Две недели улетели, будто сон поутру. Не за горами уже был срок, отведённый для возвращения Чичеро в замок Плюста. Посланник теперь с каждым днём всё яснее понимал, что вернуться не просто придётся, а ему нужно вернуться.

Но вернуться — по-умному. Для этого ему понадобится киоромерхенная суэнита. Ведь не будет у него шанса обыскать весь замок Глюм, чтобы найти похищенную. С этой суэнитой ему понадобится спуститься в глухой колодец двора, в котором тени, ведомые рукой Плюста, дают свои представления.

Там он соберёт в «призрачную шкатулку» все тени, какие сможет, но главное — найти собственную. Как только это случится, он станет собой — посланником Смерти Чичеро, — а уж с ним шутки Плюста будут плохи.

К сожалению, Окс — замок живых людей. Из мертвецов здесь находилась, пожалуй, одна лишь великанша Клюп, а все слуги, как и все предметы страсти Лулу Марципарины, как и её подруга Кэнэкта — все были живыми. Раз уж Умбриэль Цилиндрон, купивший для дочери замок, взялся не потакать её интересу к мертвечине, то он уж выполнил всё от него зависящее.

Никаких деревень с мертвецами-крестянами под Оксом тоже не было. Великанша Клюп не очень твёрдо помнила: то ли крестьяне здесь вымерли ещё живыми, то ли их продали в замок Глюм вместе с деревнями, а уж тогда они вымерли. Так или иначе, кроме каких-то древних пепелищ, деревень на Клямщине не видать аж до Кляма и Батурма.

Как и следовало ожидать, Чичеро не нашёл в Оксе суэниты. Единственная суэнита, которая могла бы обнаружиться в замке, принадлежала Клюп, но великанша была не настолько глупа, чтобы её хорошо не спрятать (ведь эта самая великанша ставила на место даже ужасного Плюста).

Замечая, каким озабоченным становилось лицо Зунга, как только он совершал переход от её сладкого тела к строгому плащу Чичеро, Лулу Марципарина спрашивала у возлюбленного, что за кручина его гложет. Чичеро отвечал, что он печалится о скором возвращении в замок Глюм, к которому его принуждает неосторожно данная клятва.

Он, конечно, слегка лукавил, придавая такой вес именно клятве, и меру своего лукавства прекрасно понимал. Посланник предпочитал посвящать невесту в более возвышенные свои мотивы, а не в низменные. И ещё, как водится, — в суть своих свободных решений, а не вынужденных обстоятельствами реакций.

— Не переживай, любимый, наша добрая Клюп тебя с радостью подвезёт к Плюсту, ты возьмёшь назад свою клятву, и будешь снова свободен как ветер! — так убеждала Чичеро его верная Лулу Марципарина.

— Не всё так просто, дорогая, всё не так просто! — скулил в ответ тот. Что именно непросто, он ещё надеялся придумать — в выгодном для себя свете.

— Ничего нет проще, чем добраться из замка Окс в замок Глюм! — наставительно провозглашала его любимая, — Здесь менее пяти часов на санях, а по подземному ходу — и того меньше.

Услышав про подземный ход, Чичеро чуть не свалился с роскошной постели, на краешке которой сидел в своём затасканном чёрном плаще.

— Значит, замки Глюм и Окс сообщаются под землёй? — не мог он поверить.

— Да, конечно. И не только они. Из Окса под землёй легко добраться, например, в Батурм…

Известие о подземном ходе стало не только приятным сюрпризом для Чичеро, но и основанием для тревоги. В начале оно ошарашивало тем, что отпуская его в Окс, хозяин Глюма, в сущности, никуда его не отпускал, а лишь удлинял поводок: ибо что стоит стражникам из Глюма по подземному ходу явиться сюда, в оплот любовных наслаждений, и снова его выкрасть?

В дальнейшем, по мере успокоения Чичеро, на передний план для него вышли выгоды от нового знания. Всё же очень хорошо, что отсюда можно запросто сходить в замок Батурм, а Дикие охоты Плюста, рыскающие на подступах к Оксу, ничего о том не пронюхают.

