Самое прекрасное в каждом путешествии – это возвращение домой. Когда ты открываешь дверь и вдыхаешь запахи мебели, книг и любимых людей, смешавшиеся в единый аромат. Запах дома. Я вспомнил еще одного писателя, ставшего автором одной книги: Патрика Зюскинда с «Парфюмером». Это один из лучших романов всех времен. Мне бы хотелось, чтобы Патрик подсказал мне нужные слова, которые помогут уговорить Паолу на семейное путешествие.

– Похоже, это было самое короткое путешествие в истории, – это реакция Паолы, которая возвращается из школы и обнаруживает, что я уже дома.

– Это все из-за меня. Я передумал.

– Я же тебе говорила, что в таком состоянии куда-то ехать – это абсурд.

– Нет, не в этом дело. С точки зрения здоровья, выезд даже пошел мне на пользу, я хоть немного расслабился.

– А что тогда?

– Просто я хочу поехать в другое путешествие.

– В другое? Ты точно в порядке?

– Я хочу поехать с вами. Ты, я, дети. Как только закончатся занятия. Это будет настоящее приключение.

– У меня нет не малейшего желания куда-то ехать. Тем более, искать приключений, – коротко отрезает Паола.

– Но это не обычное путешествие.

– Мне все понятно, но я сказала, что не поеду. Можешь поехать с детьми. Неделя на море, или куда ты там собрался.

– Я хотел поехать на машине.

– Отлично. Классический случай. Больной раком едет в отпуск и спит в машине. Слушай, ты лучше займись лечением и прекрати творить черт знает что. В твоем состоянии это вредно и бессмысленно.

– Нет, я не согласен. Я хочу провести свои последние дни с детьми. И с тобой.

– Ты и проводишь.

– Но мы почти не видимся. Мне нужно быть с ними.

– Я уже все сказала. Если вы куда-нибудь съездите на неделю – я не против. Можно даже на две. Мне и дома хорошо. У меня нет настроения путешествовать, я только все испорчу.

Паола, Паола, Паола. И почему ты такая упрямая? Массимилиано прав: ты страдаешь куда больше, чем я.

Я надеюсь, что Зюскинд наладит со мной телепатическую связь и подскажет какие-нибудь дополнительные аргументы, которые бы помогли ее убедить, но, по всей видимости, немец ушел на каникулы и жестко печется об авторских правах своего романа. Так что придется отступить. Я достаю велосипед и отправляюсь на прогулку. На этот раз в плеере загружены только грустные песни. Кто знает, почему мы всегда слушаем музыку, которая отражает наши чувства? Наверное, когда ты при смерти, слушать Джеймса Бланта – не лучшая идея.

Я выбираю чуть более долгий путь, чем обычно, сворачиваю на дорогу, что идет вдоль моря и еду по старой римской Аурелии. Кручу, кручу, кручу педали. Правильный ритм велотуриста. Наслаждаюсь видами. Вдыхаю запах сосен, морской соли, выхлопных газов от машин, что проносятся мимо, подобно ракетам. Я наслаждаюсь созерцанием заката с высокого мыса, откуда видно нескольких упрямых серфингистов, пытающихся взгромоздиться на ленивые волны. Быть серфингистом в Риме – это все равно, что печь пиццу в Бора-Бора. Полный кошмар.

Через пятьдесят восемь километров силы меня покидают, и я останавливаюсь в маленьком приморском ресторане. Небольшая веранда, стоящая на деревянных сваях, торчит посреди пляжа и рассчитана на тридцать клиентов, не больше. На кухне хлопочут две старушки: бабушка и тетка молоденькой официантки. Вид такой, что захватывает дух. Блестящая гордячка-луна зависла над морем. Я сажусь в уголке и заказываю мясо на гриле и жареные анчоусы. Надеюсь, что строгая доктор Дзанелла сюда не заглядывает. Осматриваюсь вокруг, точно опасаюсь слежки. За соседними столиками сидит несколько парочек и шумное римское семейство. Мне так одиноко. Кажется, впервые в жизни я оказался в ресторане один. Я часто думал, что ужинать одному в ресторане грустно до невозможности. Так оно и есть.