Лимн, Зунг и Дулдокравн — так звали карликов, из которых состояли Чичеро Кройдонский и его конь. Дулдокравн обычно ехал сверху — но лишь потому, что бежать в качестве коня он умел гораздо хуже своих товарищей. Лимн и Зунг происходили из династий разведчиков, и многими шпионскими навыками владели настолько лучше, чем посланный вместе с ними отпрыск выродившейся ветви аристократической фамилии Краунов, — что видели в нём лишь обузу.

Стоило им остаться наедине, как они давали волю своему гневу, накопившемуся за весь период вынужденной конспирации. Они старались друг друга не зарезать (хотя у них было чем), ведь иначе их миссия пришла бы к неминуемому провалу, потому пускали в ход лишь тяжёлые кулаки. Дулдокравну уже который раз перебили нос и свернули на бок скулу, Зунгу — вмяли внутрь лица нижнюю челюсть, но карлики Великой Отшибины, — народ живучий. К тому же, помимо конспиративной магии эти трое худо-бедно владели и магией восстановительной.

В их драках то и дело страдал и реквизит — останки посланника Смерти и его коня. Вот его-то восстановить оказывалось сложнее всего. Из молодцеватого элитного мертвеца Чичеро постепенно превращался в потрёпанного войной горемыку — что на взгляд внешнего наблюдателя выглядело уже странно — войны-то давно прошли.

Первым и главным завоеванием некрократии в Отшибине и прилегающих землях стало установление прочного мира. Живой Император, будь проклято его имя, побеждён и низложен, и, хотя самому ему удалось скрыться от бдительного ока придворных некромантов Владыки Смерти, но всех своих сподвижников, способных встать под его красно-золотые знамёна, он растерял навеки. Тем подозрительнее выглядит покалеченный рыцарь Смерти на убогом коне, да ещё готовый удавиться при расставании с мельчайшими из своих монеток.

Когда карлики закрыли дверь первого номера и благоразумно задвинули изнутри на тяжёлый засов, драка между ними возобновилась. Первым били ненавистного Дулдокравна, потом вдвоём набросились на доселе слишком слабо пострадавшего Лимна.

В драке обреталось столь важное в ремесле разведчиков равновесие духа. Правда, ценой некоторых разрушений. Когда по завершении потасовки карлики, плюясь кровью, в изнеможении улеглись на дощатом полу, можно было подвести итог: Зунг метко подбил Дулдокравну горящий оранжевой злостью глаз, тот — проломил Лимну череп табуреткой. Плюс к этому — расколотый в щепы стол, забрызганное кровью бельё на постели. К счастью, табуретка не пострадала.

— Когда же? Когда же мы, наконец, начнём убивать не друг друга, а Их? — с вихрящейся злобой в голосе простонал Зунг.

— Уже скоро! — с воодушевлением воскликнул Дулдокравн, пытаясь не дать вытечь пострадавшему глазу. — Ведь мы уже в Цанце! А Цанц — последний крупный город мёртвых перед Порогом Смерти.

— Мы сделаем своё дело! — поддержал его Лимн. — И тогда… и тогда Они заплатят мне за всё: и за бедствия наших предков, и за эту мерзкую конягу, в которой нам пришлось так долго сидеть, и за заплаченные Им золотые, и за разбитую мне тобой голову! — И сказанное так распалило карлика, что, не в силах совладать с бурей чувств, он вскочил на ноги и резко пнул башмаком в живот не успевшего закрыться Зунга.

* * *

Чичеро Кройдонский, впервые оказавшись в Цанце — жемчужине среди некрополисов — отнюдь не был расположен к прогулкам и лицезрению архитектурных красот. Он спешил совершить нечто задуманное, а что задумано посланниками Смерти, то недоступно пониманию простых смертных (да и простых посмертных — тоже).

Ранним утром следующего дня он явился в Мертвецкий приказ, что у Пороховой башни, где подал прошение об аудиенции. Теперь оставалось ждать. Без милостивого согласия Цилиндрона — «Управителя и главы Цанцкого воеводства, Жемчужномудрого воеводы» ему, мертвецу Чичеро Кройдонскому, нельзя было не только приблизиться к подземной резиденции самого главы, но даже — вообще спуститься в подземную часть города. На люках и воротах, ведущих вниз, дежурила только мёртвая стража, не склонная к раболепству. В Чичеро эти стражники видели равного, но никак не высшее существо, которое надлежит везде пропускать.

