Когда Дрю из Дрона вторично привёл свой отряд к лагерю Булба, его удивило весёлое оживление, разделяемое всеми мёртвыми карликами, начиная от сторожевых постов. Сторожа себя вели вовсе неподобающе: они больше внимания уделяли не тропе, по которой мог подобраться неприятель, а самому лагерю, откуда доносился радостный гул.

Беспрепятственно пройдя к центру лагеря, Дрю и его люди застали любопытную картину. Несколько сот запорожских карликов собрались вокруг плотного кружка из десятка особенно рьяных весельчаков, сидящего прямо на земле. Попеременно кто-то из этого кружка громко выкрикивал на своём наречии то ли шутки, то ли грубости, тут же покрываемые дружным хохотом собравшихся.

Дрю не настолько хорошо знал отшибинское наречие, чтобы понять, что их так рассмешило. Смех карликов звучал недобро, и спутники посланника смерти несколько напряглись. Дрю успокаивало лишь то, что потешались шутники не над его отрядом — не то удостоили бы пришедших более пристального внимания. Кло тоже быстро смекнул:

— Это они не нам!

— Спросим у Булба, что на них такое нашло? — предложил Амур.

— Спросим, — согласился Дрю, подходя к атаманскому шатру, перед которым дежурили охранники — с единственно серьёзными лицами на весь лагерь.

По обыкновению, Дрю оставил основную часть отряда снаружи шатра, с собой же пригласил Кло, Амура и Пендриса. Атаман Булб встал ему навстречу. Посланник отметил тень озабоченности на карличьем лице, которая промелькнула перед широкой улыбкой.

— Здравствуйте, Булб, — приветствовал его Дрю, — я вижу, ваши люди чем-то возбуждены.

— Они пишут письмо Владыке Смерти! — просто ответил тот.

— Да? — удивился Дрю. — Вот кого они с таким смаком ругают!

Письмо Владыке Смерти? Да ему сроду никто не писал писем. С ним общались либо устно, либо — в медитативных посланиях.

— А кто придумал написать письмо? — поинтересовался Кло.

— Я придумал, — произнёс Булб с угрюмостью.

— И вы надеетесь их письмо как-то передать Владыке? — изумился Пендрис.

— Нет, не надеюсь, — вздохнул атаман.

— Так зачем же… — начал Амур.

Булб досадливо отмахнулся:

— Просто мои люди ропщут. Надо же их чем-то занять! Хотя игра в переписку с Владыкой — ненадолго. Если мы немедленно не отправимся грабить города Запорожья, не быть мне атаманом.

— Мы готовы выступать вместе с вами, — сказал Дрю, — у нас тоже есть дела на западе.

— Это хорошо! — закивал Булб. — С вами, да с вашим великаном Омом нам не составит труда захватить Абалон.

— Абалон? — усомнился Дрю. — Да ведь это один из самых неприступных городов!

— Да знаю я, — криво усмехнулся Булб, — и в Абалоне тоже надеются, что я это знаю! — тут карлик понизил голос. — Разведчики мои оттуда вернулись, говорят, почти вся городская стража ушла отгонять подальше деревья Буцегу. Нам бы — главное — во врата вломиться, а там уж мы им покажем!

— По-моему, это безумие, — пробормотал Пендрис, стараясь, чтобы его слова разобрал только Дрю, — захватить главный город Западного Запорожья?

— Нам нужно это безумие! — неожиданно для самого себя ответил Дрю. — Кроме него нас за Порогом Смерти ничего не спасёт. Ибо весь наш ум — от Смерти…

Вот и новая парадоксальная мысль! Давненько они не посещали посланника: с момента продвижения на восток Порога Смерти.

— А как же разведка? — не понял Амур. — Мёртвая разведка, которой мы согласились стать? Ведь мы обещали изучить тот провал, заметный с неба…

— Разведку к провалу направим из Абалона, — убеждённо сказал Дрю, — это будет и гораздо ближе.

Кло, Пендрис и Амур внимательно поглядели ему в глаза и, наверное, поняли, что философское вдохновение к посланнику возвращается. И ведь правда, усмехнулся про себя Дрю: ещё немного, и он, озарённый новыми идеями, отправится к запорожским карликам помогать в сочинении письма Владыке!

Атаман тоже взглянул на Дрю с вежливым удивлением и, замявшись, промолвил:

— Я знаю, кому вы пообещали превратиться в «мёртвую разведку»…

— Откуда? — быстро спросил Амур.

