Этой семье нужна была помощь.

Врачи отказались от их сына. «Поместите его в специальное учреждение», – говорили они.

Родители отказались.

Семейство Джонс переехало в мой родной город Равенну, штат Огайо, в 1969 году, когда я училась в восьмом классе.

Одна женщина из прихожан нашей церкви выяснила, что им нужна помощь, и решила рекрутировать для этого учащихся католической школы. Она привела нас – несколько ребят – работать в их доме волонтерами.

Диана Плау, женщина с доброй душой, хотела научить нас служению другим. Мы и прежде раз в месяц проводили одно воскресное утро, с 6 утра до полудня, в церкви, занимаясь приготовлением пончиков для благотворительной распродажи. Разве этого недостаточно?

Диана хотела, чтобы мы помогали Томми. У него была выраженная инвалидность, физическая и психическая. Наша работа заключалась в том, чтобы по субботам «реабилитировать» его. Семье нужна была команда из нескольких человек, которая приходила бы дважды в день для проведения упражнений с Томми. Диана привела пятерых из нас.

Поначалу я терпеть не могла туда ходить. Это была тяжелая работа и, казалось, совершенно бессмысленная. По крайней мере, улучшений не было заметно. Но мне нравилась Диана. Она была красивой женщиной с огненно-рыжими волосами, которая обращалась с нами так, словно мы были молодыми женщинами, а не детьми из средней школы.

Неделю за неделей мы проводили долгие часы в цокольном этаже дома Томми, пытаясь заставить его проползти сквозь хитроумное приспособление на полу. Оно было похоже на тоннель, изготовленный из дерева, а крышу его составляли натянутые крест-накрест шнуры, не дававшие ему сбежать. Мы должны были заставить его проползти до самого конца. Он это занятие ненавидел. Как и мы. Он стонал и рычал, цеплялся за шнуры, застревал и боролся с нами, пока мы его распутывали.

Этот полуподвал был похож на кабинет физиотерапии со всевозможными участками, предназначенными, чтобы упражнять и растягивать Томми. Он должен был заниматься каждое утро и каждый вечер. Для этого требовалось пять человек: по одному на каждую его конечность, и еще один, который держал его голову. Томми ложился на стол, и каждый из нас занимал свою позицию возле руки или ноги, чтобы двигать ими по команде. Мы словно помогали ему плыть по воздуху. Один человек удерживал его голову и поворачивал из стороны в сторону. Никто не хотел становиться на это место. Томми пускал слюну, плевался и хватал держащего за волосы. Нужно было быть очень осторожными, не подносить пальцы близко к его рту, иначе он мог укусить – по крайней мере, нам так говорили. Мы прислушивались к этому предостережению.

Нам было по 13 лет; Томми – на два года старше. Но когда он хватал нас за волосы, размахивал руками и ногами и рычал, казалось, что он совсем маленький. Он ничего не мог делать сам, не мог даже садиться, ползти или самостоятельно есть. Весь этот драматический процесс упражнений, должно быть, был для него болезненным, но от нас требовалось расшевеливать его мышцы, чтобы они не атрофировались. Он боролся с каждым движением.

Томми был худым подростком с короткими темными волосами. Разговаривать он не умел. Мог только рычать, плакать, смеяться и выть, как животное. Он был силен, поэтому нам было трудно заставить его руки и ноги двигаться в заданном направлении, если ему не хотелось. Это была серьезная физическая нагрузка для каждого из нас. Единственная награда доставалась в конце каждого сеанса, когда он понимал, что мы закончили работать с ним, расслаблялся, улыбался, смеялся и, казалось, был рад нас видеть.

За все это время я не увидела ни малейшего прогресса – ни на йоту. Но мы продолжали приходить каждую неделю, потому что Диана видела в Томми дух, которого мы не видели.

Неделю за неделей мы проводили долгие часы в цокольном этаже дома, пытаясь заставить Томми проползти до самого конца сквозь хитроумное приспособление на полу. Он это занятие ненавидел. Как и мы.