В городе наземном, построенном в основном живыми людьми по своим меркам и правилам, Чичеро откровенно скучал. Быстрым нервным шагом он прошагал от Мертвецкого приказа до своего трактира, затем вернулся; обратился к чиновным людям что-то переспросить, остался недоволен ответом, чуть не пришиб какого-то живого переписчика, затесавшегося среди благообразных мертвецов, снова отправился в трактир и, не спрашивая еды, поднялся в свой номер, где и закрылся, после чего — это мог слышать весь трактир — какое-то время в гневе швырял мебель. Должно быть, его так вывела из себя отсрочка аудиенции.

В своей сегодняшней досаде Чичеро не заметил, что дождь утих. За весь день он даже ни разу не поднял взгляда ввысь, не воззрился на широкий просвет, открывшийся в стене осенних туч как раз над надвратной башней. А ведь на этом участке голубого неба в лёгкой дымке можно было узреть целых четыре воздушных замка — небывалое количество для здешних мест. Причём один из них завис на небольшой высоте, как бы дразня мёртвых обладателей нелетающих крылатых коней недоступной для них возможностью штурма.

Нет, Чичеро не походил на человека, который ждёт от неба добычи. И если нос его гордо торчал в небесную высь, то янтарные глаза (вернее, теперь единственный янтарный глаз) глядели исключительно сверху вниз. Что ж, зато посланник Смерти редко спотыкался — чего никак не скажешь о его давешнем коне, которого с прошлого вечера никто не видел.

Кстати, если Чичеро из Кройдона планировал не привлекать к себе всеобщего внимания, то это ему совершенно не удалось. Элитный мертвец, с видимым трудом расстающийся с золотом, удивителен уже тем, что при таком подходе к деньгам маловероятны более чем щедрые пожертвования бальзамировщикам и некромантам, обеспечившие ему посмертье.

Известно, что настоящие скряги пропускают тот миг, когда ещё не поздно провести дорогостоящий обряд, дабы обрести полноценное послежизненное бессмертие. Полоумные зомби, которые способны только к чёрному низкоквалифицированному труду — вот кто из них получается. И поделом.

* * *

Вести из Мертвецкого приказа, доставленные живым посыльным, пришли на удивление скоро — в тот же день к вечеру. Чичеро обрадовался, но не утратил и сильной злости, так что посыльный поспешил унести ноги — даже не заикнулся о чаевых. Едва дождавшись его ухода, Чичеро распался на составные части, причём часть по имени Зунг приложили носом о дубовый подоконник. Кажется, карлик пострадал за пессимизм своих прогнозов. Пессимисты Великого народа Отшибины обычно не доживают до реализации своих опасений.

* * *

Где-то там наверху, в наземной части Цанца дождь припустил с новой силой, и по мощёным улицам к отводящим каналам потекли потоки, но внизу город остался сух. Здесь осенью никто не умывается дождём, а летом — не изжаривается на солнце, от которого набальзамированные тела мёртвых начинают пусть и не дурно, но неестественно пахнуть.

Посланник Смерти Чичеро, пройдя подъёмные мосты и врата нижней (пещерной) крепости Цанца, торжественно вступил под высокие черномраморные своды подземной части города. Вот тут, и только тут наконец-то и начался подлинный Цанц. Это уже не кучка каменных башен, соединённых стенами, к которым изнутри прилепились деревянные лачуги омерзительных живых людишек, это уже начало подлинного Владычества Смерти во всём его блеске.

У пещерной крепости Чичеро встретил эскорт из шести высокопоставленных Слуг Смерти. Конечно, в покои Управителя его повели не по Парадному лестничному пути, а периферийными коридорами, да и винтовые лестницы на пути были слишком круты и неудобны — но и здешнего убранства было довольно, чтобы поразить воображение провинциала.

Громадные серокаменные блоки, отполированные до блеска, обрамляли дверные проёмы, резные колонны из красного мрамора поддерживали своды, огромные изображения Глаз Смерти с восьмигранными зрачками золотом блестели в чёрных подпотолочных нишах.

