Побег из Карамца удался. Теперь бы живыми проехаться по земле Уземфа до оазиса прекрасной Оксоляны. Самый прямой и безопасный путь от Карамца к Уземфу — по Большой тропе мёртвых. Для многих безопасный, но не для них. В Карамце царица Будула наняла гильдию убийц в полном составе; у себя на родине она владеет всем.

Староуземфский тракт, по которому придётся ехать, хорош разве тем, что сразу их там ждать не будут. А вот когда не дождутся на Большой тропе — тогда и о старине вспомнят, засад понаделают. И тут бы вовремя догадаться, да и свернуть с тракта. Но только куда свернёшь? У них ведь — повозка с наложниками, она по бездорожью не пройдёт. Мигом в песке увязнет.

Впрочем, на этот старый тракт ещё предстояло выехать. Чичеро толком и не помнил, от каких ворот Карамца он берёт начало: то ли от Старых, то ли от Уземфских, но точно — не от Южных. В любом случае стоило поскорее сворачивать к востоку. Что вскоре им и удалось.

Двигаясь чуть впереди всей процессии, Чичеро пытался узнавать местность, но не сильно в том преуспевал. Какие-то невыразительные холмы, поросшие чахлым кустарником и выжженной к лету травой, потрескавшаяся от недостатка влаги почва. Здесь уже начиналась пустыня Уземфа — её северная, каменистая часть, проходимая для повозок. Если же не найти верных ориентиров Староуземфского тракта, есть опасность оказаться в южной, песчаной пустыне, в которой не то что повозка — и лошади застрянут. А ещё по ней бродят воинственные кочевые племена картау. А ещё шакалы, говорят, стали сбиваться в стаи.

— Достаточно ли у нас воды? — обернулся Чичеро к Дгаю, чья лошадь шла чуть сзади.

— Фади позаботился, — откликнулся тот, — я приторочил бурдюки к седельным сумкам. Дня на четыре хватит.

Мало, понял Чичеро. Снова он по старой мертвецкой привычке не учёл потребностей своих спутников и карликов под плащом. Вряд ли по пути встретится годный колодец. Придётся ради пополнения запаса обязательно заехать в столичный город Уземф, а потом выбираться — с новыми приключениями. И всё это — если по дороге к Уземфу не заблудишься.

К счастью, Староуземфский тракт нашёлся. Чичеро понял это, когда проехал по нему изрядный кусок пути. Он удивился, что сносное бездорожье обернулось трактом, но мог и опечалиться: значит, лучшей дороги, чем эта, впереди нет. Полузасыпанная, полуобваленная, слишком узкая, да ещё местами петляет между глиняных обрывов, где ленивый не устроит засады. Может, стоило прорываться по Большой тропе мёртвых?

В сумерках, а тем более в ночи был риск вновь потерять счастливо найденный тракт, но не ждать же рассвета. Даже коротких остановок Чичеро не делал, а только внимательно смотрел вперёд в оба глаза наблюдательного карлика Лимна. К утру посланник с облегчением убедился: дорога не потеряна.

За сутки езды по тракту быстрой рысью не встретили ни души. Лишь дважды Чичеро видел перед собою недавние следы лошадиных подков. Но шпионы ли царицы Будулы отметились в дорожной пыли, или кто-то из кочевников картау проезжал по своим неизвестным делам — определить невозможно. Да и неизвестно ещё, что хуже…

— Вот гадость! — внимательный Дгай тоже заметил следы. — Неужели перехватят?

— Обязательно! — пообещал Чичеро. — И притом постараются напасть все вместе.

— Интересно, откуда их ждать? — поравнялся с ними ещё один любопытный бандит-работорговец.

— Спереди, — отозвался Чичеро.

— Это почему же? — не понял Дгай. — Большая тропа мёртвых лежит на севере, не слишком далеко…

— …и обогнать нас по ней ничего не стоит, — закончил Чичеро, — поэтому впереди будет засада.

— Знать бы заранее, когда! — сплюнул Дгай липкой слюной под ноги лошади. — Объехать бы эту засаду, а потом — пусть догоняют!

