Чудовищная лихорадка печатания памфлетов

Роблс не видел своих друзей несколько дней, что ни с какой стороны его ничуть не удивило. Тем не менее их отсутствие действовало на него угнетающе. И последние слова герцогини, ее бесстрастный выпад против его деловых принципов, постоянно занимали его мысли. Он искренне не знал, что ему сказать Онгоре, если он снова его увидит. Вдобавок в обычном потоке заказов возник перебой. Видимо, осторожность, решил он, как следствие напечатания сатиры и слухов о неприятностях Сервантеса. А возможно, и новые интриги Онгоры. Каким, собственно, образом печатание памфлетов могло превратиться в войну, недоумевал он. Да, конечно, пока тишина. Но он не тешил себя иллюзиями, будто ничего не происходит. Просто перерыв между схватками.

Дверь забряцала, и Роблс внезапно получил своего первого заказчика в этот день.

Несколько минут спустя он снова остался один в сумраке печатни. Заказчик, постоянный клиент, только усугубил его растерянность. Заказчиком этим был памфлетист, который каждый месяц находил новую тему и кое-что печатал, невзирая, есть ли на нее спрос или нет. Роблс просмотрел новейший плод пера памфлетиста. И тут же впал в меланхолию. Или мир помешался на памфлетах? – спросил он себя. Дня не проходит, чтобы для напечатания не был принесен очередной нелепый трактат. Он порылся на столе. Вот список кое-каких названий. И он начал читать список выборочно: «Смысл лунного света», «Разнообразные рецепты для репы», «Причина хромоты», «Новая тактика развертывания роты на пересеченной местности». Он отложил список. Исходя из тематики этих памфлетов и частых конфликтов между их авторами, свидетелем которых мне доводилось быть, заключил он, я весьма скептично отношусь к развитию знаний в нашем мире. Знание словно бы деградирует от памфлета к памфлету.

Теперь он отошел к полкам, на которых хранил экземпляры старых памфлетов, и заговорил вслух:

– Вот, например, описание, как превращать низшие металлы в золото с помощью росы и испарения покойников. (Он дернул головой, вспомнив кое-что.) Даже моя жена хотела опубликовать рекомендацию любопытствующим мужчинам, которые толпятся в местах остановки карет, чтобы подглядывать за щиколотками дам. Лучше бы они просто подходили к дверце и помогали бы дамам, таким образом оставляя время лакеям выгружать багаж. Было время, – продолжал он, – когда печатались только оповещения о свадьбах, крещениях или службах по усопшим. И хотя у меня много заказов, что сделало меня относительно богатым человеком, счастливым я себя не чувствую. Я прочитал такое количество всякого вздора и сумасшедшего бреда, что редко испытываю волнение, узнавая нечто новое, или хотя бы интерес к последним новостям. – Он помолчал. – Последние события заставили меня более чем задуматься над тем, что, быть может, печатнику непременно следует контролировать бессмысленный поток пустопорожней болтовни, которая печатается каждый божий день. Если бы я объявил, что впредь буду брать для напечатания только самые лучшие и по-настоящему литературные, только самые обоснованные и служащие пищей для ума рукописи, тогда я хотя бы помешал миру задохнуться в бумаге! Но из этого ничего не вышло бы: я же не могу назначить себя арбитром качества. И друзей у меня не было бы, ведь авторы – самый тонкокожий народ, и они быстренько отомстят за отказ в моих услугах подлым стишком о моей наружности или сплетней о разнице в возрасте между мной и моей женой. Почему бы тебе не уйти на покой, друг Роблс, говоришь ты. Продай печатню, забери свои денежки и отойди от дел. Да, отвечаю я, и скорехонько стану слишком старым и усталым, не способным вести деятельную жизнь, как теперь. Нет, уж лучше я испущу свой последний вздох, уронив голову на печатный станок. И одно я обещаю: церемониал моих похорон будет не напечатан, а написан от руки!

Дверь снова забряцала, и, обернувшись, Роблс увидел свою жену без сопровождения хотя бы одного из пылких мальчишек и с особой робкой улыбкой, которая, он знал, предназначалась ему, но по неизвестной причине. Несколько мгновений спустя Роблс причину узнал. И больше в этот день ни единый заказчик внутрь не допускался. Дверь была заперта, и Роблс ликующе строил планы продать печатню и удалиться с женой на покой в Мадрид. Впрочем, «покой» был не тем словом. Он будет более чем занят творчески, а его жена продолжит вести свою томную жизнь. И уж конечно, он узнает куда больше, чем из непрерывной череды памфлетов. Отцовство – вот чем будет его новое занятие!