножны, которые, судя по всему, были спрятаны у нее под тонюсеньким платьем. Правда, где именно — загадка: оно, казалось, неспособно было укрыть ничего, кроме тела. Син улыбнулась, как будто тяжесть кинжала за спиной ее приятно утешала.

— Посмотрим, сумеешь ли ты впечатлить меня в деле, — сказала она под первые удары барабанов. — Станцуем?

Музыка словно лилась ниоткуда. Потом Мэй увидела полуобвалившуюся стену и барабанщиков за ней — они сидели там, как в оркестровой яме. Кто-то играл на гитарах и флейтах, порождая довольно странное звучание. Трое певцов в передних рядах распевали, кто во что горазд. Один завел песню про Тинтагель, другой — про Ярмарку (припев был общий, «Купи, купи!»), а третий вообще нес поток бессмыслицы.

— То, Кенио, Теймар, — пропел женский голос, повышая тон, когда Син и Мэй взялись за руки. Изящные пальцы танцовщицы неожиданно для Мэй оказались крепкими и загрубевшими. Син завела ее в круги вызова — соприкасающиеся, но все же раздельные. Они с Мэй встали по обе стороны точки соприкосновения, не разнимая рук. Оказавшись в круге, Мэй сразу почувствовала перемену: земля под ногами словно загудела, как если бы прорезанные в земле линии сделались оголенными проводами. Пение вокруг стало громче.

Мэй уже не различала слов: все слилось в горячечную мешанину звуков и шума моря. Син опять подмигнула и разжала руки.

— Я призываю тень из леса, что заводит путника в трясину вдалеке от дома… — Ее голос выбивался из общей какофонии. Он манил, упрашивал, соблазнял, как покинутая в ночи возлюбленная. — Я призываю мечту, что отрывает людей от всего теплого, близкого и заставляет идти за собой. Я призываю ту, кто пьет кровь и восстает из пепла. Я призываю Лианнан!

С этими словами Син пустилась танцевать, и линии внутри кругов задвигались, замелькали, точно спицы велосипедного колеса, а Мэй пришлось поспевать за ними. Размытые тонкие нити сияли под ногами, и чувство от этого было такое, будто она на скользком тросе над обрывом, где одна промашка отделяет от жуткого, смертельного падения.

Ночной ветер взъерошил Мэй волосы. Она усмехнулась.

В поле зрения, сбоку, кружилась в танце Син: всполох белого шелка и прозрачного огня. Мэй оставалось только мечтать о такой грации, и все же она не унывала: чужое совершенство не только радует глаз, но и вдохновляет, как вызов.

Линии между мирами демонов и людей двигались так быстро, что почти растворялись в воздухе — словно сияющая вуаль протянулась на границе миров. Вуаль, которая вот-вот могла порваться. Круг едва не соскальзывал в зияющую рядом пропасть, как люк-западня под ногами. Пение звучало похоже на горестный плач; по толпе пробегал напряженный шепот. Девушки хрипло дышали в одном ритме.

Мэй подняла руки над головой, как Син на краю обрыва, озорно качнула бедрами и продолжила в этом духе. Мало-помалу танец подошел к логическому завершению, как любая пьеса или битва. Барабаны замедлили дробь, сердце у Мэй застучало спокойнее. Она переводила дух, восторгалась Ярмаркой, танцами и жалела, что никак не может продлить эту ночь.

У нее почти вылетела из головы причина, ради которой затевался этот опасный и волнительный ритуал, как вдруг она увидела демона, восстающего в пламени из точки соприкосновения двух кругов.

Женщина-демон появилась, точно темная богиня, завернутая в сияющее покрывало. Затем магия соскользнула, как если бы впрямь была покрывалом, и легла складками у ног Лианнан. Казалось, она стоит на облаке.

Мэй еще никогда не видела демона в женском обличье. До этого ей доводилось наблюдать только Анзу, и оба раза он выглядел существом мрака: в прекрасной наружности присутствовало что-то злобное и птичье. В отличие от него, красоту Лианнан ничто не омрачало: она лучилась, рыжие волосы мягко развевались вокруг, как второе облако, подсвеченное сзади невидимым пламенным закатом. Ее глаза были прозрачны, но таинственно сияли, словно магические кристаллы, готовые поведать Мэй будущее.

