Психопаты шутят. Антология черного юмора

Бретон Андре

Якоб ван Годдис (1884–1921)

 

 

Это – флюгер, поющий в небе над Берлином, это – зачарованный журавль, радостно скрипящий на ломком льду деревенского колодца, а это – маленький томик стихов, который никак не хочет гореть и отбивается изо всех сил от смерти на костре, уготованной ему и множеству других таких же книг гитлеровской диктатурой в бессильной попытке сдержать неизбежное пришествие революции в мысли. Поэзия ван Годдиса предстает высшей точкой развития немецкой лирики, а голос его долетает к нам с самой высокой и потому вот-вот готовой надломиться ветви этого пораженного молнией величественного дерева.

Промелькнув на мгновение в обществе Арпа, ван Годдис выделяется из общей толпы кричащим несоответствием принятым в обществе нормам поведения: за обедом он что есть силы колотит ложкой по тарелке (просто для того, чтобы стало шумно) и зачастую на манер Гарпо Маркса готов галантно предложить дамам ногу вместо руки. В конце войны, на этом крутом повороте истории, мучительнее всего пережитом именно в Германии, он навсегда сгинет в одном из приютов для умалишенных. О, эти сладостные песни желтых домов, пристанищ безграничной свободы – военная, да и любая иная дисциплина просто разбиваются об их стены, – они уносят нас прямо в царство черного юмора, наполняющего здесь собою каждый символ, любую тайну, само значение вещей: белесые полчища мух, ковры в цветочек и старых, точно покрытых мхом котов.

 

Мечтатель

[30]

Пер. Б. Дубина

В зеленой тьме не различить ни зги. Что там, кирасами зардел рассвет? Бесовских ратей грозный силуэт? Плывут во мраке желтые круги – Безжизненные конские глазницы. Он бел и гол, ему защиты нет. Пожухлою розою земля гноится.

 

Кавардак

Пер. Б. Дубина

Три карлика вопят не в лад Стих, наводящий дрожь: Любому дни укоротят Блоха и клоп и вошь. Их назначение – язвить Беднягу беспрестанно, А твой удел – ловить, давить И возносить осанну. Теперь ты на себе постиг Теченье временное, Когда всех миль длиннее миг, Затмивший остальное. Ты чувствуешь копну волос, Затылок твой быльем порос, А челюсть, не смолкая, Гремит, и жальче всяких слез Гремушка шутовская. Три карлика вопят не в лад Стих, наводящий дрожь: Любому дни укоротят Блоха и клоп и вошь. Так с песней шли они в рассвет. Три славных малыша, Мешая завтрак и обед И твердь и хлябь круша.

 

Визионер

Пер. Б. Дубина

Лампа, не блей. Из стены показалась рука – женская, обихоженная. На каждой фаланге красуется дорогое кольцо. Целую ее и в ужасе чувствую теплую кожу. Накарминенный ноготь впивается мне в лицо. Я вынул кухонный нож и полоснул по венке. Огромный кот благодарственно вылизывал кровь на полу. А все это время, никем не замечен, в простенке растрепанный человечек карабкался на метлу.