Мёртвый человек, приводимый сейчас в движение двумя живыми карликами, отправился в земли великанов с заданием от карличьего вождя, рассчитанным на благо карликов Отшибины, но при том должен был выполнить и некую скрытую волю Владыки Смерти. Скрытую пока и от него самого.

Полно, Чичеро, что ты ищешь в замке этого полоумного великана, созданном тебе на погибель? В этом замке никто ничего не находит, и никому ничего не найти, включая великана-хозяина. Это замок потерь. Уже на подъезде стало ясно, что здесь потеряется всё. Щелчки по носу, которые доводилось терпеть в дороге, чтобы не провалить всего дела, были призваны тебя пробудить, но нет, ты на свою голову доехал до замка Глюм и привёл сюда своего некогда боевого коня, а сейчас — прикинувшегося им разведчика Зунга…

Здесь, в Глюме ноздреватый великан слишком уж откровенно принялся хохотать в лицо Чичеро, а ещё — в лицо его коню. В морду простым коням, которых не подозревают ни в чём человеческом, так хохотать никто бы не стал. Дальше — ожидание. И скрытое наблюдение за посланником и отдельно — за конём.

Притаился Зунг, притаился Лимн, притаился Дулдокравн: тут уж наружу никак не высунуться. Очень уж они подозрительны в атмосфере этого замка. Глюм — это замок-тюрьма, совмещённая с научно-исследовательской камерой пыток. Интересно, кто кого первым выдаст под пытками?

В Глюме время разбилось на осколки, а с ним — и повествование о славном пути несгибаемого Чичеро. Сам Чичеро лишь с усилием, опираясь на логику, а не на память, мог восстановить последовательность происшедших здесь событий. О каковой последовательности он, однако, твёрдо знал, что она неверна, ибо в Глюме — всё нелогично.

Логика говорила: был момент, когда Чичеро общался с Плюстом и Омом, сидя в устремлённом к Глюму экипаже, и Плюст рассказывал, немилосердно привирая в целях хвастовства, как сильно его поели черви. Память же говорила, что черви сами присутствовали в момент разговора: они уставились на Чичеро тупыми сколексами с крючьями и присосками — орудиями шантажа — и постоянно подтягивали его к туннельным путям, прогрызенным в мёртвой и набальзамированной великанской плоти.

Путей было много, и черви предлагали Чичеро выбор; Чичеро отказывался выбирать, черви настаивали, Чичеро делал выбор, черви смеялись его выбору; тут Чичеро понимал комизм своего положения и смеялся вместе с червями: ну какой может быть выбор, если все пути параллельны? И сам разговор этот происходил не по дороге. Неправда, Чичеро давно уже увяз в замке Глюм, когда происходил этот разговор, а дорога в сей тягостный момент была лишь светлым воспоминанием.

* * *

Сам подъезд к замку Глюм удалось запомнить сносно. Экипаж подъехал к глубочайшему рву, на дне клубился туман, в котором шевелились неясные тени. Наверное, в такой же туманной бездне у начала времён обитал ужасный дракон Драеладр, впоследствии убитый героем Ашогеорном.

При взгляде на этот замок ни у кого бы не возникла идея сравнить его с большим домом, скорее уж — с городом. Это был именно замок, но из самых больших и значительных. И он воплощал идею неприступности.

Навстречу экипажу был опущен мост. Пока мост опускался, у Чичеро был шанс сбежать. Вскочил бы верхом на коня-Зунга, обошёл бы всадников-скелетов на освежёванных лошадях. Только и потерь, что честь посланника Смерти. Только и горя, что хозяева Мнила и Глюма над его трусостью посмеялись.

Не вскочил, не сбежал. Смотрел вперёд, на грозные башни Глюма, которые по вступлении процессии на мост стали надвигаться.

Одна из башен — самая низкая и широкая, с плоской вершиной, подобная бочке — была покрыта пятнами, оставленными какими-то едкими веществами. Именно здесь великан Плюст, надо полагать, разместил своих бальзамировщиков. Другая башня, крайняя справа, устремлялась ввысь и завершалась неким стилизованным подобием драконьего черепа. Здесь, видать, обитали некроманты. Третья башня-донжон, самая высокая, гордо вознесённая над центральными сооружениями замка, приковала к себе взор Чичеро настолько, что остальных башен посланник не досчитал. На флюгере этой башни посверкивали синие молнии; то и дело какая-то из них срывалась с флюгера и устремлялась в небо.

