Не доезжая Уземфа, паломники к святилищу племени картау предложили съехать с тракта. Чичеро, конечно, не имел ничего против. У кочевников имелись какие-то свои резоны не посещать город царицы Будулы, у сераля прекрасной Оксоляны — свои.

На юг от Староуземфского тракта характер пустыни постепенно менялся: камни уступали место песку. Мёртвые кони, одолженные вождём Картау, по песку шли неплохо, а вот живая лошадёнка Дгая страдала и выбивалась из сил. Благо, ехать по песчаному отрезку пути предстояло не так уж и долго. Как объедешь пещерный город Уземф — тут и до Гур-Гулуза рукой подать.

В дороге картау всё больше молчали, на вопросы отвечали односложно, а, замечая изучающие взгляды наложников, тут надвигали на лица капюшоны своих халатов. Сераль Оксоляны также ехал молча и держался несколько напряжённо. Джамила, судя по всему, не оставили тревоги, высказанные им ещё до встречи с кочевниками. Жестокие боги картау, человеческие жертвоприношения у древних капищ, к одному из которых паломники сейчас приближались, не могли так просто забыться. Не изгладило их ни счастливое спасение, ни радушие хозяев стоянки, ни движение к желанному оазису. А раз пребывал в тревоге старший из наложников, то и прочие не могли расслабиться.

— Скоро Гур-Гулуз, — сказал старец-паломник, радуясь близкому окончанию пути.

Чичеро, глядя на однообразные барханы, не мог уловить близкого присутствия оазиса, но картау такое было, наверное, по силам. Недоумение посланника старик почёл за нужное развеять. Придержав коня, чтобы Чичеро смог с ним поравняться, паломник вполголоса объяснил ему:

— Мы, картау, всегда узнаём священные места своего племени. Нам духи подсказывают.

Да, о священном месте Чичеро уже слышал от вождя племени. Конечно, у Гур-Гулуза такое место имелось: к нему ведь и шёл согласившийся провести гостей до оазиса паломник с одиннадцатью взрослыми отпрысками, совмещая религиозное рвение с велением вождя.

— Здесь, чуть не доезжая оазиса, у нас святилище, — продолжал разговорившийся паломник, — оно очень древнее. Вырублено в скале, когда пустыня ещё не пришла, — тут старик замолчал, чему-то нахмурившись.

Чичеро взглянул на него с немым вопросом:

— Что-то шакалов много… — растерянно произнёс паломник, тщетно всматриваясь в дальние барханы.

Чичеро в тот момент не видел ни одного шакала.

— Где их много? — насторожился он.

— Там, в святилище, — неопределённо махнул рукой старик.

Ох уж эти картау! Похоже на то, что шаманом у них может быть чуть ли не каждый. Проникнуть взором в святилище за барханами, обнаружить там переизбыток шакалов, и всё это без специального камлания и прочей шаманской атрибутики…

— Много шакалов! Плохо в святилище! — это старик сказал уже громким голосом, для своих одиннадцати сыновей. Те приуныли: тема шакалов что-то для них значила.

И вот за барханами открылся вид на высокую белую скалу, одиноко торчавшую из песка. При виде этой скалы паломники так и застыли, натянув поводья мёртвых коней, а вслед за ними — люди Чичеро. И не в скале дело. У её подножья бегали шакалы — где-то с полторы сотни. Держались кучно, их серые с рыжиной спины сливались в единое пятно. Глядя на эту картину, поневоле удивишься. Небывалое дело — столько шакалов в одном месте. Не даром Чичеро прежде не верил слухам, которыми сераль Оксоляны развлекал базимежцев после Нефотиса. Шакалы ведь живут и охотятся в одиночку или парами, ну могут иной раз сплотиться в небольшую стайку, но чтобы в такую?

— Много шакалов, — прошептал и Джамил, опасливо косясь на воинов картау, — неспроста! Не обошлось дело без их шакальего культа…

Завидев группу всадников, остановивших коней на гребне бархана, шакалы подняли высокий, скулящий вой.

— Они опасны? — спросил у Чичеро подъехавший поближе Клех.

— Шакалы наглые, но на человека никогда не нападают, — отозвался посланник. — Правда, и в такие стаи они никогда не сбиваются. Эти — могут и напасть.

— А я смотрю — никак, человечину терзают! — заметил Дгай. — Вон там, под самой скалой!

Орлиный взор Лимна показал Чичеро, что Дгай прав. Под скалой возле высокой рукотворной ниши были свалены человеческие кости. И немало. Некоторые же останки — самые свежие — продолжали обгладывать неутомимые четвероногие падальщики.

