Я не поверила своим глазам, а потом на меня навалилось: страх, беспокойство, жалость. Но больше всего болело сердце.

Я стояла у кровати, взяв его неподвижную руку.

— Ник, — прошептала я. — Дорогой Ник!

Его ресницы задрожали, и глаза медленно открылись. Они были воспалены, у него был жар. Он не узнавал меня, но сухие губы растянулись в подобие улыбки:

— Снова бред, — прохрипел он почти неслышно. — Снова брежу… о Люси. Она лучшая из всех, док. Когда бог ее делал, он ошибся. Слишком хороша для меня… не говорите ей, как я ее любил, док. Обещайте…

Глаза закрылись, и теперь в комнате раздавалось его тяжелое неровное дыхание. Мистер Марш, стоявший у другого края кровати, измученно посмотрел на меня и повернулся к доктору Ленгдону, находившемуся рядом:

— Когда это случилось?

— Всего несколько часов назад, — доктор рукой вытер пот со лба. — «Боксеры» притащили откуда-то маленькую пушку, заряжающуюся с дула, старую, но эффективную на небольших расстояниях. Они выпустили шесть снарядов, как раз перед сумерками. Снесли часть часовни и задели угол одной из комнат. Трое детей и одна из сестер ранены осколками, но не серьезно. Они поправятся.

— Но вы сказали, что у Ника пулевое ранение.

— Да. Когда стемнело, он ушел. Его не было более часа. Потом мы услышали взрыв со стороны деревни, там, где была пушка. Он взорвал ее их же порохом. Затем началась стрельба из винтовок и пистолетов. Он появился из-за стены через полчаса. Он даже принес небольшую склянку с порохом. Один Бог знает, как ему это удалось. Он пробормотал что-то о том, что собирается сделать взрывчатку.

Мистер Марш смотрел на Ника. Он нервно сказал:

— Пулю необходимо извлечь. У вас есть инструменты? И обезболивающее?

Доктор Ленгдон кивнул.

— Я принес с собой все, когда пришел сюда, но пуля очень неудобно расположена. Я не могу рисковать при свете лампы, да и на чувствительность своих пальцев не могу положиться.

— Время имеет значение?

— Да. Но придется ждать. С окна нужно убрать мешки с песком, при дневном свете будет виднее. Лишь бы не было нападения, не дай Бог!

Мистер Марш сказал:

— У меня глаза и руки тоже не молодые. А вот у Люси — да. Может она извлечь пулю под вашим руководством, доктор?

— Люси? Вы в своем уме, дружище?

— Да. Я просто предлагаю сделать то, что лучше. Только вы можете решить, вытащить Люси пулю сейчас или ждать до утра еще часа три или больше.

Доктор Ленгдон смотрел на меня:

— Сможешь, моя дорогая?

Онемев от страха, я собиралась отрицательно покачать головой, но мистер Марш спокойно сказал:

— Люси может сделать все, что нужно. Она со всем справится…

— Ну что ж, в таком случае…

Воспоминания о том, что произошло после, еще долго преследовали меня, как страшный сон. Под руководством доктора Ленгдона я скребла свои руки в растворе какого-то антисептика для ран. В это время в кухне мистер Марш кипятил хирургические инструменты. Доктор Ленгдон положил на лицо Ника марлевую маску, пропитанную эфиром, и подождал, пока тот глубоко уснет. Когда я сняла огрубевшие от крови бинты и промыла поверхность вокруг раны раствором из сумки доктора Ленгдона, мне пришлось сделать надрез скальпелем. С этого момента я перестала бояться, а просто онемела. В голове у меня звучал голос мисс Протеро: «Просто делай то, что нужно в первую очередь, Люси, дорогая». Никогда я еще не была так благодарна за тот небольшой опыт, который получила от мисс Протеро, обрабатывая и зашивая раны, накладывая шины и принимая роды.

Мистер Марш держал лампу и зеркало миссис Феншоу, отбрасывавшее свет на рану. Я заставила себя не думать о том, что это Ник, что это вообще живой человек. Доктор Ленгдон говорил ровным голосом, что я должна найти, что делать, чего не делать, как нащупать пулю щипцами. И, наконец, я вытащила окровавленный инструмент с мерзким куском металла.

Колени мои вдруг стали ватными, но мистер Марш резко сказал:

— Без глупостей, Люси! Еще не все.

Я снова взяла себя в руки и стала слушать доктора Ленгдона. Я промыла рану еще и еще, затем — дренаж, несколько швов, новая повязка, затем пластырь, закрепляющий повязку.

Доктор Ленгдон сделал глубокий выдох.

— Молодец, Люси! Выживет он или умрет, лучше не сделаешь.

Я сделала шаг назад. Комната плыла и уходила из-под ног, все расплывалось перед глазами. Я услышала, как захихикала и сказала вслух то, что уже давно вертелось в голове:

— Мисс Протеро однажды сказала, что придворные дамы приклеивали мушки себе на лицо пластырем…

Колени подкосились, я повернулась к мистеру Маршу, он подхватил меня, и наступила кромешная темень.

* * *

Я проснулась на матрасе в одной из верхних комнат в южной части миссии. Я услышала винтовочные выстрелы, уже знакомые по Пекину, и испуганно села. У заложенного мешками окна стояла миссис Феншоу и смотрела в небольшое квадратное отверстие в мешках, через которое в комнату проникал дневной свет. Я с трудом поднялась и подбежала к ней.

— Они атакуют?

— Да. Поднимаются на холм, — она немного посторонилась, чтобы я тоже могла смотреть. Человек двадцать «боксеров» бежали со стороны деревни. Они иногда останавливались, чтобы выстрелить. Можно было различить на них красные повязки. Мистер Феншоу сидел, скрючившись, на повозке у внешней стены и размахивал маленьким британским флагом на коротком древке.

— Почему мы не стреляем? — закричала я. — Что он там делает с флагом? Они бегут прямо на него!

— Помолчи, детка, — быстро сказала она. — Сейчас твой мистер Марш командует. Он у другого окна, — она подняла белый носовой платок, готовая высунуть руку из окна. — Этих несчастных безумцев ждет сюрприз.

«Боксеры» взобрались на холм и с криками бросились прямо к флагу. Когда им оставалось не более двадцати шагов до стены, миссис Феншоу выбросила руку в окно и замахала платком. Внизу за ней наблюдал муж. Я увидела, как он взмахнул рукой и из-за стены полетел какой-то предмет. Предмет упал прямо в центре группы нападавших, и раздался громкий взрыв. Несколько человек упали, остальные повернули назад. Они бежали, а вслед им неслись ружейные выстрелы. Стреляли из соседнего окна. Один из бежавших упал, потом еще один, и еще. Только один из упавших смог подняться и заковылял прочь, волоча ногу.

— Что это было? — прошептала я.

— Бомба, которую сделал твой мистер Марш. Порох, гвозди и кремень в банке из-под какао с запалом внутри. Сегодня они больше не появятся, я думаю, — она потянулась и пригладила свои туго зачесанные грязные волосы, придавая им некоторое подобие прически. — Как добрая христианка, я решительно против насилия, Люси. Но я также решительно против того, чтобы убивали детей, поэтому надеюсь, что Господь нас поймет. — Она посмотрела в окно, туда, где стоял ее муж и махал рукой перед тем, как кинуться бегом к воротам миссии. — Однако Стенли меня тревожит, — неуверенно сказала она. — Я иногда думаю, а не получает ли он еще и удовольствие от того, что сражается с безбожниками.

В двери появился мистер Марш с винтовкой в руке.

— Мы их проучили как следует, мэм. А, Люси, как ты?

— Хорошо. Но я не думала, что просплю так долго. Ник?..

— Спит и ровно дышит. Доктор Ленгдон говорит, что жар спадает. Ну, детка, не надо плакать. — Он обнял меня. — Беги, посиди с Ником. Я думаю, они теперь не скоро появятся. Миссис Феншоу, не могли бы вы показать наши укрепления? Мне кажется, кое-что нужно изменить.

Зеленые глаза на изможденном лице миссис Феншоу улыбались.

— Я никогда не была большой поклонницей военных, мистер Марш, но должна признать, что мне очень приятно, что вы с нами. Вы — замечательный человек.

— У меня еще кое-что осталось от моей бывшей профессии, мэм. Подходящий случай для практического применения своих знаний.