Когда Чичеро рассказал невесте о своём желании прогуляться в Батурм, та, мягко говоря, удивилась. Не желая посвящать любимую во все тонкости дела, посланник сослался на то, что его карлики-де измучены любовью и нуждаются в отдыхе (последнее, кстати, было правдой).

Батурм притягивал Чичеро в первую очередь возможностью достать суэниту (для себя), и во вторую очередь — ею же (для выполнения задания). С суэнитой будет какой-то смысл и в Глюм возвращаться.

Только отдадут ли в Батурме суэниту? По-хорошему, посланнику Чичеро следовало её выкупить у хозяина. Он бы так и сделал, если бы посылал его на эту миссию не вождь карликов — Великого народа, известного своей жадностью и скупостью. Но жадный Врод Занз-Ундикравн не дал своим разведчикам ни гроша на покупку «призрачных шкатулок»; он считал, что посланник может затребовать эти шкатулки просто «именем Смерти», а раз это так, то зачем напрасно тратиться?

* * *

Чичеро с чувством обнял на прощание Марципарину Бианку и вступил в соединяющий Окс с Батурмом подземный туннель.

Вперёд уже были посланы двое слуг — из тех красавцев, с которыми Лулу Марципарина и госпожа Кэнэкта развлекались, если измождённые карлики Чичеро не могли их больше обслуживать. Парни двинулись в разверстый зев туннеля с большой и нескрываемой неохотой. Впрочем, лень и наглость живых слуг давно вошли в поговорки.

Слуги вышли тремя часами ранее, чтобы вовремя предупредить хозяев Батурма — великана Ногера, его жену и дочерей — о скором приходе Чичеро, но так получилось, что быстроногий посланник в дороге их нагнал. Теперь он их подгонял вперёд, угрожая расправой, если не будут пошевеливаться, и в его угрозах, кажется, слышалась изрядная доля ревности.

Туннели между замками Клямщины задумывались как пешеходные, но сделали их из того расчёта, чтобы мог пройти великан, поэтому Чичеро запросто бы мог прокатиться по нему в карете или на лошади. Но он предпочёл двигаться пешком, ведь настоящего боевого коня, достойного посланника Смерти, конюшни замка Окс ему предложить не могли, в карету же к нему вполне могла напроситься Кэнэкта или сама Лулу.

Путь по туннелю вышел уныл и однообразен. Вместе с тем, он не выглядел заброшенным. Как Чичеро узнал у провожатых, подземными ходами между замками великаны Клямщины часто пользуются в ранне-весенний период, когда все поверхностные дороги раскисают и перегораживаются вышедшими из берегов реками.

Туннель привёл к массивным воротам синего дерева, украшенным гербом Батурма: в верхнем поле осёл и ключ, в нижнем — рог изобилия. Что-то эти изображения на гербе означали — то ли в истории пришедшего из Менга великанского рода Ногера, то ли в истории рода прежних владельцев замка.

Пришлось довольно долго стучать в ворота, прежде чем они открылись. Открыли подтянутые мертвецы в чистеньких выглаженных ливреях западного покроя — слуги семьи великана Ногера.

Мёртвые слуги попросили Чичеро пройти во двор и побежали докладывать хозяевам о прибытии гостя из Окса.

Зажмурившись от яркого света, Чичеро вышел в заснеженный двор замка Батурм и огляделся, насколько позволял единственный глаз Дулдокравна.

Когда-то Батурм строился — и перестраивался — по тому же самому проекту, что и Окс с Глюмом. Те же самые три нижних яруса, предназначенные для людей, два верхних — для великанов.

Но только — в отличие от Глюма и Окса — Батурм ещё раз перестраивался, причём сравнительно недавно. Три из пяти его башен были нещадно перестроены на западный лад — стонский или кранцглийский, и, на вкус Чичеро, представляли собой весьма комичное зрелище.

Круглые в плане башни, поставленные на квадратную основу, казались ему игрушечными и несерьёзными. Такие башни вполне к месту во дворцах Приза, Бона или Кадуа, на худой конец — в загородных замках Стона и Южной Кранцглии, но здесь они выглядят скорее огромными пивными бочками, выставленными на шкафу.