Талисман у нее на шее вдруг загудел и обжег кожу — ни дать ни взять пчела, упавшая за шиворот. Только тут Мэй заметила, что кожа Лианнан бела не человеческой, а скорее фарфоровой или бумажной белизной и чересчур гладка. Блеск ее глаз и огненно-рыжий цвет волос наводили на мысли о хищных цветах джунглей.

— Опять прекрасная танцовщица, — произнесла Лианнан. — О, и с маленькой ученицей.

Мэй на миг растерялась, когда услышала ее голос, потом поняла почему: обычно люди говорили с интонацией, живыми голосами, а Лианнан даже не открывала рта. За нее говорила магия. Линии сообщения в круге просто преобразовывали послания демонов в слова. Ведь все демоны немы, кроме одного.

— Не такой уж маленькой, — отозвалась Мэй и с опозданием поняла, что не стоило поддаваться на провокацию. Взгляд Лианнан переметнулся к ней, ярко-алые губы на белом лице — кровь на снегу — растянулись в улыбке.

— Если ты недовольна своим телом, — сказала Лианнан, очерчивая силуэт Мэй в ночном воздухе, — я могу его занять.

Она повела рукой со слабым «вж-жик», какое издавал меч Ника во время тренировок. Через секунду-другую напряженного созерцания Мэй поняла почему: вместо пальцев у женщины-демона были сосульки, играющие в сказочных огнях Ярмарки всевозможными цветами, притом острые, как бритвы.

— Спасибо, но я, пожалуй, пока оставлю все как есть.

Она вдруг насторожилась. Лианнан странным образом напоминала не Анзу, а Ника: выдержать его пристальный взгляд было все равно как затаить дыхание, как растянуть время, пока сердце отбивает чечетку.

— Очень жаль. — Женщина-демон улыбнулась. Она опустила руку.

— Лианнан, — окликнула Син. Голова демоницы резко, как на шарнире, повернулась к ней. — У меня к тебе есть вопросы.

Мэй вздрогнула от перемены в ее тоне, потом встретилась с нею взглядом сквозь огненную пелену волос Лианнан. Карие глаза Син смотрели многозначительно и веско. Она послала Мэй крошечный кивок, и та догадалась: Син отвлекла демона, чтобы ее защитить.

Мэй невольно задумалась, сколько партнеров стали одержимыми у нее на глазах.

— Спрашивай, — распорядилась Лианнан.

В этот миг на Мэй снизошло озарение, больше похожее на затмение: что-то черное, кошмарное нависло над ней, вытесняя все, что она знала, на периферию. Она поняла, что линии круга связали ее и Лианнан, словно нити от марионетки к кукловоду.

Ярость Анзу она тоже чувствовала на расстоянии, но та была очевидна, как надвигающаяся гроза или таран, и направлена на Ника; а мысли Лианнан находили дорогу украдкой, исподтишка — как холодный сквозняк под дверью человеческой души.

Если бы только в них разобраться, как в обычных житейских вопросах, да найти выход, может, и Нику можно будет помочь с очеловечиванием?

Лианнан оглянулась на нее, щуря глаза-льдинки, и Мэй вдруг поняла, что демоница может ощущать часть ее эмоций: очень уж колок и холоден был ее взгляд, словно кто тыкал в лицо обледенелой веткой. Затем в душу ворвались чужие мысли — зловеще-инопланетные тучи в родном небе.

В следующий миг внимание Мэй и Лианнан отвлекло движение среди просителей за пределами круга. Вперед выступили мужчина и женщина, оба испуганные и в то же время какие-то замкнутые. Казалось, они пытались отрешиться от увиденного, от магии и демонов.

— Дочь Дженни Тейлор убежала из дома три года назад. Мать хочет знать, жива ли она, — произнесла Син.

— Твои сведения неверны, — ответила Лианнан.

Мэй показалось, что больше она ничего не скажет.

Потом ее взгляд скользнул с женского лица на мужское.

— Твоя дочь никуда не убегала, — сказала она. — Это твой муж закопал ее под яблонями, которые ты посадила в честь ее рождения.

Женщина вскинула голову и посмотрела на Лианнан взглядом человека, который проваливается под лед. Демоница рассмеялась.

— Поразмысли над этим, — сказала она. — А когда решишь отомстить, призови меня. Я заползу к нему внутрь и заставлю горько-горько пожалеть…

Муж бедной женщины метнулся в сторону и припустил бежать. Продавец ножей с Ярмарки прыгнул ему наперерез и одним ударом отправил скулить и корчиться в пыли.