Они вместе ушли, а я отправилась в спальню. У постели Ника сидела Юлан, рядом с ней лежала самодельная пика. Она улыбнулась мне, и мы зашептались, пока я проверяла пульс и щупала Нику лоб. Лоб по-прежнему оставался горячим, но лицо было потным и казалось, что он сейчас спит глубоким, естественным сном. Юлан ушла, а я осталась у постели раненого.

Если б я смогла проникнуть внутрь его сознания, отшатнулась ли бы я с ужасом от того, что увидела? Вздрогнула ли бы от ненависти, которая привела его сюда в погоне за Робертом Фолконом? Узнала ли бы я наверняка, что причина его странного ко мне отношения лежит в глубинах больного сознания?

На его лице была щетина, и, несмотря на худобу, он был очень похож на того человека, которого я впервые увидела в тюрьме Ченгфу, когда он держал мои руки и ласково говорил со мной, чтобы помочь мне избавиться от страха.

Внутри меня что-то задрожало и стало пробуждаться такое пронзительное и сильное чувство, что мысли начали путаться. По щекам побежали слезы. С трудом понимая, что я делаю, я встала на колени, взяла его руку и прижалась к ней губами. От моих слез его рука стала мокрой, и я не понимала, почему я плачу, пока постепенно не начала осознавать, что, несмотря на страх, загадки и сомнения, я была так счастлива, как никогда раньше. Я шептала, стоя на коленях:

— Ник, дорогой Ник! — и больше ни о чем не думала.

Я не знала, сколько я так простояла, когда отодвинулась занавеска и появился доктор Ленгдон.

— Ах, Люси! Ну же, детка, не надо бояться, — тихо сказал он. — Он очень сильный и здоровый молодой человек, и я уверен, что он теперь быстро пойдет на поправку. Для него будет замечательным лекарством то, что ты рядом. Он боготворит тебя, Люси.

Я поднялась с колен и села.

— Вы говорите о том, что он сказал вчера, когда не понял, что это я?

— Да. Я подумал, что ты была слишком расстроена, чтобы обратить внимание.

— Нет. Я слышала. Но это был просто бред. Он так не думает.

— Я слышал, как он о тебе говорил и не в бреду, Люси.

— Что ж… Ник — человек необычный. Ты можешь думать, что знаешь, что он чувствует, и вдруг он меняется, и понимаешь, что ошибалась. Я прожила с ним под одной крышей не один день, я знаю, — быстро сказала я, потому что мне хотелось переменить тему. — Я так и не поняла, как ему удалось так быстро сюда добраться. Он уехал всего на восемь-девять дней раньше нас, а мы прибыли на эсминце, который идет быстрее любого гражданского судна.

Доктор Ленгдон улыбнулся. Он выглядел уже не таким уставшим и изможденным, каким был всего несколько часов назад. И я поняла, что после ужасного удара, которым было для них ранение Ника, появление мистера Марша вселило во всех новую надежду.

— Ник прибыл не на судне, он проделал большую часть пути по железной дороге.

Я удивленно посмотрела на доктора.

— Но ведь Транссибирская магистраль еще не достроена?

— Нет. Но путь уже проложен через Россию на более чем пять тысяч миль, до Сретенска. А дальше, по реке можно добраться до железной дороги, которая идет прямо до Владивостока. Оттуда он отправился на российском военном транспорте, заявив, что он военный корреспондент, и подкупив кое-кого. Весь путь отнял у него всего двадцать два дня. Ему, конечно, повезло, но на ловца и зверь бежит.

Я сказала:

— Чанг Ли заявил нам, что англичанина, который пришел в миссию, зовут Фол Коном. Мы и подумать не могли, что это Ник.

— Это всего лишь предосторожность, Люси. Он назвался именем какого-то парня, который здесь уже бывал.

— Но почему?

— Что ж… нам пока везло хотя бы в одном. Наш старый друг, Хуанг Кунг, мандарин Ченгфу, послал большинство своих солдат на помощь в Пекин. Его не очень волнует маленькая миссия, он прислал сюда сорок или пятьдесят «боксеров». Но представь себе, Люси, что он узнал, что здесь находится чужак по имени Сэбин. Мы обманули в прошлом году Хуанг Кунга и увели у него из-под носа его жертву. Если бы он узнал, что Ник жив и находится в миссии, он бы собрал всех солдат, оставшихся в городе, и бросил бы их на нас.

Мне вдруг стало холодно.

— Да, понимаю, доктор Ленгдон. Но как может узнать об этом Хуанг Кунг?

— С тех пор, как Ник пришел сюда, мы знали, что нам придется посылать Чанг Ли за помощью в Пекин. Если бы он попался, он мог бы проговориться или его бы заставили. Так что безопаснее всего было Нику называться чужим именем с самого начала.

Доктор Ленгдон вынул из кармана пустую трубку, с сожалением на нее посмотрел и положил обратно.

— Ты уже завтракала, Люси?

— Нет еще.

— Тогда беги на кухню. Дети там тебя растащат на части. Они сейчас завтракают и ждут не дождутся, когда ты придешь.

В этот же день мистер Марш объяснил мне суть моих новых обязанностей. В определенные часы я буду находиться у постели Ника. Все остальное время суток я должна быть на наблюдательном пункте у одного из окон. При появлении нападающих мне нужно спуститься в кухню и защищать вход с пистолетом мистера Марша в руках. Мужчин в миссии особенно волновала одна проблема. В случае нападения было жизненно необходимо, чтобы они находились на выгодных для ведения огня позициях на стене или у окон верхних этажей здания. Поэтому иметь дело с «боксерами», добравшимися до стен, приходилось миссис Феншоу и взрослым девочкам. Когда однажды подобное произошло, у них наготове оказалась повозка, с которой сняли навес и использовали как площадку, которую подкатывали к опасному месту. Взобравшись на повозку, они отбили «боксеров» своими пиками.

Это было самым ужасным моментом всей осады, но с бомбами, которые сейчас готовил мистер Марш, мы надеялись, что нам удастся избежать рукопашного боя у наших стен. А это значит, что мне вряд ли придется воспользоваться пистолетом мистера Марша, чему я не могла не радоваться.

Весь день мистер Марш был то здесь, то там, то здесь и там одновременно, точно зная, чего он хочет, отдавая распоряжения с такой уверенностью, что мы почувствовали себя в безопасности под его руководством. Он велел полностью завалить мешками с песком некоторые окна, открыть другие, которые представляли собой более выгодные огневые точки. Когда наступили сумерки, он ушел за стену и установил ловушки, которые приготовили дети, сплетя длинные веревки из распоротого одеяла. Ловушки были натянуты на уровне колен. Если бы кто-нибудь задел веревку, тут же бы зазвенели консервные банки, привязанные к веревкам, так мы могли ночью быть уверены в том, что вовремя узнаем о приближении посторонних.

Я была в кухне, когда мистер Марш вернулся из своей вылазки.

— Привет, Люси, дорогая! Как Ник? — спросил он.

— Все еще спит. Пойду сменю доктора Ленгдона. Он уже часа два дежурит у его постели.

— Дай мне знать, когда он проснется. Мне нужно с ним поговорить. — Мистер Марш задумчиво почесал щеку. — У меня не хватает веревок, чтобы устроить ловушки и у северной стены. Я знаю, что они еще ни разу не нападали с севера, но я не знаю почему, и это меня тревожит.

— Думаю, из-за Ника, мистер Марш. Того рисунка, что сделал Роберт Фолкон на стене. Они думают, что это изображение какого-то демона чужаков, и поэтому боятся. «Боксеры» — очень суеверные люди.

В этот момент в кухню вошел улыбающийся доктор Ленгдон.

— Он проснулся, Люси. Я сказал ему, что ты здесь. Он зовет тебя. Иди.

Мистер Марш похлопал меня по плечу.

— Ты его спасла, Люси. Скажи ему, что я его люблю. Я приду минуты через две.

Непонятная кривая улыбка играла на губах Ника, когда я вошла в спальню.

— Итак… я тебя действительно видел ночью, — прошептал он. — Я думал, что у меня снова бред. Глупая обезьянка, пришедшая за мной.

Я подошла к кровати и поцеловала его в щеку.

— Как ты себя чувствуешь, Ник?

— Не так уж и плохо.