— А чего ждём? Может, сразу объехать… — забеспокоился ещё один бандит.

— Как узнаем, так и объедем, — отрезал Чичеро. — а заранее сворачивать с тракта глупо — только время потеряем!

К вечеру второго дня, когда верховые и лошади выбились из сил (а быстро выбились, по впечатлению бывшего мертвеца Чичеро), остановились на ночлег под укрытием одной из высоких скал, которые стали попадаться на сухой каменистой равнине. Спрятали лошадей и повозку, чтобы никто не увидел с тракта, а сами повалились тут же прямо на камни, очумевшие от усталости и жажды. Стоило бы отдохнуть гораздо ранее, но не останавливаться же на открытом месте.

— Эх, много пьют наши лошади! — пожаловался Дгай. — Бурдюки пустеют. Боюсь, не хватит воды.

— Ну хоть бы треть пути мы проехали? — спросил у Чичеро Клех, устраиваясь на подстилке, отобранной у кого-то из наложников.

— Проехали, — успокоил его Чичеро, хотя и не чувствовал особенной уверенности.

Да уж, для поездки в пустынную землю Уземфа подготовились они весьма неважно. Может, и сам Чичеро в глубине души не сильно-то надеялся покинуть Карамц? Иначе бы догадался сменить живых лошадей на мёртвых, более сильных, выносливых и неприхотливых. В Нефотисе таких не продавали, но в Карамце-то есть всё!

Тут в стороне о чём-то повздорили между собой наложники, раскричались, словно павлины, даже чуть не подрались, превозмогая усталость.

— В чём дело? — с хозяйской резкостью окликнул их Клех из Цанца.

— Хафиз говорит, что не хочет возвращаться к Оксоляне, — оправдываясь, протянул Джамил, — мы просто указали ему на его неправоту…

— А ну прекратить уныние! — рявкнул теперь уже на Хафиза Клех. — Как это не возвращаться, гадёныш?

— Если мы не поедем в сторону Уземфа, люди царицы нас в жизни не отыщут, — пожал плечами наложник. — Отсидимся в Глукще или Нефотисе…

— А с кого мы, спрашивается, получим деньги за ваш сераль? Кому вы, вообще, нужны, кроме Оксоляны и Будулы? — Клех аж на ноги вскочил. — Нет уж! Раз людям царицы мы вас не продали, так довезём к царевне в Гур-Гулуз! И даже полудохлыми! — тут бандит поднял за грудки тщедушного Хафиза и встряхнул так, что зубы лязгнули.

— Не горячись, Клех, — подал голос Дгай, — за дохлых наложников Ынышар точно не заплатит. Ему нужны все семеро, не так ли? Вот и не порть товар.

Хафиз освободился от хватки Клеха и, ни слова больше не говоря, отошёл за повозку, где и устроился в отдалении как от бандитов, так и от товарищей по сералю. А те долго ещё вполголоса говорили в его адрес что-то нелестное, бросая в сторону повозки полные осуждения взгляды.

* * *

Не дожидаясь рассвета, тронулись в дальнейший путь: хотелось заехать подальше, пока не выкатилось на небо тяжёлое дневное солнце. Староуземфский тракт в этой своей части выделялся вполне отчётливо, и Чичеро уже не боялся заблудиться. Приходилось опасаться ещё и засады, поэтому двое-трое всадников постоянно держались далеко впереди, осматривая местность, прежде чем там проедет повозка.

Хафиз после вечерней перепалки замкнулся в себе и сидел в углу повозки, тупо глядя сквозь решётку на тянущийся вдоль тракта безрадостный пейзаж. Верные прекрасной царевне Джамил, Зухр, Зульфио, Лейн, Гюльч и Атай общались между собой — и отступника демонстративно не замечали. Впрочем, «отступник» — это пока сильно сказано: Хафиз от своего сераля никуда ещё не отступил и едет, куда все. Вот помыслами он действительно далеко от чаяний товарищей обрести счастье в объятиях Оксоляны. Но куда ему деться? Судьба сераля — его судьба.

