Наступил день, которого я так ждал: мужской день. Только мужчины, только Лоренцо и я.

Паола и Ева остаются в гостинице, одна отправляется в спа, другая играть в детский волейбол, а мы с рюкзаками за плечами шагаем в сторону гор. На нас футболки и шорты, в рюкзаках вода и фрукты, а еще крем от загара и полотенца. Мы самые заправские туристы.

– Идти нам около часа, – говорю я, – там мы спустимся к морю в таком месте, которое никто не знает. В скале есть маленькая лестница.

– А ты откуда знаешь?

– Меня привозил сюда твой прадедушка, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас.

– А он откуда знал?

– Когда он служил на флоте, однажды его отправили сюда, и он внимательно осмотрел весь берег.

Я показываю ему в карте Гугл бухту, в которую мы направляемся. Лоренцо, кажется, доволен.

– А там глубоко? – спрашивает он.

Глубина – один из главнейших врагов моего сына.

Я спешу его успокоить.

– Там маленький пляж между скал, до дна ты достанешь.

Кажется, он успокоился. Мы бодро шагаем под раскаленным солнцем. Затем сворачиваем на тропу, что тянется немного под наклоном. Здесь ходят только горные бараны.

– Прошу, будь внимательнее, смотри, куда ставишь ногу, а рукой придерживайся за гору.

Дорогая спускается и часто виляет. На тропе повсюду мелкие камни, что довольно опасно. Можно поскользнуться. Мы идем очень медленно. Иногда я кашляю, но делаю вид, что это от чрезмерного напряжения. Я очень устал, почти выбился из сил.

Вдруг моя память включается, и я неожиданно все вспоминаю. Теперь все наоборот: Лоренцо – это я, а я – дедушка. Лоренцо проворней тогдашнего меня, а может, его ботинки удобнее тех, что были на мне тридцать лет назад.

– Пап, можно тебя кое о чем спросить?

– Да, конечно.

– А кто этот дружище Фриц, о котором вы с мамой так часто говорите? У тебя что, новый друг, я его не знаю?

– Да, ты его не знаешь. Это не слишком хороший человек, и будет лучше, если вы никогда не познакомитесь.

– Тогда почему он твой друг?

– Это просто ирония, примерно, как когда Ева тебе говорит, что ты круглый отличник.

– То есть это неправда?

– Ну, не совсем. Ирония – это скорее шутка. То есть ты хочешь сказать одно, но называешь это иначе. Например, на прошлой неделе, ты помнишь, что я тебе сказал, когда ты сбил мячом картину и сломал раму?

– Ты сказал: «Молодец, поздравляю!»

– Ну вот, я сказал это с иронией.

Лоренцо улыбается. Он все понял.

Я тоже ему улыбаюсь. Жаль, что я нечасто устраивал такие мужские дни. Ужасно жаль.

Море уже совсем рядом. Вот мы и пришли. Я помню этот проход между деревьями, за которыми вот-вот появится прекрасная бухточка.

Некий звук говорит о том, что что-то не так: я слышу гул голосов и какую-то музыку, кажется, радио, ведущие которого заботливо предупреждают итальянцев аккуратно выезжать из города, чтобы не образовывались пробки. Сегодня первая пятница теплого лета. А потом раздается вечнозеленый хит всех времен: «Атлас» – заставка из мультика «Робот-Грендайзер».

И вот, с первыми словами незабываемого детского хита «Он может стать огромной ракетой» мы выходим на райский пляж. Райским он был когда-то. Теперь же на нем тусуется целая орда народа, который привезли сюда на двух лодках, качающихся на волнах в тридцати метрах от берега. Пляжные зонты, шум голосов, запах крема от загара, бикини, бутерброды с моцареллой и помидорами. На пятидесяти метрах скалистого пляжа столько народу, сколько можно встретить в фирменном магазине в дни скидок.

Лоренцо смотрит на меня и выдает:

– Отлично, папа. Прекрасный затерянный пляж.

Идею иронии он уловил лучше некуда. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Мы находим свободный уголок у скалы, где можно положить полотенца и рюкзаки.

– А их не украдут? – спрашивает Лоренцо.

– Мы будем за ними приглядывать. Так, пошли поплаваем.

Я снимаю футболку и зову наследника за собой. Он колеблется, но потом идет к воде.

Я бегу в воду и ныряю. Лоренцо проходит несколько шагов и остается на мелководье, вода доходит ему до пояса. Успокаивающее прикосновение песка к ступням для него все равно, что материнское чрево для плода.

Я подплываю к нему.

– Не хочешь немного покачаться на волнах? Я тебя подержу.

Лоренцо соглашается и поднимает ноги. Я кладу одну руку под голову, а другую под поясницу сына.

– Дыши глубоко. Наше тело – это как дерево. Оно плывет само и не может утонуть.

– Даже если я проглочу двадцать литров воды?

– При чем здесь вода? Если наглотаешься воды, то, конечно, потонешь. Но если ты начнешь погружаться, просто держи рот закрытым, и так ты не наглотаешься.

Лоренцо расслаблен. Он закрывает глаза и отдается на волю волн. Я слегка придерживаю его, но закон Архимеда прекрасно работает и без меня. Постепенно я расслабляю руки. А потом отпускаю. Он не замечает. Я стою рядом, чтобы его подстраховать. Он прекрасно держится на воде, пока не открывает глаза. И вдруг понимает, что мои руки больше не держат его. Лоренцо начинает размахивать руками и искать ногами дно, но течение отнесло нас немного вперед, и до дна не достать.

– Папа! Я тону!

– Спокойно, ты не тонешь. Я рядом с тобой. – Это его успокаивает. – Попробуй подвигать ногами, как будто ты едешь на велосипеде.

Он пробует. Но руки, в панике бьющие по воде, мешают ему сохранять равновесие.

– Хватит, пап! Помоги!

– Чем больше ты расслабишься, тем легче тебе будет плыть. Давай. Ноги велосипедом, руки вытянуть на воде, как будто ты открываешь шторы.

Велосипед, шторы… Уже лучше.

– Давай на берег! Я не могу!

– Можешь! Давай. Крути ногами велосипед, а руками двигай одновременно, как будто ты лягушка.

Наконец-то Лоренцо улавливает ритм. Успокаивается. И плывет.

– Вот видишь, ты можешь!

Он удивленно улыбается.

Ноги, руки, ноги, руки.

Лоренцо уже плывет. А для разных стилей еще настанет время.

Я подплываю к нему и крепко обнимаю. Сын устало повисает в моих объятиях. Я отвожу Лоренцо на несколько метров вперед, где он уже достает до дна.

– Ты показал себя молодцом! – замечаю я.

– Ты сейчас иронизируешь? – спрашивает он, переводя дыхание.

– Нет, я совершенно серьезно.

Мы ложимся на солнце, чтобы обсохнуть. Потом съедаем бутерброды, которые нам сделали в гостинице. Так мы сидим, пока туристы не возвращаются на лодки и солнце не склоняется к горизонту. На пляже полно мусора, вторжение купальщиков уничтожило его красоту. Мы принимаемся собирать мусор. Сгребаем две огромные кучи. Надеюсь, завтра кто-нибудь в этой лодке устыдится и захватит все это с собой.

Мы возвращаемся в гостиницу в темноте. Мы ужасно устали, даже поужинать нет сил.

– Ну, как прошел день? – спрашивает Паола, едва мы остаемся одни.

– Я должен был проводить с ним куда больше времени.

– Я знаю, – горько отвечает моя жена. – Я знаю.