В течение нескольких дней купцы Андлу не раз наезжали в Гайяр, обсуждая поездку в Жизор.

В кухне постоянно говорили о предстоящей ярмарке. Дора и Жозина бывали в Жизоре еще до того, как лордом Гайяра стал Лашоме. Служанки сопровождали тогда старого де Гантри с женой и теперь рассказывали о ярмарке в самых ярких красках. Поэтому Николетт вбила себе в голову, что и в этот раз ее подруги обязательно должны поехать. Лэр, конечно, не мог отказать «своей леди» ни в чем. Но что касается самой Николетт… Ведь она должна носить еду «узнице Гайяра» каждый день, и это дело нельзя поручить никому из слуг. Жизор был не так уж далеко – всего двадцать лье, но телеги торговцев, нагруженные товаром, едут с черепашьей скоростью. Если даже отправиться до рассвета, то только во второй половине дня караван сможет достичь Жизора.

Так что Николетт, глубоко огорченная, отказалась от мысли о поездке. За день до ярмарки Лэр привел ее в кабинет Эймера, поскольку старый клирик куда-то вышел. Осыпав ее поцелуями, Лэр спросил:

– Ты действительно хочешь побывать на этой ярмарке?

– Нет, вовсе нет, – хотя ее голос и глаза говорили другое.

– Это правда, ma cherie? – Николетт опустила глаза, ничего не ответив. Лэр продолжал:

– Я думаю, носить еду пленнице вполне можно доверить Альберу.

Николетт обвила шею Лэра, поцеловала в губы и бросилась на кухню, чтобы рассказать Доре и Жозине, что она тоже едет в Жизор.

Холодное утро еще не успело опуститься на землю, когда купцы Андлу собрались на площади у часовни. Слышались крики, ржание лошадей. Тяжело груженые телеги неясно вырисовывались в предрассветных сумерках, словно холмы. Люди чертыхались, спотыкаясь в темноте, ослы своими резкими криками порой заглушали все остальное. Лошади нетерпеливо трясли головами.

По знаку Жюдо караван тронулся с места.

Мишельмерская ярмарка в Жизоре позволяла торговцам предложить товар много большему числу покупателей, а также закупить то, что потом можно продать в Андлу за лучшую цену.

Лэр и тяжело вооруженные всадники присоединились к каравану близ каменного моста. Деревянные колеса скрипели, копыта стучали по булыжнику, голоса, крики, ржание наполняли все вокруг.

Закутавшись в плащи с капюшонами, Николетт, Дора и Жозина вполголоса переговаривались, с трудом сдерживая лошадей, стремящихся присоединиться к каравану телег и фургонов.

Лунная ночь постепенно превратилась в ясный день. Последние листья, уцелевшие на деревьях, заиграли розовым и янтарным цветом в лучах новорожденного солнца. Луга, расписанные желтым и красным, походили на раскрытый церковный требник. Из хижин выходили крестьяне, махали руками, приветствуя проезжающих. Когда долина сменилась перелеском, всадникам несколько раз удавалось увидеть оленей. Грациозные создания, заслышав шум, тут же исчезали среди деревьев. Огромные дубы простирали ветви над дорогой, стволы, покрытые серо-зеленым мхом, высились, как сторожевые башни.

Только после полудня они впервые увидели шпиль Жизорского собора и остроконечные крыши городка, раскинувшегося на склоне холма. Под крепостными стенами Жизора уже раскинулись разноцветные шатры и палатки.

Флажки весело развевались на ветру, звуки флейты и барабана наполняли все вокруг.

Когда караван подъехал ближе, появились и менее приятные ощущения – запахло свиньями. Причем не какой-нибудь одной милой хрюшкой, а стадом свиней и других, весьма «ароматных» животных. В Нормандии не было более крупного рынка, чем Жизор. Овцы, свиньи, лошади, коровы продавались и покупались с удивительной быстротой.

– Запах золота, – пошутил один из торговцев, когда молодые женщины зажали носы. – Свиньи и яблоки – лучшие деньги Нормандии.

Возможно, он прав, решила Николетт, но раньше она и не подозревала, что только в одной провинции Франции так много свиней.