Только тут Чичеро заметил, что небо над замком Глюм — чистое, светлое. Все осенние тучи остались сзади. Если какая-то из туч всё же устремлялась к замку, именно в неё била молния с башни — и рассеивала её в одночасье. Таких замечательных башенок не было даже в пещерных городах, чьи наземные части поражали скорее заурядностью, чем своеобразием.

В чистом небе над замком Глюм не было места и воздушным замкам. Немного погодя (неделю, месяц?) Чичеро был свидетелем, как один из них всё же нарушил образовавшуюся мёртвую зону над Глюмом. И что же: с флюгера башни ударила синяя молния и замок-нарушитель был сбит.

Когда экипаж великана Плюста въехал во двор замка, за ним подняли мост и опустили решётку. Как только то и другое случилось, в поведении хозяина замка произошла какая-то перемена. Не в отношении Ома из Мнила: с ним Плюст из Глюма держал себя точно так же. А вот в отношении Чичеро он стал проявляться несколько иначе: исходные грубовато-весёлые интонации сменились властными. Непрост этот дырчатый великан, ничуть не проще самого посланника. Похоже на то, что заманить Чичеро в свой замок для него было очень важно. А я и так собирался его посетить, недоумевал Чичеро.

* * *

Замок Плюста изначально, по всему видать, строился как обыкновенный человеческий замок, а под великанский его перестроили уже погодя, когда властитель Глюма поменялся. Три нижних замковых яруса не отличались высотой. Плюст вряд ли смог бы по ним протиснуться иначе как на четвереньках. Потолки же двух верхних ярусов позволяли ему перемещаться с гордо поднятой головой.

На самом верхнем ярусе ноздреватый великан и обитал, не пуская туда никого, кроме личной охраны и нескольких слуг, занимавшихся уборкой. Второй ярус сверху, который Плюст посещал в моменты трапез, а также странных своих развлечений, оставался единственным местом, где гости замка могли бы его встретить и к нему обратиться.

Но на трапезах, совместных с гостями, он сам выбирал, кому из гостей будет дозволено усесться за его особый высоченный стол, и на обращения прочих гостей, пытающихся порой докричаться к нему снизу, не реагировал. Тот образ хамоватого великана, который он выдерживал даже на симпозиумах у Цилиндрона, позволял Плюсту вести себя весьма свободно.

В нижние этажи замка великан не спускался, но нельзя сказать, что он там не присутствовал. По этим ярусам бродило множество людей среднего человеческого роста (чаще мёртвых, но иногда и живых), единственной задачей которых, казалось, было обеспечивать присутствие Плюста во всём замке.

Патрули стражников, делающие обходы замка со сложной меняющейся периодичностью, слуги с вечно любопытными глазами, некоторые гости, которые, как оказывалось, были вовсе не гости, а переодетые слуги — все они составляли единую систему надзора и не давали Чичеро оснований для беспечности. Они, впрочем, давали посланнику основание притворяться беспечным. И Чичеро вёл себя с той посильной непринуждённостью, которая, разумеется, мало, кого обманывала, но — принималась как должное. Знал бы Чичеро, как долго ему предстоит притворяться!

* * *

В замке Глюм, как вскоре по прибытии узнал Чичеро, постоянно пребывало довольно много гостей. Неделя на неделю не приходилась, иногда гостей набиралось до пятидесяти, иногда оставалось малое число, примерно соответствующее числу погибших от вечных червей в рассказе Плюста.

Отношение к гостям у гостеприимного великана варьировало. Наезжали гости, которые его совсем не интересовали; с ними он интенсивно общался в течение короткого времени, затем они быстро уезжали. Попадались и такие гости, к которым он испытывал явный интерес. С ними он, бывало, за день не перекидывался и словом, но из замка — не выпускал. Когда они пытались попрощаться с Плюстом, тот ссылался на важные дела и просил его обождать (ведь им же необходимо переговорить, не так ли?). Стража без санкции хозяина таких гостей тоже не выпускала:

— Поговорите с господином Плюстом, только он лично может выдать пропуск за пределы замка.

Они долго, порой годами ждали своей очереди поговорить с Плюстом, а иногда встречали в замке Глюм свою смерть. Уйти отсюда просто так, без согласования, ни у кого бы не получилось. Слишком глубокий ров окаймлял замок, слишком ядовитые испарения поднимались с его дна. Даже если бы какой-то из гостей владел искусством левитации и вздумал совершить побег, его полёт остановила бы башня, метавшая молнии.

А ещё за такими недобровольными гостями следили, казалось, все прочие обитатели замка: не только стражники и слуги, но конюхи, псари, повара, горделивые пыточных дел мастера, «ложные гости», а также некоторые из настоящих гостей, желавшие заслужить благодарность свыше.

