С крушением трех империй, в состав которых входила

Польша, в руки польских капиталистов попало независимое государство, о котором они уже давно перестали мечтать.

После провала в 1863 г. восстания против царизма они начали рассматривать Российскую империю как огромный рынок и не видели оснований для того, чтобы отделиться от нее. Врагом, рассуждали они, является не Россия, а евреи и немецкие протестанты, господствовавшие на «их» внутреннем рынке. Национализм стал делом лишь рабочего класса и его

Польской социалистической партии (ППС). В первую мировую войну буржуазная Национал-демократическая партия,

так называемые эндеки, выступала в поддержку царя, а правое крыло ППС с его лидером Юзефом Пилсудсиим сформировало для немцев польский легион как меньшее из двух зол,

поскольку намеревалось связать впоследствии свою судьбу с

Германией. Однако крах империй вынудил обе фракции объединиться, с тем чтобы создать «возрожденное польское государство». Во время войны Пилсудсний вышел из ППС и перешел к крайне правым; таким образом, оба лагеря могли теперь договориться о претворении в жизнь антибольшевистской программы и о воскрешении польской империи. «Маршал» Пилсудский радушно принимал еврейских солдат в свой легион и по-прежнему презирал антисемитизм, отождествляя его с царской отсталостью; однако он ничего не мог поделать с теми генералами, которые пришли в армию из кругов царской военщины через эндеков, и поддерживал погромщиков Петлюры. Убийства и преследования евреев приняли такие масштабы, что в ситуацию должны были вмешаться союзники; они обязали польских правителей включить в польскую конституцию статью о правах меньшинств как непременное условие для признания ими Польши. Только тогда, когда зндеки поняли, что настояния евреев могли бы отрицательно повлиять на возможности получения Варшавой кредитов в иностранных банках, погромы пошли на убыль. Но прекращение погромов означало только, что антисемитизм менял свою форму. Режим был исполнен решимости «ополячить» экономику страны, и тысячи евреев потеряли работу, когда железные дороги, табачные и спичечные фабрики, а также винокуренные заводы перешли в руки государства.

В начале 20-х гг. польская еврейская община насчитывала 2846 тыс. человек, что равнялось 10,5 процента всего населения Польши. В политическом плане ее состав был далеко не однородным. Крайне левые силы были представлены коммунистами — Коммунистической партией Польши (КПП).

Хотя доля евреев в КПП всегда превышала 10,5 процента,

коммунисты никогда не составляли существенной доли еврейского населения. Несмотря на то что ПОС приветствовала вступление в ее ряды евреев, она была пропитана польским национализмом и враждебно относилась к идишу; в результате послевоенная ППС располагала лишь незначительным числом еврейских сторонников. Зато самым крупным левым течением среди евреев были идишиеты из Бунда,

чья польская секция пережила его поражение в Советском

Союзе; тем не менее они по-прежнему составляли в более крупной общине явное меньшинство. В ходе выборов в польский парламент (сейм) в 1922 г. они получили немногим более 87 тыс. голосов и не смогли завоевать ни одного места.

Справа стояла традиционно ортодоксальная партия «Агудат

Исраэл», которую более или менее активно поддерживала примерно одна треть общины. Ее члены считали, что Талмуд требовал от них лояльности по отношению ко всякому нееврейскому режиму, не вмешивавшемуся в их религиозную жизнь. Ввиду своего пассивного консерватизма она не могла оказывать влияния на какие бы то ни было более высокообразованные элементы в своей общине, которые искали активного разрешения проблемы антисемитизма. Небольшое число приверженцев, в первую очередь из интеллектуальных кругов, следовало за «фолькистами» — группой идишистеких националистов диаспоры. Все эти элементы, хотя каждый по различным причинам, были настроены антисионистски.

Господствующей политической силой в еврейской общине являлись сионисты. Им принадлежало шесть из тринадцати еврейских мест в избранном в 1919 г. сейме, а выборы 1922 г, предоставили им случай доказать, что они были в состоянии успешно противостоять все еще жестокому антисемитизму.

Крупнейшая фракция в движении, руководимая Ицхаком Грюнбаумом, входившим в ряды радикальных сионистов, организовала «блок меньшинств». Непольские национальности составляли почти одну треть населения, и Грюнбаум утверждал, что если бы они объединились, то могли бы определять баланс сил в сейме. Блоку, включавшему в себя сионистскую фракцию Грюнбаума, удалось совместно с представителями немецкой, белорусской и украинской национальностей добиться избрания в сейм 66 своих кандидатов, в том числе 17 сионистов. На первый взгляд казалось, что этот пакт одержал победу. Фактически же проявились те противоречия, какие набл юдались как внутри сионистского движения, так и в рядах меньшинств вообще. Украинское большинство в Галиции отказалось признать польское государство и бойкотировало выборы. Ни один из политических деятелей других национальностей не захотел поддержать борьбу украинцев, и галицийские сионисты, стремившиеся не восстановить против себя поляков, выступали на выборах в качестве соперников «блока меньшинств». Галицийские сионисты завоевали

15 мест в сейме, но, поскольку их успех был обусловлен неучастием в выборах украинцев, они не могли претендовать на представление региона. Даже члены «блока меньшинств»

не были связаны никаким обязательством долговременного союза друг с другом, и после выборов этот блок распался.

