Если в буржуазных кругах резко осудили любовную связь принца-президента, то простой народ, напротив, был в восторге от того, что удалось поставить во главе страны человека, способного оценить женские прелести, задрать юбку какой-нибудь мадемуазель и, зажав ее между двух дверей, продемонстрировать свою несравненную мужскую силу…

Луи-Филипп за восемнадцать лет своего правления надоел всем до смерти своей благоразумностью и супружеской верностью.

— Этот король французов отличался тем, что разговаривал с женщинами совсем не как король и даже не как француз!..

Разбитной Луи-Наполеон взбодрил свой народ.

— Ну, этот, — говорили люди, подмигивая друг другу, — этот из наших. Он любит женщин, как настоящий император.

Слова простых людей скрупулезно передавались принцу, который, в свою очередь, поздравлял себя с тем, что в его руках оказались судьбы столь широко мыслящего народа.

Поэтому каждый вечер, нисколько не прячась, а скорее наоборот, он покидал Елисейский дворец и шел навестить мисс Говард в ее очаровательном маленьком особнячке на Цирковой улице. Там, чувствуя себя совершенно раскованно, как рассказывает д-р Эванс американский дантист, пользовавший прекрасную англичанку, «принц-президент проводил свои вечера, пил кофе, выкуривал сигарету, поглаживая лежавшую у ног или сидевшую на коленях свою черную собаку».

Дантист, бывавший у мисс Говард регулярно, добавляет:

«Ему (принцу) доставляла большое удовольствие музыка, звучавшая во время этих вечеров, хотя он и не был большим меломаном, в чем сам признавался. Больше всего он искал в этом доме ощущения, что находится у себя, а также возможности побеседовать с наиболее близкими людьми».

Почтенный д-р Эванс не упомянул главного, а именно, что Луи-Наполеон являлся на Цирковую улицу не для интимных бесед и не для отдыха у камина, а чтобы оказаться в постели мисс Говард.

Как только прочие гости покидали особняк, принц спешно увлекал Херриэт в спальню и, на ходу задирая ее юбки, начинал проявлять чисто мужскую учтивость. И только потом оба, наконец, полностью раздевались и самыми изысканными способами старались доставить друг другу удовольствие…

Когда им удавалось погасить на несколько часов воодушевлявший их святой огонь, мисс Говард, улыбающаяся и удовлетворенная, засыпала, а президент Республики возвращался в свой дворец.

Сама мисс Херриэт никогда не появлялась в этом дворце. И не потому, что тому препятствовал формальный этикет, а просто потому, что во дворце в качестве хозяйки выступала другая женщина.

Женщиной этой была кузина и экс-невеста принца, принцесса Матильда, ставшая теперь первой «дамой» режима.

Дочь короля Жерома главенствовала на всех приемах и балах; кроме того, она лично занималась библиотекой принца. Зная развращенный нрав Луи-Наполеона, она старалась подыскать ему самое легкое и фривольное чтиво. Одна из книг подобного толка дошла до нас.

Она имела вполне невинное название: «Топографическое, историческое, критическое и новейшее описание страны и окрестностей Черного Леса, расположенного в провинции Мерриленд (весьма свободный перевод с английского)».

Несколько отрывков из этого опуса могут дать представление о литературных вкусах принца-президента:

«Мерриленд, или Земля радости — обширный участок континента, который в верхней своей части, то есть на севере, ограничен невысокой горой, называемой Венерин холм и покрытой нежнейшим мхом.

С первого же моего вступления в эту благоуханную землю я сделал все, что было в моих силах, чтобы как можно лучше узнать местонахождение Мерриленда. Я рассмотрел его с самых разных точек зрения.

Среди множества прочих вещей я постарался узнать долготу и широту этой земли и могу сказать, что мои собственные наблюдения не были отмечены слишком уж большим числом ошибок, поскольку я пользовался самым лучшим из возможных измерительных инструментов.

При моем посещении Мерриленда мой инструмент бывал ничуть не меньше, чем у любого другого. Но несколько лет спустя, когда я снова оказался в знакомом месте и повторил свои опыты, я нашел, что и долгота, и широта увеличились на множество градусов, хотя я и занял прежнюю точку наблюдения, да и пользовался тем же инструментом, что и в первый раз.

Оставим другим выяснять, в чем истинная причина такого феномена. Сам же я считаю, опираясь на свой постоянный опыт, что такое поразительное увеличение происходит всякий раз после того, как земля плодоносит, таковы уж неизбежные последствия двух или трех Урожаев, после которых вы с трудом узнаете знакомую местность, которую некогда сами обрабатывали. Но самое печальное то, что плодородие земли отнюдь не единственная причина ее последующего расширения; сама многократно повторяемая вспашка земли, пусть даже неблагодарная почва не дает урожая, производит едва ли не тот же эффект.

