Чичеро не успокоился, пока не назначил дату освобождения собственной тени. Он отпустил себе три дня. Если за это время не подвернётся благоприятная ситуация, посланник воспользуется неблагоприятной. В этом своём решении он вышел за рамки поведения правителя Дрона из легенды Бларпа Эйуоя. Правда, о том, действительно ли Чичеро принял это решение, можно будет судить лишь потом — после его реализации. В своёй возможности решать можно ведь и обмануться.
Нащупав своё отличие от правителя Дрона, Чичеро уже не так сердился на Бларпа Эйуоя. Ну ладно, пусть рассказывает свои легенды. Этим он досаждает Плюсту, что, в конце концов, не может не радовать. Да, с Плюстом надлежит не словесами бороться, с ним кому-то придётся сойтись в настоящем поединке, и этим кем-то, конечно, будет сам Чичеро. Но Бларп всё-таки отвлекает на себя внимание врага — и тем помогает подлинному герою.
Вечером в день своего возвращения Чичеро с удивлением обнаружил, что вечерние представления Плюста более не пользуются таким успехом, как прежде. Большинство гостей замка Глюм теперь попросту не посещало кормление теней, игнорировало.
Сам-то Плюст, вроде, и сохранил воодушевление забавой, но в отсутствие бурно реагирующих зрителей его восторги выглядели несколько искусственно. Тени, которых он кормил, тоже теперь двигались, как сонные мухи. Не удавалось Плюсту их подзадорить.
Четверо зрителей великанской программы, в число которых попал и Чичеро, откровенно зевали. Двое из них, впрочем, были стражниками и следили за остальными двоими: за Чичеро и за новым для него гостем — насупленным молодым мертвецом с жёсткими волосами, длинноватым носом с горбинкой, чьи близко посаженные глаза, выражали простоватую уверенность в своём уме.
Увидев, что по нему скользнул взгляд Чичеро, молодой мертвец подошёл к посланнику.
— Моё имя Дониа из Шкмо, — представился он.
Чичеро также назвался. Дониа слегка замялся: кажется, он имел, что сообщить, но затруднялся, с чего начать.
— Начните с главного, — посоветовал Чичеро.
— Мы с вами — в страшном месте. Здесь пропадают гости, и хозяин (я уверен) тому виной. Со мною было четверо друзей; остался я один. Я думаю, великан Плюст — скрытый агент Эузы.
Чичеро присмотрелся к Дониа. Тот выглядел искренним. Его обвинительные интонации, во всяком случае, звучали безупречно.
— Я думаю, моих друзей сейчас держат в тюремной башне, или пытают калёным железом в одном из подвалов, — продолжал Дониа.
— Откуда вам это известно? — поинтересовался посланник.
— Одного из моих друзей на время вернули из тюрьмы. Он был сломлен, но много чего успел рассказать.
— Что же он рассказал?
— Бларп Эйуой работает на Плюста. Он только делает вид, что своими легендами вносит разброд в настроения гостей — узников замка. Он якобы отвращает их от этого зрелища, — Дониа кивнул на боровшихся внизу теней, — но всё это для отвода глаз. Эйуой предаст в любую минуту.
— Вот как? Что же вам известно ещё?
— В темнице замка томится даже один великан. Ему там особенно трудно, так как эти помещения на великанов не рассчитаны. Ему там даже не подняться в полный рост.
— Что за великан?
— Его зовут Ом из Мнила. Он называл моему другу ваше имя, поэтому я подумал, что вы его знаете.
— Что же рассказывал Ом из Мнила?
— Не многое. Рассказывал, плохо ему здесь. И ещё говорил, надеется, что Чичеро Кройдонский заберёт его отсюда.
Чичеро поблагодарил Дониа за информацию и призадумался. Оказывается, добрый Ом никуда не был отпущен. Почему-то хозяину Глюма настолько хотелось завладеть имуществом хозяина Мнила, что он не отпустил беззащитного дурачка домой, а оставил здесь мучиться. А ведь более двух месяцев прошло.
Посланник невидящими глазами смотрел вниз, на возню теней. Из оконных проёмов напротив его буравили взглядами двое подозрительных стражников. А внизу, из однажды занятого ею угла, на Чичеро, не отрываясь, смотрела его единственная собственная тень.
