Церковь располагалась в тридцати милях от ранчо. Отец Билл вызвался приехать домой, чтобы совершить обряд, но и Сэм и Нонна твердо стояли на своем.

– Бракосочетание в церкви, – твердо заявила Нонна. Сэм был согласен с женой.

– После пятидесяти лет совместного проживания пора бы и узаконить наши отношения.

Все засмеялись, но Сэм и Нонна не видели в этом ниче­го смешного. Никаких роскошных круизов в Европу. Все, что им было нужно, возобновить свои клятвы перед лицом семьи и друзей.

– Тебе совсем не нужно туда ехать, – говорила Кри­стина, выбирая для Слейда один из отцовских галстуков.

– Чепуха, любовь моя, – мило улыбнулся в ответ тот. – Я же лучший фотограф в округе. Почему бы не запечатлеть событие для вечности? Я сниму церемонию на видео.

Кристина чмокнула его в щеку.

– Ты совсем не такой плохой, каким хочешь казаться, – сказала она, пальцем стирая с его щеки след помады. – Мама и папа будут в восторге.

– Не забудь о своих словах, когда будешь ворчать насчет фото для «Вэнити фэр».

– Ворчать?! Ты, должно быть, меня с кем-то спутал.

– Мне знаком этот взгляд, любовь моя. Пора опять приниматься за работу.

Кристина улыбнулась, но возражать не стала. Она уста­ла от изматывающего эмоционального напряжения. Ей на­доело то и дело натыкаться на предметы, вызывающие целый рой непрошеных воспоминаний. Сегодня утром опять все повторилось. Она вдруг увидела себя маленькой девочкой, сидящей в стороне с книжкой, в то время как ее братья и сестры сновали туда-сюда, в конюшню и обратно и учились бросать лассо. Она не такая, как все вы, говорили соседи ее родителям. У этой девочки другое на уме.

Долгое время она считала себя чуть ли не подкидышем, оставленным у порога их дома какой-то волшебницей со странным чувством юмора. Кристине не нравились пикники с размахом, не нравилась пыль, не нравились разговоры у загонов о течках коров. Ей хотелось праздника, новых лиц, новых мест, быть чем-то большим, чем одной из семерых ребятишек Кэннонов.

Она любила свою семью и жизнь готова была отдать за них, но в глубине души всегда знала, что судьба уготовила ей иную участь. Ее братьям и сестрам все так легко дава­лось: любовь, женитьба, замужество, дети… и все было так же предсказуемо, как весна и зима, как день и ночь. И самое странное, они были благодарны Богу за то, что име­ют, и искренне благословляли каждый посланный им день.

Кристина видела это умиротворенное счастье в глазах Нэт. О, Нэт любила послушать последние голливудские сплетни, узнать о новых бродвейских мюзиклах, наделавших шуму, а больше о том, что творилось за кулисами, но Кристина точно знала, что Нэт ни секунды своей заполненной тяжкой работой жизни не променяет на жизнь Кристины.

– Ты давай заканчивай с галстуком, а я пойду поме­няю серьги.

Слейд был на редкость проницателен, а Кристина недо­статочно хорошо владела собой, чтобы спрятать пережива­ния поглубже. Он все ловил на камеру, и Кристина вдруг испугалась, что на страницах журнала она вдруг предстанет с обнаженным сердцем, что еще хуже, чем предстать нагой.

1

Ты сможешь выдержать все, говорила она себе. Завтра в это время она уже будет на пути к Нью-Йорку, на пути к реальной жизни. К жизни, которую она умеет держать под контролем. Она готова была вернуться к работе, вернуться в мир, который она понимала, туда, где у нее все получа­лось. Не нужны ей эти эмоциональные всплески, эти вулка­ны страстей.

Она еще ничего не говорила Джо о своих планах. По­следние два дня она старательно избегала его и заметила, что он тоже старается с ней не встречаться. Со своей сторо­ны, она решила, что дом в Хакетстауне он может оставить себе. Вчера она сделала несколько звонков, предложила кое-кому щедрое вознаграждение, с чувством поблагодарила Терри за дружбу и понимание, но, узнав, что к концу недели квартира в Нью-Йорке будет готова ее принять, вздох­нула с облегчением.