Радушные хозяева уже спешили к Чичеро, даже не надели верхних одежд — великаны вообще не слишком чувствительны к холоду. Жена великана Ногера и две его дочери облачились в одинаковые платья — по последней стонской моде, как её поняли на Клямщине.

Посланника Чичеро, который за почти столетний посмертный век успел побывать и в самом Призе и во многих других стонских и кранцглийских городках, умилила вычурная смесь гордой современности и провинциализма. Современность являлась в изящном покрое платьев, провинциализм — в том, как они сидели на толстозадых фигурах великанш.

Госпожа Ногер, Гала и Ала — так звали великанш, насколько удалось запомнить Чичеро и его карликам по знакомству в Цанце. Только вот где Гала, а где Ала, посланник не вполне чётко уяснил, и в оправдание мог бы сослаться на отвратительную великанскую дикцию.

Чичеро церемонно поздоровался с великаншами, стараясь попадать в тон их грубоватому щебету. Отца семейства Ногера с ними не было, и на вопрос о нём посланника Чичеро хозяйка замка как-то уж слишком в лоб переменила тему разговора. Уж не случилось ли чего с бедным Ногером, который на памятном симпозиуме в Цанце был как-то болезненно худ?

Женщины радушно пригласили Чичеро в замок, и он вошёл в него, поражаясь интерьерам, которых тоже не пощадила волна переделок. Интерьеры пострадали — вот как можно было определить характер перемен. Не дрогнувшая рука, внёсшая эти перемены, как видно, взяла за идеальный образец какой-то конкретный замок, решённый в стиле минимализма, только-только входящего в моду в Западном Запорожье.

Глядя на гордо демонстрируемые хозяевами голые стены в пятнах, оставшихся от давних времён, Чичеро невольно вспоминал замок Мнил, из которого при попустительстве доброго Ома вся обстановка была вынесена злоумышленниками.

Прошли в гостиную, выглядящую так же голо и неприветливо, как и все ранее пройденные помещения Батурма. Расположились на новеньких стульях, явно выписанных откуда-то из-под Цига, неудобных для грузных великанш, но очень красивых и, должно быть, баснословно дорогих. Госпожа Ногер распорядилась накрывать стол, мертвецы в ливреях западного покроя кинулись выполнять распоряжение.

В разговоре, которым развлекали посланника хозяева Батурма, речь шла исключительно о том, каково живётся мертвецам за Западным Порогом Смерти. Поскольку же ни хозяйка, ни две её дочери сами за Западным Порогом никогда не бывали, то они, понятное дело, спрашивали об этом у Чичеро. Тот отвечал, с искренним удовольствием вспоминая свои университетские годы. При этом он старался не произнести ничего, что могло бы послужить для великанш руководством к действию, меняющему мир вокруг себя. И, конечно же, при первой возможности посланник переводил разговор на замок Батурм, на его владения на Клямщине.

Удалось узнать, что владения эти — вполне приличные, и густо заселены мертвецами. Хотя само селение Батурм, давшее название замку, не сохранилось, зато великанской семье принадлежало целых четырнадцать деревень, своевременно спасённых от естественного вымирания путём поголовного введения крестьян в посмертие.

— И сколько же у вас мёртвых крестьян? — поинтересовался Чичеро.

— Я знаю точную цифру, — сказала младшая дочь Ногера — Ала (или Гала), которая не только с гордостью носила наряды западного кроя, но к тому же оказалась не чужда познаниям в арифметике, — восемь тысяч девятьсот двадцать шесть!

— Я восхищён! — сказал Чичеро. — Что за поразительная точность! — более чем точность, его, понятное дело, восхитила сама цифра.

— Мне легко было запомнить, — скромно потупилась юная великанша, — ведь эта цифра очень давно не меняется. Мёртвые крестьяне не мрут, но и не размножаются.

— Да, гордо подтвердила её мать, — дар посмертного размножения был дан Владыкой Смерти немногим: только всем великанам, пришедшим в здешние места из Менга, да ещё нескольким из монархов прежних западных государств.

