Заметался мельник от ярости и велел управляющему в тот же день доставить ему двадцать деревенских парней.

Крестьяне, может, и послушались бы, как всегда, и отдали бы сыновей, в душе проклиная мельника и бессильно сжимая кулаки в карманах. Случалось, что парни дорогой сбегали - то в пустошь, то в горы. И мельник с превеликим удовольствием вылавливал их поодиночке и жестоко карал.

Но на этот раз навстречу управляющему вышел здоровенный детина и заявил: "Нет у мельника на нас никаких прав!"

Управляющий с непривычки не принял слова парня всерьез: "Не болтай того, за что можно головой поплатиться! Не лезь на рожон!"

Но бунтарь только засмеялся в ответ: "Речь не о моей голове, а о твоих ногах: резво ли бегают?" И с вилами в руках грозно шагнул к управляющему. "Назад!" - завопил тот не своим голосом. Но парень не отступил, а, наоборот, медленно, шаг за шагом стал надвигаться. А за ним - вся деревня, мужчины и женщины, шаг за шагом, шаг за шагом. Управляющий изо всех сил храбрится - знает, что его ждет, если с пустыми руками к мельнику явится.

"Вы должны послать двадцать парней для работы на мельнице!" - срываясь на крик, заявил он.

"Нет среди нас баранов, чтобы покорно брести на убой! - перебил его парень. - Передай это своему хозяину!"

Вилы уже уперлись в грудь управляющего. С перепугу он выхватил из ножен меч и взвизгнул: "Я требую повиновения!"

Но теперь уже вся деревня ощетинилась вилами, а здоровенный детина даже замахнулся косой.

"Именем Черного Мельника заклинаю вас - повинуйтесь!" - чуть не плача, взмолился управляющий. Вместо ответа верзила бунтарь затягивает "Близок день!" и размахивает косой в такт пению. А толпа все прибывает и прибывает - вот-вот замкнется кольцом. Опрометью кинулся верный слуга назад, к мельнику. А тому и спрашивать ни о чем не надо - одного взгляда достаточно. "Свиньей ты был, свиньей и останешься' - рявкнул мельник и прикосновением палочки отправил верного слугу в свинарник. - Всех обращу в свиней, всех поголовно! - бушует мельник. - А этого верзилу с косой сгною заживо!"

От злобы и ненависти руки-ноги мельника свело судорогой, дыхание перехватило. Глаза налились кровью, ногти вонзились в ладони, а на губах выступила пена.

"Ты умрешь такой смертью, Крабат, какой еще никто на свете не умирал!"

Отдышавшись, послал мельник наемников в ту деревню с наказом: все живое спалить. Вместе с ними послал и крикуна - пусть потом ходит из города в город, из деревни в деревню и везде рассказывает, что своими глазами видел: вот, мол, какая кара ждет тех, кто осмелится поднять бунт против мельника.

Прибыли подручные мельника в деревню, а она пуста - ни людей, ни скотины. Все исчезли. Подожгли они дома, порубили деревья, отравили колодцы и спалили хлеб на корню.

А крикун отправился в ближайший город. На рыночной площади, как всегда, толпился народ. И увидел крикун: протискивается сквозь толпу женщина в черном. В левой руке у нее корзинка, в правой - глиняный горшок без крышки. Ветер выдувает из горшка тонкие струйки золы. Вскочил крикун на лестницу перед ратушей и завопил на всю площадь: "Слушайте, люди, что я скажу!"

С той стороны площади, где успела пройти женщина в черном, на него уставились горящие ненавистью глаза. И слова застряли у крикуна в горле. Почувствовал он, что не может ни звука произнести, будто онемел. Равнодушно отвернулась от него толпа, и никто не глядит на него с любопытством и страхом.

Решил крикун разузнать, что же произошло; скинул он камзол и, оставшись в простой рубахе, смешался с толпой. Навострил уши, слушает, о чем вокруг говорят. И услышал такое, что у него волосы дыбом встали: "И дома вновь отстроят, и поля вновь засеют, и деревья посадят, и колодцы отроют". Выходит, власти Черного Мельника скоро придет конец.

И еще увидел крикун: под сводчатой аркой церковных ворот сидит человек, подыгрывает себе на трехструнной скрипочке и поет:

"Пока в доме матери

Огонь в очаге тлеет,

Пока солнечным светом

Траурный холст рдеет,

Крабат, народа заступник,

Крепнет и молодеет."

"Кто ты такой?" - спросил крикун у певца. "Староста здешнего хора", - ответил тот, повторил припев и начал новый куплет.

Песня его длится долго и прославляет подвиги Крабата в борьбе против Черного Мельника.

Крикун подсел на порог церкви поближе к певцу, послушал его песню, и непривычные мысли вдруг зароились в его голове - тревожные и робкие. Но звон восьми грошей в кармане заглушил все мысли, кроме одной - о деньгах. Бросился он назад, к мельнику, и с ходу брякнул: "Восемь грошей мало! Плати больше!" "Свиньей ты был..." - начал мельник. Не дал ему договорить крикун: "И пускай! Зато и ты без нас как без рук! И осталось нас у тебя - раз, два и обчелся!" "...свиньей и..."

"Стоп, мельник! - опять перебил его крикун. - У меня важные вести!" "Говори!" "А сколько заплатишь?"

"Восемь грошей!" - едва сдерживаясь, зарычал мельник.

"И еще восемь - за риск!"

Швырнул ему мельник деньги: "Ну, говори же!" "Староста здешнего хора поет про тебя песни", - выложил свою новость крикун. "Староста? А может, Крабат?"

"Крабата я не видел, - пожал плечами крикун. - Поет он про тебя и про Крабата. А еще - про огонь в очаге..." "В каком еще очаге?"

И крикун рассказал все, что удалось узнать. Прогнал его Черный Мельник, а сам вскочил на коня и помчался сквозь ночной мрак.

В низеньком домике под могучей липой темно и тихо. Толкнул мельник дверь сапогом, она и распахнулась. Замер на пороге мельник: а вдруг внутри Крабат?

"Крабат, ты где?" - крикнул он в темноту. Ни звука, ни шороха в ответ. Дом пуст и тих, но огонь в очаге тлеет. "Старуха!" - на всякий случай опять крикнул в темноту мельник и сам содрогнулся от гулкого эха, прокатившегося по пустому дому. Взял мельник сухую лучинку, зажег ее от огня, тлевшего в очаге, и осветил в доме все углы и закутки. Еще две лучинки, и вот уже в его руках факел. Сунул его мельник в железное кольцо возле двери, принес воды из колодца и залил очаг. Вода тут же превратилась в клубы пара, а огонь горит себе, как горел. Сорвал тогда мельник с плеча волшебный шнур и бросил его в огонь. Но шнур с громким треском взорвался, а огонь все так же горит и даже язычками поигрывает.

Совсем разъярился мельник. Выломал он вмазанную в пол топку вместе с колосниками и поволок под липу: потом выкопал яму в человеческий рост и столкнул туда топку. Забросал огонь землей, затоптал копытами черного коня и только тогда наконец успокоился: вот теперь - то огонь в очаге матери погашен.

Значит, можно спокойно поджечь соломенную крышу - на то и лучинки в железном кольце горят. С треском взвилось к небу яркое пламя. Выхватил мельник горящую доску и, размахивая ею, как факелом, поскакал обратно. И где он проехал, красный петух побежал по крышам. Да только пожары эти - от того огня, что горел в очаге матери. И зола с пожарищ разносится ветром по всей стране. А куда она долетает, там взвивается песня. Та самая: "Близок день!.."