Я села и взяла его руку в свою. Он взглянул на меня и отвернулся.

— Не нужно быть слишком доброй ко мне, Люси. От этого еще тяжелее.

— Что тяжелее, Ник?

— Просто… все. О господи! Я слишком слаб. Даже язык не могу прикусить.

— Зачем, Ник? Пожалуйста, говори все, что хочешь.

Он с трудом повернул голову и снова посмотрел на меня.

— Ах, Люси… ничего из этого не выйдет. — Вдруг глаза его стали беспокойными: — Мой отец здесь? Доктор Ленгдон сказал, что он здесь.

— Да. Мы пришли вместе.

— Мне нужно срочно с ним поговорить, Люси. Нужно кое-что предпринять, пока эти ненормальные «боксеры» снова не напали.

— Не волнуйся, Ник. Твой отец… — я замолчала. — А вот и он.

Мистер Марш подошел к кровати.

— Привет, Ник. Похоже, Люси хорошо над тобой поработала.

— Да… Доктор Ленгдон сказал мне. Послушай, отец, я достал немного пороха прошлой ночью, тебе придется сделать бомбы. Это ваша единственная надежда, иначе они переберутся через стену. Тебе нужно забить порох в банки вместе с кусками металла или камнями, чтобы получилась шрапнель. Тебе нужен взрыватель. Я пока не придумал, как…

— Я смешал порох с песком, чтобы медленней горело, начинил этой смесью соломинку и поместил внутрь банки. Хорошо сработало. У них сегодня были серьезные потери.

Ник смотрел на него, глаза у него ввалились.

— Что ты еще сделал, отец? — наконец спросил он.

— Перестроил некоторые огневые точки. Поставил веревочные ловушки. Заминировал ворота, — спокойно и без лишних слов мистер Марш объяснил, что он сделал и почему. Закончив, он улыбнулся и сказал: — Не надо так удивляться, Ник. Ты знаешь, я побывал в четырнадцати кампаниях. Ник долго лежал, не говоря ни слова.

— Я и не знал, что можно быть слугой и мужчиной одновременно. Похоже, я недооценивал тебя всю жизнь, — медленно сказал он, и его губы сложились в кривую усмешку. — Одно из моих достоинств состоит в том, что я признаю свои ошибки. Прости меня, отец.

Мистер Марш покачал головой.

— Не нужно извиняться, Ник. Мне никогда не было стыдно за то, что я — слуга, но мне всегда было стыдно за то, что вы с матерью остались одни. Может быть, уже поздно становиться друзьями, но… разве мы не можем попытаться?

Я почувствовала, как Ник сжал мою руку.

— У нас даже может получиться, — ответил он и попробовал улыбнуться.

— Я очень рад, — просто сказал мистер Марш. — Тебе нужно отдохнуть, Ник. Я оставлю вас с Люси. Не беспокойся из-за «боксеров». Прежде чем все закончится, они пожалеют, что родились на свет. — Он ушел, прямой и быстрый, словно ему было вдвое меньше лет.

Мы надолго замолчали, наконец, Ник сказал:

— Расскажи, Люси. О себе и об отце. Как вы здесь оказались, что вы сделали, обо всем.

— Я не хочу утомлять тебя, Ник, дорогой.

— Пожалуйста, Люси.

И я рассказала свою историю, может быть, не очень хорошо, потому что я забывала последовательность событий и мне приходилось возвращаться и все объяснять заново. Ник лежал с закрытыми глазами, и, когда я подошла к концу, я решила, что он уснул. Но как только я замолчала, он открыл глаза и прошептал:

— Бедная Люси. Не одно, так другое. Но вот увидишь, все когда-нибудь у тебя образуется.

Его глаза блуждали, ресницы закрылись, и дыхание стало глубоким. Я сидела, держа его за руку два часа, пока не пришла миссис Феншоу сменить меня. Они с мистером Феншоу этой ночью не караулили и должны были спать в другой половине спальни, поэтому, если Ник позовет, они сразу услышат.

Я увидела его лишь на следующий день после полудня. У меня было ночное дежурство, а мистер Марш настаивал на том, чтобы отдежурившие спали хотя бы четыре часа, прежде чем приступить к работе. Утром «боксеры» обстреляли миссию с большого расстояния, но это не принесло нам никакого вреда, и мы все радовались, что они тратят понапрасну свои патроны.

Я принесла Нику миску жидкого супа. Доктор Ленгдон помог мне устроить его на подушках, и я покормила его. Он послушно ел, как ребенок торжественно открывая рот и не отводя от меня глаз. Его лицо и губы были уже не такими бледными.

Отставив пустую миску, я спросила:

— Ник, дорогой, тебе не трудно будет меня послушать?

— Нет, — он слабо улыбнулся. — Я люблю тебя слушать. И мне сегодня гораздо легче.

— Я хочу попросить тебя об одолжении, Ник. Я знаю, зачем ты приехал сюда. Ты написал в записке, что хочешь оплатить старый счет. Пожалуйста, пожалуйста, забудь о своей неприязни к Роберту Фолкону.

Мне страшно даже представить, что может произойти, если вы с ним здесь встретитесь…

— Погоди, Люси, — Ник внимательно смотрел на меня. — Ты… ты думаешь, что я приехал сюда из-за Фолкона? Что я собирался с ним свести счеты?

Я прижала ладони к щекам.

— Я знаю, что ты собирался помешать ему найти изумруды, даже если тебе самому они не нужны. И я боялась того, как… это все может кончиться.

Он чуть слышно рассмеялся и скорчился от боли, и я увидела знакомую насмешку в его запавших глазах.

— Ах, Люси, неужели ты так подумала? Да мне наплевать и на Фолкона, и на изумруды. Я даже не заглядывал еще за бронзовый щит. Он может их забрать и убираться к чертовой матери! — Он взял мою руку в свою. — Я приехал расплатиться с доктором Ленгдоном.

— Доктором Ленгдоном?

— Да. Ты разве не читала ту газету, когда я ушел? Там было короткое сообщение корреспондента «Таймс», сделанное на пути в Пекин. Он сообщал, что беседовал с доктором-американцем из Ченгфу, который сказал, что беда может грянуть с минуты на минуту и начнется резня. Этот доктор собирался отправиться в близлежащую миссию на помощь. Он также сказал, что, если американское и европейское правительства не окажут помощь в ближайшее время, иностранных граждан по всему Северному Китаю ждет верная гибель.

От облегчения у меня закружилась голова.

— Ты понял, что это доктор Ленгдон… поэтому ты приехал сюда?

— Я должен был, Люси, — ласково сказал он. — Я обязан ему жизнью. Я знаю, как неповоротливы все правительства. Я не мог сидеть в Англии, когда ему, да и всем здесь, грозит гибель. Я приехал помочь.

Я и смеялась и плакала: Схватив его руку, я сказала:

— О, Ник, Ник! Я была такой дурой.

Он закрыл глаза.

— Я никогда не причиню никакого вреда Роберту Фолкону. Я знаю, что ты любишь его, Люси.

— Люблю его? — я задохнулась. — Что ты хочешь этим сказать, Ник?

Он открыл глаза и устало улыбнулся.

— Впервые ты ведешь себя неискренне, Люси. Пожалуйста, не надо. Я знаю, что ты его любишь. Я видел вас однажды вместе в долине, когда кругом горели костры и все было в густом дыму. Я видел тебя в его объятиях. А ведь ты та самая Люси, которую я узнал в Ченгфу. В тебе нет ни капли лжи. Ты не станешь обнимать и целовать человека, которого ты не любишь.

Я почувствовала, как у меня пылают щеки.

— Ник, пожалуйста, послушай и попробуй понять меня. Я была одинока и несчастлива. У меня не было друзей. Роберт стал навещать меня. Он был очень терпелив и добр к странной девушке в непонятной для нее стране. Затем Грешемы запретили ему приходить. В тот вечер, когда жгли костры, он подошел, я была одна. Он ничего не сказал. Странно так на меня посмотрел, обнял и поцеловал. Я впервые в жизни целовалась, да еще с человеком, который был так добр ко мне. Да, я ответила на его поцелуй, и потом задумалась, люблю ли я его. Когда не знаешь, что такое любить, Ник, ты задумываешься, ты ни в чем не уверен. После того, как я стала жить в «Луноловах», он снова стал за мной ухаживать, но мы больше с ним никогда не целовались.