* * *
Вот чего уж посланник точно не ожидал, так, конечно, этого. Порог Смерти его не пропустил! Можно ли в такое поверить? Оставалось поверить.
Преследователей Дрю из Дрона не видел. Да, кажется, они в досаде остановились, понимая, что посланник Смерти до ворот доскачет первым. Но неужели никто из них не рассмотрел, как Дрю на полном скаку — бам! — врезался в запертые створки? Если они это рассмотрели, то кто или что им мешает сейчас приблизиться и сделать с беспомощным посланником то, что они хотели? Нет ответа.
С большим трудом поднялся на ноги конь Дрю со свёрнутой на бок мордой. Шатаясь на своих вывихнутых ногах, недоумевающий посланник на него еле вскарабкался. Конь закачался и выпустил правое крыло — и не для полёта, а просто чтобы себя поддержать.
Итак, в жуткой катастрофе и конь, и всадник сохранились, но, однако, сильно пострадали. Сейчас им много не проскакать. Дрю слез с коня и уселся прямо на серый камень дороги. Может, кто-то будет проезжать, и ворота всё же откроются? Тогда посланник если и не сам проникнет в Запорожье, то, по крайней мере, сможет через кого-то передать весточку магистрам Ордена.
Нет, никто не проезжал. Так прошёл целый день, и удивлённому этим обстоятельством Дрю стало представляться, что ворота теперь вообще не работают. Неужели сообщение между Предпорожьем и Запорожьем навеки нарушено?
Впрочем, нет, гораздо вероятнее — избирательная непроницаемость ворот лично для него. Таинственные сообщники известных ему заговорщиков (Гру, Плю, Стрё, Флютрю) и незнакомца Пендриса оказались распространены повсюду. Они не только сторожили его на въезде в Цанц, но и определили мнение самого Цанца.
То же самое положение (подчиняющееся формуле «враги под городом — настроенный против него город») Дрю ожидал встретить в Кляме и Дроне, почему и не стал к ним приближаться. И вот теперь прежняя формула охоты за Дрю обрела неожиданную глобальность. Его преследователей, затаившихся в засаде у Порога Смерти, поддержал сам Порог. Но это ведь страшно! Это доказывает, что… что Владыка Смерти умер!
К вечеру, когда посланник почувствовал, что сможет сесть на коня без риска для обоих, он сделал это. Конь уверенно перемещался пока что только шагом, и Дрю подумал о возможности удалиться из-под Порога Смерти на юг, в сторону Гуцегу, под покровом ночи. Такая возможность открылась бы, будь ночь потемнее, но, к сожалению, повсюду лежал снег.
Передумав отправляться сейчас, Дрю слез с коня. Он не думал, что его преследователи отъехали далеко. Они почему-то не приближаются к воротам, чтобы его захватить, но тому может быть объяснение. Жёсткий закон некрократии регламентирует применение оружия непосредственно под Порогом Смерти: каждый, кто такое сделает, будет уничтожен тут же на месте (его испепелят синими молниями со Стены). Именно эта норма, для кого-то священная, для кого-то просто страшная, и защищала сейчас Дрю.
Прошла ночь, употреблённая посланником на то, чтобы походить под воротами взад-вперёд, ведя коня в поводу. К утру конь обрёл большую силу и устойчивость в ногах. Бальзамы, призванные сохранять его мёртвое тело в активном состоянии, делали своё дело. Взбодрился и Дрю. Крылья коня совсем не пострадали — и это давало шансы на успешную быструю езду (при условии, что коня будут слушаться ноги — достаточно, чтобы разогнаться).
Дрю стал разгоняться, и тут же увидел оцепление из спешившихся арбалетчиков, широким полукольцом оградивших ему проход. Будто и не провели целой ночи в ожидании прорыва посланника Смерти со взведенными тетивами, выглядели они бодрыми и готовыми к прицельной стрельбе.
Как и Дрю, они использовали ночь: к ним подошло мощное подкрепление, которое и позволило оцепить местность вокруг Порога Смерти столь плотным — в два ряда — полукольцом. Может быть, и загадочный Пендрис теперь где-то среди них.
Ёжась от предстоящего, Дрю из Дрона повёл боевого коня прямо на присевших на одно колено мертвецов с тяжёлыми арбалетами. Мертвецы в тишине одновременно прицелились, словно по прозвучавшей для них команде.
