Персидский культ Митры появился в Риме позже всех остальных восточных религий. Он, однако, быстрее всех совершил свое победоносное шествие по всему государству до Рейна и Дуная. Когда римский мир познакомился с Митрой при посредстве побежденных Помпеем киликийских пиратов, Митра был светлым солнечным богом, «прекрасным, как Аполлон, и победоносным, как Арес». Но связь его с богиней плодородия, Анагитой, почитание его в подземельях и склепах и в особенности его роль, как убийцы быка, все это, по-видимому, вскрывает его первоначальную связь с растительными богами. Авеста утверждает, что Митра, был некогда сам быком и в качестве такового был зарезан. Некоторые ученые, как, например, Робертсон, относят к Митре рассказ Павзания о каменном изображении бога, которое кладут на носилки и хоронят и воскресенье которого чествуют. Как ни относиться к этому рассказу, Митра, несомненно, принадлежит по своей природе к числу упомянутых растительных божеств. На одном рельефном изображении представлено его вознесение на небо в тот самый момент, когда солнечный бог принимает его в свою колесницу. Но, по-видимому, в мифе о Митре, как и о вавилонском Мардуке, в тот момент, когда мы знакомимся с ним, смерть и поражение уже почти совершенно вытеснены его победоносной солнечной природой. Поэтому, культ Митры явился кристаллизацией всевозможных семитических и малоазийских учений, обрядов и культов и так сильно повлиял на образование и преобразование языческой, иудейской и христианской религий, что мы вынуждены обращаться к нему при всяком вопросе, касающемся взаимных отношений этих религий.
Митра родился 25 декабря, в день зимнего солнцестояния. Миф утверждает, что он вышел из камня или родился в подземелья. По очень древнему преданию, рождение Иисуса также произошло не в хлеве, а в подземелий. И в том, и в другом случае первыми почитателями чудесного дитяти явились пастухи. И подобно тому, как Митра называется рожденным от камня, так и Христос обозначается, как камень (1 послание к Коринфянам 10, 4). Это прозвище «камень» (Kephas Petrus) получил затем и Симон, главный апостол Христа, которому были присвоены также петух и ключи, атрибуты солнечного бога.
Главным подвигом Митры было умерщвление быка, мифического первобытного существа, из крови которого произошла вся сила земного плодородия. Благодаря этому подвигу Митра слыл создателем всего. А так как это умерщвление быка должно повториться в конце времен и вызвать новое создание мира, то Митра мыслился также как спаситель мира, при посредстве которого должно произойти это воссоздание и воскресение мертвых.
По отношении к другим богам Митра занимает положение посредника. Он «посредник» между Агура-Маздой и человеком, он его победоносный помощник в борьбе с врагом Ангра-Майнью. Как бог войны, он дарует войскам победу; человеку он помогает в борьбе со злыми духами Ангра-Майнью. Если допустить, что представление в роде militia Christi можно проследить уже в Новом Завете и в особенности у Павла, то оно должно быть тесно связано с теми взглядами, которых придерживались почитатели Митры о своем отношении к богу. Среди лиц, посвятивших себя Митре, была известная степень, на которой посвященные носили имя воинов, milites. Также христиане, следуя своему богу, должны были бороться не против плоти крови, а против силы тьмы, против злых духов поднебесья. (Ефес. 6, 10 сл.).
Особенно важно, что Митра перенял также роль персидского Мессии, Сашианта. Рожденный девственницей, он явится в конце времен с далекого востока и освободит мир от тленности и смерти. Он будет называться Астфатерта, превратившееся в плоть божество. Он окончательно поразит Ангра-Майнью, духа злобы, и будет властвовать в грандиозном великолепии над обновленным миром.
Итак, Митра является создателем мира, посредником и спасителем. Уже в иранской религии он помогает душам переходить страшный мост Цинват и, согласно Юлиану, отводит души умерших на тот свет. Там он является судьей, и к его судейскому столу должны приходить все умершие. Все эти представления так же мало согласованы одно с другим, как и в новозаветном учении о Христе.