Меррис Кромвель вышла из темноты и увела несчастную прочь. Мэй, прищурившись, смотрела вслед их тускло-серым силуэтам. Женщина протянула к Меррис обе руки, а вслед за тем хозяйка Ярмарки что-то спрятала в карман.

«Она еще и заплатила, — догадалась Мэй. — За то, чтобы ей сказали о дочери, закопанной под яблонями».

Мэй испустила один прерывистый, горький вздох и отвернулась. Такая уж у них работа.

Син уже смотрела на Лианнан.

— Что, довольна? — спросила танцовщица. В ее словах скрывалось жало.

Лианнан качнулась к ней.

— Еще как. И это был твой второй вопрос, Синтия Дэвис, дочь Стеллы. Надеюсь, последний.

Син сжала губы в линию — тонкую решительную черту под последней фразой, чтобы больше не вырвались опрометчивые слова.

— Последний.

Лианнан посмотрела на нее — прозрачные глаза причудливо замерцали в свете звезд и бледных огней, отразившихся на поверхности моря.

— Четыре тысячи лет назад девушки из Мохенджо-Даро танцевали для меня среди факелов. Они тоже были юны и прекрасны, — прошептала она. — Еще помню гречанок в пляске иеракио, посвященной местной богине. Они двигались точно так же, как вы сейчас. Все они спотыкались в свое время. Споткнешься и ты.

Син подняла бровь.

— Не сегодня.

— Ничего, — ответила Лианнан. — Я подожду.

Она молниеносно развернулась к Мэй — волосы прочертили дугу в воздухе, словно хвост огненной кометы, и плавно легли на плечи.

— А ты что же? — спросила женщина-демон.

Мэй сложила руки.

— В каком смысле?

— Тебе ведь что-то нужно. Я чувствую.

— Информация мне бы не помешала, — задумчиво согласилась Мэй.

— Нет, ты жаждешь большего.

— Может быть, только цены кусаются, — сказала Мэй. — У тебя как в ломбарде: туда ходят только те, кто совсем отчаялся. А я пока не из их числа. Я могу себе помочь, если будет чем. От тебя мне нужны только сведения.

Лианнан запрокинула голову и расхохоталась во все ряды зубов, маленьких и белых, как заостренные жемчужины.

— Да, тебе на Ярмарке самое место! Танец дает право на два вопроса, и твоя подруга их уже задала. Так скажи, маленькая правдолюбка, что еще ты можешь мне предложить?

— А чего ты хочешь? — отозвалась Мэй. — Помимо очевидного?

Лианнан задумчиво склонила голову набок.

— Поцелуй.

Мэй захлопала глазами.

— Поцелуй?

Лианнан молчала — видимо, повтор вопроса в ее представлении не заслуживал ответа. Она еще слегка улыбалась, и на нижней губе у нее проступали вмятинки от бритвенно-острых зубов. Мэй поймала себя на том, что не может отвести взгляд от ее губ, полных и алых, как спелый плод. На ум снова пришли ядовитые тропические лианы.

— Поцелуй? — эхом отозвалась Син. Ее голос звучал непринужденно-заманчиво. — У меня есть некоторый опыт в этом деле.

— Нет, — вмешалась Мэй. Она оценила благородный жест танцовщицы, но не хотела помощи там, где могла сама справиться. — Лучше я. Ты получишь свой поцелуй, Лианнан.

Она протянула дрожащую руку, словно завернутую в сеть бликов Ярмарки и теней.

Лианнан рассмеялась. От этого смеха Мэй словно ножом провели вдоль спины.

— Буду иметь вас в виду. Хотя, по-моему, я не сказала, чей поцелуй мне нужен.

— А, ну да, — отозвалась Мэй. Несмотря на ужасную неловкость, у нее будто камень с души свалился. — Точно.

Лианнан уже отвернулась от них.

— Всегда мечтала это сделать — вызвать кого-нибудь из вас, — пояснила она. — Чтобы поняли, каково нам. Итак, я призываю того, кого Ярмарка называет предателем. Призываю лгуна, любителя демонов, убийцу. Я призываю Алана Райвза!

Алан вышел из тени развалин в пятно лунного света, а оттуда проковылял по серой траве к кругам, сияющим магическим огнем. По всей Ярмарке вдруг поднялся шип и шорох, словно Алан разворошил огромное гадючье гнездо.

Лианнан улыбнулась и поманила его к себе.