— Я готов сдаться! — крикнул посланник, не придерживая, правда, коня.
Никто с ним не стал разговаривать. Видать, арбалетчики в оцеплении имели точный приказ его изрешетить, и не собирались ставить выполнение под угрозу.
Что случилось дальше? Ясное дело, арбалетный залп. Тошнотворный сухой тенькающий звук, который Дрю так сильно надоел ещё со времён Цанца.
* * *
Подошёл тот третий день, который Чичеро наметил себе для возвращения тени. Сегодня я это сделаю, произнёс про себя посланник, иначе превращусь в того правителя Дрона — из легенды подлого провокатора Эйуоя.
Он поднялся с постели ранним-ранним утром, когда до завтрака оставалось ещё добрых три часа. Ясно, что и соглядатаи будут бодрствовать, и непременно за ним увяжутся, но в этот утренний час они не будут слишком уж бодры.
Выйдя из своей комнаты, Чичеро кратчайшим путём направился к привычному наблюдательному посту у двора с тенями. Оглянувшись, без тени удивления заметил топающих за ним двоих стражников. Это были живые стражники, и оба шли навстречу своей смерти, о которой не подозревали, ибо излучали бодрость и веселье.
Они выглядели столь уверенно и безгрешно, что Чичеро даже засомневался в своём праве их убивать. А ведь такие сомнения ничуть не характерны ни для образа действий посланников Смерти, ни для Великого народа Отшибины. Откуда они, спрашивается, взялись?
Ну, сомнения сомнениями, а стражников Чичеро убил. Дойдя до коридора, откуда он обычно смотрел представление Плюста с кормлением душ, посланник резко остановился. Один из стражников — получше одетый, должно быть какой-то мелкий командир — остановился тоже. Второй же — простоватый живой парень в ветхой кольчужке — прошёл дальше.
Если бы стражники действовали порознь, Чичеро обошёлся без крови, а попросту придушил их поодиночке. Но первый не стал бы ждать, пока душат второго, поэтому пришлось резать. Как только вышедший вперёд стражник поравнялся с ним, Чичеро вынул спрятанный под плащом короткий меч, и вогнал его в живое тело, стараясь не запачкаться кровью. Стражник осел, схватившись за грудь.
У стражника рангом постарше была возможность поднять тревогу, разбудить весь замок, но он умел неплохо фехтовать. Сознание этого его и погубило.
Выхватив меч, стражник кинулся на Чичеро. Посланник увернулся от удара и нанёс свой — довольно слабенький. До сих пор ему не подвернулось случая потренировать своих карликов в драке на мечах.
Удар вышел столь плохим, что стражник, отбивая его, даже рассмеялся. Чичеро, стараясь загладить произведенное впечатление, тут же нанёс новый удар — уже почище. Но стражнику он затруднения не доставил. Тот уже теснил его к стене, должно быть, чтобы обезоружить. Стражник не то, чтобы жалел Чичеро, но скорее ленился его убивать. Убить мертвеца — много мороки; захватить же его порой куда проще.
Стражника подвели не только самонадеянность и леность, но и отсутствие фантазии. Думал ли он, когда прижал к стене руку Чичеро, сжимавшую короткий меч, что в запасе у его противника есть запасные руки с оружием? Понял ли он, что произошло, когда из складок чёрного плаща высунулась незапланированная им конечность с длинным карличьим ножом?
Чичеро — составное, разборное существо, и это, наверное, единственное его преимущество в рукопашном бою. И преимущество это одноразовое. Хорошо, что стражник после меткого взмаха ножа Зунга никому уже ничего не расскажет.
Итак, стражников не стало, пришла пора основного действия. Чичеро взглянул вниз, в глухой двор замка. Тени стояли на месте, но найти среди них свою собственную посланнику оказалось трудно. В этот утренний час тени не дрались, а скромно подпирали стену. Отдыхали от вечерней трапезы?
Чичеро выпустил Лимна с длинной верёвкой. Тот закрепил один из её концов за фигурную балку, спустил верёвку во двор, и полез вниз. Тени, казалось, встречали его любопытными взглядами. Опасаясь, что обитатели двора примут его за пищу, Лимн завис над головами теней и достал захваченную с собой суэниту.