И какой в этом смысл, думала я, хотя никогда не говорила этого вслух. Ведь Томми никогда не станет лучше. И ему не становилось лучше. Во всяком случае, пока я работала у него волонтером. Но этот опыт научил меня служить другим людям. Я продолжала волонтерскую работу в других местах, учась в старшей школе. Через несколько лет после того, как перестала помогать Томми, я принимала участие в мероприятии для детей с множественной инвалидностью. Я должна была учить детей, которые не могли без специальных шлемов разобрать звуки букв алфавита. Никогда не забуду тот день, когда я заметила в конце коридора молодого человека. Он почему-то показался мне знакомым. Это был Томми.

И он не просто стоял.

Он ходил!

Я не могла в это поверить. Чудо свершилось. Я опустила руки, но другие волонтеры не сдавались.

Чудом было не то, что Томми начал ходить. Чудом было то, что он мог общаться со всеми людьми, которые приходили помогать им все эти годы.

Оказалось, что Томми ходил всего лишь год, а затем у него произошел вывих бедренных суставов. Родители не хотели заставлять его проходить через хирургические операции, которые могли и не дать нужного эффекта. В конечном счете он сел в инвалидное кресло. Сейчас ему за 50, и он живет в приюте. Его мама Джин каждый день навещает его. Отец умер несколько лет назад.

Джин по-прежнему не знает, насколько много он понимает, но она говорит, что у Томми есть своего рода внутренний таймер. Он знает, когда мама обычно приходит, и расстраивается, если она не появляется вовремя.

Увидев ее, он начинает смеяться. Она развлекает его музыкальными игрушками, которые светятся и издают звуки. Она любит слушать, как он напевает без слов, когда доволен.

Нельзя уходить прежде, чем случится чудо, и чудо может оказаться далеко не одно.

Только спустя несколько десятилетий после того, как я впервые пришла к ней домой, я узнала историю жизни Джин. Она рассказала мне, что ее первый ребенок умер через три дня после рождения. Потом на свет появился Томми. Он пострадал от кислородного голодания то ли до, то ли во время, то ли после рождения. Они не знали о его глубокой психической и физической инвалидности на протяжении 6 месяцев, пока не стало ясно, что он не демонстрирует признаков развития. Он не мог сидеть и не издавал звуков. Поначалу Джин была безутешна. Но муж успокаивал ее, говоря: «Томми не знает, что он не такой, как все».

Они много молились. Потом лишились еще одного ребенка, сына, который умер в 9 лет от ветрянки. В конечном счете у них остался один здоровый сын, Дэвид.

Для Джин чудом было не то, что Томми начал ходить. Чудом было то, что он мог общаться со всеми людьми, которые приходили помогать им все эти годы. Томми стал частью обширного заботливого сообщества. Он не был изолирован в собственном доме, его не убрали с глаз долой в специальное учреждение. У него были друзья, которые каждый день приходили навещать его. Как и у его семьи.

– Благодаря ему я познакомилась со столькими замечательными людьми! – рассказывала мне Джин. – Он мой маленький ангел. Он сформировал весь путь моей жизни.

Он оказал влияние и на мою жизнь тоже. Томми научил меня делиться собой. После него я работала волонтером на школьных мероприятиях, в американском Красном Кресте – в донорской службе и службе катастроф, в службе «Скорой помощи» Кентского государственного университета.

Томми изменил и жизнь Андреа. Она видела в нем нечто такое, что просмотрела я.

– Думаю, что в нем было нечто большее, чем все мы думали, – говорила она.

Когда Томми, играя, хватал ее за волосы, она думала: «Я знаю, что ты там».

Томми помог ей сформировать жизненную философию.

– Я здесь не для себя, – говорила она. – Я здесь для других. Мы помогаем друг другу справляться.

Томми помог нам всем понять, что никогда нельзя сдаваться.

Нельзя уходить прежде, чем случится чудо, и чудо может оказаться далеко не одно.