Я так сильно сцепила свои руки, что они дрожали.

— И это все, Ник. Я не стыжусь ничего и не прошу ни за что прощения. Я просто говорю, что ты мог подумать, что я его люблю, потому что увидел нас в тот момент в долине… — я замолчала, испугавшись. — Значит, это был ты? Это тебя я увидела сразу после?.. Ты там был!

Он смотрел на меня недоуменно, словно не в силах понять, о чем я говорю. Затем он кивнул.

— Да. Я тогда только приехал. Никто не знал, что я уже вернулся из Китая. Я отправился в Нормандию, у меня была одна идея, я хотел купить рыболовное судно и заняться контрабандой, — он криво улыбнулся. — Но оказалось, что подобные вещи меня больше не привлекают. Я немного поездил туда-сюда и вернулся за тобой.

Я хотела спросить, почему он приехал за мной, но вдруг вспомнила о другом и спросила:

— Ник, ты знаешь Чизлхестские пещеры?

Он недоуменно посмотрел на меня.

— Пещеры? Да, я слышал о них, но никогда там не был. Роберт Фолкон хорошо их знает, так однажды мне сказал Эдмунд. Фолкон получил разрешение исследовать их, он хотел написать о них какую-то брошюру или проспект. А почему ты спрашиваешь?

— Я упала с крутого спуска вскоре после того, как увидела тебя, и ударилась головой о камень. Пока я была без сознания, кто-то отнес меня в пещеры и оставил там. Мне чудом удалось оттуда выбраться. О, Ник, я иногда думала, что это мог быть ты. Пожалуйста, прости меня!

Он побелел, и мне пришлось силой уложить его, пока он пытался встать.

— Святой Боже! Это же Фолкон! — гневно сказал он.

— Нет. Не может быть. С какой стати он мог так сделать после того, как только что меня целовал?

Он откинулся на подушки, сердясь на себя за свою слабость.

— С какой стати? Да потому что он Роберт Фолкон. Я не могу объяснить, как работает его голова, Люси. Могу лишь сказать, что временами он способен на все. Когда он был с тобой в долине, ты была на волосок от гибели, и не важно, целовал он тебя или нет, он мог спокойно перегрызть тебе горло. А когда он нашел тебя без сознания… — Ник угрюмо покачал головой. — Когда Фолкон в особенном настроении, он сделает все, чтобы добиться того, чего хочет, и будет считать при этом, что он абсолютно прав. А больше всего в жизни он хочет иметь «Луноловов». Это как наваждение. Может быть, ему сейчас хуже, но он никогда не был совершенно нормален, Люси. Мы с Эдмундом Грешемом хорошо это знаем, мы вместе учились в школе. Думаю, его родители тоже об этом знают. Мне кажется, что миссис Фолкон никогда не лжет. Она тебя не предостерегала?

— Она сказала, что не хочет, чтобы я вышла замуж за Роберта, но я думала, что она считает меня неподходящей парой.

Ник посмотрел на меня.

— Разве она похожа на человека, который придает значение подобной чепухе?

— Нет. Думаю, что нет. О, Ник, ты думаешь, она беспокоилась за меня?

— Я в этом уверен. Роберт может сыграть любую роль, если ему это выгодно. Но я всегда знал, что он опасен. Не сомневаюсь, что его родители тоже знают об этом.

— Но зачем ему нужно было… расправляться со мной?

— Может быть, он надеялся, что, если ты умрешь, у него появится шанс спасти «Луноловов».

— Нет, Ник. Он не знал, что я твоя жена, не знал о завещании.

— Конечно, он знал, что я на тебе женился, Люси. Причем еще до того, как вернулся домой. Я знаю, он был потрясен, когда я приехал в «Луноловы», но лишь потому, что я не умер, а не потому, что я — твой муж.

Я была так удивлена, что голос мой стал звонким и дрожащим:

— Ты хочешь сказать, что он все это время знал? Но откуда?

— Все просто. Он приехал в Ченгфу в тот день, когда ты попрощалась с доктором Ленгдоном. Вы с ним встретились в тот день. Помнишь? Когда тебе нужно навести справки в чужой стране, ты прежде всего начинаешь с соотечественников, особенно с тех, кто уже давно живет в стране. Посему мистер Тэттерсолл был естественным выбором, и он проговорился Фолкону, что обвенчал нас. Я знаю, потому что Тэттерсолл рассказал об этом доктору Ленгдону.

Я вдруг отчетливо вспомнила эту прядь золотистых волос на отвороте своего рукава, которая осталась там после борьбы с незнакомцем, пробравшимся в мою каюту. Так это был Роберт Фолкон. Поговорив с мистером Тэттерсоллом, он мог спокойно добраться до Гонконга, пока я жила в миссии в Тяньцзине, и ждать меня в Гонконге. Он тайно проник на борт, чтобы похитить мои документы и чтобы мне было непросто доказать свой брак. Ах, нет. Это я думала, что документы похищены. На самом деле они все это время лежали за разорванной подкладкой в чемодане.

У меня появилась еще одна мысль. Я вспомнила, что читала, как роялисты прятались или убегали от преследователей через пещеры во времена Кромвеля, и я спросила:

— Ник, как ты думаешь, существует ли ход из «Луноловов» в «Высокие заросли» через Чизлхестские пещеры?

Он нахмурился, глаза все еще были злыми.

— Не могу сказать. Знаю только, что в подвале в «Высоких зарослях» есть старая дверь, которой уже никто не пользуется. Она ведет в пещеры. Эдмунд о ней рассказывал еще в школе. У тебя есть причина думать, что Фолкон через пещеры мог проникнуть в «Высокие заросли»?

Я быстро рассказала ему о том, как кто-то проник в мою каюту на «Формозе» и как я была уверена в том, что бумаги украли.

— Я уверена, что это Роберт. Однажды ночью, когда я еще жила в «Высоких зарослях», я проснулась от того, что в моей комнате кто-то был. Я почувствовала запах карбидной лампы. Может быть, Роберт проник в дом через подвал и положил документы за подкладку в чемодане, чтобы я думала, что просто не заметила их. Но… я не понимаю, зачем он так сделал.

Ник лежал с полузакрытыми глазами, нахмурив лоб. Наконец, он сказал:

— В этом есть свой смысл, Люси, если он решил, что самый безопасный путь сохранить «Луноловов», это дать тебе возможность получить их в наследство, а затем жениться на тебе. Ведь вскоре после того, как ты нашла бумаги, он начал за тобой ухаживать, не так ли?

Я кивнула, сердце мое сжалось от боли. Я поняла, что и доброта, и нежность, с которой относился ко мне Роберт все это время, были лишь притворством. Какое-то время мы молчали, думая каждый о своем. Я отмахнулась от воспоминаний о Роберте Фолконе, и думала о том счастье и горе, которые пережила за последнее время в маленьком домике в Челси. Я теперь знала, что люблю Ника. Я ощутила, как внутри меня просыпается удивительное чувство в тот момент, когда стояла на коленях у его постели и целовала его руку. Я также знала, что любовь и раньше жила во мне, но она спала, ждала, пряталась в сомнениях и страхе оттого, что он не хочет меня. Я сказала:

— Ник, дорогой, ты хотел бы узнать, что я действительно чувствую?

Он очнулся от своих мыслей и попробовал улыбнуться.

— Ко мне? Бедная Люси. Тебе было со мной несладко, правда? Да. Говори что хочешь. Все равно не будет хуже, чем я того заслужил. Ты, наверное, будешь слишком снисходительной, ведь ты — добрая девушка.

— Нет. Не закрывай глаза. Посмотри на меня, Ник, и послушай. Я люблю тебя. О, я знаю, неприлично, когда девушка такое говорит. Но я не скромная английская девушка, я выросла в совершенно другом мире. И я знаю, что мне все равно не удастся скрыть своих чувств. Я не умею этого делать. Ты часто был несчастлив со мной с тех пор, как мы стали жить вместе. Но иногда, когда тебе удавалось забыть, кто я такая, ты был весел, и все шло замечательно. Тебе незачем стараться любить меня, Ник. Никого нельзя заставить любить, и притворятся ни к чему. Когда все закончится, ты можешь…

— Подожди, Люси, подожди, — прошептал он. Я увидела, что он удивленно смотрит на меня, а лицо покрыто потом. — Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь, Люси?