Присматриваясь к Хафизу, Чичеро держался рядом с повозкой и, между прочим, слушал рассказы Джамила о шныряющих в здешних местах боевых отрядах из кочевых племён картау. Эти самые картау, оказывается, не чтят Семерых. Божеств, у них — пятибожие. И своим ложным пяти богам они приносят человеческие жертвы. Главный бог у них — с головой то ли шакала, то ли степного волка. Вот он-то и требует человечины, причём исключительно живой: набальзамированные мертвецы ему без надобности.

Из жутких слухов, переданных Джамилом, следовал вполне прозрачный вывод: раз уж наложники и сопровождающие их бандиты живые, встреча с картау не сулит им ничего хорошего. И только любовь к прекрасной Оксоляне, превозмогая страхи, ведёт в здешние гиблые местности трепетные их сердца.

Слушая речи Джамила, Чичеро про себя невесело улыбался: вот уж точно, от героизма до паники — единственный шаг. Пока никаких картау вокруг нет, у наложников Оксоляны — пора храбрости, но стоит им появиться…

Тут высланные вперёд всадники, скрывшиеся было за далёким поворотом, с поспешностью поворотили коней и, бурно жестикулируя, понеслись обратно. Начинается, понял Чичеро и крикнул:

— Всем стоять!

Клех резко натянул поводья, останавливая повозку. Перепуганные наложники громко взвизгнули, повалившись друг на друга. Кого они сейчас сильнее боялись: царицы Будулы или племён картау?

— Там… Какие-то люди. Много! — прокричал первый бандит из вернувшегося авангарда, как только доскакал до пределов сносной слышимости.

— Как одеты? — спросил у него Чичеро.

— В халатах. В пёстрых таких…

— Это картау! — в истерике возопил Зухр, заражая своим настроением всех наложников, за исключением, разве что, Хафиза.

— Наверное, картау, — мрачно кивнул бандит, — на гильдию убийц непохожи; с ними женщины, дети, шатры и повозки с барахлом. Это не засада, а стоянка, прямо на тракте…

— Вас заметили? — поинтересовался Чичеро.

— Заметили, — признался второй бандит из авангарда, — но преследовать не стали.

— И то хорошо. Разворачиваем повозку. Идём в объезд!

* * *

Пока повозка разворачивалась, Чичеро молча выпустил из-под посланничьего плаща карлика Лимна. Тому и не требовалось особых напутствий, ведь задача незамеченным подобраться поближе к картау и выяснить их намерения — была самоочевидной.

Карлик побежал к столь неловко обнаруженной всадниками стоянке, но не прямо по тракту, а под прикрытием небольших скал и камней, всё сильнее смещаясь к югу. Проследив за его движением, Чичеро догадался, что Лимн связывает свои надежды на успех наблюдения за стоянкой с восхождением на тёмную скалу сложной формы, господствующую над всей ближней местностью. Конечно, понимал Чичеро, стоит потревоженным картау напасть сразу, как от разведки Лимна сохранится разве лишь побочная польза. Именно та, что карлику — единственному из всего конвоя сераля Оксоляны — удастся скрыться. Но и спасение самого разведчика — дело тоже полезное.

Пока Лимн, пригибаясь, бежал к избранному наблюдательному пункту, а всадники и повозка перестраивались для объезда, картау так и не собрались напасть. Лентяи-кочевники не бросились в погоню за всадниками арьегарда, даже не проследили за ними. А всё-таки желания проскочить по тракту мимо их стоянки ни у кого не возникло. От страха перед воинственным племенем, или из соображений разумной вежливости, но съехать с тракта пришлось поскорее, не дожидаясь возвращения Лимна.

Готовые отразить нападение в любой момент, всадники держались рядом с повозкой, а та подпрыгивала на камнях, кренилась на колдобинах. Как ни плох был Староуземфский тракт, а откровенное бездорожье вышло много тяжелее. Совсем рядом с трактом повозка пару раз серьёзно застряла.

— А ну выгружайтесь, идите пешком! — приказал Клех из Цанца живому товару.

Наложники послушались и быстро-быстро засеменили по камням подальше от страшных картау, далеко обгоняя свою с трудом управляемую повозку. Освобождённая от груза, она шла легче, но как жалобно трещали её деревянные оси! Как выбивались из сил лошади, да и возница.