Довольно жить прошлым. Ничего хорошего из этого не получается. Жизнь, которой жили ее родители, братья и сестры, не для нее. Так распорядилась судьба, и пора с этим примириться.

– Тетя Крис! – дочь Франка Нелли подбежала к Крис в холле. – Я не могу застегнуть платье сзади.

– О, Нелли! – прошептала Кристина, глядя на де­вушку в нарядном ярко-голубом платье вполне взрослого фасона. – Да ты в нем просто красавица!

– Вы действительно так думаете?

– Честное слово!

Кристина отошла на шаг и окинула девушку восхищен­ным взглядом.

– Не могу в себя прийти, неужели это правда ты?

Щеки Нелли зарделись, и она опустила глаза. Приятно видеть девиц, которые еще умеют смущаться. Кристина улыбнулась и положила руки ей на плечи.

– Повернись, Нелли, – сказала она. – Позволь мне застегнуть тебе платье.

Ты становишься сентиментальной к старости, ска­зала себе Кристина, быстро застегивая платье на перламут­ровые крохотные пуговицы. Еще немного, и ты начнешь рассказывать бедной девочке, как ты меняла ей подгуз­ники и присыпала попку.

– Ну вот и все, Нелли.

Нелли повернулась к Кристине и улыбнулась. Кристина проглотила ком в горле. Ту же улыбку она видела на лице отца, на лицах братьев и сестер. В этой улыбке было за­ключено многое: ожидание светлого счастливого будущего, радость жизни, немного застенчивая надежда на счастье и бесконечная вера в то, что это счастье не минует ее.

– С вами все в порядке, тетя Крис?

– Да, все замечательно, – откинув назад волосы, по­спешила ответить Кристина. – Я просто подумала, что кое-чего в твоем наряде недостает.

– Туфли! – испуганно воскликнула Нелли. – Я так и думала, что выбрала не те!

– Нет, туфли прекрасно подходят к платью, – похло­пав девушку по плечу, сказала Кристина. – Тебе нужно что-нибудь на шею.

– Но я не…

– Нет-нет, не спорь, – перебила Кристина. – По­дожди меня здесь, я сейчас приду.

Кристина бросилась назад, в свою комнату, и торопливо выдвинула верхний ящик трюмо. В дальний угол закатилась обитая бархатом коробочка, невзрачная на вид, но это не имело значения. Главное то, что находилось внутри.

Несколько мгновений спустя она уже застегивала замо­чек на изящной девичьей шейке.

– Твой дедушка Сэм подарил мне эту вещь на шест­надцатилетие. Она мне очень дорога.

– Какая красивая цепочка, тетя Крис, – сказала Нел­ли, глядя в зеркало на скромное золотое украшение. – Обещаю сразу после праздника вернуть ее вам.

– Нет, – сказала Кристина, слегка покашляв, чтобы скрыть внезапно охватившее ее волнение. – Я хочу, чтобы она была у тебя. Храни ее.

– Но я не могу ее взять! Вы же сказали, что она очень вам дорога.

– Так и есть. Вот почему я хочу, чтобы ты хранила ее. Вряд ли я смогу часто видеться с тобой, моя дорогая, но это не значит, что я о тебе не буду помнить.

Однажды ты подаришь ее своей маленькой дочке. Кристи, и будешь думать о своем отце в ту минуту.

Но ей не суждено иметь собственных детей – ни сейчас, ни потом, а подарив эту вещь племяннице, она в какой-то степени облегчит свою боль.

Нелли обняла ее и побежала показывать остальным свое сокровище.

– Черт, – выругалась Кристина, смахивая слезы кончи­ками пальцев. Ну почему она не может держать себя в руках, как привыкла делать всегда, работая на телевидении? Она по­зволяла себе расплакаться лишь тогда, когда ее никто не видел, и уж, разумеется, не перед объективом телекамер.