Поскольку проблемы размножения западных мертвецов Чичеро не волновали, он постарался вернуть разговор к крестьянам. Бытом своих крестьян — ничуть не более западным, чем в прежние времена — великанши, понятно, не могли гордиться, поэтому отвечали с несколько поджатыми губами. Вопрос же о «призрачной шкатулке» поставил их в полный тупик. Им ничего не сказало и более «западно» звучащее выражение «киоромерхенная суэнита» — хотя его они, уж наверное, постарались запомнить на будущее.

Чичеро, понимая, что его посещение Батурма может обернуться пустой прогулкой, стал объяснять дамам, какова суэнита из себя. Младшая из дочерей великанши с некоторой неуверенностью (может, лишь из вежливости к настойчивому гостю?) признала, что такая штука, как он описывает, у них была — но они её выбросили.

— Выбросили? — поразился посланник.

— Конечно. Мы ведь много всякого старья повыбрасывали! — с вызовом заверила его великанша-мать. — Свалили прямо в ров: пусть берёт, кому нужно!

Чичеро после этих слов долго удостоверивался, не смеётся ли она над ним. Нет, не смеялась. Впору было смеяться самому Чичеро.

Эта строительница новой жизни в замке Батурм из-за своих эстетических пристрастий избавилась от вещи, которая гарантировала благосостояние многим поколениям её мёртвых потомков! Право же, здесь пахло столь же острым великанским умом, который обнаруживал бедняга Ом из Мнила. Вопрос ещё, что хуже: расковырять свою суэниту ножичком, или выбросить в ров собственного замка на радость нищим, ищущим обогащения?

— Когда это случилось? Когда вы выбросили коробочку? — уточнил посланник.

— Да с полгода уже. Видите, мы расчистили от хлама целое крыло замка, усовершенствовали башни… В одной из трёх башен, подвергшихся реконструкции, наверное, и лежала эта ваша суэнита.

— Как думаете, есть ли надежда её найти? — спросил Чичеро у младшей великанши.

— Не думаю, что есть. Сейчас весь ров запорошен снегом, и только к поздней весне сойдёт (Клямщина всё-таки на севере Цанцкого воеводства). Но, если эта коробочка так важна для вас, мы велим слугам поискать её — когда сойдёт снег, разумеется…

Ну вот, а удача мелькнула так близко! Подумать только: восемь тысяч девятьсот двадцать шесть теней своих мёртвых крестьян эти жертвы западной моды просто швырнули в ров замка!

— А может, эта «суэнита» у отца? — спросила вдруг вторая, старшая из молодых барышень, Гала (или Ала). Она отличалась особенно ярко выраженным простодушием, и на неё тут же зашикали мать и сестра. Что же она произнесла недозволенного, интересно знать? И отчего же в категорию недозволенного попал великан-отец? Не запятнал ли он своё имя каким-то неудобовспоминаемым преступлением?

О том, что случилось с Ногером, посланник больше прямо не спрашивал, но косвенным путём выяснил, что хозяин замка вроде бы жив. Жив, и, похоже, может иметь идеи на тот счёт, где найти «призрачную шкатулку», которая бы так выручила посланника Смерти. Но как ему выйти на Ногера, если само имя его супруга и дочери избегали произносить.

Чичеро невольно вспомнилась притча о крестьянине, которому надо было купить осла в местности, в которой слово «осёл» считалось непристойным. Уж неизвестно, чем именно ослы заслужили в тех местах столь неодобрительное к себе отношение (может, дело в том, что у них такие большие…э… уши?). Вот бы вспомнить, как в притче вышел из своего положения крестьянин! И вышел ли? Может статься, что вместо осла ему пришлось купить какое-то другое четвероногое, например, табуретку или шкаф. Как бы и Чичеро вместо желанной суэниты не обрёл какой-нибудь иной, отдалённо похожий на неё предмет! Например, изразцовую печь.