Элегантные мёртвые провожатые провели гостя в Зеркальный зал для аудиенций, огромный, точно целый мир, сияющий волшебными светильниками, многократно отражёнными в зеркалах. Такой зал могли выстроить лишь настоящие мёртвые. Живым — даже не повторить. Столько полированного камня, столько колонн, такая высота…

— Вас прислал… напомните, кто? — раздался голос откуда-то сверху.

— О Жемчужномудрый воевода! Я послан в ваше распоряжение господином Гру, Верховным магистром некрополей земли Нижняя Отшибина.

— Итак, вы прибыли из Отшибины, — констатировал плотный розовощёкий мертвец в коричневой чиновничьей мантии, который восседал на вознесённом под самый потолок высоченном чернокаменном стуле — уменьшенной копии Подземного трона Владыки Смерти.

Посланник Смерти подтвердил сказанное, но несколько при этом замялся.

— Что не так? — тут же поинтересовался наблюдательный Управитель.

— Единственно то, что и всё Цанцкое воеводство, по недавно найденным старинным летописям — тоже часть Отшибины, причём важнейшая. Если верить им, то, приезжая сюда, я отшибинской земли и не покидал.

Ответ посланника Смерти был сочтён остроумным.

— Стало быть, и наш бедный Цанц тоже находится на отшибе? — отсмеявшись, спросил Цилиндрон.

— Простите, мой господин, если патриот Отшибины вас задел, — смиренно произнёс Чичеро, — Но только современные отшибинские учёные отвергли идею о происхождении имени «Отшибина» от выражения «на отшибе».

— И откуда же оно теперь происходит? — с иронией откликнулся Управитель.

— От выражения «шибче», мой господин.

— Да что вы говорите!

— И это несомненно так. Исторически Отшибина стояла в центре мира. Поэтому она никак не могла бы находиться «на отшибе», каковое выражение означает дальнюю периферию. Именно с Отшибины, и даже с Цанца как исторического её центра, пошло творение мира. Оно шло «шибко», то есть мощно, сильно! Весь мировой потенциал присобрался в этой точке. Отсюда расширялся, раздавался в стороны Земной ярус мира, отсюда углублялись вниз первые Подземелья, отсюда же развернулись вверх и Небеса. Поэтому именно здесь появился самый Великий народ в мире. Поэтому именно сюда, завершая цикл мирового развития, пришли войска Владыки Смерти. И я знаю: отнюдь не случайно и то, мой господин, что вы, мой господин, выполняете свою бессмертную миссию именно здесь! Ничего не может быть случайно, если оно происходит в самом центре мира. Судьба распорядилась так, что Цанц находится в вечном управлении Умбриэля Цилиндрона!

Тут Умбриэль Цилиндрон расхохотался и заёрзал на своём высоком стуле. И выглядел он при том очень-очень довольным. Чичеро же склонился в глубоком поклоне, притом лицо его выразило благоговение, выглядевшее подлинным.

— А что слышно в Отшибине о Живом Императоре, будь навеки проклято его имя? — поинтересовался Цилиндрон, меняя тему. — Не собрал ли он новое войско, угрожающее нашему Цанцу?

— Живой Император, будь проклято его имя, в землях верной вам Отшибины в последнее время с войском не появлялся, — пылко отрапортовал Чичеро, — а коли появится, не быть ему больше живым: у нас его есть кому встретить!

Такой ответ посланника Смерти господину Управителю Цанцкого воеводства очень понравился, но вызвал и сомнение.

— И что же, у Живого Императора, будь проклято его имя, есть в вашей земле недруги? В прошлом он бывал принят в Отшибине, получал помощь, даже военную. Кто, как не эти ваши отшибинцы, научил его потопить цвет нашей Мёртвой гвардии в лесных болотах?

— Отшибинцы не таковы! — воскликнул Чичеро. — Враг получал помощь только от лживых имперцев. Коренные жители Отшибины — Великий народ — отказали ему в помощи. И они скорбят вместе с нами о потере славных сынов Смерти.

— Это что же за Великий народ?

— Имперцы называют этот народ… карликами, — нехотя признался Чичеро, — и они действительно невелики ростом. Зато они велики силою духа. И у них есть серьёзное основание ненавидеть Живого Императора, будь проклято его имя! Их предки по его приказу были заморены голодом.

— С этого момента поподробнее, — попросил Управитель.

— В последнюю войну было дело, мой господин, аккурат под её конец. Живой Император, будь проклято его имя, ещё имел большое войско, но наши боевые дружины уже прижали его к бесплодной местности близ Серогорья. Несколько верных ему горных замков сдерживали наш натиск, все горные тропы ещё контролировались живыми.