Теперь в обеих палатах сейма заседало 47 евреев, из которых 32 человека являлись сионистами, но их избирательный оппортунизм дискредитировал их.

Провал «блока меньшинств» открыл путь для другой авантюры, которую предстояло организовать лидерам галицийских общин сионистов Леону Рейху и Оси асу Тону. В

1925 г. они договорились о заключении пакта, «Угоды»

(компромисса), с антисемитски настроенным премьер-министром Польши Владиславом Грабским. Грабский добивался американского займа, и ему нужно было доказать, что он не являлся непоколебимым фанатиком. Сделка с этими двумя сионистами представляла дело (но крайней мере в глазах неосторожных иностранцев) так, будто в его режиме возможны перемены. Фактически, однако, правительство пошло только на незначительные уступки: еврейские новобранцы получили право пользоваться кошерной кухней, а еврейские студенты — не писать по субботам письменных работ, какие должны были писать в эти дни другие студенты.

Даже в самом сионистском движении на Тона и Рейха стали смотреть как на предателей еврейской общины1.

Антисемитизм представлял собой только один из элементов реакционного политического курса польских правительств после 1922 г., и большая часть населения Польши, включая и евреев, поддержала организованный Пилсудским в мае

1926 г. государственный переворот, надеясь на наступление перемен к лучшему. Вся еврейская фракция в сейме проголосовала 31 мая за избрание его президентом 2. Положение евреев после этого не улучшилось, но Пилсудский по крайней мере не предпринимал ничего для усиления их дискриминации, и его полиция вплоть до его смерти в 1935 г. подавляла всякие антисемитские волнения. Состоявшиеся в 1928 г. выборы в сейм стали последними более или менее свободными национальными выборами в Польше. В среде общих сионистов опять произошел раскол: фракция Грюнбаума вошла в новый «блок меньшинств», а галицийцы выступили в под-1 держку собственного кандидата. Пилсудский пользовался популярностью у консервативных евреев из-за прекращения им нападок на их сородичей, и многие из них поддерживали его из чувства благодарности. Это обстоятельство, в сочетании с выходом украинцев Галиции на избирательную арену, привело к сокращению еврейского представительства в сейме до

22 человек, 16 из которых были сионистами3. К 1930 г. режим Пилсудского ужесточился и превратился в подлинно полицейское государство, беспощадно расправлявшееся с политическими заключенными. Пилсудский сохранил сейм, но подминал его под себя и допускал махинации с выборами,

вследствие чего результаты выборов 1930 г. оказались в основном подтасованными. Число еврейских представителей в сейме снова сократилось, на этот раз до 11 человек, из которых 6 являлись сионистами.

С ужесточением диктатуры сионистские парламентарии стали проявлять больше интереса к оппозиции против Пилсудского, но такая тенденция оказалась пресеченной победой

Гитлера в соседней Германии. На первых порах польские сионисты недооценивали нацистов. До прихода Гитлера к власти сионистские газеты «Гайнт», «Момент» и «Новы дзенник» уверяли своих читателей, что, как только Гитлер официально вступит в должность, он окажется стесненным в своем антисемитизме присутствием в его коалиционном кабинете таких консерваторов, как фон Пашен и Гугенберг. Они также полагали, что потребности германской экономики вскоре заставят его занять более умеренную позицию по отношению к евреям4. Несколько недель существования нового порядка разбили эти фантастические домыслы в пух и прах, и теперь польских сионистов тревожило опасение того,

что успех нацистов развяжет волну экстремизма в Польше.

Всякая их заинтересованность в создании оппозиционного блока исчезла, и Пилсудский снова стал для них нужным человеком, поскольку он резко критиковал режим в Берлине5.