— Надеюсь, я не слишком перегнула палку, — пропела она.

— Нет, — ответил Алан. — Все это правда.

— Так всегда бывает, — продолжила женщина-демон. — Она непременно колет кому-то глаза.

Лианнан стояла на самом краю того места, где объединялись круги, а у ее ног слабо мерцало пламя. Алан остановился в дюйме от нее, на серой сумрачной траве.

— Иди ко мне, — манила Лианнан. — Эта девочка пообещала мне поцелуй, а ты знаешь, что будет, если она не сдержит слово.

Угроза была ясна: одержимость. Мэй охнула, как от удара под дых, но не испугалась. Алан никогда этого не допустит. Ни за что.

Она открыла рот, думая, как иначе сказать «прости, знаю, любезничанье с демоницами в твои планы на вечер не входило», но тут Алан посмотрел на нее и улыбнулся, расточая обаяние нелепо-огромными дозами.

— Все в порядке, Мэй. Все в порядке, Лианнан, — произнес он одинаково теплым тоном. — Я не против.

— А если Ярмарка побьет тебя камнями? — спросила Лианнан. — Тогда будешь против?

— Пожалуй, да, — ответил он невозмутимо — ей под стать.

Лианнан сверхъестественно плавно пожала плечами.

— Что ж, мужчины шли ради меня на смерть и за меньшее, чем поцелуй. А чего бы хотел ты, Алан Райвз?

Они неотрывно, откровенно-восторженно смотрели друг на друга. Наблюдая за ними, Мэй поразилась собственному беспокойству.

— Гарантию безопасности.

— Никто ее тебе не даст, — сказала Лианнан. — Но меня сегодня можешь не бояться, обещаю. Теперь сними его.

Алан расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, вытащил оберег — кристаллы мимолетно сверкнули в магическом свете, — протянул руку в круг и передал Мэй, бережно свернув кожаные завязки с узелками. Его единственной защиты больше не было. Алан сомкнул пальцы Мэй поверх амулета, и тревожное мерцание камня растворилось в тени.

Затем он шагнул туда, где пересекались круги и соударялись миры, где ждала его Лианнан.

Алан, в отличие от Мэй, смотрел на нее без дрожи. «Конечно, ему ведь приходится каждый день завтракать с демоном за одним столом», — вспомнила Мэй. Это странным образом объясняло, почему он не боится.

Лианнан провела острыми пальцами по его щеке — чуть касаясь, но все равно раня: к ложбинке на шее, где раньше висел амулет, скатилась алая бусинка-капля.

— У меня есть одно воспоминание о тебе, — проговорила Лианнан.

— Правда? — спросил Алан. — Так пусть их будет два.

Он протянул руку и тронул демоницу за подбородок, чуть наклонил его и легко, будто пробуя лед перед шагом, поцеловал. А потом — еще раз, уже смелее.

Рыжие локоны Лианнан обвили его за плечи подобно кровавым щупальцам, стремясь стиснуть, смять, притянуть, хотя сама она рядом с ним таяла. В воздухе трещали и искрились магические разряды, шепот мира демонов слышался все ближе. Алан взял Лианнан за плечи и шею, крепче прижал к себе…

А через миг отстранился. Они стояли в наэлектризованном воздухе с закрытыми глазами.

— Чем бы тебе заплатить, — прошептала Лианнан, — чтобы ты и меня отпустил на свободу?

— Если бы любил, — ответил Алан, — отпустил бы бесплатно.

— А чего стоит заставить кого-то влюбиться?

Тут он горько усмехнулся.

— Не знаю. Никто не пробовал.

Жажда Лианнан холодными щупальцами вырвалась наружу и пронзила Мэй от макушки до пят, словно ее коснулся демон, словно ее кровь застыла на острых пальцах-сосульках.

— Ну так вот мой вопрос, — сказала она твердым, спокойным тоном. — Джеральд, колдун из Круга Обсидиана, изобрел новую метку. Расскажи мне о ней.

Лианнан даже не отвлеклась, тогда как Ярмарка, которая возмущенно глазела на них с Аланом, вдруг зашевелилась. По толпе побежал ропот: она, словно губка, впитала слова «Круг Обсидиана» и вспомнила своих настоящих врагов. Но это был всего лишь полезный побочный эффект. Впрочем, прямого Мэй тоже добилась: Лианнан оставила Алана и устремила взгляд на нее.

— Так ты хочешь узнать о метке?