Также впервые она увидела телеги и огромные корзины, наполненные алыми и янтарными яблоками. Яблочный аромат, смешиваясь с запахом свиней, волнами доносился до ноздрей всадников.

Они достигли палаточного городка. Торговцы начали разгружать товар. Молодые солдаты-новобранцы тут же отправились осматривать окрестности.

– Засядут в тавернах, – сказал Жюдо, когда те растворились в толпе.

Николетт, Дора и Жозина тоже не теряли времени. Чего только не было на телегах, грубо сколоченных прилавках и просто так, на одеялах, расстеленных на земле. Рынок раскинулся на лугу, частично зацепив поселок. Оружие и пряности, разноцветная одежда всевозможных покроев, кожаные куртки, сапоги… Лекари кричали о своих снадобьях, уничтожающих любую хворь, старухи в цветных платках всего за один обол были готовы всем предсказать судьбу по линиям ладони, ювелиры расхваливали всевозможные украшения. Оловянная, фаянсовая посуда, кувшины с медом, бочки с сидром… Среди покупателей бродили музыканты, кувыркались акробаты, жонглеры подбрасывали в воздух кольца и ножи.

Голубой дымок тянулся от жаровен, где истекала жиром свинина на вертеле. В огромных котлах пузырилось масло, в котором жарились сладкие пончики с яблочной начинкой. Но, невзирая на приятные ароматы, все-таки господствовал запах свиней.

Вместе с Дорой и Жозиной Николетт бродила между торговых рядов. Девушки отведали сладких пирожков, а теперь подбирали материал на новую одежду. Даже все свиньи Нормандии не были способны лишить Николетт радостного настроения.

За городскими стенами по узким извилистым улочкам прохаживались крестьяне, послушники, мастеровые, а также местная знать, выделяющаяся парчовой одеждой, мехами и украшениями. И повсюду – свиньи, свиньи, свиньи. Крики уличных торговцев буквально зависали в воздухе, от холодного ветра почти у всех посетителей ярмарки разгорелись щеки. Некоторые уже начали чихать и кашлять.

Огромный замок вздымался в центре города, возвышаясь над невысокими домиками с остроконечными крышами. Остроугольная вершина замка по форме напоминала общий архитектурный стиль, и поэтому казалось: к огромной каменной матери приникли каменные дети.

Николетт прищурилась, глядя на красноватое солнце. Идя вдоль по улице, она то и дело задирала голову, восхищаясь остроконечными башенками, украшавшими некоторые дома.

Жозина первая заметила процессию, быстро схватила Николетт за рукав, а Дора выдохнула только один звук:

– О!

Прямо перед ними из переулка вышли несколько мужчин с гробом на плечах. Три женщины с тревогой посмотрели на длинный черный ящик.

– Это хуже, чем встретить черную кошку, – сказала Дора.

– Нельзя пересекать то место, где они прошли, – согласилась Николетт и быстро перекрестилась. – Если мы не пересечем их путь, никакого несчастья не будет.

Окольный путь неожиданно привел их к дому, в котором двери были распахнуты настежь и откуда доносились рыдания. Видимо, именно здесь и жил умерший.

Девушки выбрались на другую улицу. Здесь к ним привязался торговец, уверявший, что хозяйка замка покупает шерсть именно у него, а потом заказывает себе чудесные платья.

Николетт посчитала торговца обманщиком, ведь его цены были в два раза выше, чем у других. Но тот продолжал настойчиво уверять, что его шерсть намного лучше.

Николетт так не показалось. Дора и Жозина искренне согласились с ней, поскольку видели ткани лучших расцветок. Когда девушки собрались направиться к другому прилавку, торговец, поднаторевший в своем деле, стал еще настойчивее. Но все попытки были напрасны – девушки купили материю у его улыбающегося соседа.

Трио, нагруженное свертками с тканью, двинулось дальше. Безмятежно шли они вдоль лавок, заваленных самыми соблазнительными товарами. У прилавка с головными уборами Николетт залюбовалась чепцами, украшенными золотистым кружевом, ободками для волос из филигранно выделанного серебра и алыми лентами, которые так хочется вплести в длинные пышные пряди! Когда-то у нее была такая прическа… Николетт с детства гордилась своими волосами, блестящих черных локонов ни разу не коснулись ножницы. И эту гордость безжалостно отобрали, вместе с честью, вместе с юностью.