Крутой поворот в мнении сионистов о диктаторе вызвал шумные протесты со стороны оппозиционных партий, выступавших против Пилсудского. Еврейское телеграфное агентство сообщило по поводу дебатов по еврейскому вопросу в сейме

4 ноября 1933 г. следующее:

«Лидер Крестьянской партии депутат Рог… осудил антиеврейскую позицию гитлеровской Германии. Преступление, которое совершается против германских евреев, является международным преступлением. „Польша никогда, — заявил он, — не возьмет примера с гитлеровской Германии. Он, однако, не мог понпять, — продолжал Рог, — как могут еврейские политики, борющиеся против германской диктатуры, примирить со своей совестью ту поддержку, которую они оказывают в Польше польской диктатуре. Нехорошо, — утверждал он, — чтобы польские народные массы сохранили в памяти то, каким образом евреи поддерживают их угнетателей”»6.

26 января 1934 г. Пилсудский подписал с Гитлером — соглашение о ненападении сроком на 10 лет. В том же году варшавские власти, видя бессилие Лиги Наций урегулировать германскую проблему, решили денонсировать договор о меньшинствах, заключенный в Версале под диктат союзников.

13 сентября 1934 г. Наум Гольдман встретился в Женеве с польским министром иностранных дел Юзефам Беком, чтобы попытаться убедить его изменить свое решение, но безуспешно. Как обычно, ВСО не пожелала организовать массовые демонстрации протеста за границей и вместо того возложила все свои расчеты на дипломатическое вмешательство со стороны Лондона и Рима 7. Польские сионисты оставались верными Пилсудскому до самой его кончины 12 мая 1935 г.;

Осиас Тон и председатель Польской сионистской организации

Аполинарий Хартглас предложили заложить в его память «лес имени Пилсудского» в Палестине8. Палестинские ревизионисты объявили, что построят в его честь общежитие для иммигрантов 9.

 

«Рабочие не были заражены»

Победа Гитлера взволновала экстремистов в кругах польских антисемитов, но, пока был жив маршал, его полиция подчинялась строгому приказу пресекать любого рода уличную агитацию. Однако преемники Пилсудского, «полковники», уже не могли себе позволить — по политическим соображениям — продолжать его курс. Им недоставало его авторитета, и они знали, что должны проводить такую линию,

которая пользовалась бы поддержкой определенной части населения, ибо в противном случае они оказались бы свергнутыми. Антисемитизм явно отвечал этой цели, поскольку он потворствовал традиционным предубеждениям многих представителей польской буржуазии. Тем не менее они все же пытались поддерживать порядок; всякие ограничительные меры против евреев должны были приниматься в строгом соответствии с законом. Закоренелые антисемиты из числа эндеков и родственных им пронацистски настроенных националрадикалов, или наровцев, понимали, что капитуляция «полковников» перед антисемитскими настроениями происходила из их слабости, и они зачастую бросали полиции вызов. По стране вскоре прокатилась волна погромов. Эксцессы нередко возникали в университетах, где эндеки и наровцы пытались ввести в практику «гетто-скамьи» и многочисленные ограничения для евреев. Вскоре же был претворен в жизнь бойкот еврейских магазинов, и бродячие банды юдофобов начали терроризировать поляков — постоянных клиентов этих магазинов. Уличные нападения на евреев стали повседневным явлением.

Сопротивление, которое евреи оказывали погромщикам, было в основном делом рук бундовцев. Хотя до середины 30-х гг. они значительно уступали по своей численности сионистам, тем не менее они всегда представляли собой господствующую силу в еврейском рабочем движении. Теперь ониорганизовали в своей варшавской штаб-квартире круглосуточные дежурства летучих отрядов. Услышав о каком-то нападении на евреев, их «орденер-группе» устремлялась на улицы с палками и обрезками свинцовых труб в руках, чтобы вступить с погромщиками в бой. По временам случалось, что в сражениях со сторонниками эндеков и наровцев в каком-либо районе участвовали сотни бундовцев, еврейских профсоюзных активистов и их друзей из военизированных формирований ППС — «Социалистической акции»10. Наибольшую известность среди таких уличных боев получила битва в Саксонском саду — знаменитом варшавском парке, — разыгравшаяся в 1938 г., когда Бунд обнаружил, что наровцы планировали организовать в этом парке и на прилегающих к нему улицах еврейский погром. Лидер такой «орденер-группе» Бернард Гольдштейн так описывал эту битву в своих мемуарах:

«Мы организовали многочисленную группу борцов сопротивления, которую разместили вокруг большой

площади поблизости от Железных ворот. По нашему плану мы намеревались заманить хулиганов на эту закрытую с трех сторон площадь и заблокировать четвертый выход с нее, так чтобы они оказались в западне, где мы могли бы дать им бой и преподать надлежащий урок… Когда иа площади собралось довольно значительное число наровских хулиганов… мы внезапно вышли из наших укрытий и окружили их со всех сторон… Пришлось вызвать кареты, „Скорой помощи”»  11 .