В общем же, край этот столь приятен, что путешественник, имеющий возможность туда попасть, испытывает невыразимое наслаждение, еще только приближаясь к нему, и наслаждение это растет.

Невозможно рассказать о каждой части Мерриленда в отдельности; лучше ограничиться тем, что в ней есть самого замечательного.

1. В конце большого канала, с приближением к твердой земле вы наталкиваетесь на два форта, именуемых Губными, между которыми необходимо во что бы то ни стало пройти, если вы хотите проникнуть в глубь страны. Укрепления эти, впрочем, представляют не бог весть какую непреодолимую преграду, хотя там есть куртины, оборонительные сооружения, крепостные стены, ну и т. д. Иногда они могут защитить главный вход, но крайне редко или никогда, а уж мощной атаки им ни за что не выдержать.

2. Вблизи фортов находится метрополия, то есть столица, которую называют Клиториполис. Эта часть у женщин самая драгоценная; не будь ее, им незачем было бы беспокоиться об остальной части империи. Они так привязаны к этой столице, что можно подумать, именно там обретается их душа. Истинное удовольствие они испытывают именно в этом блаженном месте. Там местопребывание, престол их высшего счастья.

3. В самом дальнем конце канала, о котором уже упоминалось, находится склад драгоценностей, именуемый Утробия.

В свое время Плавт так охарактеризовал эту область:

Морю подобна она, все, что ни кинь, пожирает. Дайте сверх меры ей даже, скажет она вам: «Еще». Склад этот имеет совершенно особую конструкцию; надо отправиться в Мерриленд, чтобы найти такое. Он так удивительно устроен, что его размеры всегда зависят от того, что он содержит, иначе говоря, без специальных приспособлений и без какого-либо насилия, он расширяется или сужается более или менее в соответствии с тем, что туда вкладывают.

Всем известно, что Мерриленд обитаем со времен грехопадения Адама и что без него, нашего прародителя, земля эта не стала бы нашей колонией. Древние патриархи очень тщательно обрабатывали эту землю. Давид и Соломон совершали туда частые поездки, да и многие из наших королей почтили сей край своим августейшим присутствием и своим особым покровительством. Франциск I у французов. Карл II у англичан поддерживали тесный союз с Меррилендом, отчего в свое время пользовались особым почетом. Да и их наследники не пренебрегали этой страной. Некоторые испытали там неисчислимые удовольствия, и очень часто успех в делах, обсуждавшихся на Государственном совете, зависел оттого, в каком состоянии находились отношения монархов с самой любимой частью Мерриленда».

Очень скоро принц-президент доказал, что по этой части ему не в чем завидовать Франциску I…

Мисс Говард очень страдала оттого, что не была принята в Елисейском дворце. Ей, которая сделала все возможное, отдала все, что имела, чтобы Луи-Наполеон достиг наивысшего положения в государстве, теперь приходилось довольствоваться лишь отзвуками праздничных вечеров и искрометных вальсов, доносившихся из президентского дворца в ее особнячок.

В иные вечера ей случалось, взобравшись на колени к принцу, с нежностью вопрошать, когда же он позволит ей «перейти улицу»…

Луи-Наполеон напускал на себя смущенный вид и отвечал:

— Я очень опасаюсь, что Матильда устроит вам афронт. Она ужасна. Поскольку у вас есть любовник и ребенок, рожденный вне брака, она будет вас игнорировать и произносить в вашем присутствии оскорбительные слова, которые станут причиной ваших бесконечных мучений. Я не хочу, чтобы вы были унижены…

А между тем принцесса Матильда отнюдь не была недотрогой. Мисс Говард, как и весь Париж, хорошо знали ее прошлое. Когда ей было двадцать лет, отец буквально продал ее графу Анатолю Демидову, богатейшему боярину, жившему в невероятной роскоши во Флоренции. Свадебное путешествие молодожены совершили в Санкт-Петербург. Матильда сразу поняла, что ее муж отличается самым ревнивым и самым свирепым характером, какой только можно вообразить. Настоящий казак, он хлестал нагайкой прислугу, давал пощечины гостям, разбивал ударом трости столовую посуду, если суп оказывался недосолен.

В 1841 году супруги Демидовы поселились в Париже. Но если французская аристократия горячо принимала племянницу императора, то Анатоля никто принимать не желал. Предместье Сен-Жермен находило его манеры чересчур варварскими. Обозленный этим, он решил вернуться во Флоренцию. Там, к несчастью, его ревность приняла совсем уж чудовищные формы, и он начал поколачивать бедняжку Матильду. На глазах у каменевшей от ужаса челяди разворачивались дикие сцены. Истерзанная пощечинами и ударами сапога, несчастная принцесса могла только плакать, запершись у себя в комнате и не смея никому пожаловаться.