Николетт подняла глаза от ободка, украшенного крохотными коралловыми бусинками, повернулась, чтобы отойти от прилавка и замерла в ужасе… Через толпу снующих туда-сюда покупателей пробирался Рауль де Конше. Рядом с ним вышагивал Симон Карл. Мужчины о чем-то оживленно беседовали. Несколько вооруженных солдат шли следом.

Николетт побледнела от ужаса. Колени задрожали так, что девушка чуть не упала. Не сказав ни слова, она оставила Дору и Жозину восхищаться чепцами и шалями и бросилась в самую гущу покупателей у следующего прилавка, где на бархате лежали драгоценности, броши и полированные пряжки. Спрятавшись в тени навеса, она осторожно оглянулась: Рауль де Конше все еще увлечен беседой, его глаза смотрят вниз, зато Симон с любопытством озирается по сторонам. Карл бросил взгляд в ее сторону, что-то сказал своему спутнику, нагнувшись к иссиня-выбритой щеке де Конше. Какая она дура! Зачем оглядывалась? Николетт лихорадочно пыталась решить, может ли Симон Карл вспомнить ее. Она почти уверена, что он вряд ли видел ее в конюшне, вряд ли видел и на городской стене во время переговоров о выкупе шурина. Что же касается Рауля де Конше, вот он может узнать ее в одну секунду.

Николетт отвернулась, затаив дыхание, ее глаза незряче блуждали по сверкающим пряжкам, разложенным на зеленом бархате. Толстая матрона неожиданно толкнула ее под локоть, Николетт споткнулась и наступила на ногу благородной леди, одетой в широкое платье и шляпку из меха.

Николетт пробормотала извинения и, подняв глаза, замерла. Перед ней стояла Адель Кашо, пухлая, свежая, такая же, как и в тот раз, когда Николетт впервые увидела ее.

– Мадам, – обратилась к ней девушка. – Как я рада видеть вас вновь, – добавила она крайне вежливо, стараясь скрыть лицо от других прохожих под капюшоном.

Адель Кашо потеряла дар речи. Увидеть сосланную принцессу на ярмарке… Но, к счастью, она успела разглядеть встревоженное выражение лица Николетт.

Симон Карл и Рауль де Конше приближались к женщинам. Николетт улыбнулась Адель:

– Как ваши дети?

Та повернулась, чтобы взглянуть, куда направлен напряженный взгляд Николетт, и тут же узнала Рауля де Конше. Конечно, барон знает принцессу в лицо, так как большую часть времени проводит в Париже, хотя и является владельцем Клермона.

– Все в порядке, – ответила наконец Адель на вопрос Николетт. – Они чувствуют себя прекрасно.

– Рада от всего сердца, – отозвалась девушка, сердцем ощущая приближение мужчин. Адель сделала быстрое движение и загородила Николетт.

Де Конше, Карл и вооруженные солдаты прошли мимо. Николетт глубоко вздохнула. Адель взяла ее под руку и повела к следующему прилавку – с оловянной посудой. Николетт краем глаза заметила Дору и Жозину, все еще восторгающихся головными уборами.

Девушка прижала одной рукой купленную материю к груди, другой схватила Адель за руку:

– Я так рада вас видеть! В самом деле. Наконец-то я могу поблагодарить вас за доброту.

Адель ободряюще улыбнулась, кивнув сопровождающим ее служанкам, чтобы не мешали беседе.

– У вас такой испуганный вид. Не бойтесь. Я никому не скажу, что видела вас, даже мужу, – рассмеявшись, она добавила: – Как и все мужчины, он не умеет хранить тайны, – говоря это, она заговорщически понизила голос и повела Николетт вниз по улице. – Я часто молюсь за вас.

Тихим шепотом Николетт рассказала о своем коротком пребывании в темнице Гайяра, о событиях в Андлу, о том, что Лэр предложил ей играть роль служанки.