Ранее, 26 сентября 1937 г., наровцы устроили взрыв в штаб-квартире Бунда. Бунд быстро сколотил группу из 30 человек: десять бундовцев, десять членов отколовшейся от сионистов группировки левой «Поалей Циона» и десять поляков. Все они направились в штаб наровцев. Поляки под видом ремонтных рабочих вошли первыми и перерезали телефонные провода. Затем в помещение ворвались остальные члены группы. Впоследствии один из бундовцев, Хайман

Фриман, рассказывал об этом налете так:

«Произошло побоище, но у них на самом деле не было шансов на оказание сколько-нибудь энергичного сопротивления. Наше нападение произошло молниеносно… Мы действительно разгромили все помещение и основательно им надавали… Это была поистине чистая работа»  12 .

Хотя широко бытует ошибочное мнение, будто антисемитизм был свойствен всем классам польского общества, факты показывают, что он представлял собой явление, присущее в первую очередь буржуазии и в гораздо меньшей степени крестьянству. Основная масса польского рабочего класса следовала за ППС, и рабочие с самого же начала поняли,

что борьба Бунда — это их борьба и что их помощь преследуемым евреям как возмездие наровцам была жизненно важной. В 1936 г. газета «Палестайн пост» сообщила своим читателям, что всякий раз, как фашистские студенческие банды выползали из своих укрытий в университетах, чтобы начать погром, «польские рабочие и студенты-неевреи быстро спешили на помощь евреям. Не так давно Польская социалистическая партия организовала ряд крупных пропагандистских митингов… и в ходе их можно было услышать весьма волнующие выступления поляков-неевреев, которые, по всей видимости, страстно стремились отмежеваться от эндекских хулиганов» 13.

В статье, опубликованной в июле 1936 г. в журнале «Джуиш франтиер», один из ведущих сионистских ученых Якоб

Лещинский охарактеризовал умонастроения польского рабочего движения следующим образом:

«Польская рабочая партия может справедливо гордиться тем, что она успешно иммунизировала рабочих против антиеврейского вируса даже в отравленной атмосфере Польши. Их позиция по этому вопросу стала почти что традиционной. Даже в городах и районах,

которые, казалось, страдали самой отталкивающей разновидностью антисемитизма, рабочие не были заражены»14.

В Польше имелись и такие, кто был настроен проеврейски. Среди украинских масс антисемитизм принял угрожающие размеры, поскольку многие местные националисты стали пронацистам«. Они тешили себя иллюзией, будто в каком-то

«©определенном будущем Германия из неприязни как к польским «полковникам», так и к Сталину поможет им завоевать независимость. Однако крайне незначительный по своей численности слой западноукраинских студентов, которым довелось столкнуться с шовинизмом польской буржуазии в ее университетских твердынях, никогда не был заражен шовинистическим антисемитизмом. Его представителя понимали, каковы будут их шансы на благополучную карьеру в будущем, если в стране восторжествуют эндеки и наровцы. В декабре 1937 г. газета «Палестайн пост» писала:

«В университетах Вильно и Лемберга (Львова) белорусские и западноукраинокие студенты присоединились почти в полном своем составе к фронту противников гетто и помогают евреям в борьбе против средневековых методов их преследования»15.

Отношение крестьян к еврейскому вопросу было неоднородным. Более зажиточные склонялись к антисемитизму, особенно в Западной Польше. На юге и в меньшей степени в центральном районе сельские массы разделяли взгляды

Крестьянской партии. В 1935 г. ее члены заняли непоследовательную позицию, одновременно настаивая на принципе обеспечения демократических прав всем евреям в стране и призывая к «полонизации» ее экономики и к выселению евреев в Палестину и другие Места 16. Однако к 1937 г. партия стала утверждать, что антисемитские кампании являлись всего лишь уловкой, призванной отвлечь внимание от реальных политических проблем, и в частности от необходимости проведения земельной реформы. В августе 1937 г. значительная часть крестьянства объявила десятидневную всеобщую забастовку. Хотя полиция и убила 50 ее участников, во многих районах забастовка была доведена до конца. Преподаватель

Колумбийского университета Александр Эрлих, в ту пору лидер бундовской молодежи, сообщает, что «в дни забастовки вы могли увидеть бородатых хасидов, стоявших в рядах пикетчиков бок о бок с крестьянами»17. Правительству удалось уцелеть только потому, что старая гвардия крестьянских лидеров не захотела сотрудничать с социалистами.