— Да. Лежи спокойно, Ник, и не волнуйся, — я вытерла его лицо влажным полотенцем.

— Не волноваться? — он странно рассмеялся и снова сморщился от боли. — Теперь твоя очередь послушать, Люси. Я расскажу тебе свою историю. О человеке, который жил, как хотел, и наслаждался жизнью. Он был любителем приключений и, как все авантюристы, был эгоистом, мало думал о других и не считался ни с кем. У него было много женщин, но для него каждая была лишь очередным приключением. Он просто делал то, что приходило ему на ум, и пошли все к черту!

Ник взял мою руку и посмотрел на нее, словно это было что-то драгоценное.

— И вдруг, — медленно сказал он, — наступил день, когда ему пришлось готовиться к смерти. В китайской тюрьме он увидел девушку, совсем юную и не похожую ни на кого из тех, кого он встречал в своей жизни. Как туфелька Золушки, она была сделана из стекла или хрусталя, потому что ее было видно насквозь. Но в ней не было ничего жалкого или дурного, а лишь храбрость и, любовь и бескорыстие настолько сильные, что дух захватывало.

— Нет, Ник, пожалуйста! Я совсем не такая, я не такая…

— Помолчи и послушай. Этот человек женился на девушке. У него были на это свои соображения, и он знал, что скоро умрет. Но он не умер. Один хороший и отважный старый доктор спас его. Но человек долго болел. В укромном месте он был надолго прикован к постели, но медленно набирался сил. И у него было достаточно времени, чтобы думать о девушке, на которой он женился, и понять, насколько редкой была эта девушка, и задуматься над своей собственной жизнью. Он влюбился в нее, Люси, да, это так. Но, поскольку он был умный дурак, он понимал, что влюблен в существо, созданное собственным воображением, а не в живую женщину. Прошло время, он вернулся домой и понял, что ошибся. Он увидел девушку и сделал потрясающее открытие. Он понял, что значит любить. Ник коснулся губами моих пальцев.

— Но она была влюблена в другого, или он просто так думал, потому что увидел, как этот другой целует ее. Теперь он уже не был так эгоистичен, потому что теперь он ее любил. Но он начал за нее опасаться, потому что хорошо знал этого другого. Он знал, что за маской дружбы и любви скрывается циничный ум. Так что, в конце концов, умный дурак был настолько обеспокоен за судьбу девушки, которую он любил, что решил воскреснуть из мертвых и вернуть ее, как свою жену. Так он надеялся ее спасти.

Я попробовала что-то сказать, но Ник предостерегающе поднял палец, улыбаясь.

— По правде говоря, он уже был далеко не таким глупым и стал гораздо рассудительнее, чем раньше, потому что очень хорошо понимал, что не достоин и мизинца этой замечательной девушки, на которой случайно женился. Он привез ее в свой дом в Челси, и они стали жить там вдвоем. Но они не жили там по-настоящему, как муж и жена, потому что он так ее любил, что боялся сделать несчастной.

— О, Ник, дорогой Ник! Почему ты не сказал мне? Мне было так плохо, что ты не хочешь, чтобы я была тебе настоящей женой.

— Плохо?.. — он закрыл глаза и глубоко вздохнул, затем снова посмотрел на меня. — Дай мне закончить, Люси. Этот парень был настолько ошеломлен, что едва понимал, что делает. Возможно, ему казалось, что если он будет держать свою жену подальше от опасного человека, в которого она была влюблена, то она сможет его забыть и, может быть, даже полюбит другого, того, кто действительно этого заслуживает. Поэтому он дал ей свободу и старался держаться от нее подальше. Он старался дать ей понять, что она личность и у нее есть права, что она не должна быть зависимым существом, как многие женщины. Но иногда решимость ему изменяла, и он снова становился эгоистом, и тогда он возил ее с собой обедать, водил в театры и наслаждался тем, что она рядом.

Я заплакала. Ник поднял руку и нежно погладил меня по щеке.

— И тогда он впал в панику, Люси. Он понял, что не сможет сдержаться, что бросится к ней и станет целовать ее и выплеснет на нее всю свою любовь. Он взял себя в руки и оставил ее в покое, потому что не осмеливался больше быть рядом с ней. Он никогда не думал, даже не мечтал, что она может любить его.

Его рука скользнула по моей шее, он нащупал тонкую цепочку под воротником и вытащил кольцо с печаткой.

— Ты все еще его носишь, Люси?

— Я всегда его носила, Ник. Сначала в память о тебе, потому что я восхищалась тобой и уважала. Затем потому, что ты был так добр, хоть и оставил меня одну. В ту ночь, когда я пришла сюда, после того как тебя ранили, ты говорил мне о своей любви, Ник, и я была так счастлива, хоть мне и казалось, что это просто бред и слова на самом деле ничего не значат. Возможно, я уже давно тебя люблю, просто я не понимала, что это так. А теперь я точно знаю.

— Тогда ты, должно быть, не в своем уме, глупая мартышка. Я так рад. Никогда не меняйся, Люси.

— Ты уже писал мне об этом. Тогда в Ченгфу и снова, когда уехал сюда.

— Я говорил правду.

— Я боюсь, Ник. Ты говоришь обо мне так, как будто я какая-то особенная. Но это не так. Я знаю. Я часто сержусь, пугаюсь и поступаю неразумно. О, я вру, и я была воровкой. Ты даже не представляешь себе мою страницу в книге Ангела Добрых Дел и Грехов.

Знакомая усмешка появилась на уставшем лице, глаза насмешливо светились.

— Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы ты была идеальной. Мне понравилось, что ты накричала на меня той ночью, когда я был пьян. Ты выйдешь за меня замуж, Люси Сэбин? Я спрашиваю, стоит ли нам снова пожениться уже по-настоящему, чтобы каждое слово, что мы скажем друг другу, действительно имело значение?

— Да, да, пожалуйста, Ник. Я очень этого хочу!

— Тогда тебе стоит меня поцеловать. Я знаю, что так порядочные девушки не поступают. Но, похоже, у меня нет сил подняться.

Я встала, наклонилась над ним и прикоснулась к его сухим губам. Он обнял меня здоровой рукой. Я почувствовала, как рука его задрожала, и осторожно выпрямилась. Он обессиленно откинулся на подушки, задыхаясь, и смотрел на меня с такой нежностью, которую я никак не ожидала увидеть в этих темных недобрых глазах. В них появился знакомый насмешливый блеск.

— Я слаб, как котенок, черт, — пожаловался он. — Но я скоро выкарабкаюсь, Люси.

— Все скоро будет по-другому. А теперь поспи, дорогой.

* * *

Осада миссии длилась еще восемь дней. За это время было несколько попыток со стороны «боксеров» проникнуть за наши стены, две из них — в один день, и четыре — довольно вялых. Даже на пятый и самый страшный день, когда было два серьезных нападения, мы смогли их отбросить бомбами и ружейным огнем. После этого мы уже с оптимизмом смотрели в будущее и верили, что самое страшное позади.

За эти восемь дней, за исключением тех моментов, когда нас осаждали «боксеры», я лишь наполовину вникала в то, что происходит вокруг, потому что мы с Ником жили в своем особенном солнечном мире. Я выполняла все свои обязанности и старалась не злоупотреблять возможностью побыть с ним подольше, если нужно было делать что-то другое. Но мне было достаточно только знать, что через час или через четыре я снова буду с ним и что он меня любит.

Его рана заживала, и с каждым днем он понемногу набирался сил. Я с радостью наблюдала, как возвращается краска на его лицо, как уходит слабость, как сильнее становятся его рукопожатия и объятия. Мы говорили обо всем, о наших планах на будущее, вспоминали прошлое. Мы часто смеялись при воспоминании о прошлом, потому что теперь оно казалось нам таким теплым, несмотря на то, что временами оно было грубым и даже опасным. Я никогда еще не была так счастлива, и думаю, что могу сказать то же о Нике.

— Я знаю, ты любила «Луноловов», — сказал он однажды, когда я меняла ему бинты после мытья. — Но теперь у меня нет никакого желания выгонять оттуда Фолконов, если они не смогут заплатить. Ты этого не хочешь. К тому же нам бы пришлось жить рядом с Грешемами, а это отрезвляет. Я рассмеялась.