— Да, так я и сказала.

Демоница многозначительно улыбнулась — мол, «рано радуешься».

— Тогда отыщи ее у мальчишки, которого хорошо знаешь.

Мэй задохнулась от ярости.

— Так не считается! Ты не ответила!

— Ответила, и еще как, — возразила Лианнан. — К тому же это правда, а больше ничего и не требовалось. Насколько она полезна, решать тебе. В конце концов, твой дар мне не пригодился.

— Довольно обидно слышать, — «возмутился» Алан.

Лианнан рассмеялась.

— Нам больше не нужны твои услуги, — сказала Син. — И тем более твои козни.

После этих слов огонь, из которого поднялась Лианнан, начал съеживаться и гаснуть. Мэй почувствовала, как ярость демона хлещет по воздуху убийственно-тяжелой плетью, и напряглась в предчувствии чего-то ужасного. Однако Лианнан только мирно улыбнулась, поднесла к губам окровавленные ледяные пальцы и послала Алану воздушный поцелуй. Алан «поймал» его, скривив губы, — уж он-то должен был знать, как это выглядело со стороны. Лианнан знала наверняка, потому что растаяла в пламени с озорной усмешкой на лице.

Круги померкли и застыли. Золотые волосы Алана приобрели в полумраке кровавый оттенок.

Вы танцовщики или кто? — прикрикнула Син на девушек и парней в черном, которые толпились в передних рядах. По ее хлопку они разбежались к своим кругам, а туристы поплелись следом в ожидании нового представления. Часть их осталась бродить от прилавка к прилавку, и ярмарочный люд отправился их обслуживать.

Мэй шумно выдохнула в приливе благодарности, но тут же пожалела об этом: Син обрушилась на Алана, словно белая молния.

— Как ты посмел сюда явиться?

— Синтия, — произнес Алан куда резче, чем в разговоре с Лианнан, и Мэй вдруг вспомнила почти забытое обстоятельство: он ухитрялся ладить как будто со всеми, кроме Син.

— Пре-да-тель! — отчеканила танцовщица, придавая кипучую ярость каждому слогу. — Тебе здесь не место! И приходить не смей!

Она плюнула ему в лицо. Алан побледнел и застыл на месте.

Син еще раз обожгла его взглядом и умчалась, словно ни секунды не желала оставаться рядом. Мэй в гневе бросилась вдогонку, когда Алан молниеносным движением схватил ее за руку и дернул к себе.

— Не надо, Мэй, — тихо сказал он. — Ее мать тоже здесь танцевала, пока не споткнулась в прошлом году и не стала одержимой. У нее есть полное право ненавидеть демонов. И меня с ними.

Теперь Мэй все поняла.

— Лучше беги к ней, — сказал Алан. — Утешь ее. Обо мне не волнуйся. Син — будущая хозяйка Ярмарки, и раз она меня прогнала, значит, инцидент исчерпан и меня не тронут. Я подожду в машине.

Мэй огляделась. Ярмарочный люд еще посматривал на Алана, сверкая глазами в призрачном свете чудо-фонарей. Она шагнула вперед, как вдруг ветер стих: Алан загородил ее, как стена. Мэй почти забыла, что он так высок; она протянула руки и повязала ему на шею талисман, чувствуя щекой тепло его дыхания.

Мэй честно задумывала это как дружеский жест утешения.

— Я с тобой, — прошептала она, отходя назад.

— Знаю, — ответил Алан и, понурившись, удалился, чтобы ей не пришлось бросать его в толпе врагов. Мэй смотрела, как он уходит у всех на виду, не прячась ни в тень, ни за развалины, пока его силуэт не растаял в ночи. Потом она пошла разыскать Син.

Пять минут Мэй наобум спускалась по холму и уже почти убедила себя, что свернула не в том месте и вот-вот свалится в овраг, когда вдруг оступилась и съехала на что-то вроде травянистой террасы (в свете луны толком было не разобрать). Там стоял небольшой караван фургонов.

Мэй никогда еще не видела настоящих фургонов — таких, с большими колесами, красными бортами и крышей. На одном красовалась нарисованная вывеска, а у входа позвякивали ветряные колокольчики в форме балерин, кинжалов и масок. Казалось, еще немного — и между красными занавесями с торца высунет крючковатый нос гадалка.

Вместо нее в проеме появилась голова Син — серебряные ленточки исчезли, и волосы копной темнели на фоне яркой ткани.