Николетт, внимательно наблюдавшая за прохожими, увидела Дору и Жозину:

– Я так рада была поговорить с вами, но, к сожалению, сейчас должна покинуть вас. Если нас увидят вместе, это опасно и для вас.

Адель кивнула.

– В Жизор понаехало немало дворцовой знати из Парижа. Будьте осторожны. Если я могу хоть чем-то помочь, не стесняйтесь обратиться.

– Спасибо, – Николетт проследила, как леди Кашо присоединилась к ожидавшим ее служанкам. Почти в ту же минуту Дора и Жозина подошли к девушке.

– Это леди из Парижа? – спросила Дора, глядя в сторону женщины в изящной меховой шапочке на голове.

– Да, – ответила Николетт. – Когда-то она была очень добра ко мне.

И тут звук рожков ворвался в холодный прозрачный воздух.

– Идем! – сказал один из прохожих другому. – Сейчас будут благословлять свиней.

– Да, – отозвался его спутник. – Приехал сам епископ!

– Давайте поторопимся! – крикнула Жозина. Но у них уже и не было выбора. Вся толпа устремилась к собору, на ступеньках которого стояли представители духовенства. Да, крестьянин был прав – на крыльце стоял сам епископ Рено д'Энбо. Николетт похолодела. Зачем он приехал в Жизор? Вряд ли ему важно благословение этих дурно пахнущих животных. Не собирается ли он в Гайяр? Может быть, король послал епископа, чтобы тот привез королевскую узницу в Париж?

В толпе Николетт показалось, что она не в такой уж большой опасности. Но стоило ей перевести взгляд с епископа на других людей, как увидела коротконогого человека в одежде из коричневого бархата, отороченного мехом. Человек с длинными цепкими руками и паучьими ножками. Под колоннами стоял королевский инквизитор, хранитель печати Гюлимай де Ногаре.

Николетт побледнела.

Свиньи, приведенные под епископское благословение, визжали, курился фимиам. Николетт дернула Дору за рукав.

– Я что-то неважно себя чувствую, – сказала она нервно. – Вернусь к нашим торговцам в палатку.

Жозина, поглощенная созерцанием церемонии, даже не повернулась.

– Подожди, мы тоже скоро пойдем, – ответила Дора.

– Нет. Не волнуйтесь, осмотрите все без меня. Я вполне дойду сама.

Николетт солгала. У нее подгибались ноги, пока она пробиралась прочь от собора.

* * *

Немногим раньше Лэр и Жюдо направились в сторону скотного рынка, раскинувшегося на огромном лугу за стенами Жизора. Лэр намеревался купить лошадей и коров, но в первый день решил только присмотреться. Если он купит животных сегодня, придется их кормить целую неделю до возвращения в Гайяр. Все можно приобрести и в последний день. Не исключено, что и цены немного понизятся.

На глаза Лэру попалась великолепная серая кобыла, но в этот момент раздался чей-то голос:

– Боже мой, да это де Фонтен!

Лэр обернулся и увидел Франсуа Кашо в сопровождении Гуэна. В сапогах на каблуках Кашо казался чуть выше, но все же ростом он не вышел. Крепкий, коротконогий, с толстой шеей и розовыми щеками, нормандец с головы до пят, Кашо радостно улыбался Лэру.

После приветствий и представлений четверо мужчин продолжили путь вместе, оживленно обсуждая всевозможные покупки. Кашо хотел приобрести себе коня.

– Крупного и выносливого, обязательно породистого. Воплощение ветра и храбрости! – восторженно описал он желаемое животное, на что Гуэн только усмехнулся и покачал головой.

– Он ищет просто дьявола, чтобы взнуздать, а потом ездить!

Но все же довольно быстро они увидели огромного каурого жеребца, тревожно косящего глазом и бьющего копытом. От вида этого животного у Кашо затрепетало сердце.

Внезапно звук рожков возвестил о приближении всадников и нескольких карет. Хорошо одетые мужчины мерно покачивались в седлах, из окон карет выглядывали женщины в мехах и бриллиантах. Кавалькаду сопровождали солдаты, чьи мечи и доспехи сверкали на солнце.