— Мне действительно нравились «Луноловы», но дом сам по себе не имеет значения, Ник. Для меня. Люди, которые в нем живут, делают его таким, какой он есть.

— Верно, — он улыбнулся, его глаза насмешливо заблестели. — К тому же у тебя теперь есть свой собственный лунолов, любовь моя.

— Ты?

— Конечно. Твой идиот-муж. Только слепой дурак, который не может отличить луну от сыра, не смог бы понять, что он делал тебя несчастной все то время, что мы жили в Челси. И я верил, что хоть однажды повел себя не как эгоист, когда оставил тебя.

— Я не была все время несчастной, дорогой Ник, только тогда, когда думала, что не нравлюсь тебе.

— Значит, почти всегда. Но все уже в прошлом, и к добру или к беде, но ты — невеста лунолова, Люси. Где бы ты хотела жить?

— С тобой где угодно, Ник. Мне нравится наш домик в Челси.

— Да, он сейчас вполне подходит. Но он недостаточно большой для семьи. Да и тебе понадобится помощь. Я имею в виду прислугу, — он состроил смешную гримасу. — Куда подевались мои принципы? Их некому даже оплакать. Не обращай внимания. Сколько детей ты хочешь, Люси?

— Мне все равно. Нет, лежи смирно, Ник. Я не могу целоваться и бинтовать одновременно. Хорошо бы четверых.

— Возьму на заметку. Может быть, нам нужен дом в деревне и в Лондоне? Как считаешь?

— Звучит замечательно. У нас хватит денег?

— У нас будет все, что нужно, Люси. У меня нюх на деньги. Мы можем купить ферму. Я брошу рынок металлов. Может быть, я стану брокером в «Ллойдз». Или, если хочешь, мы можем сначала отправиться в путешествие.

— Как скажешь, Ник, дорогой. Повязка готова, теперь можешь меня поцеловать.

Он улыбнулся и погладил мою шею.

— Бесстыжая девчонка.

— Я не такая, честно. Только, когда ты рядом.

— Мне нравится. Иди ко мне, любовь моя.

В один из этих дней, когда я была у Ника, пришел мистер Марш и бросил на кровать бесформенный черный предмет. Это был маленький кожаный мешочек, похожий на суму пилигрима, почти черный от старости и потрескавшийся.

Мистер Марш сказал:

— Поскольку ты слишком занята, Люси, я решил сам посмотреть. Этот бронзовый щит в твоей бывшей комнате не был вмурован в стену. Его просто замазали глиной и несколько раз забелили известью.

Ник взял мешочек и перевел взгляд с меня на отца.

— Изумруды? Они были там, отец?

— Сам посмотри.

В мешочке было тридцать шесть больших необработанных камней. Они были похожи на зеленоватую речную гальку, но Ник их сразу оценил. Он внимательно рассмотрел один и тихонько присвистнул.

— Если смотреть невооруженным глазом, то в этом нет ни одной трещинки. Для изумруда это большая редкость. Десять или пятнадцать каратов, по крайней мере, а это не самый большой. Здесь целое состояние, Люси. Интересно, откуда они, через сколько рук прошли. От арабского принца к индийскому радже, затем к монгольскому хану, от него к китайскому военному вождю и еще, возможно, через десятки рук за сотни лет. Никто их не резал, не обрабатывал. Просто капитал, очень удобного размера, можно носить в кармане.

Мистер Марш спросил:

— Что будешь делать с ними, Ник?

— Спроси Люси. Она их нашла. Но, пользуясь своим привилегированным положением, будучи ее мужем, я бы осмелился предложить ей взять четвертую часть и разделить между собой, тобой, миссией и доктором Ленгдоном. Нам бы не хотелось, чтобы доктор всю оставшуюся жизнь собирал жалкие гроши. Оставшиеся три четверти следовало бы разделить поровну между Грешемами и Фолконами.

Мистер Марш сказал:

— Выпусти меня, Ник. У меня еще полно дел.

Ник улыбнулся.

— Если тебе так хочется, хорошо. Но что касается изумрудов, я бы посоветовал тебе согласиться с тем, что решит твоя невестка. И не спорь. У нее ужасный характер, она страшна в гневе. Я тебе как-нибудь расскажу, как она на меня набросилась из-за такого пустяка, как чашка кофе.

Мистер Марш засмеялся.

— Я лучше сразу сдамся.

— Ты мудрый человек, отец.

Осада миссии закончилась прозаически. Она просто выдохлась. Однажды утром молодая китаянка поднялась на холм и позвала нас. Когда я вышла поговорить с ней через толстые деревянные ворота, я увидела, что это Лиу, женщина, у которой я принимала роды в тот день, когда в Цин Кайфенг появился Роберт Фол-кон. Она была потрясена, услышав мой голос.

— Это правда ты, Луци? Мы думали, ты уехала в страну чужаков.

— Я вернулась. Почему «ай хо чуан» разрешили тебе прийти сюда, Лиу?

— Их здесь больше нет. Они ночью ушли, Луци. Из Ченгфу пришло сообщение. Войска императрицы арестовали мандарина. Солдаты чужаков взяли Пекин, и императрица прекратила войну. Она приказала всем «ай хо чуан» распустить свои отряды и прекратить войну под страхом смерти.

— Правда?

— Клянусь ребенком, которого ты приняла, Луци. В Цин Кайфенг ненавидели «ай хо чуан», но мы слишком боялись их. А теперь они ушли, иначе я не смогла бы прийти сюда.

— Подожди, Лиу. Я должна сказать своим друзьям.

Я побежала в миссию, чтобы сообщить радостную весть. Террор «боксеров» закончился, и мы выстояли. От радости я верила, что все беды и опасности позади и нас ждет только счастье. Но это было глупо. Я забыла, почему отправилась в Китай.

* * *

На следующий день из Ченгфу прибыл отряд американских солдат. У них был приказ собрать всех иностранных граждан, оставшихся в живых, и отвезти их в Тяньцзинь, где они останутся до тех пор, пока не будет официально заключен мир и они не смогут продолжать свою деятельность. Мистер и миссис Феншоу собрали детей и через несколько часов под охраной солдат выехали в путь на повозках, запряженных мулами, реквизированными в Ченгфу. Доктор Ленгдон сказал, что Нику нельзя никуда ехать еще хотя бы неделю и что он сам никуда не поедет, потому что собирается возвратиться в Ченгфу и продолжать свою практику особенно теперь, когда мандарин Хуанг Кунг смещен со своего поста.

— Я слишком стар, чтобы начинать новую жизнь, лейтенант, — сказал он молодому офицеру. — Я прожил в Ченгфу тридцать лет и хочу умереть там, а не где-нибудь в другом месте. Поезжайте и не волнуйтесь за нас.

Я без Ника, естественно, никуда не поехала, а мистер Марш никуда без нас ни за что бы не уехал. Юлан тоже осталась, потому что как раз накануне восстания один небогатый крестьянин из деревни спросил миссис Феншоу, может ли его сын жениться на Юлан. Юлан была согласна, и, поскольку она была уже достаточно взрослая и скоро должна была покинуть миссию, миссис Феншоу согласилась.

Лейтенант-американец сказал, что они через шесть-семь дней будут ехать обратно и отвезут нас в Тяньцзинь.

В миссии было непривычно тихо, когда нас осталось всего пятеро. Я приготовила сытный ужин из запасов, оставленных нам солдатами, и мы наелись вволю. Через три дня доктор Ленгдон уехал в Ченгфу на повозке, запряженной мулом, одолженной у одного из крестьян. Мы с Ником просили его поехать вместе с нами в Англию, но он только улыбался и качал своей седой головой.

— Я стар, я устал, но я здесь нужен, Люси. И я хочу здесь остаться. Пишите мне, я никогда вас не забуду. Никогда не забуду Ника. Он нас всех спас. А когда вы с Томом Маршем пришли, вы продолжили то, что делал Ник. Я не забуду тебя, Люси. Я все-таки выдал тебя замуж, не так ли? А это напомнило мне о том, что я еще не целовал невесту. Иди-ка ко мне.

В тот же день, через несколько часов после обеда, доктор Ленгдон уехал, а я отправилась в деревню, чтобы найти немного ткани и починить куртку Ника, которая была вся разорвана в результате взрыва, чуть не стоившего Нику жизни. Он потребовал, чтобы ему принесли одежду, и я оставила его, сидящим на постели в брюках, рубашке и ботинках. Он все еще был очень слаб, но последние три дня по несколько раз ходил по комнате под наблюдением доктора Ленгдона и уже не морщился от боли.