— Мэй! — обрадовалась танцовщица. — Нашла меня? Здорово! Заходи.

— Не могу, — ответила Мэй. — Я приехала… меня привез Алан Райвз.

Личико Син, оживленное сияющими глазами и губами цвета вишен, как будто погасло, веселье спряталось где-то внутри. Ее стало не узнать.

— У моего брата была метка третьего яруса, — продолжала Мэй. — Так вот Алан взял ее часть на себя и спас его. Брат обязан ему жизнью. Если надо будет выбрать чью-то сторону, я всегда за Алана. Мы перед ним в долгу. Так что подумай еще раз: хочешь ли ты меня впускать.

Смуглые руки Син ухватились за занавеси.

— Брат, — произнесла она через несколько секунд, — это я могу понять. — Она снова просияла, сама решительность и ясность. — Заходи!

Мэй обрадовалась.

Фургон Дэвисов был внутри тесным и пестрым, как она и ожидала. Мэй просочилась между шторами-дверями и представила себе, как кто-нибудь рослый бьется головой о притолоку. Впервые в жизни она порадовалось своему смехотворному росту. Обстановка не поражала разнообразием: крошечный столик с хрустальным шаром на красной скатерти, гора учебников, лисий череп… Большую часть пространства занимали три сдвинутые кровати. Каждая чем-то отличалась: одна была совсем детской, с решеткой и голубым одеяльцем в медвежатах, на другой лежало красное покрывало с вышитым рисунком из вееров — оно слегка колыхалось на сквозняке, словно его встряхивали феи-невидимки, а на третьем, черном, виднелся узор из костей и черепов.

— Младшая сестра обожает пиратов, — пояснила Син. — Почему — понятия не имею. Каждый день перед сном рассказы про абордаж и прогулку по доске в море. А потом Тоби кошмары снятся.

Тоби. «Вечно сбежит из манежа, а сестра потом с ума сходи».

— Кажется, я сегодня видела твоего братца, — сказала Мэй.

Между красивыми бровями Син появилась тревожная морщинка.

— Триш при нем была? По ярмарочным ночам она смотрит за детьми, но Тоби все время сбегает.

— Алан поймал его и отнес. — Мэй нарочно сделала акцент на имени Алана.

Син скорчила хитрую рожицу.

— Ты с ним часом не встречаешься? — спросила она, наклоняясь над комодом, где стоял медный таз для умывания. В тазу плавали розовые лепестки. — Это не к вопросу о предателях, а к тому, что ты могла найти парня и получше.

Мэй села на кровать с красным покрывалом, глядя, как Син, свернув волосы узлом на затылке, умывается розовой водой.

— А он чем плох? — спросила Мэй.

— Ну, — Син резковато усмехнулась, беря полотенце, как будто пыталась одной силой воли убрать тяжесть с души и из разговора, — Алан немного не из того типа парней, от которых сердце пускается вскачь.

Она снова засмеялась, а Мэй напомнила себе, что Син ходит по ниточке над пропастью ужаса с тех пор, как демоны погубили ее мать.

Она вдруг повернулась и подмигнула Мэй, а та захлопала глазами.

Без макияжа, особенно яркой помады, Син выглядела совсем иначе. Она была по-прежнему красивой, если присмотреться, но уже не останавливала взгляд. Такой ее можно было не заметить в толпе. Как будто грим был маской для другой роли.

— Может, Алан — хамелеон, — сказала Мэй. — Вроде тебя.

Син выгнула брови, похожие на ласточкины крылья с какого-нибудь живописного холста.

— О-о, ты и это заметила?

— Я быстро все улавливаю.

— Понятно, — сказала Син и порывисто отвернулась от комода — только ленты на юбке разлетелись. Она схватила за край алую скатерть-шаль и сдернула ее со столика так, что хрустальный шар даже не покачнулся. Взмах — шаль описала красную дугу и легла Син на волосы, а сама она приземлилась на кровать рядом с Мэй.

— Хочешь, погадаю?

— А ты кто, цыганка-гадалка?

— Нет, — ответила Син. — Но многие так думают при виде моей экзотической красоты. — Она мельком улыбнулась, забросив крепкие ноги поперек коленок Мэй.

— Ты же знаешь, смуглые девчонки всегда гадают, так чего же мне отлынивать?

Син скривила губы, а Мэй начала судорожно думать, что бы такого сказать без уклона в расизм. Судя по тому, как изменилась усмешка Син, она почувствовала эти метания.