— От Трюмза, — признался Булб. — Он подслушал ваш разговор с посланником Смерти по имени Чичеро, когда тот прилетел на небесном замке…

— Так ваш карлик специально за нами следил?

Атаман, как ни в чём не бывало, кивнул. Во всяком случае, честно признался.

— Но вы хотели о чём-то нас предупредить, — напомнил Дрю, сам для себя отмечая, что становится проницательным.

— Раз уж мы с вами союзники, — медленно произнёс Булб, — хочу вас предостеречь от чрезмерного доверия посланнику Чичеро.

Дрю в замешательстве воззрился на карлика:

— Отчего же нам ему не доверять?

— В него вселился Владыка Смерти.

Простота ответа Булба тем сильнее огорошивала Дрю, что он, оказывается, нечто подобное предвидел. Кло, Пендрис и Амур не нашлись, какой вопрос задать, и Дрю, по некотором раздумье уточнил:

— Откуда вы знаете?

— Долгая история, — сказал Булб, — и тайная. Но союзникам я её доверю. Итак, я познакомился с полководцем Дрангом, под началом которого ныне — все войска Великого народа Отшибины.

— И что?

— Нас с Дрангом связала дружба, и он часто со мной откровенничал. Рассказывал о той поре, когда ещё служил телохранителем у вождя Врода Занз-Ундикравна. Служил — и шпионил, ведь его туда (в телохранители) определил сам магистр Гру…

— Неожиданно, — заметил Дрю.

— Так вот, ещё с момента обнаружения Живого Императора в Стунской долине, Владыка Смерти занял тело Чичеро под свою временную резиденцию.

— Что, серьёзно?

— Вполне. У Владыки имелись личные счёты с Живым Императором, а ещё он знал, что посланнику Чичеро была предсказана победа в поединке…

Рассказ Булба становился всё интереснее.

— …Владыка зря поверил предсказанию: посланник Чичеро не только не одержал победы в Стунской долине, но был уничтожен и расчленён. Когда это случилось, Дранг потихоньку от вождя изъял туловище посланника и препроводил к магистру Гру. Там, в туловище, находилось сердце, где пребывал в заточении Владыка Смерти.

— Ух ты! — воскликнул Амур, увлечённый рассказом, а Кло так и присвистнул, следуя дурной примете живых варваров из Эузы.

Да, подумал Дрю из Дрона, припоминаю: о том, что Владыка Смерти может в любой момент войти в сердце любого из своих верных посланников, сотни раз говорилось в уставах Ордена, в торжественных клятвах, в гимнах Смерти. Но кто мог предполагать, что это сказано буквально?

— Так вот, Владыка и по сей день таится в сердце Чичеро. Мне это доподлинно известно, ведь когда этот посланник Смерти сбежал в мятежный Базимеж, магистр Гру в гневе собирался его вернуть — через магическое воздействие на припрятанное им сердце…

— Что-то я не понимаю, — сказал вдруг растерянный Кло, — кто же главнее: Владыка Смерти, либо господин Гру?

— Я тоже не понимаю, — признался Булб, — да и сам Дранг затруднялся это пояснить. Одно ясно: магистр Гру — очень, очень могущественный некромант. Ему подвластна не только сама Смерть, но в некоторых случаях — и её Владыка.

* * *

Проход в новый потайной зал библиотеки открылся в потолке злополучного помещения с творениями картографов. Гны легко вскарабкался по стеллажам к потолочному люку, тогда как Флютрю плохо слушались окаменевшие ладони. Драться такими сподручно, а вот карабкаться — поди попробуй!

А ещё Флютрю отпихивала какая-то незримая сила, которая против Гны почему-то не действовала. Вот оно что! И сюда тоже магическая библиотека с готовностью пропускала только некромантов высших степеней посвящения.

После нескольких неудачных попыток отшибинского некроманта некромейстер выглянул в отверстие в потолке и заметил:

— Подниматься сюда вам не обязательно; этот зал тупиковый.

— Так мы уже возвращаемся?

— Нет, — отозвался Гны, — я здесь задержусь. Подозреваю, что нашёл тот самый тайный зал Владыки Смерти, куда кроме него самого никто не допускается. На входе стояла такая замысловатая печать, что мне бы и за год её не одолеть.

— Да? А как же вы туда попали?