– Какой милый жест.

Кристина чуть не подпрыгнула, услышав за спиной го­лос Джо.

– И долго ты тут стоишь и наблюдаешь?

– Достаточно долго, – сказал он, выходя на свет из полутьмы коридора.

Их взгляды встретились.

– Она прелестна, правда?

– И ты тоже.

Кристина попыталась проигнорировать воспоминания, которые вызвали к жизни его слова.

– Когда ты последний раз надевал этот галстук? – спросила она с вымученной улыбкой.

– На нашу свадьбу, – ответил он.

– Прости, что спросила, – быстро сказала она. И почему у него такой красивый рот? Эта нижняя губа… весьма опасная область.

Он не приблизился к ней ни на дюйм, но у нее было ощущение, будто он ее обнимает.

– Солнце светило, люпин цвел…

У Кристины сердце готово было выскочить из груди.

– Папин тост. Я не думала, что ты помнишь.

– Лучший день в моей жизни, Кристи.

– Тебе есть с чем сравнивать.

Джо ничего не сказал. Все сказали его глаза – своим взглядом, казалось, он мог удержать ее подле себя, выхва­тив из времени и пространства.

– Бип-бип!

Джо и Кристина разом отскочили в сторону, когда по ко­ридору промчались племянницы Кристины Шарлотта и Элис, обе в розовых нарядных платьях и носочках с кружевами.

– Дом так и кишит детьми, – сказала Кристина, гля­дя вслед девочкам, бегущим к лестнице, ведущей на чердак. Не говоря уже о тетушках, дядюшках, двоюродных братьях и сестрах, заполнивших не только дом, но и пристройки для работников и гостей, так что теперь уже трудно было ра­зобрать, где работники, « где члены семьи.

– Вчера вечером по дороге в ванную я споткнулся о трехколесный велосипед. Хорошо еще, что не сломал шею.

Импульсивно она тронула его за рукав и вдруг почув­ствовала нечто подобное удару электричеством. Большая ошибка, Кэннон. Ты можешь вляпаться по самую твою дурную макушку. Кристина отпрянула, словно ужаленная.

– Пойду узнаю, не нужна ли маме помощь.

– Да, – согласился Джо. – Может, Сэму нужна зажигательная речь.

Шутка получилась не из самых удачных, но оба вежли­во засмеялись. Что-то происходило между ними, что-то глу­бокое и пугающее, и Кристина знала, что он так же сильно ощущает это «что-то», как и она сама. В чем оба остро нуждались, так это в добром глотке реальности.

– Марине понравилось платье, которое я для нее выбрала? Увы, этот вопрос не обладал достаточной силой, чтобы вернуть их на землю.

– Платье чудесное, но она решила бойкотировать праздник.

– Бойкотировать праздник или своего мужа?

Кристина тут же пожалела о своих словах. Они прозву­чали не в меру язвительно и мелочно. Чувствовать – одно, но озвучивать чувства она не имела права.

– Прости, что я так сказала.

Она должна была бы обрадоваться, что ей удалось на­конец разрушить возникшую между ними атмосферу интим­ности, но вместо этого чувствовала, будто упустила что-то особенное.

– Хочешь, чтобы я с ней поговорила? Я умею быть настойчивой.

– Не стоит, – без всякого энтузиазма сказал Джо.

– Можно я попробую? – не успокаивалась Кристина.

Ей хотелось сделать что-нибудь, чтобы загладить вину перед Мариной и зачеркнуть то, что было между ней и Джо. Она не ждала, что он скажет «нет».

Кристина подошла к двери комнаты Марины и постучала.

– Марина?

Никакого ответа.

Кристина постучала погромче.

– Марина, я хочу поговорить с тобой. Дверь распахнулась.

– Пожалуйста, если хотите.

Марина все еще была в ночной рубашке: безобразном балахоне цвета беж, в котором почти терялось болезненно худенькое тело девушки. Платье, которое Кристина одол­жила у Сюзанны, висело на вешалке в кладовке.

Кристина дотронулась до смелого декольте.

