Чтобы осознать важность событий, происходивших в конце июня 1670 года в замке Сен-Клу, следует вернуться немного назад.
Начиная с 1667 года семейный союз Месье и Мадам был омрачен присутствием молодого шевалье де Лоррена, лотарингского кавалера, блестящего, честолюбивого и красивого, «словно нарисованный ангел». Принц влюбился в очаровательного юношу, и с тех пор они не расставались, проводя время «в непонятных развлечениях», согласно выражению простодушного аббата Коснака.
Бесстыдство их не знало границ. Они занимались только своим туалетом: красились, примеряли серьги и кружева, ставили мушки и завивались. Дело дошло до того, что на одном из балов в Пале-Рояле Филипп Орлеанский, нарядившись в женское платье, танцевал со своим шевалье…
Во время Фландрской кампании молодой лотарингец был легко ранен в ногу. Месье, выказавший в сражении, которого никто от него не ожидал, тут же в слезах бросил свой полк, помчался к палатке любовника и стал ухаживать за ним, словно сестра милосердия…
По возвращении в Сен-Клу они вновь занялись своими малопристойными играми. Их встречали в обнимку в коридорах, в садах и в парке, и многие видели, «как они гладят друг другу плечи и колени со счастливым видом»…
Филипп расставался со своим спутником только для весьма специфических воинских упражнений: «Дамы заметили, — говорит аббат Коснак, — что пребывание в армии пошло ему на пользу. Он расставлял стулья в одну линию, укреплял альков картинами, гравюрами и медальонами, размещал зеркала в стратегически важных точках, защищал фланги столов при помощи табуретов, словом, содержал свой мебельный полк в образцовом порядке».
Целыми днями Месье с победоносным видом, нахмурив брови, расхаживал по апартаментам, измеряя их шагами, отдавал распоряжения и неустанно воевал с собственной мебелью.
«Я смотрел на это пустое времяпрепровождение с досадой, — признается аббат Коснак, — и пришел к выводу, что справедливо утверждают: человеческую природу почти невозможно переделать».
К подобным выводам приходил не только он, ибо Мадам с болью и с отвращением наблюдала за шалостями супруга. Надо признать, что забавы эти порой превосходили всякое воображение и переходили все границы. Однажды, пируя с шевалье де Лорреном и прочими сотоварищами по разврату, герцог Орлеанский придумал следующее развлечение. В компании находился некий полковник, который был феноменально толст. Звали его Баллон. «Принцу, — рассказывает Дюлор, — пришла в голову мысль, что было бы чрезвычайно интересно попробовать съесть яичницу, положенную на жирное брюхо этого полковника». Все пришли в восторг, и Валлон, сняв рубашку, разлегся на земле. Повар шмякнул пылающую яичницу на голое брюхо, и сотрапезники приступили к делу, не обращая внимания на ужимки полковника, который боялся щекотки..
После этого ужина Месье и шевалье де Лоррен решили отправиться с друзьями в Париж, чтобы завершить ночь у знаменитой куртизанки по имени Ла Неве. Эта веселая особа держала дом, предназначенный для подобных развлечений. Они оставались там до рассвета и успели совершить множество безумств, которые не вполне удобно описывать.
«Внезапно, — рассказывает Дюлор, — принц предложил устроить одну маленькую шутку. Он послал за комиссаром полиции якобы от имени соседей, обеспокоенных шумом. Комиссар прибыл в сопровождении солдат и обнаружил Ла Неве, лежавшую в постели между принцем и Баллоном; вся остальная компания спряталась в соседней комнате.
Комиссар, понятия не имевший, кто эти мужчины, приказал им немедленно сойти с кровати; а когда те стали насмехаться над его распоряжением, велел своим людям вытащить их силой. В этот момент из соседней комнаты появились друзья принца: обнажив голову, они приветствовали его самым почтительным образом, а затем стали наперебой предлагать свои услуги, чтобы помочь ему одеться.
Комиссар, поначалу изумленный всеми этими почестями, онемел от ужаса, узнав принца по знакам его достоинства. Упав к ногам Его высочества, он стал умолять о пощаде, на что принц ответил: «Успокойтесь, я не буду вас строго наказывать». Затем он приказал построить всех девок таким манером, чтобы они показывали голый зад честной компании. Комиссар со свитой все еще не могли понять, что их ждет. Им было ведено раздеться до рубашек, а затем все они поочередно со свечой в руках принесли публичное покаяние филейной части этих девиц. Исполнено сие было с соблюдением полагающегося церемониала».