Одна беда терзала Императора, будь постоянно проклинаемо его имя: наша осада привела к тому, что его войско стало голодать. Тут бы всё и решилось — легко, без лишних жертв, но Живой Император, будь проклято его имя, замыслил нечестивый план. Он послал в известные ему селения Великого народа фуражиров, чтобы те скупали провиант для его армии. Но в этих селеньях уже тогда приняли сторону Владыки Смерти, и имперских фуражиров с позором выгоняли. То было свободное решение самоопределившегося народа, с которой доживающей свой век империи следовало считаться.

И тогда подлый Живой Император, будь проклято его имя, пришёл со своей Малой дружиной, и у каждого, кто отказывался продавать продукты, отнял их силой.

Он забирал всё, весь собранный урожай, обрекая целые сёла на голодную смерть. Его предупреждали, что их смерть будет на его нечистой совести, но он только смеялся. Он говорил, что успевает обчистить не все селения Великого народа, что жители других селений смогут поделиться с голодающими.

Он, конечно, лгал! Он знал, что у Великого народа не принято делиться, что каждый Великий тем и велик, что должен суметь прокормить себя сам.

Великий народ в голодающих селениях унизился попрошайничеством. Он приходил к благополучным селениям, но ничего не получал. И в этом была высшая правда, иначе бы Великий народ потерял себя, пошёл на поводу у гнусной империи живых, и хитрый план её главы увенчался бы успехом. Пришедших встречали камнями, стрелами, кипящей смолой поверх заборов. Началась резня: брат резал брата, а виноват — он, Живой Император, будь трижды проклято его имя!

Пока его войско — вместо того, чтобы развалиться, куда ему и дорога, — сопротивлялась справедливым требованиям Владыки, и, избегая судьбы, путём постыдных хитростей выходило из окружения, мерзкий вандал ничего не сделал для спасения Великого народа.

Начался настоящий мор, а с ним — и людоедство. Ведь не в обычаях Великого народа выдерживать голод, он достоин лучшей доли и всегда это право гордо отстаивает. В том трагическом году его достоинство спасалось людоедством. Целые роды истребляли сами себя, без надежды когда-нибудь приобщиться к Владычеству мёртвых…

Чичеро говорил, возвышая голос. Его неравнодушие заражало присутствующих; даже сам Цилиндрон в вышине широко распахнул мёртвые глаза, и, казалось, наблюдал картины голода среди карликов. Вот, значит как: Император сам создал себе врага! Теперь пусть только попробует сунуться в пределы Цанцкого воеводства. Его ещё на подступах перехватят вездесущие отшибинские карлики, известные своей свирепостью.

— И что же мне просил передать уважаемый Гру, Верховный магистр некрополей земли Нижняя Отшибина? — опомнившись от своих предвосхищений, произнёс Цилиндрон.

— Это я могу сообщить с глазу на глаз, — чуть помедлив, сказал одноглазый Чичеро. Цилиндрон, знаком отпустил высокопоставленную прислугу и приготовился слушать дальше.

* * *

В этот вечер карлики не дрались. Фигура Чичеро медленно расползлась в три разные стороны. Дулдокравн свернулся в комочек на мешке с остатками лошади, Лимн забрался под кровать, а Зунг, решивший было сторожить, захрапел, облокотившись круглой головой на дверь номера. За этот ответственный день карлики устали куда сильнее, чем за всю неудобную дорогу от Отшибины до Цанца.

— Теперь очередь шкатулки, — пробормотал во сне Лимн. И почему-то — голосом Чичеро.

Ночью с большого мешка на дощатый пол носом вниз грянулся Дулдокравн. Он не проснулся, зато быстро-быстро зашептал, и тоже — голосом Чичеро:

— Ой. Здесь, кажется, был Живой Император, будь проклято его имя, был… Живой Император, будь проклято его имя, был Живой Император…

Но несмотря на все эти заклинания, имя Живого Императора нельзя было проклясть. Никто этого имени не знал: ни карлики, ни говорящий в них Чичеро, ни пославший его некромант Гру, ни высоко сидящий Жемчужномудрый воевода Умбриэль Цилиндрон, ни даже сам Владыка Смерти, чьё имя также тщательно скрывалось.