– Не в твоем стиле, да?

– Я не люблю излишеств, – ответила, пожав худень­кими плечами, Марина.

– Ты уже говорила об этом раньше.

Марина села на кровать и жестом пригласила Кристину сесть рядом, но Кристина невольно поежилась при мысли о том, что придется сидеть на кровати, которую Джо делит со своей новой супругой. Она осталась стоять у окна.

– Джо сказал, что ты не будешь с нами сегодня.

– Да, – сказала Марина, – это так. Кристина улыбнулась:

– Я понимаю, что золотая свадьба не кажется тебе особенно веселым мероприятием, но, уверяю, праздники у Кэннонов всегда выдаются на славу. Много вкусной еды, музыки, танцев…

– Я останусь здесь, в комнате, спасибо.

– Это твое дело, конечно, и я не могу настаивать, но…

– Я знаю, что делаю, – твердо заявила Марина. – Я никуда не пойду.

Кристина преодолела себя и подошла к кровати.

– Ты нормально себя чувствуешь, Марина? Последнее время я почти не вижу тебя.

– Превосходно.

– Ты выглядишь бледной.

Марина ничего не сказала. Утреннее солнце светило в окно спальни, весело поблескивая на ее обручальном кольце. Кристина отвернулась.

– Живот, – начала было Марина, но замолчала.

– Болит? – участливо спросила Кристина.

– Я… я не знаю, – пожала плечами девушка.

– Неприятные ощущения? Девушка кивнула.

– Ты говорила Джо?

– Это не его дело.

Так вот откуда ветер дует.

– Если хочешь показаться врачу, я с удовольствием тебя отвезу.

– Мне не нужен врач, спасибо. Это… Я думаю, это женское.

Так, оказывается, все страхи напрасны. Речь идет про­сто об обычных женских болях.

– В ванной Панадол, а у меня в комнате, если потребу­ется, можешь взять Адвил. У мамы есть электрогрелка. Я уверена, что она позволит тебе…

– Нет, – отрезала она надменно и в то же время как-то по-детски.

– Хорошо, – сказала Кристина. – Делай как хо­чешь.

Марина скинула маску, как только за Кристиной закры­лась дверь. Она свернулась калачиком на кровати, поджав колени к груди, и отдалась на волю страху, который рвался из нее, словно дикий зверь, стремящийся выскочить из клетки.

Прошлой ночью боли вернулись. Она соскользнула с кровати, осторожно, чтобы не наступить на Джозефа, про­бралась в ванную и начала ходить туда и обратно. Честно говоря, это ей мало помогало, но, похоже, ей теперь ничего уже не поможет. Боль стала ее постоянной спутницей.

Кристина казалась такой понимающей, такой милой, так что в какой-то момент Марина готова была позабыть обо всем и попросить у нее помощи. Она чувствовала себя так, словно летит в бездну.

Она слышала в новостях сообщения о вооруженной борьбе в горах ее родины, и отчаяние в ее душе перемежалось внезапными вспышками ярости. Она умоляла Джозефа вы­яснить все, что он может, о ситуации, но тщетно. Не раз она задавалась вопросом: пытается ли он в действительно­сти что-то выяснить?

В тысячах миль отсюда отец ее и любимый человек сра­жались в смертельном бою, а она была здесь, посреди гро­мадного материка, казавшегося ей пустым и безжизненным.

Сейчас как никогда раньше она ощущала свою ненужность: букашка среди гигантов. И скоро, совсем скоро, она и сама растворится, так, будто ее и не было вовсе, и вряд ли кто-нибудь вспомнит, как ее звали.

– Я сожалею, – шепнула Кристина на ухо Джо, ког­да они вместе вошли в церковь. – Моя семья страдает синдромом Ноева ковчега.

– Не волнуйся.

– Это была не моя идея.

– Кто говорит, что твоя.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты имел об этом пре­вратное представление.

Джо последовал за ней к передней скамье.

– Не сомневайся, я все понимаю правильно.

– Я рада, – сказала Кристина.

– Хорошо, – ответил Джо.