Всё было проговорено, осталось прощаться и уходить, и Чичеро тянул время, сам не зная, для чего, когда в пустынной гостиной, где Ногерша с дочерьми принимала посланника, появился мёртвый слуга, одетый несколько более старомодно, чем те слуги, которым до сих пор отдавали распоряжения хозяева. Этого слугу здесь явно не ждали.

— В чём дело, Хоб? — ледяным голосом произнесла старшая великанша.

— Прошу прощения, госпожа Ногер, но господин спрашивает, что за гость нынче пожаловал в замок.

По лицу великанши было видно, что она собирается немедленно выставить этого слугу вон, но Чичеро, наделённый карличьей быстротой реакции, сориентировался скорее:

— Меня зовут Чичеро, я — посланник Смерти, с которым ваш господин познакомился на осеннем симпозиуме у Цилиндрона.

Слуга кивнул и двинулся к выходу из гостиной; но на пороге он обернулся и сказал:

— Простите, господин посланник. Я доложу о вашем приходе господину Ногеру, но если мне… не удастся сюда вернуться, знайте: мой господин находится в неперестроенном крыле замка, и он всегда рад гостям.

Госпожа Ногер вслед этому Хобу только что стул не бросила — а могла бы.

— Госпожа, я не в курсе ваших домашних событий, — мягко сказал Чичеро, — но мне надо повидаться с вашим мужем. У меня к нему важное дело, имеющее значение для самого Владыки Смерти.

— Но мой муж не в себе! — резко сказала великанша, — он странно себя ведёт уже с начала зимы. Нам с Алой и Галой очень стыдно за него, поэтому мы к нему никого не приглашаем.

— Как он себя ведёт? — спросил Чичеро.

— Ужасно. Собирает выброшенные вещи, не даёт работать каменщикам. Посылает своих слуг вниз, в ров, велит тянуть оттуда в замок всякий мусор!

— Он, наверное, не желал перестройки замка? — предположил проницательный Чичеро.

— Перестройка начата полгода назад, — заметила Ногерша, — и тогда он не смог мне возразить ничего разумного. А теперь он забаррикадировался в своём крыле, не желает слушать наших доводов, а слуг, которые приходят разбирать баррикады, угрожает повыбрасывать со стен. О чём с ним можно говорить?

— Может, мне удастся его образумить? — предложил Чичеро. Станет ли он вразумлять бедного Ногера, это уже — отдельная песня, но расстаться с великаншами он предпочитал без конфликта.

— Что ж, попытайтесь, — сдалась великанша, — конечно, раз у вас дело от самого Владыки Смерти, я не могу вам препятствовать. Но пусть всё, что вы там увидите, не испортит ваше впечатление от нашего уютного замка. Творящееся у него в северном крыле — это причуда больного разума, не более. Помните: муж не в себе, и это временно!

* * *

Баррикада, за которой спрятался от жены и дочерей великан Ногер, была труднопроходима для великанов и опасна для жизни людей и карликов. Громоздящаяся там тяжёлая великанская мебель оказалась неустойчивой и грозила обратиться в капкан для неосторожно подставленных конечностей.

Заметив, что за ним никто не наблюдает, Чичеро рассудил, что такую преграду легче преодолеть, разделившись. Лимн, Зунг и Дулдокравн, завернули в чёрный плащ истрёпанные останки посланника и весело запрыгали по столам, шкафам и комодам, протискиваясь с ловкостью тараканов в неприметные щели. Они лезли всё дальше, а баррикада не кончалась, и карлики начали понимать, что так теперь выглядит всё внутреннее пространство северного крыла замка, оставшегося под контролем Ногера.

Мебель из всего обновляемого великаншей замка перекочевала сюда. Уж точно, это зрелище было тяжёлым для надеявшейся войти в новую жизнь и избавиться от старья госпожи Ногер. Вместо того, чтобы видеть это старьё побеждённым и разбросанным во рву, она получила его концентрацию на половине мужа.

Кажется, разведчики избрали не самый удобный и короткий путь. Этажом выше, должно быть, баррикада становилась более проходимой — ведь как-то выбирались из-за неё Хоб и другие слуги, оставшиеся верными Ногеру. Но эта картина сваленных в кучу вещей Лимна, Зунга и Дулдокравна просто завораживала, и они благодарили судьбу за возможность охватить её полностью.