Вот каковы были развлечения Месье. Вполне понятно, что Мадам глубоко страдала и желала избавиться от шевалье де Лоррена, непременного участника и организатора всех этих бесчинств. Однако Филипп не хотел расставаться с фаворитом: на упреки Генриетты он отвечал грязными оскорблениями, и между обоими супругами постоянно происходили ужасные сцены. Однажды у него сдали нервы; он стал топать ногами, разорвал скатерть, опрокинул кресла и закричал:
— Если вы не оставите в покое моего друга, отошлю вас в Англию.
Потрясенная Генриетта побежала к королю, чтобы уведомить его об этой угрозе. Людовик XIV необычайно взволновался.
В самом деле, вот уже два года он пытался заключить союз против голландцев с Карлом II Английским, братом Генриетты. Мадам, которую английский король нежно любил, выступала в роли посредника и вела, не уведомляя о том Месье, тайную переписку двух монархов, поскольку послов решено было не привлекать. Несколько раз, благодаря ее тонкой дипломатии, удавалось благополучно улаживать возникшие недоразумения. В таких обстоятельствах развод мог иметь самые катастрофические последствия: Англия в отместку окончательно перешла бы на сторону Голландии и Испании, создав таким образом коалицию, крайне опасную для Франции.
— Шевалье де Лоррен настраивает мужа против меня, — сказала Мадам.
Этот молодой Гиз уже давно раздражал Людовика XIV. Король ставил ему в вину не только оргии в замке Сен-Клу, но и то, что Месье, являясь ко двору, всегда вел себя с подчеркнутым высокомерием и дерзостью. Монарх ждал только предлога, чтобы удалить от брата фаворита, оказывающего столь вредоносное влияние. Вскоре ему представился случай, не имевший никакого отношения к распрям Месье и Мадам.
В конце января 1670 года скончался епископ Лангрский, оставив два богатых аббатства, принадлежавших к уделу Орлеанского дома. Месье тут же передал их своему другу, даже не посоветовавшись с королем, который не терпел вольностей подобного рода. Он сказал брату, что не дает согласия на этот дар. Взбешенный герцог Орлеанский, подстрекаемый Гизом, объявил, что собирается покинуть двор, причем позволил себе тон, оскорбительный для любого монарха.
Вместо ответа Людовик XIV 30 января приказал арестовать шевалье де Лоррена в Сен-Жермене…
Узнав эту новость, Филипп Орлеанский испустил пронзительный крик и лишился чувств. Его тут же окружили остальные миньоны, стали хлопать по щекам, поднесли к носу нюхательную соль, смочили лоб водой — и он пришел в себя, дабы немедленно разразиться потоком слез.
Немного оправившись, он велел зажечь факелы и прямо среди ночи отправился к королю. Это была смехотворная сцена: принц махал руками, стонал, плакал, заикался от гнева, взывая к Людовику XIV, который оставался непреклонен.
— Верните мне шевалье де Лоррена.
— Нет.
— Ах, так! Тогда я уезжаю. Я отправлюсь в замок Вийе-Котре и заберу с собой жену.
Король отпустил брата без малейших возражений, но был крайне раздосадован. В самом деле, из-за истерики Месье он лишился преданного друга и союзницы, а главное, под ударом оказались все дипломатические усилия, ибо именно сейчас ему была необходима Генриетта, чтобы прийти к соглашению по самым деликатным статьям договора. Предполагалось, что Мадам, уже получившая приглашение брата, отправится в Англию в конце весны.
Разумеется, Филипп Орлеанский понятия не имел об этих планах и не подозревал, в какое затруднительное положение он ставит короля.
На рассвете 31 января Месье вместе с Генриеттой и свитой выехал в направлении Суассона, а шевалье де Лоррен был тем временем отправлен в Лион.
В Вийе-Котре Генриетте пришлось очень тяжко, поскольку Месье считал ее причиной опалы молодого Гиза. Почти каждый день он получал письмо от фаворита, дышавшее злобой к Мадам, а вечером происходили ужасные сцены, которые обыкновенно кончались слезами. Вскоре супруги прекратили делить ложе.
В Англии уже начали беспокоиться за судьбу Генриетты, и Карл II написал Людовику XIV, выражая неудовольствие по поводу обращения с его сестрой.
Король, чрезвычайно расстроенный таким оборотом дел, приказал поместить шевалье де Лоррена в каземат замка Иф, «содержать его там в примерной строгости» и пресекать всякую попытку сообщения с внешним миром.
Месье был наконец огражден от влияния злобного миньона, и Генриетта могла вздохнуть с облегчением.
Если бы она знала.