– Хорошо, – повторила она.

– Народу полно, – сказал Джо, вытягивая шею, что­бы охватить взглядом всех.

– Наверное, вся родня. Ты же знаешь, как здесь гово­рят: под каждым кустом по Кэннону.

Лицо Джо приняло странное выражение.

– Я действительно по ним соскучился.

– И они по тебе соскучились. Ты мог бы навестить их.

– Нет, – медленно проговорил Джо. – Не мог. Важно было не столько что он сказал, сколько как он это сказал. Кристина вдруг с внезапной ясностью осознала масштабы его потерь, настолько ясно, что у нее перехватило дыхание. Уходя, она лишила его не только жены и любов­ницы, но и чего-то гораздо большего: она лишила его семьи, семьи, дающей поддержку и любовь, которых он he знал до встречи с ней.

Кристина деликатно кашлянула:

– Хотела бы я, чтобы все получилось по-другому. Джо встретил ее взгляд.

– И я тоже.

– Мы ходим под одним небом, Джо. Пойми, бессмыс­ленно начинать все снова. Я примирилась со своим про­шлым, советую и тебе сделать то же самое.

– Ты осталась мне должна, Кристи. Кристина удивленно приподняла бровь:

– Я ничего тебе не должна.

– Даже объяснений?

– Наподобие твоих объяснений относительно Марины?

– Это другое дело.

– Абсолютно в твоем духе.

Кристине совсем не хотелось чувствовать то, что она ощущала: надежду и боль. Всякий раз, когда видела Джо, слышала его голос, она с чудовищной стремительностью превращалась в ту девочку, которой когда-то была. В ту, что умела верить в чудеса.

Они сидели в тишине и слушали музыку, возбужденный шепот гостей, заполнивших церковь, звуки собственного сердцебиения, звонкие и отчетливые. Франклин с семьей делили с ними скамью. Нелли села возле Джо, и Кристина испытала нечто наподобие укола ревности, когда восемна­дцатилетняя Нелли строила Джо глазки, глядя на него сверху вниз опушенными длинными ресницами голубыми глазами. Когда-то и Кристина была такой, как она: жадной до всего в жизни и слишком наивной, чтобы оценить то, что имела.

Я когда-то так же смотрела на тебя, Джо. Помнишь?

Впервые со времени своего приезда в Неваду Джо за­хотел убежать. Воспоминания вдруг навалились на него по­добно снежной лавине. Прошлое, настоящее, будущее – все смешалось в этой маленькой деревенской церкви, и в центре всего этого круговорота была Кристина.

Догадывалась ли Крис о том, как сильно Нелли походи­ла на нее восемнадцатилетнюю? Те же высокие скулы, тот же красивый рот, тот же овал лица. У них даже глаза были одного цвета: серо-голубые, широко расставленные и любо­пытные. Но была все же существенная разница, от которой у Джо ныло сердце: у Нелли в глазах светился оптимизм, а у Кристины за синими контактными линзами пряталось ра­зочарование.

Всего несколько недель назад он не поверил бы, что такое возможно. Она вела еженедельное шоу в самое пре­стижное время, ее портрет был на обложке «Тайм», и весь мир был у ее ног. Последние шесть лет он постоянно испы­тывал ненависть и обиду и до сих пор ненавидел себя за то, что не мог заставить себя забыть. Она стала важной персоной, заслуживающей куда большего, чем мужа-неудачника, вечного борца с ветряными мельницами, и если она и вспо­минала о нем, то лишь для того, чтобы поблагодарить свою счастливую звезду, надоумившую ее вовремя с ним рас­статься.

И вдруг уверенность пропала. Он не мог ошибиться: в ее глазах застыло одиночество. Кристина Кэннон в роли одинокой несчастной женщины? Да он сам бы первый по­смеялся над подобным утверждением. Большинство людей склонны были видеть в ней представительницу «золотой плеяды», но Джо тем и гордился, что не любил думать как все и потому видел то, что большинству людей было недо­ступно.