Наконец, следует еще упомянуть о связи культа Митры с астрологией. Эта связь выражается уже в том, что Митра окружен семью Амеша-Спента, первоначально означавшими семь планет и перешедшими к иудеям в качестве семи архангелов. Еще более обнаруживается эта связь из того, что двенадцать богов — знаков зодиака также принадлежат к двору Митры. Они также постоянно окружают его, как в евангелиях двенадцать апостолов окружают Иисуса.
Служение Митре происходило в подземельях, погребах и склепах. На заднем плане находилось рельефное изображение убийцы быка, в центре горел неугасимый огонь. Посвященные распадались на 7 степеней и называли друг друга братьями, как христиане. Их глава носил имя patfer patrum, отца отцов, как в культе Аттиса. Он мог жениться лишь один раз, как у христиан. В культе Митры были также священные девы и воздерживающиеся, дававшие обет целомудрия.
Тертуллиан называет мистерии в честь Митры, подробностей которых мы, к сожалению, не знаем, таинствами. Они имели не только ритуальное, но и этическое значение и заключались в омовениях, священных трапезах и в помазании лба, которое Тертуллиан сравнивал с христианской конфирмацией.
Но ни теология, ни культ не были причинами выдающегося значения культа Митры. Важнее всего были его дуализм и этическое начало. Дуализм заключался не в противоречии между духом и материей, душой и телом, но в противоречии между светом и тьмой, между добром и злом, истиной и ложью. Здесь были противопоставлены друг другу не бог и мир, а добрый бог Агура-Мазда злому богу Ангра-Майнью. Борьба между этими силами, происходящая одновременно и на земле и на небе, и составляет мировую драму, которая должна окончиться победой добра. Этот дуализм был также движущим мотивом нравственности, которой он непосредственно ставил совершенно практическую цель. По Юлиану, «этика» состояла из определенных «заповедей», которые, к сожалению, нам не известны. Прежде всего она требовала правдивости и была этикой настроения. Чистые мысли, чистые слова, чистые дела. Этический дуализм — общая черта парсизма и христианства. Поэтому парсизм и был лучшим предшественником христианства, подготовившим ему почву, поэтому он был также и его последним и опаснейшим противником.
Если мы еще раз окинем взором длинный ряд описанных нами культов, то среди пестрого многообразия бросится в глаза их единство и связь в главном, может быть объясняющиеся общим происхождением, и во всяком случае, выражающиеся в их взаимном смешении. Для нас, как и для современников, часто даже трудно точно определить, к какому культу первоначально принадлежали дошедшие до нас воззрения и обряды.
Единство восточных религий выражается прежде всего в их противоположности старым государственным религиям греков и римлян. Последние главным образом заботились о благе государства и требовали подчинения отдельной личности целому. Восточные религии равнодушно относились к государству и имели дело с будущим спасением души отдельной личности. Идеал аскета и праведника заступает в них место идеала патриота и народного героя. Так как, по известному выражению Гёте, «все эпохи, находящиеся в процессе падения и разложения, являются субъективными», то часть вины за разложение древнеримского государства возлагали на проникшие в него восточные религии. Но распад уже был на лицо, налицо было и разрушение старой религии философией, когда восточные религии стали приобретать влияние. Они только ускорили процесс разложения.
Они же дали древнему миру — и в этом заключается их значение — положительную замену потерянной религии, предложенная ими вера повышала ценность отдельной личности и расширяла понимание общечеловеческого. Для них имел значение не иудей или грек, не раб или свободный, а только человек. Так подготовляли они почву для религии человечества.
В центре многих, наиболее значительных из этих культов находился образ бога-спасителя, который не властвует спокойно в надзвездном пространстве, подобно высшему богу, «ветхому днями», а, наоборот, тесно связан с человеческой судьбой своим рождением, своими страданиями и смертью. Победоносно восстав из мертвых, он гарантирует и своим почитателям спасение от смерти и вечную жизнь в потустороннем мире. Путем мистического (таинственного) единения с богом в священных обрядах, крещениях и трапезах люди надеялись получить в удел вечное спасение. Единение с божеством заставляло посвященных также собираться в союзы и братства для устройства мистерий и образовывать нового рода общину среди людей: религиозную общину.
Все эти черты имеют немало сходства с учением и мифологией (сказаниями христианства, по крайней мере, с точки зрения тенденции), т. е. линией их развития, и возникает вопрос, в каком же отношении были эти восточные религии с христианской.