Когда карлик приказал суэните действовать, тени стали смешно подпрыгивать и по очереди исчезать, всасываясь в «призрачную шкатулку». Наблюдая за их ужимками, Лимн не удержался от смеха. Это зрелище выглядело, конечно, сродни тому, которое всем показывал Плюст, но веселье одолевало не только карлика с суэнитой, а и Чичеро, наблюдающего сверху.
Пока Чичеро наблюдал, он вдруг услышал чей-то предсмертный хрип. Ему показалось, или где-то в стороне кто-то кому-то перерезал горло? В любом случае оставлять Лимна, чтобы проверить источник звука, посланник Смерти не решился. Когда же Лимн, всосал в коробочку все без исключения тени, слонявшиеся по двору, поднялся и присоединился к Чичеро, источник шума прояснился сам. Навстречу Чичеро вышел мертвец Дониа, вытирая тряпкой окровавленные руки.
— Там был ещё один стражник, вы его не заметили, — сказал посланнику Дониа.
— И что со стражником?
— Я его зарезал.
— Спасибо.
— Не за что. Ох уж эти противные живые! Когда их убиваешь, столько грязи…
* * *
А Дрю всё же проскочил. И арбалетный залп его задел не так сильно, как можно было предполагать. Живой Император бы мной гордился, сказал он себе с парадоксальным юмором.
В нём проделали несколько новых дырок, но не прикончили, что уже само по себе достижение. Перепрыгивая через стрелявших, конь нарочно угодил одному из них в лицо копытом (прицелился точно под шлем). Под копытом коня Дрю лицо несчастного вмялось куда-то внутрь кирасы. Родные не узнают. Ну, а второй-то залп пропал впустую: Дрю из Дрона летел быстрее, чем они стреляли.
Поскольку Дрю ехал строго на юг, ориентируясь на Стену Смерти, впереди его ждала земля Гуцегу. Там посланник не очень-то хорошо разбирался в ориентирах, и мог запросто наскочить на одно из тех недобрых деревьев, с которыми лучше не встречаться. Вот бы преследователей направить в гости к деревьям, а самому вовремя ответвиться на восток!
О том, что погоня за ним скачет, Дрю имел вполне определённое мнение. Он выиграл время, поэтому мчащихся за ним всадников не видел и не слышал. Но не останавливаться же только ради того, чтобы их услышать, а затем и увидеть!
На юг он скакал уже несколько часов, но так и не придумал, как сбить с толку погоню. Ни снегопада, ни ветра, заметающего следы, не случилось, и след посланничьего мёртвого коня хорошо и надолго выделялся на снегу. Вот бы ему научиться невысоко летать, как умеют некоторые его живые сородичи! Но нет же: конь Дрю просто очень далеко скачет.
Дрю принял решение поменять направление. Теперь его путь лежал на юго-восток, а стратегически он планировал по очень широкой дуге обогнуть Дрон и, выезжая к земле Цанц, затеряться среди болот. Кто тех болот не знает — потеряет всё своё войско, а в придачу утонет сам. Кто знает — будет принуждён двигаться очень медленно: тропы там узкие, два всадника не разъедутся. Интересно, знает ли цанцкие болота руководитель преследователей Пендрис?
Когда Дрю очутился на болотах, уже настала ночь. Замышляя сбить с толку преследователей, а то и утопить в припорошенных снегом трясинах, он двигался по сложной траектории, и сам при этом очень рисковал. Но ресурс болот следовало использовать: если он по ним просто с ветерком прокатится, то лишь выиграет время, не более.
К утру посланник остался собой доволен: даже опытному следопыту не распутать запутанного им. Его след — ясный и отчётливый (об этом Дрю позаботился) вёл в ту часть болот, где вообще никаких троп не было. След возвратный был надёжно скрыт. Пусть враги сгинут на непролазном юге, а ему, посланнику Дрю, теперь надо на север. Надёжная и мало кому известная тропа выведет его из болота между деревнями Клёц и Мнил; там он подумает, куда двинуться дальше.
Вот уже Дрю окружили высоченные камыши — надёжный ориентир края болота. Теперь надо не попасться на глаза никому из деревенских. Уж они-то будут рады порассказать всякому о том, как видели посланника Смерти, прятавшегося в камышах.
