Для мушкетеров я устроил ужин. В последний раз нас все еще трое, Портосу скоро предстоит уехать. Наверное, когда гитарист покидает рок-группу, все фанаты плачут. К счастью, у нас пока фанатов нет.

Умберто и Коррадо. Эти имена значат для меня невероятно много. Я мог бы написать о них целую энциклопедию. Как и они обо мне. К счастью, они не обижаются за то, что я самым жалким образом пустил ко дну лодку нашего путешествия. Они знают, что я и сам не понимаю, как правильно поступить, в моей голове все перемешалось.

Когда друзья подъезжают к намеченному ресторану, думая, что им предстоит разговаривать на грустные темы и рыдать, их ждет сюрприз. Я жду их у входа, потому что ресторан закрыт. Сегодня он не работает, и это мне прекрасно известно. Я встречаю их знакомым чудесным словом:

– Хохма.

Они не ждали подвоха, но с радостью включаются в игру. Я сажаю друзей в машину, и мы гоним в стороны терм Каракаллы. Сегодня там в который раз показывают новую интерпретацию «Тоски», бессмертной оперы Пуччини. Я взял три билета, далеко друг от друга. Сначала мы сидим тихо-тихо, и так до середины первого акта, пока Каварадосси не разражается руладами среди спартанских декораций, изображающих Сант-Андреа-делла-Валле. Тогда Коррадо поднимается с места в третьем ряду, и громко кричит:

– И это, по-вашему, тенор?

Вокруг слышится шепот.

– Тихо! Эй! Сядьте на свое место!

Срывать театральные представления – наш конек! В нашем нелепом репертуаре это классика. Коррадо продолжает.

– Эта сцена – оскорбление великого Пуччини! Прости их, Джакомо!

Пока бедный Каварадосси на сцене пытается сосредоточиться и продолжает свои трели, я вступаю в игру.

– Постыдитесь и сядьте на место, а не то я вам покажу!

– Что это вы мне покажете? Вы что, угрожаете?

Я быстро перемахиваю через ряд и приближаюсь к противнику. Когда мы изображаем кретинов, нас ничто не удержит. С кошачьей, совсем не свойственной мне легкостью, я пробираюсь к Коррадо и вырастаю перед ним.

– Да, угрожаю. Немедленно прекратите.

– А то что?

В этот момент Каварадосси сбивается, и оркестр замолкает. Теперь герои спектакля – мы. Миссия выполнена.

Настало время пустить в ход пощечины. Мы умело беремся за дело, стараясь не ударить друг друга слишком сильно, хватая противника за одежду. Эффект превосходит все ожидания. Все с тревогой наблюдают, как мы развлекаемся, а мы кричим, что есть мочи. Полный хаос.

– Вы совершенно не воспитаны!

– Беру пример с вас! Я заявлю на вас в полицию!

Слово «полиция» – условный сигнал для Умберто, который прокладывает себе дорогу в толпе, которая нас окружила. Он быстро показывает окружающим свою карточку члена теннисного клуба.

– Полиция, дорогу. Успокойтесь!

– Прекрасно! Я хотел бы заявить на этого человека! Он на меня напал!

– Нет, это я хочу заявить. Он напал первый. Здесь все свидетели, – парирует Коррадо.

Второй акт нашего спектакля – спор по поводу того, кто же ударил первым. Наконец, Коррадо теряет терпение, толкает полицейского, за что его задерживают. Обычно в финале мы видим Коррадо в наручниках, а я следую за полицейским, чтобы написать заявление. Но сегодня наш непревзойденный актер сталкивается с печальным, но предсказуемым фактом: в зале и вправду сидит полицейский. И ему не терпится выйти на сцену. Минуты не проходит, как он разоблачает наш спектакль и надевает наручники всем троим. Вечер чудесным образом заканчивается в полицейском участке. Рано или поздно это должно было случиться. У нас снимают отпечатки пальцев и задают кучу вопросов. Остается непонятным, в каком преступлении нас обвинить. Когда мы рассказывает о своей затее, полицейские только смеются. А вот Умберто грозит реальная опасность, поскольку он выдал себя за слугу закона. Через несколько часов пожилой комиссар, которому уже пора отправляться на пенсию, закрывает на дело глаза и отправляет нас домой. Ирония судьбы: наша самая веселая хохма оказалась последней.

Мы молчим, пока не приходит время прощаться. Наконец, мы крепко обнимаемся все втроем. Слова нам ни к чему.

Один за всех, и все за одного. Один в данном случае я.