Чем дальше от тракта, тем сложнее становился объездной путь. И это издали выглядело равниной! Чичеро убедился, что лошади не справляются, и вернул наложников к повозке — в помощь Клеху. Сераль прекрасной Оксоляны, толкая невольничий экипаж сзади и с боков, немного повозмущался на ту тему, что бесполезно требовать применения грубой силы от артистов, привыкших её имитировать. Но Клех с козел прикрикнул на своих недавних пассажиров, и далее им пришлось возмущаться молча.

Объезд стоянки племени картау занял остаток дня и завершился катастрофой. У повозки, которую кроме двух лошадей и семи наложников тянули теперь и трое вынужденных спешиться бандитов, перед самым возвращением на тракт, с треском лопнула ось.

— Ой, что же делать? — всплеснул руками Зульфио, глядя, как повозка оседает на брюхо.

— Идти пешком! — буднично бросил Хафиз.

Шутке никто даже не улыбнулся. Каждый понимал: идти отсюда пешком — это очень серьёзно. В особенности — как запасы воды иссякнут. Ведь здесь, с лёгкой руки ещё Бларпа Эйуоя, все — живые, а значит, до Уземфа никто не дойдёт. Не говоря уже о Гур-Гулузе, где в ожидании семи верных наложников томится мёртвая царевна.

— Пешком — не пешком, а на лошадей придётся усесться по двое, — констатировал Чичеро, а про себя усомнился: да выдержат ли в пустыне, при недостатке воды, с такой ношей? Это ведь живые лошади…

— Может, ещё как-нибудь её починим? — предположил Дгай, заглядывая под повозку. Ох, не любил этот житель Глукща разбрасываться вещами!

— Как? Здесь нужны плотницкие инструменты и крепкий древесный ствол, — Клех окинул мрачным взором каменистую пустыню, — так что не починим. Если, конечно, картау не подсобят.

Шутке Клеха о помощи картау рассмеялся один Хафиз. И тем проявил неосторожность, достаточную, чтобы в очах его товарищей по сералю вспыхнули огоньки злобных чувств.

— Он ещё смеётся! — возмутился Джамил. — Мы на краю безвозвратной погибели, а ему дела нет!

— Ещё бы, — процедил Зухр, — для него наша Оксоляна теперь недостаточно прекрасна.

— Она мертва, — напомнил Хафиз, будто нарочно подливая масла в огонь.

А Лейн воскликнул, словно поражённый в самое сердце ужасной догадкой:

— Послушайте, да ведь это он повозку сломал! Он с нами её толкал, а добраться до Гур-Гулуза не хотел. Он и сломал, специально!

Тут все шестеро набросились на Хафиза с кулаками, и нелегко бы ему пришлось, если бы наложники хоть мало-мальски умели драться. Но предатель Оксоляны легко вывернулся и бросился прочь от Уземфского тракта, петляя среди высоких камней. Джамил, Зульфио, Зухр, Лейн, Гюльч и Атай со злобным визгом кинулись следом.

— А не попортят ли они себе внешний вид? — с озабоченностью молвил Дгай. — Товар всё-таки…

— Ах так? — словно только сейчас очнулся Клех. — Ну, я им покажу товар портить! Я их уж лучше сам… — и проникшийся духом работорговли парень из Цанца бросился пешком догонять наложников.

Чичеро, Дгай и остальные всадники из Базимежа остались на месте своего возвращения на тракт. Дгай, крепко выругавшись вслед наложникам и Клеху, коротко заметил:

— Теряем время, — и в правоте сказанного никто не усомнился, но так никуда и не тронулся.

Чичеро не считал нужным потарапливать наложников, срывающих гнев на Хафизе, ибо всё ещё ожидал возвращения Лимна со сведениями о картау. Но и он прекрасно понимал: давно пора трогаться дальше, а то недостаток запаса воды ещё сыграет свою шутку. Глупо умереть от жажды под самыми стенами Уземфа, да и из-за чего: бывший мертвец Чичеро не учёл потребностей живых организмов, а его живые спутники сами не побеспокоились…

— А что это там за пыль на горизонте? — указал на восток один из конных бандитов. Судя по пылевому облаку, по тракту на большой скорости приближались всадники. Этого только не хватало — попасть между картау и людьми царицы Будулы!