— По правде говоря, повезло, — Гны развеселился, — кто-то из высших некромантов эту печать уже взломал. Мы с вами, Флютрю, не первые бродим по библиотеке без разрешения.

Спустя час некромейстер снова выглянул из люка и объявил, что его изыскания в тайном зале Владыки отнимут, по меньшей мере, сутки.

— А что за книги там, наверху? — заинтересовался Флютрю.

Гны победоносно улыбнулся:

— Знаете, что я уже нашёл? Еретические работы позднего Цилиндиана! Так и думал, что Шестая раса не могла их просто так уничтожить.

— А зачем вам сейчас поздний Цилиндиан?

Гны рассмеялся, всем видом показывая, что поздний Цилиндиан — всегда актуален. Флютрю понял, что задал глупый вопрос и постеснялся бы настаивать на ответе, но некромейстер после паузы объяснил:

— Вообще-то я хочу больше узнать о Пороге Смерти. Кто именно его возвёл, как это у него получилось, из-за чего природа в Запорожье меняется. Я знаю, что Цилиндиан изучал эти вопросы, но в разрешённых его сочинениях о том ничего нет.

Флютрю поразился:

— Вы хотели узнать побольше о Пороге Смерти, чтобы разрушить его? За этим сюда и спустились?

— Именно! — обрадовался Гны его догадке. — Пытаться обойти чёрную стену — заведомая глупость. При всём уважении к образу мыслей Дрю из Дрона.

Некромейстер ещё пару минут порассуждал о бесперспективности обходных путей, усмотривая в них отказ решать великие загадки. Затем его голова скрылась, и целые сутки до Флюрю сверху доносилось только шуршание страниц.

Что оставалось обладателю каменных ладоней? Разумеется, скучать. В ожидании возвращения некромейстера Флютрю сперва бесцельно бродил взад-вперёд, опасаясь к чему-либо прикасаться, потом решился на чтение книг с переплётами, не похожими на каменные. В итоге он тщательно изучил противоречивые творения множества картографов, и некоторыми даже заинтересовался.

Особенно Флютрю привлекла сравнительная картография мировых ярусов. Оказывается, каждой местности в наземном ярусе соответствует особая зона Подземелья и (предположительно) особый остров на небе. Так, под Нижней Отшибиной и Серогорьем располагаются норы бородавчатых карликов, под Менгом — залы шипастых великанов, под Глукщем — пустынные коридоры ушедших культур, под Карамцем — гнёзда аморфных крокодилов.

Под Цанцким воеводством в нижнем ярусе Флютрю нашёл особенно много важнейших для некрократии подземных строений. Например, ту самую библиотеку, по которой они с Гны как раз и ходили (жаль, без подробного плана залов). Совсем рядом с библиотекой — в точности под болотами — оказались золотые рудники, а где-то под развалинами Базимежа — и монетные дворы (вот где чеканят некроталеры!).

Самому городу Цанц внизу соответствовали чертоги Владыки Смерти, а в небесном ярусе — островная столица Драеладра. Воистину, через город Цанц проходит мировая ось, понял Флютрю. Если же это не так, то, по крайней мере, так думали запорожские картографы.

* * *

Через сутки из верхнего зала спустился задумчивый некромейстер. Под мышкой он принёс книгу. Наверное, Цилиндиана.

— Ну как, вы нашли, что искали? — поинтересовался Флютрю.

— Нет, я нашёл другое, более важное, — серьёзно ответил Гны. Книгу он поставил на пол рядом с собой.

— Значит, загадка Порога Смерти осталась?

— К сожалению, у Цилиндиана о ней ничего не написано, и в еретических сочинениях тоже. Верно, он и сам не сумел ничего разузнать. А ведь собирался…

— А о чём тогда написал Цилиндиан? — Флютрю осмелел настолько, что перебил некромейстера.

— О сути Смерти, о происхождении Шестой расы.

— И только-то? — не сдержал разочарования Флютрю. Да уж, важность великая: о сути Смерти знает любой некромант, о происхождении Шестой расы — каждый грамотный мертвец. Например, по разрешённым работам того же Цилиндиана.

— Еретические сочинения освещают эти вопросы по-своему, — назидательно сказал Гны, — только боюсь, вам о том и не расскажешь: слишком уж вы уязвимы к громким словам. А ведь они описывают каноническое видение Смерти, закреплённое в уставах некрократии.