Надо ли говорить, что Чичеро оказался среди категории постоянных, хронических гостей замка, на которых хозяин внимания не обращал, но обращали его подручные. Вот доброго Ома из Мнила из замка дорогого друга выпустили (если не выдворили) едва ли не на следующий же день.

Посланник о том узнал совершенно случайно и не успел потолковать с беспомощным великаном, которому Плюст, помнится, обещал помочь в допросе обокравшей его карлицы. Уж верно, допрос этот теперь состоится не в интересах бедняги Ома.

* * *

Основным занятием наглого великана Плюста и множества его гостей были самые разнообразные развлечения. Науки, к коим хозяин прибегал на доступном ему дилетантском уровне, тоже были средством развлечения. Многие бальзамировщики и некроманты, которые служили помощниками и экспертами при реализации научных планов неугомонного Плюста, в своё время перешли в свой придворный статус из категории гостей.

И теперь некоторые гости прибывали в замок ради заработка. Но если они пытались развлекать великана и других гостей на классический манер — то успеха не имели. Так, циркачи Кло и Амур — наследники мастеров древнего цанцкого искусства метания стилетов — вызвали у обитателей замка только зевоту. С какой точностью ножи не метай, мертвецу они не повредят — откуда же взяться азарту?

Зато потехи самого Плюста вызывали у публики неизменный горячий интерес.

Своеобразные развлечения устраивал великан. Каждый вечер он выходил на балкон, нависающий над прямоугольным внутренним двором замка, глубоким и на нижних ярусах совершенно глухим, напоминающим бассейн со спущенной водой. По двору слонялось 70–80 обездоленных теней, которые тут же отмечали его появление и в алчной надежде поднимали к небу свои вытянувшиеся клювы.

На серебряном подносе слуги выносили великану плоды граната особого сорта, растущего только в пещерных городах, — специфическую пищу мёртвых. Она лишена вкуса и запаха, но он всё равно подносил её к своим огромным ноздрям, в которые мог бы без затруднения втянуть всё содержимое подноса. В этот момент тени начинали волноваться, плясать и подскакивать от нетерпения.

Закатное солнце посылало на балкон к великану последние лучи и он щелчком пальцев возжигал факелы. Те озаряли погрузившийся было во тьму двор, дабы ему самому и случающимся в замке гостям удобно было лицезреть предстоящее зрелище.

— Души-души, га-га-га! — ухмылялся он во весь рот — и крошил теням, томящимся в глухом дворике зёрнышки граната. Тени набрасывались на угощение, начинали его клевать, отталкивая друг друга, между ними завязывались потасовки, кто-то кого-то рвал.

Когда зёрнышки гранатов, выписываемых из Цанца ежемесячно в строго ограниченных количествах, подходили к концу, ноздреватый великан оборачивался к своим гостям и говорил:

— Вот сейчас будет потеха!

И потеха действительно следовала. Голодные тени сплетались в алчный клубок, клевали, а затем грызли друг друга, в воздух взлетали их прозрачно-серые ошмётки. Поднятый ими вой отражался эхом в каменных стенах замка. Дребезжали витражи со сценами Адских наслаждений, раскачивались люстры в зале за спиной зрителей, на пиршественных столах лопались тарелки, гасли свечи в высоких канделябрах.

Ноздреватый великан в какой-то момент насыщался зрелищем и переходил к какому-то иному виду насыщения: он зажмуривался, вцеплялся в перила балкона, на его круглых щеках появлялся румянец, алые губы причмокивали. Гости в такие моменты испытывали головокружения и тошноту: похоже, вместе с тенями великан высасывал и их.

* * *

О дальнейшей судьбе своего коня, с которым его разлучили в первый же день, Чичеро узнал немного. Коня отвели на конюшни, посещать которые постоянным гостям Глюма было воспрещено. Вот гости-однодневки на конюшни допускались, и некоторые из них, как будто, видели там необычного для этого замка коня вороной масти, всё ещё не освежёванного.

Судьбой же карлицы Бокси стала пыточная камера. Её немного пожгли калёным железом: не то чтобы она упорно молчала до сего момента, но очень уж хотелось великану увидеть свои пыточные решётки в действии. Ну, а насмерть её засекли уже розгами. Её секли и приговаривали что-то вроде такого: «Не бери чужого!». На спине у неё появлялись всё новые красные полосы, пересекающиеся с розовыми полосами ожогов, создавая немудрёный узор. Чичеро уж и не припоминал, откуда у него такая красочная картинка происходящего с Бокси; во всяком случае, собственными глазами он её не наблюдал.

