Хлеборез прибыл на место ровно в десять ноль-ноль. С одной стороны карьера берег был пологим, — там раньше загорали и купались отдыхающие. А с другой возвышался обрыв метров на пятнадцать, откуда в давние времена в воду прыгали местные смельчаки. Вот туда на холмик и заехал Рома. Сначала из «бумера» вывалились Витя и Леша, а потом уж сам начальник. Троица заметила, как у чахлой березки стоит Томас. Высокий, худощавый, светловолосый. Белая футболка, джинсы, китайские кеды, в ногах — потертый рюкзак. Ни дать, ни взять — вечный студент. На его фоне Рома казался вдвое шире.

Смехов подошел к Томасу. По бокам встали жилистые, высокие братаны... А вокруг никого — только птицы поют, кузнечики стрекочут, стрекозы воздух режут...

— Ну, что, шанхаец, готов? — не подавая руки, спросил Роман. — Очко не жим-жим?

Томас улыбнулся.

— Я не понимаю, чего мне бояться. Деньги привез, на ремонт хватит.

Хлеборез прищурился.

— Э, нет. Не знаю, откуда ты прибыл, но здесь,— Смехов развел руки в стороны, — совсем другие законы. Не товарно-денежные отношения, а наши славянские, доверительные. Мы в Городке друг друга уважаем, относимся с любовью, заботимся. И заметь, совершенно бескорыстно. Деньги в нашем мире — это ещё не всё. Деньги — мусор, а вот уважение... К примеру, был у меня год назад «кадет». Так на том же перекрестке в меня въехал жигуль Кацурбатого. Ты думаешь, я обиделся, начал права качать? Нет. Вышли, спокойно поговорили, он согласился оплатить ремонт — и всё. Претензий не было, мы ж ведь не звери. Ворон ворону.

Роман обнял Томаса за плечо.

— А в твоем случае? Засандалил дважды, расстроил, а потом ещё и врать начал. Местный, мол, с «шанхая». Я понимаю, где-то услышал, что в Городке есть район такой, вернее был, но прокольчик образовался — там никто не живет.

— Что с ним? — спросил Томас.

— Снесли. Так что врешь, паря, не местный ты. Но если хочешь им стать, тогда по адресу. Так и быть, прощу. Видишь, — Рома показал на задок своей машины, — ремонт плевый, но нервов ты мне спалил достаточно. Приговор такой: выполняешь одно мое желание и свободен.

— То есть бабки не катят? И выбора нет? — спросил Томас.

— Приговор обжалованию не подлежит.

— Ты как прокурор, — Тихоня потер кончик носа. — Что ж, согласен. Какое желание?

— Простое, — оживился Роман. — Я в одном фильме видел, как герой в наручниках сиганул с корабля и доплыл до берега. Мы с ребятами, — Хлеборез кивнул налево-направо, — ещё поспорили, что это всё фигня, но Витя бакланит — в армии его и не такое заставляли делать. Но я сомневаюсь. Слишком все просто — кино, что с них взять? Витя прыгать отказался. Говорит, форму потерял и одежду жалко. А я вчера вечерком подумал, а что если на тебе проверить? Прыгнул, выплыл и мы с тобой квиты. Всем хорошо: ты получишь прописку, а у нас с парнями решится давний спор.

— Но если я не умею плавать и утону?

— Значит не судьба, — снова развел руки в стороны Хлеборез.

— Можно отказаться?

Вся троица заулыбалась.

— Тут уж нет, мужик сказал — мужик сделал.

Томас подошел к краю. Вот где было доказательство теории относительности — если смотреть с воды, то обрыв кажется невысоким, ну а сверху — о-го-го! Томас, покачав головой, усмехнулся.

— Ладно, но с одним условием. Когда я вылезу, то на правах местного, — а после прописки я буду местным — делаю тебе сливку также как ты мне на перекрестке.

Рома прищурил глазки. Если Томас хорошо плавает, то ничего сложного в задании нет, а если не умеет? Хлеборез посмотрел на братанов — было видно, что они согласны с таким требованием. В красном углу ринга прыжок с обрыва и почти двухсотметровый заплыв со скованными руками, а в синем — обыкновенная сливка.

Роман засомневался. В его голове вдруг проснулся липкий, противный голосок, который начал нашептывать совсем уж неприятные вещи, мол, обними парня, посмейтесь вместе. «Шанхаец» держится уверенно, с достоинством, и нечего с ним ссориться. Может он в будущем станет твоим другом? Ты ведь прекрасно знаешь, что этот парнишка с насмешливыми и при этом ледяными глазами выплывет, и что тогда? Терпеть унизительную сливку? Даже если он утонет, ты ничего не выиграешь — получается патовая ситуация. Вот что шептал голосок... А ночью все казалось таким веселым. Ведь думал солидолом накормить, нет же, захотелось перчика. Что выбрать? Мир или войну? Рома уже, было, потянулся обнять парня, но рука, как чужая, сама достала из кармана наручники.

— Согласен, — братья свидетели. Теперь твоя очередь, Ихтиандр.

— Может передумаешь?

Хлеборез загнал шепот в дальнюю штольню и ответил зло:

— Ты мне ещё поной.

Томас достал из кармана мобильный телефон и, не глядя, бросил одному из братанов.

— Дай хоть раздеться.

— Обойдешься. В кино прыгали в одежде и кроссовках.

Томас развернулся. Когда ему на запястьях застегнули браслеты и с силой надавили на рычаги обручей, он смотрел на братьев и гаденько улыбался. Роман, ещё раз проверив наручники, хлопнул Тихоню по спине.

— Давай, герой. Вперед.

Чертыхальски не ожидая толчка, покачнулся, но смог устоять на ногах. Обернувшись и не отрывая глаз от Ромы — у Хлебореза от этого взгляда почему-то похолодело за пупком — сделав два широких шага, махнул с обрыва. Секунда и Томас солдатиком вошел в воду. Не успели круги разойтись, как на поверхности показалась голова. «Ихтиандр» лег на спину и, лениво перебирая ногами, медленно поплыл к берегу. Рома с досадой подумал, что в кино актер плыл совершенно другим способом — стелился ужом под водой, выныривая на поверхность только чтобы вдохнуть воздуха.

Вот, зараза. Весь кайф обломал.