— Расскажите, — попросил Флютрю, — я постараюсь удержаться в себе.

Некромейстер помолчал, потом начал с вопроса:

— Что есть Смерть?

— С большой буквы? Это «продуктивное небытие живого», — выдал Флютрю заученную формулировку.

— А ещё?

— Ещё — «существеннейший момент жизни». Классики некромантии писали, что «отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так, что жизнь всегда мыслится в соотношении со Смертью как своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше»…

Гны скривился:

— Попробуйте своими словами, Флютрю. У классиков некромантии все слова — громкие, а значит, опасные лично для вас.

Флютрю попробовал, но собственных слов не нашлось. Некромейстер поинтересовался:

— Почему Смерть стали писать с большой буквы?

— Люди издавна привязаны к Смерти, просят её расположения. Она ведь способна многое дать — и некроманту, да и просто мертвецу…

— Не валите всё в одну кучу, — попросил Гны, — людские надежды, связанные со Смертью, достаточное основание для уважения к ней. Но ещё вопрос, стоит ли за Смертью какое-то реальное позитивное качество? Опыт переживания посмертия нас, вроде бы, убеждает в том, что да, стоит. Но не будем торопиться: может статься, посмертие — вовсе не то, за что мы его принимаем. Помните, о чём говорил Дрю, пока вдохновение его не покинуло?

Флютрю попытался процитировать что-то из высказываний Дрю, но вышло как-то мутно и непонятно для него самого:

— «Мертвецы, чтобы не умереть, пляшут под музыку Смерти», как-то так…

— Зачем они пляшут? — попросил уточнить Гны.

— Чтобы Смерть не обиделась. Ведь она их непременно встретит в конце жизни: как бы не наказала за неуважение…

— Смерть властна наказывать? Значит, она — Божество?

— Нет-нет. Божеств есть всего семеро, и они безымянны. Смерть же — просто великий мировой закон, наделяющий силой всякого познающего. На подражании этому мировому закону основана некрократия… — здесь Флютрю поперхнулся словом опасной степени громкости.

— Божества сильнее Смерти?

— Думаю, да…

— Так они властны отменить этот мировой закон?

— Нет, не властны…

— Следовательно, Божества не сильнее Смерти.

Флютрю подивился этому последнему выводу, даже нашёл ему соответствие в личном опыте:

— То-то, я смотрю, в наши дни Смерть почитаема, а Божества — нет. Просто от них больше ничего не ждут! Всё, что могли, они уже дали сотворённому ими миру — ярусную структуру, обитателей… — тут он вдруг спохватился, что и сама Смерть дана миру Божествами: до Шестого Творения её не было…

Флютрю еле удержался, чтобы не треснуть себя по лбу чернокаменной ладонью, но снова спохватился: результат мог выйти самый плачевный.

— Итак, — подметил наблюдательный Гны, — вы пришли к тому, что Смерть с большой буквы сотворена Шестым Божеством, и представляет собой не более чем один из атрибутов Шестой твари — подземельной расы, в гости к которой мы с вами нынче спустились.

— Пожалуй, — пробормотал Флютрю.

— Так вот, в еретических текстах Цилиндиана написано, что величественная Смерть — это не атрибут, а выдумка Шестой расы.

— Выдумка? — Флютрю издал неопределённый звук, выражающий его отношение к умственным возможностям впавшего в ересь мудреца.

— Зря фыркаете, Флютрю, — прищурился Гны, — не надо быть Цилиндианом, чтобы заметить: умирает только живое. «Первично мёртвая» Шестая раса на самом деле лежит вне понятий о жизни и смерти. Они — не люди и не мертвецы. Они вообще непонятно кто.

— Но во всех сводах некроистории Шестая тварь названа мёртвой расой, — возразил Флютрю, — и ведь именно от неё к людям нашей расы пришло посмертие.

— Понятие «мёртвая» в отношении Шестой расы применено из-за непонимания сути! — отчеканил Гны. — Да и «посмертие» — это только название, данное на человеческом языке для инородного людям явления. Вы, некромант, понимаете суть посмертия?

— Ну, в общем-то, да…

— Не смешите, Флютрю. Затвердить готовые тексты, формулы вызова и шаги перехода — не значит понимать. Некромант — не хозяин посмертия, и даже не доверенное лицо. Он — орудие. И орудие весьма несамостоятельное, ведь все сколько-нибудь важные ритуалы предполагают обращение к Владыке Смерти. И это без понимания, чьей именно смерти он владыка!