— Я же говорил! — зашептал Джамил, на некоторых слогах взвизгивая от страха. — Это жертвенная скала, картау здесь совершают свои ужасные обряды! Почему они нас сюда привели? Мы пропали!

Старик-паломник услышал его громкий шёпот и окинул наложника презрительным взглядом:

— Да, это жертвенная скала. Но здесь никогда не приносили человеческих жертв!

В его заявление было трудно поверить, видя черепа у жертвенника — узнаваемо человеческие. Но видимость доверия следовало создать. Как бы Джамил, высказывая свои страхи, не накликал беды на их головы. Чичеро рассудительно сказал:

— Картау чтят законы гостеприимства. К тому же наша сделка с Ынышаром принесёт племени выгоду. Не стоит ни в чём подозревать этих благородных людей.

Тревоги Джамила и других наложников Чичеро своей речью не развеял, но заставил, по крайней мере, заткнуться и не подсказывать картау худших решений.

Лица старого паломника и его сыновей посуровели, но не от бестактности гостей. Они тоже заметили разбросанные перед жертвенником кости. Что-то в этих костях им не понравилось, потому старик сказал с болью в голосе:

— Вот откуда шакалы… Святилище осквернено. Остаёмся здесь.

* * *

Вникать в запутанные верования картау было не время и не место; из кратких пояснений старца Чичеро вынес только, что восстановить святость жертвенника может только очень сильный шаман, и вместо обряда поклонения их проводник вынужден теперь провести обряд очищения помыслов, дабы не заразиться от святилища скверной. Очищаться старик-паломник собирался немедленно и прямо здесь, он дал понять, что спускаться с бархана к белой скале вообще не станет, и дело отнюдь не в количестве бегающих перед ней шакалов.

Хорошо ещё, Чичеро догадался спросить о длительности предстоящего обряда.

— Трое суток, — последовал ответ.

— Обязательно ли присутствие на обряде всех нас? — осторожно поинтересовался Чичеро.

— Вовсе нет, — успокоил его Картау, — постоянно здесь находиться должен буду я один. Вы можете даже отправить людей во дворец Оксоляны — для переговоров с покупателями. Единственное что, товар останется поблизости. Сделка состоится в моём присутствии, это условие вождя.

Ох, как обрадовались наложники, что не придётся им оставаться на бархане близ белой жертвенной скалы, в соседстве с шакалами! Но известие, что сразу в желанный оазис товар не отпускают, радости им несколько поубавило. Отойдя от бархана с видом на святилище шагов на триста в сопровождении Чичеро, Клеха, Дгая и шестерых сыновей Картау, сераль Оксоляны достаточно осмелел, чтобы говорить о своём страхе.

— Так и есть! Эти варвары нас держат поблизости с жертвенником, чтобы заживо скормить своим шакалам! — с мукой произнёс Джамил.

— Спасите нас, Чичеро! — хором попросили Гюльч и Атай и, обнявшись, заголосили навзрыд.

Зульфио, Зухр и Лейн присоединились к общему наложничьему вою; Хафиз отвернулся от них и плакал молча. Вот уж подняли великий плач!

— А ну прекратить панику! — прикрикнул на них Чичеро. А Клех издевательски выплюнул:

— Пока что вас шакалам никто не скармливает, и если скормят — то только с нашего разрешения!

— Но мы не разрешим: за вас ещё деньги не заплатили, — напомнил Дгай, стараясь смягчить яркое впечатление от слов Клеха.

— Только не оставляйте нас, пожалуйста, — вымолвил Джамил насколько мог спокойно.

Послать в Гур-Гулуз решили Клеха, с ним увязалось и двое сыновей паломника Картау. Клех должен был попасть во дворец Оксоляны и, найдя там Ынышара, сообщить о прибытии купленного сераля. Присутствие же воинов картау служило гарантией от обмана и утаивания: вождю племени таки обещана половина от всех вырученных денег, а не от любой суммы, которую потом придумает Клех.

Сам Чичеро принял решение остаться с Дгаем и наложниками, хотя, надо признать, ему было бы куда интереснее посмотреть и на дворец в оазисе, и на обряд очищения (кажется, Картау не делал из него тайны). Некоторые решения, улыбнулся про себя посланник, становятся ответами на чужой выбор. Увы, сераль Оксоляны больше всех верил именно ему, и одного лишь его безоговорочно слушался.

От святилища картау до Гур-Гулуза было, как говорили, рукой подать, и всё же ожидание затягивалось. Невольники ждали окончательного решения своей судьбы, устроившись в тени от мёртвых коней, Дгай чуть поодаль пытался завести разговор с воинами картау, которые даже не спешились и, глядя на него сверху, отвечали довольно лениво.