По забитому мебелью коридору карлики добрались до лестницы. Та выглядела ещё более угрожающе. Поднявшись по ней, выскочили на расчищенную площадку, в центре которой за столом, заваленным добрыми тремя десятками здоровенных амбарных книг восседал согбенный великан в засаленном карамцком халате. Ногер стал ещё худее, чем в Цанце, и напоминал… глиста, что ли?

Лимн и Зунг, неосторожно высунувшись из-за старинного — цанцкой работы — комода, попались на глаза Ногеру, и тогда Дулдокравну пришлось спешно облачаться в плащ посланника Смерти.

— Это вы, посланник Чичеро? — спросил Ногер.

— Да, господин Ногер. А это мои помощники — Лимн и Зунг, они из Отшибины.

Ногер медленно кивнул, после чего заметил:

— Вот уж не думал, что там, где вы прошли, можно пройти. Надеюсь, вы ничего не растащили?..

— Нет, всё на своих местах, — поспешил заверить его Чичеро. — Не скрою, пройти было трудно, но мы как-то протиснулись. Лимн и Зунг, как видите, невелики ростом, им было и вовсе легко пробираться…

Ногер снова кивнул и сказал с горькой улыбкой:

— Видите, как я живу?

— По правде сказать, ужасно! — оценил его положение Чичеро. Я конечно, после нашей с вами встречи на симпозиуме у Цилиндрона поездил по окрестным замкам, где насмотрелся всякого, но…

— Где вы уже побывали? — спросил Ногер.

— После отъезда из Цанца я посетил замки Мнил, Глюм и Окс, откуда подземным ходом дошёл и до вашего Батурма. В Глюм к великану Плюсту мне ещё предстоит вернуться…

— Знаете, — сказал вдруг Ногер, — наши с Плюстом родители были очень дружны. Они просто-таки дружили замками (Глюм с Батурмом), и очень многое делали одновременно. Когда я родился в Батурме, в Глюме почти тотчас же тоже родился маленький великанчик. Он, если присмотреться, был с какой-то странной дырчатой кожей, но в остальном очень походил на меня.

— Значит, дырки на коже у Плюста с рождения? — удивился Чичеро, — он мне об этом что-то другое рассказывал.

— Может быть, — кивнул Ногер, — он у нас такой выдумщик! Но сказать вам правду: Плюстом должны были назвать меня. А его — Ногером.

— Как же так? — не понял Чичеро.

— Нас перепутали во время обряда наречения имени. Смешной случай. На лице у него тогда кожа выглядела обычной, без лишних дыр. Знаете, как порой похожи новорожденные великанчики! Наши родители одновременно (разумеется, в первый четверг от рождения) привезли нас в Клям, к главному некроманту уезда. Там же, понятное дело, было и бальзамирование, переход в посмертие (ведь от мёртвых великанов рождаются лишь мертворожденные дети, с их посмертием надо поспешить). Меня хотели назвать нашим родовым именем Плюст, что на языке великанов из Менга означает «собиратель», а его хотели назвать «Ногер», то есть «весельчак».

— Но вас перепутали?

— Перепутали. Как вы знаете, наречение имени перед лицом Владыки Смерти не имеет обратного хода. Пришлось мне стать Ногером, а ему — Плюстом. Родители думали, имена на нас повлияют.

— И как, повлияли?

— Почти. Я, хоть и Ногер, никогда не отличался весёлым нравом, он, хоть и Плюст, никогда не был достаточно усидчив, чтобы что-то собрать. Но… как бы вам объяснить… я в своём собирательстве — в связи с последней инициативой моей жены — попал в такую ситуацию, что впору обхохотаться. А Плюст — он, как мне говорили, веселясь, много чего насобирал.

Тут Ногер невесело рассмеялся, словно бы специально пытаясь оправдать полученное им имя.

— Нужна ли вам какая-нибудь помощь? — спросил Чичеро.