– Никогда не думал, что свиньи Жизора так интересны нашей знати, – отметил Лэр.

Глаза Гуэна внимательно изучали проезжающих.

– Я никогда раньше не видел здесь столько людей из Парижа.

– Говорят, в этом году ветер дует с севера, – усмехнулся Кашо. – Поговаривают, бароны Нормандии требуют освобождения от налогов. Король, насколько я слышал, отказался пойти навстречу их требованиям. И теперь в северных районах Нормандии бароны собирают армию и вступают в союз с фламандцами, – Кашо тоже внимательно следил за проезжающими. – Я вижу, здесь и де Гер, вон, на гнедом скакуне, а рядом – в красной шапке – д'Урвий. Сразу за ними на серой лошади месье де Варенто, а по правую руку от него – де Севри. Но я что-то не вижу барона де Конше. А ведь он – их лидер!

– Возможно, он в Жизоре? – предположил Жюдо, раздумывая, нет ли там также Симона Карла.

– Наверное, он в самом городке, – согласился Гуэн. Вместе с Кашо он прибыл на ярмарку только час назад. – Что касается слухов о готовящемся восстании, то возможно, все разрешится простым соглашением. По крайней мере, об этом болтают в тавернах.

Лэр посмотрел на Кашо.

– Если эти слухи верны, то королю, вероятно, ничего не остается, как согласиться. Для сохранения мира и спокойствия.

– Надеюсь, – отозвался Кашо. – Но де Конше вряд ли будет доволен. В нем слишком много амбиций. Ему хочется заполучить всю Нормандию, а де Севри и де Варенто его поддержат.

– А вы? Каков ваш выбор?

Кашо посмотрел прямо в глаза Лэру.

– Конечно, я хочу, чтобы отменили этот жуткий налог. Но я не собираюсь поддерживать де Конше.

– Карл выступит против вас.

– Я давно подозревал, что Симон Карл замешан в так называемых крестьянских бунтах. Но до прошлой недели у меня не было доказательств, – он начал осматривать понравившегося жеребца. – Двое моих пастухов были убиты, а стада угнаны, – Кашо взял коня за морду и посмотрел зубы. – Обычно, мои люди клеймят уши лучших овец, – он поднял ногу жеребца и осмотрел копыто. Затем изучил хвост. – Не прошло и шести дней, как я увидел овец со знакомыми метками в Верноне. Расспросив продавца, узнал, что овцы были куплены у Симона Карла, – Кашо продолжал любоваться животным. В конце концов, он предложил продавцу серебряную монету, чтобы тот придержал животное до завтрашнего дня. – Я хочу еще подумать. Если я не буду покупать коня, этот денье – твой. Согласен? – спросил он торговца.

Тот тут же кивнул, спрятав монету.

– Лучшего жеребца вы не найдете во всей Нормандии, сир.

Четверо мужчин пошли дальше вдоль коновязи. Они то и дело останавливались, обсуждая достоинства животных.

Овечий рынок располагался сразу за конным. Блеющих овец изучали со всех сторон – от носа до хвоста, нередко переворачивали на спину. Качество шерсти громогласно восхвалялось продавцами, на что покупатели скептически морщили носы.

Гуэн, как выяснилось, был большим знатоком овец. Кашо тоже старался продемонстрировать свои познания.

– Здоровую овцу я отличу всегда, – сказал он. – А что касается Гуэна, лучшего знатока не найдешь. Но все же окончательный выбор сделает жена. Когда речь идет о шерсти, ее никому не одурачить.

Лэр ничего не понимал в овцах, зато знал несколько грубоватых шуток, которые тут же и пересказал своим спутникам под их дружный смех.

Лэр вначале не заметил одинокого всадника, подъехавшего к овечьей ярмарке. Но когда поднял глаза, то замер на месте. Спутники Лэра с удивлением уставились на побелевшего де Фонтена.

– Это мой слуга, – сказал Лэр, передавая уздечку Жюдо. Что могло привести Альбера в Жизор? Самые ужасные предположения, словно голодные собаки, набросились на Лэра. Он поспешил навстречу Альберу, лошадь которого была вся в мыле, на холодном ветру от нее шел пар.