Из Флоренции супруги вновь отбыли в Санкт-Петербург. Вот там-то и разразился скандал. В один из вечеров, когда царь давал бал, Демидов отказался взять с собой Матильду и отправился в Зимний дворец один. Принцесса тотчас же приказала подать сани и везти себя на бал. Увидев ее входящей в зал, Анатоль побледнел от гнева и направился было к ней, чтобы вышвырнуть жену вон. Матильда подбежала к царю, бросилась к его ногам и, уронив с плеч газовый шарф, обнаружила перед всеми покрытую кровоподтеками кожу.

— Кто это сделал? — спросил царь.

— Мой муж… Спасите меня от этого человека!

Николай, оскорбленный подобным обращением со своей кузиной , направился к Демидову и отчитал его. Анатоль поклялся, что исправится, но через несколько недель отхлестал Матильду прямо на балу.

На другой же день молодая женщина явилась к царю, и тот собственным указом расторг брак супругов.

С тех пор Матильда жила в Париже со скульптором, который был — как все-таки судьба любит забавные ситуации — правнуком м-м Пате, фаворитки Людовика XV…

Это вполне официальное сожительство, казалось, должно было сделать Матильду более снисходительной в отношении мисс Говард. Но ничуть не бывало. Совсем напротив, она относилась с пренебрежением и даже презрением к этой «девке с ребенком», не сумевшей упрятать свои проделки за тем, что Сент-Бев называл «занавесом, который женщины приобретают, выходя замуж…».

Вот почему мисс Говард никогда не появлялась в Елисейском дворце.

Но принцессе Матильде было мало мешать Луи-Наполеону принимать Херриэт у себя во дворце, она еще изо всех сил старалась окончательно разлучить влюбленных. Зная пылкий темперамент принца-президента, она побуждала его почаще бывать в Опере, где танцовщицы — она это хорошо знала — в общении с титулованными политиками потеряли уже последний стыд. Следуя советам своей кузины, Луи-Наполеон оказался участником, если верить газетным хроникерам, довольно пикантной истории.

Вот что об этом рассказывает автор «Любовных увлечений Наполеона III»:

«Однажды президент, заметив в Опере очень миленькую танцовщицу, чьи восхитительные ножки заставляли мечтать о прочих, более вожделенных сокровищах, страстно захотел обладать ею. Тогда он поручил своему „поставщику“ Бачиоки предупредить объект своего каприза и сообщить о своем желании. Бачиоки написал девице записку, где сообщал, какое нежданное счастье ей привалило, и послал с нарочным, который должен был привести означенную танцовщицу к принцу. Но по роковой ошибке вестник с запиской все перепутал и вручил письмо сестре танцовщицы, пышнотелой особе, совмещавшей профессию фигурантки с профессией куртизанки, несмотря на то, что ее могучими прелестями клиенты почему-то пренебрегали.

Получив столь счастливое известие, она просто в себя не могла прийти от изумления и оттого самым спешным образом последовала за своим проводником.

По прибытии ей было сказано подождать, но принц недолго медлил и скоро вышел к гостье навстречу; от нетерпения добраться побыстрее до некоторых ее прелестей, о которых он все это время грезил, принц не обратил внимания на лицо своего нового завоевания, а лишь пожирал глазами и руками все остальное и, судя по всему, «остальное» оказалось настолько в его вкусе, что дальнейшее доставило ему громадное удовольствие и заставило его многократно испытать минуты величайшего сладострастия…

…Он было собрался с еще большим жаром повторить испытание и второй, и третий раз, но тут кто-то сильно постучал в дверь его спальни. Это оказался Бачиоки, который неожиданно обнаружил ошибку по сильного и теперь явился с танцовщицей.

— Принц, — сказал он через дверь, — вы оказались жертвой ошибки; мы немножко перепутали… Теперь я привел ту, которая получше: я привел хорошенькую танцовщицу… А та, что у вас сейчас, — всего лишь ее толстуха-сестра!

Но Бачиоки пришел в неподходящий момент и стучал напрасно: принц находился в состоянии полного блаженства и ничего не слышал.

Наконец после нескольких минут ожидания дверь в спальню открылась. Галантный меркурий стал путаться в извинениях, не зная, как испросить себе прощение.

Луи-Наполеон улыбнулся, затем, отослав молодую особу, которой только что наслаждался, предложил войти вновь прибывшей и в еще не остывшей постели самым очевидным образом выразил ей свою глубочайшую симпатию…»

Эта история мгновенно облетела буквально всех, от дворцов до хижин, и надо сказать, что простой народ после этого проникся еще большим восхищением своим необыкновенно галантным президентом…