— Нехорошая пыль, — признал Чичеро, — пора прятать наложников! А ну-ка, Дгай, езжайте за Клехом, предупредите, чтобы пока не высовывался.

Бандит из Глукща направил коня в ту сторону, где за скалами ещё слышались возмущённые вопли наложников и усталые окрики Клеха.

Может, и остальным убраться с глаз, не маячить на дороге? Чичеро оглянулся на поломанную повозку с невыпряженными конями, так и оставшуюся вблизи тракта. Нет уж, всем прятаться бесполезно: уж повозку-то враги заметят, начнут рыскать поблизости, да тут же всех и переловят.

Когда в пылевом облаке проступили очертания всадников — дюжины элитных воинов Уземфа с пиками и кривыми саблями, удирать оказалось поздно. Встретить угрозу лицом к лицу базимежским бандитам тоже не удалось, ведь они никогда не учились воевать верхом, да и лошадёнки, купленные в Нефотисе — не чета уземфским боевым коням — шарахались от наступающей могучей силы.

Удар вышел быстрым и страшным. Нападающие не просто смяли базимежцев, а с лёту их уничтожили. Двоих бандитов — подняли на пики, остальным на скаку срубили головы точными ударами сабель. Чичеро и сам не сразу успел догадаться, что его многострадальная мёртвая голова уже катится по тракту рядом с головами товарищей, совсем недавно живыми. Ах, до чего непрочна жизнь живого человека!

Решительные воины проскакали мимо, затем вернулись, чтобы добить лошадей. Как это происходило, Чичеро не видел, ибо Дулдокравн, свалившийся с лошади в момент столкновения, с головой накрылся чёрным плащом. В нужный момент карлик не растерялся: это он подставил под удар сабли мёртвую голову вместо собственной живой, теперь же ему только и оставалось: изображать посреди тракта укороченное на голову мёртвое тело, не нуждающееся в дополнительных ударах.

Видеть Чичеро ничего не мог, зато тонкий слух карлика прекрасно улавливал звуки человеческой речи, а устроители недавней бойни переговаривались, не таясь. По репликам победителей Чичеро понял, что они обследовали поломанную повозку, с немалой досадой выяснили, что сераль Оксоляны оттуда испарился, после чего выслали разведчиков далее по тракту — в западном направлении.

С востока подъехал ещё один всадник. По голосу Чичеро определил давешнего толстяка из работорговой гильдии Карамца. Толстяк весьма требовательно и заносчиво разговаривал с командиром элитного отряда воинов, из чего можно было судить о весе его фигуры во властных кругах Уземфа. Командир, не отвечая на брань, докладывал, что на поиски ценных наложников уже выслана конная разведка.

Потом вернулись и разведчики, высланные по тракту на запад.

— Там стоянка племени картау, — доложил один из них, — я говорил со сторожами; клянутся, что ничего не знают, что мимо них никто не проезжал.

— Да? Врут! — уверенно встрял толстяк.

— Никого из нужных нам наложников увидеть не удалось. Должно быть, в шатрах прячут, — продолжал разведчик.

Толстяк тут же потребовал предъявить картау жёсткий ультиматум; мол, какие они ни гордые, а всё-таки племя пришло на территорию царства Уземф, и должно слушаться. Командир молчал, не осаживая зарвавшегося работорговца, наверняка колебался. Толстяк настаивал, и наступил момент, когда командир сдался. Его распоряжение ехать на переговоры с картау было отдано тяжёлым, но уверенным тоном. Ещё миг, и весь уземфский отряд умчался на запад.

* * *

Когда воины Уземфа ускакали спорить с племенем картау, Чичеро какое-то время полежал на тракте, изображая убитого, потом решился встать, подобрал укатившуюся голову. Он отдавал себе отчёт, что его самого заметного тела в чёрном посланничьем плаще непременно хватятся, но не мог ни сам продолжать прикидываться, ни плащ оставить. Ведь без плаща он — не Чичеро, а карлик Дулдокравн, и только.