Бунд и ППС втянули массы в борьбу против антисемитизма. 9 марта в Пшитыке были убиты два еврея и десяткам других были нанесены тяжелые увечья; это преступление нуждалось в немедленной реакции на него, и Бунд призвал к организации 17 марта всеобщей двенадцатичасовой забастовки при поддержке этой акции членами ППС. Все еврейские торговые предприятия — составлявшие существенную часть экономической жизни страны — были закрыты. Все профсоюзные организации ППС в Варшаве и в других крупных городах поддержали забастовщиков, и деловая жизт

Польши в значительной степени замерла. Это была поистине «суббота суббот», как писала об этом событии еврейская пресса.

В марте 1938 г. Бунд объявил двухдневную забастовку протеста против «гетто-скамей» и постоянного террора в университетах. Несмотря на нападения фашистов, которые были отбиты, многие из самых видных ученых присоединились к уличным выступлениям еврейской общины и профсоюзных организаций ППС, что было достойным восхищения подвигом в стране, где матери утихомиривали ребят угрозой, что придет еврей и утащит их в своем мешке.

 

Победы на выборах, которые ничего не дают

В ходе выборов в еврейской общине в 1936 г. стало очевидным, что евреи в массе своей начали тянутыся к Бунду и,

как показали состоявшиеся в том же году муниципальные выборы, число сторонников как Бунда, так и ППС значительно возросло. Вместе с тем со всей наглядностью обнаружились и присущие ППС серьезные недостатки. В Лодзи,

этом наиболее высокоиндуетриализированном городе Польши,

ППС отказалась выступить на выборах в союзе с Бундом,

поскольку ее руководство опасалось, что, солидаризировавшись с евреями, она могла бы потерять некоторое число голосов избирателей. Тем не менее в своей повседневной деятельности обе партии практически действовали сообща и продолжали завоевывать все более широкую поддержку.

Социал-демократические реформисты в рядах ППС никак не могли избавиться от своей оппортунистической позиции в отношении избирательных союзов и снова отказались выставить единый список с бундовцами на муниципальных выборах в декабре 1938 г. и январе 1939 г. Бунду пришлось выступить с самостоятельным списком, но он наверстал упущенное в районах, где и та и другая партии были в меньшинстве. Будучи де-факто союзниками, они получили большинство голосов в Лодзи, Кракове, Львове, Вильно и в других крупных городах и помешали захватить большинство правительственным партиям в Варшаве. За ППС было подано 26,8 процента общего количества голосов, за Бунд — еще 9,5 процента, и, хотя они не были связаны официальными узами, в Общественном мнении их 36,3 процента значительно перевешивали те 29,0 процента, которые получил список «полковников», или эндековские 18,8 процента. «Нью-Йорк тайме» писала о «поразительной победе» левых сил и об утрате позиций глубоко расколотыми антисемитами18. В еврейских районах

Бунд разгромил сионистов и завоевал 70 процентов всех голосов, что обеспечило ему 17 из 20 еврейских мест в муниципалитете Варшавы по сравнению с одним-единственным местом сионистов19.

 

«Хочу, чтобы убили миллион польских евреев»

Еврейские массы начали отходить от сионистов в конце

30-х гг. Когда после арабского восстания англичане уменьшили иммиграционные квоты, Палестина перестала казаться решением их проблемы. Число польских эмигрантов в Палестину упало с 29 407 человек в 1935 г. до 12 929 человек в

1936, 3578 человек в 1937 и, наконец, до 3346 человек в

1938 г. Однако для падения популярности сионизма существовала и еще одна важная причина. Движение было дискредитировано тем фактом, что все антисемиты, начиная с правительства и кончая наровцами, ратовали за эмиграцию евреев, в Палестину. Слово «Палестина» стало в польской политической жизни синонимом чего-то патологического. Когда в сейме с речами выступали еврейские депутаты, представители правительства и эндеков прерывали их возгласами

«Отправляйтесь в Палестину»20. Пикетчики, следившие за соблюдением антиеврейского бойкота, повсюду несли те же лозунги: «Евреи, убирайтесь в Палестину»21. В 1936 г. делегаты эндеков в муниципалитете Пётркува предприняли типичный для них символический жест, предложив ассигновать один злотый на цели «содействия массовой эмиграции пётркувеких евреев в Палестину»22. 31 августа 1937 г. орган наровцев «АВС» заявил:

«Одна только Палестина еще не решит вопроса, но она может послужить началом массовой эмиграции евреев из Польши. Следовательно, нельзя, чтобы она выпала из поля зрения польской внешней политики. Добровольная эмиграция евреев в Палестину может уменьшить напряженность в польско-еврейских отношениях» 23 .

«Полковники» вряд ли нуждались в каких-либо подсказках со стороны наровцев: они всегда были восторженными сионистофилами и горячо поддерживали предложение Комиссии

Пила о разделе Палестины. Вейцман встретился в сентябре 1937 г. с Юзефом Беком, который заверил его, что, когда границы нового сионистского государства будут определены,

Варшава приложит все усилия к тому, чтобы гарантировать отведение сионистам самой большой территории, какую только удастся выкроить24.