Альбер быстро соскочил с коня. Лицо раскраснелось, став по цвету таким же, как волосы. Не успели сапоги коснуться земли, как он уже достал из кармана куртки письмо, запечатанное сургучом.

– Прибыл гонец от вашей сестры. Примерно через час после вашего отъезда. Он настаивал на том, чтобы письмо было передано немедленно. Я правильно поступил, разыскав вас?

Глаза Лэра быстро пробежали послание.

– Да, – пробормотал он и повернулся к своим спутникам. – Кажется, епископ прибыл сюда, чтобы допросить королевскую пленницу. Сожалею, но сегодня не смогу провести с вами вечер в таверне.

– Вы возвращаетесь в Гайяр? – спросил Кашо.

– Да, к сожалению, у меня нет выбора.

– Приезжайте, когда закончите свои дела с епископом. Может быть, нам все же удастся хлебнуть эля в вашей компании.

– Большего я и не желаю, – усмехнулся Лэр.

Расставшись с Кашо и его управляющим, Лэр, Жюдо и Альбер направились к лагерю.

– Можно, я поеду с вами? – спросил Жюдо.

– Нет, вы нужны здесь. Если я не смогу вернуться до конца ярмарки, то вы обеспечите торговцам охрану на обратном пути. Они же заплатили за эскорт.

Заходящее солнце подсвечивало волосы Альбера.

– А где служанка пленницы? – спросил он.

– С нею вы будете ехать гораздо медленнее, – предупредил Жюдо.

Как Лэр и надеялся, тот ничего не заподозрил.

– Я не могу вернуться без нее. Наверняка, вопросы будут и к ней.

Лэр больше ничего не сказал. Он уже давно усвоил, что чем больше ложь ближе к истине, тем она правдоподобнее.

В лагере Николетт не было. Пока Лэр не особенно беспокоился: если даже де Конше в Жизоре, то вероятность его встречи с Николетт крайне мала. Но прошел час, другой, и его охватила тревога. Послание от сестры шло три дня. Лэр понятия не имел, когда епископ прибудет в Гайяр.

Тени становились все длиннее, день клонился к вечеру. Лэр и Альбер направились на поиски. Узкие улицы Жизора из последних сил старались сохранить ускользающие краски заката. На центральной площади закончился ритуал освящения свиней. Лэр и его спутники неожиданно наткнулись на Симона Карла и трех его солдат. Две группы остановились, с неприятным изумлением глядя друг на друга.

Губы Лэра сложились в насмешливую улыбку – все же это лучше, чем вынимать мечи…

– Вот мы и встретились вновь, – сказал он. Лицо Карла перекосилось, но он прохрипел:

– Хорошо, хорошо, мой дорогой парижский друг. Как вам нравится ярмарка?

– Очень. А что вас привело в Жизор? Продаете скот? Или же приехали получить благословение?

Лэр знал, что зря пытается задеть Симона, но ничего не мог с собой поделать.

Карл сузил глаза, угрожающий смех застрял в горле.

– Еще один денек, наш щеголь-попугай, и я сверну вам шею.

Лэр усмехнулся.

– Неужели эта замечательная птица так похожа на меня? Вначале птичку нужно поймать. Вы, наверное, хорошо знаете: свиньи не летают и вряд ли умеют ловить птиц.

Еще немного – и все схватятся за мечи. Шрамы на лице Симона Карла побелели. Но он передернул мощными плечами, отвернулся и сделал знак своим спутникам следовать за ним.

Пройдя шагов двадцать, Карл пригнул голову, чтобы войти под навес перед одним из магазинчиков. Хозяин уже вышел на улицу, чтобы закрыть ставни.

– Приходите завтра, мессир, – сказал он.

Карл посмотрел на торговца таким взглядом, что тот поспешно скрылся в лавке, так и не закрыв ставни.

– Пинко, Гарган, идите вслед за теми ублюдками. Я хочу знать, где их палатки.

Лэр остановился посреди улицы. Торговцы убирали товары, закрывали лавки.