Чичеро в который раз пытался сосчитать дни, прошедшие с момента встречи с Бларпом Эйуоем в Карамце, в чайхане рыжего Фади. По всему выходило, неделя уже прошла, и обещанный небесный замок — где-то на подлёте к оазису Гур-Гулуз. Впрочем, ручаться казалось трудно — Чичеро почти совсем потерялся во времени. За последние дни столько всего случилось: и побег из Карамца, и побоище на Староуземфском тракте, и встреча с картау, и лицезрение святилища с шакалами. Но главное — глупая погибель большинства спасённых из-за Порога Смерти живых участников банды Дрю.

Думая о своём, посланник краем уха Лимна слышал перекличку, которую Дгай по заведённой Клехом традиции проводил среди наложников. Хороший способ скоротать время, нечего сказать.

— Джамил!.. Хафиз!.. Зульфио!.. Зухр!.. Лейн!.. Гюльч!.. Атай! — выкрикивал голос экономного бандита из Глукща. Как обычно, наложники уныло откликались. Как обычно, Хафиз вообще промолчал. А вот что было и вовсе необычным, так это реакция Дгая на молчание Хафиза. Дойдя до окончания списка, он ещё раз вернулся к этому имени и несколько раз повторил с нарастающим беспокойством в голосе.

— Где Хафиз? Кто его видел последним? — зашевелились и наложники.

— Ох, да глаза бы мои его не видели! — в сердцах повторял старший наложник Джамил, у которого, собственно, и спрашивали.

И таки да: его глаза Хафиза больше не видели. Да и ничьи из присутствующих.

* * *

Куда пропал Хафиз, да и когда именно? Куда бы ни пропал, а не к добру для всех. Может, картау его первого потихоньку скормили своим шакалам? Может, он ушёл сам, боясь посмотреть в прекрасные глаза царевны Оксоляны? Может, решил погибнуть, чтобы специально всем напакостить: Ынышар ведь уточнял, что заплатит оговоренную сумму лишь за сераль в полном составе!

Когда очнувшийся от дум Чичеро подошёл поглядеть на следы на песке, он понял, что умудрился опоздать. То место, где с утра устроился Хафиз, оказалось уже вытоптано незадачливыми следопытами из числа наложников. А поскольку они в своих поисках бестолково бегали взад-вперёд, то наделали множество лишних цепочек следов, уводящих к ближним барханам.

— Шакал его возьми, таки нету! — с горечью признал Дгай, который всегда неохотно расставался с деньгами. — Ушёл пешком, без лошади. Даже вон вещи свои оставил шёлковые!

— Всем стоять на месте! — досадуя на своё промедление, скомандовал Чичеро. — Тьфу, как следы затоптали… Я сам его найду, только не мешайте!

Наложники подчинились, Дгай тоже.

Поиски посланник начал с того направления, в котором старый паломник очищал себя от скверны, принесенной в святилище шакалами. Не то, чтобы он всерьёз ожидал увидеть, как тело Хафиза под белой скалой рвут на части подлые животные, но убедиться не мешало. К тому же, стараясь неприметно уйти, Хафиз мог воспользоваться заранее вытоптанным путём, по которому все пришли от бархана близ святилища.

Обряд очищения, во всяком случае малая его часть, увиденная Чичеро, не показался зрелищным. Паломник молча стоял в центре круга, образованного пятью его сыновьями, взявшимися за руки. И всё. С такими темпами и вовек не очистишься, подумалось посланнику. Всё же Чичеро подошёл поближе и услышал шёпот на каком-то из древних языков (может, на нём раньше говорили картау?).

Хафиза ни на бархане, ни в гостях у шакалов посланник не встретил. Что ж, подумалось Чичеро, теперь единственный путь — к оазису. Как бы ни запутывал следы милейший Хафиз, а придёт он всё равно туда. Ведь он же себе не враг?

К Гур-Гулузу Чичеро проехал на коне по следам, оставленным Клехом и двумя сопровождающими его картау. Вид на оазис, открывшийся с высокого бархана, показался очаровательным. Пальмовая рощица, окружающая голубое озерцо, после знойной пустыни выглядела неправдоподобно густой и пронзительно зелёной. Белоснежный дворец Оксоляны, занимающий добрую половину оазиса, с изяществом вписывался в его природу — и это несмотря на мощные стены, воздвигнутые явно не для одной красоты.

