Лето 1978 года. Кто знает, почему мои мысли вернулись к тому далекому июлю, когда мои бабушка и дедушка уже взяли на себя обязанности моих родителей, а сам я был толстеньким и счастливым карапузом, и Джон Леннон был еще жив, и не образовалось еще озоновых дыр.

Мы отдыхали в Ладисполи. Кто не знает, Ладисполи – это вам не Сан-Тропе. Город прославился праздником в честь римского артишока, а побратимом Ладисполи является испанский Беникарло, поскольку там тоже любят выращивать этот симпатичнейший овощ (это называется «избранное гастрономическое сродство»). Особенность пляжей Ладисполи – странный смолисто-черный песок, что вызвано высоким содержанием железа.

Одно из моих первых эротических воспоминаний: Стелла.

Ей пять, как и мне.

У нее рыжие волосы.

Обворожительная улыбка (одного зуба уже не хватает).

Она – богиня.

Моя первая любовь.

Наверное, я и теперь ее люблю.

Я помню то ужасное утро, как сейчас.

Стелла играла у берега с другой малышней, среди которой был и я. Наш песочный замок рос, и хотя он немного заваливался, но пару часов до прилива должен был выстоять. Франка и Уго, родители Стеллы, работали в министерстве. Оба лежали в нескольких шагах от нас под пляжным зонтом. Он читал «Спортивные новости», она – роман Эллери Куина. Под соседним зонтом расположились мои бабушка и дедушка. Дедушка прикорнул, лежа на шезлонге, бабушка разгадывала кроссворд.

Около одиннадцати часов настало время искупаться. Синьора Франка точно засекала три часа, которые требовались, чтобы завтрак переварился, прежде чем лезть в море. Она взяла маленький детский круг и стала искать взглядом дочку.

– Стелла!

Но девочки не было видно. Она посмотрела по сторонам. Ничего. Синьора позвала на помощь мужа, и оба ринулись вдоль берега с криками «Стелла, Стелла!» Друзья девочки видели, как она встала и куда-то пошла, но больше ничего не знали. Не знал и я. Несколько минут никто ее не видел.

Родители были в панике.

Мы искали ее по всему пляжу. Побежали за громкоговорителем и кричали в него.

«Стелла Мартани, твои родители ждут тебя в баре на пляже!»

Никакого толка.

Стелла исчезла.

Кто-то сказал, что видел, как девочка заходила в воду.

Другие утверждали, что видели, как она выходила из бара.

Кто-то рассказывал, что она разговаривала с каким-то иностранцем.

Выдумщики, которым напекло голову.

Единственное, что можно было сказать наверняка – это то, что моя единственная и самая большая любовь просто растворилась в воздухе.

Через час родители отправились в полицию и заявили об исчезновении девочки. Но ее так и не нашли. Стелла исчезла за две минуты, с 10:58 до 11:00. Случай, достойный «Секретных материалов».

Сегодня ей было бы уже сорок. Как мне. Кто знает, возможно, не «было бы», а «есть»? С тех пор ни Уго, ни Франка, уже вышедшие на пенсию, так и не получили о ней ни одной весточки. Один спасатель, работающий на пляже с незапамятных времен, рассказывал мне, как они каждый день приходили на пляж, точно одержимые, и бессмысленно бродили взад-вперед (по своей черствости, он еще добавлял, что это было довольно глупо). Сегодня пляж весь зарос водорослями и выглядит неказисто. Они приезжают и садятся на лежаках, которые привозят с собой. Они смотрят на море и ждут. И каждый раз, когда они видят этот берег, они тешат себя иллюзией, что вот-вот увидят девочку, которая бежит им навстречу и улыбается обворожительной беззубой улыбкой.

«Мама, папа, это я! Пойдем купаться! Уже прошло три часа?!»

Они мечтают о том, чтобы искупаться втроем, там, тогда. Они отдали бы все, только бы Господь немного забылся и повернул время вспять, чтобы им вновь очутиться в том дне 1978 года. Но Господь не забывается, и все это знают.

Когда солнце заходит за линию горизонта, Уго и Франка складывают шезлонги и направляются домой, держась за руки.

Сегодня я ездил на пляж и тихонько наблюдал за ними. Уходя, они прошли мимо меня. Они меня не помнят, ведь мне было всего пять. Уго посмотрел на меня так, точно я – пустое место. Франка немного помедлила и поймала мой взгляд. Она меня узнала, я чувствую. Ведь у женщин есть шестое чувство. Или они умнее мужчин. Но я не осмелился их задерживать. Я даже не знал, что сказать.

Я подвернул брюки и вошел в воду. Солнце уже перевалило за горизонт. У меня оставалось еще пятнадцать минут, чтобы достроить тот самый песочный замок, который я так и не достроил тогда. Мои архитекторские способности к строительству песочных замков остались нереализованными. Я уже почти закончил, когда огромная волна накатила на берег и смыла мой замок, смяв его почти до основания безразличным языком.

Видимо, то, что я ничего не доделываю до конца, – это судьба. Даже, если дело касается песочных замков.