Тактикой пребывания Чичеро в замке Глюм стала осторожная безмятежность. Он не протестовал ни против чего, подозревая, что наглый великан его провоцирует. Он не искал встречи с хозяином Глюма. Он с благодарностью принял отведенную ему комнату, хотя дверь в неё изнутри не запиралась. Он исправно посещал ежедневные замковые зрелища, делая вид, что его они возбуждают (тут надо признаться, что к концу первого месяца пребывания в замке зрелище рвущих друг друга на части голодных теней действительно стало его возбуждать).

Можно было бы предположить, что Чичеро, с готовностью окунувшийся в предложенный ему замком отдых, позабыл о заданиях, полученных от магистра Гру. Пусть этот мерзопакостный Плюст так и подумает!

На самом деле Чичеро не забыл о своих миссиях: ни о той, что была получена им самим в Нижней Отшибине, ни о полученной Лимном, Зунгом и Дулдокравном в Серогорье у своего примитивного вождя. Не забыл он и о том, что прибыл в замок не просто так, а собирать тени. Чуть более семидесяти теней из Мнила он уже разместил в киоромерхенной суэните, данной ему Гру. Правда, теней из Клёца так и не удалось извлечь из рунной палки, отобранной у покойной Бокси, — из палки сломанной, но окончательно не понятой.

Время своего вынужденного прозябания в Глюме посланник потратил на подготовку к диалогу с его хозяином. Многое можно похвалить в Глюме, но лучше всего хвалить воплощения оригинальной инициативы хозяина. «Театр теней», например. Мол, так меня проняло ваше ежедневное представление, что хочу и в своём родовом замке Кройдон устроить «Театр теней» наподобие вашего. Не одолжите ли мне парочку десятков теней, чтобы приступить к этому развлечению немедленно?

А потом Плюст из Глюма нанёс по Чичеро точно рассчитанный удар. Куда-то пропала его «призрачная шкатулка» с тенями из Мнила. И если бы только она: пропала и та шкатулка, которая содержала тень самого Чичеро! Великан, верно, ожидал, что Чичеро сразу засуетится, наделает ошибок. Но не таков посланник Смерти. Он сделал вид, что не заметил похищения. И если следил за ним похитивший суэниты провокатор, то лишь потратил время впустую.

Чичеро не знал, действительно ли он добился усыпления внимания соглядатаев своей неизменной покорностью обстоятельствам. Хотелось думать, что это так. Его игра — в поддавки, его цель — наскучить противнику однообразием своей сдачи, и только дойдя до дна, он получит возможность сыграть в нечто иное. Для этой игры в иное он пока накапливает знание и формулирует задачи. Знание касается планировки замка, расположения важнейших его помещений.

Замок Глюм в плане представляет собой неровный четырёхугольник, окаймлённый рвом. В нём — по крайней мере два двора, один из которых совершенно глухой (именно в нём великан устраивает свои представления с кормлением теней), второй же, больший, выходит к тройным решётчатым воротам и подъездному мосту. Механизмы спуска моста и подъёма решёток находятся в несообщающихся между собой глухих помещениях (и, разумеется, хорошо охраняемых). Это значит, тот, кто надеется проскочить на мост, должен пожертвовать, по крайней мере, двумя сообщниками. Призадумаешься, если тебя всего трое…

Три средних яруса замка Глюм свободны для гостей, закрыт же — нижний ярус (где располагались служебные помещения, кладовые, кухня, конюшня, псарня, и откуда открывался путь к таинственным подвалам), а также верхний (там располагался сам великан, и оттуда можно было подняться в башни).

Где располагалась замковая тюрьма (и так расхваленная Плюстом камера пыток), осталось неясно. Возможно, как и решил бы всякий, — в глубоких подвалах, возможно — в особой (тюремной) башне, той самой, в которой решётки на окнах особенно мощны. Всего-то в Глюме пять башен, каждая из которых закрыта для посещения гостями, но решётки присутствовали лишь на этой, да ещё на центральной, основное назначение которой — оборонять замок с воздуха.

К счастью, самый вопрос о местонахождении тюрьмы в замке ещё не стал для Чичеро актуальным; тюрьмою посланника служил сам замок.

Впрочем, Чичеро мог похвастаться знанием и о том, как быстрее всего узнать местоположение тюрьмы: недвусмысленно и гневно объявить о своей готовности к отъезду (несмотря на передаваемые штатом слуг вежливые отказы выпустить). Гости, которые вели себя так, быстро изолировались от остальных, а дальше уж они, наверное, могли что-либо заключить о своём местоположении: коли, добравшись до окошка, видишь что-либо далеко внизу, то ты, определённо в башне, а если окошка нет, то это скорее напоминает подвал.