Сионистское движение никогда не считало возможным,

что польские евреи окажутся в состоянии решить свои проблемы на польской земле. Уже в 20-х гг., совершая манипуляции с другими национальными меньшинствами. Гриэнбаум приобрел печальную известность своим громогласным заявлением о том, что, евреи целиком являлись «излишним багажом» для страны и что «в Польше проживало на миллион больше евреев, чем она была способна устроить у себя»25.

Когда после убийства Арлосорова англичане нашли дневник

Абы Ахимеира, они обнаружили, что он высказал эту мысль с еще большей силой: «Хочу, чтобы убили миллион польских евреев. Тогда они, быть может, поймут, что живут в гетто»26.

Сионисты последовательно сводили на нет все усилия

ППС помочь евреям. В той же самой напечатанной в январе 1936 г. статье, рассказывавшей об уличных боях рабочих против антисемитов, газета «Палестайн пост» утверждала,

что «решительно есть полный смысл записать в анналы истории это обнадеживающее проявление солидарности, каким бы слабым оно, признаемся, ни было»27. В июне 1937 г. американская «Ньюслеттер» поддержала этот скептический отзыв:

«Верно, что ППС демонстрирует сейчас свою солидарность с польскими еврейскими массами с небывалым мужеством и энергией. Но весьма сомнительно, что социалисты и подлинно либеральные элементы в Польше в состоянии мобилизовать достаточно эффективные силы сопротивления, чтобы преградить путь польской разновидности фашизма» 28 .

И действительно, хотя лейбористские сионисты были членами того же самого Социалистического интернационала, в который входила и ППС, они надеялись, что смогут игнорировать последнюю и прийти к соглашению непосредственно с врагами польских социалистов. В редакционной статье, помещенной в номере от 20 сентября 1936 г., «Ньюслеттер» писала:

«В международных дипломатических кругах стало известно, что польское правительство готовится выступить с настоятельным требованием удовлетворить его колониальные претензии… Реалистически мыслящие наблюдатели придерживаются мнения, что вопрос о (перераспределении колоний неминуемо должен будет

в ближайшее же время приобрести жизненно важное значение. По этой причине международному еврейскому руководству следует уделить надлежащее внимание тем планам и предложениям, которые выдвигаются в этой связи странами с высокой численностью еврейского населения» 29 .

В действительности Польша не могла претендовать на какое-либо «место под солнцем», но сионисты, всецело веря фанатическим бредням правых, надеялись, что сумеют убедить мировую общественность в том, что решение проблемы польского антисемитизма лежит за пределами страны.

После того как англичане отвергли разработанный Комиссией Пила план раздела Палестины и урезали иммиграционные квоты, а ВСО стремилась угодить варшавскому режиму, ее сторонникам уже нечего было предложить польским «полковникам», и самыми ревностными коллаборационистами режима стали ревизионисты. Вот как Яков де Хаас резюмировал позицию последних по отношению к польским евреям в октябре 1936 г.:

«Конечно, неприятно слышать разговоры о том, что евреи повсюду люди «лишние». С другой стороны, обижаться на те выражения, которые употребляются и будут употребляться, говоря о таких вещах, — значит подвергать себя ненужным страданиям. Нам следует быть способными проглотить еще и далеко не такое, если это принесет нам пользу» 30 .

Жаботинский предложил «эвакуировать» из Восточной

Европы на протяжении десятилетнего периода 1,5 млн. евреев, причем большую часть их должна была дать Польша. Он попытался придать этой капитуляции перед антисемитизмом внешне благопристойный вид, но в 1937 г. признался, что ему было трудно найти подходящие для своего предложения термины:

«Сначала я подумал написать «исход», второй «исход евреев из Египта». Но это не годится… Мы занимаемся политикой, мы должны быть в состоянии обращаться к другим нациям и просить о поддержке другие государства. А поскольку это так, мы не можем использовать в наших обращениях к ним термин, звучащий для них оскорбительно и напоминающий о фараоне и насланных на него евреями десяти бедствиях.

К тому же слово «исход» вызывает в воображении страшную картину пережитых ужасов, картину спасающейся бегством беспорядочной толпы, целого народа, охваченного паникой» 31 .

В 1939 г. ревизионисты поручили Роберту Брискоу, в ту пору члену ирландского парламента от партии «Фианна файл» (позднее прославившемуся как еврейский лорд-мэр

Дублина), обратиться к полковнику Беку со следующим предложением:

«От имени Нового сионистского движения… Моя мысль сводится к тому, чтобы вы попросили Британию передать мандат на управление Палестиной в ваши руки и фактически сделать ее польской колонией. Тогда вы смогли бы переселить всех нежелательных вам польских евреев в Палестину. Это принесло (бы огромное облегчение вашей стране, и вы использовали бы для помощи польской экономике богатую и развивающуюся колонию»32.