– Мы должны разделиться, – сказал Лэр. Он направил Жюдо еще раз обойти площадь, а Альбера туда, где торговали шерстью. – Я буду у городских ворот. Встретимся там через час.

Лэр надеялся, что им удастся найти Николетт раньше.

Он медленно пошел по улицам, вглядываясь в лица. Ему так нужно увидеть одно лицо среди сотни, среди тысячи!

Кажется, вся Нормандия собралась в Жизоре. Множество шатров и палаток выросли на лугу за стенами городка. В сгущающихся сумерках уже начинали зажигать костры. Холодный воздух трепетал от шума голосов и мычания скота. У городских ворот Лэр нашел небольшое углубление в стене и встал там, внимательно изучая проходящих людей. Неожиданно он увидел знакомый голубой капюшон среди плеч и голов. Даже не заглянув в лицо, он уже знал, что перед ним – Николетт. Она заметила его только, когда он положил руку на ее талию. Девушка вздрогнула, прижалась к нему.

– Он здесь, – прошептала она.

– Да, Карл здесь, я его видел, – Николетт замотала головой. – И де Конше? – попытался догадаться Лэр по ее встревоженному лицу.

– Ногаре! – выдохнула Николетт. – И еще епископ д'Энбо!

– Здесь?

– Они приехали, чтобы увезти меня в Париж, – она закусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Нет, король не пойдет на это, – мягко возразил Лэр. Хотя мысль Николетт показалась ему весьма правдоподобной. Лэр отвел ее в нишу.

– Но ты же не можешь знать наверняка, – дрожащим голосом сказала Николетт.

– Моя сестра прислала в Гайяр записку. Ее час назад привез Альбер.

– Альбер?

– Да. Мы искали тебя.

Наконец-то в толпе появились Жюдо и Альбер.

– Ты что-нибудь говорил Жюдо? – испуганно спросила Николетт.

– Нет, он считает, что ты служанка леди. Но почему ты спрашиваешь?

– Он может заподозрить теперь, когда мы… Лэр прижал пальцы к ее губам, но девушка не смогла удержаться и спросила:

– И что теперь будет? Что, если они не застанут нас в Гайяре?

– Вряд ли они тронутся в путь раньше рассвета, – Лэр ободряюще улыбнулся и крепче сжал руку на ее талии. – К тому времени мы будем уже за стенами Гайяра.

Один из солдат Карла из тени под навесом наблюдал за молодым человеком и девушкой в голубом плаще. О чем они говорят? Как нежно он наклонился к ней… Затем целует девушку в лоб… Соглядатай так увлекся созерцанием этой парочки, что не сразу заметил приближение Жюдо и рыжего паренька, подошедших к де Фонтену. Затем к ним присоединились две женщины, и вся группа двинулась в лагерь.

Неожиданный шорох за спиной заставил соглядатая резко повернуться. Он тихо выругался, когда увидел своего товарища. Вдвоем они смешались с толпой и вышли за ворота, стараясь не выпустить из вида небольшую группу людей из Гайяра.

В это время в Жизорском замке звучали музыка, смех. Свет факелов заливал огромный зал, вырывался через проходы в коридор.

– Иди и приведи его! – прорычал Симон Карл. – Скажи ему все, что я велел! Вперед, мой маленький бородавчатый друг! Пока я тебе голову не размозжил!

Паж бросился через зал, натыкаясь на слуг и музыкантов. Длинные столы были уставлены всевозможными яствами, богато одетые гости уже приступили к ужину.

Ноги пажа обтягивали разноцветные бриджи – одна нога зеленая, другая белая. Через несколько секунд он добрался до возвышения, на котором стоял один из самых почетных столов. Вместе с баронами Северной Нормандии за ним расположился Рауль де Конше.

Де Севри встал и в довольно резких словах осудил политику короля и его министров. Его густой бас отражался от стен зала.

Глаза всех собравшихся сосредоточились на де Севри, когда паж скользнул к де Конше и что-то шепнул ему на ухо. Губы барона сжались, взгляд скользнул к двери. Рауль встретился глазами с де Севри, потом вышел из-за стола.