Оглядевшись, посланник Смерти не увидел на тракте ничего, кроме обезглавленных трупов людей и лошадей. Пятна крови соседствовали с высыхающими пятнами воды: из бурдюков предусмотрительные враги повыпускали воду. Подойдя к каждому из человеческих трупов, Чичеро убедился, что кроме него никому здесь не посчастливилось. Нечего было и пытаться с кем-то заговаривать: если у мертвецов потеря головы не всегда приводит к гибели, то живые без голов — точно не жильцы.

Пустившись на розыски наложников и Дгая с Клехом, Чичеро нашёл их в добром здравии в густой вечерней тени за одной из ближних скал. С ними была и единственная лошадь, оставшаяся в живых — на ней Дгай поскакал предупредить Клеха об опасности.

Шестеро верных Оксоляне наложников крупно дрожали и напоминали единого многоглазого зверька: они прижались друг к другу и уставились на Чичеро с одинаковым затравленным выражением. Хафиз с ожесточением на лице сидел поотдаль, но в пределах досягаемости кулака Клеха.

— Мы правильно услышали, все наши мертвы? — спросил у Чичеро Дгай.

— Это так, — вздохнул посланник, — живы только мы, да ещё Лимн где-то запропастился. Только и с нами не всё так весело: бурдюки с водой нам проткнули, лошадей зарезали.

Хафиз хмыкнул, Клех двинул его кулаком:

— Радуется нашей неудаче, поганец. Свои его слабо побили, я добавил.

— Не радуюсь я! — взмолился Хафиз. — Просто я предупреждал: не стоит ехать в этот Гур-Гулуз! Не будет нам там счастья…

— Замолчи, демон! — взвизгнул Джамил и ткнул в бывшего товарища обличающим пальцем. — Нынче Хафиз предрёк нам путешествие пешком. И что же: нам таки придётся идти пешком. Одна лошадёнка Дгая всех не выдержит! — с этими словами наложник зарыдал в голос, а остальные подхватили.

— А ну прекратить панику! — потребовал Чичеро и добавил. — Демонов я здесь не вижу ни одного, а предсказателей порядочно. Вон и Клех намекал, что за помощью придётся обращаться к племени картау.

— Кто, я? — удивился Клех.

— Было, было, — подтвердил Дгай, — но неужели же кто-то из нас решится подойти к этим ужасным идолопоклонникам?

— Иного нам не остаётся, — вздохнул Чичеро, — сами мы отсюда не выберемся без воды, без лошадей. Только на картау и надежда!

После упоминания о новой надежде рыдания Джамила и его компании не только не утихли, но перешли в отчаянный вопль.

* * *

Отправляться на встречу с ужасными картау имело смысл лишь после того, как уземфские всадники проскачут от стоянки племени обратно. Перебравшись за другую скалу, расположенную на значительном удалении от застрявшей в камнях повозки и от следов бойни на тракте, Чичеро, Дгай, Клех и наложники всю ночь ждали дроби копыт по тракту. Не дождались.

— Картау — гостеприимный народ, как и все кочевники, — попытался объяснить происходящее отверженный Хафиз, — может, воины Уземфа остались на их стоянке переночевать?

— Может, они остались у картау пожить с месяц? — фыркнул Клех. — Уже позднее утро, а эти ребята назад не торопятся.

— Боюсь, их принесли в жертву, — запел прежнюю песню Джамил, — знаете, картау вообще-то степной народ, и кочуют они в основном на пустошах от Отшибины до Глукща, где достаточно и травы, и дичи. Если же они забираются к нам в пустыни Уземфа, то с единственной целью: умилостивить своих племенных богов. У них здесь кругом святилища да древние погосты…

— Ну, если этих всадников и в самом деле запросили на ужин боги картау, то я правда не расстроюсь! — развеселился Чичеро, а сам подумал: хорошо бы, чтобы эти жестокие боги удовлетворились удачливыми всадниками, а десяток дохнущих от жажды невезучих пешеходов как-нибудь убедительно отвергли. Если такое бывает.