Задачи, сформулированные Чичеро, вытекали из его положения. Во-первых, ему надлежало вернуть себе две похищенные суэниты (без решения этой задачи все прочие теряли смысл). Во-вторых, найти Зунга. В-третьих, узнать, зачем он понадобился великану Плюсту — и настолько, что, задерживая его, тот рискует всерьёз поссориться с самим Владыкой Смерти. В-четвёртых, ему предстояло покинуть навязчиво гостеприимный Глюм. В-пятых, уйти от неизбежной погони.

А ещё у Чичеро имелось важное преимущество. Проклятие, беда, но она же — и ресурс. Чичеро состоял сейчас из двух карликов, а его тюремщик об этом ещё не знал. Чичеро в любой момент мог раздвоиться, а затем собраться. Подобрать бы лишь правильный момент, когда уместно раздваиваться, а когда — собираться. А то ведь всякий ресурс может оказаться одноразовым.

* * *

Уже давно посланник Смерти остановился в развитии своих доведенных до абстрактного совершенства планов, когда случилось событие, удивившее его.

Шло как раз любимое властелином Глюма представление с кормлением теней, и Чичеро расположился на облюбованном за долгое пребывание в замке наблюдательном пункте. Находилось это место в проёме дальнего окна неширокой внутренней стены, разделяющей два замковых двора — совершенно глухой (где совершалось представление) и выходящий к решетчатым въездным воротам. Отсюда можно было наблюдать за тенями, но почти не ощущать тошнотворное последействие спектаклей.

Чтобы разглядеть творящееся на дне освещённого факелами прямоугольного колодца, Чичеро приходилось стоять в этом проёме. Отворачиваясь же от зрелища, он через ряд более широких и низко расположенных окон противоположной стены коридора мог видеть въездные ворота в замок и часть примыкающего к ним двора. Так вот, в этом втором дворе острым взором единственного глаза Дулдокравна посланник заметил карлицу Бокси, совершенно живую и будто бы довольную собой.

Ого, подумалось ему, похоже, применение к нашей знакомице знаменитой в Глюме пыточной жаровни нисколько ей не повредило, а от розог она даже расцвела!

От кого же ему случилось получить столь достоверно выглядевшую информацию о безвременной её кончине? Этого последнего Чичеро так и не вспомнил. Ясно, что неизвестный информатор был подослан. Ну конечно же, великан Плюст мог подыскать Бокси из Шенка с её незаурядными способностями гораздо лучшее применение, чем просто насладиться её мучениями.

Кто-то, мимолётно втёршийся в доверие к Чичеро, пустил его мысль по ложному следу. Теперь перед ним на миг приоткрылось потайное закулисье того хитрого замысла, который нынче заточил его в замке Глюм. Или этот взгляд в закулисье — тоже часть спектакля, и возможность лицезрения хорошо узнаваемой фигуры карлицы ему подсунули умышленно, чтобы он раскрылся? Не нарочно ли она появилась в просматриваемой отсюда части двора?

Скосив взгляд в дальний и ближний конец коридора, Чичеро убедился, что он здесь один: соглядатаям поместиться некуда. Разумеется, его могли пасти со стороны глухого двора, в котором давалось представление, да хоть бы и с самого великанского балкона, но оттуда посланник виден не весь, да и то лишь в моменты, когда специально высовывается.

На всякий случай он тут же высунулся, якобы чтобы в подробностях разглядеть возню теней, — и заметил единственный прямо устремлённый на него усталый взгляд (смотрел стражник из окна, расположенного справа от великанского балкона).

Тот, кто следил за ним, расположился не столь удачно, чтобы заметить, что внимание Чичеро привлекло происходящее на соседнем дворе. Чичеро вновь взглянул на Бокси. Та была видна уже не столь отчётливо: она теперь оживлённо болтала с кем-то из дюжины официальных палачей Глюма. Мощная фигура палача основательно закрывала карлицу.

И тогда — впервые за весь период пребывания в замке Глюм — Чичеро решился выпустить Лимна. Маленький разведчик незаметно выбрался из-под плаща и, пригибаясь, метнулся выяснять, что это так вдохновило Бокси в разговоре с предполагаемым её мучителем. Малозаметный карлик имел хорошие шансы не попасться, ибо ориентировался в тёмных коридорах, сторонился факелов, да и никем не ожидался.

А Чичеро вернулся к лицезрению великанской потехи. Он досмотрел кормление теней как послушный и в меру заинтересованный зритель — к вящему удовольствию наблюдающего за ним стражника.