— Семья моего отца родом с Карибских островов, а мать — валлийка. Вот она-то и предсказывала судьбу. Итак, — продолжила Син, — сейчас увидим, чем твое сердечко успокоится.

— Да тут и гадать нечего, — Мэй подвинула шаль набок, и та сползла под стол. — Больше всего я хочу…

«Быть как ты», сказала бы она часом раньше, но не теперь, когда Син превратилась из идеала в обычного человека. У нее была куча забот, с какими не каждый справится (вот Мэй бы почти наверняка не справилась), была жизнь, которая сформировала ее совсем по-другому.

Мэй не хотела быть Син, но все же что-то в ней привлекало, и не только в ней — во всей Ярмарке Гоблинов. Мэй чувствовала себя мотыльком, летящим на подвижное пламя. Она решила, что не сгорит, если научится порхать по кругу.

— …хочу быть одной из вас, — закончила она после паузы.

Син перекинула ноги на пол, вскочила и подошла к комоду. Потом взяла венок из жар-цвета и вытащила из него два бутона.

— Я догадывалась, что ты это скажешь. — Она подошла к Мэй и посмотрела на нее сверху вниз серьезными, как никогда, глазами, после чего взяла ее за руку. — Вот и позолотили ручку, — сказала она с улыбкой, кладя бутоны Мэй в ладонь. — Я дам тебе знать, где будет следующая Ярмарка. А если кто спросит билет, покажи цветы.

— Значит, два цветка — это приглашение на Ярмарку?

— Да. Один — тоже приглашение, но другого рода. — Син снова улыбнулась. — Три цветка я даю, когда хочу, чтобы предъявителя убили у всех на виду.

Мэй с запинкой кивнула.

— Спасибо.

— Ярмарка — моя жизнь, — пожала плечами Син. — И если ты готова ее полюбить, значит, мы подружимся.

— Точно, — подтвердила Мэй и встала. — Мне пора — Алан ждет. Он тоже мой друг.

— Ну что ж, — сказала Син. — Я и так собиралась тебя выгонять. Ко мне кое-кто должен прийти.

— Да ладно! — протянула Мэй и сама удивилась: до того это было похоже на болтовню в школьной столовой с шуточками о том, кому какой парень нравится. — Интересный?

Хоть кому-то эффект от жар-плода пойдет впрок. Син слегка пихнула ее локтем.

— Да, по-своему. Через месяц встретимся — расскажу.

Мэй пошла к выходу, уже скучая по Ярмарке. «Хотя надо спешить, Алан наверняка заждался».

Она отодвинула занавес входа и оглянулась на Син, которая сидела на кровати и обновляла макияж. Она мастерски ровно, не глядя в зеркало, провела по губам сочно-вишневой помадой того оттенка, который привлекает не только взгляды.

— Буду ждать, — сказала Мэй.

Син улыбнулась медленной, таинственной улыбкой — надела еще одну маску.

— Я оставлю тебе танец.

Другой дороги к машине, кроме как через Ярмарку, Мэй не знала. Она пообещала себе не застревать у лотков, но до чего же трудно было пробираться в свете фонариков и не смотреть по сторонам, сопротивляясь призывам «Купи! Купи!»… Нет, останавливаться она не будет. Только чуток оглядится, и все.

Перед ней оказался прилавок с разноцветными светильниками. Один выглядел как антикварный чугунный фонарь и дробил свет на четыре мощных луча. На нем висел ярлык «лампа-маяк». Рядом стояла другая лампа, совсем крошечная, из розового стекла, похожая на светящийся бутон. «Свет любви», — прочла Мэй на этикетке.

— Дает ровно столько света, чтобы можно было узнать любовь, — пояснил владелец прилавка. — Если сумеешь ее разглядеть, значит, настоящая!

Мэй посмеялась и отправилась дальше с мыслью о том, что обязательно заглянет к этому торговцу еще раз. Сейчас не время было для остановок.

И тут она вдруг застыла как вкопанная.

В толпе покупателей и продавцов Мэй внезапно увидела братишку Син, Тоби. Он сидел в самой гуще народа на руках у колдуна Джеральда.

Мэй двинулась прямо к нему, слыша бешеный ритм собственного сердца.

— Может, сказать всем здесь, кто ты на самом деле? — процедила она, подойдя к Джеральду. — А потом любоваться, как тебя будут рвать на куски.