— Помощь? Мне? Чем же вы, посланник Чичеро, можете мне помочь? Разве что разведёте меня с женой и выйдете за меня замуж сами? — тут Ногер рассмеялся уже веселее, — Извините, посланник, я здесь от нечего делать учусь шутить.

— Возможно, я мог бы в чём-то убедить госпожу Ногер. Ведь она пытается переделать ваш замок по современному западному образцу, а я много лет провёл за Западным Порогом и знаю…

— Пустое! — отмахнулся Ногер. — Говорить мне с ней не о чем. Выгнать бы её из замка, но это делать надо было раньше, до того, как она его испохабила!

— Может, убедить её оставить этот замок вам, а себе построить новый?

— Новый? И это снова на мои деньги? — Ногер скривился. — Нет уж, я подумал, что сегодняшнее положение меня вполне устраивает. Мне удалось сохранить всё (слышите, Чичеро?), все фамильные вещи, которые эта дурочка, не понимая их ценности, побросала со стен в ров. Что-то из мебели, конечно, пострадало, но это ещё можно починить. Великанская мебель — очень прочная!

— Но ваши отношения с семьёй…

— С семьёй? — тут великан залился таким заразительным смехом, что и Чичеро не выдержал (искривил рот Дулдокравна в невольной усмешке).

Может, так смеялся при встрече с драконом Драеладром дракон Рооретрал, имя которого означает не просто «весельчак», но — «злобный хохот».

Отсмеявшись, Ногер сказал грустно, но твёрдо:

— Знаете ли, Чичеро, моё семейное бытие до сей поры — было просто унизительным. И я никогда ещё не чувствовал себя таким свободным, как сейчас — запершись среди верных мне вещей и слуг в своём северном крыле.

Итак, Ногеру от Чичеро ничего не требовалось. Жаль! Значит, это посланнику придётся просить его об услуге. И тут единственное, на что придётся опираться — уверенная ссылка на волю Владыки Смерти.

— Да говорите уж, посланник, за чем вы ко мне пришли, — улыбнулся Ногер, наблюдая на его лице следы колебаний, — ведь у вас ко мне дело, не так ли?

— Я пришёл именем Владыки Смерти одолжить под расписку вашу «призрачную шкатулку», — сказал Чичеро довольно «прямо и честно».

— Владыке Смерти нужны тени моих крестьян? Зачем? — поинтересовался великан.

— Обо всём я рассказывать не уполномочен, — замялся Чичеро, — скажу лишь одно: Владыке Смерти нужны тени всех мёртвых крестьян цанцкого воеводства, а не только ваших. И он не будет отрывать их от выполняемых сельскохозяйственных работ, если только не нависнет реальная военная угроза.

— Вот как? Что же может угрожать Владыке?

— Единственной угрозой Владыке в здешнем мире был Живой Император, будь проклято его имя, — понизив голос, сказал Чичеро. — Так вот, есть основания подозревать, что назревает…

— Новое Опасное Лихолетье, — закончил Ногер. — Что ж, понятно. Владыка хочет иметь возможность оперативного управления крестьянами наших земель на случай угрозы. Боюсь, мне остаётся только вам поверить. И я готов уже получить с вас расписку, но…

— Что но? «Призрачную шкатулку» вашим слугам не удалось найти во рву? — довольно глупо подсказал Ногеру посланник (до чего трудно было ему вести переговоры, когда его собственная тень томилась в заточении у великана Плюста!). Но Ногер — вот благородная душа — не воспользовался подсказкой.

— Нет, посланник. «Призрачная шкатулка» найдена во рву мною лично. И вот в этой амбарной книге, — Ногер взял одну из них, полистал и нашёл запись, — она значится за номером 98761: киоромерхенная суэнита, одна.

— Значит, она здесь?

— Конечно здесь, посланник, но в этом-то и сложность. Попробуйте-ка её здесь отыскать! — и Ногер рассмеялся так весело, словно вся его жизнь (вернее, посмертие) проходила одним сплошным карнавалом.