Где-то среди деревьев притаились крыши маленьких хижинок, крытых пальмовым листом. Вот уж точно, стоит Хафизу сюда добраться, как он надёжно затеряется. Ведь не станет Чичеро обыскивать каждую из этих хижин?

Пока Чичеро любовался красотами Гур-Гулуза, попутно размышляя о возможностях поимки беглеца, из распахнувшихся узорчатых ворот дворца выехали всадники. Трое: Клех и два воина картау. А как же Ынышар? Он-то с ними почему не поехал? Неужели сделка вообще сорвётся? Все возникшие вопросы оставалось задать самому Клеху, когда он подъедет. Причём задать их пораньше, а о бегстве Хафиза сообщить позже, а то ведь Клех и отвечать не станет.

Двигаясь навстречу, Чичеро быстро рассмотрел признаки удовлетворения состоявшейся во дворце беседой: гордую осанку работорговца, широко развёрнутые плечи, улыбку на лице, жадный блеск в весёлых глазах. Тут и гадать нечего: Клех возвращался от Ынышара победителем.

Поравнявшись с Чичеро, Клех первым заговорил, и хотя похвастался успехом на переговорах не сразу, но окрасил своим настроением привезённую новость.

— Ынышар очень плох, — сообщил он, улыбаясь.

— Что так? Заболел?

— Да нет, ранен! — глаза Клеха всё ещё веселились. — Он ведь незадолго до нас выехал из Карамца, и неосторожно поехал по Большой тропе мёртвых. Там его уже ждали люди царицы; говорит, еле прорвался. Хорошо ещё, что Ынышар мёртвый, не то бы живым ему не вернуться…

Не без хвастливого многословия Клех поведал и о своих переговорах с Ынышаром. Слуга Оксоляны подтвердил все прежние условия, обещал выплатить всё до маната. А обрадовался-то как, что сераль в полном составе уже у Гур-Гулуза!

— Уже не в полном, — сказал Чичеро, — Хафиз сбежал.

— Да вы что? Куда смотрел этот придурок Дгай! Чичеро, надо срочно его найти! Ынышар вслед за нами высылает своих подручных с деньгами, но заплатят они только за семерых!

— Да, понимаю, — ответил Чичеро, — я как раз-то и занимаюсь поисками. Сейчас отправлю Лимна в Гур-Гулуз, а сам ещё раз прочешу пустыню. Хафиз где-то рядом, пешком он не мог далеко уйти…

— Эх, жаль, я не имею времени сыскать мерзавца, — сплюнул Клех, — он бы у меня заплясал! Но до прихода покупателей товар надо ещё переодеть, причесать… Вся надежда на вас, Чичеро, и на вашего карлика, — тут работорговец хлестнул мёртвого коня, и тот уныло двинулся вслед уехавшим далеко вперёд воинам картау.

* * *

Основные надежды в поисках беглого наложника Чичеро возложил на опытного следопыта Лимна, но и сам честно поездил по барханам между святилищем и оазисом. Увы, поиски ни к чему не привели, и Чичеро в который раз убедился, что потеряться в пустыне гораздо легче, чем кого-то найти. Среди однообразных песчаных гор Чичеро несколько раз терял все ориентиры, и только мёртвый конь, прошедший выучку у картау, вполне уверенно выводил его то к святилищу, то к пальмам Гур-Гулуза. Наверное, и с Хафизом случилось что-то подобное: он заблудился, ушёл не в том направлении, в котором предполагал, и вместо оазиса попал в открытую пустыню.

Не везло и Лимну. Обойдя оазис по периметру, тот объявил подъехавшему Чичеро, что не верит в присутствие там Хафиза. Пешком в Гур-Гулуз сегодня никто не входил. Разве что беглого наложника кто-то подвёз… По убедительной просьбе Чичеро карлик продолжил поиски, но — без воодушевления.

В поисках беглеца Чичеро даже не очень обрадовался, завидев небесный замок, зависший вдалеке над пустыней. Ладно, подумалось посланнику, пусть пока повисит, ещё успеется. Вот завершим дело с продажей сераля, тогда и о небесах подумаем.

Зато когда из ворот дворца Оксоляны выехали покупатели — двое важных толстых мертвецов с хорошо вооружённым мёртвым эскортом, Чичеро живо сообразил, что критический момент приближается. Один из мертвецов вёз увесистый мешок — должно быть, с манатами. Когда ему вместо семи наложников предложат шесть, он, понятное дело, развернётся и уедет. Уламывай потом Ынышара принять остаток сераля по бросовой цене! Да и картау не поймут: им-то половина от прежней суммы обещана…

Покупатели ехали медленно, и Чичеро поскакал предупредить Клеха и Дгая об их приближении. Глаз Дулдокравна привычно выискивал следы на песке, большая часть которых сейчас принадлежала коню самого Чичеро.