К полудню так и не показались ни Лимн, ни всадники, устроившие вчера вечером резню на тракте. Лимн, как надеялся Чичеро, мог попросту не найти их укрытия, но всадники? Дгай из Глукща предположил:

— Может, они поехали по тракту дальше на запад, и ищут нас около Карамца?

Так это, или нет, выяснять времени не осталось. Измученные жаждой живые люди впадали уже в апатию, которая запросто могла стать предсмертной. Сам Чичеро, сложное бытие которого опиралось на ухищрения некромантии, мог лучше других отстраняться от телесного состояния, но его кажущаяся свобода зависела от жизни карлика. Умрёт Дулдокравн — и Чичеро больше ничего не сделает!

Оставив Дгая, Клеха, Джамила, Зухра, Зульфио, Лейна, Гюльча, Атая и Хафиза в едва заметном полуденном теньке под скалой, Чичеро вышел на тракт, и, более не скрываясь, зашагал к лагерю картау. Под ярким солнцем дрожал воздух и словно бы плавились камни. Посланнику было ясно, что сейчас переживает сидящий под плащом Дулдокравн, но тело карлика находилось под надёжным волевым контролем, который иначе, как смертью Дулдокравна, не прервётся.

Вид на стоянку племени открылся внезапно. Высокие скалы перед бредущим по тракту путником сомкнулись, потом разошлись, и вот она. Окаймлённая широким кругом из повозок территория, пронизанная трактом. В центре — шатры из пёстрых тканей. Люди в халатах, вооружённые луками и кривыми саблями. Где-то Чичеро уже видел такие сабли. Когда-то совсем недавно.

Потом посланник заметил трупы, целую свалку мёртвых тел. Дюжина элитных воинов Уземфа — это была она. Стало быть, и до Карамца не доехала, и на ночлег не осталась, да и на жертвоприношение не пошла — очень непохоже: священную жертву в мусор не выбрасывают. Один лишь толстяк, аккуратно водружённый рядом со свалкой на три пики, мог сойти за торжественную жертву богам, но всё же нет — это было просто глумление.

Итак, заносчивый работорговец доигрался, сделал вывод Чичеро. Ясно как день: толстяк разговаривал с вождём племени недостаточно почтительно, чем и погубил свой отряд. Бывает!

Посланник продолжил путь. У прохода между тесно поставленными повозками его взяли на прицел три лучника. Последовал вопрос о цели его прихода.

— Мне нужно переговорить с вождём! — твёрдо сказал Чичеро.

— Жди, — приказал один из сторожей, — сначала я предупрежу шамана.

Ожидая, когда его проводят в шатёр шамана, посланник долгое время простоял на послеполуденном солнце. Отправившийся к шаману сторож вернулся, но ни слова не сказал. Чичеро подумал, что ему уже отказали, но идти ему далее было некуда, и он продолжал ждать.

Но вот шаман сам к нему вышел — в халате с множеством кистей, с большим бубном на перевязи, разделённым на три поля-яруса. Бубен содержал карту шаманских путешествий. В верхнем поле летели на огнедышащих драконах пять божеств картау. Нижний, подземный ярус был заполнен множеством фигурок волков или шакалов.

— Меня зовут Чичеро Кройдонский, я пришёл с миром, — поклонился Чичеро.

— Меня зовут Картау, — ответствовал шаман.

Чичеро не удивился имени, хотя подумал, что это может значить: либо у людей племени вообще нет собственных имён, либо — держатся в секрете.

— Это твои люди? — кивнул шаман Картау в направлении свалки.

— Нет, это мои враги, — честно ответил Чичеро.

— Хорошо, идём, — позволил шаман.

Сторожа только сейчас убрали стрелы в колчаны. Посланник вошёл в круг, ограниченный повозками. Следуя далее за Картау, он подошёл к одному из шатров, самому маленькому.

— Сюда, — сказал шаман.

Войдя, Чичеро увидел на полу связанного Лимна. Карлик попытался не выдать удивления при его виде.