Одна деталь накладывалась на другую. Еще во время совместного проживания в Хакетстауне он заметил, что она никогда не звонит друзьям и ей никто не звонит просто так, чтобы поболтать о том, о сем. Она говорит только о бизне­се и о финансах. Этот сопливый британский фотограф был для нее самым близким другом, а у Джо не возникало ни тени сомнения, что ублюдок продаст ее при первом возмож­ном случае.

Может быть, все дело было в апельсиновом аромате, разлитом в воздухе, или звуках свадебного марша, а может, он просто устал от одиночества, устал от постоянных разду­мий о том, что заставило Кристину уйти от него, устал искать женщину, которая могла бы заменить ему Кристину. В глубине души прекрасно понимая, что ни одна не сможет пробудить в нем тех чувств, что вызывала она. Но какова бы ни была причина, он понимал: дальше так продолжаться не может.

Нонна и Сэм заняли место у алтаря.

Священник многозначительно покашлял.

– Дорогие друзья, мы собрались здесь для того… Джо взглянул на Кристину.

– …чтобы отпраздновать одно из самых значительных событий в жизни…

Глаза Кристины наполнились слезами.

– …таинство брака между мужчиной и женщиной… Он дотронулся до ее руки.

– …тех, что пригласили нас сюда, чтобы мы присоеди­нились к ним в то время, как они…

Кристина взглянула на него сквозь завесу полуопущен­ных ресниц, в то время как их пальцы переплелись.

– …продемонстрируют нам всем, как любовь может преодолеть все превратности жизненного пути…

Она пожала его руку.

Он ответил тем же.

Если бы любовь была музыкой, все бы услышали ан­гельский хор, поющий в его сердце, в то время как он сидел рядом с Кристиной летним днем в деревенской церкви.

Свадьбы оказывают на женщин странное влияние. Они делают их глупее и наивнее.

Свадьбы заставляют вас поверить в невозможное: в ре­альное существование увитых розами коттеджей и в то, что нет на свете поступка смелее, чем решимость мужчины и женщины стать одним целым и смотреть в туманное буду­щее, вооружившись лишь взаимной любовью.

Кристина смотрела на родителей, произносящих торже­ственные клятвы. Морщинистое лицо матери светилось сча­стьем. Лицо отца сияло изнутри. Вся их совместная жизнь была отмечена изнурительной работой на ранчо, они поте­ряли двоих детей в младенчестве, и судьба не баловала их, но рука об руку они все же дошли до своего пятидесятилет­него юбилея.

И, как бы сурово ни обходилась с ними жизнь, они стояли перед алтарем с прямыми спинами и сильными голо­сами и говорили с той же страстностью, что и в первый раз.

Когда наступали трудные времена, они обращались друг к другу за поддержкой и теплом, уверенные в том, что любовь способна провести их сквозь превратности жизнен­ного пути.

Кристина всегда считала их самыми удачливыми людь­ми на земле, но сейчас она невольно задалась вопросом, не ошибалась ли? Только ли благодаря удаче они оставались вместе, или их объединял труд взаимной любви, столь же тяжелый, как и труд по воспитанию детей и обработке зем­ли? Несколько недель назад она готова была гнать от себя подобные вопросы, но сегодня она нашла в себе силы коп­нуть глубже.

Журналистка, работающая на один из модных журна­лов, однажды спросила Кристину, как человек может опре­делить, что он действительно вырос, и она ответила, что взрослость – это утрата иллюзий. Просто-напросто одна из иллюзий исчезает, и ты вдруг обнаруживаешь, что смот­ришь на жизнь, не защищенный бампером оптимизма и обо­лочкой мечтаний, что ты наконец переступил границу, за которой взрослая жизнь.

И тогда журналистка целиком и полностью согласилась с Кристиной, что в том и состоит вся проклятая правда про взрослый мир.

Но теперь, когда ее рука была зажата в руке Джо и из глубины ее существа что-то отчаянно рвалось наружу, она вдруг задумалась над тем, что сердце может разбить не только любовь, но и ее отсутствие, и неизвестно, чей удар окажется смертельным.