Подъезжая к месту, где наложники томились в ожидании покупки, посланник убедился, что они уже переодеты из дорожного платья в свои шелка — те самые, купленные в Нефотисе, а в Карамце местами заляпанные кровью. И вновь тонкая одежда сераль преобразила: он снова выглядел дорогим товаром.

Но что это? Приглядевшись к щеголяющим изысканными нарядами фигурам, Чичеро чуть не присвистнул: никак их снова семеро? Ну, раз и Хафиз вернулся, можно будет подобрать у Гур-Гулуза измученного поисками Лимна и с чистой совестью спешить к прилетевшему замку.

— Нашлась пропажа? — весело спросил посланник у всё ещё чем-то недовольного Дгая.

— Нет, — отозвался тот, — это мы Клеха по старой памяти в шелка обрядили. В Карамце у него похоже получалось…

— Да, Чичеро, это я! — молвил седьмой наложник, откидывая назад шёлковое покрывало, под которым действительно пряталось лицо Клеха. — Не вижу другого выхода, придётся пока обмануть людей Ынышара. Только умоляю, ищите поскорее мерзавца!

* * *

И вновь Чичеро отправился на поиски, наматывая круги по пескам около святилища картау. За продажей сераля он следил невнимательно, заметил только, что передача наложников произошла на том самом бархане у святилища, где старик паломник длил свой очистительный обряд. На некоторое время Картау вышел из круга, образованного его сыновьями, поучаствовал в дележе манатов из привезённого покупателями мешка, и поспешно вернулся.

Долю, оставшуюся продавцам, принял Дгай. Как-то так получилось, что из продавцов на момент свершения сделки оставался в наличии он один: Чичеро всё ещё рыскал вокруг да около в поисках беглеца, Клех же временно перешёл в разряд товара. Или не временно? Кто знает, удастся ли отыскать Хафиза живым? Впрочем, за Клеха Чичеро ничуть не беспокоился: этот паренёк себя в обиду не даст.

Обнаружив себя в одиночестве, Дгай направил свою живую лошадёнку к Чичеро, и до поздней ночи ездил рядом с ним по барханам, не столько выслеживая Хафиза, сколько стараясь сохранить полученную сумму — о последнем Чичеро легко догадался, видя его озабоченное лицо и руку, судорожно прикрывающую оттопыренный кошель на боку.

Возвращаясь к оазису при тусклом свете выползшей на небо луны, Чичеро и Дгай обнаружили бредущую по барханам пешую фигурку.

— Стой, Хафиз! — первым заорал Дгай.

Но им встретился не Хафиз. Фигурка развернулась к ним и, подходя, быстро приняла очертания Бларпа Эйуоя.

— Я за вами, Чичеро, — сказал Эйуой, — у нас немного времени: замок ждёт.

— Мы тут одного беглого невольника ищем, — вмешался Дгай.

— Невольник подождёт, — отмахнулся Бларп, — а замок скоро улетает. Рад, что вы добрались до Гур-Гулуза и продали товар, но теперь вам предстоят новые дела, более важные. Следуйте за мной, посланник!

Чичеро, колеблясь, произнёс:

— У нас товарищ остался в заложниках. Если не найдём беглеца, плохо ему придётся…

— Вот как? — улыбнулся Бларп. — Что ж, Чичеро, похоже, вам пора разделяться. В вашем распоряжении ведь три отшибинских карлика…

— Да уж не три, — вздохнул Чичеро.

Но он уже принял решение. Конечно же, ему пора лететь. Разделиться ради поисков Хафиза? Что ж, Лимн и так ищет беглеца по всему оазису Гур-Гулуз. Не найдёт его — будет помогать бегству Клеха. Осталось сделать не так много: передать через Дгая последние указания для Лимна, отослать с Дгаем принадлежащего картау мёртвого коня (последнего, девятого из одолженных) — и он свободен для нового полёта. Прощай земля, пора на небо.

Когда получивший указания Дгай уехал в сторону Гур-Гулуза, ведя в поводу мёртвого коня, Чичеро вслед за Эйуоем направился к зависшему над пустыней замку. По пути посланник рассказывал подробности невесёлых приключений базимежцев после стремительного выезда из двора чайханы Фади. Эйуой слушал, не перебивая, и задал только один вопрос:

— А откуда под Гур-Гулузом столько шакалов?

— Честно говоря, не знаю, — признался Чичеро, — но люди говорят, что во всём виноваты картау.