Выглянув из камышей, нет ли чего подозрительного, Дрю заметил вдали большую группу каких-то странных столбиков почти в человеческий рост. На что это было похоже? Вроде, на какие-то изваяния, поставленные здесь до снегопада и запорошенные снегом. Раньше их здесь не было — во всяком случае, три года назад, когда Дрю здесь последний раз побывал.
Изваяний было с полсотни. Не поселилась ли в окрестных деревнях секта жалких ангелопоклонников, которые повсюду ставят своих вырезанных из стволов дерева идолов с лицемерно-возвышенными лицами?
Догадку надо было проверить. Оставив коня в камышах, Дрю из Дрона направился к столбикам. Чем ближе он подходил, тем удивительнее выглядели изваяния. Они не шевелились, но от чего-то казались посланнику живыми. И лишь подойдя совсем близко, Дрю сообразил, что никакие это не изваяния.
Припорошённые, а местами и занесённые снегом, здесь стояли мёртвые крестьяне. Стояли и равнодушно смотрели на посланника.
Что же с ними случилось? Почему они стоят под снегом, не шевелясь, и не уходят? Так они могли простоять не один месяц, и ещё простоят, пока сила природных стихий окончательно не прервёт их скорбного посмертия. Заколдовал ли их кто? Дрю пытался некоторых окликнуть — никакого ответа. Пытался толкать: если они падали, то не поднимались. Так посланник догадался, что крестьян здесь стояло больше, просто некоторых опрокинуло ветром и полностью занесло снегом.
* * *
— Погодите, посланник! — сказал Дониа, когда Чичеро уже приготовился идти, рассчитывая ещё вздремнуть перед завтраком.
— Что такое?
— А других стражников мы убивать не будем?
— Зачем?
— Сейчас мертвы только те стражники, которые следили за вами. Это вызовет подозрения, не так ли? — объяснил Дониа, вытирая остатки крови с ладони о свои жёсткие волосы соломенного цвета.
Чичеро поневоле признал правомерность его замечания. Действительно, погибнуть во цвете лет придётся ещё нескольким стражникам. Что ж, сами виноваты: нашли к кому в стражники-то наниматься!
— Я вам помогу! — живо вызвался Дониа. Кажется, этот молодой мертвец был из тех, кто любит убивать — кому нравится само дело.
Чичеро кивнул. Они с Дониа двинулись по коридору. У поворота им встретился живой стражник, которого Чичеро флегматично задушил. У лестницы попалось сразу два стражника — живой и мёртвый. Чичеро занялся мертвецом, а Дониа напал на живого.
Ухмыляющийся мертвец против короткого меча Чичеро выступил с алебардой. Этим оружием он владел достаточно хорошо, чтобы не дать посланнику даже возможности приблизиться для удара.
Увернувшись от двух боковых ударов алебардой, Чичеро не успел уйти от колющего, и стражник его буквально пригвоздил к деревянным перилам лестницы. Будь Чичеро цельным существом, а не составным, ему бы не поздоровилось. В том месте, в котором чёрный плащ пронзила алебарда, у людей обычно расположено сердце.
Стражник бил прицельно, но не мог знать, что вместо одного обычного сердца у Чичеро — целых три, и расположены они на разной высоте. Удар, предназначенный для сердца посланника, пришёлся по бедру Зунга, а поскольку карлик извернулся, чтобы уйти от разящего острия, то этот же удар пропорол ему и левую ягодицу.
Стражник уже праздновал победу. Не опасаясь подвоха, он приблизился к посланнику почти вплотную, и изумление от неожиданно слабого сопротивления насаженного на алебарду тела только-только начало его посещать, когда из-под плаща поражённого им врага высунулось три руки с длинными ножами.
Мертвеца редко удаётся свалить с первого удара, так что Лимну, Зунгу и Дулдокравну пришлось с ним повозиться, но они справились, воспользовавшись той единственной ошибкой, которая лишила стражника безопасной дистанции и отняла у него алебарду.
Когда уничтоженный посланником мёртвый стражник перестал подавать признаки посмертного существования (а для этого его пришлось здорово искромсать), Чичеро заметил, что Дониа повторяет за ним почти все расчленительные процедуры. Его соперник по бою был существом живым и легко убиваемым, и Дониа мог бы так сильно не стараться, расчленяя его заживо. Чичеро поморщился, но решил ничего не говорить под руку товарища. Маленькие слабости своих помощников надлежит прощать.