В коридоре де Конше подошел к Симону и резко спросил:

– Ну, что?

Карл заколебался, взглянул на пажа, который маячил неподалеку. Под его пристальным взглядом мальчик сжался и исчез в зале.

– Де Фонтен здесь, в Жизоре.

Де Конше посмотрел на Карла, не веря своим ушам.

– Вы уверены?

– Я его видел.

– Какой наглый ублюдок! – гневно воскликнул де Конше. Нет, наглость этого негодяя не знает границ. Де Фонтен ведет себя так, словно король отправил его не в ссылку, а назначил управлять провинцией. Де Конше неожиданно улыбнулся. – Кажется, де Фонтен попал в ловушку. Если епископ и Ногаре не застанут его в Гайяре, король убедится, что был слишком снисходителен. И я смогу настоять на том, чтобы узницу передали мне. А уж потом пусть ее судьбу решают в Авиньоне.

– Де Фонтену наверняка сообщили о приезде епископа. Оседлав быструю лошадь, он будет в Гайяре через несколько часов.

– Значит, надо, чтобы он не покинул Жизор, – зловеще произнес де Конше. На лице Карла отразилось некоторое удивление. – Проще говоря, – продолжал Рауль, – можно его схватить, можно гнаться за ним по полям, можно… на ваше усмотрение. Главное, чтобы он не попал в Гайяр. Понятно?

Темные брови Карла сошлись на переносице.

– Да, милорд.

Но он так и не понял Рауля до конца. В Нормандии принято убивать врагов, а не играть с ними в прятки. Чушь какая-то! Странные эти господа из Парижа! Не мудрено, что государство в таком плачевном положении!

* * *

Лагерь съехавшихся на ярмарку торговцев и покупателей жил своей жизнью. Повсюду раскинулись шатры, палатки. Торговый день кончился, но шум голосов властвовал над полем. В прохладных сумерках суетились люди, разжигая костры. Можно было поужинать и у больших костров, где ловкие повара и кухарки подавали желающим за плату горячую пищу.

Путь не показался Николетт слишком долгим. Всю дорогу она думала о том, что ее счастью пришел конец. В тот миг, когда она увидела на ступенях собора де Ногаре, ее сердце заныло. Страх, словно темное облако, опустился на душу. Чувство беспомощности охватило все ее существо.

Даже бесконечная болтовня Доры и Жозины не могла вывести ее из печальной сосредоточенности. Единственное, что услышала девушка, как Лэр тихо сказал Альберу:

– Ты проехал сегодня много лье. Твой конь заслужил отдых.

Спокойный голос Лэра изумил Николетт. Он ведет себя так, будто ничего не случилось. Даже когда Альбер передал Лэру ключи от темницы, тот сунул их в карман, словно это была простая безделица.

Что касается Жюдо, то и он весело смеялся и грубовато шутил по поводу того, что Альберу давно пора познакомиться с тавернами Жизора. Парень густо краснел. Разыскивая Лэра, он видел немало пивнушек, женщин, топчущихся у дверей… Жизнь – она не только в Париже, и юноша чувствовал смущение.

– Вы вернетесь в конце недели? – спросил Жюдо.

– Если все будет хорошо. Если не успею, сопровождать торговцев придется вам с Альбером.

Жюдо кивнул.

– Возьмите моего коня для служанки леди, – предложил он. – Он быстрее, чем ее кобыла.

– Нет, – подала голос Николетт. – Я признательна вам за предложение, но я привыкла к своей лошадке.

Жюдо за спиной Николетт бросил предупреждающий взгляд на Лэра, в котором ясно читалось: этой кошечке позволено слишком много. Но де Фонтен только пожал плечами, а по губам пробежала тень улыбки.

Жюдо усмехнулся. Что ж, все понятно.

Николетт почувствовала, что за ее спиной мужчины ведут какой-то безмолвный диалог. Ей было все равно, что они думают, главное: она доедет на своей лошади. Каким-то странным образом девушка привыкла считать кобылу своим счастливым талисманом. Волшебная лошадка, готовая увезти ее из мира тревог и опасностей в счастливую сказку.