Я была в деревне больше получаса, потому что меня многие останавливали. Поднимаясь на холм, я увидела, что к воротам привязана лошадь. Она была вся в мыле, кто-то мчался на ней всю дорогу без остановки. Интересно, кто же это. Дверь в здание миссии была открыта, и, когда я вошла, сердце сжалось и кровь начала стынуть в килах.

На полу лежал мистер Марш, на голове у него была ужасная ссадина, и по лицу текла струйка крови. Я встала на колени рядом с ним, чувствуя, как кровь стучит в висках, и с радостью обнаружила, что он дышит. Через мгновение я уже была на ногах, потому что меня обуял новый страх, и я бросилась по лестнице с криком:

— Ник! Ник!

Я бежала по коридору в комнату Ника, когда услышала его крик:

— Нет, Люси! Назад! Беги!

Я влетела в комнату и остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену.

— Ты ведь знаешь, что она не убежит, не так ли, Ник? — сказал Роберт Фолкон.

Он немного отодвинул занавеску, разделявшую комнату, и стоял у стены. В руке у него был пистолет. Он выглядел почти так же, как в день нашей первой встречи, когда он приехал в Цин Кайфенг. Только сейчас он улыбался, но в его улыбке и глазах было что-то такое, от чего мне стало плохо.

— Сюда, Люси, — он махнул пистолетом, и я прошла рядом с ним на половину Ника. Ник сидел на кровати, ноги в ботинках касались пола, из-под рубашки были видны бинты, лицо у него окаменело. Я подбежала к нему, он обнял меня одной рукой, не отводя глаз от Роберта Фолкона, который отошел от стены и подошел к изголовью кровати, за спиной у него была занавеска.

И только сейчас, словно проснувшись, я поняла, что за последние несколько недель я забыла о Роберте Фолконе, забыла, что я приехала в Китай, чтобы предотвратить беду, если они с Ником встретятся. И вот Роберт здесь… с пистолетом в руке.

Он улыбнулся.

— Наконец-то мне повезло, не так ли? После всех этих лет, когда все пошло прахом. Две недели я сидел в Тяньцзине, не находя себе места, мне не терпелось поскорее добраться сюда, как только кончится война. По дороге сюда я встретил людей из миссии с солдатами. Теперь я знал, что ты здесь и Люси с тобой. Дорогая маленькая Люси, которая решила загадку, но мне ничего не сказала. Я думал, ты снова выиграл, Сэбин, но нет. Теперь моя очередь.

Я увидела, как пульсирует кровь у виска под золотистой прядью.

— Моя очередь, Ник, — повторил он. — Отдай мне изумруды.

Ник засунул руку под подушку и вытащил оттуда старинный кожаный мешочек.

— Здесь все, — голос его был совершенно бесстрастным, он поднял мешочек.

— Бросай. Нам лучше сохранять дистанцию, — у Роберта на губах была ужасная лучезарная улыбка. — Ранен ты или нет, с тобой лучше не рисковать. Я давно это понял. Еще в школе. Припоминаешь?

— Я помню, как ты изливал свою ненависть на Эдмунда Грешема, пока я тебя не остановил. — Ник бросил мешочек, и он упал к ногам Роберта. — Милости прошу, Фолкон! — все тем же бесстрастным голосом сказал Ник. — Ты бы в любом случае получил свою долю.

Роберт покачал своей золотоволосой головой, продолжая зловеще улыбаться:

— Победитель получает все, Сэбин.

— Тогда бери и уходи.

— Оставив тебя в живых? Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, старина. Тебе конец.

— Пусть будет так. Отпусти Люси. Немедленно.

— Оставить ее в живых? Да она же свидетель. Так не пойдет. И твой отец, ему тоже придется умереть, он все еще жив. Мне пришлось ударить его по голове. Я не хотел насторожить тебя выстрелом, — он посмотрел на меня, и его лицо вдруг исказилось непонятной тоской. — Ты предала меня, Люси, но я тебя прощаю. Я не хочу тебя убивать, но должен. Ты ведь понимаешь, правда?

Я ответила дрожащим голосом:

— Нет, Роберт, не понимаю. Пожалуйста, опусти пистолет. Ты возбужден…

— Прекрати! — яростно выкрикнул он. — Прекрати! Если ты не понимаешь, то только потому, что ты дура. Мне нужно было покончить с тобой еще тогда, в пещерах, а не оставлять тебя в живых, но я не смог себя заставить. Я не знаю, как ты нашла выход, но это было мне хорошим уроком. Я слишком мягкосердечен. Больше я подобной ошибки не допущу.

Мне казалось, что чем дольше мы будем говорить, тем больше шансов на то, что волна безумия, нашедшего на него, пройдет, и я спросила:

— Почему ты отнес меня в пещеры, Роберт? Он посмотрел на меня с гневным раздражением.

— А что еще мне оставалось? Я должен был на тебе жениться, господи! Я — Фолкон, но я уже был готов жениться на сироте, чтобы спасти «Луноловов». Поэтому я и положил бумаги в твой чемодан. Но Грешемы запретили мне встречаться с тобой, мне нужно было от тебя избавиться, чтобы выиграть время, пока адвокаты найдут наследников, уже твоих наследников. Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что мне ничего другого не оставалось? Неужели непонятно, почему я оставил тебя в пещерах? Но ты выбралась. А когда ты появилась в «Луноловах», я снова подумал, что могу жениться на тебе…

Я не могла рассчитывать, что мистер Марш придет нам на помощь. От той раны, что у него, он не скоро придет в себя, я не смогу так долго заставлять Роберта говорить. Я молилась о том, чтобы какое-нибудь сказанное мною слово развеяло облако безумия, застилавшее его ум. Поэтому я снова заговорила:

— Ты был так добр ко мне, Роберт. Неужели ты ничего ко мне не чувствовал?

Он посмотрел раздраженно.

— К тебе? Что это значит? Я люблю только «Луноловов». О, ты хорошенькая и временами забавная. Я никогда не испытывал желания покончить с тобой. Я и сейчас этого не хочу, — его глаза неожиданно заблестели. — Но я должен свести счеты с Сэбином. Он уже мертвец. И тебе тоже придется умереть. Дураку ясно!

Он прицелился.

— Ты — первый, Сэбин.

Я почувствовала, как Ник весь напрягся, и поняла, что он бросится на Роберта в безуспешной попытке добраться до него. Неожиданно ужас, который рос во мне, сменился такой яростью, которой я в себе даже не предполагала. Я выбросила вперед руку, ударив Ника так, что он упал на кровать, выпустив меня, и ринулась на Роберта Фолкона. Я почувствовала, как оскалилась, как волосы встали дыбом, а пальцы сами по себе превратились в когти.

— Нет! — крикнула я.

Я заметила изумление на лице Роберта, и, когда я была уже рядом, его свободная рука поднялась и он ударил меня кулаком так, что я отлетела к стене и поползла по ней вниз, почти теряя сознание.

Я услышала, как Роберт воскликнул:

— Не двигаться, Сэбин!

Я медленно подняла голову, перед глазами все кружилось. Ник беспомощно лежал на кровати. Он упал на рану и изо всех сил пытался сесть, так что пот тек по лицу. Роберт опомнился от изумления и прищелкнул языком:

— Тигрица защищает своего самца, — сказал он. — Ты покорил сердце китайской сироты, Ник. Как это тебе удалось?

Не сводя глаз с Роберта, я медленно встала на четвереньки.

— Нечего сказать, Ник? — насмешливо осведомился он, улыбнувшись, и щека его быстро задергалась. — Слова иссякли, удача тоже? Что ж, пора покончить и с тобой. Я собираюсь пристрелить тебя, как собаку. Немедленно…

Он аккуратно прицелился. Я все еще не могла подняться, когда раздался выстрел, его звук с такой силой ударил по моему телу, словно пуля попала в меня.