Но вот погибший живой стражник с облегчением испустил дух и улёгся на ступени лестницы рядом с погибшим мёртвым. Дониа оторвался от любимого занятия и односложно спросил у Чичеро:
— Дальше?
— Нет, — поспешно проговорил посланник, — я думаю, на сегодня достаточно. От меня мы прямое подозрение уже отвели, а уничтожать всех стражников на этом ярусе едва ли будет разумным.
— Может, пойдём и зарежем Эйуоя? — предложил настырный молодой мертвец.
— Не сегодня, — отклонил его идею Чичеро.
* * *
Дрю ходил между остолбеневшими крестьянами, сметал с некорторых снег, пытался с ними разговаривать, но молчали крестьяне. Это какой-то знак судьбы, чувствовал посланник, но в чём именно этот знак состоял, не понимал.
Он бродит, и говорит, и ждёт ответа, но не ответят они, ибо они мертвы. Истинно они мертвы, ибо не слышат обращённых к ним слов. И город Цанц мёртв, мертвее не бывает, ибо не долетают до него обращённые к нему слова. И Владыка Смерти также мёртв, ибо и он ничего не слышит. Может, он, отвлёкшись на что-нибудь иное, просто не желает слушать Дрю. Но тем хуже для него, ибо тогда он сам не знает, что он мёртв.
Дрю ходил мимо безвольных мёртвых крестьян, и ему стало смешно. Он очистил с них снег, поднял тех, кто упал, и расставил их в новом порядке. Мертвецы стояли, образуя причудливый узор, и не понимали его. Их посмертие — скорбное дешёвое посмертие крестьянства — всё было в этом тупом стоянии с пустыми глазами. Посмертие Дрю — дорогое и модное посмертие западного рыцаря из Ордена посланников смерти — это, конечно, посмертие совершенно особое, допускающее истинно высокую возможность самопроизвольного произнесения словес и перемещения в пространстве. Это — почти как жизнь.
Развеселившись, Дрю разыскал в камышах оставленного там коня, вывел его на твёрдую почву, и привязал к одному из «столбиков» на периферии составленного им узора.
Истинно, я и сам мёртв, ибо сам себя не слышу, подумал Дрю. Я пытаюсь заговаривать с мертвецами, что само по себе занятие странное, я стучусь в города мертвецов и в ворота Порога Смерти, но есть ли у меня, что им сказать? Если это у меня есть, то я сам себя не слышу! Не удивительно, что на меня не реагируют врата Порога — меня просто нет. И чья участь истинно достойна сочувствия — участь тех, кто меня ищет, ибо им придётся до скончания своего посмертия искать того, кого нет.
Так рассуждая, Дрю отправился на разведку в деревню Клёц. Деревня была пустынна и носила следы грабежа. Истинно, здесь побывал посланник Чичеро Кройдонский, составленный из трёх карликов, подумал Дрю, его карлики не могли бы так просто уйти из деревни, где что-то плохо лежит.
Что его навело на мысль о былом присутствии в Клёце карликов, Дрю не отследил; он сейчас думал не напоказ и не сильно заботился о последовательности своих мыслей.
Кто-то выгнал крестьян из деревни Клёц в направлении деревни Мнил, рассуждал Дрю из Дрона. Какая-то мировая драма разыгралась между этими двумя деревнями. Вроде как драконы Глюма сцепились с деревьями Буцегу. Вроде как Владыка Смерти играл в мёртвые шахматы с Живым Императором.
Вернувшись к своему коню, Дрю обнаружил, что крестьянин, к которому он его привязал, свалился на снег. Дрю вновь поставил крестьянина вертикально и пошёл в деревню Мнил. Следовало выслушать и вторую сторону в представившемся ему конфликте.
Эта деревня была полузатоплена и выглядела в сравнении с Клёцем ещё более грустно. Вот он, деревенский быт — болото! Погрузись в него хоть по самую глотку, а награда одна — дешёвое трудовое посмертие. Не удивительно, что крестьяне на берегу болота отказались принимать участие в этом спектакле.
Дрю вышел на твёрдую почву из заболоченной деревни, и тут услышал звуки барабана, долетевшие со стороны замка Мнил, что стоял на ближнем пригорке. По ком стучит этот барабан?