Колдун резко развернулся и вздрогнул, узнав ее, но не отшатнулся под натиском.

— Ты, я гляжу, везде успеваешь.

— Кто бы говорил!

Они стояли в тени и смотрели друг другу в глаза. Для наблюдателя со стороны — очередная заезжая парочка. Джеральд мог в одну секунду сделать так, чтобы Мэй застыла, словно муха в янтаре, и никто бы не заметил.

Она храбро протянула руку через крошечное разделявшее их пространство.

— Отдай ребенка!

Мэй полуобняла малыша под мышки, хотя при этом ей пришлось коснуться Джеральдовой груди.

Тоби он не отпустил. Мэй уронила взгляд и заметила у Джеральда на предплечье черноватую метку, но разглядеть не успела: колдун усмехнулся, и рукав, как живой, соскользнул вниз, скрывая ее из виду.

Потом Джеральд заговорил: Мэй почувствовала гул в его груди и лишь потом услышала знакомые вкрадчивые интонации:

— Он тут бродил один, а я его подобрал. У меня в мыслях не было делать ему больно, как и тебе. Ты же сестра Джеми.

— Очень убедительно, — съязвила Мэй. — Я знаю, чей он. Теперь отдай его.

— Если я соглашусь, — ответил Джеральд, — обещай не делать громких заявлений на всю Ярмарку.

— Это ребенок, а не туз в рукаве! — шикнула Мэй.

Джеральд замолк. Мэй оторвала взгляд от его расчетливого, холодного во мраке ночи лица и посмотрела на Тоби. Он как будто был доволен двойными объятиями и смотрел на Мэй во все глаза, задумчиво разинув рот.

— Ладно, — нехотя согласился Джеральд и взвалил Тоби на нее.

Мальчик оказался неожиданно тяжелым: Мэй не сразу пристроила его на руках под нужным углом. Джеральд тем временем попятился.

— Мне все равно уже пора уходить, — сказал он и неожиданно замялся, словно это проявление доброты было выходкой самого низкого сорта, после которой оставалось только уйти и сделать вид, что ничего не случилось.

В следующий миг Джеральд исчез, не иначе как по волшебству: ночь расступилась и поглотила его, словно темная пучина, а окружающие не заметили.

— Бус не желаете? — спросил у Мэй какой-то азиат, осклабясь и блестя черными глазами. — Бусы для ребеночка?

Он сноровисто набросил нитку бус Тоби на шею и прищелкнул пальцами.

— Они что — из костей?

— Да, и притом самых лучших, — отозвался азиат с легким укором. — Крысиных — для ума, птичьих — для голоса, лисьих — для ловкости и, между нами, одной человечьей — скрепить заклятие.

— Вы прямо фея-крестная и смерть с косой в одном флаконе, — буркнула Мэй. — Не знаете случаем, где найти Триш? Она должна была присматривать за Тоби.

— А-а, — протянул торговец, меняясь в лице. — Прости, не знал, что ты местная. Я, видишь ли, крысолов.

— Крыс травите?

Азиат усмехнулся.

— Стало быть, не местная. Крысолов, дудочник. Мы здесь играем, но к Ярмарке не принадлежим. Моя музыка может уводить за собой мелкую живность, детей и хорошеньких девушек.

Мэй вытащила из кармана два красных цветка и помахала у дудочника перед носом.

— Полезный навык. Так где Триш?

— Шучу, шучу! Если честно, ты не в моем вкусе. И Триш я не видел.

Тоби начал пускать пузыри прямо Мэй в ухо.

— Супер.

Крысолов снова издевательски осклабился и пошел прочь.

Мэй приняла решение. Пусть Син не одна; постучаться к ней и спросить, что делать с ребенком — не преступление. Она не из тех, кого легко смутить, а Алан и так уже слишком давно ждет.

С этими мыслями Мэй зашагала, откуда пришла, только медленнее: на руках сидел Тоби. Несмотря на осторожность, четыре раза она чуть не споткнулась на спуске. В эти моменты Мэй в панике стискивала малыша в объятиях, а тот в ответ радостно взвизгивал — то ли посмеивался над ней на свой лад, то ли обещал вырасти любителем экстрима.

Мэй долго семенила вслепую и, в конце концов, добралась до темного каравана фургонов. Здесь, у дверей Син, она застала колдуна Джеральда. Он тихо постучался, и красные занавеси пропустили его внутрь, колыхнувшись в ночном воздухе.