— Это твой карлик? — спросил шаман.

— Этот — мой! — твёрдо сказал посланник.

Шаман удовлетворённо оскалился:

— Теперь к вождю. Можно.

* * *

Вождя тоже звали Картау. Только жил он в самом большом шатре, битком набитом охраной. Стоя перед вождём, возлежащем на подушках, Чичеро, по возможности коротко, поведал о своих просьбах и затруднениях. Мол, он с товарищами попал в беду посреди пустыни и нуждается в гостеприимстве, а также в лошадях и запасе воды до оазиса Гур-Гулуз, готов за это хорошо заплатить карамцкими манатами.

— Что за беда? Зачем в Гур-Гулуз? — вяло поинтересовался вождь, прихлёбывая чай из пиалы.

Чичеро признался, что вёз царевне Оксоляне в оазис Гур-Гулуз семерых невольников, за которых надеялся получить солидный барыш. Толстяк, ныне благотворно насаженный на пики, пытался помешать, убил нескольких его людей, но до ценных невольников не добрался. Теперь, если Картау им не поможет, их ждёт смерть от жажды и потеря барыша.

Вождь на два глотка чая задумался, потом хлопнул в ладоши и позвал:

— Картау! Чаю моему гостю!

Явился слуга с пиалой и серебряным чайником. Вождь широким жестом пригласил Чичеро присесть на подушки напротив себя. Посланник присел, принял поданный слугой чай и, прихлёбывая драгоценную влагу, стал ждать ответа.

— Мы, картау, и сами торгуем невольниками, — начал вождь, — а потому всегда готовы помочь собрату по торговле, попавшему в беду. Вы и ваши люди — наши гости. Воды на вас и ваших наложников у нас хватит. С лошадьми сложнее. В пустыне мы ездим только на мёртвых лошадях, неприхотливых к еде и питью. Их у нас немного, и я не могу их продать. Но я могу их вам одолжить, и даже дать проводников до Гур-Гулуза. При условии, что половина дохода от продажи невольников достанется картау.

Чичеро не имел сил торговаться. Половина, так половина. Это всё же лучше, чем ничего и гибель посреди пустыни. Он только попросил вернуть своего карлика Лимна и упомянул повозку с поломанной осью: если её починить, народу картау она пригодится.

— Под Гур-Гулузом находится одно из важных наших святилищ, — заметил вождь напоследок, — в паломничество к нему как раз собирался Картау с семьёй. Он вас и проведёт — Староуземфским трактом и далее по пустыне.

* * *

Всех, кого не обезглавили элитные воины Уземфа, удалось спасти от сухой смерти. Возвращение Чичеро можно было бы назвать триумфальным, только ни у кого не было сил радоваться. Не было сил и пугаться картау, приносящих человеческие жертвы. Картау прислали с Чичеро огромный бурдюк воды для пополнения сил ослабевших путешественников, и от щедрого подарка никто не отказался, даже Джамил.

Вечерней порой Чичеро, Дгай, Клех и наложники прибыли к гостеприимной стоянке кочевого племени. Переночевали в отведённом для них гостевом шатре, а с первыми лучами солнца выехали в сторону Гур-Гулуза. Их проводником стал некий паломник Картау — благообразный добродушный старец, сопровождаемый одиннадцатью сыновьями самого свирепого вида. Должно быть, эти сыновья служили гарантией возвращения девяти мёртвых коней и получения доли от продажи невольников.

На мёртвых коней пересели все базимежские бандиты и клямские наложники, за исключением Дгая. Тот не пожелал оставить у картау свою живую лошадь. С ней хоть и мороки больше: и корми её, и пои — а всё же своя, собственная, никому возвращать не надо.

Когда проезжали мимо тел своих погибших товарищей, накануне не то чтобы преданных земле, но по мере сил присыпанных камнями на обочине тракта, заметили стайку шакалов, разгребающих каменный завал. Чичеро направил коня в их сторону и отогнал от добычи, но при том сам понимал, что — не надолго. Такая уж здесь почва — одни камни, приличной ямы не выроешь. А шакалам того и надо: раскопают, явят на свет и примутся за пир.