Да, с происхождением Шестой расы не всё чисто, подумал Флютрю — и припомнил давнее своё сомнение. Когда-то он и сам не мог уяснить, как может считаться мертвецом тот, кто никогда не жил. Гру на вопрос ученика ответил что-то умное и уклончивое, а Флютрю постеснялся переспросить и изобразил на лице понимание. Неужто таково «понимание» каждого некроманта?

На протяжении разговора у Флютрю от громких слов то и дело кружилась голова и чесались каменные ладони. Видя тревожные признаки, Гны стал поменьше говорить сам и чаще давать слово Флютрю: громкие слова всегда легче произносить, чем слушать.

Когда сомнение в приложимости категории Смерти к никогда не жившим существам прочно укоренилось в разуме отшибинского некроманта, Гны предложил:

— Припомните-ка очерёдность творения существ, населивших наш мир.

И Флютрю без малейшего труда вспомнил:

— Творение Первого Божества, говорят, вышло самым мощным, и имя ему — «Вулкан». Это чудовище соединило в себе взрывные силы минеральной жизни и драгоценный блеск волшебных граней самопостижения. К сожалению, наш мир не мог выдержать мощи Первого обитателя — и стал расслаиваться на небо и землю. Но Первый обитатель и сам не сумел выдержать собственной мощи. Он разорвал сам себя, и от него остались осколки силы, ныне именуемые «костями вселенной».

— Продолжайте, Флютрю, — одобрил Гны.

— Второе Божество сотворило дерево и нарекло ему имя «Буцегу». Вся гибкая мощь растительных царств пошла от этого дерева, а прямые его потомки сохранились на волшебных лугах страны Гуцегу, раскинувшейся южнее Дрона.

Некромейстер лишь кивнул, а ободрённый Флютрю продолжил:

— Третье Божество «сотворило драконов и наделило их тайным языком творения». Драконы первоначально жили на земном ярусе, но оказались уязвимыми для следующих тварей, посему были вынуждены освоить ярус небесный, где и живут в счастливом одиночестве полёта.

— С этими словами и Цилиндиан согласится, — благожелательно произнёс Гны.

— Четвёртой Тварью стал «неразумный зверь изменчивых очертаний, ворочающийся в тёмной бездне самого себя». Об этом чудовище известно мало, подозревают, что оно сгинуло с приходом в мир Смерти, но как именно сгинуло — мудрецы молчат.

Флютрю вопросительно взглянул на некромейстера, и Гны его успокоил:

— У Цилиндиана есть ответ, но вы пока продолжайте.

— Пятое Божество сотворило «бесплотных демонов», которые в дальнейшем досаждали людям, похищая их тела. Более разумная часть этих демонов говорит прозой, и с ними люди ещё могут договориться к общей выгоде, но зато остальные демоны, склонные говорить в рифму, не признают никаких переговоров и понимают лишь два языка: силы и поэзии…

— Все эти пять Божеств «населили мир не более чем чудовищами», не так ли? — усмехнулся Гны.

— Конечно. И только Шестое — впервые создало человека, и «человек этот был мёртв и совершенен». Седьмое же Божество, самое слабое, «сотворило живого человека, наделив его тьмой несовершенств».

— Замечательно, — кивнул Гны, — итак, по приведенной вами официальной версии, творение Смерти предшествовало творению человеческой жизни?

— Несомненно. Ибо Шестое Божество творило раньше Седьмого! — Флютрю сам удивился, до чего убедительно это сейчас прозвучало.

— Отлично! — тонко улыбнулся некромейстер, — Мне осталось лишь высказать идею Цилиндиана, а верить ли ей, решайте сами. Суть такова: Шестое Божество вообще не творило.

— Как так? — не понял Флютрю.

— Оно вступило в сговор с Четвёртым и Пятым Божествами, совместило их творения в новую несложную композицию, которую и отрекомендовало как Шестую Тварь.

— То есть, Шестая раса…

— Это бесплотные демоны Пятой расы, заключённые в изменчивую плоть неразумных зверей расы Четвёртой. Только и всего.

— Но это значит…

— …значит, что идея о Первомертвеце, от которого пошла Шестая раса — заведомая ложь, — подхватил Гны, — и что никакой Смерти с большой буквы создано не было. И что первый человек был создан живым. Вот только боюсь, очень доверчивым.