Из моей груди вырвался жуткий звук, судорожное рыдание, и я повернула голову к кровати, туда, где лежал Ник. Он не шевелился, его голова была приподнята, и он, не мигая, смотрел на Роберта, словно не верил своим глазам. Невероятно, но он, кажется, даже не ранен. Роберт промахнулся. Я повернула голову в его сторону, мольба готова сорваться с моих губ, но я онемела. Голова Роберта упала на бок, из непослушных пальцев выскользнул пистолет. Он качался, глядя на Ника изумленными синими глазами. Ноги у него подкосились. Глаза потускнели, становясь пустыми, и он упал на занавеску. Под тяжестью его тела ширма оборвалась. Роберт рухнул на пол, брезент обрушился на него.

Я увидела Юлан, она стояла в нескольких шагах от Роберта. Голова его лежала у ее ног. Она сжимала пистолет мистера Марша и медленно его опускала. Из дула вился едва заметный дымок. Она оторвала взгляд от Роберта Фолкона и посмотрела на меня. Лицо ее посерело. Голос дрожал:

— Я должна была, Луци. Он убил мистера Марша. Я видела, но он меня не заметил. Я побежала за пистолетом мистера Марша и услышала, как ты кричишь. Я тихо подошла. Я слышала, как он сказал, что убьет вас. Я должна была его остановить, Луци.

Я поняла. Роберт стоял спиной к занавесу. Юлан выстрелила из-за занавески, опередив его. Это ее выстрел я услышала. В горле у меня пересохло, я сказала непослушными губами:

— Ты спасла нас, Юлан. Не бойся. Мистер Марш не убит. Он дышит. — Я повернулась к Нику, который, превозмогая боль, поднялся с кровати, на его лице не было ни кровинки. — Ник, твоя рана? Прости, если я сделала тебе больно…

Он нетерпеливо покачал головой и стащил с кровати одеяло здоровой рукой. Моя голова все еще была тяжелой от удара, я подошла и помогла Нику накрыть Роберта Фолкона.

— Несчастный, — с жалостью сказал Ник. — Он сошел с ума. Он бы убил нас и думал бы, что правильно сделал, — он осторожно взял пистолет из дрожащих рук Юлан и медленно и четко сказал: — Мы не забудем, Юлан. Пока мы живы, ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Ник… — я взяла его за руку. — Пожалуйста, ляг. Ты ужасно выглядишь.

— Не удивительно, — он крепко схватился за меня. — Мне никогда еще не было так страшно в жизни, когда ты на него бросилась, — он выпрямился. — Я не могу лечь сейчас. Там мой отец… — он посмотрел на тело, накрытое одеялом. — И это. Вы, девушки, одни не справитесь.

— Нет, мы справимся, Ник, дорогой. Мы со многим справлялись, и я могу привести кого-нибудь из деревни, если будет нужно. Не волнуйся.

Он покачнулся, и я помогла ему лечь.

— Да… тебе слишком часто приходится справляться самой, — ему не хватало воздуха, в глазах была злость. — Это в последний раз. В последний раз тебе придется справляться самой. Я обещаю, Люси.

* * *

Мы выехали из Тяньцзиня через месяц. Мистер Марш оправился от сотрясения мозга, которое он получил после жестокого и неожиданного нападения Роберта Фолкона, и Ник снова стал самим собой. Это было удивительное путешествие. У нас с Ником в каюте было две койки, но я спала в его объятиях. В каюте было тесно и душно, но мы не замечали ничего. Мы были вместе, в безопасности, а все остальное не имело значения.

Мы вернулись в Англию, когда уже с деревьев осыпались все листья. Мы снова обвенчались в маленькой церкви в Челси. Эдмунд Грешем пришел на нашу свадьбу, так же как и мистер и миссис Фолкон. Они привезли с собой и Метью, который надулся, когда я его поцеловала: он ревновал меня к Нику.

Мы не сказали Фолконам правды. Мы объяснили им, что Роберт был с нами в Цин Кайфенг во время осады и погиб, защищая ворота миссии. Он лежал на английском кладбище в Ченгфу. Думаю, миссис Фолкон нам не поверила, потому что, когда она начала расспрашивать меня о каких-то подробностях, я смутилась и стала сама себе противоречить. Она посмотрела на меня своими прекрасными скорбными глазами и тихо сказала:

— Не важно, Люси. Думаю, тебе хочется все забыть. Роберт был странным мальчиком, и мы всегда боялись, что он может… Не будем о его недостатках. Спасибо, что сказали, что он умер, как отважный солдат. Таким мы будем его помнить.

Деньги, вырученные за изумруды, мы разделили так, как предложил Ник еще в миссии. Мистер Грешем прислал нам письмо, в котором выражал свою благодарность в довольно высокопарных выражениях. Фолконы не хотели брать свою долю. Они решили уехать из «Луноловов» и поселиться в Корнуолле. Мне пришлось их умолять, и они все-таки взяли свои деньги. Ник перевел через банк деньги доктору Ленгдону и миссии, включая пять тысяч фунтов из собственных средств для Юлан. В Китае с такими деньгами она станет богатой женщиной.

Еще одним гостем на нашей маленькой свадьбе был лорд Шипли, который потребовал у мистера Марша, чтобы его пригласили. Он вел себя по отношению к Нику угрожающе:

— Имейте в виду, Сэбин, что вы должны вести себя с этим ребенком безупречно, черт побери! Вы слышите? Относитесь к ней, как к королеве, иначе, клянусь Богом, я прикажу вас утопить в Темзе темной ночью и сам на ней женюсь! Да она достойна десяти таких, как вы, молодой повеса, десяти, слышите?

— Похоже, двадцати, сэр, — глаза Ника насмешливо улыбались. — И, если бы вы были на тридцать лет моложе, я бы вызвал вас на дуэль за то, что вы осмелились послать ее в Пекин.

— Совершенно с вами согласен. Но я не мог ее остановить, дружище. Она бы все равно за вами помчалась. И они с Маршем, между прочим, решили исход пекинской операции, она и Марш! Марш! Еще шампанского! О! Простите, старина, вы сегодня отец жениха, не так ли? Тысячу извинений! Я сам налью.

Кажется, если уж судьба решила тебе улыбнуться, она ничего не сделает наполовину. Всю свою жизнь я прожила в отчаянной бедности, теперь же все изменилось. Но на этом не закончилось. Через два месяца после нашей свадьбы я получила письмо. В тот вечер мы были в театре и ужинали в ресторане. Когда мы в полночь вернулись домой в Челси, меня ждало письмо с печатью Военного министерства.

Едва сбросив плащ, я распечатала конверт и вскрикнула.

Ник спросил:

— Что случилось, любовь моя?

— Это… это официальное письмо от лорда Шипли, и здесь счет Казначейства на… — я проглотила воздух. — На тысячу фунтов, Ник! Он пишет, что это «за неоценимую услугу, оказанную Вооруженным силам Ее Величества в передаче сообщения, которое поддержало защитников Пекина и предотвратило резню… о, и все в том же духе. Но он пишет, что твой отец получил такую же сумму! О, Ник! Что я буду со всем этим делать?

Он рассмеялся и крепко меня обнял.

— Это ничтожная сумма. Несколько залпов, произведенных с военного корабля, стоят дороже. Что с этим делать, Люси? Я не знаю. Купи себе шляпу. Или сделай себе операцию, чтобы твои глаза не были такими безобразно круглыми, как у чужаков.

— Ник, прекрати меня дразнить и выпусти.

— Нет. Ты слишком красивая. Если я выпущу тебя, кто-нибудь сможет украсть.

— Тогда подними меня повыше. Твое кольцо впивается в меня — кольцо теперь было обрамлено красивым жадеитом овальной формы, и я могла носить его, как кулон.

Он взял меня на руки.

— Так лучше? Хорошо. Выключай свет.

Он поцеловал меня, пересек комнату и стал подниматься по лестнице.

— Я так рада за твоего отца, Ник!

— Да. Он мог бы уже спокойно отдыхать, после того как получил свою долю, но он ни за что не станет. Будет служить.

— Он хороший слуга.

— О, да, Люси. Очень хороший.

— Таким можно гордиться?

— Да, Люси. А ты кем собираешься стать?

— Я? Можно я просто останусь любящей женой, пожалуйста, Ник. — Мы уже поднялись по лестнице. — А ты, Ник?

Он толкнул ногой дверь в спальню, и мы вошли.

— Это просто, — он снова поцеловал меня. — Просто никогда не меняйся, и я буду самым счастливым человеком на свете.