Чичеро окинул взором то непролазное царство вещей, которое их окружало. Ногер же вновь подбавил в голос замогильной горечи:

— О чём я по-настоящему сожалею, так это о невозможности среди своих собственных вещей что-либо найти. Мой мир, Чичеро, сжат и уплотнён. Из него пропали знакомые с детства ориентиры. Где-то там, в заваленных вещами коридорах, лежит книга Цилиндиана, которую я не дочитал. И я её найду не скоро. Где-то в одном из сундуков, оставшихся в самом низу завала, — лежат мои любимые халаты, купленные в Карамце сорок лет назад. Они где-то здесь, но я выгляжу, как оборванец, и не могу переодеться! И где-то здесь же — на подконтрольной мне вроде бы территории замка — валяется также и интересующая вас «призрачная шкатулка». Ищите, если сможете.

Чичеро оценил грандиозность задачи.

— Итак, господин Ногер, правильно ли я вас понял, что вы позволили мне попытаться…

— Да, посланник, вы правильно поняли. Найдёте суэниту — ваше счастье. Не найдёте — вам самому отвечать перед Владыкой Смерти, — и Ногер снова оправдал своё имя.

— Может, счастье мне и улыбнётся, — заметил Чичеро, — мои помощники Лимн и Зунг — элитные разведчики вождя Отшибины, и имеют превосходные навыки. Только вот где именно вы посоветуете искать призрачную шкатулку?

— Скорее всего, в нижних этажах. Думаю даже, в самом нижнем. Мне и моим слугам туда вообще не добраться, ну а ваши карлики могут рискнуть…

— Спасибо, господин Ногер, — с чувством произнёс Чичеро.

— Не за что! — отозвался тот.

* * *

Проходили дни, а Лимн и Зунг всё искали заветную коробочку. Чичеро коротал время в разговорах с великаном, который — ну надо же — оказался более интересным собеседником, чем все великаны, когда-либо встреченные посланником ранее. Наверное, Ногер стал настолько глубок благодаря своему осознанному страданию.

Миссия карликов по поиску суэниты вышла не только сложной, но и опасной: Зунга однажды серьёзно завалило, но Лимну удалось его откопать из-под груды тяжеленных вещей без помощи слуг великана. Поиску способствовало единственное: суэнита должна слабо светиться в темноте, поэтому, добравшись до неё, уже нельзя пройти мимо.

К концу недели карлики нашли «призрачную шкатулку». Они даже сами не сразу поверили в свою удачу, особенно Зунг, который начал уже думать, будто этот великан их тоже дурит, задавая неверное направление поисков.

Удивился и Ногер. И (к удивлению Чичеро) как будто бы даже обрадовался. Карлики в радость Ногера решительно не поверили. Что за радость, в самом деле, когда у тебя нашли вещь, которую собираются одолжить? Но что бы не происходило внутри Ногера, он с готовностью отдал Чичеро суэниту. А взамен получил расписку на тут же нашедшемся четвертном листке бумаги.

Чичеро в присутствие великана проверил содержимое суэниты. Теней в ней помещалось ещё больше, чем говорила Ала — целых девять тысяч три. Должно быть, кроме крестьян из принадлежащих Батурму деревенек, эта суэнита контролировала всех слуг в замке, а также егерей в охотничьих домиках.

Поблагодарив Ногера, Чичеро перебрался через баррикаду в лёгком месте, на ходу сложившись воедино (вобрав в себя Лимна и Зунга). Теперь оставалось проститься с госпожой Ногер и дочерьми, посочувствовать их семейному горю и убираться восвояси. Но состояться этому прощанию оказалось не суждено.

Спускаясь по лестнице с верхнего яруса, Чичеро уловил в замке Батурм какую-то беспокойную перемену. Присмотревшись, он обнаружил, что двор под ним надёжно оцеплен взводом арбалетчиков, а прислушавшись, разобрал далёкий голос, спросивший:

— Ну что, это и есть тот посланник Смерти, который ошивается в вашем замке?

По-видимому, пока карлики искали суэниту, а Чичеро беседовал с Ногером, в Батурме произошла какая-то кардинальная перемена.