Поляки, не теряя времени попусту, тут же попросили англичан передать им мандат. Напомним, что Жаботинский планировал вторгнуться в Палестину в 1939 г. Впервые план этой операции был разработан в 1937 г., когда поляки дали согласие обучить отряды «Иргу «цваи леуми» и вооружить их для вторжения в Палестину в 1940 г.33 Весной 1939 г. поляки создали партизанский учебный лагерь для своих ревизионистских клиентов в Закопане в Татрах34. Двадцать пять членов группировки «Иргун» из Палестины были обучены польскими офицерами искусству организации саботажа, конспирации и восстаний35. Было доставлено оружие в расчете на 10 тыс.

человек, и ревизионисты уже готовились перебросить его контрабандой в Палестину, когда вспыхнула вторая мировая война. Абрахам Штерн, главный заправила закопанского лагеря, оказал проходившим подготовку, что проезд в Палестину через Турцию и Италию был «вопросом дипломатических переговоров, таивших в себе различные возможности».

Но у нас нет никаких свидетельств того, что в операции были замешаны итальянцы, и, уж во всяком случае, в ней не участвовали турки36. Штерн являлся одним из самых закоренелых фашистов в рядах ревизионистов, полагавших, что, если бы Муссолини мог знать, что они действительно собирались бросить англичанам вызов, его можно было бы побудить возродить свою просионистскую политику. Первоначально вторжение планировалось как серьезная попытка захвата власти, и, когда Жаботинский предложил превратить ее в символический жест, имевший целью создать правительство в изгнании, среди главарей «Иргуна» разгорелся острый спор.

Этот спор сразу оборвался, когда накануне войны они были арестованы англичанами.

Трудно поверить, что какая бы то ни было еврейская группа могла серьезно задумать столь утопический план и уговорить поляков поддержать ее. Однако такой план имел для режима и свою хорошую сторону, поскольку удерживал тысячи бетарцев от выступления против антисемитов. Они занимались боксом и борьбой и немного упражнялись в стрельбе, но, если их не трогали, они никогда не нападали на фашистов. По утверждению Шмуля Мерлина, посетившего тогда Варшаву в качестве генерального секретаря Новой сионистской организации:

«Будет абсолютно правильным сказать, что один только Бунд вел организованную борьбу против антисемитов. Мы не считали, что должны были вести борьбу в Польше. С нашей точки зрения, [действенным] способом Облегчить ситуацию было убрать евреев из Польши. Мы не были движимы духом враждебности» 37 .

 

Неудача социалистов и предательство сионистов

Не следует думать, что все польские рабочие решительно поддерживали евреев. ППС была враждебна идишу и взирала на фанатичных хасидов с добродушным презрением. Однако эта партия всегда ассимилировала еврейских лидеров,

как это было с ее наиболее видным парламентарием Германом Либерманом, и многие из лидеров партии были женаты на еврейках. В 1931 г. ГТПС сделала Бунду важное предложение: военизированные отряды ППС — «Социалистическая акция» — стали бы оказывать защиту секции Бунда на их совместной первомайской демонстрации, а «орденар-группе»

Бунда — защищать контингент ППС. Но Бунд отказался от этого великолепного предложения. Он ценил дух, которым был вдохновлен этот жест, но отклонил его по той причине,

что евреи были обязаны научиться сами себя защищать38. Нежелание лидеров ПОС создать единый фронт с

Бундом для победы на критически важных последних муниципальных выборах основывалось не на их собственном антисемитизме, а на приверженности поляков к губительной для социал-демократов погоне за голосами. Вместо того чтобы пытаться завоевать голоса самых отсталых рабочих, им следовало бы стремиться к объединению наиболее передовых рабочих и крестьян для наступления на режим. Но своим неумением распознать огромные потенциальные возможности, вытекавшие из сделанного ему в 1931 г. предложения о совместной защите, и своей общей неспособностью понять,

что евреи никогда не смогут окончательно победить своих врагов — равно как и достичь социализма — усилиями одной только собственной партии, изолированной от польского рабочего класса, Бунд способствовал также националистическому расколу в рядах рабочего класса. Обе партии являлись реформистскими по самому своему существу; «полковники» потерпели жестокое поражение на муниципальных выборах,

однако ни та, ни другая партия не были охвачены наступательным порывом и пассивно ожидали, чтобы режим пал под своей собственной тяжестью. В интересах «национального единства» они в 1939 г. отменили первомайские массовые митинги, тогда как единственно возможное спасение Польши лежало в том, чтобы они по-боевому настроили массы потребовать от режима вооружить весь народ.

Но если Бунд и ППС и не выдержали своего решающего испытания, они по крайней мере действительно боролись против польских антисемитов. Сионисты же этого не делали.

Наоборот, они состязались в попытках заручиться поддержкой врагов евреев.

 

Примечания

1 Ezra Mendelsohn. The Dilemma of Jewish Politics in Poland. Four

Responses. — In: B. Vago and G. Mosse (eds.). Jews and non-Jews in

Eastern Europe, p. 208.

2 Joseph Rothschild. Pilsudskis Coup DEtat, p. 207.

3 Zionism in Poland. — “Encyclopedia of Zionism and Israel”, vol. II,

p. 899.

4 Nana Sagi and Malcolm Lower. Research Report. Pre-War Reactions to Nazi anti-Jewish Policies in the Jewish Press. — „Yad Vashem Studies“,

vol. XII, p. 401.

5 Pawel Korzec. Anti-Semitism in Poland as an Intellectual. Social and Political Movement. — „Studies on Polish Jewry, 1919–1939”, p. 79.

6„Jewish Debate in Polish Parliament”. — „Jewish Weekly News“, Melbourne, 29 December 1933, p. 5.

7 Zosa Szajkowski. Western Jewish Aid and Intercession for Polish

Jewry, 1919–1939. — „Studies on Polish Jewry”, p. 231.

8 Ezra Mendelsohn. The Dilemma of Jewish Politics in Poland. Four

Responses, p. 26.

9 Pilsudski Wood. — „Palestine Post”, 16 May 1935, p. 1.

10 Leonard Rowe. Jewish Self-Defense. A Response to Violence. —

„Studies on Polish Jewry”, p. 121.

11 Ibid., p. 123.

12 Ibid., p. 124.

13 The Anti-Jewish Excesses in Poland. — „Palestine Post”, 29 January

1936, p. 3.

14 Jacob Lestchinsky. Night over Poland. — „Jewish Frontier”, July

1936, p. 11–12.

15 William Zukerman. Jews in Poland. — „Palestine Post”, 1 December

1937, p. 4.

16 Joel Cang. The Opposition Parties in Poland and their Attitudes toward the Jews and the Jewish Problem. — „Jewish Social Studies”,

April 1939, p. 248.

17 Alexander Erlich et al. Solidarnosc, Polish Society and the Jews,

p. 13.

18 Democrats win in Polish Elections. — „New York Times”, 20 De-

cember 1938; „The Times”, 20 December 1938.

19 Bernard Johnpoll. The Politics of Futility, p. 224; Edward Wynot.

Polish Politics in Transition, p. 234–235.

20 „American Jewish Year Book 1937–1938”, p. 392.

21 S. Andreski. Poland. — In: S. Woolf (ed.). European Fascism, p. 179.

22 Endeks propose mass emigration of Jews. — „World Jewry”,

13 March 1936, p. 5.

23 The Jewish Situation in Poland during August and September 1937.—

„Information Bulletin“, № 8–9, 1937, p. 3.

24 Agreement Outside Mandate Sought. — „Palestine Post”, 15 Septem-

ber 1937, p. 8.

25 Szajkowski. „Reconstruction” vs. „Palliative Relief” in American

Jewish Overseas Work, 1919–1939. — „Jewish Social Studies”, January

1970, p. 24.

26 “Jewish Daily Bulletin”, September 1933, p. 1.

27 „Palestine Post”, 29 January 1936, p. 3.

28 Poland. — „Labor Zionist Newsletter”, 4 June 1937, p. 1–2.

29 The Diaspora. — „Labor Zionist Newsletter”, 20 September 1936,

p. 10.

30 Jacob de Hass. They are willing to go. — „Chicago Jewish Chronicle”, 2 October 1936, p. 1.

31 Vladimir Jabotinsky. Evacuation — Humanitarian Zionism, 1937. —

In: „Selected Writings of Vladimir Jabotinsky”, South Africa, 1962, p. 75.

32 Robert Briscoe. For the Life of Me, p. 28.

33 J. Bower Bell. Terror Out of Zion, p. 28.

34 Daniel Levine. David Raziel. The Man and His Times, p. 259–260.

36 Nathan Yalin-Mor. Memories of Yair and Etzel. — „Jewish Spectator”,

1980, p. 33.

36 Levine. David Raziel, p. 260.

37 Интервью автора со Шмулем Мерлином, 16 сентября 1980 г.,

38 Rowe. Jewish Self-Defense, p. 113–114.